Яблоко от яблони

               

-Всё со своими книжками возишься, бошку себе забиваешь! А кто в магазин пойдёт? Мне опять надрываться? Молчишь, глаза-то вылупил! Иль сеструхе переть всё это? Машка, слышь, - мать с красным лицом стояла у распахнутой двери, подперев руками норовившие перевалить через бёдра бока. – Братец-то твой не желает за жратвой идти! Видать, тебе идти-то!
-Мама, я схожу сам, но позже. Ещё около часа и я освобожусь.
-А готовить я когда буду? А жрать будем ночью? Машке, между прочим, потом в клуб идти.
  Андрей встал из-за стола, быстро оделся в прихожей и, схватив первую попавшуюся сумку, вынырнул из дома.
  Он шёл по промёрзшему до подземных труб городу, втянув голову в плечи от пронизывающего встречного ветра. В который раз он задавался вопросом, почему он родился именно в этой семье. Чем он провинился перед Богом? Где справедливость? Или она есть, но непостижимая для него? У его друга Васьки Трякина отец был врачом – начитаннейший, мудрейший человек. Андрей часто заходил к ним после уроков и, если отец бывал в это время дома, обязательно садились за стол все вместе, обедали и беседовали обо всём, что занимало умы «младого, но вполне знакомого племени», как называл их Василий Васильевич, отец Васьки.
  Именно с этих разговоров начало в Андрее что-то меняться. Со временем он стал всё чаще смотреть на свою семью со стороны, как будто сидел в кинотеатре, где показывали чернуху.
  Шли годы, и Андрей всё больше и больше внутренне отдалялся от своих родителей и сестры. У него развилась страсть к чтению. В книгах, которые ему давал всё тот же Василий Васильевич, редко встречались семьи, похожие на его собственную. Там жили и действовали интересные люди. Они могли быть героями или негодяями, а нередко сочетали в себе и то и другое, но все они проживали, а не пропивали и не просаживали жизнь.
  Андрей испытывал страшные угрызения совести оттого, что его отец, которого он редко видел трезвым, стал ему противен. Мать в глубине души он жалел, но вряд ли испытывал к ней ещё хоть какие-нибудь чувства.
  Сестра Машка была его на пять лет старше и относилась к брату с презрением. «Откуда ты взялся такой, убогий?» - любила говорить она. Андрей никак не реагировал, и это её бесило – она начинала настоящую травлю с оскорблениями и издевательствами. Тогда он брал учебники или книги и, если дело было летом, шёл в дворовую беседку, а если зимой – к Ваське, который был настолько чутким, что никогда ни о чём не расспрашивал. Он и так всё знал, достаточно было пару раз заглянуть к Андрею домой.
  Накупив полную сумку продуктов, Андрей побрёл обратно. Уже в который раз он обречённо думал о том, что для того, чтобы выбраться из этой душившей его обстановки,  надо окончить школу и поступить в областной университет. Ещё три с половиной года!
  Дверь открыла Машка.
-Наш учёный Андрей Николаевич припёр-таки продукты! – нараспев произнесла она, картинно всплеснув руками.
  Андрей ничего не сказал, разобрал сумку на кухне и ушёл в комнату, благо Машка, собираясь в клуб, удалилась в ванну наводить красоту.
  Он вновь сел за учебники. Ему не терпелось поскорее разобраться с уроками и нырнуть в книгу, которую Василий Васильевич дал ему накануне.
  Из-за двери до него доносились звуки перебранки матери и сестры,  и Андрей, в который раз, вспоминал тёплые, мягкие отношения, царившие в Васькиной семье.
  «Завидовать нехорошо», - сказал он сам себе и постарался сосредоточиться на учёбе.
  Прошло около часа, когда квартиру огласил трезвон, за которым тут же начали колотить в дверь. Это с ночной смены возвращался отец, по дороге домой успевший отметить с друзьями конец рабочей недели.
  Андрей заткнул уши, он заранее знал, какой «речью» сейчас разразится отец, и омерзение нахлынуло на него удушающей волной.
  Он не знал, сколько времени прошло, но, когда затёкшие пальцы открыли доступ для звукового общения с окружающим миром, до него донеслись обрывки фраз в прихожей, затем дверь отворилась и захлопнулась, послышались тяжёлые шаги матери, возвращавшейся на кухню и, из наступившей тишины вынырнул храп. В первый момент едва уловимый, он вдруг назойливо застучал в барабанные перепонки, и понадобилось немало усилий, чтобы задвинуть его на задний план своего сознания.
  Теперь можно было расслабиться и предаться чтению – отец проспит до вечера, а мать ещё пару часов провозится на кухне, а потом присоединится к отцу и, дай Бог, проснётся ближе к закату. И если это жизнь, то лучше было и вовсе не рождаться на свет.
  Андрей читал, пока не начало смеркаться, и не заметил, как заснул.
Он стоял в поле, и на мили вокруг не было ничего, что свидетельствовало бы о присутствии на земле человека. Вдруг вдали возник силуэт. Человек подходил всё ближе и ближе. Вот уже стали различимы изборождённое морщинами лицо, седая борода и длинные волнистые волосы, ниспадавшие на плечи. Всё говорило о преклонном возрасте, и только лёгкая походка и удивительная стать никак не вязались со всем остальным.
  Старец подошёл вплотную к Андрею и внимательно посмотрел на него добрыми, но строгими глазами.
-Не суди своих отца и мать. Не тебе дано это право. У них было своё детство, по сравнению с которым твоё можно назвать райским. И хоть права пословица, что яблоко от яблони недалеко падает, тот, кто её сложил, не учёл одной возможности. Яблоко кто-то может поднять и унести совсем в другие края, а затем посадить его семена в совершенно иную почву. Но так везёт не всякому яблоку.
  Андрей вздрогнул и проснулся – на пороге стояла мать и смотрела на него с укором.
-Андрей, дурак, даже спишь с книжкой в обнимку. Смотри, башка-то не резиновая. Возьмёт да лопнет.
  Он посмотрел на мать, подавил своё привычное раздражение и улыбнулся.
-Ма, скажи, а как вы жили с бабушкой и дедушкой, когда ты была маленькой?
-Чего это тебе понадобилось? – удивилась мать, - для школы, что ли?
-Почему для школы? Просто интересно, ты никогда не рассказывала.
-А чего рассказывать-то. Отец пил похуже твоего, бывало по пьянке и мать лупил. А маманя лет с шести посылала меня к соседям полы мыть, а сама шла торговать.
-А соседи, что ж, спокойно смотрели, как шестилетняя девочка у них убирается?
-Почему спокойно? Бывало тряпкой охаживали, если я ею случайно их белые покрывала задевала.
Андрей побледнел, а потом рванулся к матери и горячо её обнял.
-Мамочка, милая, - пробормотал он.
-Ты что, - смутилась мать и тут же высвободилась из его объятий. – Дочитался! Иди-ка лучше, отцу помоги. Слышь, с похмелья ругается, на чём свет стоит.