Срочный вызов

     1.
       Рабочий день близился к концу. Оставалось чуть больше часа. Южный зимний день тоже завершался. Пространство по ту сторону окна кабинета делилось надвое: слева где-то уже рядом находились сумерки, но словно боясь войти в холодный мелкий дождь, непрерывно сыпавший с самого раннего утра, они выжидали со своим появлением. Справа надвигалась темная рваная туча, поглощая собою и заунывный дождь, и редкие светлые полоски завершающегося дня, кое-как вырывающиеся из густой чернильной сырости. Местами достигая окна, туча растекалась по стеклу грязной вязкой массой.
       - Вот и все, - подумал Тимофей Павлович, - совсем добралась.
       Какая-то еще неосознанная тревога помимо его воли проникла снаружи в его кабинет и начала медленно сжимать и, как ему показалось, даже искривлять окружающее пространство. Вдруг зазвонил внутренний. Тимофей Павлович невольно от неожиданности вздрогнул, но трубку снял медленно и глухо произнес:
       - Вологодцев.
       - Слушай, Вологодцев, сейчас только звонил Иван Андреевич из...- трубка что-то неразборчиво прохрипела голосом главного инженера, - срочно хочет тебя видеть.
       - Кто-кто? - откашлявшись, быстро переспросил Тимофей Павлович. - Какой Иван Андреевич? Из...- Он посмотрел на потолок своего небольшого кабинетика.
       - Да, да! Он самый! - перебил главный, словно телепатически перехватил взгляд своего собеседника. - Собирайся побыстрей!
       Немного помолчав, озабоченно добавил:
       - Машина у меня куда-то уехала некстати. Накажу я этого Васю. Совсем разболтался парень: уже в рабочее время начал калымить. Вот рас... разгильдяй! - быстро поправился главный.
       - Но я... - начал было Тимофей Павлович, - да у нас с ним шапочное знакомство, - наконец твердо выпалил он. - Не понимаю, зачем...
       - Да на месте там и разберешься! - закричал в трубку главный. - Разберешься! - для большей убедительности опять прокричал он. - Да давай поскорей! В таких инстанциях ждать не привыкли! Беги мигом в бухгалтерию! Там тебе уже выписали талоны на такси! Ровно через двадцать минут ты должен быть у него! Комната 121! Синчер Иван Андреевич! Все запомнил?
       - Запомнил, - в полной растерянности буркнул Тимофей Павлович. Потом медленно положил трубку и нехотя как бы заторопился в бухгалтерию.
       - Зачем я ему понадобился? - тревожно недоумевал он, - медленно поднимаясь по лестнице, машинально шагая через одну ступеньку. - Зачем?
       Ему было неудобно встречаться с Синчером не только потому, что тот работал "наверху" и получалось, что разговор с Синчером будет происходить через голову его, Тимофея Павловича, непосредственного начальства. А начальству, как известно, такое положение вещей всегда не по душе, если говорить слишком упрощенно. Неудобство было связано и с чисто личными мотивами. Лет десять тому, когда Тимофей Павлович работал зав. отделом в одном министерстве, к нему неожиданно заявился его бывший однокашник по университету Валера Ярмурин с каким-то незнакомым парнем. Тимофей Павлович обрадовался Валере: не встречались много лет. Как водится в таких случаях, разговорились "за жизнь". Спутник Валеры все время скромно молчал, давая возможность, видимо, всласть повспоминать прошлое. Наконец, Валера приступил к разговору, ради которого он, собственно, и разыскал Тимофея Павловича. Оказывается, Валера пришел к нему вести переговоры о переходе на повышение: спутнику Валеры там, "наверху", поручили организовать подразделение, связанное с планированием внедрения вычислительной техники в Республике. Он набирал себе кадры. В качестве одной из кандидатур ему посоветовали Тимофея Павловича. Тимофей Павлович тогда сразу наотрез отказался, даже не поинтересовавшись, на какую работу его приглашают: было неудобно оставлять место, где он работал всего около года и где ему просто нравилась его работа. О власти и о деньгах в те неправдоподобные времена такие, как Тимофей Павлович, просто не думали. Ничего, кроме работы, любимой и полезной обществу работы им и в голову не приходило! На том и разошлись. Спустя несколько лет Тимофей Павлович был назначен руководителем организации другого министерства и ему по долгу службы приходилось бывать "в инстанциях". Каково же было его удивление, когда однажды он узнал в руководителе одной из таких "инстанций" того самого парня, с которым приходил к нему Валера Ярмурин. Это был Синчер. Так уж случилось, что за все время директорствования Тимофея Павловича, ему ни разу не пришлось лично столкнуться с Синчером. Тот был вечно вне кабинета, куда Тимофей Павлович заходил к своему куратору. Хотя Синчер и Тимофей Павлович заочно знали друг друга и не раз разговаривали по телефону. Синчер тогда сам напомнил ему об их давнем знакомстве, не намекая совсем об их неудавшейся в то время деловой встрече, доброжелательно вспоминая некоторые смешные эпизоды их разговора, передал привет от Валеры, с которым Синчер до повышения вместе работал, а теперь вот живет в одном доме. На том тогда разговор и закончился.
