Они играли, но гневной была игра. День третий

   -Хорошо, что пришла. Никуда не уходи, я поговорю с тобой позже, - кинул мне на ходу милорд, когда на следующее утро я доползла до его кабинета. Как и предполагалось, у меня болело все тело, и очень хотелось денек отлежаться дома. Однако мне надо было давать развернутый отчет милорду о смерти синьора Игнацио, а теперь к этому прибавился еще и сэр Родрик. С самого момента пробуждения я надеялась, что с ним ничего страшного не произошло. Однако тон, которым меня встретил милорд Ирдман, не предполагал ничего хорошего. Я ушла в свой кабинетик и предалась раздумьям, не имеющим никакого отношения к тому, о чем меня просил думать милорд. Например, я подумала, что милорд заставляет меня ждать, чтобы я занервничала, но это были глупые мысли. Еще я с сожалением вспоминала ту еду, что стояла на столе Родрика, и к которой я почти не притронулась. Лучше бы мне было просто наслаждаться жизнью, а не отплясывать ради непонятной цели. С другой стороны, и вечер сложился бы тогда для меня иначе. И, кстати, нет никаких гарантий того, что с Родриком не произошло бы того, что произошло. Но случилось бы это в моих объятиях и в довольно пикантной ситуации. Я слышала, что такие случаи бывали. Я только-только начала обдумывать, что скажу Ирдману, как он сам вызвал меня.
   -Проклятие над тобой какое-то, не иначе, - проговорил милорд Ирдман после моего поклона.
   -Почему? – удивилась я.
   -Как почему? К кому бы я тебя не послал, с теми что-то случается. Синьор Игнацио умер, дядя Родрик заболел.
   -О! как он себя чувствует?
   -Не слишком хорошо. Ему приходится лежать.
   -Он, наверное, в ярости.
   -По словам его врача, даже это ему вредно.
   Я не выдержала и усмехнулась.
   -А на счет проклятия вы не правы. Логичнее предположить, что оно лежит на вас.
   -Это почему же? – с язвительной угрозой спросил милорд.
   -Ну, как? Синьор Игнацио был ваш друг, а сэр Родрик – ваш дядя.
   -Может, мне наслать тебя на моих врагов? – с мрачной усмешкой предположил милорд Ирдман.
   -Как вам угодно.
   -Но это позже, а сейчас мне угодно услышать, что произошло.
   -Ничего необычного, - легкомысленно, но не переходя границ приличия, заявила я. – Я привела музыкантов. Сэр Родрик встретил нас радушно. У него уже сидели синьор Френдо и синьор Раймонд с Границы. Они играли в карты и пировали. Я не принимала участие в разговорах, а танцевала. Когда я устала, то сэр Родрик начал рассказывать синьору Раймонду какие-то свои истории. Синьор Френдо к этому времени уже откланялся. Мне было скучновато, но гость был заинтересован. Он, вообще, слушал вашего дядю с неприличным вниманием, и кого вам стоило бы расспросить, так это его.
   -Расспрошу, не беспокойся. Продолжай.
   -В конце концов, оба, изрядно выпив, поспорили. Синьор Раймонд нагрубил сэру Родрику. Он сравнил его с тупым горным троллем, если вам интересны подробности. Сэр Родрик вскипел. Он вскочил и стал возмущаться. Тут у него из носа хлынула кровь. Я оставила синьора Раймонда с ним, а сама побежала звать кого-нибудь. Прибежали доктор и домашние. Вот, в общем, и все.
   -Я слышал, что вы загадочно исчезли из замка? Вас искали, но не нашли.
   Я пожала плечами.
   -Синьор Раймонд потащил меня к выходу. Он посчитал, что пора уходить, а я не стала с ним спорить. Мы какое-то время проплутали по замку, потом выбрались наружу.
   Ирдман недоверчиво покачал головой.
   -Вам повезло.
   -Не забывайте, милорд, мы были прилично пьяны, а пьяным часто везет.
   Милорд Ирдман наградил меня тяжелым взглядом.
