Баг. Эпизод первый

Пролог





За высокими, плотно зашторенными окнами круглого кабинета второй день не прекращаясь лил дождь. В помещении, отделанном панелями орехового дерева, царил полумрак – света настольной лампы едва хватало, чтобы растворить его собою. На небольшом кожаном диване, расположенном возле камина облицованного аметистом сидел в расслабленной позе грузный мужчина с правильными чертами лица, в безупречном черном костюме. Взгляд его карих глаз был задумчив и тонул где-то в самом сердце жаркого пламени. На стеклянном столике возле дивана лежала тонкая папка; возле нее стояли бутылка, наполненная темно-янтарным напитком и рюмка. На белой кожаной обложке папки стоял гриф – «Совершенно секретно».

– Уильям... – не отрывая взгляда от огня, произнес мужчина.
– Да, сэр? – отозвался ухоженный мужчина сорока лет в сером костюме, перебирающий бумаги на массивном письменном столе.
– Уильям, ты хотел бы править миром? – мужчина в черном костюме потянулся за бутылкой и, откупорив, наполнил рюмку.
Собеседник не раздумывая, ответил:
– Сэр! Я им уже правлю!
Мужчина в черном костюме удивленно вскинул густые брови, взял рюмку и залпом  опустошив, поставил обратно на столик.
– То есть? Это как же?
– Мистер Тиглер! Я работаю с вами уже семнадцать лет с самой первой вашей кампании. За это время вы добились невозможного и я благодарен судьбе за то, что она дала мне возможность быть все это время рядом с вами. Любые ваши победы и неудачи я переживал вместе с вами. Поэтому...
– Довольно Уильям! Довольно... – махнул рукой Тиглер, – я ценю твою преданность и думаю, хватит нашего гостя в приемной томить. Можешь пригласить этого Пуделя – у нас еще много незавершенных дел.
– Сию минуту, сэр! – отчеканил Уильям, и скрылся за массивной дверью круглого кабинета. Табличка на двери сверкала золотыми буквами: «Премьер-министр Мирового правительства, сэр Альберт Тиглер».





ПЕРЕХОД


1.
– Милый, может, ты еще поспишь? Так не хочется тебя никуда отпускать... – сказала Анна, прижимаясь к моей спине и целуя шею. По спине пробежала вызывающая желание дрожь. Желание обладать.
– Когда вернусь, я обещаю, неделю не будем вылезать из постели. А сейчас надо собираться. Я люблю тебя. Очень-очень…
– Я тебя тоже люблю, дорогой. И никому-никому тебя не отдам…

Не включая свет, я подошел к окну. По стеклу, в отблесках фонаря причудливым узором растекались ручейки, увлекая за собой крупные дрожащие капли... Дождь в дорогу. Возможно, это хорошо. Так, во всяком случае, говорят…
Пока я принимал душ, Анна приготовила завтрак.
Вот уже полтора года прошло с того дня, как мы сыграли с Анной свадьбу и почти два с половиной как мы познакомились. Тогда, в марте мы ехали в одном автобусе. Мы сидели напротив друг друга. Длинные каштановые волосы и зеленые глаза. Зеленые печальные глаза - она ехала на похороны своей бабушки. Я по работе – в командировку. Обратно, в Петербург мы уехали вместе и уже не расставались...
Анна была на третьем месяце беременности - мы были на седьмом небе от счастья, что у нас будет маленький. Сегодня мне предстояло отправиться в командировку, в Ярославль, где я должен был встретиться с Алексеем. В Ярославле я собирался открыть филиал своей  фирмы и, возможно он мог бы  его возглавить.
Позавтракав и собрав приготовленные с вечера необходимые в дороге вещи, я попрощался с Анной и спустился на лифте в подземный гараж, где меня ждала новенькая Тойота–Камри. Я положил сумку и теплую куртку на заднее сидение, сел в машину и, мысленно перекрестившись, завел двигатель. Помещение наполнилось приятным гулом работающего двигателя. Выруливая с парковки, я поприветствовал сонного охранника и, включив дворники, выехал на дорогу.
Тойота неслась по пустынным улицам спящего мегаполиса, оставляя за собой длинный шлейф из брызг и желтых опавших листьев. Город спал. Это была ночь 22 сентября 2010 года. Сырая ночь…

               
2.


…Начинались утренние сумерки. Грязно-серое утро было полностью во власти тумана. Из-под клубов последнего, тягуче и нехотя выползала мокрая черная лента шоссе. Она, словно ей было больно не хотела пускать в себя. Фары не могли прорезать своим светом вязкую мертвую серость, поэтому она поглощала Тойоту неторопливо, так, будто хотела прочувствовать ее металлический вкус, словно привередливый гурман  в дорогом ресторане.
Надо остановиться и попить кофе. Иначе этот туман доконает.
Оставив жирный, черный след протектора правых шин на обочине шоссе Камри замерла.
Открыв сумку я достал термос с кофе и, стараясь не пролить, налил полную чашку. Пар обжигающего напитка медленно прилипал к стеклам. Включив аварийные огни и печку на полную мощность, я вышел из машины и поставил чашку на капот. Закурив сигарету – огляделся. Если бы это возможно было сделать... Туман сгущался и, метрах в пяти от автомобиля, невозможно было что–либо разглядеть. Где-то наверху, едва просматривались мутные, мрачные высохшие ели. Внизу вокруг, туман в такт фонарям окрашивался в желтый цвет. Тишина. Она оглушала. И даже приглушенная в салоне музыка и работающий двигатель не могли ее перебороть. Она была везде... Допив кофе, я сел в машину и, не выключая аварийных огней, медленно поехал в серую неизвестность…
Мощный двигатель Тойоты медленно, но уверенно вытянул автомобиль на вершину холма. Здесь туман не был таким густым, и насколько я мог разглядеть, впереди у подножия холма,  еле просматривалось извилистое русло реки – узкой и черной, такой же как вьющаяся лента шоссе. На противоположном берегу, высоком и обрывистом одиноко стояла старая полуразрушенная церковь.
Съехав вниз, я остановил машину на обочине. До сих пор ни  одной машины... Ни встречной, ни попутной. Ошибиться дорогой я не мог даже притом, что дорожных знаков практически не было видно.
Заглушив двигатель, аварийные огни я оставил включенными и вышел из машины. Подойдя к воде,  опустился на корточки и смочил лицо водой. Обтерев лицо одноразовой салфеткой, я закурил сигарету и проверил связь на мобильном телефоне. В пути уже пять часов. Связи не было, и это мне показалось несколько странным.
Собираясь ехать, я еще раз огляделся. На противоположной стороне дороги – вдоль нее, простиралась серая поляна. Дальше начинался лес, который сквозь туман выглядел темной мрачной стеной с острыми верхушками, и напоминал средневековое оборонительное сооружение, в виде стены из заостренных бревен. Над другой стороной реки, шириной метров  пятнадцать, возвышался обрывистый, высокий берег. Местами он был пологим, и на одном из таких склонов можно было разглядеть чернеющие горизонтальные полоски. Это была не иначе, как лестница, ведущая от реки наверх. Предполагая, что рядом есть мостик через реку, я накинул куртку и осторожно направился по мокрой траве к месту возможной переправы. Было бы интересно взглянуть на старую постройку, где когда-то люди приходили общаться с Богом.
Лет восемь я не был в церкви. И если исключить разного рода экскурсии, я посещал ее раза три. В тяжелый период своей жизни я крестился, и это совпало с тем временем, когда креститься в нашей стране было модно. Более дикой моды, наверное, не было никогда.
Посещая церковь, еще на подходе к ней я ощущал какую-то тревогу, меня охватывал необъяснимый страх перед чем-то, чего я объяснить себе не мог. И проходило это ощущение только тогда, когда я покидал здание с иконостасами, свечами и сковывающим тело пением хора. Мне становилось легко и свободно.
Метрах в тридцати от того места, где была припаркована Тойота, действительно был мостик. Подвесной деревянный мостик. Почерневший от сырости, он был в довольно обветшалом состоянии. Им, наверняка, не пользовались уже много лет.
Я мысленно перекрестился и, держась руками за веревки, с осторожностью кошки, двинулся к противоположному берегу. Где-то ближе к середине русла вода заливала подмостки и, пройдя еще несколько шагов, я все-таки поскользнулся. Весь вес моего тела пришелся на левую ногу.  Старые доски не выдержав нагрузки проломились как спички и всплыли метрах в двух вниз по течению. Чертыхаясь и кляня свое любопытство я висел держась за веревки в позе штангиста сделавшего рывок и теперь пытавшегося встать. Подтягиваясь, я вытащил левую ногу из воды и на четвереньках дополз до берега. Сливая воду из кроссовка и продолжая чертыхаться, моей мечтой было уже вернуться в машину и переодеться. Теперь точно надо было подняться наверх и найти, как минимум двухметровую доску, чтобы закрыть брешь в настиле и пройти обратно.
Осторожно ступая по скользким ступеням старой лестницы, вскоре я оказался наверху. Моему взору, наверняка, могла бы открыться красивая картина, но, из-за тумана я мог различить лишь высокую тень старой деревянной постройки.
По жухлой мокрой траве, с необъяснимой тревогой в душе я двинулся к мрачному зданию. Чем ближе я подходил, тем тревожней становилось мне. Церковь или то, что осталось от нее, представляла собою рубленый прямоугольник с основательно подгнившими нижними венцами, отчего сруб довольно сильно  покосился. Выше, также  рубленый шатер зиял дырами. О венце можно было только догадываться. Входа в церковь не сохранилось – была лишь огромная дыра заваленная сгнившими бревнами и досками. Они валялись везде. Поросшие чахлой травой и мхом. Ничего, из того что здесь валялось, не могло мне пригодиться чтобы я мог благополучно вернуться назад. С надеждой, что что-то могло сохраниться внутри я стал пробираться к былому входу. Среди гнилых досок мешавших проникнуть внутрь помещения я заметил крест, когда-то венчавший  церковь. Откидывая трухлявые доски попытался достать его, но от старости он рассыпался в моих руках. Чертыхнувшись, я перелез через пару преграждавших мне путь бревен и оказался внутри дома Божьего.
Внутри церкви, то что раньше называлось полом, также поросло травой. Помещение было довольно просторным и пустым. На алтаре лежал какой–то мешок придавленный трухлявым бревном. За ним, в полу находилось отверстие больше похожее на люк.
Даже как-то странно, здесь давно не проводилось служб и  это давно уже не дом Божий, а чувство тревоги так и не проходит…
Я еще раз огляделся вокруг. Не зацепившись взглядом за то, что мне могло бы пригодиться для обратной переправы,  я направился к отверстию за алтарем.
Подойдя и присев на корточки, я попытался там что-либо разглядеть, но тщетно. Достав сигареты и зажигалку, я закурил и не туша огонь опустил руку в проем колодца. Размерами проем был примерно метр на метр. Изнутри стенки его были обшиты  досками, практически уже сгнившими и поросшими плесенью и грибком. Но что меня больше всего, скорее озадачило, чем поразило – это то, что ниже, в полуметре от края колодца, я нащупал бетон. В тусклом свете зажигалки я смог разглядеть бетонную трубу приблизительно метрового диаметра и скобы, стройным рядом уходящие вниз. Это более чем озадачило, учитывая, где я находился.
Облокотившись об стену и закуривая еще сигарету, свет от зажигалки озарил мешок, которому я до сих пор не придавал особого значения. От увиденного по телу пробежала холодная волна вызывающая тошноту и дрожь. Невольно отпрянув, я завалился на левый бок. Сизый дым выпавшей изо рта сигареты нехотя пробивался сквозь траву. Бешено стучало сердце. Стало совсем жарко. Поднимаясь на ноги, дрожащими руками, я с третьей попытки зажег огонь зажигалки. Мешок не был таковым, как мне показалось сначала. На алтаре, согнувшись, придавленный трухлявым бревном, лежал человек. Вернее то, что от него осталось. То, что я принял за мешок было плащом. Грязным и рваным.
Из открытых частей тела были видны только объеденные червями кисти рук и половина лица. Череп  едва уловимо покачивался. Слабые особи в борьбе за пищу проигрывали и выпадали из глазниц извиваясь в истерике.
К горлу медленно, но уверенно подступала едкая тошнота. Обожженный огнем зажигалки палец снял это ощущение. Глубоко дыша я расстегнул  молнию свитера  на груди, и только тогда заметил, что отсутствует вонь разлагающегося тела. С отвращением на лице, но с непреодолимым любопытством я осветил этот ужас ещё раз.
Кто он? Что он?  В голове одни вопросы и ни одного ответа.  Древняя церковь вычищенная изнутри; странный колодец, и тело, наполненное мерзкими склизкими червями.
Я подошел к проему в стене. Было огромное желание покинуть это ужасное место.
 Черт с ним, замочу ноги – как-нибудь переберусь. Там, на шоссе меня ждет теплая машина, ещё есть горячий кофе, но, черт побери...
Выбросив окурок я подошел к бревну и, не прикладывая особых усилий, скинул его с тела. Труп сполз на пол оставляя на алтаре не съеденные червями куски гнили. Кишащие твари агонизировали, словно у них отобрали  последний завтрак. Открылась оглушающая вонь. На алтаре, там где осталось то, что раньше можно было назвать лицом, блеснула какая-то вещица. Я обратил на неё внимание, потому что она была лишней во всей этой картине и взгляд невольно зацепился за неё. Носовой платок из кармана куртки... Спустя несколько секунд, на куче хлама, в проеме входа в церковь, застегнув молнию свитера и натянув ворот на нос, я обтирал свое «любопытство».
Находка была довольно необычной… Серебристого, с голубоватым оттенком, цвета цилиндр длиной сантиметров пять и в диаметре около пятнадцати миллиметров. На поверхности по всей длине цилиндра имелось семь узких винтовых канавок матового зеленого цвета. На торцах цилиндра, подобно голограмме, просматривалась витиеватая буква М.
По-прежнему было пасмурно, и, похоже, туман не собирался рассеиваться. Я выкинул платок и, положив в карман куртки свое необычное приобретение, расслабился, закрыв глаза.

Интересно, чем сейчас занимается моя любимая женщина? Наверное, еще спит. В такую погоду – только спать. Как там наш будущий малыш? Как сейчас хотелось бы лечь в постель и прижаться, обняв мою дорогую Анну…
Пора было возвращаться и двигаться дальше, тем более нога в промокшем кроссовке замерзла, а простудиться в мои планы как-то не входило. Встав, я еще раз взглянул на омерзительную картину. Гниль и черви. Кроме отвращения – ничего.
 Бетонный колодец со скобами. Может, стоит все-таки взглянуть что там? Куда он ведет? Как он оказался в строении, которому порядка трехсот–четырехсот лет. Кто он такой? Что здесь произошло? Платок... Черт! Черт! Черт подери…
Присев на краю люка, я поджег платок и отпустил его в черноту колодца. Прошло секунд десять, прежде чем огонь потух, видимо так и не достигнув дна.
 Черт, если я не узнаю что там... наверное, не прощу себе этого…
 Кляня на чем свет стоит свое любопытство и едва не сорвавшись вниз я начал спуск в неизвестность.
Было темно. Даже очень. В какой-то момент я уже было подумывал вернуться, но решил, что на полпути останавливаться нельзя. Прошло около десяти минут с того момента, как я оказался в колодце. Ни начала, ни конца. Не видно ничего. Чувствовалась небольшая сырость. Я остановился передохнуть, осторожно оперся спиной на стенку колодца и нашарил в кармане телефон. Раскрыв его, направил свет от дисплея вниз. Ничего, кроме мертвых серых стен и ржавых холодных скоб, уходящих вниз стройной лесенкой. 10:40. Убрав телефон, продолжил спуск. Через пару минут показавшихся мне вечностью, я услышал гулкое эхо своих шагов. Должно быть уже рядом  есть помещение более просторное, чем этот чертов колодец. Преодолев ещё метров пять,  я оказался в просторном помещении. После узкого колодца это чувствовалось всем телом. Моя нога во что-то уперлась.
Достав телефон, одной рукой держась за скобу, я осветил помещение. Бетонный колодец заканчивался на уроне моих глаз. Скобы, ниже края колодца, были приварены к двум трубам, вмонтированным в потолок помещения и опускались метра на два.  Моя нога уперлась в металлическую бочку стоявшую на полу. Спустившись на пол, я оглядел помещение – бетонная коробка размерами метров пять на пять. Посередине, в полу, было прямоугольное углубление шириной метра два, заполненное водой и не доходящее с одной стороны до стены на метр, а с другой уходящее в широкий тоннель. Рядом валялась ржавая металлическая решетка.
Заглянув в тоннель, вдали был виден слабый мерцающий свет. Закуривая сигарету, я присел на корточки рядом с входом.
Какого хрена все это значит? Посмотреть… Что–то толкает меня на это…
Опустил руку в воду. Сантиметров двадцать. Надеюсь вернуться домой здоровым. Шагнул, слегка нагнувшись. Зачем? До верха тоннеля еще сантиметров двадцать. От шагов, всплески воды растекались по всему тоннелю звонким, красивым эхом. Фотография моей любимой на дисплее телефона освещала мрак серых стен.
До мерцающего света осталось немного, шагов двадцать…
Еще пять…
Что это? Тоннель перекрывало нечто похожее на пленку, состоящую из небольших мерцающих квадратов, постоянно меняющихся в цвете.
Вопросы себе уже не задаю. Слишком их много, а ответов нет.   
Коснулся рукой. Ничего не произошло. Рука, словно через туман прошла сквозь пленку ничего не почувствовав. Инстинктивно зажмурился и шагнул вперед. Будь что будет…
Сделав шаг, я открыл глаза. Впереди, метрах в десяти, узкий тоннель заканчивался металлической дверью. Перед ней несколько ступенек. Под потолком пара плафонов горящих красным светом.
Обернувшись назад, я похолодел от страха. Сердце бешено забилось и казалось вырвется из груди. Глаза заливал холодный пот. Дрожащими руками я ощупывал то, через что только что прошел. Здравый смысл отказывался в это поверить – шесть квадратных метров шершавой, холодной бетонной стены. Я обшарил ее всю, словно в поиске какой-то кнопки, которая могла бы открыть скрытую от глаз дверь. Я бил в неё ногами, как будто бы это была тонкая деревянная перегородка. Стена. Она была неприступна.
В бессилии, опустившись на колени, я уперся головой и руками в стену. Пустота. Развернувшись лицом к двери, сидя в воде, я закурил и с отсутствующим взглядом смотрел, как по коридору медленно растекаются красно-черные волны и, тихо всхлипывая, бьются о ступень. Ни разу за все это время я не проронил ни слова, и только сейчас дал себе волю выругаться,  на чем свет стоит. 
Минут десять я сидел в полной тишине, с отсутствием каких-либо мыслей в голове, ни на секунду не отводя взгляда от металлической двери. Почему-то мне не хотелось думать о том, куда она ведет, ни что скрывается за ней, ни что меня там ждет. Мне хотелось только одного. Вернуться наверх. На землю. Домой. К любимой женщине.
Встав, почти по пояс сырой, я уверенно двинулся к двери и, приложив немалые усилия, открыл ее. Вероятно, ею давно уже не пользовались…
За дверью мне открылся коридор залитый красным светом фонарей, и пол – он был покрыт резиновым ковром с насечками противоскольжения. Коридор в длину метров пятнадцать. Слева – двустворчатая дверь. Рядом с дверью, справа, кнопочный блок с цифрами от 0 до 9. Подергав за ручки двери и убедившись в тщетности усилий, я быстрым шагом направился к двери в конце коридора, справа. Она была открыта и это меня порадовало.
Войдя, я оказался на площадке металлического трапа, также покрытого резиной. Эта комната больше походила на наблюдательный армейский  центр. Здесь царил полумрак дежурного освещения. Напротив трапа была еще одна дверь с электронным замком, а справа от неё огромное, в полстены окно из черного непрозрачного стекла. Вдоль окна располагался стол с блоком кнопок и мониторами. Перед столом три кресла. На смежной стене висел большой монитор. Под монитором располагались низкие металлические шкафы, больше похожие на корпуса какой-то аппаратуры. У стены, напротив окна, стояли несколько больших шкафов и стол с двумя  креслами.
Я спустился с площадки трапа,  подошел к двери напротив и попытался открыть её, но дверь не поддавалась. Тогда я пересек комнату и открыл дверь в углу. Это была комната отдыха. Слева стоял шкаф, за ним двухъярусная кровать. Напротив двери находилась небольшая встроенная кухня со стойкой, табуретами, и холодильником. Остальную площадь занимали диван, два кресла и низкий столик. На столике лежал раскрытый ноутбук.
Только сейчас я почувствовал, что проголодался. Открыв холодильник, я нашел в нем достаточно большое количество различных банок и вакуумных упаковок. Порывшись, я нашел нечто похожее на бутерброды и банку с напитком. Через пару минут, чертыхаясь и проклиная производителей этой несъедобной дряни, остатки пищи полетели в корзину рядом с холодильником. Закурив, я вышел из комнаты.
Я стоял посреди рабочего помещения, и меня не покидало ощущение того, что здесь что-то не так. Нет, о мерцающей стене превращающейся в монолит я уже не думал. По крайней мере, сейчас.
Оглядывая помещение, взгляд мой наткнулся на небольшой оранжевый огонек рядом с дверью, которую я не смог открыть. Подойдя ближе, я увидел углубление в стене закрытое стеклянной крышкой, а за ней три крупные кнопки с индикаторами. Нажав на среднюю, с зеленым кругом, где-то раздался глухой щелчок и в следующее мгновение помещение залило белым светом.
Я подошел к пульту и сел в среднее кресло. Пробежав глазами по кнопкам нажал на единственную красную, которая находилась в левом верхнем углу клавиатуры. Мониторы пульта окрасились в синий цвет и на каждом  появилась надпись, предупреждающая о загрузке процессора. На большом мониторе, что на стене справа, экран был разделен на шесть картинок, и на каждом изображались какие-то двери и переходы. Каждые десять секунд изображение сменялось. Довольно много попадалось картинок с отсутствующим сигналом с камер слежения, и практически нигде не было нормального освещения. Камеры передавали, либо блеклые очертания того, что они снимали, либо на мониторе возникали картинки с мигающим красным освещением.
Я развернулся в кресле к большому монитору и смотрел на калейдоскоп картинок не более трех минут, как заметил, что  мониторы пульта окрасились в красный цвет. На красном поле мониторов, посередине, в круге серого цвета красовалась витая буква М.  Под серым кругом мигала надпись на английском языке извещающая о необходимости ввести пароль.
Было очень любопытно узнать, что скрывалось за этим паролем, что могло бы объяснить мое настоящее положение. Но, увы...
Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. От всего, что произошло за это утро болела голова.