       И вот этот срочный вызов. Тимофей Павлович, работал вновь в должности зав. отделом и уже начинал забывать "инстанции" с их мягкими дорогими коврами и тревожной тишиной коридоров, с их сверхвежливым обращением, после которого быстро знакомишься с валидолом. Сегодня, почти вот сейчас ему вновь предстояло соприкоснуться с тем, о чем он даже не хотел вспоминать.
       Еще два обстоятельства расстроили Тимофея Павловича. На работу он всегда ходил в строгом костюме. Галстук был непременным атрибутом его одежды. Сегодня же, как на грех, он явился на работу, сам не понимая почему, в какой-то легкомысленной куртке, без галстука и в старых брюках. Весь день он чувствовал себя не в своей тарелке, ему было стыдно перед своими сотрудниками, а под вечер на тебе! Вызвали! И куда! Как он теперь в таком виде там появится? От таких мыслей у Тимофея Павловича начало болеть под левой лопаткой. Да к тому же именно сегодня ему приспичило купить в обеденный перерыв в соседнем магазине сладкие сырки. Жена просила. Ну как он попрется туда с этими сырками? "Ну, Тимка, - подумал он о себе, - попал ты, как кур в ощип!"
       Получив талоны, Тимофей Павлович одеваясь на ходу, поспешил к выходу. В кармане его полупальто камнем болтались как попало завернутые в жесткую бумагу для распечатки данных сырки, и он втайне надеялся, что в столь короткий срок, отпущенный ему главным инженером, не удастся поймать никакого такси. Но, как всегда, ему не повезло: едва выбежав во двор, он увидел подъезжающую легковушку. Ту самую, которую потерял главный. И совсем расстроился. Но вдруг его осенило: да они же должны ехать мимо его дома к Синчеру!
       - Вася! - крикнул Тимофей Павлович, замахав руками навстречу приближавшейся машине. - Вася, стой! Разворачивайся! Кое-куда поедем! Главный приказал! Давай побыстрей, - уже спокойнее сказал он, садясь в машину, - надо заехать еще ко мне домой.
      
       2.
      
       К зданию с колоннами они с Васей подъехали, когда до назначенной встречи оставалась ровно одна минута. А надо было еще добежать до центрального входа по широкой правительственной лестнице, попасть в вестибюль и пройти "через милиционера", что было не таким уж простым делом за такое короткое время. К тому же многие посетители этого огромного белокаменного гиганта уже сплошным потоком хлынули из него, как из чрева сказочного исполина. Надо было еще успеть обязательно оставить в раздевалке свою верхнюю одежду, не забыть после этого тщательно привести в порядок свою прическу, костюм, галстук, обувь. Тимофей Павлович до поступления в университет три года служил в армии и до сих пор не разучился распоряжаться секундами. Не обращая внимания на недоуменные взгляды встречных, он стремглав несся вверх по широкой белокаменной лестнице, ведущей к центральному входу в здание, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, отчего его полноватая небольшая фигурка очень походила на скачущий вверх кем-то с силой пущенный мяч. Перед входом в здание Тимофей Павлович остановился, вновь обрел свою солидность и степенно прошел мимо милиционера в полупустой вестибюль. У раздевалки (надо же!) неожиданно столкнулся с руководителем министерства, в котором перед этим работал и который тогда был его непосредственным начальником. Тот шел одеваться. Холодно поздоровались.
       - Черт знает что! - раздраженно подумал Тимофей Павлович. - Тут как на Дерибасовской в Одессе: кого только ни встретишь!
       Он быстренько привел себя в порядок и начал искать 121-й кабинет. Он оказался почти рядом с раздевалкой.
       - Хорошо, что их перевели на первый этаж, - с облегчением подумал Тимофей Павлович. - Не то сейчас бы совсем некстати пришлось бежать бы, как раньше, на четвертый.
       Тимофей Павлович облегченно вздохнул и постучал в отделанную светлокоричневым блестящим шпоном легкую дверь. Открыл. В комнате сидело четверо сотрудников. У стола одного из них сидел хмурый посетитель. Никого из присутствующих Тимофей Павлович не знал. Все были новые. Синчера не было.
       - Товарищ Вологодцев? - полуутвердительно-полувопросительно произнес сотрудник, перед которым сидел посетитель.
       - Да, я. А Иван Андреевич?..
       - Он просил вас подождать немного. Срочно вызвал зам. - ответил тот. - Посидите пока вот за его столом.
       - Ну что вы! - засмущался Тимофей Павлович, - неудобно как-то! Я посижу, если не возражаете, вот за этим. - Он сел за свободный стол, стоящий рядом со столом Синчера. Пока Тимофей Павлович сидел в ожидании, в комнате никто из сотрудников даже головы не поднял и не взглянул в его сторону. Все продолжали заниматься своими делами.
       - Вышколенные! - усмехнулся про себя Тимофей Павлович.
       Тимофей Павлович немного нервничал. Во-первых, он никак не мог определить, по какому вопросу он так срочно понадобился Синчеру. Во-вторых, не знал, как себя с ним вести при встрече. За то время, что они не виделись, Синчер закрепился "наверху", а он, Тимофей Павлович, сильно и больно упал вниз. Лучше бы они вовсе не были знакомы!
       На удивление все прошло довольно просто: Синчер вошел в комнату, увидал Тимофея Павловича, заулыбался и, подавая руку, сказал:
       - Извини, что заставил тебя ждать. Мы, наверно, лет пять не виделись?