   -Хорошо, Джиллиан. Сегодня я хочу, чтобы ты занялась доставкой писем. Условия те же: никто не должен видеть тебя, письма должны просто возникнуть рядом с адресатами. Ты должна подождать, пока письмо откроют, и пронаблюдать за реакцией.
   Я сдержала вздох. Это всегда было очень трудной работой, и много раз я была уверена, что провалюсь. Но пока мне везло. Милорд Ирдман пододвинул ко мне стопку писем. Я взяла их.
    -Увиденное, как обычно, опиши в отчете. Я люблю читать твои описания, они захватывающи, как роман, хотя речь идет о людях, мне знакомых, - милорд подсластил пилюлю.
   -Это все? – без особого вдохновения спросила я.
   -Когда закончишь, можешь делать, что хочешь.
   -Слушаюсь, милорд.
   Я резво выскочила из его кабинета, пока он не вспомнил о синьоре Игнацио. Хотя что-то говорило мне, что он и не забывал, просто решил пока не спрашивать меня об этом. А если он надеялся, что я забуду свою ложь, то напрасно. Не на ту напал.
   С первыми двумя письмами проблем не возникло, но с третьим я застряла надолго. Я сидела, сжавшись и уменьшившись до размера комочка пыли за потолочной балкой, боясь пошевелиться и вздохнуть лишний раз. Хозяин и адресат по совместительству вошел в свою спальню, когда я пыталась положить письмо у его подушки. Спрятаться я успела, а удобно устроить письмо – нет, и оно соскользнуло на пол. Я видела, как оно лежит почти под кроватью. Адресат уселся на кровать и стал массировать ноги. Если бы он сидел с той стороны, где я пыталась положить письмо, он бы его заметил, но, нет, он предпочел ложиться с другой стороны. Закончив со своими ногами, он взял книжку и лег. Я подумала, что первая идея, положить письмо в книгу, была удачней. Теперь мне осталось сидеть и ждать, когда он либо уйдет, либо уснет. Я постаралась устроиться поудобнее, не спуская, однако, с него глаз.
   Он просто лежал и читал, и мои мысли вернулись к прежним темам, а точнее к оценкам произошедшего накануне. И даже не совсем к оценкам. В моей голове всю ночь вертелись песни Леама, и некоторые строчки из них меня задели. Например, его слова, о том, сколько он врал, сколько обещал того, чего не мог и не хотел выполнить. На счет обещаний, да, я могла припомнить парочку невыполненных за то время, что мы были вместе. А вот его ложь… Сколько я не пыталась поймать его на этом, у меня ничего не получалось, и как ни крути, выходило, что он почти всегда говорил мне правду. А вот я ему – нет, даже по мелочам. Я врала, что мне нравится песня, когда она мне не нравилась и наоборот. Даже не помню сейчас, почему вела себя таким образом. Я врала, что была у дяди, когда всю ночь проводила в игорном доме, ну и врала, что больше не играю. И, как человек, по уши увязший в собственной лжи, я пыталась обвинить его в том же. Безуспешно.
   Мой адресат мученически вздохнул и, положив книгу на колени, уставился в потолок. Я тут же выбросила из головы Леама. Подумав, а может, дав глазам отдохнуть, адресат продолжил чтение. У меня на глаза навернулись слезы. Если книжка окажется интересной, или ему надо прочитать ее как можно быстрее, я застряла тут надолго. Я с тоской смотрела на валяющееся письмо и думала, что мне сделать такого, чтобы форсировать события. Несколько безумных планов прокрутилось в моей голове прежде, чем этот мужик все-таки лег на бок, отложил книгу и накрылся с головой одеялом. Я подождала немного, до тех пор, пока он не засопел громче и отчетливее. Я спустилась спиной к стене и откатилась под его кровать. Я была настолько крошечной, что письмо показалось мне просто огромным. Похоже, такой маленькой я не была с раннего детства, когда мама учила меня менять физическую форму. К моему удивлению, пыли под кроватью почти не было. Я схватилась за конверт и потащила его на другую сторону кровати. Дотащив его, я остановилась и прислушалась. Где-то тихо скреблись крысы. Меня передернуло, только встречи с ними сейчас и не хватало. Хотя, я слышала, что многие профессиональные воры устраивают тайники в крысиных переходах. Мол, ни один нормальный человек не сунется.