Церковь и колодец... Стена… Военный объект? Не очень-то все это вяжется...

 Только сейчас я вспомнил, что сижу по пояс сырой. В комнате отдыха, возможно, что-то найдется...
Открыв глаза я не сразу сообразил, что что-то  изменилось. Мгновением позже я увидел, что черное стекло окна за пультом стало прозрачным. Моему взору открылась площадка довольно больших размеров, освещенная тусклым желтым светом. Из-за плохого освещения я смог разглядеть лишь две двери на противоположной стене, скорее похожих на двери лифтов. Слева в стене был проем, который излучал мигающий красный свет, а чуть дальше – большие ворота. Справа практически ничего не было видно из-за недостаточного освещения.
Я прошел в комнату отдыха. Проходя мимо кухни, что-то меня остановило. Явно, эта мысль как-то не возникала, но…
Подойдя к стойке, я осмотрел надписи на электроприборах – названия фирм мне были неизвестны. И всё, всё везде было на английском языке. Как-то даже в голову сразу не пришло…
Несколько озадаченный этим открытием я открыл шкаф. Там я нашел куртку и брюки, висящие на плечиках, несколько пар новых носков и нижнее бельё. Кинув две пары носков и брюки на столик, я обыскал карманы куртки. Моей добычей стали электронный ключ, планшетный компьютер Mapbook и целая пачка сигарет незнакомой марки. И ничего более...
Повертев электронный ключ в руках, по надписям я понял, лишь, что принадлежал он Полу Вудсу, майору. Не припомню, чтобы в России были офицеры с такими именами. Положив компьютер и сигареты на столик, я вышел из комнаты. Вставив ключ в прорезь замка металлического шкафа, створки раскрылись, издав предварительно глухой щелчок. Предо мной предстал освещенный подсветкой боевой арсенал с каким можно было бы брать самую защищенную крепость. Такое оружие я видел лишь в фантастических боевиках. Взяв самое необычное с виду ружьё с электронным табло, как на видеокамерах, я был немало удивлен, насколько оно было легким по отношению к своим размерам. Положив это чудо вооружения на стол, я достал из шкафа несколько небольших обойм, больше похожих на пластиковые коробочки с серебристыми контактами, подобные той, что была закреплена на ружье и так же положил на стол.
В следующем шкафу я обнаружил четыре комплекта униформы и бронежилеты. Найдя там же высокие ботинки подходящего размера, я поставил их рядом со столом и открыл третий шкаф. В нем находились аптечки, фонари, электронные бинокли, ножи и рюкзаки. Вернувшись в комнату отдыха, я переоделся и вышел обратно. Взяв из шкафа рюкзак, я кинул в него пару фонарей, аптечку, обоймы со стола и электронный бинокль.
Подумав, что ещё надо взять я прошел к холодильнику и положил в рюкзак несколько банок напитка с парой пачек тошнотворных бутербродов, планшетный компьютер и сигареты, после чего закинул  его на плечи. Взяв ружье, я откинул электронный дисплей и нажал на кнопку power. На подсвеченном экране появились несколько цифр, одна из которых показывала уровень заряда и надпись GEESA, в комментарии к которой значилось: ружье энергетическое, экспериментальное, специального применения. Не выключая, я захлопнул дисплей. Держа оружие в правой руке за рукоять, устрашающим стволом вниз, а в левой электронный ключ, я еще раз окинул свое пристанище беглым взглядом и направился к выходу.
Ни удивления. Ничего. Мозг перестраивался. Прошлое давало о себе знать...


               
3.


– Я ещё раз вам повторяю, с ним что–то случилось! Вы должны!.. В конце концов, это ваша работа! – почти срываясь в крик, сказала Анна, опустив заплаканное лицо с размазанной тушью на глазах на сжатые от злости и беспомощности кулаки, и зарыдала.
– Милочка, прошло только два дня, значит, это... если до завтра он тебе не позвонит, то тогда и приходи к нам. Напишешь заявление, а там видно будет, – слащавым голосом сказал толстый с жирной кожей лица и маленькими поросячьими глазами капитан, сидящий за толстым стеклом с надписью «Дежурный».
За стеклом в недавно отремонтированной дежурной комнате милиции, кроме дежурного офицера находились два сержанта, которые сидя за столом пили чай.
 – Да он, наверняка, сейчас развлекается с какой-нибудь девочкой, – показывая непристойный жест рукой, выдал тощий сержант с бесцветными глазами.

По свежевыкрашенным в серый цвет ступенькам, со второго этажа, где находились кабинеты следователей, спускался широкоплечий мужчина средних лет, одетый в темно-серый костюм без галстука. Ворот сорочки был расстегнут, а в холодных серых глазах читалась дикая усталость.
Спускаясь на первый этаж, в который раз он видел, как в конце коридора у стойки с окном из толстого стекла с надписью «Дежурный» стоит человек пришедший за помощью гарантированной ему государством за его же налоги. И скорее всего, ему больше никто не может уже помочь, стоит с последней надеждой с мольбой о помощи в глазах, а ему в очередной раз говорят о каких–то сроках, порядках, бумагах и инструкциях, и отправляют, чтобы придти вновь и вновь.
Подойдя к посетительнице, мужчина смерил холодным взглядом дежурного.
– А я чего, она это… – разводя руками, начал оправдываться капитан.
– Стакан воды. И быстро, – оборвал его блеянье мужчина и предложил девушке присесть на стулья стоящие напротив дежурной комнаты.
Взяв стакан с водой, мужчина присел рядом и, обращаясь к девушке, сказал:
– Выпейте и постарайтесь успокоиться, а потом вы мне все расскажете. Договорились?
Кивнув, девушка сделала глоток и передала стакан обратно.
– Теперь вам лучше?
– Да, спасибо, – вытирая слезы платком, ответила посетительница и, глядя в серые глаза незнакомца, спросила:
– Вы поможете мне? Простите, я не знаю вашего имени?
– Павел меня зовут. Павел Андреевич. Может, пройдем в кабинет и там, вы мне все расскажете?
– Да, конечно. Меня Анной зовут, – вставая со стула и вытирая бегущую по щеке слезу, ответила Анна.
Поднявшись на второй этаж, Павел Андреевич открыл ключом дверь кабинета и жестом предложил девушке войти.
Кабинет, на двери которого была прикручена табличка с надписью «Следователь по особо важным делам Серов П.А.» был небольшой, но уютный.
Сквозь открытые жалюзи окна лился теплый мягкий свет осеннего солнца. Часы на стене показывали 17:25. Письменный стол, сейф, шкаф. Абсолютный порядок. Много зелени декоративных растений и ничего лишнего.
– Простите Анна, как вас по отчеству? – вопрос следователя заставил девушку отвлечься от своих мыслей.
– Ах да. Александровна. Анна Александровна Саблина.
– Хорошо. Теперь расскажите подробно, что у Вас случилось? – глядя в красивые зеленые глаза посетительницы, спросил Серов.
Несколько помедлив, видимо собираясь с мыслями, Анна начала свой рассказ:
– Два дня назад, рано утром, Максим – мой муж, уехал на машине в Ярославль. У нас, здесь в Питере, свой бизнес. Максим собирался открыть филиал и нашел человека в  Ярославле, который мог бы заняться этим делом. Они договорились о встрече, но…
– Что, но…? – несколько подавшись вперед, спросил Павел Андреевич.
– Сегодня днем позвонил Алексей – это тот человек, с которым муж должен был встретиться, и сказал, что Максим так и не приехал.
– Муж вам звонил?
– Нет.
– Вы?
– Да. Ответ один: «Вне зоны доступа», – из уголка глаза выбилась слеза и, оставляя мокрый след, скатилась по щеке Анны. – В день отъезда, где-то часа в два, я уже начала беспокоиться, ведь прошло уже десять часов, как мы расстались и ни одного звонка.
– Он вам часто, вообще, звонил?
– Дело в том, что я беременна, а мы очень этого ждали…
– Мне все ясно, Анна Александровна, – сказал Павел, переводя взгляд с девушки на фотографию в рамке, стоящую на столе.
Серые глаза его потухли. Боль утраты вновь напомнила о себе, сдавливая где-то в груди и превращаясь в комок запирающий дыхание.
Год назад он потерял её. Черноглазую брюнетку. Добрую и жизнерадостную. Это была его единственная настоящая любовь. Она любила его…
Серый весенний день. Она ждала его на автобусной остановке. Шел мокрый снег. Он должен был подъехать и забрать её. Остановка у поликлиники. Он уже видел её. Он видел, как мимо пронесся, обгоняя его огромный Хаммер. Он видел всё – как разлетались осколки плексигласа, и сминался каркас павильона остановки. Немой крик бессилия. Запой и нежелание жить. Она была на пятом месяце беременности…
– С вами все в порядке? – с тревогой в голосе спросила Анна.
– Нет–нет, все нормально. Простите, отвлекся, – ответил Павел Андреевич, чувствуя как сдавливающий в груди комок несколько отступил.
– У вас есть фото мужа?
– Да, вот, – достав из сумочки цветную фотографию, Анна протянула ее следователю.
– И ещё, – взяв фотографию в руки, сказал следователь, – мне нужны будут номер и марка автомобиля, и номера телефонов – ваш и вашего мужа.
– Тойота-Камри, цвет – серебристый металлик. Месяц назад куплена. Номер М 149 АА, – ответила Анна, протягивая следователю визитки.
– Сделаем так. Как только что-то станет известно, я Вам позвоню. Договорились?
– Я буду вам очень благодарна Павел Андреевич.
– Я вас провожу. Может Вас подвезти? – скользнув взглядом по животу Анны, спросил следователь.
– Спасибо вам… я на машине, – с благодарностью в глазах, ответила Анна.

Наблюдая, как отъезжает Анна на ярко-красной Ауди, серые глаза Павла, наверное впервые излучавшие тепло с того дня трагедии, похолодели, и развернувшись он вошел в здание ГУВД.

– Привет Саня! Ты ещё на работе, – скорее констатировал, чем спросил Серов.
– А, Паш, привет! Да вот, уже собираюсь уходить, – убирая бумаги со стола в ящик, ответил Александр Викторович.
– Как жизнь? Как оболтусы?
– Жизнь, Паша, укорачивается также стремительно, как растут мои оболтусы, – смеясь, ответил Александр и встал из-за стола пожать руку своему старому другу. – Слушай, а ты долго ещё здесь зависать будешь – я сегодня холостой, посидим у меня, пивка попьем, поболтаем? А?
– Куда на этот раз своих сплавил? – спросил Павел, садясь за стол напротив.
– Да, к сестре на дачу… В выходные сантехнику хочу поменять, так что пусть на природе побудут. А ты как, наверное, по делу? – прикуривая, спросил Александр.
– Так и есть, Саш. Надо найти эту машину. Здесь все есть, – Серов протянул бумагу Александру.
– Будет сделано! Ну, так как насчет моего предложения?
– Отлично!.. Жду тебя в машине, – ответил Павел и вышел из кабинета начальника ГИБДД.



4.


Дверь моего временного пристанища закрылась за мной практически бесшумно. Находясь там, я чувствовал себя как это ни странно в безопасности, чего не ощущал сейчас. Полумрак большого помещения. Мигающие сполохи красного света из коридора слева сопровождались неприятным тревожным зумом. Свет, горевший только над лифтами, не давал возможности разглядеть, как следует помещение. Достав фонарь, я обнаружил в стене справа маленькую металлическую дверь. Ни замка, ни ручек на ней не было. Видимо закрывалась она с другой стороны. Слева от неё был металлический трап ведущий наверх к двери, которая находилась в  метрах десяти от пола и, по всей видимости, была приоткрыта.
Я направился к лифтам. Вставил электронный ключ в замок одного из них – створки с шипением раскрылись. Не заходя в кабину лифта я оглядел кнопочный блок. Там было всего две кнопки с табличками – «Уровень «0», и «Уровень «8». Голубая подсветка свидетельствовала о том, что я находился на восьмом уровне. Вставив ключ в замок другого лифта, где-то внутри его натужно зажужжали сервоприводы створок. Щелчок...  и… створки лифта так и не сдвинулись с места. Положив ключ в нагрудный карман куртки, держа наперевес ружье, со смешанным чувством тревоги и любопытства мой взгляд остановился на коридоре с включенной аварийной сигнализацией…

…Осторожно, кошачьей походкой двигаясь по резиновому покрытию, я не сводил взгляда с двери в конце коридора. Ключ, чтобы открыть её был уже не нужен. Опертая об стену массивная металлическая дверь висела на одной нижней петле.
Кто же мог выбить её? Какая же сила нужна, чтобы сделать это?..
От постоянного мигания и противного настойчивого зума начинало ломить в висках. Поморщившись, я оглянулся назад. Страх заставляет оглядываться. Убедившись, что сзади ничего неожиданного меня не ждет, я повернулся, стараясь не упускать из вида дверной проем... Вдруг, перед моим лицом, буквально сантиметрах в пяти, что-то мелькнуло. Казалось, кровь в теле вот-вот закипит, а сердце взорвется раскидав мои останки по стенам. От неожиданности неведомая сила самосохранения откинула меня на стену отделанную панелями из перфорированной резины. Ноги не слушались и по стене, мое тело сползло на пол. Учащенно дыша, весь покрытый липким холодным потом, сжимая до боли в суставах рукоять ружья я смотрел, как покачивается свисая с потолка кусок толстого кабеля. Не понимая как сдержался не начав стрельбу, ещё с минуту я сидел на полу пытаясь успокоиться. Посмотрев на ружье мне вдруг пришла мысль, что надо бы опробовать его в действии – слишком уж легким оно было…
Осмотрев коридор и остановив взгляд на нижней петле двери, находящейся от меня метрах в семи,  прижав приклад к плечу и прицелившись, мой указательный палец лег на спусковой крючок…
…Прошло минуты четыре. Пожалуй, не надо было этого делать... Когда облако бетонной пыли рассеялось, мне открылась ужасающая картина. Уважительно смерив взглядом свое чудо-оружие я сидел и, наверное, глупо улыбаясь поглаживал его, словно ребенка сказавшего первое слово. Чем стреляла моя игрушка я так и не понял. Какие-то ослепительно белые сгустки света вырывались из ствола, в который можно было бы свободно засунуть баллончик с гелем для бритья. Раскатистый треск крошащегося монолита и дождь мелкой дроби бетона. Запах горелой резины и огромная, с полметра в диаметре дыра в косяке проема. Дверь словно испарилась.
Просидев ещё с минуту, я поймал себя на мысли, что аварийная сигнализация не работает, а только тускло горят плафоны дежурного освещения. Встав, я отряхнулся и, смахнув со своей лысой головы пыль, вошел в большую круглую комнату. Слева над двустворчатой дверью находилась табло со светящейся надписью «Энергоблок»; справа такая же дверь с таким же табло и надписью «Центральный узел коммуникаций». Одна из створок дверей ЦУКа была вырвана и лежала на полу.


