Тюрьма для малолеток

При приближении "Офек" выглядит устрашающе, как и любая тюрьма. Неприступные стены, вышки, ряды проволочных заграждений, прожекторы, видеокамеры. Если обойти территорию по периметру, можно обнаружить еще огромных собак, поднимающих при приближении человека оглушительный лай, и предупредительные таблички о том, что фотографировать тюрьму запрещено.

Но вот какой парадокс: для иных подростков, отбывающих срок в одной на весь Израиль тюрьме для несовершеннолетних, это суровое с виду место стало единственным, где они впервые в жизни почувствовали, что вообще кому-то нужны. Те, от кого отказались самые близкие, получают столько внимания от чужих в сущности людей, да еще в форме, от которой они привыкли шарахаться... Каждое утро начинается в тюрьме с обхода камер: командир спрашивает каждого из парней: "Какие у тебя проблемы? Чем я могу помочь?"

Кадры для подростковой тюрьмы готовят на специальных курсах. Тому, кто принимает импульсивные выпады и оскорбления со стороны подростков на свой счет, тут не прижиться. Те же, кто понимают, что подросток, попавший в тюрьму, не доверяет никому, и особенно – человеку в форме, и надо заслужить его доверие, остаются здесь на годы.

- Когда я стал командиром, то первым делом завел себе записную книжку, куда заносил все жалобы и просьбы заключенных, - вспоминает выходец из Белоруссии Эли Краверский, работающий здесь девять лет. Репатриировавшись в 1999-м, он отслужил в танковых войсках и был в числе последних израильских солдат, покидающих Ливан. В настоящее время Эли – командир закрытого отделения. - Конечно, не все просьбы ребят выполнимы, - добавляет Эли. - Это же тюрьма, закрытое место.

...Место, конечно, закрытое, но – особенное. Ведь здесь сидят малолетки. И потому подростки напрямую могут обратиться с просьбой к любому, включая начальника тюрьмы. Никто из работающих в "Офеке" не выстраивает с заключенными искусственных дистанций, понимая, что все же это дети, только заблудшие.

Между прочим, именно в "Офек" попадают те, о ком мы не без внутреннего содрогания узнаем из уголовных хроник: подростки-убийцы, подростки-насильники, подростки-нацисты, подростки-живодеры, подростки, истязавшие стариков... Потому что если судья решил отправить несовершеннолетнего в тюрьму, значит, тот совершил тяжелое преступление, либо признан рецидивистом, не поддающимся никаким иным мерам воспитательного воздействия. Возраст заключенных (их в "Офеке" в настоящее время 240) - 14 до 18 лет. Иные узники по достижении 18-летнего возраста прямиком переводятся отсюда во взрослую тюрьму "Римоним", находящуюся на втором уровне тюремного комплекса "Ха-Шарон".

В "Офеке", как и в любой другой тюрьме, есть закрытое отделение – единственное, куда мне не удалось попасть. На момент моего посещения там находились двенадцать несовершеннолетних: у одних проблемы с психикой, у других нарушения личности, что делает их опасными для самих себя и окружающих. Впрочем, большая часть таких подростков, как мне объяснили, после реабилитации все же переводится в обычное отделение, где, между прочим, можно обнаружить представителей всех общин, живущих в Израиле. Сокамерником "русского" парня может быть уроженец страны, чьи предки репатриировались из Марокко, репатриант из Эфиопии, бедуин – кто угодно. Кстати, в "Офек" попадают и палестинские подростки, совершившие уголовное преступление на территории Израиля.

- Никакого разделения мы не делаем. Для нас все равны. Так же обстоят дела и во взрослой тюрьме. Израильское общество неоднородно, но мы живем в демократическом стране и должны придерживаться некой гармонии и соблюдать права каждого, - подчеркивает Ицхак Ифат, работающий в тюремном управлении более 30 лет, четыре из которых пребывает в должности заместителя начальника тюрьмы "Офек".

- Но ведь, наверняка, между представителями разных общин возникают конфликты, как это происходит и в израильском обществе. Тем более речь идет о проблемных подростках. Как вы поступаете в таких случаях? – спрашиваю я его.

- Если начинаются внутренние конфликты, мы разделяем подростков, направляя в разные отделения, в иных случаях – переводим на время в закрытый изолятор.

- А что касается подростков, которые находятся под арестом, но суд еще не вынес в отношении них своего решения?

- Те, кто задержаны полицией, до решения суда временно находятся в "Офеке", но - отдельно от других заключенных. После решения суда их либо освобождают под домашний арест, либо направляют в специнтернаты или хостели, либо определяют к нам, но уже на постоянный срок.