   Я сменила форму и тактику. Тихонько, чтобы не издавать лишних звуков, я обвилась тонкой веткой вокруг ножки кровати. Закрепившись и слившись с ее окраской, я вырастила пару усиков. Одним из них я подцепила проклятое письмо, и снова стараясь не шуметь, начала расти, подтягивая его вверх. Я выросла уже выше грядушки и взглянула на адресата. Он продолжал спать, накрывшись одеялом с головой.  Усиком я подняла письмо как можно выше и со всей силой ткнула им этого соню. Он нервно дернулся и всхрапнул, а я резко свернулась в клубок на грядушке. Письмо лежало прямо на нем, и, когда он зашевелился, я испугалась, что он снова уронит его. Так и произошло. Он повернулся на спину, и письмо съехало на пол, но произошло это уже на его глазах. Он вскочил и поднял его. Какое-то время разглядывал конверт. Я стала забираться выше, цепляясь усиками за ткань драпировки. Когда мой обзор улучшился, я замерла. Адресат кончил разглядывать конверт, и начал мотать головой, оглядывая комнату. Себе за спину, кстати, он так и не посмотрел. Наконец, он распечатал письмо. Прочитал. Пару минут пялился на стену перед собой, потом перечитал. Затем с гневным криком отправил письмо в стену, а сам рухнул на кровать, снова накрывшись одеялом, будто пытаясь отгородиться ото всего мира. Вот и вся реакция, и как мне это в роман преобразовывать? Обливаясь потом, я тихонько дотянулась до потолка и ушла, как и пришла, через него.
   Можно было перекусить и сделать перерыв. Я даже чувствовала в этом насущную необходимость. Еще я чувствовала необходимость в том, чтобы претвориться, хотя бы перед самой собой, что совершенно свободна и никому не обязана отчетом. Я имею в виду, что, по логике, должна была бегло перекусить и вернуться к оставшимся шести письмам, но вместо этого я отправилась в рыночный район, как человек, который может позволить себе долгую и бесполезную прогулку. Я нашла знакомую лавку и знакомого мастера, хотя соседние цветные навесы почти скрыли вывеску. Внутри я долго и со вкусом выбирала цитру. Остановилась на той, которой, кажется, у Леама еще не было. Она была чуть больше, чем обычно, и покрыта красивым темным лаком. Насколько я могла судить, звук тоже слегка отличался, но был приятным и довольно глубоким. Я расплатилась и вышла из лавки. Я была счастлива покупкой, и просто шла мимо лавочек, неся цитру в руках и широко улыбаясь. Проходя мимо лотков, торгующих пирожками, я вспомнила, что голодна и купила целую корзинку. Это хорошая сторона моей работы на Ирдмана – не надо задумываться о каждодневных тратах.
   Я шагала по рыночной улочке, неся цитру в одной руке и корзинку пирожков в другой. Вокруг меня шла торговля чем попало, от еды до слуг-полудемонов. Где-то вдали, или просто в соседнем переулке, играли уличные музыканты. Я видела странные бледные лица гадателей, сидящих на разноцветных коврах под темно-сиреневыми тентами, со спиц который свешивались, звеня, серебряные амулеты. Рядом с одним из них я даже остановилась, но не для гадания, а чтобы полюбоваться на его большого пушистого серого кота, который сидел рядом с хозяином и являл собой зрелище куда более внушительное. Я разглядывала старые и новые цветные вывески. Когда мне это надоело, я подняла голову выше, к нависающим над улицей вторым этажам, завешенным разноцветными флагами и просто тряпками, а потом еще выше - к крышам домов. Почти все они были остроконечные и покрыты разноцветной черепицей, от оранжевой до темно-синей. Я видела множество труб и чердачных окошек. Из одного открытого даже вылетели бабочки, а может просто цветные бумажки. Тито уж точно сумел бы превратить их в бабочек. Ох, снова Тито… И тут парочка, шедшая впереди меня, остановилась, чтобы поцеловаться. Мне стало обидно и очень завидно. Даже захотелось «случайно» задеть их цитрой. Уж очень давно я не оказывалась на их месте. Я нашла магазинчик с настойками и, перенюхав несколько, остановилась на некоем успокаивающем настое. Моя буйная реакция на ни в чем неповинную парочку подтвердила то, что успокоительная настойка мне не помешает. Правда, жидкость эта была почему-то кроваво-красного цвета, а он не успокаивал, а возбуждал. Но, ничего, попробуем – узнаем. Я решила сначала поесть, а потом занести цитру.
