Емельян Пугачёв и донские казаки

(Историческая статья)

После двух сокрушительных поражений под Казанью, Емельян Пугачёв с остатками своей армии переправился на правый берег Волги. Начался третий, завершающий этап крестьянской войны 1773 – 1775 гг.
Сразу же перед повстанцами встал вопрос: куда идти дальше? Ближайшие соратники Пугачёва из числа яицких казаков предлагали предпринять поход на Москву. «Ваше величество! Помилуйте, долго ли нам так странствовать и проливать человеческую кровь! Время вам итти в Москву и принять престол!» – говорили они, как показывал на следствии сподвижник Пугачёва Иван Творогов.
Но сил для наступления на первопрестольную не было. Пугачёв лишился отборной башкирской конницы, оставшейся на левом берегу Волги вместе со своим предводителем, талантливым полководцем Салаватом Юлаевым. Попали в плен к карателям многие видные пугачёвские атаманы и полковники. И наконец, самая главная утрата – это горнозаводские рабочие Урала, снабжавшие повстанцев артиллерией, боезапасом и опытными канонирами. Поход на Москву в подобных условиях неминуемо завершался бы поражением.
И Емельян Иванович решает двинуться вниз по Волге до Царицына, а затем, овладев городом, – на Дон. В случае успеха, донские казаки могли бы составить ядро его новой армии. Если нет – с Дона легко можно было уйти на Кубань, по примеру булавинского атамана Игната Некрасова.
Кстати, ещё в самом начале восстания Пугачёв имел намерение увести яицких казаков на Кубань к некрасовцам. Так, на допросах в Симбирске в начала октября 1774 года он показал, что «не иначе принял сие высокое звание (императора Петра III. – П.Б.), как под сим названием возмутя яицких казаков с ними и с раскольниками итти некрасовским путём; но будучи заведён успехами и обстоятельствами, простирал далее своё злодейство».
Продвигаясь по правобережью Волги к Царицыну, Пугачёв, конечно, не тешил себя иллюзиями, что Донское казачье войско, наверняка примет его, как до этого приняло Яицкое. На Дону многие знали липового императора Петра III. В станице Зимовейской, по приказу Екатерины II, сожгли курень Пугачёва; арестовали его жену и троих детей.
Всё это не могло не насторожить Донское казачество. И в то же время оно сочувственно относилось к крестьянской войне, неохотно шло в карательные отряды. Особенно неспокойно было на среднем Дону и по его притокам: Хопру, Бузулуку, Медведице. Так, старшина Поздеев, исколесив дюжину верхнедонских станиц, набрал казаков в «ополчение» против Пугачёва только для одного полка. Старшина Кульбаков в станице Етеревской, что на реке Медведице, обнаружил всего лишь 30 боеспособных казаков; в то время как в повстанческих отрядах, по свидетельству походного атамана А. Луковкина, впоследствии насчитывалось более 300 казаков этой станицы. А старшина М. Греков в хоперских станицах вообще не смог никого собрать. Карательные отряды на Дону были с горем пополам сформированы лишь тогда, когда главная армия Пугачёва уже подходила к границам области Войска Донского.
Настроения донского казачества в то смутное время отразились и в донском фольклоре. Вот как выражает своё отношение к Пугачёву лирический герой одной донской казачьей песни:

Ну, и я-то, младец, донской малолеточек,
Ой я не стану ловить, не стану его губить,
Ой, да не стану губить,
Пускай бьётся за нас казак Амельянушка,
Пускай бьётся казак за нужду народную.