...Подросткам в тюрьме приходится вставать очень рано – без четверти шесть утра (впрочем, и отбой ранний – восемь вечера). После утренних процедур и завтрака камеры обходят командир, инспектор по делам несовершеннолетних и социальный работник, выясняющие, с какими проблемами заключенные столкнулись в течение истекших суток. В восемь утра подростки из всех отделений, за иключением закрытого, следуют во внутренний дворик и выстраиваются для утренней линейки. В центре забетонированной площадки установлены два флага - бело-голубой израильский и флаг управления тюрем, украшенный соответствующей эмблемой. Здесь отмечаются все знаменательные события, обсуждается тема недели (воровство, отношение к товарищам и т.п.), поздравляют именинников и выносят благодарность особо отличившимся.

После линейки подростки расходятся по классам: с 8.15 до 12 заключенные учатся с небольшим перерывом на второй завтрак – в 10 утра. После учебы – кратковременный отдых, затем звучит сигнал на обед. После обеда начинают работать кружки и секции. Футбол, баскетбол, рисование, репетиции драмкружка, занятия в живом уголке, медитация и так до половины пятого. До восьми остается еще время на уборку камер, общение по телефону с семьей, книги и фильмы. Ровно в восемь камеры закрываются до утра.

...Кстати, "Офек" - единственная тюрьма, внутри которой имеется настоящая школа: отдельный комплекс с учебными классами, оборудованными компьютерами. В штате тюремной школы - 34 учителя, приходящие сюда каждое утро "с воли". Учебная программа разработана в рамках специального проекта министерства просвещения, занятия проходят на трех языках – иврите, русском и амхарском, а аттестат ничем не отличается от аттестата, полученного в обычной школе.

Кроме учебного центра, в тюрьме есть библиотека, спортивный зал, комната искусств и живой уголок. Подростки, которые в силу различных физических и психических нарушений не способны сосредоточиться на учебе, работают на тюремной фабрике, получая сдельную оплату.

Теперь о том, как чувствуют себя подростки, впервые оказавшиеся в тюрьме, как они здесь адаптируются.

Роман, 17 с половиной лет (имя изменено). Репатриировался с родителями в 1994 году. Единственный сын у родителей, которые по прибытии в Израиль развелись. Первое "дело" в полиции на Романа завели в связи с наркотиками, когда ему было 15 лет. Отделался "домашним арестом". Затем были еще два "дела" – за драку и оказание сопротивления полицейскому. Отец регулярно навещает его в тюрьме, мать – пореже, поскольку живет далеко от центра страны.

Роман:

- Когда заходишь сюда первый раз, у тебя, естественно, страх. Ты не знаешь, что тут за люди и как все будет. Постепенно узнаешь, что почем. Хотя, если честно, свободного времени здесь не слишком много, чтобы постоянно думать о таких вещах. Мне дали год, я тут всего два месяца, но скоро должен быть пересуд, так что не исключено, что через полгода я уже выйду. Тут я ни с кем не конфликтую, но и друзей себе не ищу: тюрьма для этого не лучшее место. Кстати, я мог бы в тюрьму и не идти: судья предложил мне выбрать между закрытым специнтернатом и тюрьмой. Я выбрал тюрьму, потому что здесь я должен находиться только год, а в специнтернате – два с половиной, причем на довольно жесткой программе. Здесь условия лучше, чем в специнтернате, а кроме того, я просто хочу поскорее закончить все это... До тюрьмы подрабатывал грузчиком, теперь хочу сдать на права, купить тачку и в будущем открыть свою фирму по перевозкам.

Он же, чуть позже: - Мне кажется, во взрослой тюрьме спокойнее. Во всяком случае мне отец так рассказывал: он тоже сидел, но потом его полностью оправдали. И его друзья, отсидевшие в прошлом, говорили, что во взрослой тюрьме никто не делает глупостей на пустом месте. А тут у нас одни малолетки, многие вообще не знают, чего хотят, и все конфликты происходят из-за сущей ерунды. Например, разборки могут начаться даже из-за фразы: "Мне не нравится, как ты на меня посмотрел!"

Сергей, 17 лет (имя изменено), репатриировался в 1996-м году в трехлетнем возрасте с родителями и двумя старшими братьями, которые в настоящее время уже отслужили в армии и работают. Сергей с 12 лет начал употреблять наркотики, участвовал в драках, благодаря чему на него завели несколько дел. Два с половиной года назад был осужден на трехлетний срок за нападение на человека, которого пытался ограбить на улице. Пострадавший получил увечье. Сергея арестовали на шестой день после нападения.