   Сидя на разрушенной крепостной стене недалеко от рыночного квартала, я ела пирожки. Крошки теста доставались воробьям, а кусочки начинки – стрекозам-дракончикам. И те, и другие нетерпеливо кружили вокруг меня. Солнце, выглянувшее из какой-то трещины между мирами, ласково пригревало. Растения вокруг меня жадно впитывали этот свет. Кажется, они даже вздыхали от удовольствия. С одной стороны старой стены открывался однообразный, но умиротворяющий вид. Поля, прорезанные живыми изгородями и просто черными канавами, уходили в бесконечность и относились, скорее всего, к разным мирам, уж очень различался цвет травы на разных участках. Иногда оттенки ровно перетекали один в другой, иногда наоборот, были контрастны друг другу. Сама стена, то пропадая в густых зарослях, то возникая снова, шла до самого побережья и дальше вглубь моря. Довольно далеко от берега она поднималась над водой в виде полуразрушенной башни, похожей на сломанный зуб. По серой глади моря скользили парусники. С такого расстояния я могла разглядеть только их разноцветные паруса, мечущиеся по капризному велению ветра (или хозяев?) из стороны в сторону без малейшего смысла. Они тоже напоминали цветные бумажки. Я задумчиво следила то за зеленым парусом, то за красным и мысленно сравнивала два рассказа об одном и том же.
   Отличий было не так уж и много, и все они касались племянников Нилуса. Синьор Игнацио сказал, хотя сам услышал эту историю из вторых рук, что они нахамили сэру Родрику, и тот взбесился. Сам же сэр Родрик заявил, что они вызвались платить кровью вместо дяди добровольно. Что, в прочем, не исключает возможной грубой формы их высказываний. Но Родрик мог сам спровоцировать их на грубость. Хоть он и утверждал, что терпел общество Нилуса, но я была уверена, что он упомянул своего брата как минимум раз двадцать. Я знала, что права, потому что угадала же я, предположив, что сэр Родрик тут же начал собирать вокруг себя людей, как только Нилус переступил порог его дома. В общем, вопрос с сыновьями Сигрид остается открытым. Помимо прочего меня все сильнее и сильнее начала занимать роль милорда Ирдмана и его младшего брата во всей этой истории. А что делали они? Родрик ни словом не обмолвился об этом.
   «Сама не знаю, зачем я взялась копать эту историю и поднимать мертвецов из их могил». Я рассмеялась, потому что сама же и ответила на свой вопрос. Один раз подняв мертвеца, не так уж легко отправить его обратно. Я вызвала леди Хильду, и теперь ее голос нашептывал мне продолжать, пока события той ночи не выстроятся в ровную цепочку, и вопросов больше не останется. Однако если моей целью является только знание, то целью леди Хильды является, несомненно, месть. Это же любимое развлечение всего семейства, и сэр Родрик тому доказательство. В обоих смыслах. Он же сам говорил, что беспомощность – страшная мука, и теперь прикован к постели. Я усмехнулась. Именно шутки леди Хильды в сочетании с моей природной скрытностью не позволяли мне вести расспросы в открытую. Оставалось только следовать путями запутанными и призрачными. Я вздохнула и поднялась. Ветер, дувший в лицо, почему-то напомнил о работе, и остатки легкомысленности покинули меня. Грустно. Я взяла цитру и аккуратно спрыгнула со стены. Идти мне было прилично.