       - Десять почти, - хотел поправить Тимофей Павлович, но напряженно согласно кивнул головой и подтвердил: - что-то около того.
       - Ну, пойдем немного побродим по коридору и поговорим, - Синчер мягко взял Тимофея Павловича за локоть. - Не будем здесь всем мешать.
       И направился к двери. Тимофей Павлович последовал за ним. По коридору они медленно и молча прошли шагов десять. Видимо, Синчер думал, с чего начать.
       - Ну, как тебе работается на новом месте? - наконец спросил он.
       - Ничего, спасибо, - автоматически, внутренне собираясь, ответил Тимофей Павлович и замолчал. Поошли еще шагов десять.
       - Ты не догадываешься, почему я тебя пригласил? - снова мягко заговорил Синчер. - Или ты уже в курсе?
       - Ни в каком я не в курсе! Говорите же наконец! - не выдержал Тимофей Павлович. - А то не знаю, что и подумать! Какие у меня могут быть дела в вашем ведомстве? Я давно отошел от всего такого!
       - Письмо писал?
       - Какое еще письмо? - Тимофей Павлович оторопело смотрел на Синчера. - Куда?
       - Туда! - Синчер большим пальцем правой руки показал вверх.
       - Не писал я никакого письма! - Тимофей Павлович непонимающе уставился на Синчера. - Не писал!
       - Ну как же не писал? - Синчер повидимому не ожидал такого ответа и оттого даже немного покраснел. - В Москву об АСУ писал? Не помнишь?
       - В Москву об АСУ? А... Вон в чем дело! Писал, конечно. А при чем тут ваше ведомство? Да это и было-то когда! Я уже и забыл про письмо-то!
       - Чего ж так?
       - А того ж, - в том ему ответил Тимофей Павлович, - что я ответа и не ожидал. Не должны были мне отвечать. Я делился мыслями.
       - А все помнишь, о чем писал?
       - В деталях уже может и не все, но суть помню.
       - Расскажи, пожалуйста, о сути. И вообще, что тебя сподвигло на это?
       - Как это сподвигло? Вы что не знаете, какой болезнью мы все болеем? - Тимофея Павловича начало одолевать раздражение. - Вот уже пятнадцать лет работаю в этой сфере и никакого результата!
       - Так только это и толкнуло?
       - А вам этого недостаточно? Хотя, впрочем, это только поводом послужило. Знаете ведь, как наш брат мыкается с этими АСУ. Заказчики с нами что хотят, то и делают. Не выполняют правительственных постановлений. Многие вообще бы от АСУ отказались, да нельзя. Накажут. Вот они и измываются. Кому же охота свои внутренности выворачивать наружу! Тут даже маленького кладовщика не заставишь подключиться к АСУ: все его "дела" сразу выплывут наружу. А руководители вроде бы как и "за", но по сути заодно с кладовщиком. Мол, не трогай его, у него и так тяжелая работа, а ты тут со своей вычислительной техникой. Только мешаешь. А сами через такой склад кормятся!
       - Погоди, погоди! - Синчер перебил Тимофея Павловича. - Вот я пережил уже четырех своих начальников, работая здесь. И ни при одном не смог осуществить свой проект, который у меня пылится в столе уже шесть лет. Не добился! А в этом проекте более крупные проблемы решаются, чем, я думаю, в твоем письме! Но я же не пишу туда. Жду...
       - А чего ждать? Я ждать больше не могу! - Тимофей Павлович остановился и резко повернулся к Синчеру. - Доработался чуть ли не до пенсии и никаких сдвигов в этой области не вижу! Что за система! Кто-то должен сказать об этом вслух?
       - Ну, ты хватил! Во-первых, не трогай систему. Надорвешься! Во-вторых, тебе до пенсии еще, как медному котелку. За это время, я думаю, многое изменится. А потом. Почему ты говоришь, что никаких сдвигов? Все эти годы мы накапливали опыт, факты. Если бы этих лет не было, мы бы сегодня, может, и не видели бы, что вся эта система нуждается в переустройстве. Разве не так?
       - Да все так! - Тимофей Павлович махнул рукой, давая понять, что ему все об этом давно известно и не об этом у него болит душа. - Пора уже от разговоров к делу переходить! Мы же деньги зря едим и немалые!
       - Да, денег уходит многовато, - согласился Синчер. - Счет идет на десятки миллионов.
       - Вот, вот! - обрадовался Тимофей Павлович. - И об этом я писал! Показал резервы экономии, попросил обратить внимание на эти вопросы.
       - Но ты же нового-то ничего не написал! Мы здесь все знаем об этом. И там, я уверен, знают не меньше нашего.
       - Знать-то вы знаете, да делать ничего не делаете! - Тимофей Павлович начал задираться. - Да и не сделаете! Проблема эта - общегосударственная! Вон, например, поставщики: как слали оптовым базам десятки лет сопроводительные документы на товар как лично художественно оформленные, так и сегодня продолжают слать. На некоторых их них разве что стихов не хватает! Да и то только потому, что составители таких документов не владеют азбукой стиха. Не то бы мы все стали свидетелями "фактурной" поэзии. В этом деле на уровне страны царит полнейший произвол и никто никакой ответственности не несет!
       - Ну, это только одна из проблем. И она, кстати, решается, хотя и медленно. Не так ли? - Синчер посмотрел, останавливаясь, на Тимофея Павловича.
