Госпиталь I

Серые тучи затягивали небо и постепенно осыпались дождём на асфальт. В окне проплывали неразборчивые картины соввершенно одинаковых многоэтажных домов, среди которых порой попадались магазины. Если бы я не знал, что машина движемся вперёд безвозвратно, то подумал бы, что мы в течении нескольких делали замкнутый круг. Уж слишком неразличимо выглядели все эти районы, лишённые каких-либо ярких примет. Такая же ситвация была с прохожими машинами. Словно неумелые двухмерные декорации небольшого любительского театра в провинциальном захолустье, где всё держиться на голом энтузиазме актёров, которым представления идут в убыток. Или того самого школьного театра, в котором я играл тыкву, когда мне было десять лет. Несмотря на то, что Я был единственным актёром в спектакле, это была очень простая роль. Мне надо было лишь лежать в корзине и постоянно говорить, что я тыква, пока не закрыли занавес. Так как это длилось с семи часов утра до поздней ночи, я очень устал. И мне было обидно, что в зрительском зале никого не было. Занавес мне также пришлось опускать самому... Я уже изрядно подустал от этого затянувшегося передвижения, когда водитель машины в очередной раз сказал, что осталось совсем немного. Это он говорил уже несколько раз, поэтому я не сильно обнадёжился и лишь продолжил глядеть в окно, несмотря на то, как скучно это. Если бы я мог привстать с кровати на колёсиках, было бы легче. Но мне не разрешал исполинский санитар нависающий надо мной. Он ничего не говорил, не отвечал ни на какие вопросы и не выражал несогласия, когда я говорил, что хочу встать. Но стоило мне лишь начать подниматься - он сразу вдавливал меня обратно в кровать своими гигантскими ладонями с такой силой, что мне едва удавалось дышать. Когда в глазах начинало темнеть от недостачи кислорода, эти руки наконец убирались с моей груди, впрочем я ощущал это в полубезсознательном состоянии. Приходя в себя, я продолжал лицезреть картины улицы за окном, искоса поглядывая на санитара, в надежде на ослабление его дозора. Но он был неприклонен, смотрел на меня не моргая с того самого момента, когда меня внесли в машину скорой помощи. Это было ещё в одинадцатой городской больнице, с которой меня переводили в мемориальный госпиталь имени ... ( Имени кого я так и не мог упомнить, хотя переспрашивал много раз. Я даже думал записать на бумажке, но не мог найти ручку в больничных условиях. Мой лечащий врач несколько раз обещал мне принести ручку, но когда я спрашивал - лишь говорил, что не помнил, чтобы я озвучивал такую просьбу и заново обещал принести то, что я просил). Так проходила моя транспортация в мемориальный госпиталь имени ...

Когда санитар особо сильно надавил на мою грудь (а в тот раз я даже и не думал подниматься, лишь хотел переменить неудобную позу) я потерял сознание и когда очнулся, машина уже стояла на месте. Ни санитара, ни водителя внутри не было. Я поднялся и начал разглядывать здание интересной архитектуры, котое очевидно и было тем самым мемориальным госпиталем. Громадное пятиэтажное строение из тёмно-красного кирпича, с покатой плиточной крышей чёрного цвета, множеством всевозможных балкончиков, веранд и даже несколькими башенками. В моём представлении это более походило на среднивековый замок, чем госпиталь. Я не ожидал увидеть ничего подобного и застыв перед окном в изумлении, стремился разглядеть здание как можно лучше. Задние дверцы машины распахнулась и в машину вбежало несколько взволнованных санитарок. Они что-то тревожно тараторили, да так быстро, что я не мог разобрать ровным счётом ничего. Три женщины в белых халатах, лица которых полностью скрывались марлевыми повязками (вероятно косвенными повинными в том, что я не разбирал произносимой речи) и медецинскими чемчиками. Они негодующего обступили меня, эмоционально жестикулируя и продолажая говорить что-то, повышая голос. Только в этот момент я понял, причину их сильного волнения. Мне ведь нельзя было подниматься с кровати! Я покорно лёг обратно и санитарки с немалыми усилиями вынесли меня на улицу. Далее передвижение уже не составляло такого труда, поэтому двое из них сразу же куда-то поспешно удалились. Оставшаяся толкать мою кровать санитарка отличалась от остальных низкорослостью и серыми выразительными глазами. Несмотря на то, что её коллеги отсутствовали, она продолжала говорить и я не сразу понял, что она ведёт речь со мной. Получалось невежливо, поскольку я не отвечал. Я поспешил извиниться, но как только открыл рот - санитарка аккуратно, но неприклонно закрыла его своей ладонью. По выражению глаз, я увидел, что она сильно испугалась и ощутил дрожь руки лежащей на моих губах. Я не хотел доставлять ей хлопот и поэтому кивком головы дал знать, что я больше не буду говорить. Тогда она облегчённо вздохнув, убрала руки и покатила мою каталку дальше, уже молча. Но спустя примерно минуту вновь начала говорить. Теперь я уже понимал, что говорить мне нельзя, и поэтому лишь морганием век делал ей заметным моё внимание. Но слов её речи я по прежнему не мог разобрать. Поначалу мне показалось, что госпиталь совсем близко, но это было совсем не так. Мы несколько минут двигались по выложнной камнем дорожкам пролегающим через просторы роскошного сада, который был словно безконечный лабиринт. Меня удивляло, каким образом санитарка не имея какой-либо карты ориентировалась в этом саду. На одном перекрёстке дорожек, она поворачивала в сторону, которая как мне казалось вела обратно к машине, но когда мы временно выбирались из зарослей - шпили башенок госпиталя оказывались уже чуть ближе. От нечего делать, я поначалу, пробовал запоминать дорогу, но довольно быстро понял всю безнадёжность этой затеи...