   Башню, в которой жил Леам было видно издалека. Странное в своей бессмысленной рыцарственности строение из серо-синего камня. Окошки были только в верхней части башни, некоторые даже с маленькими карнизами и цветочными горшками. Цветы там не росли, а вот количество окурков увеличивалось с каждым годом. Впрочем, едва ли Леам нуждался в цветах, ведь весь его двор заполонил цветущий без перерыва шиповник. Он даже начал карабкаться вверх по стене башни и оплел заборчик. Все вокруг буквально плавало в его запахе. Я толкнула скрипящую калитку, цветки на ней качнулись. Хорошо хоть дорожка к подножию лестницы была расчищена и утрамбована. Сама лестница вела по спирали вокруг внешней стены башни к входной двери, располагавшейся на самом верху. Я вздохнула и начала подниматься. Через пятьдесят девять ступенек на меня накинулся ветер, хотя во дворе всегда было спокойно и безветренно. Ветер привычно попытался столкнуть меня с лестницы, но я крепче прижималась к стене и старалась тверже держать цитру. Ветер изо всех сил пытался ударить ее о стену, и она жалобно гудела. Я вспомнила, что хотя лестница была достаточно широка для двоих, я всегда предпочитала идти за Леамом и жаться к стенке. А ведь были времена, когда мы с ним останавливались на этой лестнице, чтобы поцеловаться или полюбоваться окрестностями.
   Я шла и считала ступеньки, как и тогда, когда уходила от Леама в последний раз. Насчитав сто девяносто восемь (вообще-то их было сто девяносто девять, просто одна совсем развалилась), я постучалась в деревянную дверь, а затем зазвонила в дверной колокольчик. Открыли не сразу, и я ждала на площадке, оставленная на забаву ветру, который выдирал из рук цитру, трепал мою прическу и свистел в сережках, сделанных специально, чтобы давать ему голос. Они и назывались «песня ветра».
   Наконец, Леам открыл дверь. Он был гол по пояс и в руках держал книгу. Из комнат позади него доносились голоса, и тянуло застарелым табачным дымом.
   -Занят?
   -Нет, читаю. Заходи.
   -Я просто занесла цитру, - сказала я, и не думая переступать порог.
   -Ого! Проходи же!
   -…и деньги ребятам, - я достала коробочку из сумки.
   -Да входи же, что на ветру торчать? – Леам схватил меня за руку и, втянув в комнату, захлопнул за моей спиной дверь. Шум ветра тут же стих. Я поставила коробочку с моими сбережениями на табуретку, а Леам все же соизволил взять у меня из рук цитру.
   -Спасибо, - Леам нагнулся и театрально чмокнул меня в щеку.
   -Это тебе спасибо. От твоего «проклятья менестреля» кровь из Родрика текла, как из короля в этой песне.
   -Мда. Его, правда, удар хватил? Проходи, расскажешь.
   -Пойду я лучше, пожалуй, - я повернулась к двери.
   -Куда? Здесь еды навалом, в кои-то веки. А на счет Родрика… - Леам не обратил внимания на мое желание уйти, а щелкнул зажигалкой и раскурил сигарету. Я остановилась, держась за ручку двери, нервно ожидая, что он скажет дальше. – То у меня есть друг, который остался без руки после вечеринки у Родрика.
   Я облилась потом.
   -Это как?
   Леам, привалившись плечом к стене, задумчиво смотрел на меня и курил. На мой вопрос он ответил, рубанув ребром ладони одной руки по локтевому сгибу другой, видимо показывая, какой части руки лишился его приятель.
   -Знаешь, угости меня сигаретой.
   Леам с улыбкой выпрямился:
   -Конечно.