Сергей:
- Я в семье самый младший, наверное, меня больше баловали... начал делать глупости. Сейчас я, конечно, поумнел....Первое время у меня здесь были конфликты с другими из-за всяких мелочей... До драк, правда, не доходило: только ругань. Сейчас со всеми нормальные отношения. Со мной в камере сидит парень из Марокко, мы ладим. Хочу сдать здесь экзамены на аттестат зрелости. Через полгода освобождаюсь и сразу начинаю работать: мне уже подыскали место официанта. Первое время поживу с родителями. Заработаю денег и уйду на съемную квартиру.

- Что бы вы хотели пожелать своим сверстникам? – спрашиваю я напоследок Романа и Сергея.

Роман, подумав и тщательно подбирая слова: - ...что в тюрьму попадать очень НЕВЫГОДНО, и прежде, чем решиться на какой-то шаг, надо хорошенько подумать...

Сергей, улыбнувшись, выпаливает: - ...чтобы не занимались всякой фигней и помнили, что из-за какой-нибудь глупости могут испортить себе жизнь и сесть на 25 лет.

...Подростка, впервые попавшего в "Офек", начинают сразу опекать. Социальные работники тестируют новичков, выявляя тех, кто может повредить себе, или другим – за ними в первое время устаналивается круглосуточное наблюдение с помощью видеокамер. Если адаптационный период проходит спокойно, новичка переводят на общий режим и прикрепляют к нему старшего по возрасту заключенного из группы поддержки.

Вслед за Эли Краверским я поднимаюсь на этаж, где содержатся заключенные, которые попадают сюда по решению специальной тюремной комиссии. Впервые попав в "Офек", они всего боятся, чувствуют себя очень неуверенно и даже плачут. Их навещают заключенные из группы поддержки, которые объясняют им существующие порядки. Через некоторое время новичков переводят в обычное отделение.

...Мы заходим в камеру, где находятся два парня. Ави (имя изменено) осужден за убийство, совершенное им в 14 лет. Ему дали 22 года, шесть лет он уже отсидел. Ави начинал отбывать свой срок в "Офеке", а когда ему исполнилось 18 лет, его перевели во взрослую тюрьму. Сейчас Ави входит в группу поддержки новоприбывших заключенных, этим и объясняется его сегодняшний визит в "Офек". Его подопечный Ури (имя изменено) в тюрьме всего два месяца: осужден за ограбление.

- Судья не спешит сразу определить в тюрьму подростка, на которого не раз заводились "дела" в полиции, - объясняет командир закрытого отделения Эли Краверский, - это происходит лишь в самом крайнем случае. К сожалению, те, кто освободились, нередко возвращаются сюда снова. Казалось бы: мы дали парню все, чтобы он, выйдя из тюрьмы, смог начать новую жизнь. Но он оказывается после освобождения в своем районе, где его встречаются старые дружки. Или в семье, где и до него в тюрьме уже все перебывали... Если бы семья была нормальной, или он жил в другом районе, возможно, все сложилось бы иначе, а тут...Конечно, существует много разных программ для освобождающихся из тюрьмы: бывшим заключенным стараются подыскать работу, или направить на учебу, но не всегда и не для всех это срабатывает.

...Между прочим, подростки, склонные к агрессии, очень любят посещать тюремный живой уголок, где полно всякой живности – от змей до коз и голубей. Есть даже одна шиншилла.

- Многие ребята признаются, что когда начинают гладить животных, это помогает им успокоиться, - объясняет Мира Нахшон, работающая в системе тюрем девять лет и возглавляющая в последние полтора года учебный центр тюрьмы. – Кстати, мы используем живой уголок для того, чтобы поговорить с подростками о жизненно-важных вещах. Наблюдая за поведением животных, мы проводим ассоциации между их поведением и поведением людей и предлагаем заключенным подумать над вопросами: "Когда я выбираю роль змеи, нападающей на мышей, которые меня слабее? Что я чувствую в роли мыши, когда меня атакует змея? Для чего мне в роли черепахи нужен панцирь - это мой дом, или моя защита от врагов? Когда я вынужден прятаться от всех под панцырь и почему? Когда мне хочется пожить, как одинокому волку, а когда я не могу обойтись без сородичей? Почему временами меня тянет превратиться в крысу и жить в канализации?" и так далее.

...Естественно, меня интересует вопрос: оставила ли большая алия из стран СНГ ощутимый след в тюрьме для несовершеннолетних? И вот что мне отвечают сотрудники тюрьмы: влияние, конечно, ощущается. Среди заключенных довольно много "русских" подростков. С одной стороны, их отличает то, что они привыкли доказывать свою правоту кулаками. С другой – то, что хорошо учатся, охотно сотрудничают с тюремными специалистами и адекватно все оценивают.

Командир закрытого отделения Эли Краверский отмечает, что выходцы из бывшего Союза все же держатся особняком, предпочитают выходить на прогулку только со "своими".

