Дракон и девственницы

Игорь ЧУРДАЛЁВ                "ЧАСТНЫЕ ХРОНИКИ"

               ДРАКОН И ДЕВСТВЕННИЦЫ

Интернет накрывает публику, как цунами, телевизоры не выключаются в домах, пестря сотнями каналов. В машинах радио не умолкает, скрашивая ожидание в пробках. А все-таки газета жива, приятно иногда ею пошуршать. И, что ценно, она не навязывает своего темпа, своей последовательности восприятия. Прочёл пару абзацев, середину пропустил, концовку пробежал, заинтересовался, вернулся к заголовку. Закурил, чайник выключил, забыл, о чём читал, начал с другой страницы. Можно с конца — от объявлений, гороскопов и спортивной хроники перемещаться к первым пафосным полосам. Через театральный скандальчик к полтергейсту, к нестабильности акций, к взяткам в администрации — вплоть до судьбоносного: «вчера в Кремле»...

Главное — чтобы про взятки было. Хотя бы на уровне многозначительных намёков. Доказать, дескать, не можем, потому имён не называем, но сами смекайте... А если чиновника за руку поймали в присутствии понятых — и того лучше. Читатель удовлетворенно ворчит: «Что творят, мерзавцы, что творят... Вконец обнаглели, вор на воре. Думают, что мы не догадываемся... Ну, здорово их здесь приложили. Хлёстко, поделом».

Если про взятки есть, значит, газета — смелая, журналист — дока. Это газетный читатель любит. Ему приятно, а от государства не убудет. Что есть эти шорохи газетные, что их нет — на заклание из рядов чиновничества выдано будет некоторое количество проштрафившихся деятелей, которые то ли брали не по чину, то ли делились не с теми. Правда, под суд отправятся лишь служащие определенного должностного калибра — а выше выдачи нет, как с Дона. Жертвы эти носят почти сакральный характер, символизируют неусыпную работу государства по очищению собственных механизмов, по смазыванию своих шестерён. Паршивых овец — на алтарь стабильности.

Возможно даже, что количество этих жертв на единицу времени в Отечестве нашем как бы тяготеет к константе. Положим, раз в квартал из пучины выходит дракон и требует очередную девственницу для непотребств и последующего съедения; так уж издревле повелось. Только вместо дракона — толпа простолюдинов, жаждущих хоть видимости правосудия. Вместо девственниц... ну, в общем, те ещё агнцы. Столько-то в год, — с допетровских времен вплоть до текущего политического момента... На кормление посажен, дьяк, а не на обжирание! Не позорь рабочей власти, морально разложившийся гражданин, бывший товарищ! Знай меру, оборотень в погонах!

И, что характерно, династии сходят на нет, власть мутирует, меняя лозунги и перекрашивая штандарты: но ни суть, ни периодичность означенного процесса практически не меняются. Салтыков-Щедрин охарактеризовал современную ему социальную картину одним ёмким словом: «воруют». Будь это сказано в любом году последних трёх-четырёх столетий российской истории — характеристика точно так же поражала бы исчерпывающей точностью. На высотах государственных этого и не отрицают. Кивают покаянно: воруем! Ой, воруем, мздоимцы мы проклятые, утробы ненасытные! Коррупция сплошь... кое-где у нас порой... Но боремся же.

Наиболее продвинутая технология борьбы с коррупцией предполагает неуклонное повышение официальной оплаты труда воров. Недавно с очередным проектом такого рода выступила правительственная комиссия по административной реформе во главе с вице-премьером Сергеем Нарышкиным. «Примерную программу противодействия коррупции» разработало Министерство экономического развития и торговли. Документ определённым образом классифицирует чиновников исполнительной власти, выделяя два основных подвида: «коррупционеров» (тех, кого по должности взятками искушают) и «некоррупционеров (тех, кому взяток не дают).

Первым предлагается тупо, но резко увеличить зарплату и еще добавить специальную компенсацию, «пропорциональную» возможным коррупционным доходам чиновника. Поясняют, что в «компенсационный пакет» может быть включено все, что угодно, — от бесплатного проезда на общественном транспорте до получения квартиры. Вплоть до лукошек с борзыми щенками, то есть.

Очевидно, предполагается, что, растрогавшись подобной щедростью, чиновные жулики обольются очищающими душу слезами, посыплют плеши пеплом и начнут новую чистую жизнь... Иногда построения теоретиков госуправления самоценны, как инсталляции художников-абсурдистов. Это уже не просто конструкция для удивления досужих дураков — это чистая экзистенциальная рефлексия, материализация образов коллективного бессознательного. Комментировать события такого плана в пору не экономистам или политтехнологам, а психоаналитикам или резидентам «Комеди-клаба».