   Он направился в комнату, откуда доносились голоса, но я вовремя успела подхватить его и увести на кухню. Свидетели нашего разговора мне были ни к чему. Леам сел на стул, а босые ноги положил на одну из табуреток. Я скромно устроилась на второй. Он непонятно откуда достал вторую сигарету, раскурил от первой и отдал мне. Я автоматически затянулась.
   -Так что случилось с твоим другом? И ты именно из-за этого не хотел иметь дела с Родриком?
   Леам медленно кивнул, продолжая смотреть на меня.
   -Совершенно верно, совершенно верно. Лютер рассказывал мне, что началось все с громкого спора и через пару минут Родрик уже рубил его друга. Сразу после этого к драке присоединились его люди и стали расправляться с оставшимися гостями.
   Он закинул голову и выпустил струю дыма.
   -Когда же они вышли из замка Родрика, то свадебный кортеж превратился в похоронный. Кто мог идти - шел сам, а раненных и убитых везли в повозках.
   От слов о свадебном кортеже меня снова бросило в пот. Я настроилась выслушать очередную историю о гневных проделках Родрика, но никак не ту историю, что занимала меня сейчас.
   -Когда это было? Не так давно?
   -Как тебе сказать… до моего отъезда.
   -Понятно. А при чем тут свадебный кортеж? – я все же решила уточнить детали.
   -Лютер сопровождал тогда своего друга и господина, а его дядя только женился на какой-то родственнице Родрика.
   -Вот как, - протянула я. Желание скрыть свой интерес боролось во мне с желанием услышать все из уст человека, не связанного кровным родством с главными действующими лицами. В конце концов, Леам тоже никак не пересекался с теми людьми, чьего интереса я опасалась, поэтому я решила в кое-то веки сыграть в открытую:
   -Познакомишь меня с Лютером?
   Леам удивленно посмотрел на меня.
   -Могу и познакомить, но зачем тебе? Ты же знаешь о Родрике гораздо больше, чем мы оба вместе взятые.
   -Копаю я под него, вот зачем, - мрачно огрызнулась я. Леам поморщился.
   -Дурь все это. Ты знаешь, как я отношусь к таким людям, власти и политике. Не лезла бы ты в это болото, а то живой не вылезешь.
   -А я молча копаю. Так что твое путешествие?
   Я решила сменить тему, и Леам охотно переключился на рассказы о своих похождениях. Я рассеянно слушала и разглядывала его ноги. Меня всегда удивляло, что при довольно грубых руках у него были тонкие и аристократические ступни. Одна нога была перевязана.
   -А что с ногой? – перебила я его.
   Леам рассмеялся.
   -Как что? Да то же самое! Сломал я ее. И представляешь, в том же месте, что и раньше!
   Я покачала головой.
   -А отплясывал ты вчера неплохо…
   -Ну да, зато сегодня в бинтах плясать придется.
   Он помолчал немного, затем, вспомнив, на чем остановился, продолжил свою историю. Теперь, слушая его, я глядела в окно. Из него открывался отличный, но немного печальный вид на какое-то из побережий. Мне снова померещились цветные паруса. В одной из соседних комнат кто-то наигрывал незамысловатый мотивчик на харди-гарди. Мама рассказывала, что мой отец явился с моря и ушел в море. Леам тоже любит делать так. Интересно, сколько женщин ждали его в разных мирах, если учесть его страсть к путешествиям?
   -Слушай, Леам, а ты иногда возвращаешься в те места, где тебя может кто-нибудь ждать?
   Он задумчиво покачал головой.
   -Не всегда. Иногда хочется вернуться, но останавливает то, что возврата по настоящему уже нет. А иногда я просто не могу найти дорогу и плутаю по каким-то странным тропкам, пока совсем не забываю, куда шел. Особенно это часто происходит со мной, когда я путешествую по суше, в море мне как-то легче найти нужное место.
   Теперь я удивленно посмотрела на него.
   -Да? А мне всегда казалось, что все обстоит наоборот. Но это кому как?
   -Ну да. Если я думаю, что меня кто-то ждет, я пишу ему письма.
   -Чего? – я совсем обалдела. – С птицами пересылаешь или с драконами?