Лишь спустя каких-то полчаса мы достигли одного из чёрных ходов внутрь. (то что их было несколько я заключил из громоздкости сроения). Впрочем, относительно времени я мог и ошибаться, из-за своей болезни. Громозкие двери находились на метровой высоте от земли. Рядом с лестницей к ним были таже подставленны две дощечки. Ведя по ним колёса, можно было завозить внутрь каталки. Эти дощеки выглядели достаточно крепкими, но держались лишь за счёт собственной плотности, ничем не укреплённые - и я усомнился в том, удасться ли при их помощи безопасно доставить меня внутрь. Завидев приближающийся подъём, санитарка с силой, неожиданной для её с виду хрупкого тела, начала быстро разгонять мою кровать, которая угрожающе шаталась на камнях дорожки. ( видимо сказывалась навыки, приобретённые в ходе работы). Несколько раз я чудом не вываливался на землю, но удерживался, отчаянно хватаясь за края кровати. Санитарка казалось бы этого не замечала, полностью сосредоточенная на ускорении движения. Ей также надо было внимательно смотреть вперёд, чтобы не промахнуться мимо досок. В противном случае пришлось бы отгонять каталку обратно и повторять всё с начала. Лишь благодаря енерции, моей кровати на колёсах удалось проскочить внутрь здания. Это был крайне пугающий миг! Я всеми силами вцепился в оба края каталки и увидев, как нижние концы дощеч оторвались от земли - был уверен, что падение неминуемо. Но тем не менее, обошлось, хвала умелой санитарке. Я думал, что она будет везти меня дальше, но она лишь убрала те самые доски по которым меня вкатила внутрь и закрыв двери, куда-то их понесла. Я огляделся вокруг и обнаружил, что нахожусь в начале узкого безцветного коридора с высоким потолком, лишённого окон и освещённого редкими лампами дневного света. Рассмастривая здание снаружи, я никак не мог видеть, сколь высокие в нём потолки, и теперь лишь дивился смотря вверх лёжа на своей каталке. Никак не менее двух с половиной метров надо мной, покрытые замысловатыми узорами. Неожиданно я понял - поблизости никого нет из медперсонала и я могу подняться, но как назло вдали раздались приближающиеся шаги. Это была санитарка. Возможно та самая, что везла меня от машины. Я толком не мог разобрать. Так как объёма коридора не хватало для того чтобы обойти каталку, она взяла её со стороны головы и двигаясь спиной вперёд - потащила вглубь госпиталя. Вскоре на перекрёстке двух коридоров, мы завернули в сторону и она смогла везти меня по-нормальному. Если это и была та самая сантитарка, то теперь она почему-то молчала и я не мог точно определить, не слыша голоса. Между тем, наше путешествие продолжалось всё также неспешно. Только просторы сада сменили вереницы безконечных узеньких кородоров, которым я вскоре тоже потерял счёт. Дважды санитарка останавливалась и подолгу что-то проверяла, роясь в бумагах прикреплённых к каталке, затем мы направлялись дальше. Несколько раз мы поднимались чуть выше, при помощи того же самого метода с досками. Примерно столько же раз спускались. Я всё никак не мог привыкнуть и сильно боялся упасть. Но за каждым коридором был следующий и мы никак не достигали цели. Я всё больше поражался необъятностью помещений этого госпиталя...