Если здесь кто-то есть, то на небольшой взрыв устроенный мною, он должен был бы отреагировать.
– Черт возьми... это ж, какую силу надо иметь… – произнес я, осматривая вмятину и глубокие царапины на металлической створке.
Где-то в глубине своего подсознания я понимал невозможность происходящего, примеряя клише нашего мира к увиденному и осязаемому.  Аргун. Он научил меня многому, но настало время, когда я решил вычеркнуть тот период из своей жизни. Стать обычным человеком, а не жить по военным законам, когда опасность за спиной ты должен чувствовать шестым чувством; когда ты должен быть готов решить любую возникшую на пути к цели проблему, и способ не важен, не важна его радикальность – только результат и постоянная готовность. И я вычеркнул. Моя жизнь стала короче на добрый десяток лет. Так было лучше. Смотреть на жизнь глазами волка мне не хотелось.
Осторожно, держа ружье на изготовке я проскользнул в ЦУК. Здесь, в огромном помещении мое тело каждой клеткой ощущало вибрацию натужно гудящих механизмов. Бесчисленное количество труб, задвижек, шкафов управления были объединены в блоки. Границы блоков и их обозначения были нанесены желтой краской на полу. Проходя по дорожке маркированной как «С3», в боковом проходе я увидел яркий свет лившийся из окна помещения пристроенного к стене, возможно, дежурного персонала. Не упуская из вида пристройку, я двинулся к ней скрываясь за шкафами управления. Добравшись до окна, я убедился, что внутри никого нет и смело вошел в приоткрытую дверь. Небольшое помещение. Шкаф с инструментами, кресло и пульт управления перед окном.
На широкоформатном дисплее монитора, насколько я мог понять, отображалась схема коммуникаций в виде прямоугольников голубого цвета с обозначениями, состоящими из букв,  цифр и зеленых мигающих точек, расположенных по центру прямоугольников. Всё. Ничего что могло бы прояснить мне, где же все-таки я нахожусь.
Сев в кресло и положив ружье на колени, я беспорядочно нажимал  на клавиши. Один за другим прямоугольники на мониторе всплывали, превращаясь в сложные схемы разноцветных линий, пока, наконец, не установилась одна  из схем. Судя по обозначениям на схеме, это было не что иное, как схема управления движением какой-то жидкости – множество автоматических клапанов и насосов, на значках которых мигали зеленые и оранжевые огоньки.
Откинувшись в кресле, я закрыл глаза. Господи! Все что мне сейчас хотелось, так это оказаться в нежных объятиях своей любимой… Вспомнился отдых на море, как в прибрежных камнях мы рыбачили вдвоем. А сколько радости было от первой рыбки, пойманной Анной. Как прячась в шалаше, промокшие от внезапно нахлынувшего ливня, мечтали о будущем, о детях… Нежность поцелуев и горячих объятий обволакивающая страсть…
Пристальный взгляд… Я чувствовал его на себе всем телом. Как чувствовал ужас в неспокойных детских снах, от огромного серого шара заполняющего все вокруг и надвигающегося на меня. Страх перед ним парализовывал все тело, не давая возможности даже кричать. Холодный пот и громкое учащенное дыхание. Белый безмолвный свет луны и невозможность уснуть. Я не испытывал страха сильнее, чем в тех далеких снах. Но сейчас… Покрываясь холодным липким потом я открыл глаза… Увиденное заставило меня содрогнуться от реальности ужаса и в следующее мгновение я оказался на полу. Мелкие желтые глаза. Они ненавидели. Ненавидели так, как если бы вам разрушили вашу жизнь и похоронили последнюю каплю надежды…Надежды на спокойную смерть.
Если и существовал ад, то это было его порождением. Огромное, ростом много больше двух метров, существо с низко-посаженной головой и вытянутым лицом. Темно-красного цвета тело, в котором просматривались все мышцы, как если бы кожа была прозрачна.
В следующее мгновение существо вскинуло голову раскрыв пасть полную огромных желтых зубов, издало ужасающий вой и, подняв огромные руки, со всего размаху ударило по стеклу. В глазах у меня резко потемнело. Существо билось, словно в истерике, рычало и выло, одновременно разбрызгивая мерзкую желтую слизь. Стекло отделяющее меня от этого ужаса медленно покрывалось паутиной трещин под натиском ударов взбешенного монстра.
Собравшись с духом и сделав пару нервных глубоких вздохов, я, продолжая сидеть на полу, на спинке опрокинутого кресла, поднял лежащий рядом ствол и навел его на окно…
– Сука…слишком близко! – вырвалось на выдохе и, прикрывая лицо локтем левой руки, я нажал на спусковой крючок.
Ствол изрыгнул слепящий сгусток света. Вскрываясь, толстое стекло издавало треск равный по силе тому,  с каким откалывается громадная глыба льда, чтобы стать впоследствии несущим смерть айсбергом. Хлопок, и миллион мелких, оплавленных и острых кристаллов, как внезапно хлынувший ливень, вынесло из оконного проема в машинный зал.
Больше ничего я не слышал. Только тишина, нарушаемая нудно гудящими механизмами. Готовый выстрелить еще, я осторожно выглянул из-под локтя и, не видя более опасности, опустил руки и закрыл глаза.
Немного успокоившись, я встал на ноги и, отодвинув кресло,  подошел к пульту. Оперевшись на него я глянул за проем, ища глазами домогавшегося ублюдка. Его нигде не было. Ни в каком виде. Только стеклянная пыль устилавшая пол.
Это заставило меня вновь несколько собраться. Взяв ствол наизготовку я направил его на дверь, медленно подошел к ней и, что было силы, пнул ногой. Дверь распахнулась и, ударившись ручкой о стену вернулась обратно, остановившись под прямым углом к дверной коробке.
Не увидев ничего подозрительного, что указывало бы мне на местонахождение монстра, я осторожно вышел и прижимаясь спиной к стене пристройки заглянул за угол. Его нигде не было. Это плохо. По шее к затылку пробежала щекочущая дрожь.
Может, его ранило и сидит тварь, где-нибудь зализывает раны, или черт знает что и думать.… Куда я попал? Засунуть подальше свое любопытство и мотать отсюда! Только куда? Лифт – единственная надежда.
Стоя напротив окна и оглядывая машинный зал, я решил не искать на свой зад приключений, а выбираться из этого проклятого места. Развернувшись к выходу, меня передернуло. Еще минуту назад я мог бы поклясться, что здесь ничего не было – в метре от меня на полу растекалась огромная лужа крови. Невольно кисть сжимающая рукоятку ружья побелела. Я медленно начал переводить взгляд наверх, как вдруг что-то крупное мелькнуло и свалилось к ногам, забрызгав меня  кровью.
Передо мной лежало кровавое, обожженное месиво изрезанное стеклом. Левая часть тела и рука отсутствовали. Тошнотворный запах вывалившихся внутренностей быстро привел меня в чувство. Оглядываясь по сторонам, я направился к лифту – желание исследовать, от встречи с монстром, отдаленно похожим на человека быстро улетучилось.

Нажав на кнопку нулевого уровня, я присел на корточки, положив ружье на колени. Створки лифта медленно закрылись и, натужно гудя, кабина поползла вверх.
Курить. Хочется курить. Осталось восемь сигарет и еще пачка майора. Закурил. Выдохнул дым. Как хорошо! Что же это было, в самом деле? Много видел фильмов про всякую такую хрень. Эксперименты над людьми, животными и все такое... Но, что бы так! Наяву! Интересно, что же это все-таки за объект такой...? Как-то не стыкуются некоторые вещи...
Где-то наверху раздался щелчок и лифт остановился. Припав на правое колено, держа мертвой хваткой ружье я направил его на створки лифта. Привод зажужжал и створки раздвинулись.
На лбу и ладонях выступил пот. В комнате, куда доставил меня лифт, никого не было. Хотя, комнатой назвать ее было сложно. Скорее небольшой бокс. Совершенно пустой и серый. Два лифта и металлическая дверь напротив. Выйдя из лифта, я достал ключ и вставил в прорезь замка. Одновременно с загоревшимся зеленым огоньком, где-то в стене раздался глухой металлический звук сработавшего механизма. Потянув дверь на себя, соблюдая осторожность я вышел в широкий коридор со сводчатым потолком.
По одну сторону коридора находилось десять металлических дверей с электронными замками, пронумерованных от одного до десяти белой краской. В конце коридора была еще одна дверь никак не отмеченная. Ей я не придал какого-либо значения, так как в противоположном конце находился пост охраны.
На посту никого. Я перелез через турникет и, поднявшись по лестничному маршу, оказался перед лифтом. В нем было всего две кнопки со стрелками – вверх и вниз. Интуитивно нажав кнопку со стрелкой вверх – лифт тронулся.
В груди творилось нечто невообразимое. Наверное, это душа рвалась вперед. Еще немного, еще пара минут, и я увижу небо! Еще чуть-чуть и можно вздохнуть свободно! А о том, что случилось – подождет...
Лифт остановился и створки раскрылись выпуская меня из своего чрева. Я оказался в довольно большом помещении заваленным разным хламом и освещаемом единственной уцелевшей лампочкой свисавшей с потолка. Слева небольшая металлическая лестница и деревянная дверь. Через пару секунд я стоял в длинном коридоре с множеством дверей.
Все очень убого – обшарпанные стены и куски старой штукатурки на полу, ломаные стулья и грязный расколотый унитаз; затхлый воздух и полумрак... И старая табличка с полустертой надписью на английском языке – «Подвал», на двери из которой я только что вышел.
Выругавшись по поводу этого самого подвала, я устремился к выходу и оказался в каком–то складе с множеством стеллажей заставленных ящиками и коробками. Потратив минут десять драгоценного времени, выход был все-таки найден. Старая деревянная дверь открылась издав ужасный короткий скрип.
Скинув рюкзак и прислонив к стене из красного кирпича ружье, я сел на старый асфальт. Я просто смотрел на голубое осеннее небо и дышал... Просто дышал, наслаждаясь жизнью. Только сейчас, где-то внутри я начинал понимать –  я жив. Мне повезло. Любопытство порой так жестоко. Оно может убить. Может опустошить. А может, наоборот – дать всё...
Я достал сигарету и закурил. Закружилась голова. Лег. Закрыл глаза. И ушел...

Солнце по-осеннему пекло лицо. Вздрогнув, я открыл глаза и сел оглядываясь вокруг. Тишина. Прошло, наверное, около часа как я задремал. Хотелось есть. Достав из рюкзака напиток с сэндвичем и употребив, я  достал из кармана телефон. Батарея разряжена полностью. Это плохая новость. Зарядное в машине. Осталось только найти её. Встав, я размял затекшую спину сделав несколько энергичных движений, и еще раз огляделся. Я стоял между двух старых кирпичных зданий, высотой метров восемь. По всей видимости, это были склады. С одной стороны проезд заканчивался кирпичной стеной примыкавшей к зданиям, образовывая таким образом тупик. С другой стороны дорога упиралась в более высокое, чем склады, здание переменной этажности и уходила за угол. Туда я и решил податься.


Я брел по занесенному песком асфальту, в трещинах которого росла густая и высокая растительность. Слева тянулся высокий забор из старого выщербленного кирпича. Справа – бесконечные склады. И никого.
Присев на ящик, каких множество лежало вдоль забора, я закурил и  подставив лицо теплому солнцу  закрыл глаза.  Насколько помнится, рядом с церковью не было никаких складов. Хотя, стоял такой туман... Не удивительно, я просто мог их не заметить. Как далеко отдалился от машины? Метров триста – четыреста? Надо забраться на крышу склада и осмотреться – может, увижу церковь и речку...
Выбросив окурок, я осмотрелся в поисках пожарной лестницы. Ничего. Чуть впереди, к главной дороге по которой я шел, справа примыкал проезд теряющийся между складов. Свернув на него, минут через пять я оказался посреди небольшой площади окруженной со всех сторон мрачными стенами грязного темно-красного кирпича. Создавалось впечатление, что к складам стоящим вдоль главной дороги, впоследствии пристраивали здания наплевав на архитектурные нормы и правила. Во всем этом множестве пристроек и надстроек не ощущалось единства стиля. Заметив рядом с тянущимися вверх по стене трубами металлическую лестницу, я скинул рюкзак и положил на него ружье.
Наверху дул довольно сильный ветер. Оглядеться мешали надстройки и примыкающие, более высокие здания. Единственное что можно было сделать, это забраться на соседнее здание по трубам идущим с крыши наверх по стене.
Выбрав самую тонкую – двухдюймовую трубу, я довольно легко преодолел расстояние высотой метров в пять и, изрядно перепачкавшись, перебрался на крышу.
Не знаю за что меня наказал Бог сегодня, но это было уже слишком. Нет ничего хуже непонимания. Мало мне было колодца в старой церкви – вот уж воистину ведущей в ад; урода-монстра в проклятом подземелье, так и то, что не дает мне покоя последние полчаса – поднимался я на лифте явно дольше, чем спускался.
Оглядывая окрестности, моя тревога только росла. Никакой церкви и речки здесь не было и помине. Километрах в трех от меня находился морской порт. Складской комплекс от порта отделяла широкая полоса болота, по которому проходил связывающий их искусственный канал. Правее, по берегу, километрах в десяти располагался крупный город. К шоссе, соединявшим порт с городом примыкала узкая проселочная дорога ведущая к складскому комплексу. Простиравшееся за горизонт синее море было залито вечерним солнцем, словно молоком. Странно... Солнце действительно близилось к закату. По ощущениям, с того времени как я покинул свой автомобиль, могло пройти не более двух часов. Пусть даже три – не знаю, сколько я проспал...
Сам комплекс занимал довольно внушительную территорию обнесенную высокой кирпичной стеной и со всех сторон был окружен болотом. Все здания, за исключением нескольких, не имели ни одного окна и, по всей видимости, комплекс давно уже был заброшен. По крайней мере, так казалось. Если бы не одно но...


Выйдя с грунтовки на шоссе, я направился по занесенному тонким слоем песка асфальту в сторону города. По дороге мне попадались съехавшие в кювет автомобили.  Многие из них были покрыты островками ржавчины, пузырями вздувшейся краски и слоем песка. Большинство автомобилей имели современный вид, но все были неизвестных мне марок. Один из таких автомобилей привлек мое внимание,  наверное, потому что, отчасти, он был похож на  Lexus RX 350.
Стоял он метрах в десяти от дороги, наполовину скрытый кустарником. От асфальта к машине тянулись две глубокие заросшие травой колеи. На задней двери, слева, едва просматривался сливаясь с основным цветом кузова – терракота,  шильдик,  густо, словно бархатом покрытый ржавчиной. Стерев ее рукавом, я смог прочитать название марки автомобиля – «Фьюггат». Поломав ветки кустарника, я добрался до водительской двери и, с трудом открыв ее, забрался в салон автомобиля. Ключ зажигания находился в замке,  но попытки запустить двигатель успехом не увенчались.
Что же здесь произошло? Такое ощущение, что все водители разом взяли и уснули за рулем. Но это невозможно! Где тела? Испарились что ли? Выбираясь из салона автомобиля, я со злостью пнул по спущенному колесу. Номер! Точно! Даже, как-то в голову не сразу пришло!
Поскользнувшись, подбегая к заднему бамперу, и еле удержавшись на ногах я присел на корточки и с остервенением начал стирать рукавом куртки грязь  с таблички номера.
– Так и есть! – глядя на еле читаемые символы, произнес я и добавил оглядываясь вокруг. – И то, что я не в России – факт.
Вскочив, я побежал к лежащему на боку метрах в ста грузовику. Его номер был схожим с тем, что я только что видел.
Мой мозг решительно отказывался что-либо понимать, а думать о том, что я свихнулся как-то не хотелось. Понимая, что единственное место, где я смогу получить хоть какие–то объяснения всему, что здесь произошло –  город, я быстрым шагом направился по шоссе.


Солнце почти скрылось за горизонтом, оставив после себя лишь узкую полоску пылающего острова. С моря задул, довольно, сильный прохладный ветер. Поежившись, я застегнул молнию куртки и ускорил шаг. Передо мной простирался большой и плохо освещенный город.
Город Надежда.
Да, именно так он и назывался. Так было написано на большом придорожном знаке.



5.



Начало октября. Уже часа два, как шел проливной дождь. Где-то к обеду метеоцентр передал штормовое предупреждение.
Утро выдалось солнечное и спокойное, а к трем часам дня небо в считанные минуты оказалось затянуто тяжелыми свинцовыми тучами. На город обрушился шквальный ветер. Словно ковры самолеты по вымершим улицам летали рекламные баннеры, вперемежку с мусором и ветками деревьев, разбивая окна домов и срывая со столбов провода. Падали калеча автомобили  многолетние тополя,  издавая при этом ужасающей силы треск. Уровень воды в Неве резко поднялся. Хлынул отвесной стеной ливень, тотчас превратив улицы в полноводные реки. В воздухе пахло паникой. Люди укрывались где могли – в магазинах, кафе и вестибюлях станций метро. Вдобавок к ливню, шквальному ветру и смертельному мусору добавился крупный с куриное яйцо град. Некоторые немногочисленные смельчаки, что пытались добраться в поисках укрытия, до изрядно потрепанных торговых центров и неприступных, как крепости, домов с кодовыми замками на дверях подъездов, так и не смогли спасти свою жизнь, и остались лежать под бушующей стихией.
«…15 ч. 43 минуты. Станции метро Сенная площадь и Садовая стремительно заполнялась людьми, укрывшимися от разрушительной стихии и ничего не подозревающими прибывающими пассажирами. 16 ч. 08 минут. Давка и ругательства не оставляют шансов группе молодых девушек  удержаться на краю платформы. То, что произошло в следующие минуты, инстинктивно заставило неконтролируемую толпу принять единое решение – выбраться наверх, подальше от крови. Многие потом пожалеют, но не в их власти было сдержать двигающуюся живую стену…
Не одну неделю впоследствии будут показывать записи с камер наблюдения и мобильных  телефонов, и разбираться, кто же виноват.
Толпа выдавила из себя четырех хрупких девчонок и, не удержавшись, они упали на рельсы выезжающего  из тоннеля поезда. Дикий скрежет и снопы искр, из-под колес экстренно тормозящего поезда, вперемешку с кровью вызвали первую волну дикой паники. От экстренного торможения, микроскопическая трещина привела к разрушению колесной пары головного вагона. Его начало болтать и бить об стену и платформу, разрушая все на своем пути, пока состав не остановился. Это – новые жертвы и кровь, дали толчок второй самой разрушительной волне. Толпа ринулась наверх, по эскалаторам, и была остановлена укрывшимися в вестибюле. Панический страх находиться внизу и нежелание оказаться на улице, в ежовых лапах стихии, явились следствием новых жертв. В какой-то момент отказали все тормозные механизмы у отключенного эскалатора и, начав стремительное движение вниз, вместе с находившимися на нем людьми произошел обрыв ленты. Семьдесят два человека получили ранения и увечья, восемь человек погибли…»

***

– Иваныч, ты уже закончил? – стараясь перекричать оглушающую дробь дождя бьющего в стекло, прокричал Серов эксперту, который фотографировал трупы.
– Еще парочку снимков, Паша. Еще парочку… – ответил эксперт.
Не успел он закончить фразу, как в окно, разбивая на тысячи мелких осколков стекло влетел сломанный рекламный щит компании МТС. Внезапно, огромной силы ветер сбил Серова с ног и откинул к стене. Эксперт и два милиционера стоящие в проеме открытых дверей, буквально вылетели  в коридор. Влетевший рекламный щит воткнулся в лежащий на полу труп, практически разрезав его напополам.
– Ну что разлеглись как на пляже? Быстро выносите девок из квартиры, пока тут все не залило! – очухавшись, прокричал Серов.
В этот момент зазвонил мобильный телефон следователя.
– Да! Серов! Слушаю! – стараясь перекричать стихию, ответил следователь, закрывая локтем лицо от хлеставшего в комнату дождя.
– Паша! У меня есть для тебя хорошие новости! – сказал звонивший.
– Плохо слышно, Саш! Связь пропадает.… У меня в отделе встретимся! – прокричал в трубку Павел и отключил телефон. – Что же здесь, черт возьми, произошло? – пробормотал следователь, глядя как выносят третий труп с многочисленными колотыми ранами, образующими на теле крест. – Вот тебе и Веселый поселок…
Стихия утихла также внезапно, как и началась, оставив после себя растерзанный город и черную память в сердцах переживших этот ужас.


– Здорово, Паша! Ты жив?! – с иронией в голосе спросил вошедший в кабинет следователя начальник ГИБДД и протянул руку для рукопожатия. – А то я смотрю, ваш Фокус почти на две половинки порубали – не поделили что ли?
– Привет! Присаживайся, –  ответил Серов и пожал руку старому другу, – Тебе смешно, а каково было нам: выходим мы из подъезда, а из крыши Форда огромный кусок гипсокартона торчит. Воткнулся ровно посередине, и часть его в салоне. Даже не раскололся. А под ним, в салоне, Петька – наш водитель – дергается, брыкается. Как ты думаешь, что мы подумали?
– Мм–м, представить к ордену? – захохотал Александр.
– Да, иди ты. Нам было не смешно. Он оказывается все это время просидел в подъезде дома, а когда гипрок воткнулся – пытался его вытолкать. «Некрасиво торчит» – видите ли.
– Да… Долго жить будет. Ты уже слышал, что в метро случилось?
– Да, ужасно все это…
– Я, кстати, чего пришел-то. Нашлась твоя машинка, – поглядывая на часы, сказал Александр. – Нашли ее в гараже, в Кудрово. Правда, она уже перекрашена. Черненькая, да и номера перебиты.
– ???
– А знаешь Паша, это интересная история. Тойота теперь ставит на свои машины…
– Спасибо Саша, а откуда ее угнали…
– Ты дослушай!
Серов развел руками, давая понять Александру, что не собирается его более перебивать.
– Значит когда мы приехали на место с генералами, японцами и целым автобусом ОМОНа, и вскрыли гараж... ты бы видел лица этих идиотов! – Александр расхохотался. – Стоят три мужика в комбезах и полируют Камри. А как  мы ворвались, так один еще и сострил: «Вот, – говорит, – готова!» Можешь себе это представить?!
– Саш? Ну? – спросил Серов, кивнув на карту на стене.
– Ладно, Паша. Ладно, – ответил довольный  Александр и, успокоившись, подошел к карте. – Угнали ее отсюда. Новгородская область. Стояла на обочине, рядом речка и церковь какая-то старая. Ближайшая деревушка, километрах в десяти, и то в стороне от дороги. Глушь короче.
– А хозяин машины? – задал вопрос Павел, закуривая сигарету.
– Больше ничего не знаю, Паша. Узнай у ребят из Новгорода, может, чем и помогут?

***

– Петр! Зайди ко мне, получишь указания по сегодняшнему делу. Завтра меня не будет. Я буду в Новгороде... Да... Жду.
Серов положил трубку телефона на аппарат и, заложив руки за голову, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза…


               
6.