       - Решается-то она решается. Да не так быстро и кардинально, как хотелось бы. Впечатление, что она и не решается. Двадцать лет, насколько мне известно, тянется эта канитель!
       - Ну, хорошо, - перебил Синчер, - я вижу, ты вошел во вкус. О чем же конкретно ты написал в письме?
       - Конкретно? Пожалуйте вам конкретно. Пожалуйста...
       Они еще долго ходили с Синчером по давно опустевшему коридору и говорили, говорили, говорили. Полупальто и пыжиковая шапка Тимофея Павловича сиротливо одни висели в пустой раздевалке. Наконец оба остановились перед дверью в 121-й кабинет.
       - Я все жду, что ты спросишь, почему именно я разговариваю с тобой о твоем письме в Москву. Ты ведь его писал как гражданин страны?
       - Ну, это слишком громко сказано! - покраснел Тимофей Павлович.
       - В письме ты не указывал, где работаешь?
       - Нет. Я дал только свой домашний адрес.
       - Дело в том,- продолжал Синчер, - что ты имел намерение обратить внимание на проблему. И не более. Не так ли?
       - Ну... - помрачнел Тимофей Павлович, чуя что-то недоброе.
       - А там посчитали, что это народная жалоба и вернули письмо нашим соседям.
       При этом Синчер кивком головы показал, где находятся их соседи. Тимофей Павлович еще больше помрачнел: это были очень серьезные соседи, которые всяким делом занимались в чрезвычайно специфической плоскости.
       - Так вот, - продолжал Синчер, - исполнение письма находится на строгом контроле. Они должны ответить Москве и тебе. А что им отвечать? И как им решать твои ребусы? Ты, миленький, потревожил, знаешь кого? Ты представляешь себе положение этой фирмы?
       - Да не нужно мне никакого ответа! Я не для ответа писал! Я и не ждал ничего! - от такого поворота событий Тимофей Павлович почувствовал, как лицо его начало просто гореть. С фирмой, о которой упомянул Синчер, лучше было не иметь никаких дел. Ни левых, ни правых.
       - Тебе не надо, а им надо! - не унимался Синчер. - Письмо - на контроле! Соображаешь?
       - Соображаю, - пробурчал Тимофей Павлович. - И что же теперь?
       - Как это что? Да они там, когда твое письмо из Москвы получили, страшно вознегодовали! Как такую, мол, информацию можно было выпускать из республики? Если бы не отвечать Москве, то это еще куда бы ни шло! А тут надо что-то делать! Там сейчас такой муравейник! Ну, вот они и давай искать, мол, кто у нас в республике за АСУ отвечает. Звонят мне. Ты, мол, такого-то знаешь? Да, отвечаю. Знаю. А что он за человек? Может он не в себе? Не замечал, мол? Вот пишет тут отцу всякое!
       - Кому, кому? - не понял Тимофей Павлович. - Какому отцу?
       - Ну, ты совсем уже! - Синчер укоризненно посмотрел на Тимофея Павловича. - Не догадываешься, о ком они говорят?
       - Вот болваны! - возмутился Тимофей Павлович. - Да не ЕМУ я писал. Не ЕМУ!
       - А они утверждают, что именно ЕМУ! В общем, отвечаю им про тебя, что ты человек вполне нормальный, знающий, хороший специалист. Был на руководящей работе. Правда, имелись определенные шероховатости. Но не по его, мол, причине. Ну, говорят, давай заходи к нам, посмотришь письмо, надо, мол, как-то отвечать. Срок истекает. Я и сам ничего не понимаю, чего это их так переполошило? Я прочел письмо: ничего особенного. Ты привел там данные из трех отраслей, а я мог бы привести еще из многих. И все там нормально. Все - правда. Но мы-то ведь здесь этих поставленных тобой вопросов не решаем! Точнее - это не наша компетенция! Это ведь союзный уровень!
       - Вот я потому и писал туда, что это не ваш уровень! - подхватил Тимофей Павлович. - Что они там, в Москве, не понимают?
       - Кто их там знает! Письмо-то сюда вернули и требуют ответа! Как им ответишь? Что вы, мол, товарищи дорогие, извините, ошиблись и это надо вам решать?
       - Ну и ответьте так!
       - Да ты прямо, как ребенок! Тогда и для нас подойдет такой же вопрос, какой мне задали в фирме в отношении тебя!
       - Какой?
       - "В своем ли ты уме"! Вот какой! И что за сим может последовать, нетрудно догадаться! Тебя легче закопать, чем отвечать!
       - Ну, тогда давайте я снова напишу туда и скажу открытым текстом, что они меня неверно поняли и что местные не виноваты. И т.п. Что меня неверно поняли. Что проблему им там, в Москве, надо решать, а не пересылать сюда письма. Что я не хочу никаких ответов. Просто хотел, чтобы они знали, что проблема существует, и что если ее игнорировать, сотни миллионов рублей и дальше будут выбрасываться на ветер.
       - Не вздумай этого делать! - почти вскричал Синчер. - Не вздумай! Во-первых, пока они твое письмо получат, истечет формально срок исполнения этого письма. Этого-то никто, понял: НИКТО! Не допустит любыми путями. Во-вторых, получится, что наши местные оказались не на высоте перед теми, московскими. В третьих... В общем, это еще худшим пахнет, - неожиданно завершил он.