...Выше я обронила фразу, что для иных подростков, отбывающих срок в тюрьме "Офек", это место стало единственным, где они впервые в жизни почувствовали, что вообще кому-то нужны. Теперь поясню – с помощью сотрудницы тюрьмы, Керен Маор (в дословном переводе ее должность звучит так – "офицер по воспитанию"), что конкретно имелось в виду.

Керен заводит меня в просторную комнату, которая напоминает обычную домашнюю гостиную: здесь есть кресла, картины, музыкальный центр. Тут же – небольшая кухня.

- Мы постарались обустроить здесь все таким образом, чтобы у ребят возникало ощущение дома, - говорит Керен. – Здесь дважды в неделю проходят групповые встречи заключенных с их родителями. Для представителей каждой общины – на их языке. Специалисты помогают родителям и детям восстанавливать утраченные связи: для некоторых семей это становится настоящим откровением. Во всяком случае, мне не раз приходилось слышать от родителей, что только сейчас они понимают, насколько плохо, оказывается, знали и понимали своего ребенка, зато теперь вместе обсуждают планы на будущее. Иным мамам приходится терять рабочий день, выходить из дома в шесть утра, чтобы тремя автобусами добираться сюда к назначенному времени. Для меня самые волнующие моменты, это когда у парня, осужденного за серьезное преступление, при виде матери на лице появляется детская улыбка.

...Кстати, новое здание тюрьмы для подростков появилось всего шесть лет назад. До этого несовершеннолетних преступников содержали в отдельном блоке взрослой тюрьмы. В настоящее время в штате тюрьмы "Офек" - 110 человек (есть даже свой раввин). Кроме того сюда ежедневно приходят на работу учителя, а так же студенты и добровольцы, участвующие в процессе реабилитации заключенных.

Эли Краверский заводит меня в небольшой зал, который по сути представляет собой маленький камерный театр: здесь есть сцена, задник, занавес...

- Последний наш спектакль с участием отбывающих срок подростков назывался "Мама не знает", - рассказывает Эли. - На премьере было полторы тысячи человек. Мы пригласили родителей, учителей, психологов, работников прокуратуры, адвокатов, судей. Ребята по сути играли истории из своей жизни. Спектакль имел большой успех, мы его потом показывали еще в зале "Гейхаль ха-тарбут" Бат-Яма, что, кстати, было непросто, учитывая положение артистов, которые должны были находиться на сцене без охраны и наручников. Но ничего, справились...

Спрашиваю Эли, почему он решил работать именно в тюремной системе, а не в полиции, например.

- После армии я решил, что буду работать в полиции, или тюрьме. Начал проходить тесты и там, и там. Из управления тюрем ответ пришел раньше. Так я здесь оказался и до сих пор ни разу об этом не пожалел, - отвечает Эли. – Конечно, работать здесь непросто. Я вырос в нормативной семье - мама учитель, папа врач, и вдруг оказываюсь в месте, где вижу заключенных, резавших себе вены, оскорбляющих взрослых безо всякого повода и затевающих драку с другими подростками из-за случайно оброненного слова или косого взгляда. Это совершенно иной мир, живущий по своим законам. Когда к нам поступают подростки, совершившие групповые изнасилования, они боятся расправы, при том, что в газетах не печатают их лиц. Но слухи ведь распространяются очень быстро, а по тюремным понятиям насильник – это хуже убийцы. И мы обязаны их поддержать и уберечь от расправы.

Мне запомнился один парень, - продолжает Эли после небольшой паузы, - который очень изменился за те два года, что провел у нас в тюрьме. Вначале он был очень агрессивный, даже пытался кого-то порезать. После работы в группах поддержки стал другим. Мы были уверены, что с ним уже все в порядке, и вдруг через месяц снова возвращается сюда, еще через две недели ему исполняется 18 и его переводят во взрослую тюрьму. "Как же так? Почему? – спрашиваю я его, - Ты же собирался завязать с прошлым!" А он мне отвечает: "Не всегда получается так, как ты хочешь. Я ведь после тюрьмы вернулся не в Рамат-Авив, или Герцлию-Питуах, а в свой южный Тель-Авив, где полно наркоманов. Друзья попросили меня кому-то что-то передать, а как я мог им отказать? Мне мама с папой так не помогали, как они, когда я сидел в тюрьме: передавали деньги, чтобы я мог себе что-то купить в кантине. Короче, я согласился и снова попался. Такова жизнь".

Выслушав его, я подумал: в тюрьме созданы все условия для реабилитации – тут и психологи, и социальные работники, и группы поддержки - но в конечном итоге, ведь подросткам потом надо выживать в реальном мире. Пока они здесь, мы можем им помочь, а что будет потом?