Пройдя несколько кварталов вглубь города, я остановился посреди перекрестка. С каждой минутой я убеждался в том, что город был мертв. Повсюду брошенные и битые автомобили. Угнетающе мертвая пустота черных окон домов; мусор, гоняемый ветром, затерявшимся в незнакомых улицах и переулках, и ни одной живой души. Только холодный безжизненный свет редких фонарей и рекламы на улицах города больше похожего на кладбище исчезнувшей цивилизации.
Прошедший день преподнес мне немало мрачных сюрпризов. Безжалостно хлестала судьба по щекам и била в пах. За что?! За какие грехи стою я здесь в этом проклятом Богом месте? И еще вопрос! Где я? Какого черта? Я сошел с ума или мне все это снится? У меня есть любимая женщина, от которой я жду ребенка; есть то, чего я смог добиться в этой жизни…
– Черт, рано еще сдаваться, – произнес я вслух и, сплюнув в сердцах, задержал взгляд на большом супермаркете.
Хотелось есть. Хотелось умыться и поспать.
Потихоньку накрапывал дождь. На ночлег я устроился в детской игровой комнате. Глаза закрывались сами. В расслабленном теле свинцовая тяжесть постепенно сменялась ощущением легкости и блаженства. А дальше… Дальше был крепкий сон. Сон без снов.

Утром я проснулся от монотонного шума. Хлестал сильный ливень. Ночью, перед тем как уснуть я перекусил, тем что нашел на прилавках – печенье и газированная вода.  Многие продукты были давно испорчены и, в темноте я рисковать не стал.
Побродив меж стеллажей и не обнаружив ни одной знакомой торговой марки, я накидал в тележку мясных и овощных консерв. Двигаясь к кассам мое внимание привлек указатель местонахождения туалета.

В зеркале отражался кто угодно, но только не я. Таким себя я еще не видел – похудевший лысый мужик тридцати восьми лет. Лицо измазано кровью и грязью. Куртка была сродни лицу, разве что последнее не было рваным.
 Пытаясь повернуть ручку заклинившего смесителя и, в конце концов отломав ее, мне пришлось вернуться в торговый зал и взять двухлитровую бутыль газированной воды. Чуть отвернув крышку и пристроив горлышком вниз бутыль на мыльницу, таким образом соорудив себе умывальник, я с огромным наслаждением умылся. Осталось только поменять одежду и тогда можно решать вопрос своего пребывания в этом городе.
Я обошел верхние этажи торгового центра и полностью сменил одежду – надел на себя черный непромокаемый костюм и куртку, скорее предназначенную для рыбаков и охотников. В отделе электротоваров я попытался побриться бритвой на аккумуляторах, сменив при этом целую пачку батареек и, смирившись с плачевным результатом, бросил эту затею.
Спускаясь по застывшему эскалатору на первый этаж, мое внимание привлек отдел с прессой. Ноги сами понесли меня к нему. Пожелтевшие обложки газет «кричали» заголовками о наступлении Апокалипсиса; о новой неизбежной войне и о смертельных играх Мирового правительства. Все говорило о том, во что я до сих пор отказывался поверить. Это другой, не мой мир. На пожелтевших страницах стояла дата – 09.03.2007.
«…Мы умираем, или умрем. Да какая теперь разница. Это произойдет. Так, или иначе. Только хотелось, чтобы это произошло не так, как случилось с этими беднягами, лежащими на мостовых.
Вы помните, что обещали наши «рулевые»? Два года назад правительства стран Северного блока объявили о создании Мирового правительства. Заметьте, это притом, что по площади государства Южной тройки занимают более шестидесяти процентов территории планеты. Мы и до того соседствовали не ахти как, а что сталось потом? Шпионские скандалы и региональные конфликты? Это чепуха! Реальность! Оглянитесь! Вы думаете это случайность? Нет! И тысячу раз нет! Вспомните покойного ныне сенатора Ларри Нильсена, убитого (да-да, убитого) при весьма загадочных обстоятельствах. Помните, он говорил о сверхсекретной операции под кодовым названием «Элита»! Суть ее (для тех, кто еще не в курсе, о! святая наивность!), в том, чтобы принудительно – естественным путем сократить численность населения нашей планеты с нынешних девяти миллиардов человек, до приемлемых Мировому правительству двух - трех миллиардов. Вы еще не догадались, кто должен умереть? Кто дал им право решать, кому жить, а кому нет?
Не потому ли в Южной тройке последнее время (да и у нас тоже) свирепствуют вирусы, уносящие ежедневно тысячи невинных жизней. Вирусы, от которых нет лекарств. Вирусы, неизвестные науке и более чем вероятно, созданные в лабораториях Северного блока…»
Что-то потом случилось…
 По крайней мере, в нашем мире, в ближайшей перспективе о мировом правительстве говорить не приходится. Значит, я сошел с ума... Не получается представить что я попал в другой мир… Это невозможно!..
Похоже, уже несколько лет здесь нет жизни. Нет ни трупов и  не видно живых… Бред какой-то…
 Вернуться в свой мир. Шанс один на тысячу или миллиард – разницы нет. Но шанс надо использовать. Главное, чтобы он был…

 
Дождь практически перестал лить, и на улице несколько посветлело. Глядя в окно стеклянными глазами и обдумывая прочитанное, где-то вдалеке, из-за домов, я заметил черный дым.
Закинув рюкзак, потяжелевший от консервов и воды, натянув на голову вязаную шапочку, с сигаретой в зубах и GEESA наперевес я вышел из супермаркета и направился навстречу неизвестности.   


Прошло около часа, как я покинул свое пристанище. Все это время я бродил по узким улочкам, видимо, старой части города. В той части города, откуда шел дым, возвышались высокие небоскребы. Единственными живыми существами, которых я встречал на своем пути среди мусора и брошенных автомобилей были огромные мерзкие крысы. Судя по их поведению, они здесь были полноценными хозяевами.
Кончались сигареты. За углом пятиэтажного кирпичного дома находился небольшой супермаркет с яркой мерцающей вывеской «Halo». Помещение магазина было ярко освещено и, как ни странно, работало охлаждение витрин. Достав бутылку холодной газированной воды, я разом отпил половину и прошел в табачный отдел, где взял блок сигарет. Больше взять в магазине было нечего. Половина полок была уничтожена крысами, а остальная еще шевелилась.
В сплошной простыне серых облаков появились прорехи, сквозь которые стали пробиваться яркие солнечные лучи. Становилось душно. Дым, служивший мне ориентиром, практически исчез.

...Позади остался большой подвесной мост. На нем я задержался и выкурил несколько сигарет, разглядывая мертвый город. Ничего особенного – архитектура отличная от той, что я привык видеть в своем мире. В остальном обычный город, какой можно наблюдать глубокой белой полярной ночью, исключая, конечно же, автомобильный хаос на дорогах. Улицы с каждым пройденным кварталом становились все шире, а дома выше и современней. Больше на дорогах стало машин, и что мне показалось интересным, так это то, что посреди дороги, словно бульдозером была пробита свободная полоса, по которой свободно мог проехать автомобиль. Битые машины были оттеснены к тротуарам и представляли собой хаотичную свалку.

К полудню я вышел на площадь и оказался перед высокой стеной из металлических панелей с протянутой поверху колючей проволокой. Присев на ступеньки рядом с высохшим фонтаном, я закурил. Вокруг – безмолвная тишина…
Что может меня ожидать при встрече с теми, кто там – по ту сторону забора? Если, конечно же, там есть кто-то живой.
Снова напала тоска. Вновь и вновь перед глазами возникали образы Анны и трагически погибших родителей. Пять лет назад они возвращались с Кипра. Отдохнувшие и бодрые, они хотели побывать в Москве. В тот проклятый день их не стало…
Обугленный фильтр обжег мне пальцы. Чертыхнувшись и приложив обожженные пальцы к мочке уха я, вдруг заметил на серой стене, такую же серую камеру, направленную на меня. В тот  же миг, слева, из-за высокого здания, издавая глухое урчание выехали два больших черных автомобиля, похожих на гибрид бронетранспортера и «Тигра». На крыше, в открытом люке сидел с пулеметом в руках боец в черной униформе и шлеме с непрозрачным стеклом. Окрыленный тем, что наконец-то встретил людей и скоро все прояснится, я вскочил на ноги и, крича, принялся размахивать руками.
Наверное, было бы лучше чтоб я умер в том подземелье в героической схватке с монстром...  Когда первый десяток пуль вскрыл мощеную камнем мостовую рядом со мной, казалось что мозг, отдавая команды моим ногам забыл при этом известить сознание. Я бежал сломя голову надеясь укрыться за ближайшим углом здания. В ушах стоял звон от бьющегося где-то рядом в мостовую свинца. Черные монстры уверенно перемахнули  по ступенькам, через фонтан и уже давили заросшие чахлым сорняком цветники. Бешено, сбивая дыхание билось сердце. В ноге появилась режущая боль.
За углом дома, пробежав метров сорок, все еще невидимый для своих преследователей я скрылся под грузовиком, придавленным со всех сторон легковыми автомобилями. Из-под него мне было видно, как оба черных монстра остановились в ряд на перекрестке, и откуда-то по бокам у них появились огромные крупнокалиберные пулеметы. Дальше началось то, что должно называться Адом.
Пули разрезали автомобили, словно консервные банки. От взрывов паров топлива в баках вышибало рамы из окон соседних домов. Падали словно подкошенные деревья. Грузовик подсел на простреленных покрышках, не давая мне возможности свободно двигаться. Шипящий звук… и где-то сзади, вспоров асфальт, разорвалась ракета, отбросив покореженные автомобили и укрывавший меня грузовик на стены домов. Некоторые из них так и остались торчать в домах, проломив оконные проемы.
Оказавшись беззащитным, я повернулся на бок и, включив ружье, почти наугад выстрелил из-под дымящегося колеса закрывавшего меня внедорожника. Дальше… Что было дальше не помню. Легкий укол в руку, и мутная пелена застлала мои глаза. В теле возникло ощущение дикой усталости, и грязный асфальт… Он уплывал от меня. Я пытался зацепиться за него пальцами, но они не слушались. Глухое забвение и темнота…


7.


– Павел Андреевич! Я никак понять не могу… Вам–то это зачем? Ну, пропадают люди… так тысячами, ведь, – глядя сквозь запотевшее лобовое стекло на уходящие тучи, спросил коренастый брюнет с легкой хрипотцой в голосе.
– Сам не знаю, Антон. Не знаю, как это объяснить. Я дал слово, понимаешь? – ответил Павел, убирая термос на заднее сидение.
– Ладно, не дурак. Был бы дурак,  не понял, – усмехнулся Антон и, тыча пальцем вверх, спросил. – А, кстати, зачем мы забор разобрали?
– Сейчас сам все увидишь. Пойдем. Дождь кончился.
Сухо щелкнули замки. Оранжевый шпагат затерялся в жухлой траве, освободив из плена черные от сырости и времени доски.
Возле старого мостика стояли двое мужчин в синих джинсах и черных куртках. Павел и Антон.
Уложив оторванные от забора в практически заброшенной деревушке доски на мостик, мужчины без каких-либо особых проблем перебрались на противоположный берег. Не без труда взобравшись наверх обрыва по трухлявым мокрым ступенькам мужчины отряхнувшись, закурили.
– А ты уверен, что он пошел сюда, а не в лес? А может вообще утонул в этой чертовой речушке? – оглядывая окрестности, спросил Антон.
– Слушай, а как ты попал в ментовку? – задумчиво глядя на старую церковь, спросил Павел.
– Да, как и все, наверное, в девяностые годы. Работы после армии никакой не было, чтоб деньги платили. В челноки – как-то не прельщало. Вот так и попал в милицию. Какие никакие подачки подкидывали. Да ты и сам все знаешь... Выучился, стало интересно. Вот уже год в этой должности. Но ты не подумай ничего. Мне нравится моя работа. Она даже стала частью моей жизни, – не сводя глаз с невидимой точки на горизонте, ответил Антон. – А ты?
– А что я? Я, наверное, ментом родился, – Павел, затаптывая окурок, кивнул в сторону развалин. – Давай-ка церквушку осмотрим.

Перебравшись через завал, Павел и Антон стояли перед лежащим скелетом гнилая плоть которого, уже практически была съедена червями.
– Это он? – морща нос, спросил Антон.
Павел ничего не ответив присел на корточки.
– Посмотри на его зубы. Тот, кого мы ищем, был молодым парнем. Твоих лет, если не забыл и мог позволить себе хорошего стоматолога. Да и времени прошло немного…
Оглядывая помещение, в глазах Павла появился сдержанный блеск. Встав на ноги, он, обойдя алтарь, подошел к колодцу.
– И что ты об этом думаешь? – присаживаясь на краю, спросил Павел.
– В том-то и дело что не знаю, что думать. Я ведь неподалеку отсюда родился. Батя меня постоянно в лес таскал – грибы, охота. Не припомню я, что-то этой церквушки, – не отрывая взгляд от черной пустоты колодца, ответил Антон.
 – Вот именно... – задумчиво произнес Павел, и достал из внутреннего кармана куртки фонарик похожий на маркер.
– Я так понимаю, мы не собираемся туда лезть? – скорее констатировал, нежели спросил Антон, с недоверием глядя в колодец.
– А это мы сейчас и узнаем...
Включив фонарик, Павел склонился над колодцем и направил яркий луч света вниз. Спустя пару минут поднявшись с колен и выключив фонарь, Павел присел на корточки, прислонившись спиной к стене.
– Колодец сделан из бетона и вниз ведет лесенка из ржавых скоб. Но, видимо кто-то по ним спускался. Или поднимался. Ржавчина поистерта. Ты что-то заметил? – спросил Павел, заметив пристальный взгляд напарника.
Антон в это время осматривал полуразрушенное помещение, и что-то привлекло его внимание. Он молча обошел алтарь и, склонившись перед Павлом, поднял из травы пожелтевший от сырости окурок сигареты марки «Ричмонд».

– Вниз? – вопросительно подняв брови,  спросил Павел.
 Антон чуть замешкался, но все же согласившись с неизбежным, кивнул головой.
– Вниз. А этот? – в полуобороте указав рукой на останки трупа, спросил Антон.
– Ты хочешь взять его с собой? – удивленно спросил Павел. – Не убежит никуда. Отбегался.
– Ну, что ж. Вперед, – все еще с некоторой неуверенностью произнес Антон, оглядываясь вокруг.

Пропитавшись влагой старые полусгнившие бревна, не выдержав собственной веса, издавая звуки больше похожие на хрип умирающего, стали рассыпаться в прах. За несколько секунд старинная постройка превратилась в непримечательную ничем кучу гнилых дров.


8.


Боль в ноге, словно морской прибой – накатывала и отступала. Голова не работала – мозги словно выскребли и подменили на сырые тяжелые опилки. Зрение ушло и, похоже, забыло обратный адрес.
Очнулся я в каком-то сыром подвале. Подвал освещала излучавшая слабый свет грязная электрическая лампа. Обратный процесс превращения опилок в мозги был довольно мучительным. Зрение понемногу восстанавливалось, а рука была перевязана бинтом и больше не болела. Ни оружия, ни рюкзака при мне не было.
Подвал представлял собою грязную комнату без окон, с множеством труб и задвижек, захламленную битыми ящиками.
Закончив осмотр, я уже было попытался встать, как противно скрипнув открылась единственная филенчатая дверь. Пригнувшись, вошли четверо мужчин. Все четверо были одеты в явно армейскую форму. У каждого на поясе – кобура и небольшая кожаная сумка с электронным устройством. Из всех только один мне показался похожим на профессионального военного.
На вид лет сорок – сорок пять, высокий, крепкого телосложения, очень коротко стриженные темные волосы, волевые черты лица дополнял страшный шрам, проходящий от правого виска до подбородка, и тяжелый взгляд карих глаз, словно говорящих – «Я тебе не доверяю. Ты никто». В правой руке он держал за рукоятку приличных размеров автомат довольно необычного вида. «Сержант» –  так я его окрестил, что-то жевал, запивая при этом темным напитком из прозрачной пластиковой бутылки в левой руке.
По правую руку от него стоял лысеющий мужчина лет пятидесяти – пятидесяти пяти. Ростом он был на голову пониже Сержанта. Ничем примечательным он не выделялся, кроме разве что усталого взгляда. Справа от него, чуть подавшись вперед с явным интересом в пытливых глазах стоял пожилой мужчина лет шестидесяти с небольшим. Седые волосы и нескончаемое любопытство. Его взгляд, вся его поза говорила о том, что я для него объект наблюдения. Я чувствовал себя редким вымирающим тараканом занесенным в Красную книгу. Позади него находился худой невысокий парень лет двадцати пяти с нервным испуганным взглядом. Через плечо у него была перекинута сумка на ремне, подобная той в которой носят портативные компьютеры. В руках он нервно сжимал небольшой автомат. Все они были разные и непохожие друг на друга ни в чем. Но всех объединяло одно. Клеймо. У всех на левом виске была небольшая татуировка. Содержала она всего три знака. И этим знаком было число «6».
От последнего замечания в груди и, распространяясь по всему телу, похолодело, словно взорвалась бомба начиненная холодом. Резко выступил холодный пот. С тех пор, как я оказался в чертовом подземелье, мне все время хотелось думать что все, что со мной происходит, это – сон. Навязчивый и правдоподобный сон. Какие бы фантастические мысли и предположения не возникали в моей голове, я их немедленно отвергал за невозможностью проявления в нашем реальном мире. В мыслях о своем существовании в этом незнакомом мне мире я плыл по течению. Не за что было зацепиться. Незнакомый город с многообещающим названием, с вымершими улицами похожими на свалку автомобильного железа. Город с открытыми магазинами, где среди потребителей только жирные и агрессивные крысы. И пустота. Дикая звенящая пустота.
И теперь, со смешанным чувством радости и страха, я смотрел в эти лица и боялся узнать ответ на главный вопрос – где я? По правде говоря, больше всего я боялся узнать правду. Где-то далеко, в своих надеждах я надеялся что вот-вот, еще один шаг, еще одна минута моей жизни и все вернется на круги своя. Я вернусь к своей машине, позвоню и отменю встречу, а дальше помчусь в родной Питер к милой моему сердцу...
– Как вы себя чувствуете, молодой человек? – неожиданно прервав мои мысли, спросил седовласый старик, еще больше подавшись вперед и прищурив взгляд серых глаз.
В какой-то момент, я даже запереживал, что он может не удержаться и упасть на меня, стоя в такой неудобной позе.
– Где я? – проигнорировав вопрос старика, спросил я.
– Заткнись! Вопросы здесь задаем мы! – сделав шаг вперед, прогромыхал Сержант.
Покраснев, глаза его налились кровью, а на шее отчетливо проступили пульсирующие артерии. Наверное, мне повезло, что старик преградил ему путь.
– Успокойся Саймон, возьми себя в руки. Он определенно не из них.
– О`кей, док. Прости, не сдержался.
Старик повернулся ко мне.
– Молодой человек! По правде говоря, мне не очень понятен ваш вопрос, но думаю, мы во всем разберемся. Вы хотите есть?
Я кивнул.
– В таком случае давайте пройдем в офис, – указав левой рукой на дверь, сказал старик и обратился к своим друзьям. – Помогите ему подняться.