       - Так что же делать? - Тимофей Павлович был краснее красной рыбы. - Не предполагал я, что из доброго дела такая каша заварится!
       - Вот то-то и оно, что не предполагал. А стоило бы с твоим опытом. Не мешало бы. В общем "там" решили, что пока я с тобой поговорю, выясню, чего же ты хочешь, доложу им, а уж потом, видимо, и они с тобой станут беседовать. В общем, готовься. Я думаю, что тебе наверняка придется с ними встречаться.
      
       3.
      
       На работе Тимофею Павловичу долго пришлось объясняться с руководством. И директор, и главный много и с большим подозрением выспрашивали, зачем же все-таки он так срочно понадобился столь высокому начальству, о чем писал в своем письме в Москву и вообще: зачем писал. И когда, наконец, только твердо оба поняли, что все это им никак и ничем не грозит, немного успокоились и поотстали. Директор при этом вспомнил случай, как один рабочий откуда-то с Мангышлака написал в Москву о том, что некоторые решения 21-го съезда КПСС не выполняются в их местности и как спустя некоторое время в горкоме партии их небольшого городка раздался звонок прямо из самого ЦК КПСС, звонок, насмерть перепугавший все местное начальство. Звонивший, секрктарь ЦК, просил передать свою личную благодарность рабочему, поднявшему серьезные вопросы в своем письме.
       - Но ты, Вологодцев, не работяга и получишь бо-о-о-льших пендалей за свою писанину, - в конце своего рассказа серьезно заключил директор. И немного подумав, добавил:
       - В следующий раз ты пиши прямо в ООН! Чего там мелочиться!
       Тимофей Павлович чувствовал себя, как в детстве перед поркой его вечно недовольной и раздраженной им матерью.
       На четвертый день после этого разговора Тимофея Павловича перед обедом вызвал к себе главный.
       - Снова звонил Иван Андреевич, - хмуро сообщил он, - и просил, чтобы ты немедленно с ним связался.
       Тимофей Павлович вздохнув и мысленно ругнув самого себя за то, что ему всегда достается на орехи только за то, что он не может спокойненько, как другие, молча получать свою зарплату, направился звонить Синчеру из кабинета главного. Пока Тимофей Павлович звонил, главный и находившийся тут же замдиректора с нескрываемым любопытством постоянно поглядывали на него, отложив разговор, который они до того вели между собой . Синчер сообщил, что его и Тимофея Павловича приглашают на беседу товарищи, занимающиеся письмом. Оба должны прибыть завтра в 10 утра к товарищу Ботезату. Договорились встретиться у Синчера завтра в девять тридцать.
       - Ну что? - почти в один голос спросили зам с главным, как только Тимофей Павлович положил трубку, - чего он хочет?
       - Пойдем с ним к какому-то Ботезату из соседней с ними фирмы. Приглашает.
       - О-о-о! - оба многозначительно переглянулись.
       - Да-а! Заварил ты кашу...- о чем-то размышляя, проговорил главный. - Смотри...
       Тимофей Павлович почувствовал, как внутри у него стало вдруг нестерпимо горячо от закипающей злости.
       - Сам заварил, сам и расхлебаю, - как можно спокойнее произнес он. - Помощников не потребуется. - И вышел.
       Назавтра Тимофей Павлович с Синчером в положенное время уже стучали в кабинет с яркой табличкой "Ботезату Ф.М."
       - Не как у Синчера: у того целый список на двери,- подумал Тимофей Павлович.
       Вошли. Их встретил маленького росточка коренастый мужчина лет тридцати пяти с рыжеватыми и зачесанными назад волосами.
       - Маловат ростом-то, - удивился про себя Тимофей Павлович. Он слыхал, что в эту фирму на службу берут только высоких и очень высоких. - Касту готовят, - еще подумал тогда Тимофей Павлович. - А лучше бы с мозгами брали: толку было бы куда больше.
       На этом его крамольные мысли закончились, потому что хозяин кабинета молча подал обоим вошедшим свою маленькую ручку. Сначала Тимофею Павловичу, потом - Синчеру. Жестом молча пригласил садиться. Оба молча сели за приставной столик друг против друга. Ботезату сел за стол, достал из желтой кожаной папки письмо Тимофея Павловича. Тот успел заметить, что многие места в письме были подчеркнуты жирным красным карандашом.
       - Вам известно, - холодно начал Ботезату, обращаясь к Тимофею Павловичу, - что ваше письмо переслано нам для разбирательства по существу вопроса и что мы должны дать ответ на письмо вам и Москве?
       - Да, известно, - коротко ответил Тимофей Павлович. - Мне об этом говорил Иван Андреевич.
       - Объясните мне кратко, - продолжал Ботезату, глядя в упор на Тимофея Павловича, - что вы хотели сказать этим письмом? Что у нас творятся беспорядки? Даже если они иногда и имеют место, то разве нельзя было прийти к нам и поставить нас в известность? - он сделал сильное ударение на слове "нас". - Добиться, наконец, чтобы мы (снова акцент!) приняли меры? Зачем сразу писать наверх отцу? - Взгляд Ботезату был явно без любви к ближнему. - Ох, без любви! - подумал Тимофей Павлович, но глаз не отвел. И такого величания он сроду никогда не слыхивал.
       - Простите, пожалуйста! - перебил он наступление Ботезату, - вы мое письмо рассматриваете как жалобу? Я вас правильно понял?
