Дойное Дерево

(не очень-то и сказка)

А вроде и в летах уже было Дойное Дерево, а ума не нажило.
И то сказать, кабы с годами ум крепчал…ну, да не о том речь.
Завелось в голове у дерева шевеление. Поначалу решило оно: мысль.
Ан нет, не мысль, Но свербит – хоть беги топись.
Через день-другой свербежу - вроде как угнездилось шевеление окончательно,
а на Ивана-Похабника аккурат явилась на суку птица
И вида немыслимого:
ушко торчком, крыло перепончато, коготок на крыле поблескиват – красотишша…
Жила в ём допреж и Мелка птаха-дребездель,
и Пчёлка-медоноска – Портки в полоску,  всё – не то.
А тут ить – и  не пойми чиво, а глазу не отвесть.
Дерево так и сумлело.
А когда очувствовалось малёхо от восхищения-то, видит:
птица немыслимая присосалась к дойной жиле – аж похрюкивает,
и пузико ейное набрякло до синюшности – того гляди – лопнет.
Надо бы краше, да некуда.
-  Накушалася, касатка?- полюбопытствовало Дойное Дерево ласково,
- Эдак мы ж тепереча с тобой никак - единокровна родня?..
- Отвянь, орясина! – икнула красавица,
- Я - Пупырь-птица, не тебе дуболому старому чета.
А что касаемо единокровия  – это с нашим удовольствием,
это скоко в меня влезет.
Прослезилось Дойное Дерево от умиления, хотело вздохнуть счастливо, да убоялось:
как бы не спугнуть диво дивное.
- А чё у тебя тута за бардак?- продолжало диво,
перевесившись для пищеварения вверх тормашками,
-  Мелку птаху-дребездель – вон, от ей звон в ушах.
И эти… Портки в полоску, мобило сотовое, в дупле на кой? Для мёду?
А и хрен бы с им. Я сласти, ничё, потребляю. Но тока шоб в постелю и с кофием.
Ну? Чё раззявилося? Жрать давай.

Не прошло недели – на сук взгромоздился другой пупырь, поболе, да посинее.
Заколготились они с прежним, взбили ветки колтуном.
- Никак гнездо мастрячат?- догадалось Дерево. Вона как… Любовь, значить…
Ну, да лишь бы не упорхнула кровинушка моя ненаглядная.
Ништо, прокормлю, небось…

А на Пораскеву-Задери-Подол –
стояло Дойное Дерево уже  сильно облысевшее да исхудавшее –
на каженном суку висело по пупырю, а на ином  - ажник синяя гроздь пупыриная.
Всполошилась вся живность древесная – не ровён час – упадёт дерево.
Мелка птаха из веток давно повылазила, пчела из дупла взвилась, кругами наяривает,
«ой жжжжаалко…», причитает.
А толку?
Дереву и стоять уж невмоготу – одна труха внутрях,
и Пупырь-Птицу без прокорму не оставишь – пропадёт болезная:
вот ведь уже и пузико фиолетом отливат, занеможилась, видать.
На голову его безлиственну хоть и гадит денно и нощно, а всё как-то жидко, хворобно,
и с вонью, не к трапезе помянуть, не запрежней, сумнительной.

- Слышь, Пчела, -  едва проскрипело Дерево,
- я чё думаю: ведь ты мене, кажись, не сторонняя …
- Жрать давай!!! – заорало сверху.
- Слышь, совсем слаба стала душенька Пупырь-Птица…
Ране-то, бывалочи, как осерчат, дык и сучья-то обломаат,
и кору коготкам разворотиит,
да всё со словами энтакими складными, матерными…
А тепереча? Тока голосок подаёт, да и то не кажную минутку…
- Жрать! Жрать!!!
- Вишь как? А што я ей старое, трухлявое дам-то…
- Ой жжжаалко! Жжжжжаалко!!!! – закружилась Пчела возле дерева.
- Жалко у пчёлки в жопе! Жрать давааай! – откликнулось сверху.
- А и то, - встрепенулось Дерево,
- Кто как не ты? Ведь целебные, говорят, жалки-то у вас, у пчёлок.
Могёт, ужалишь ты мою Пупырь-Птицу, а ей и полегчат…
- Жра-а-ать!!!!
- Да как же ж, кормилец, «ужалишь»? Ведь помру я… без жалка-то…
- Дык, ведь это ж только раз. Зато Пупырь-Птица….
- Жрать!!! Жрать!!! Жрать!!! Жрать!!!
- А и то, - вздохнула Пчёлка-медоноска-Портки в полоску, - Ить тута мой родный дом… Взлетела повыше, видит: под ней -
Дерево Дойное, сызмальства знакомое,
пупырями, как сливами, обвешенное,
видит: за ним -  холмы зелёные,
луга заливные, леса дремучие,
озёра зеркальные, горы высокие,
моря волнистые, рощи тенистые,
сады душистые,
поля цветочные,
реки шумливые,
дороги длинные,
ульи пчелиные…