Помещение куда мы вошли, оказалось довольно большой комнатой без окон, стены которой были облицованы серым кафелем, местами треснувшим и сколотым.
Из обстановки в комнате было несколько приличных по размерам морозильных камер и холодильников, электроплита, пара микроволновых печей, диван, две двухъярусных кровати с матрацами и бельем, и пара столов, на одном из которых размещалась какая-то аппаратура.
Меня усадили за стол рядом с Саймоном. Аппетита это обстоятельство явно не прибавляло.
Быстро уничтожив пару бифштексов и порцию вермишели быстрого приготовления,  я попросил разрешения закурить, в чем мне отказано не было.
Старик молча сидел за столом напротив и сверлил меня глазами. Саймон так же сохранял молчание, изредка бросая на меня свой холодный взгляд. Остальные располагались на диване и о чем-то негромко переговаривались.
Когда я докурил сигарету, старик собрал грязную одноразовую посуду в мусорный пакет, дал мне бутылку с водой и занял свое прежнее место.
– А теперь, молодой человек, расскажите кто вы, и откуда столько дерзости связаться с Внешним Патрулем Периметра?
Старик прищурил глаза и расслабленно откинулся на спинку стула.
Представившись, я рассказал им все, что произошло со мной за последнее время.
Любопытство и настороженность в лицах моих слушателей сменилось на озадаченность и недоверие.
– Док, ты же видишь, он не Чистый! Мочить его надо и точка! – снова вспылил Сержант.
Откуда–то сверху донесся едва различимый шум.
– Саймон! Ты мне обещал! Успокойся! Дай во всем разобраться, – в голосе доктора прозвучали явные ноты гнева. – Лучше сходи, посмотри, что там происходит, – сделав неопределенный жест рукой, сказал старик.
С недовольством, но явным смирением, Саймон прихватив автомат удалился из комнаты.
– Знаете Макс, я готов вам поверить, но некоторые вещи меня смущают.
– Вы мне не верите? А с какой стати мне врать и что-то выдумывать?! – мое сердце учащенно забилось, но я пытался сохранить самообладание. – Мое гребаное любопытство привело меня черт знает куда... Вы! Вы мне можете объяснить, что здесь происходит?
Двое на диване сидели, словно каменные наблюдатели с острова Пасхи.
– Макс… Макс! Успокойтесь! Ради общего понимания, черт возьми! – старик казался усталым и говорил растягивая слова так, словно только что вышел из штольни, перевыполнив план. – Здесь творятся такие вещи, каких до некоторых пор, никто и представить себе не мог в самом страшном сне. Но когда это случилось... многие, не все, но многие в это поверили, так как понимали, все что мы творим в этом мире приведет к этому. И нам всем придется за все заплатить! – голос старика еле заметно дрожал. – А теперь… ваша история… она не укладывается в нашем понимании... С одной стороны, Макс, а мы уже об этом думали, не сомневайтесь, пока вы были в отключке – вы не можете быть Грешником, так как давно бы уже превратились в гниющего монстра. Но в тоже время к Чистым вы тоже не относитесь. У вас нет этого! – доктор ткнул себе указательным пальцем в левый висок. – И стереть это невозможно! Да, были те, кто пытался избавиться от нее и каким–либо образом удалял метку... Но никто… никто не смог сохранить человеческий облик. Все... все кто это сделал, превратились в Грешников, и нам приходилось их убивать.
Глаза старика налились кровью и смотрели сквозь меня. Последние два дня своей жизни я тщетно пытался понять, что же со мной происходит и что творится вокруг. И теперь слушая этот бред про Чистых и Грешников мне казалось, что я попал в дурдом. Единственное обстоятельство сдерживающее от такого умопомрачительного заключения, была окружающая реальность.
Я всегда считал, что в любой, пусть самой безнадежной ситуации есть выход. По этому принципу я жил. Сейчас же, я пытался бороться превращению моего мозга в тупое сало. Выхода видно не было.
– По крайней мере, – пробормотал, глядя невидящим взором в стол, – сейчас 2010 год. На этом совпадения заканчиваются...
Старик и молодой парень с дивана еле заметно кивнули.
Решив закурить, я полез в карман куртки за зажигалкой и обнаружил, что подкладка порвалась. Приложив некоторые усилия по поиску, я все-таки достал, но не зажигалку, а ту красивую вещицу из церкви, положил ее на стол и собирался заняться поиском дальше, но до сих пор никак не проявлявший себя паренек с дивана, вдруг несколько оживился и подался вперед.
В этот момент за дверью раздался грохот какого–то падающего предмета и в комнату, матерясь, ворвался Сержант.
– Патруль нагнал подкрепления. Нас, наверняка, суки ищут! Грешников набежало туда – кровища вокруг. Надо уходить!
Все как один, словно по отрепетированному сценарию схватили свои рюкзаки и оружие. Я стоял в нерешительности, не зная что предпринять.
– Саймон! Передай Максу его вещи! – прокричал старик.
– Но док... – попытался было возразить Саймон.
– Мэтисон! Ты забываешься!
– Свой рюкзак понесешь сам, а это, – указывая на мое ружье, прогрохотал Сержант, – я оставлю себе. И не вздумай выкинуть какую-нибудь шутку – удавлю. С удовольствием...
Отдав мне рюкзак он толкнул меня к невидимой из-за холодильника двери. Последним выходил из «офиса», несколько задержавшись, лысеющий мужчина.

Дверь вела в довольно тесный колодец с винтовой лестницей. Спускались осторожно и практически бесшумно, освещая металлические ступеньки тусклым светом фонаря, явно чего-то опасаясь.
Минут через десять мы уткнулись в небольшую металлическую, покрытую ржавчиной дверь. Сержант, идущий впереди, обернувшись, сделал известный жест, приложив указательный палец к губам и примкнув ухом к двери, выключил фонарь. С минуту, а может и больше, мы стояли, замерев в кромешной темноте. Видимо удовлетворившись результатом, Саймон осторожно отодвинул массивный затвор и открыл дверь. Она вела в не очень широкий и плохо освещенный тоннель с множеством силовых кабелей протянутых под сводом. Сержант, оглядевшись, молча подал нам знак выходить. По ровному и сухому бетону пола мы передвигались быстрым шагом, стараясь при этом не производить много шума. Слева по ходу, в стене, периодически встречались такие же  металлические двери, запертые на массивные засовы. По правой стене их было заметно меньше, но довольно часто попадались зияющие чернотой узкие ответвления, хранящие в себе страх. Все двери, кроме тех, что были слева по ходу и ответвления имели номера, нанесенные белой краской.
Минут через сорок пути, мы свернули в узкий коридор под номером В35 и метров через пятьдесят оказались перед металлической дверью. Сержант с прежней осторожностью повернул штурвал засова и потянул дверь на себя. Едва скрипнув дверь отворилась и в слабом свете фонаря показалась уже знакомая винтовая лестница.
– Я наверх. Если все чисто подам сигнал, как обычно, – прошептал Саймон доктору и стал подниматься наверх.
– О`кей, – кивнул док. – Хэнк, закрой дверь и погаси фонарь, – уже обращаясь к лысеющему мужчине, прошептал старик.
В кромешной тьме казалось, что глаза вот-вот вылезут из орбит стараясь что-либо разглядеть, но вскоре сверху темноту рассеяли три коротких вспышки света.
Когда мы поднялись наверх, док остановил меня, положив руку мне на плечо. Я обернулся. Он как-то странно улыбнулся. В правом боку я почувствовал сильное жжение. Кровь моя вскипела, а тело свело в невыносимой судороге, и я потерял сознание.


9.


Это случилось в Новый Год. Вся страна замерла в ожидании боя курантов, слушая Новогоднее поздравление Президента.
В ресторане стилизованном в средневековом стиле собрались наши близкие и друзья. Мой молодой бизнес уверенно процветал и я решил, что будет удачной идеей собраться вместе в Новый Год. Тем более, я хотел устроить немного праздника для моей любимой и сделать ей официальное предложение руки и сердца.
По моей задумке об этом никто не должен был знать, разве что несколько человек. Для осуществления задуманного, я выбрал родную сестру Анны и пару своих хороших надежных друзей. Изначально я хотел, чтобы это был костюмированный праздник, и раз мы остановили свой выбор на средневековых интерьерах, то было решено заказать в ателье соответствующие одеяния. Две недели ушло на подготовку и утряску всего и вся.
Елка была наряжена и могла бы претендовать на звание королевы бала, но тут ей не повезло. Королевой должна была стать вовсе не она... Нанятая ведущая праздника делала последние корректировки в программе. Мой заказ в ювелирной мастерской был готов. Остался последний штрих. Нужна была красивая шубка. Но как угадать с подарком?
Собрав консилиум, решили что Ольга (сестра Анны) пригласит Анну прогуляться по магазинам, и между делом зайдут в меховой салон. При этом Ольга должна приложить все усилия, чтобы ничего не подозревающая сестра приняла её правила игры и проявила интерес к конкретной модели.
За всем этим представлением поручено было наблюдать моему хорошему приятелю с супругой. А так как в преддверии Новогодних праздников практически во всех торговых предприятиях полно народу, то их присутствие в виде потенциальных покупателей в салоне вопросов вызвать не должно, в случае если бы Анна их узнала. Их задачей было выкупить понравившуюся Анне модель, после ухода сестер. Впоследствии все прошло на ура. Заговорщики были довольны.
И вот наступил долгожданный момент. Шутя и веселясь, гости примеряли свои наряды и проходили к столу. Ведущая подготовила прекрасную программу и не давала никому скучать. Когда до боя курантов осталось полчаса и гости закончили свои выступления, вспоминая, что дал им год уходящий и чего желали бы достичь в наступающем, настала моя очередь. Отключили верхнее освещение, и только мягкий свет специальных свечей на елке, мерцал освещая окружающее пространство, дополняя своим теплом легкую музыку. Я взял удивленную Анну под руку, и мы вышли на середину зала.
А дальше... Дальше я говорил… Что говорил, уже не помню. Я очень волновался. В глазах напротив, мелькали отражения свечей и тысячи искр от сотен зажженных бенгальских свечей. Точно помню, что сбивчиво читал стихотворение, которое сочинил к этому дню. Оно первое и неказистое, но это был порыв души. Даже название ему придумал – «Хозяин своих возможностей»:
«... Дай мне возможность
 Быть рабом твоих желаний,
И в кровь разбитыми руками
Сжимая старый крепкий плуг
Поднять нетронутую целину
Совместного с тобой пути.
Позволь засеять борозды цветами,
Зеленой мягкою травой.
Пролить на землю неба слезы,
Согреть их солнечным теплом.
Позволь мне оградить ковер цветочный
От серых напастей и бед.
Подари мне счастье быть с тобою,
По росе пройти весною
Вслед за радугой и солнцем
По тропе, что не кончается за горизонтом...»

Потом я опустился на колено, протянул кольцо и просил мою королеву быть мне невестой.
К отражению огней в глазах, добавились искрящиеся слезы. Слезы радости и счастья. В тот момент реальный мир куда-то отступил, оставив нас вдвоем в кружащем сказочном лесу. Легкий ветерок развивал длинные волосы Анны, а пушистые снежинки таяли на щеках. Накинув на хрупкие плечи шубку, я поцеловал свою невесту и поклялся, что никогда не оставлю её… 
Дальше были поздравления, брызги шампанского, радость и все что сопутствует встрече Нового, для каждого из нас года.

Эти глаза… В глубине искрящегося отражения были мои счастье, радость и любовь. Теперь это хотят у меня отнять. Им это не позволено… этим бледным серым глазам. По мере того как сознание ко мне возвращалось я видел их все четче и четче. «Глаза» спросили:
– Вам лучше, Макс?
– Что вы от меня хотите? – вопросом ответил я, превозмогая головную боль и тошноту.
– Что я хочу? Хороший вопрос! – голос несколько отдалился. – Для начала мне необходимо получить результаты анализов. Ваших анализов. А дальше все будет зависеть от того, что они покажут!
– Черт возьми, что вы со мной сделали?! Какие анализы?!
– Ну-ну, не кипятитесь. Страшного ничего не произошло. Я всего лишь хочу знать о наличии сперматозоидов  в вашей сперме.
Я повернул голову в сторону доносившегося голоса. Док, одетый в белый халат сидел в кожаном кресле и курил сигару. Рядом на пластиковом столе стояла бутылка с жидкостью похожей на коньяк, и наполовину опустошенный стеклянный стакан.
– Добро пожаловать ко мне домой! – улыбаясь, сказал док и стряхнул пепел в небольшую колбу.
Я лежал на столе накрытый простыней с привязанными руками и ногами. Оглядевшись, я понял, что нахожусь в операционной. Довольно большое помещение отделанное белым кафелем. Еще два пустых стола, подобных тому на котором лежал я. Много, я бы даже сказал очень много различной аппаратуры и компьютеров. Осмотревшись, я прикрыл глаза, так как белый свет ламп резал глаза и спросил:
– Понятно. Я в психушке, а вы самый буйный здесь?
Док ухмыльнувшись, затушил сигару и, допив напиток в стакане, встал и подошел к двери.
– Мне нравится Ваша ирония, но не стоит забывать, что главный здесь я. Я ваш Бог! – раздраженно заметил док. – Да, кстати, на вашей Земле есть Бог? Вы в него верите? А ведь я вам поверил и могу помочь. Только вы, Макс, должны для меня кое-что сделать! А пока отдыхайте…
– Не ваше дело в кого и во что я верю, психопат… – еле слышно пробормотал я, погружаясь в белый густой туман.


10.


– Ну, что интересного у нас есть, Мэт? – спросил тихо вошедший Фэнтон.

Мэтью – невысокий худой парень двадцати пяти лет, был в своем роде компьютерным гением. С малых лет, когда еще были живы его родители, любимыми игрушками для него были компьютеры отца. Мэтью никогда не был общительным, а с тех пор как случилась страшная авария на химическом заводе, на котором работали и погибли его мать и отец – Мэт совершенно замкнулся в себе.
Мэтью тогда было 14 лет. Оставшись один на один со своим горем, он сутками сидел забившись в угол за шкафом в отцовском кабинете молча проливая слезы. В большой квартире с Мэтью проживала его полусвихнувшаяся бабуля – мать отца. Она и раньше не очень-то жаловала Мэта, считая его нагулянным невесткой. А теперь, он стал для неё нечто вроде мерзкого таракана. Закрываясь в своей грязной комнате, заставленной пустыми бутылками, с фотографией сына в трясущейся руке, бабка заливала свое горе алкоголем, не забывая при этом проклинать всех и вся на этом свете.
Единственным человеком, кто заботился о Мэтью, был лучший друг его отца – Хэнк Лесни. Они работали вместе в конструкторском отделе, и в тот злополучный день Хэнк был в командировке в другом городе.
Хэнку стоило больших трудов вернуть Мэтью к нормальной жизни. По утрам он собирал и отвозил его в школу. Вечерами, забирая его и свою дочь Натали из школы, они ехали к Мэтью домой, где, пока дети вместе делали уроки, Хэнк готовил, стирал и убирался в квартире.
Хэнк мог бы забрать Мэтью к себе, но жили они с дочерью в совсем уж крохотной квартирке.
Проверив сделанные уроки и накормив детей, Хэнк с дочерью уезжали домой, а Мэт запирался в кабинете отца и подолгу сидел за рабочим столом, глядя в глянцевую черноту неработающего монитора.
         Прошло довольно много времени, прежде чем Мэтью решился покинуть свой угол переживаний и сесть за компьютер отца, но еще больше времени прошло с тех пор, как он решился его включить.

– Мистер Фэнтон! Это невозможно! – волнуясь, сбивчиво произнес Мэтью.
Таким док еще не видел парня. Хотя, Фэнтон сам был чрезвычайно взволнован с тех пор, как увидел у Макса столь необычный носитель информации. Необычной была его маркировка. Витая, синего цвета М.
В прежние времена, чтобы лично убедиться в целости и сохранности принимаемого груза для лаборатории, иногда Фэнтон сам спускался на нулевой уровень. Ящики из толстой фанеры выкрашенные в цвет хаки имели маркировку ZLab. Так именовалась возглавляемая им лаборатория. Откуда доставлялись ящики с оборудованием и расходными материалами, не знал даже сам док. Мрачные экспедиторы в желтых комбинезонах. Сдал – принял – расписался. Вот и все.
М … Фэнтон видел, как разгружали серые металлические ящики с такой маркировкой в дальнем углу нулевого уровня. Особого значения этому док не придавал бы, если б не большое количество вооруженной охраны в темно-серой экипировке и шлемах с черным как уголь стеклом. Со временем Фэнтон перестал обращать на это внимание. Он полностью был поглощен своей работой. Этой работой Фэнтон жил.
В их Институте Технологий, который официально частично финансировался Министерством обороны, ходили слухи о существовании сверхсекретного института Министерства и о необычных проектах, ведущихся в нем. Но, это были всего лишь слухи. Неподтвержденные слухи.

Сердце у Эндрю Фэнтона учащенно забилось. Вот оно! Пришло его время, одного из ведущих ученых Института. Он так долго над этим работал. Порою, док был близок к отчаянию. А тут…  прямо на блюдечке.
– Иди Мэт, отдохни, а я пока сам тут... Поздно уже, – похлопав слегка по плечу, сказал док, не отрывая взгляда от экрана монитора.
– Хорошо, мистер Фэнтон. Но, если я понадоблюсь... зовите, – нехотя согласился Мэтью и, уступив место доку, покинул комнату, тихо прикрыв за собою дверь.



11.


ZLab занимала шестой и седьмой уровни девятиэтажного, основного корпуса Института Технологий. Все три здания ничем не выделялись среди построек старого города. В основной массе это были постройки красного кирпича, утопающие в желтой листве насаждений, располагающихся вдоль узких прямых улочек.
В одной из лабораторий шестого уровня горел приглушенный желтый свет настольного светильника. Небольшое по площади помещение было обставлено столами с лабораторным оборудованием и электронными приборами. На стенах располагались навесные шкафы с множеством папок и журналов.
В дальнем от двери углу, за столом на высоком табурете сидел, сгорбившись и  подпирая левой рукой голову мужчина. Изредка всхлипывая и роняя скатывающиеся по небритой щеке слезы, последние падали на пол между столом и табуретом разбиваясь на сотни мелких капель. Постепенно, расстояние между каплями на светлом полу сокращалось и, объединяясь, они образовывали одну большую лужицу горечи и отчаяния... В правой руке Хэнк держал слегка помятую фотографию молодой девушки позирующей на фоне фонтана в миллионах искрящихся, как и её улыбка – счастьем, брызг. В налитых кровью, опухших от страданий глазах Хэнка читались безмерные грусть и отчаяние, соизмеримые лишь со смертью близкого, дорогого сердцу любимого человека. Этим человеком была его дочь.
Последний раз он видел её на операционном столе с темными кругами под глазами и мертвенно бледной кожей. Видел из-за толстого стекла, и не было возможности подойти и опустившись на колени взять её руку,  прижать к своей щеке, чтобы закрыв глаза, вновь пережить мгновения их жизни. Глотая комки страданий разрывающих грудь, он должен был уйти… уйти ради неё. Сжав кулаки и обещая вернуться. Вернуться за ней. За единственным оставшимся сокровищем в его жизни. За Натали.
Одно обстоятельство не давало Хэнку покоя с той самой минуты, как ему в руки попал телефон Макса. Сам Фэнтон долго сомневался, прежде чем показать это Хэнку…
На столе, здесь в небольшой лаборатории, перед Хэнком лежал телефон Макса, а на большом дисплее высвечивалась яркими цветами фотография его Натали…


***


Глаза Фэнтона горели, а сердце билось в сумасшедшем ритме, словно двигатель гоночного болида на финишной прямой. Свет, излучаемый монитором, озарял его лицо и  улыбка... Так, наверное, улыбается сам дьявол, считая что мир теперь у его ног…
– К черту слова Господа о Новой Жизни! С такими знаниями теперь я Всесильный! – предвкушал Фэнтон. – Как могло такое произойти, чтобы у меня под носом такое происходило, а я ни сном, ни духом! Я заставлю их преклоняться передо мной, а не перед Ним! Они еще пожалеют о том, что сделали…


***


Редкие нечеловеческие вопли, приглушенные многослойными стеклопакетами, не давали заснуть. Или же – этот безумный взгляд доктора? То, что Мэтью поверхностно почерпнул из содержимого того носителя, казалось фантастикой.
«...Это было невозможно! Но как к этому относиться, если многие считали, что Бога не существует, а память еще так свежа и никто после тех событий больше не сомневался в том, что Он есть.  Он пришел к нам и все это видели. Он пришел, чтобы спасти нас. Спасти через мучения… Он покарал нас за нашу жестокость, и теперь мы должны стать лучше, добрее. И спасение придет, если мы создадим Новую Жизнь! Эх, если бы мои папа и мама были сейчас живы… Они бы, наверняка, удивились и были бы рады... Доктор Фэнтон поможет. Иногда, он сам не свой, но я надеюсь…»
Размышления и воспоминания в сознании Мэтью постепенно растворялись в легкой дымке усталости. Сон накатывал медленно, но уверенно. И если бы не было так темно в комнате, переоборудованной под спальню, то можно было бы увидеть, как из уголков глаз, сначала неуверенно рождаются слезы бессознательной надежды, а затем, быстро стекая падают на подушку…


***


Ночь была прохладной. Саймон, уже который раз нарушая приказ Фэнтона, покинул свой пост на втором уровне, и разглядывал ночной город в мощный оптический прицел снайперской винтовки.
Ничего примечательного... Вдали были видны прожекторы на укреплениях Периметра или как некоторые свихнувшиеся, как считал Саймон, называли его – городом Бога. Пустующие дома, с кое-где еще светящимися в окнах светильниками. Мусор, повсюду, разносимый ветром и замершие на дорогах автомобили. Битые и целые.
Любоваться до оскомины надоевшим пейзажем Саймон не собирался. Его тянуло сюда, на крышу – развлечься. Саймон считал что родился для того чтобы убивать, для войны. Семнадцать лет в армии. Три войны.
«...Ранение – и я уже не нужен! Ха! Пустяк, какой! Чиркнуло по голове… и что?! Я здоров! Я в норме! Нет! Нет, и нет! Суки… Крысы тыловые!..»
В перекрестии прицела показался Грешник – до безобразия покрытый гниющими язвами, в безумстве от голода, дьяволом направляемый для вкушения плоти пронзительным взглядом выискивал жертву.  Нечеловеческий рывок... и отчаянный визг собаки совпал с хрустом разрываемого позвоночника. Сержант, затаив дыхание с легкостью пера дважды коснулся кончиком указательного пальца спускового крючка словно гладя его, а на третий раз мягко и уверенно нажал... Послышался звон разбитого стекла… Пуля прошла навылет сквозь череп Грешника, срикошетила о бетонную мостовую и попала в окно стоящего рядом дома.
Осмотрев еще раз окрестности, и не найдя в кого можно было бы всадить пулю Сержант довольно улыбнулся: «Надо спускаться вниз, а то док застукает – мало не покажется!..»