       - А как прикажете его расценивать? Как пожелание нам здоровья и всяческих успехов? - Ботезату начал краснеть и стало видно, что не от скромности. - Вы пишете о непорядках в разработке и внедрении АСУ, приводите примеры из трех отраслей. Из ваших примеров видно, что в этих отраслях не хотят налаживать учет и поэтому мешают внедрению АСУ? Не так ли? А отсутствие учета позволяет им ловить рыбку в мутной воде? И обо всем этом вы, минуя нас, ТУДА пишете? - он взглядом показал, куда было адресовано письмо. - Получается, что мало того, что мы не выполняем Решения Партии, но напрямую способствуем явному воровству?
       - Вы неверно поняли содержание письма, - спокойно возразил Тимофей Павлович, хотя подумал про себя, что на воре всегда шапка горит. - Во-первых, я в письме не жаловался, а писал, что хочу обратить внимание ответственных товарищей на то, как не надо делать АСУ, а во-вторых...
       - Ничье внимание вы ни на что не обращали, а просто жаловались! - не дав договорить, перебил его Ботезату. - Вот вы пишите...
       - Простите, Федор Михайлович, - вмешался Синчер. - Я очень внимательно знакомился с письмом Тимофея Павловича и помню, что он в конце письма прямо так и написал: "Хочу обратить ваше внимание". Вон там, в конце. Посмотрите, пожалуйста. - Синчер привстал, пытаясь дотянуться до письма, лежащего перед Ботезату. Тот начал снова смотреть в письмо и через некоторое время произнес:
       - Да. Вот здесь. Так и написано. Правда. Ну хорошо. Допустим, пусть будет "обратить внимание". А почему тогда вы обращали их, а не наше внимание? Они же все равно письмо нам переслали? Значит и они вас поняли, как и мы? Да вы посмотрите! Вот здесь красным подчеркнуты те места, где вы приводите примеры из отраслей! - он протянул письмо Тимофею Павловичу.
       - Я не знаю, Федор Михайлович, как они там наверху поняли меня! Тимофею Павловичу стало жарко от того, что ему приходится доказывать что белое - это белое. Не замечая, он начал часто выбрасывать из себя слова, не совсем подходящие для этого учреждения, голос его повысился. Синчер тут же положил ему на плечо свою руку. Тимофей Павлович немного притормозил.
       - Я хотел сказать, - после непродолжительной паузы заговорил Тимофей Павлович, - что если оставить в стране существующий порядок разработки автоматизированных систем управления, то возможны события, приведенные в моем письме. Вам тут на месте, Федор Михайлович, этой проблемы не решить. Она - на уровне тех, кому я и писал свое письмо.
       - Да, да, Федор Михайлович! - быстро вступил в разговор Синчер. - Я полностью согласен с мыслью Тимофея Павловича. Поэтому он и написал, так сказать, через голову. А...
       - Допустим, что так, - Ботезату поднял руку, останавливая Синчера. - Допустим. Но отвечать-то на письмо нам все равно надо! Нам! Что же мы ответим? Если бы вы, Тимофей Павлович, дали бы нам конкретные факты нарушений в отраслях... А не в общем, как вы пишете...
       - Я же не ревизор, Федор Михайлович! - снова вспыхнул Тимофей Павлович. - Нарушения там есть постольку, поскольку существующая система проектирования АСУ не позволяет взять под машинный контроль основные участки учета и управления. А это позволяет работникам отраслей вести себя определенным образом. Измените систему - исчезнут и нарушения. В этом - мое предложение. Совет, если хотите. Но никак не жалоба. А совет подкреплен примерами.
       - Ну а я? Что я-то отвечу на ваши советы? - Ботезату начал перебирать в руках листки письма. - Что я отвечу?
       - Ответьте так, как есть на самом деле. Соберите специалистов, посоветуйтесь. Я уверен, что они поддержат мою точку зрения. По крайней мере, мнение Ивана Андреевича по этому вопросу вам уже известно. Как, Иван Андреевич?
       - Я свое мнение уже высказал, - степенно ответил Синчер. - Но в отношении ответа тут не все так просто. Даже очень непросто.
       - Ну, добро, товарищи, - поднялся из-за стола Ботезату. - Добро. Вашу позицию, Тимофей Павлович, я понял. Так и доложу Петру Гавриловичу. Если ко мне нет вопросов, то на этом закончим. Да, одну минуточку, - спохватился он, - позвоню Петру Гавриловичу. Может он пожелает с вами поговорить. - И начал набирать номер телефона. Тимофей Павлович явно без восторга ожидал результатов разговора Ботезату со своим начальником.
       - Петр Гаврилович! - приглушенно заговорил в трубку Ботезату. - Тут у меня Иван Андреевич с товарищем Вологодцевым. Ну...тот, который жалобу в Москву написал... Да! Он! Но он, оказывается, имел в виду... Ясно, Петр Гаврилович! Ясно! А вы не хотели бы с ним поговорить? Ясно, Петр Гаврилович, ясно! - лицо Ботезату сразу приобрело прямо-таки землистый оттенок, и он осторожно положил трубку на рычаг. - Занят, не может сейчас, - хмуро пояснил он и начал выходить из-за стола. - Ну, всего доброго! - он подал руку Тимофею Павловичу.