   -С бутылками, - ухмыльнулся Леам. – Их вокруг всегда достаточно. Кстати, ты не одного не получила?
   -Нет, а ты писал?
   -Писал, и не один раз. Кучу бумаги перевел, а ответа так и не дождался.
   -Фигово почта работает, - усмехнулась я, а сама задумалась, не получила ли я действительно какое-нибудь письмо. Но нет, ни снов, ни случайных мыслей о нем у меня не было. Я даже не знала, что Леам уехал, пока он сам, уже вернувшись, не рассказал мне об этом.
   -Не, ничего я не получила, - запоздало повторила я. – А интересные письма?
   -Не помню уже. Ночью писал, а утром упаковывал в бутылку и бросал в воду, не перечитывая.
   Я подумала, что мне надо чаще гулять по побережью. К тому же разговор о почте напомнил мне о невыполненных обязанностях. Вот бы закатать весь этот бумажный хлам милорда в бутылку и выбросить в море, или за Грань. Я вздохнула и поднялась.
   -Пойду я.
   -А еще посидеть? Ты даже на мою новую татуировку не взглянула…
   -Не могу. Работы по горло.
   -А что за работа?
    -Тебя это не касается, - мягко огрызнулась я и, вспомнив одну мелочь, спросила:
   -А ты знаком с Раймондом?
   Леам, шедший за мной к двери, усмехнулся и, судя по звуку, почесал голову.
   -Он приехал с Границы и ошивался вокруг нас незадолго до того, как я уехал. Мы разговаривали пару раз и все.
   -Ты на редкость вовремя уехал путешествовать, не правда ли?
   -Сам поражаюсь. И теперь ты говоришь, что этот Раймонд – глава охраны Дома Тито?
   -Да…
   -Тито сбежал на Границу, видимо, Раймонд помог ему…
   -Леам, знаю я эту историю.
   -Да? Тогда рассказывай. Я-то ее не знаю. Я в это время болтался где-то между небом и волнами.
   -Потом, все потом. Не забудь про Лютера. Я зайду на днях. Пока, пока, - я чмокнула Леама и выскочила на пронизывающий ветер, зная, что если не уйду сейчас, проторчу у него со всеми разговорами до полуночи.
   Я начала спускаться вниз, цепляясь за стену. Неудивительно, что Леам предпочитает ночевать где-нибудь в другом месте, когда пьян или от усталости плохо держится на ногах. В принципе, внутри башни существует Путь, и он вдвое сокращает подъем по лестнице, но я не слишком дружу с этими Путями, в отличие от того же Тито. Он вообще предпочитает пользоваться только ими, чтобы срезать дорогу. Прогулки с ним напоминают гонку на хорошей скорости, когда подробности окружающего мира сливаются в расплывчатое пятно. Я всегда предпочитала более степенный ритм и скорее выбрала бы длинную, но твердую дорогу, чем безумные скачки по Путям.
   Продравшись сквозь шиповник и выйдя, наконец, за пределы владений Леама, я достала письма и посмотрела, кто у меня на очереди. Один из адресатов жил относительно недалеко, и я решила пройтись по ущелью лиц. Настроение соответствовало его черно-синим камням и жутким лицам, возникающим в камне.
   Над ущельем клубился туман. Я спустилась с насыпи и вошла в ровные стены ущелья, оглядываясь по сторонам. Сквозь царящий сумрак начали проглядывать лица. Сначала на них не было выражения, затем оно появилось, отталкивающее и злобное. По мере продвижения по ущелью лиц вокруг становилось все больше. Потом к лицам добавились плечи, затем руки, затем возникли и тела. Фигуры, словно обезьяны, следовали за мной резкими прыжками, все более обретая объем. Вдруг над моей головой раздалось шипение. Одна из фигур материализовалась окончательно и теперь злобно шипела на меня. Я просто взглянула на нее и прошла мимо. Мне эти существа не могли причинить никакого вреда. Я не знаю, почему, но они боялись меня и никогда не нападали. А вот кому-нибудь другому они могли доставить массу неприятностей, и даже убить. Я слышала, что они нападают на путников и высасывают из них кровь, поэтому через ущелье почти никто не ходит, во всяком случае, в одиночку. Я же гуляла здесь довольно часто, и сейчас шла, ничего не опасаясь и даже не готовя заклинаний для защиты. Фигур становилось все больше, они скакали за мной, толкались и шипели. Я никогда не могла разобрать, каменные они или сотканы из тумана. И почему на одних нападают, а других сторонятся. Подул прохладный ветер, и я поняла, что выход близко.