12.


Мрачные серые стены Периметра, тянувшиеся от здания к зданию, ночью выглядели ещё зловеще, чем днем. Окна зданий были укреплены металлическими щитами – в основном первые два этажа, хотя встречались щиты и выше. Остальные были зарешечены. Укрепления охватывали большую часть новых районов города. Специально отстроенные сторожевые вышки были только там, где стены проходили по площадям. В остальных случаях, Патруль размещался на верхних этажах укрепленных зданий.
Ближе к середине ночи начал накрапывать дождь. Крупные редкие капли, падая на каменные и асфальтовые мостовые разбивались на тысячи более мелких, давая им возможность проявить свою индивидуальность, прежде чем они воссоединившись, превратятся в серые безликие лужицы.
Как по единой команде на укреплениях стали загораться дополнительные прожекторы, освещая мрачный городской пейзаж. В Периметре дышать становилось все трудней и трудней. Осенний воздух густел. Густел от накапливающегося Страха…


13.


Саймон потер кулаками уставшие, налитые кровью глаза. Утро выдалось ещё более мрачным, чем ночь. Дождь лил ещё сильнее, а тяжелые свинцовые тучи опустились так низко, что казалось ещё чуть-чуть, и их мощи хватит чтобы раздавить высотки. Снаружи, отовсюду слышались нечеловеческие вопли и редкие звуки выстрелов.
– Доброе утро, Саймон! – довольно бодро произнес Фэнтон, подойдя из-за спины Сержанта к окну.
– Черт! Док! Ну, я же просил вас! – просипел Саймон, чувствуя как кровь прилила к голове, отчего на шее вздулись узловатые вены.
– Ладно! Ладно! Не кипятись! – и прищурясь, довольный собой док добавил в смешке. – Надо в обувной как-нибудь заглянуть!..

– Кофе, Саймон, не желаешь? – спросил Фэнтон, включая кофемашину и глядя в урну, доверху наполненную использованными одноразовыми стаканчиками.
– Я им скоро блевать буду… – мрачно ответил Сержант, продолжая смотреть в окно, и чуть помедлив, добавил. – Док, вы решили, что с пленником делать будем?
Фэнтон, налив себе кофе прошел к большому кожаному креслу за столом с мониторами и, устроившись в нем, достал из ящика стола пачку молочного печенья. Разорвав упаковку, док надкусил плитку и, запив горячим напитком, довольно жестко произнес:
– В 10:00, Саймон, собери всех в комнате для совещаний. И ещё… Пленников у нас нет.
Сержант, молча кивнув, подошел к металлическому шкафу, достал автомат и, закидывая его на плечо, произнес уже в дверях:
– Я на обход, док. Приятного аппетита.
Дверь за Сержантом мягко, практически бесшумно захлопнулась, позволив облаку кофейного аромата вырваться в коридор на свободу и смешаться там с тяжелым густым облаком противоречий…

Проснулся я от острого приступа голода, в небольшой светлой комнате с единственным в полстены окном.
Серые тучи, истощившись, сходили на нет и выдавливали из себя остатки былой мощи. Редкие капли, разбиваясь о стекло образовывали причудливые кляксы, которые затем превращались в кривые ручейки.
Тетка тоска, похоже, поселилась надолго в моем сердце. Глядя в окно, я увидел в нем мою любимую. Там, дома, каждую минуту проведенную не вместе, я считал потерянной для нас. Каждый день я старался проснуться как можно раньше, чтобы восполнить то потерянное время… Смогу ли я восполнить это время?..
Я закрыл глаза, и передо мной предстала картина первого нашего свидания. Приятная атмосфера ресторан наполненная легкой красивой музыкой. Её игривые слегка опьяненные глаза. Мне было как никогда легко и хорошо. Ранее, бывая на свиданиях я чувствовал некую стесненность. Меня ужасно гложили время от времени возникающие паузы.  Казалось, кончались все слова и возникал некий вакуум из которого невозможно было вырваться... Но, не тогда... В тот вечер было все по-другому... Так не будет уже никогда...
Откинув мятую простыню я сел свесив ноги с высокой каталки. Царапина на ноге уже не болела, как впрочем, и перебинтованная рука.
Хм… Я даже не заметил, как меня сюда перевезли… и, вспомнив последний разговор с Фэнтоном, что-то заставило меня посмотреть себе между ног... Все о`кей! Я цел и остальное тоже! Пока спал – снилась Анна… даже перевозбудился. Я спрыгнул с кушетки и с десяток раз присел чтобы остыть, да и размяться не мешало. Сделав небольшую зарядку, прошел к умывальнику в углу комнаты, над которым висел сушильный шкаф с колбами и пробирками. Рядом на стене висело небольшое зеркало. Умываясь, я сожалел о том, что нет зубной щетки и пасты, а глянув в зеркало, произнес:
– Еще бы газонокосилка пригодилась... Надо что-то делать. Что – пока не знаю. Ладно... день покажет.
Неожиданно дверь открылась, и весь проем заполнился фигурой Сержанта.
– Хм... ну и зверь! – глядя куда-то вниз, ухмыльнулся Сержант. – Ты накинь, хоть, простыню, что ли. Я сейчас схожу за одеждой.  Через десять минут док хочет видеть всех.
Я кивнул.
Странно как-то – первый раз не рычал. Да и наговорил столько сколько, наверное, за всю жизнь не сказал…
Почесав затылок и прикрывшись простыней, я остался ждать его, глядя в окно.





14.


Это было помещение не похожее на все остальные, что я видел здесь. Да и видеть мне много не пришлось. Но тем не менее…
Комната размером со среднюю гостиную. Стены оклеены обоями цвета красного вина. Светло-зеленые абажуры люстр с приглушенным светом. Посередине стол красного дерева на ковре с причудливым орнаментом. Вокруг стола четыре больших уютных кресла и много зелени вдоль стен.
 – Как вам нравится здесь, Макс? – улыбаясь, спросил Фэнтон.
– Спасибо. Уютно, – отозвался я, нервно барабаня пальцами правой руки по столешнице.
Довольный док сидел в кресле напротив. Здесь действительно было очень уютно, но чтобы успокоиться, хотелось доку слегка врезать. Тот разговор, в операционной, оставил неприятный осадок лживости и двуличия…
Справа от меня, явно чем-то озадаченный, в раздумьях глядя на невидимую точку на столе располагался Саймон.
Слева – в кресле, Хэнк теребил в руках какую-то безделушку, а на подлокотнике кресла Хэнка, явно в неудобной позе пытался усидеть Мэтью.
– Доктор Фэнтон! Вы уж, извините… но, я хотел бы быть с вами откровенным и взамен жду от вас того же. Не знаю, зачем вы меня сюда притащили... Я хочу знать, все-таки, что здесь происходит? О себе я рассказал всё! И вообще, я умираю с голода. Мне нужны бритва и зубная щетка. И неплохо было бы принять душ!
В моей груди кипел маленький гейзер.
– Хэнк!? Я предполагал, что вы накормите… – развел руками Фэнтон.
– Но, док… Вы же сами сказали – никаких контактов… –– пытался было возразить Хэнк, на что Фэнтон махнул рукой призывая замолчать.
– М-да… Как-то не гостеприимно получилось. Но, все же предлагаю немного потерпеть Макс – уж извините, но это в первую очередь в ваших интересах… – сверкнув ровными рядами мелких зубов, сказал Фэнтон и осторожно добавил. – Вы хотите обратно? К себе? Вас ведь, жена, если не ошибаюсь, ждет там?
Фэнтон, заканчивая фразу и хитро прищурив глаза, перевел свой взгляд на Хэнка.
Все выжидающе смотрели на дока.
От его слов меня передернуло.  Я, сначала резко подался вперед, чувствуя как кровь прильнула к голове, но что-то заставило меня тут же откинуться обратно на спинку кресла. Запрокинув голову назад я закрыл глаза.
Сука! Зачем! Зачем! Не трожь! Это моё!
Безмолвно стиснув зубы и сжав кисти рук в кулаки я чувствовал как каменеют вены. Внутри, в груди все сжалось, словно дьявол опутал органы стальными тросами и привел в движение неведомый маховик. Я ощущал как стягиваются тросы вокруг сердца, вызывая тяжелое щекочущее чувство и тошноту. Заложило уши, а боль пыталась выдавить слезы. Дыхание сперло, будто в горло залили бетон. Это было похоже на приступ, который, я контролировать был не в силах.
Нет ничего сильнее Любви… Однажды поселившись в сердце, она как вирус поражает клетку за клеткой, а добравшись до мозга, врастает в него так, что выдрать без последствий, её уже не удастся никогда. Глаза начинают видеть мир в самых ярких красках. Слух готов принять исключительно тонкие ноты, а обоняние… таких ароматов нельзя услышать не будучи больным Любовью. Стремление жить в ней заставляет не чувствовать физической боли страданий. И только лишь разлуку Любовь не щадит. Эта боль способна убить…
Прошло мгновение. Сталь чуть ослабла…
– Что? Вы? Хотите? – выдерживая длинные паузы между словами, еле сдерживаясь от боли в сжатых кулаках и избытка эмоций, выговорил я.
Фэнтон встал и прошел за кресло в котором сидел. Приглушенный свет уже не мог достать его лица.
– Я отправлю вас домой, Макс… – ровным голосом ответил Фэнтон.

Все смотрели на дока как на волшебника, только что сотворившего очередной фокус. Изумленные взгляды дополнялись восхищением в глазах Мэтью, печалью Хэнка и отрешенностью Саймона.
Было крайне удивительно видеть Сержанта таким спокойным. Что–то произошло с ним. Впрочем, это что-то происходило со всеми нами. Каждый пребывал в своих мирах.  Мирах абсолютно разных.
Только в эту минуту я пребывал в невесомости – держась руками за невидимые поручни, за закрытыми глазами в голове парил легкий бриз счастья смешанного с тревогой. Я не мог контролировать ситуацию, а значит, не мог верить. Верить до конца.

Через час или около того, чистый, выбритый и, наконец-то, поевший я сидел в том же кресле.
Перед доком на столе стояла уже знакомая бутылка с темно-янтарной жидкостью, бокал и большая пепельница, выполненная из красивого с ярко–синего цвета прожилками камня.
Вопросительно глянув на меня и указав раскрытой вверх ладонью на бутылку, Фэнтон предложил мне выпить.
Я отказался.
Налив в бокал, примерно с палец высотой – коньяк или что там было, Фэнтон чуть пригубил напиток и, закурив, передал через Саймона мне пачку сигарет и зажигалку.
С не меньшим удовольствием я тоже закурил. Слегка закружилась голова.

– Итак, господа! Я собрал вас здесь не только для того чтобы рассказать нашему гостю, –  Фэнтон усмехнулся, – что же, произошло в нашем мире... Не правда ли, эти слова выглядят фантастично? Но если учесть то, что мы некогда пережили, – Фэнтон обвел вопрошающим взглядом своих друзей, – рассказ Макса выглядит не более фантастичным, чем не так давно произошедшие здесь события…
Фэнтон на несколько мгновений замолк, приложив большой палец правой руки к сжатым губам.
– Прежде, я расскажу вам, Макс, что здесь произошло. Не уверен, сможете ли вы в это поверить. Но факт заключается в том, что нам пришлось – нет, мы вынуждены были поверить и принять это. Если говорить по порядку, то началось все довольно давно. Мир всегда был как кость для власть предержащих. Бесконечные войны и конфликты, развязываемые ими – обогащали их. Они купались в деньгах на крови и упивались властью. В какой-то момент им стала неинтересна эта мелочевка. Они захотели весь мир. Они – это наше замечательное правительство с кучкой птенцов – прихлебателей, живущих под крылом своей мамаши – орлицы, и готовых в любой момент заклевать любого, кто откажется перед ней пресмыкаться. И вот однажды, наверняка, после обильного возлияния, они решили объединиться. И объединили, но не интересы народов и экономик. Они создали новую силу. Силу способную подавлять и которой нет равных. Ха! Они назвали её – Мировое правительство. Это стало угрозой для остального мира, и через пару лет на планете появился достойный соперник. Несколько стран юга, не настолько развитых как Северный блок, конечно, но обладающих вкупе громадным потенциалом, объявили в ответ о создании Договора «Южная Тройка». Тут-то наши клоуны и занервничали. Они, наверняка, планировали подмять под себя мир по кусочку, смакуя и запивая дорогим вином… Прошу прощения, господа…
Фэнтон подлил в бокал напиток.

Все-таки, глаза его хитры, подумал я, но всему свое время…

– Итак, если вы еще не знаете, Макс, наш город – город Надежда, и есть центр мира. Их мира... Здесь вершилась судьба. Здесь отправная точка. Их нулевая миля… Я надеюсь, вы понимаете?

Я утвердительно кивнул, и закурил еще сигарету.

– Так вот... Тогда, и именно здесь, зародился Ад. Все что вы видели вокруг, Макс – ту тварь, с которой, как вы говорите, вам пришлось повстречаться,  эти метки на висках, эта пустота... все родилось тогда. И именно здесь! – Фэнтон с силой ткнул указательным пальцем в стол.
Он должен был сломаться. Палец.
Немного стало не по себе. По спине к затылку, пробежала щекочущая волна, заставившая меня непроизвольно передернуть плечами. Лица Мэтью, Хэнка и Саймона казались невозмутимыми. Всех их интересовала какая–то невидимая точка на столе.

– Здесь, этажом выше, есть конференц-зал. Там они приняли решение. Было много военных. И хотя наш институт финансировался Министерством обороны – столько людей в форме, я, здесь никогда не видел. В тот вечер нас всех пораньше отправили по домам. Без каких-либо объяснений. Сказали лишь, что вызовут на работу. И позвонили… через два дня. Мы и сейчас не знаем, о чем там шла речь. Можно только догадываться. Но! – Фэнтон восклицая, горько усмехнулся. – Теперь мы явно видим последствия! Наш институт занимался исследованиями в области биотехнологий. Вирусы, вакцины…  А через неделю, после заседания военных, институт объявили особо охраняемым объектом…
– Док, я на обход...
– Да, Саймон, конечно. – недовольно ответил Фэнтон.
         Мне показалось, что Саймон облегченно выдохнул. Его взгляд… Какой-то отрешенный… Что–то гложет его? Или показалось?
         – Однажды я принимал груз для своей лаборатории. Как обычно, спустился на лифте на нулевой уровень, и когда створки раскрылись, меня тут же  схватили солдаты. Лица их были не видны из-за черных защитных стекол, но гнев, и в тоже время нервозность чувствовались во всем. Приставив к стене, меня заставили опустить голову. Честно признаться, я тогда испугался, но успел заметить, как из одного грузовика  в другой перегружали большие ящики. Как сейчас помню – один из ящиков соскользнул с настила и упал на бетонный пол с полутораметровой высоты. Я увидел обнажившийся цинковый гроб под обломками дерева, но что еще я заметил, так это как мощный кулак с огромной скоростью приближался к моему лицу.
Фэнтон замолк и, глядя куда-то в потолок, потер пальцами левой руки правую щеку так, словно ему только что перепало.
– М-да... Кстати, предлагаю немного передохнуть, господа. Отобедать, так сказать. Встретимся в столовой, – скорее констатировал, чем предложил, док и, встав, быстро покинул помещение.
Встретившись взглядами с Хэнком и Мэтью, мы не сговариваясь, слегка улыбнулись. Только улыбки получились грустными. Никто из нас не знал, чем закончится весь этот кошмар. Они переживали свою безнадежность, а я еще не узнал самого главного…

Пока Хэнк и Мэтью сервировали стол «изысканными» блюдами я стоял у окна и курил. Из-за серого влажного покрывала тщилось пробиться слабое истощенное солнце. Легкий ветерок пытался оторвать от сырого асфальта опавшую листву и не найдя в себе достаточных для этого бессмысленного занятия сил, устремлялся, закручиваясь, словно в танце ввысь, обрывая немногочисленные желтые листья, что еще пытались жить.
По комнате, под легкое бряцание посуды растекался сизый дым от сигареты. Причудливые образы медленно плыли, перемешиваясь в нерешительности с резким ароматом заварной вермишели и консервированной тушенки.
Они почти не разговаривали…
Какая перемена произошла в их жизни? Что заставляет их выглядеть такими убитыми? Нет, Мэт еще ничего, а вот Хэнк всегда такой подавленный… Спросить? Нет, захочет – скажет, а так, лезть в душу… Не надо… Сам этого не люблю. Док тянет… Да, не спроста же он начал так далеко. Ладно, подождем.
Черт, такое ощущение, как в детстве – утром просыпаешься, а за окном дождь, на календаре – выходной. Смотришь на все это и пытаешься увидеть хоть какие-нибудь проблески, а видишь, в отражении стекла, лишь грусть да одинокий футбольный мяч, отражается где-то в глубине. Плеск воды и мерный рокот стиральной машины, сладкий аромат горячих оладьев на завтрак, и горькая слеза нервными движениями стекающая по щеке.
Успокоившись, дым образовал четкую плотную горизонтальную пелену, разделяя помещение на две части на уровне глаз. Выше почти чистый воздух, а ниже – вычурные завитки пытались танцевать в легком тумане.
В один момент, вся эта картина умиротворения и какого–то необъяснимого счастья застыла и через мгновение лопнула, разлетаясь на миллионы мельчайших кристалликов…
Я резко повернулся лицом к двери, ткнув недокуренную сигарету в давно вымерший цветок в горшке на подоконнике. Хэнк и Мэт застыли в нерешительности с необычайной тревогой на лицах. Откуда-то из коридора донесся крик.
– Хэнк, Макс! К заднему выходу! Быстрей! – кричал Фэнтон.
Выстрелы пистолета прозвучали громко и сухо, отражаясь от соседних корпусов на заднем дворе. Мы летели сломя голову по коридору, по лестнице и снова по коридору. Поскользнувшись и едва не упав, повернули за угол. Небольшая лестница. Дверь (черт, вынесли с петель и, громыхнув, она упала в двух метрах от своего пристанища). Полутемная парковка, и приоткрытая металлическая дверь.
У двери я оказался первым. Чуть позади – Фэнтон. Я пнул дверь ногой. Её «душа» скрипнула от боли. Свежий прохладный воздух ударил мне в нос. Едва не закружилась голова. Справа и слева располагались перпендикулярно основному зданию высокие кирпичные корпуса. От двери, вдоль корпусов, тянулась неширокая асфальтированная аллея с высаженными по краям деревьями и цветами вдоль бордюра.
Это было необычное зрелище… Серая угнетающая атмосфера происходящего, перемежалась с ярким буйством красок. Ярко-голубые цветы были осыпаны желтыми и красными листьями. Маленький кусочек рая.
Саймон бежал, и было видно, как напряжены мышцы на его лице. В глазах мелькал ужас, и что-то ещё… Правая рука его сжимала пистолет с отведенным затвором, а в левой... в левой был зажат букет. Букет тех самых, ярко-голубого неба цветов. Позади, практически наступая на пятки неслась озверевшая толпа отвратительных чудовищ. Людьми их назвать было нельзя. Они давно перестали ими быть. Желтые глаза, звериный оскал и жажда. Смертельная жажда…
Это было подлое чувство. Чувство, когда ты ничем не можешь помочь. Губы и кулаки сжаты до боли. Поднажми! Ну! Они едва касаются его, выкидывая вперед руки, пытаясь схватить, словно утопающий соломинку в океане.
Саймон, тяжело дыша, упал на бетонный пол парковки. Как только он влетел в дверной проем, кто-то резко рванул дверь на себя. Раздался металлический грохот, хруст костей и несколько последовательных ударов грузных тел о металл. Вой. Нечеловеческий вой. Стало жутко страшно. На пороге валялась срезанная дверью об косяк серая кисть руки, из которой медленно вытекала густая смесь крови и гноя…

– Ты с ума сошел! Идиот! Да ты нас всех чуть не погубил! – кричал в бешенстве Фэнтон, размахивая руками. Его брызгающая слюна в этот момент была явно ядовита. – Для чего, черт возьми, мы… Да они теперь не отстанут от нас! По ночам я хочу спать спокойно, а не слушать их голодный вой! Впрочем, это твоя обязанность – заниматься охраной… Но, черт, как теперь тебе доверять! Макс, дайте сигарету! – попросил Фэнтон, когда закончил кричать на Саймона.
Я развел руками. Сигарет у меня с собой не было.
Чертыхнувшись, док сплюнул на пол и стал подниматься по лестнице.
– Да, и какого черта значит эта растительность? – остановился спросить Фэнтон, подняв удивленно брови.
Сержант сидел на холодном полу опершись спиной на крашеную стену. Рядом лежал потрепанный букетик. Грубыми пальцами Сержант перебирал нежные живые лепестки. Его отрешенный взгляд был устремлен в невидимую точку на полу. Я, Хэнк и Мэт стояли вокруг Саймона и молча, смотрели на цветы. Молча, каждый наедине со своими мыслями.
–  Мила. Ей сегодня день рождения… – тихо выдохнул Саймон.
-–Тьфу! – сплюнул Фэнтон, и еле слышно добавил. – Сдохла она давно.