       Попрощавшись, Тимофей Павлович вышел в коридор. Следом вышел Синчер.
       - Да... - заговорил он. - Это к лучшему, что Петр Гаврилович занят. Очень к лучшему. Видишь теперь, что получается из твоих благих намерений?
       - Да вижу уже, будь оно неладно! - процедил Тимофей Павлович. - Не захочешь больше писать! Пусть оно все кругом горит синим пламенем! Им - не нужно. А я бьюсь за их идеи! И мне же за это - по зубам! Неплохая логика, а?
       Подошли к лифту. Синчер нажал кнопку вызова. Молча подождали, когда двери раскроются. Также молча пожали друг другу руки и Тимофей Павлович вступил в тесное пространство кабины. Двери бесшумно за ним закрылись.
      
       4.
      
       Минуло несколько дней. Неприятный осадок, оставшийся у Тимофея Павловича после всех разъяснений, которые ему пришлось давать всем по поводу его письма в Москву, начал понемногу рассасываться. Однако все эти дни сильно щемило сердце.
       - Устаю, наверно, на работе, - жаловался он жене. - Да и погода еще скачет.
       - Погода здесь совсем ни при чем, - грустно улыбалась в ответ жена. А работа - тем более. Вспоминает кто-то тебя недобрым словом. Ох, вспоминает! Ты, часом, ничего такого не выкинул, как ты это умеешь?
       - А что я по-твоему могу натворить? - тут же вскидывался Тимофей Павлович. - Человека, что ли, убить7
       - Тебе муху-то и ту жалко прихлопнуть, горе ты мое горемычное! Не то что человека какого! Но что-нибудь выкинуть эдакое - вот на это ты большой мастер! Уж я-то тебя изучила, слава Богу. Наизусть! Тебе всегда больше всех надо! Вечно ты - впереди всех с красным флагом! Когда ты угомонишься, наконец?
       - Ну, поехала, провидица, - прятался за газету Тимофей Павлович, но сам не переставал удивляться какому-то сверхестественному женскому чутью. Особенно - на беду, ожидавшую близких.
       Прямо с утра в четверг Тимофея Павловича вызвал к себе главный и они вдвоем почти до обеда изучали входные документы очередной АСУ, которая находилась сейчас в разработке. Когда Тимофей Павлович уже было собирался уходить, вошел директор. Хмурый. Поздоровались.
       - Ты, Вологодцев, думал бы побольше перед тем, как письма-то писать, - начал он, садясь напротив Тимофея Павловича. Тимофей Павлович ничего не ответил и, глядя на директора, ждал, что за сим последует.
       - Тебе что некому писать? - продолжал директор. - Так заведи себе какую-нибудь бабу и пиши ей! Отводи с ней душу! А ежели еще не успел завести, то мы тебе путевку достанем куда-нибудь на юг. Поежай да постарайся уж в этом смысле. Одна польза от такого дела всем будет.
       - Да я уж второй отпуск дома сижу, - зачем-то произнес Тимофей Павлович.
       - Вот, вот! Оно и видно! - обрадовался директор. - Маешься! А из-за тебя кто-то должен шишки получать! Уже чуть ли не весь город знает, что у меня свой собственный писатель завелся! АСУ его, видите ли, не устраивает! Вся страна идет не в ногу, а он один - в ногу! Герой какой! Сейчас вот из министерства мне звонили: откуда я, мол, набираю таких шустрых работников? Намекают, дескать, плохо руковожу, раз у таких, как ты, много свободного времени остается.
       - И что же ты им ответил? - они с директором были на "ты": вместе учились в одном университете и вместе же начинали работать.
       - Что ответил? То и ответил: исправлюсь, мол. Виноват.
       - Ну и как же ты думаешь исправляться? - Тимофея Павловича начинала забирать злость. - Ну как?
       - Что ты занукал? Исправлюсь! Не твоя забота! Ты вон лучше поменьше пиши, тогда мне и исправляться не надо будет! - и вышел.
       - Вот еще одному человеку из-за меня достается! - уже раздражаясь на себя, подумал Тимофей Павлович. - Что же это делается-то? Стараешься на работе - начинают коситься. Всем с тобой хлопотно. И подчиненным, и начальникам. Вот и с предыдущей работы ушел: руководство министерства замучили анонимками и звонками. А самого - комиссиями, на которые у нас всегда были большие мастера! За один год умудрились прислать двадцать одну комиссию! "Ты слишком рьяно взялся за дело! Осади! - сказал ему по-дружески председатель одной из московских комиссий. - Иначе придется уйти". Но он, Тимофей Павлович, был не в меру упрям, верил в правоту своего дела да и комиссии, как ни бились, ничего не находили и всегда вынуждены были писать положительные отзывы о результатах его работы. Но в конце концов получилось именно так, как и предсказывал ему опытный москвич: однажды вызвало его к себе руководство министерства и начало издалека. Вот вы, де, хороший специалист, дело свое в совершенстве знаете, умело руководите большим коллективом... В общем, было сказано много теплых слов. "Как на похоронах", - подумал тогда он. И оказался прав. Это самое руководство после стольких теплых слов предложило ему перейти к самому себе в замы. Так, дескать, будет лучше для всех. Иначе - уже в пути очередная самая высокая комиссия из Москвы и ему, руководству, на этот раз уже не выстоять. Да и райком партии поставил условие.