   Ущелье резко закончилось, и мне открылся тот пейзаж, что я видела из окна Леама. Очередное туманное море, почему-то заставившее меня вспомнить о вечных проклятиях. Возможно, где-то там болтается «между небом и волнами», как выразился Леам, мой отец. Рваный залив, каких много в этих местах, где часто находят обломки странных кораблей, и деревянных и не деревянных. Если бы я была свободна, то пошла бы искать бутылки с письмами, а так мне самой придется поработать бутылкой. Как бы не разбили.
   Я очень надеялась, что особых проблем не возникнет. И даже, когда моего адресата подкарауливали разбойники с одной стороны дороги, и я, сидящая в старом заколоченном доме, - с другой стороны дороги, я все же надеялась, что все разрешится само собой, и мне не надо будет вмешиваться. Хватит и того, что пришлось пугать разбойников. К моему облегчению, они пропустили моего адресата, потому что при нем было несколько слуг. Я довела этот кортеж до дома и прошла вслед за ними, став прозрачной, как стекло. Это была рискованная затея, но мне всерьез захотелось поиграть в бутылочную почту. По счастью в доме было сумрачно, и я просто тихо шагала рядом, позволяя всей окружающей обстановке просвечивать сквозь меня. Я не всегда понимала, зачем милорд поручает доставлять эти письма таким странным способом, возможно, это моральная атака, а возможно, я замечаю и описываю что-то, что ему может пригодиться, но он слишком скрытен, чтобы просто спросить. Как я.
   Адресат сел за обеденный стол. Я стояла совсем рядом с ним. До меня доносились чарующие запахи еды. Когда его жена вышла из столовой, чтобы отдать какие-то приказания слугам, я сделал так, чтобы письмо, адресованное ему, пролезло под дверь, громко шурша. Адресат оторвался от тарелки, встал и поднял его. Он не оглядывался по сторонам и не озирался в страхе, а просто вернулся к столу. Я подумала, что он все же засек меня, и подошла ближе. Этот человек разорвал конверт и бегло прочитал письмо. Признаюсь, я видела различные реакции, но такого искреннего и громкого смеха еще не слышала. Ирдман прислал ему какой-то пикантный анекдот?  Если так, то милорд просто издевается надо мной. Под громкий смех адресата в столовую вошла его жена.
   -Смотри! – он сунул ей письмо. Женщина прочитала его и провела рукой по лбу, будто смахивая пот.
   -Обошлось…
   -А я что тебе говорил, - ее муж вскочил, чуть не налетев на меня. Я сочла это знаком, что мне пора уходить и ушла, оставив этих двоих праздновать неизвестно что. Выйдя из их дома, я хлопнула в ладоши. Раздался мелодичный звон, и по моему телу прошла приятная вибрация. Похоже, что в этой физической форме танцевать будет приятно и красиво. Только надо немного изменить фактуру. Прячась, я была совершенно прозрачной, и свет проходил сквозь меня без преломлений. Для танца же будет лучше, чтобы я слегка отражала его.
   Последнее письмо я подложила под стакан с виски в качестве подставки. Адресат лениво прочитал его и, засунув в рукав, вернулся к разговору со своим собутыльником. Я же устроилась в том же кабаке и, заказав пиво, села писать свой доклад. Благо большинство описаний успела продумать, пока ожидала подходящего момента для передачи писем, и теперь мне осталось просто все записать. И запечатать. И, желательно, выбросить.