Взгляд… Тяжелый взгляд Сержанта вперся в спину уходящему Фэнтону.
Впервые мне стало жаль Саймона. Мне было знакомо это чувство. Горькое чувство душевной боли и страданий. Хэнк и Мэтью помогли Саймону подняться на ноги. Я поднял букетик и поднес его к своему лицу. Закрыв глаза и втянув воздух полной грудью, я только теперь понял, как по-настоящему прекрасны цветы и за что их так ценят женщины. Они пахли Раем.
 


15.


За обедом Фэнтон объявил что урок истории на сегодня закончен и удалился больше ничего не сказав. Пообедав, я поднялся на шестой уровень к себе в комнату. Часа два я пролежал на каталке в легкой полудреме. За окном вновь начали сгущаться мрачные тучи. Телефон! Где мой телефон?!
Спрыгнув с каталки, я выбежал в полумрак коридора и едва не сбил с ног проходившего мимо Хэнка.
– Макс?! Что-то случилось? – встревожено спросил Хэнк.
– Простите Хэнк, вы не знаете где мои вещи? Телефон мне нужен… Правда, он разряжен… а зарядного нет… – последние слова я произнес несколько отрешенно, вспомнив что аккумулятор разрядился.
– Ах, да, мой друг... Пойдемте со мною. У меня есть для вас сюрприз.
Похоже, моя теперешняя жизнь состоит только из сюрпризов, думал я, следуя за Хэнком по коридору. Скучной ее точно не назовешь.
Подойдя к ничем не примечательной двери в конце коридора Хэнк, грустно улыбнувшись, попросил подождать секунду. Я кивнул, и Хэнк скрылся за дверью своей лаборатории. Спустя минуту он вышел и все так же грустно улыбаясь протянул мне мой телефон.
Он работал! В эту минуту я был бескрайне счастлив.
– Хэнк! Как вам это удалось?!
– Да ничего сложного. Чуть доработал зарядное от своего телефона. Он все равно бесполезен… Лежал без дела.
– Спасибо вам Хэнк! Вы не представляете как это важно для меня! – крепко обняв Хэнка, поблагодарил я.
Почти бегом, зажав в кулаке Nokia я направился в свою комнату.

Я всегда был человеком сдержанным на открытое проявление своих чувств. Но в последнее время со мною происходит что-то чего я объяснить не мог. Как наваждение мой мозг заполнялся туманом воспоминаний вперемежку с переживаниями прошлого, отчего сводило мышцы и по телу прокатывалась катком нестерпимая боль.
Я боялся потерять то немногое, что осталось в моей жизни. Это немногое – больше чем жизнь. Вспоминая и прокручивая кадр за кадром свою жизнь, мне казалось, что смерть идет за мной по пятам. Первый «нож в спину» я получил когда нас предали в Аргуне, в девяносто девятом. От нашего разведбата остались лишь ошметки… Тот Новый год не забудется никогда. Второй – когда погибли мои родители. И вот, поддавшись своему любопытству – я получил третий…
Не понимая ни на йоту, что происходит вокруг, мне приходится только ждать. Ждать и собирать по крупицам мозаику своего сложившегося положения. Я мог допустить многое из того что здесь увидел. Но осознание что этот мир реален… Тут мозг был бессилен, и я решил, что пока не соберется эта мозаика воедино и не станет мне понятна вся суть происходящего, я не стану предпринимать каких-либо радикальных действий. Размышляя над этим, я невесело ухмыльнулся… Другого-то мне не дано. Чего бы я ни делал – я ограничен во всем. Все старательно избегают что-либо говорить при мне. Все разговоры наедине практически ни о чем. Похоже Фэнтон имеет нечто большее над ними, чем просто влияние.
За окном хлестал ливень. Было темно как ночью. Я лег на каталку и нажал на боковую кнопку телефона. Раскладушка раскрылась и с большого экрана мне улыбнулась моя любимая. Я улыбнулся в ответ. Я скучал, и мне было больно думать о том, что испытывает сейчас она. Я вновь и вновь вспоминал нашу первую встречу. Первое свидание и первый поцелуй. Огонь в глазах и отраженье на воде. Страсть объятий и умиротворение в темноте.
Порыскав в телефоне я включил медиапроигрыватель и, положив телефон на подоконник, закрыл глаза. Под мерный стук бьющегося в окно дождя и легкую непринужденную музыку Teddy Pendergrass я медленно и безвозвратно погружался в сладкое небытие…


16.


На электронном табло, в конце коридора высвечивались мягким зеленым светом четыре цифры – 11:20.
«Довольно поздно. Обычно док так поздно не беспокоил», – подумал Хэнк, вставляя карточку в электронный замок.
Войдя в лабораторию, Хэнк огляделся в поисках Фэнтона.
Лаборатория занимала по площади едва ли не половину третьего уровня института. Здесь находилось огромное количество разнообразной аппаратуры и холодильных камер. Хэнку приходилось бывать здесь довольно часто – что-либо отремонтировать или наладить какой-нибудь прибор, но всегда без особого энтузиазма.
Смотреть на бесчисленные опыты доктора над животными приносило мало удовольствия. Бесконечные ряды пробирок и колб, содержащие что–то, что вызывало рвоту от одного только взгляда. Удерживало, чтобы не убежать отсюда только одно – надежда, что он сможет все-таки увидеть свою дочь. Но это зависело от лабораторных успехов Фэнтона, а для этого здесь все должно работать как гельвецкие часы.
Просунув между прутьями клетки галету собаке с грустными глазами, едва улыбнувшись и подмигнув ей, Хэнк направился в дальний конец лаборатории. Туда, где у Фэнтона находился рабочий стол.
Док сидел за столом и сосредоточенно рассматривал что-то в микроскоп, время от времени прерываясь, чтобы сделать пометки в журнал.
Хэнк, стараясь не шуметь, осторожно поставил сумку с инструментами на пол, и сел в кожаное кресло рядом с Фэнтоном. Прошло минут пять, прежде чем Фэнтон, сделав очередную запись в журнал обратил внимание на Хэнка.
– Добрый вечер, Хэнк! – док встал и протянул правую руку для рукопожатия. – Может, по бокалу?
– Док, а разве ни…
– Расслабьтесь, Хэнк! Я позвал вас не потому что мне нужна ваша помощь. Все в порядке. Но думаю, вы будете несказанно рады тому обстоятельству, что скоро сможете увидеть свою дочь!
– Вы… Вы это серьезно, Эндрю? – произнес взволнованно, чуть привстав Хэнк.

Фэнтон слегка ухмыльнулся и, открыв шкаф, достал бутылку «Le cep noble» и два бокала. Откупорив бутылку и наполнив бокалы, Фэнтон расположился поудобнее в своем кресле.
Хэнк пребывал в некотором замешательстве. Слова доктора произвели на него такое же воздействие, как дождь в пустыне на измученного жаждой путника.
– Прошу вас, Хэнк… – док указал взглядом на бокал.
– Да. Да… – Хэнк, дрожащей рукой взял бокал и, чуть пригубив, поставил его обратно.
Закинув ногу на ногу Фэнтон вздохнув, окинул помещение взглядом.
– Сколько времени прошло с тех пор Хэнк, как мы занимаемся той проблемой, что поставил перед нами Господь? Не отвечайте… Я знаю. Много. Хотя как сказать?! В обычной жизни на это ушли бы десятилетия, а может быть и сотни лет… И знаете, дорогой мой Хэнк… Я ни черта не приблизился к результату ради которого мы оказались здесь. Но! Он – результат, решение почти неразрешимой проблемы здесь! Да! Да! В этой морозильной камере! И я… мы спасем наш мир!
Хэнк не понимая что происходит переводил недоуменный взгляд с морозильника на возбужденного дока и обратно.
– Это как-то связано с тем носителем, что был у Макса? – осторожно спросил Хэнк.
– А вам что-то об этом известно? – подавшись вперед вопросом на вопрос ответил Фэнтон. В его прищуренных глазах промелькнула нота подозрения.
– Да нет?! Просто, Мэт сказал что вы были чрезвычайно рады той информации…
– А Мэтью говорил о чем там шла речь?
– М–мм… нет. Нет. Сказал что не разобрался, но что-то важное, по–крайней мере для вас Эндрю, – солгал Хэнк, пытаясь защитить Мэтью.
Док, успокоившись, наполнил свой бокал и раскурил сигару.
– Макс для нас – посланник Бога! Да. Да. Не удивляйтесь, Хэнк… Все эти попытки лечения бесплодия и клонирования… там, в Периметре, и здесь ни к чему не привели. Решение было где-то рядом. Еще чуть-чуть и мы реабилитируемся перед Богом, но признаю, даже я не смог решить этой задачи, – док на мгновение задумался пристально глядя в глаза Хэнку и, глотнув из бокала, продолжил. – И теперь, если вы хотите увидеть свою дочь, то должны мне помочь… А именно – Макс отправится в Периметр и выкрадет у них Натали.
– Но как он это сделает?! Это верная гибель! – воскликнул Хэнк. При упоминании дочери, его глаза увлажнились.
– Ну… проблем, я думаю, не будет. Он ведь хочет вернуться… – задумчиво произнес Фэнтон и, глядя куда-то в пустоту добавил. – Очень любопытно – куда?
– А что от меня требуется? – нарушив возникшую паузу и вернув в реальность Фэнтона, спросил Хэнк.
– А? Что? Ах, да… Пока ничего. Я все скажу завтра. В 9:00 соберемся там же. Надеюсь на этот раз Саймон никаких глупостей не совершит. Никаких разговоров с Максом и предупредите всех о сборе…
– Хорошо, док. Спокойной ночи.
Хэнк устало поднялся с кресла и закинув сумку на плечо направился тяжело ступая к выходу.
Поднимаясь по лестничному трапу на шестой уровень, Хэнк в тусклом и от того мрачном голубоватом свете дежурного освещения выглядел древним старцем несущем на сутулых плечах тяжелейшую ношу. С тех пор как рухнул этот мир у него еще оставался кусочек счастья. Счастья, ради которого стоило цепляться. За надежду. Даже не смотря на то, что будут переломаны пальцы. Превозмогая боль. Духовную и физическую.
Жизнь почти прошла, но еще не закончилась. Не закончилась от того, что не сделано главного. И пусть рушится все вокруг, но он должен сделать этот шаг. Возможно последний…  Но верный…  Шаг…


































ОТКРОВЕНИЕ


1.


Сквозь полудрему я услышал негромкий стук в дверь. Потерев глаза – прогоняя остатки сна я спрыгнул с каталки и, включив свет настольной лампы, открыл дверь.
– Макс, мне нужно с тобой поговорить.
– Да. Конечно, Хэнк – проходите.
Я сел на каталку и предложил присесть Хэнку.
– Док взял с меня слово не говорить с тобой об этом, но… я не могу… Ведь речь идет о жизни моей дочери, – речь Хэнка была сбивчивой и неуверенной. – Дело в том, что Фэнтон хочет, чтобы ты отправился в Периметр и нашел мою дочь. И вызволил ее. Он утверждает, что знает как спасти этот мир. А для этого нужна она. Натали. Она особенная…
– Хэнк! Хэнк! Стоп! – я чуть было не поперхнулся дымом закуривая сигарету. – Вы не хотите мне объяснить, что черт возьми происходит?
– Я думал ты уже и не спросишь, Макс… Я представлял себя на твоем месте. Как бы я повел себя, оказавшись в чужом мире? – Хэнк встал и подошел к окну. – Я удивляюсь твоему хладнокровию.
– Не чему здесь удивляться. Я привык к тому, что за мной по пятам следует смерть, и уже ничему не удивляюсь… Как-то, когда мне было двенадцать лет, мы с другом собирали грибы в лесу. Лето было сухое, и каждый гриб был для нас исключительной находкой. Мы соревновались – кто больше насобирает. Молча рыща взглядами по земле, мы шли рядом, как вдруг, в какое-то мгновение, среди валежника, одновременно, замечаем плотный красивый боровичок. Также молча, переглянувшись и не желая уступать друг другу, мы бросились за добычей. Кто первый? Сминая брусничные кусты, мы перепрыгивали через поросшие мхом гнилые пни и кочки, пока под моей ногой не хрустнула ветка. Время остановилось, словно кто–то невидимый нажал на «паузу». Раздался выстрел. Мое сердце облилось кровью. От неожиданности и страха. А мой друг свалился замертво. Нож из его руки вылетел и воткнулся рядом с красавцем – боровичком. Как потом выяснилось, рядом в кустах прятался охотник. Уснув в ожидании медведя, он сквозь сон услышал хруст и, испугавшись, выстрелил… С того времени у меня осталось два шрама – один на бедре, а второй в душе…
Прошло много лет. Я отслужил в армии. После поступил в военное командное училище. Окончил его с отличием и, через несколько лет, оказался на проклятой высоте…  Нас продали, как продают тушенку. Нас бросили на заведомую смерть за фальшивые доллары, чтобы с заведомой легкостью растерзав наш отряд, противник мог доложить о своих успехах миру. Позади было – Предательство. Впереди – численное превосходство Трусости. Нам ничего не оставалось, как биться. И мы это понимали. Как понимали и то, что в живых, возможно, не останется никого из нас. Оттого, бились отчаянно. Каждый за свое… Кто как мог…
На моих глазах погибали товарищи, а я лишь чудом остался жив. Память о той высоте – шрам на спине. Не стал я испытывать судьбу, и через три года подал рапорт на увольнение. Но, и на гражданке косая не успокоилась, отняв у меня родителей.
Тогда моя жизнь покатилась под откос. В одночасье, из начальника службы безопасности банка, я стал, почти, пьяницей. Меня старались спасти от этого, и даже не уволили, а отправили в бессрочный отпуск. Только что–то нашло на меня – я не мог остановиться. Боролся – но, проигрывал день за днем. Помню, был вечер. Старая умирающая деревушка. Я стоял на четвереньках, на берегу небольшой тихой реки, протекающей через деревню. Меня отчаянно рвало. Рядом в бесчувствии лежал незнакомый мне человек в старом спортивном трико и грязной вытянутой майке. Я подтянулся к воде и увидел в ней отражение. Из воды на меня смотрел бомжеватого вида мужчина с двухнедельной щетиной на изрядно помятом лице. Своим взглядом, он как бы спрашивал: «Чего ты этим добьешься?.. Неужели, это все что ты хочешь от жизни? Ты думаешь для этого тебя воспитали? Они видят тебя… И им наверняка сейчас больно…»
Мимо, по пыльной дороге проходили две старушки. Их слова мне врезались в память, словно нож в масло:
– Эх… тьфу! Такие молодые, а уже алкаши!
– Не говори, Никитична! Никакого будущего у них нет…
Что-то еще осталось во мне. Может – гордость? Не знаю. Глядя в глаза своему отражению я прокричал. Прокричал со всей злостью и ненавистью к себе:
– Ты, тварь, сейчас встанешь, и поднимешься в этой жизни!..
Тело дрожало. В очередной раз отторгнув отраву на свое отражение и не устояв на карачках, я свалился в воду сливаясь воедино со вторым я. Матерясь и проклиная горькую мне удалось выбраться из воды. Босиком, весь сырой, я, шатаясь, побрел по пыльной дороге, сжимая от злости кулаки навстречу закатному солнцу. От злости на самого себя. С одной лишь целью – вернуться в Жизнь. И не просто вернуться, а – Победить…
Я бесконечно благодарен своим друзьям. Они помогли мне. Я вновь обрел себя. Почувствовал вкус жизни. Попробовал в новой для себя стезе. Я открыл новый бизнес. Идея поглотила меня целиком, и дела шли крайне успешно. А потом… Потом я встретил её… Она стала моей путеводной звездой. Моей музой в жизни. Жизнь стала предельно яркой и насыщенной. Это окрыляет.
Мы сыграли свадьбу, и сейчас ждем малыша. Кто будет?.. Не важно. Но волей обстоятельств я оказался здесь. Это все выглядит сном. Кошмарным сном. Но, я должен вернуться. Вы понимаете, Хэнк? Должен. Не для того я жил, чтобы кто-то лишил меня всего. Хватит! Наелись!

Повисла долгая пауза.
– Думаю, это будет не просто, – еле слышно произнес Хэнк. – Я искренне сожалею Макс, что так все произошло. Но, если быть честным, я не понимаю, как тебе выбраться из этого. Мы сейчас живем… Нет. Я бы сказал, прячемся от жизни. И мне хотелось бы думать, что это сон. Но такова реальность, а от нее не спрячешься. Док уже говорил о вирусах…
 Хэнк говорил тихо, и опустив голову.
– Несколько лет назад, на планете, вдруг ни с того ни с сего, стали появляться десятки разных, неизвестных ранее науке вирусов. Буквально каждый день, где-то в мире возникал новый очаг смертей. Люди по всей планете были в панике. Да, это в основном были страны, так называемого, третьего мира. Но, впоследствии и мы не избежали эпидемий. Как бы нас не убеждали с экранов телевизоров наши политики, что все под контролем и не стоит беспокоиться, но когда в мире люди гибнут миллионами, извините…
Можете представить себе Макс, чтобы за один только год погибло семьдесят миллионов по всему миру?!  Крематории работали не останавливаясь. А потом… Потом началась паника. Всеобщая паника. И как следствие – армия, танки и все в таком духе. Наивные мы были тогда. Им это и нужно было. За второй год, от разных пандемий планета не досчиталась чуть меньше полутора миллиардов бедняг. Мир разделился на три части: людей в форме, людей в халатах и остальных. За неповиновение могли убить на месте. Было страшно. Но, никто и предположить не мог тогда, что будет еще хуже…
То, что сейчас происходит можно назвать раем. Если не ворошить гнездо и не высовываться – еще можно как-то протянуть. Но и это не жизнь.  Так, жалкое влачение в бесконечной тревоге. Времени почти не осталось, а результата нет… Осталось всего ничего – чуть больше восьми месяцев…
– И что случиться потом? – спросил я закуривая.
Хэнк глубоко вздохнул.
– Не знаю. Наверное, ничего и никого… Думаю, просто умереть, будет уже счастьем… Я устал, Макс… ты понимаешь меня?! Устал!
Тело Хэнка конвульсивно задергалось в беззвучном рыдании, а морщины вокруг глаз заполнились соленой жидкостью.
– Тише… Тише, Хэнк. Все будет хорошо. Ты главное верь…
– Устал, Макс… Мы все устали. Я просто хочу быть рядом со своей Натали, когда это случится… Почему? Почему Он выбрал нас? Почему не уничтожил сразу?!
Начиналась истерика и нужно было что-то придумывать. В голову ничего не приходило. Затянувшись, я выпустил дым…
– Хэнк, держи сигарету! Покури, и тебе станет легче.
– Я… я не курю…
– Знаю! Ты просто затянись пару раз и поглубже… Увидишь, тебе станет легче… – с напором произнес я, и силой вставил выкуренную наполовину сигарету Хэнку в губы. – Ну, давай! Да! Да, так…
Хэнк, дрожащими пальцами схватившись за фильтр попытался втянуть в себя серый дым, и через мгновение зашелся в сухом кашле. Забрав окурок, я кинул его в раковину и похлопал Хэнка по спине.
– Ну? Легче? – слегка улыбнувшись, спросил я.
Хэнк сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.
– Да… уже лучше. Спасибо.