Прежде чем как мы достигли долгожданного места назначения, случилось происшествие, сильно меня взволновавшее. Мы доехали до маленькой комнаты, которая отличалась от коридора всего несколькими сантиметрами ширины, и могла быть названной комнатой лишь с большой натяжкой. Впрочем именно этой небольшой величины хватило для того, чтобы санитарка, с силой пихая меня локтями, всётаки смогла протиснуться мимо каталки и отрыть дверь, которая вела дальше. Когда она выкатила меня за дверь, я вдруг обнаружил, что мы находимся в мясном цехе. Впрочем, сильное удивление отступило, как только мне на помощь пришло рациональное мышление. Ведь здание в котором госпиталь было таким огромным, возможно даже чрезмерно большим для помещений всего одного госпиталя. Поэтому в нём также могли размещаться какие-либо другие предприятия. Это было бы более разумно, чем оставлять часть строения пустовать без какой-либо пользы. Санитарка с трудом прокладывала путь между толпящимися рабочими цеха, которые также были в белых халатах, только немного другого вида. Некоторые из них не успевали разминуться с каталкой и грязно ругались при ударах. Но в большинстве случаев, рабочие уступали дорогу. На крюках висели вспоротые туши свиней из которых работники мясного цеха доставали внутренности. Далее тела разделялись на части, отдельные из которых пускались в мясорубки. От подобных видов мне стало плохо, я как мог отворачивался, но жуткие неприятные картины то и дело попадали в поле моего зрения. Я был счастлив когда, миновав мясной цех, оказался во второй маленькой комнате и санитарка, заперев дверь, повезла меня по очередному коридору. Очередной раз сверевшись с бумагами, санитарка втащила мою передвижную койку в ушла прочь. Ко мне сразу подбежало несколько врачей (лица которых также как и санитарок не были видны) и принялись колотить меня миниатюрными металическими молоточками. Один врачь стоял в стороне и наблюдая делал какие-то записи. Собственно я никак не реагировал, потому что удари почти не ощущались из-за маленьких габаритов этим молоточков. Затем тот врач в стороне (видимо главны) движение головы приказал им двигать меня дальше. Я попал под ослепительный свет ламп и почти ничего не видел. Едва различимые лица врачей переливались в сиянии и что-то оживлённо обсуждали. В конце-концов, коллегия врачей приняла окончательное решение и мне на лицо надели специальную газовую маску. Одновременно с этим мне придерживали руки, чтобы я ненароком не помешал процессу лечения, ведь нервные приступы больных порой могут помешать. Кто-то также фиксировал моё тело и ноги. Скорее всего, воизбежание последствий всякого рода непредвиденных приступов панического страха с моей стороны, они абсолютно все держали меня. Очень быстро я почувствовал, как тело слабеет и я теряю сознание...

Очнулся я уже в палате. Пробуждение от наркоза было очень медленным. Сначало казалось что окружающие меня стены и звуки это лишь продолжение сна. Медленно, гораздо позже чувств, пришло осознаное восприятие действительности. Я увидел обшарпаный белый потолок, возвышающийся надо мной на солидном расстоянии, решётчатое окно неподалёку, капельницу и три соседние койки. Капельница была подсоединена к вене моей правой руки. На ней было около десятка специальных мешочков неизвестной мне прозрачной жидкости и две таких же мешочка чего-то красного, судя по всему донарской крови. Значит во время операции я потерял много крови. Но что они могли делать, если при переводе в мемориальныq госпиталь имени ... мне не говорили о необходимости операции и тем более не спрашивали моего согласия? Если её провели без согласия пациента - была некая угроза для жизни, делавшая операцию мерой необходимой для спасения. Но что именно было тому виной я никак не мог понять. Когда меня переводили, врачь сказал, что пребывание в госпитале будет чем-то вроде краткого реабилитационного курса и моё формальное лечение почти подошло к концу. Но тут эта странная операция, которая полностью опровергла эти слова. В палате также были три других койки на которых лежали пациенты, почти полностью укрытые одеялом и отвернувшие головы в противоположные мне стороны. Горели лампы дневного света, но за окном было темно. Ночь? Или ещё поздний вечер?... Сколько длилось моё безсознательное состояние? Дать ответы было некому, но зато я наконец освободился от чрезмерной опеки медперсонала и если на теле не было слишком серьёзных ран, мог отправиться на поиски кого-то кто мог бы меня информировать о проиходящем. Когда я оглядывал своё тело, никак не мог обнаружить никаких швов. Я ощупал голову, осмотрел руки, тело живот и не увидел никаких следов прошедшей операции. Пожав плечами, я попробовал встать и понял, что не могу. Откинув одеяло, я впал в шоковое состояние, увидев отсутсвие ног. Они были обрезанны почти по самое туловище...