Тем более, что нелепы не только выводы, но и посылки разработчиков «примерной программы». Коррупция давным-давно пережила свою технологическую революцию. Ветхозаветный «барашек в бумажке» уже не актуален. Наличностью в конвертах теперь берёт разве что мелкая служилая шпана. Реальный урка при серьёзной должности на это не разменивается. Такие идут во власть для того чтобы обеспечить внерыночные, внеконкурентные преимущества своему бизнесу. Все они — прямо или опосредованно, через цепь родни или подставных лиц — контролируют крупные объекты собственности. Их интересуют масштабные процессы распределения госзаказа, лицензий, квот. Лоббирование преференций, игры с тарифами, имитация тендеров-конкурсов — в особо крупных размерах. Заводами берут, контрольными пакетами. Не замучаетесь ли «компенсировать», господа?

Надо ведь ещё учесть, что речь идет не об отдельных деятелях, а о главном принципе существования всей властной корпорации. Это её modus vivendi, способ жить. Потому деликатный российский УК само понятие коррупции дипломатично обходит — нельзя же, в самом деле, создавать основания для уголовного преследования власти в целом, как уложения. Социальный абсурдизм должен иметь свой предел. Хотя власть отечественная страдает все же своего рода корпоративным комплексом унтер-офицерской вдовы: время от времени норовит сама себя высечь. Но всё как бы не дотягивается до искомой точки...

Не решающим, но существенным методом противодействия коррупции могло бы стать законодательно закреплённое право публичного исследования отношений должностного лица к объектам собственности. Полная и постоянная прозрачность источников доходов, масштабов потребления — как условие получения должности. Но этого не дождетесь. Повышение чиновничьих окладов — другое дело.

Вообще, скучно рассматривать бытование отечественной власти рационально, сквозь призму технологий управления. Здесь уместнее вооружить мысль категориями метафизическими. Народ и власть в России — это, можно сказать, философская дихотомия — отношение более ментального, чем технического порядка. В том, что немец определит как общественный конфликт, русский склонен видеть национальное проклятие, не больше и не меньше.

Ну рассудите — что ж мы за народ такой, который никого над собой поставить не может, кроме лжецов да воров. Жил человек в низах, в гуще народной — был, вроде, порядочен. Вкалывал, да чиновников бранил. А чуть взмыл к должностям высоким — глядь, сам жулик, подлец, да такой, что пробы ставить негде. Может в самой этой «гуще» что-то не так? Не из глубин ли народных доносится риторический вопрос: «Быть у воды, и не напиться?». Из тех же глубин восходит убежденность, что «от трудов праведных не наживёшь палат каменных». Посмотришь на владельцев теремков-особнячков в «новорусском» стиле, — вроде как, и возразить нечего.

Конечно, вхождение во властную корпорацию требует полного признания её неписанного устава, тут уж селекция автоматически срабатывает. Граждане, слишком буквально воспринявшие азы нравственности, на этом рубеже отсеиваются. А всё же и те, что оказываются «у воды», — часть всё того же народа нашего. Народа, о котором говорят, что душа у него щедрая, широкая, бескорыстная. И это правда. Но правда и то, что народ этот, по капле выдавливая из себя рабство, не окончательно пока в этом преуспел. А раб — по крови, по сути — вороват, завистлив, лжив и подобострастен. В его генетической памяти нет никакой связи между честным трудом и благосостоянием. «Разбогатеть и украсть» — вот соотношение его жизненной цели и метода её достижения.

Порой именно жгучая рабская зависть заставляет сбиваться в кучки граждан, обойденных при дележе краденного. Кучки эти даже мимикрируют под оппозиционные партии, вооружаясь идеологиями типа: «Нынешняя власть плохая, она грабит! Давайте-ка все толпой за нами, этих скинем, а нас на царство посадим...» Что при этом помешает соискателям воровать ещё более нагло — об этом умалчивают. Но скорбный исторический опыт свидетельствует, что такие преобразования чреваты лишь новым витком грабежа и произвола. Оттого, видимо, и рейтинг политической оппозиции сегодня у нас столь скромен.

Всё это естественные издержки массового сознания — для страны, в которой малая горстка неимоверно богатых веками властвовала — и властвует — над толпами нищих. Только собственность делает человека свободным, взращивает в нем достоинство и умение это достоинство защитить — в том числе и от чиновничьего мздоимства. Пройдёт немало времени, прежде чем большинство населения нашего государства можно будет отнести к реальным собственникам, к «среднему классу». Но мысль человеческая свободна уже сегодня — и ничего не мешает рядовому гражданину, размышляя о власти, заглянуть в себя.