Большинство донских казаков было склонно к нейтралитету, но многие подумывали о присоединении к повстанцам. При подходе армии Пугачёва в начале августа 1774 года к городу Петровску на её сторону перешла первая партия донских казаков в 60 человек.
Емельян Иванович очень тепло встретил своих земляков. Все они получили жалованье – по 12 рублей на человека, а сотник Иван Мелехов и, произведённый Пугачёвым в есаулы, хорунжий Усть-Медведицкой станицы Степан Калабродов были награждены позолоченными медалями. Под Саратовом к Пугачёву присоединилось ещё 80 донских казаков.
Неспокойно было и в других подразделениях правительственных войск. 15 августа 1774 года калмыцкий князь А. Дундуков доносил царицынскому коменданту Цыплетеву о ненадёжности донских казаков, находившихся в его команде и о бегстве некоторых в армию Пугачёва.
Казаки станицы Филоновской посылали своего гонца казака Ястребова в стан мятежников с целью выяснить, верно ли Пугачёв – истинный государь Пётр Фёдорович III.
Большую надежду возлагал Емельян Пугачёв на своих земляков. Не доходя до Царицына, он приказал своему секретарю Алексею Дубровскому написать именной указ к донским казакам, который начинался так:
«Божиею милостию, мы, Пётр Третий, император и самодержец Всероссийский и прочая, и прочая, и прочая...
Вы уже довольно и обстоятельно знаете, что под скипетр и корону нашу почти уже вся Россия добропорядочным образом по прежней своей присяге склонилась. Сверх того, несколько Донского и Волского войска оказывают к службе нашей, вo искоренение противников, разорителей и возмутителей империи – дворян, ревность и усердие и получили себе свободную вольность и нашу монаршую милость и награждением древнего святых отец предания, крестом и молитвою, головами и бородами.
Того ради, как мы есть всемилостивейший монарх и попечитель обо всех верноподданных рабах, желаем преклонить в единственное верноподданство всех и вас и видеть доказательство к службе нашей ревности от вас...»
В пределы Области Войска Донского было направлено четыре повстанческих отряда. Первый должен был, пройдя все медведицкие станицы, повернуть вверх по Дону; второй, следуя за первым отрядом, и далее вниз по Дону – двигаться на соединение с главной армией Пугачёва; третий – по бузулукским станицам до Хопра и последний – вниз по хопёрским станицам. Основская цель - поднять на восстание донское казачество. Но планам этим не суждено было сбыться.
Правительство сделало всё возможное, чтобы не допустить распространения мятежа в Донской области. Дон был буквально наводнён регулярными войсками. После заключения 10 июля 1774 года Кючук-Кайнарджийского мирного договора с Турцией в Область Войска Донского были направлены дополнительные полки с театра военных действий.
Кроме того, пытаясь задобрить казаков, Екатерина II послала на Дон много хлеба, чтобы смягчить тяжёлые последствия неурожайного года. Неблагоприятную роль сыграли и перешедшие на сторону Пугачёва кочевые калмыки, грабившие иногда донские станицы. Укрепились слухи о самозванстве Петра III. Многие донские казаки, побывавшие в его лагере, признали в нём своего земляка Емельку Пугачёва. Так, казак Максим Усачёв на допросе в Донской войсковой канцелярии, рассказывая о своём пребывании в пугачёвской армии, сообщал, что «видел... начальника всей толпы известного злодея Пугачёва, потому что он, Усачёв, его, Пугачёва, до сего, по соседству их Есауловской с Зимовейскою станицею (в коей он, злодей, имел жительство), довольно знает». Узнали некоторые донские казаки Пугачёва и под Царицыном, когда он, переодевшись в простое казачье платье, ездил к ним на переговоры. А один, по свидетельству очевидцев, даже крикнул ему с городского вала: «Емельян Иванович, здорово!».
Несмотря на то, что восстание уже явно агонизировало, Пугачёву удалось, по пути к Царицыну, одержать крупную победу над правительственными войсками на реке Мечётной. В плен к повстанцам попал полковник Кутейников, его полк был наголову разбит, а 400 донских казаков во главе с хорунжими Крапивиным и Терентьевым перешли на сторону Пугачёва. Крапивин стал полковником пугачёвской армии.
Большие надежды связывал Емельян Иванович с взятием крупного стратегического центра – города Царицына. Бывшие в его войске волжские казаки предупреждали, что город сильно укреплён и взять его почти невозможно, на что Пугачёв, по словам очевидцев событий, отвечал: «...царь Иван Васильевич под Казанью 7 лет стоял, а у меня в 3 часа пеплом покрылась. Да, господа, полно, что нам в Царицыне делать? Пройдём его и пойдём на Дон, а с Дону пройдём мы в Москву...»
Взять Царицын Пугачёву не удалось. По свидетельству ближайшего его соратника, будущего предателя Ивана Творогова, под городом к ним присоединилось до 1000 донских казаков. Но многие, узнав Пугачёва, в первую же ночь покинули его лагерь.
Вскоре Пугачёв был разбит около завода купца Сальникова отрядом полковника Михельсона и с остатками своего войска бежал за Волгу. Было с ним и несколько донских казаков, в том числе казак Клецкой станицы Ефрем Крапивин. Впоследствии, полковник В. Греков, донося донскому атаману С. Сулину о поимке нескольких казаков, перешедших на сторону Пугачёва под Царицыным, писал: «...полка моего хорунжий Ефрем Крапивин... по бытности в той изменнической толпе Пугачёва избран был полковником, принятии им от него денежного жалованья 20 рублёв и прочего, уже по разбитии их мерзкой толпы, который да и прочие в то время от него на баталии против нас он был, и бежал. И оному прошу по оказавшемуся за ним изменническим причинностям ничему не верить. Из товарищей же их полку моего сотник Старогригорьевской станицы Зеновей Кащеев и хорунжий Кременской станицы Андрей Чичалов главнокомандующим нами приговорены повешать...»
Потерпели поражение и повстанческие отряды, посланные Пугачёвым в пределы Области Войска Донского. Рядовое казачество было настроено к ним лояльно. Во многих верхнемедведицких станицах пугачёвцев встречали с хлебом, солью и знамёнами. Некоторые донцы садились на коней и присоединялись к повстанцам. Крестьянин Никита Шаевский на допросе в Воронежской губернской канцелярии свидетельствовал, что в их отряде, действовавшем на реке Иловле, насчитывалось до 100 донских казаков.
Однако, оказавшись оторванными от основной армии Пугачёва, отряды повстанцев не могли долго сопротивляться правительственным войскам. После ожесточённого сражения у станиц Етеревской и Малодельской, они были разгромлены и покинули пределы Донской Области.
Правительство жестоко расправилось с участниками крестьянской войны. Волна репрессий прокатилась и по Тихому Дону. Станица Зимовейская, где родился Е.И. Пугачёв, была перенесена на новое место и переименована в Потёмкинскую. В 1775 году, по приказу Екатерины II, на Дону был упразднён казачий Круг.
Но никакие репрессии не могли вытравить из памяти народной имя легендарного вождя крестьянской войны. Свидетельство тому – фольклор.

Емельян ты наш, родный батюшка!
На кого ты нас покинул.
Красное солнышко закатилось...
Как остались мы, сироты горемычны,
Некому за нас заступиться,
Крещу думушку за нас раздумать, –

пели на Руси, оплакивая Пугачёва.


1989 г.