       Тимофей Павлович страшно обиделся. Для чего же он так старался? Для кого? Для себя? Да что он, кроме неприятностей, на этой работе видел? Вон в других подобных организациях начальники отделов намного больше получают, чем он, директор, здесь! И почет им кругом за хорошую работу! А здесь кроме ежедневных выволочек, прямых или косвенных, ничего не видишь! Короче - он тут же написал заявление "по собственному".
       - Не порите горячку! - пыталось как-то вразумить его удивленное руководство, на памяти которого никто не покидал насиженного места и добровольно уходил из номенклатуры. - Не порите горячку! - уговаривало его руководство. Но он был неумолим.
       Назначили нового директора, человека в этом деле совсем не сведующего, но более опытного в делах житейских. Может быть, даже более доброго, что ли. А Тимофей Павлович с большим трудом, почти просрочив непрерывный стаж, кое-как устроился на теперешнюю свою работу: помогло лишь то, что в этой организации до этого три года потратили на разработку АСУ, ничего не сделали, истратили полтора миллиона казенных денег, а в итоге многие разработчики разбежались вместе с главным ответственным - директором. И хотя уволенных, да еще по требованию райкома партии, таких, как он, бывших директоров никуда никто не брал, ситуация была катастрофическая и делать было нечего. Тимофея Павловича, зная его бешенную работоспособность и организаторскую хватку, скривясь взяли. Вновь назначенный вместо него директор в свой первый год работы трижды лично приезжал к Тимофею Павловичу на его новую работу и уговаривал вернуться и пойти к нему в замы. И трижды получал от Тимофея Павловича вежливый отказ, несмотря на то, что уже при их первом знакомстве он понравился Тимофею Павловичу. Было видно, что этому уже умудренному опытом и годами человеку трудно будет на новом месте. Но Тимофей Павлович ничего с собой уже не мог поделать и никакие блага не могли изменить его поведение.
       На новом месте, как было сказано выше, Тимофей Павлович начинал трудно. Здесь работали на новой технике, не знакомой ему, так как его прежнее министерство было намного беднее нынешнего и не могло закупать современную технику. Все предстояло осваивать прямо на ходу. Положение усугублялось еще тем, что коллектив отдела, которым ему предстояло руководить, по многим причинам был почти развален, имел чемоданное настроение и ждал удобного случая, когда можно бросить все и разбежаться. А руководство не понимало, что и как должен был делать "этот отдел умников", на котором лежала вся работа по созданию АСУ. А эту систему надо было сдать в эксплуатацию ровно через два месяца.
       - Я и не знал, что программы так трудно делать, - скажет потом честно провалившийся на АСУ директор на прощальном банкете в честь своего номенклатурного перехода "на другую работу". Скажет честно и честно уйдет на повышение в министерство. Следом за ним, правда уже без прощального ужина, поскромнее, честно сбегут почти все сотрудники его нового отдела, и Тимофей Павлович останется только с одним "старичком" и четырьмя недавно прибывшими молодыми специалистами, которые ничего подобного в глаза никогда не видывали... В конце концов все наладится и Тимофей Павлович за первые три года работы получит четырнадцать благодарностей от нового руководства организации, получит несколько почетных грамот и "повисит" на доске почета. На четвертый год, когда угроза срыва работ, постоянно довлеющая над коллективом все эти годы, наконец-то минет, наметится небольшая трещинка в отношениях Тимофея Павловича с теперешним директором, три года назад начавшим в новой для себя должности вытягивать организацию из прорыва. Их разногласия возникнут из-за разных скоростей вращения вокруг своих задач: Тимофей Павлович продолжит вращаться все с той же скоростью, что и в первые три года, а директор, устав от бешенной гонки, включит пониженную передачу. Нововведения Тимофея Павловича, связанные с риском, с беспокойством, с порчей отношений с некоторыми сотрудниками начнут раздражать директора: в кои-то годы наступило относительное спокойствие, а тут снова трать нервные клетки, которые, как известно, не восстанавливаются...
       Около трех Тимофея Павловича вызвали к телефону. Он недоуменно пожал плечами: ему почти никогда никто не звонил. Даже жене и дочери он запретил по пустякам звонить на работу: в организации всего один телефон и если каждому начнут звонить... Звонил Синчер. Вероятно от волнения, он не говорил, а почти кричал в трубку. Повидимому, боялся, что Тимофей Павлович его неточно поймет. Звонил от самого Петра Гавриловича, шефа Ботезату. Тимофею Павловичу надлежало срочно прибыть к Петру Гавриловичу, который хочет с ним побеседовать. Указания на сей счет директору даны. Пропуск заказан. Все. Разговор происходил в кабинете директора и когда Тимофей Павлович положил трубку, директор вынул из кармана несколько талонов на такси и протянул их Тимофею Павловичу:
       - Давай, писатель, только побыстрей.
       - Ладно, не горюй, - улыбнулся в ответ Тимофей Павлович. - Мне ведь попадет, не тебе. Тебе - не за что. - И повернулся было уходить. Но тут взгляд его остановился на одном из балконов жилого дома напротив. Там на девятиэтажной высоте плотный мужчина в пыжиковой шапке брезгливо держал за лапки отчаянно трепыхавшегося петуха и спокойно прилаживал топором его обреченную голову на стоявшее у железной решетки круглое полено...

1983 г. Кишинев