–  Надеюсь, там, откуда ты, Макс, дела обстоят куда лучше, чем здесь… Прошло уже чуть больше трех лет… Да… чуть больше… как явился Он.
– Он – это кто?
– Он – Отец наш. Господь Бог.
Похоже, я совсем с ума сошел…
– Ты, Хэнк, говоришь о Нем? – я выставил большой палец вверх, но Хэнк не мог видеть моего жеста.
– Мы довели мир до ручки. Жестокость и жадность породили бесконечное зло. Мы сами стали по своей воле порождением дьявола. Я говорю так, за всех, не потому что лично принимал участие в этой жестокости. Нет. Мы думали. Мы осуждали. Но, все мы спрятались, когда надо было действовать. А всего лишь необходимо было сделать самую малость. Малость эта – добро. Каждый асиянин – по кусочку…
– Прости, Хэнк… асиянин – это кто?
– Это мы, Макс. Планета наша – Асия, и все живущие на ней – асияне. А разве у вас, как-то по-другому? – Хэнк чуть развернулся в мою сторону и удивленно вскинул брови.
– Земля… А Асия – красиво… – мечтательно произнес я.
– Земля – тоже ничего…


***


«… – Райли! Кто–нибудь, угомонит этого идиота?! – осипшим голосом прокричал Шон в открытое окно автомобиля кому–то на площади. – База! База! Я Коршун! Вышлите еще людей и грузовики на Пергамскую площадь! Как поняли? Прием…
– Коршун – Базе! Ничего нет. Обходитесь своими силами! – донесся женский голос вперемешку с помехами из репродуктора.
– Черт!!! Я что? Волшебник что-ли?! Гарри, останови у того грузовика, – приказал Шон, бросив рацию на приборную панель.
Внушительных размеров армейский внедорожник темно-серого цвета остановился рядом с грузовиком, кузов которого был заполнен безжизненными телами.
– Сэр! – отдавая честь, вытянулся по струнке возникший из ниоткуда сержант, облаченный в темно-серую униформу.
– Ренни! Мать твою!.. Ты что, хочешь, чтобы и тебя погрузили?! Где твой противогаз?! – обескураженный халатностью подчиненного прокричал Шон, выбираясь из автомобиля и на ходу натягивая противогаз.
– Виноват, сэр! – Ренни достал из поясной сумки противогаз и натянув его на голову, обратился к командиру. – Сэр! Нужны еще машины, вы же знаете…
Шон, оглядывая площадь, приходил в еще больший ужас. Это было ошибкой. Ошибкой ценою тысяч жизней. Нельзя было организовывать прививочные пункты здесь. Нельзя было делать так, чтобы люди собирались вместе. Надо было запереть всех по домам и прививать на местах. Но, кто об этом думал? Хотя, кто-то должен был это сделать… И повязки… Они не помогают.
– Что, Ренни? Ах, да… машины. Не будет машин. Грузите больше, а я распоряжусь, чтобы борта нарастили. Как наши ребята?
– Троих потеряли, сэр…
– Черт побери! – выругался Шон, в сердцах пнув по огромному колесу внедорожника. – Я сейчас в крематорий. Вы тут держитесь… Я на связи.
– Да, сэр! Есть держаться! – не слишком уверенно отчеканил Ренни, не теряя надежды на помощь.
Шон, по–отечески похлопал по плечу сержанта, и ничего больше не добавив сел в автомобиль.
Внедорожник медленно тронулся с места и, лавируя между кучами сложенных на площади трупов окруженных живой изгородью из солдат и очередями в прививочные пункты граждан, выехал на Пергамский проспект. Люди падали замертво в очередях и никто не пытался их оплакивать и причитать над ними – выжившие делали пару шагов в сторону, стараясь быть на расстоянии от вирусов, поглотивших очередную жертву.
Некогда самая красивая площадь старой части мегаполиса с удивительным по красоте небольшим старинным собором, превратилась в страшное подобие причала реки Стикс. Серая смерть соперничала с последней надеждой белых коридоров, составленных из палаток военно-медицинской службы. Красные кресты на стенках палаток, скорее ставили крест на жизни тех, кого эти коридоры поглощали, чем давали веру. Веру надеяться. Что не ты. И не сейчас.
Напротив собора, через площадь возвышалось величественное здание театра. Справа от театра начинался Пергамский проспект, слева – Театральный. На площади перед зданием театра ближе к Театральному проспекту, на самодельной каталке восседал размахивая палкой, инвалид без ног. Облачен он был в грязное потрепанное пальто, изначально, то ли черного, то ли серого цвета. Кудрявые волосы и борода были изрядно тронуты сединой, словно густо посыпаны пеплом.
– … Я, Иоанн, брат вам и соучастник в скорби и царствии и в терпении Иисуса Христа, был на острове, называемом Патмос, за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа…
– Я уже не могу это терпеть. Всему есть предел… – со злостью в голосе выкрикнул солдат стоявший в оцеплении возле кучи мертвых тел и направился в сторону инвалида.
Ренни, руководивший погрузкой, не слышал брошенной в сторону калеки гневной реплики. Воздух над площадью, наполненный людскими голосами и командами военных разрезали два сухих звука выстрелов.
– Нееет! Дик! Нееет! – Ренни бросился бежать к месту трагедии. Никто его больше не поддержал. По ту сторону запотевших стекол противогазов, в глазах прочно поселилась усталость и безразличие.
– Задолбал, придурок… – устало произнес Дик, опуская автомат из ствола которого нехотя струился сизый дым.
Бородатый инвалид с двумя кровоточащими ранами в груди, задыхаясь и пытаясь рукой схватиться за несуществующий поручень в воздухе стал заваливаться на бок. Небольшое колесико старой каталки сделанной из скейтборда, подломилось и, освободившись от нагрузки, отлетело в сторону, и, ударившись о ствол автомата, успокоилось на булыжной мостовой.
Тяжело дыша, Ренни стащил с себя противогаз и придержал правой рукой голову бородача.
– Зачем?! Что он тебе сделал?! – глядя в серые глаза инвалида и обращая свои слова к Дику, еле слышно произнес Ренни. – Неужели ты не устал от того что происходит вокруг?
Дик молчал.
Из последних сил бородач попытался приподняться опираясь на левый локоть, а правой схватил сержанта за воротник.
– Да хранит тебя Господь милостивый, сын мой! Се, грядет с облаками, и узрит Его всякое око и те, которые пронзили Его; и возрыдают пред Ним все племена Асийские. Аминь… – с трудом сохраняя оставшееся тепло жизни, прохрипел инвалид и, разжав узловатые пальцы на вороте сержанта, совершил над ним крестное знамение.
На какое-то мгновение в сером небе образовалась небольшая брешь и яркий луч полуденного солнца нашел свое отражение в стеклянных глазах бородача, отчего они стали синими, как чистое майское небо.
В тот миг Ренни показалось, что инвалид ожил. Но, не здесь, а там – на небе.


Из динамика рации лежащей на приборной панели посыпался треск, после чего приятный женский голос сообщил: «База – Всем! База – Всем! Центральный тоннель закрыт! Повторяю. Центральный тоннель закрыт! Уточняйте маршруты!»
– Черт! Черт! Черт! Они там совсем рехнулись что-ли?! – в сердцах выругался Шон, понимая, что теперь грузовикам придется делать большой крюк через Королевский мост, чтобы попасть в крематорий в старом порту. – Так Гарри, давай проверим маршрут. Сейчас до 34-ой улицы. Потом на Восточную набережную и до места. А там… Там, думаю, поближе к побережью держаться. Если всё свободно, то и ребятам передадим. Так что жми на свою гашетку.
Гарри ничего не ответив, только мрачно кивнул и сильнее придавил педаль газа.



В городе повсюду работали сотни бригад дезинфекторов. Люди умирали на улицах, так и не дойдя до прививочных пунктов. У кого-то просто не оставалось сил идти. Всех кто не мог подняться, люди в серых комбинезонах складировали вдоль дорог и обрабатывали дезрастворами, после чего их грузили в грузовики, и последним пристанищем бедняг становилась душная печь.

Противно попискивая, сработал предварительно установленный таймер.
– Шон! Шон, проснись! Пора очередную инъекцию «скушать», – попытался перекричать Гарри, рокот армейских грузовиков несущихся по встречке.
– Да, Гарри. Я не сплю. Так. Былое вспомнилось, – слегка улыбнувшись и потерев, красные от бессонных ночей глаза, ответил Шон и достал из бардачка медицинскую сумку.
– Мост уже рядом. Может, там и уколемся?
– Хорошо. Я не против, – согласился командир.

Проехав еще с полмили, Гарри остановил внедорожник на виадуке, перед свороткой ведущей на Королевский мост. Справа, внизу располагалась стоянка для автомобилей огороженная металлической сеткой. Вокруг стоянки возвышались три высоких кирпичных жилых дома. Один из них недавно претерпел косметический ремонт, о чем свидетельствовал не только лучший внешний вид, но и не демонтированные защитные ограждения синего цвета, вдоль тротуара. Слева, довольно широкая река, превращающаяся за мостом в залив, прибрежная линия которого, была изрезана многочисленными причалами с сотнями пришвартованных яхт и катеров.
Шон, достав из сумки два тонких, как дамские сигареты шприца с прозрачной жидкостью – один передал своему водителю. Оба почти синхронно разорвали прозрачные упаковки и, закатав рукава до плеча, сделали себе инъекции. Шон, бросив использованный шприц в карман двери, снял висящий на ручке отопителя таймер и запустил новый виток времени длиною в восемь часов.
– Шон… Шон!
– Чего тебе? – ответил лейтенант, вешая таймер обратно и пытаясь уколотой рукой достать пачку сигарет из нагрудного кармана.
– Ты это… уверен в том, что мы сейчас себе вкололи? Мне кажется, что кто–то что-то напутал…
– А что такое? – Шон чиркнул большим пальцем по колесику зажигалки.
– У меня такое ощущение, что нам теперь не вакцину дают, а серьезную наркоту… – глядя прямо перед собой, произнес Гарри.
Шон, прикурив глубоко затянулся закрыв глаза и пряча зажигалку на ощупь  в карман на рукаве.
«У Гарри должно быть нервный срыв. Да кто его осудит за это. Такое происходит вокруг! Не дай Бог! Хотя, может эта дрянь была бы и кстати сейчас…» – подумал Шон, и выдохнув грязно-серого цвета облако дыма в лобовое стекло, посмотрел на Гарри.
Это был не Гарри, а скорее его скульптура, выполненная из гипса со стекляшками вместо глаз. Еще раз глубоко затянувшись, Шон толкнул своего водителя локтем в плечо. Гарри почти не отреагировал на это. Почти… Издав нечленораздельный звук, он неуверенно ткнул указательным пальцем вперед.
Шон, прежде никогда не видевший своего угрюмого молчаливого водителя в таком состоянии, покачав головой перевел свой взгляд в направлении указанном пальцем Гарри.

Мимо пронесся грузовик наполненный телами и на полном ходу врезался в отбойник. Несколько мертвых, и не совсем таковых тел из кузова мгновенно остановленного грузовика взмыли в воздух и, перелетев за искореженную кабину, упали на асфальт проходящего под виадуком шоссе.
Вода в реке и заливе превратилась издавая громкий треск в стекло. Стекло рубинового цвета. Серое небо, столь непривычное для этого времени года в одну минуту стало черным как смоль. При этом вокруг нисколько не потемнело. Шон и Гарри, наблюдая с широко открытыми глазами за происходящим, могли бы тогда поклясться, что оно было живое. Небо. Оно словно кипящая смола бурлило и плевалось. Поначалу вяло, но с каждой секундой все сильней и сильней. Костьми. Человеческими костьми. На рубиновое стекло. Словно град. Падая, разбивались. Разбивались в прах. Белый как снег, но горький как слезы страданий. Слезы израненного человечества.
Кровь, исполненная стеклом, от соприкосновения с горечью трещала и лопалась словно живая. Вскоре, когда горечь заполнила все вокруг, и не стало видно блеска, из трещин и изломов стал прорываться дым. Черный смердящий дым. Он стелился, клубясь и крича. Крик этот был похож на человеческие страдания. На плач детей и страдания матерей. Крик ужасный и леденящий душу слышащего.
– Шон. Шон… Что это???! – в панике, вжимаясь в кресло, еле слышно прошептал Гарри.
– Доигрались, мать их…

Когда из-за дыма не стало видно противоположного берега, когда автомобиль Гарри и Шона оказался, укутан им до линии остекления, они могли видеть, как маленькие завитки и клубы дыма принимают очертания человеческих лиц, страдающих от мучительных болей. Тогда крики смолкли, и сменились тихим воем вперемешку с плачем, но оттого не менее мучительным.
Шон, не сводя глаз с происходящего, пошарил левой рукой за спинкой кресла и достал автомат. Положив его себе на колени, передернул затвор.
– Что ты делаешь? – вцепившись в руль, как в спасательный круг, спросил Гарри.
– Сам не знаю, но так спокойней. Ты это, глянь… надеюсь мы не одни…
Гарри посмотрел на Шона как на сумасшедшего, приставившего пистолет к его виску и приказывающего сделать что-то невозможное. Безвыходная ситуация. Пощадить? Просить нет смысла. Будет только хуже.
– Шон! Там это… страшно! – пролепетал Гарри. Вся его прежняя невозмутимость окончательно рассыпалась в прах. – На мосту, вон, смотри, стоят машины. Да, и у блокпоста, перед мостом, их, наверное, немерено.
– Гарри! – несколько с укоризной воскликнул Шон и, привстав, перегнулся через водителя.
Посмотрев в зеркало заднего вида, Шон увидел ярдах в пятидесяти колонну грузовиков хаотично расположившихся на полосе. Никто не отважился выйти из кабины.
Когда Шон возвращался на свое место, неожиданно, все вокруг сотряс сильнейший удар. Некоторые здания покрылись трещинами, но устояли. Следом раздались еще несколько громких хлопков похожих на раскаты грома, но более сильные.
От неожиданности Шон прикусил язык и теперь по подбородку его текла багровая струйка крови.
Из-за невидимого горизонта заполненного дымом появилась свора зверей. Каждый размером с приличную баржу. Все они имели тело крепкой собаки начисто лишенное волосяного покрова. И что страшнее всего – они имели человеческие головы. Без волос, нездорового цвета вытянутые лица с длинными, направленными вперед рогами, растущими из-за ушей.
Свора выла и рвалась вперед сверкая желтыми глазами. Когда звери вставали на дыбы, было видно, что вместо лап у них человеческие конечности с длинными когтями на узловатых пальцах.
Совершенный ужас овладел видевших это.
Гарри забился под рулевую колонку и, проливая слезы, пытался вспомнить хоть какую-нибудь из молитв, нещадно осеняя себя крестным знамением. Шон сидел, словно парализованный в кресле и смотрел на все это, поглаживая лежащий на коленях автомат. Кровь изо рта продолжала стекать по подбородку и, капая на цевье, размазывалась рукой Шона.
Звери, сдерживаемые золотыми цепями, рвались вставая на дыбы и заливаясь леденящим воем. Сколько их было? Дюжина или две? Трудно сказать. Страх сковал мозг.
Но, вдруг, все смолкло…
Такой тишины, Шон мог поклясться, не слышал никогда. Только легкое поскуливание поджавших хвосты зверей в страхе оглядывающихся назад и свет… Яркий, режущий глаза свет, возникший откуда-то из стелющегося дыма. Из света явился Он. Невозможно было ошибиться. Это Он. Ростом с небоскреб. С виду в простом белом платье. Чуть сгорбленный, но еще крепкий телом. В кожаных на босу ногу сандалиях. Седые вьющиеся волосы и длинная борода. Печальный взгляд. Лицо старика. В левой руке посох с крестом. В правой – золотые цепи покорных зверей.
Из оцепенения Шона вывел оглушительный звук выстрела раздавшегося в закрытом пространстве кабины. Гарри, в невообразимой позе похожей на позу младенца в утробе матери, закатив глаза сидел под рулевой колонкой. В подрагивающей руке, лежащей на водительском сидении, Гарри еще сжимал пистолет. Смесь крови и мозга из размозжженого  затылка медленно стекала с двери и с панели приборов.
– Возможно, оно так лучше, – без эмоций, отрешенно произнес Шон переводя взгляд с Гарри на Него.

«...– Дети мои! Не думал я, что так скоро придется вернуться…»
«К кому Он обращается? – подумал Шон. – Ко всем нам? Но я не вижу никого. Вероятно, все попрятались как я, и сидят, забившись в своих мнимых убежищах. А может, это только я такой? – Шон огляделся, но никого не увидел. – Хотя… голос Его… я не слышу… он звучит в голове… страшно. Очень страшно. Никогда не думал, что бывает так страшно…»
«… – Я дал вам росток от древа своего, дабы могли вы лелеять и холить его, подобно тому, как и я вас. Я дал вам тепло дыхания своего, дабы согреть вас в стужу лютую.  Я окропил слезами своими твердь сухую, дабы вы никогда не испытывали жажды мучений. Я подарил вам мир этот. Светило, небо и цветы, дабы ни в чем не нуждались вы. Чтобы могли любить и быть любимы. Я сделал этот мир совершенным. Совершенным для Любви. Но вам показалось этого мало. Вы возжелали власти. Печально это. И печально вдвойне, так как ради вас мне пришлось пожертвовать сыном своим. Я надеялся, что вы поймете, и никогда боле на синем небе не появятся черные тучи горечи моей. Мне часто приходилось проливать слезы отчаяния. Но вы не поняли. Мне приходилось гневаться, и тогда ужасный ветер от взмахов крестного знамения моего, разрушал дома ваши. Когда сердился очень я, от ударов посоха моего случались смертоносные разрушения, от тверди и воды. Но вы не поняли. Вы разделили власть мою. Вы стали Дьяволом, ибо нет другого  –  выдуманного вами, дабы переложить всю ответственность за свои деяния.
Я ждал. Как отец ждет сына из далекого похода, на пороге дома своего. Как все живое ждет весны. Как цветы ждут восхода теплого светила. Я ждал…
Я знаю вас, дети мои, каждого. Каждому я дал имя при рождении, и радовался за вас и ваших матерей. Каждый из вас был надеждой для меня. И не буду судить я всех слепым судом, но каждого в отдельности. По делам своим. Но, не ищите разума в моем суде, ибо вы несовершенны, и это не последний суд – но суть надежды! Последней надежды для меня.
Слушайте и внимайте! Моя воля – последняя воля, и не дано вам боле ничего исправить будет, ибо последний суд близок. Ждет вас забвение вечное, или радость мирская – решать только вам!
Итак! Даю вам пять месяцев укрепить Храм Божий от посягательств извне. Алтарем храма моего, Пергамский собор называю. Храм обширный должен быть, и примет без тесноты он сто сорок четыре тысячи рабов моих. Остальные прежде умрут. Кто – решать мне. По делам вашим. Пройдет два дня и ночь, в молитвах и скорби вашей над убиенными, там, где случится это. И нельзя будет хоронить павших. А на закате дня второго, каждый избранный от скорби, получит на чело свое печать воли моей. Тогда явится вам знамение небесное. То будет жена, облаченная в светило. Блажен будет услышавший слова сии. Время вам для покаяния и жизни новой от жены будет сорок два месяца. Защищайте Храм, от испытаний извне. И храните жену, как имя Господа вашего. А сейчас, закройте очи, ибо в противном случае, сожжены будут они, пока я не очищу твердь от скверны вашей и от многих живых. Аминь». 


2.


От услышанного все мое тело покрылось мурашками. Страх, как что-то вязкое обволокло мое сознание. В это невозможно было поверить...
– А что было потом, Хэнк?
– Потом? Когда я закрыл глаза, случилась страшная гроза и полил сильнейший ливень. Минут через пять все стихло и я почувствовал, как греет солнце. Стало светло и тихо. Только крики и плач тех, кто ослеп. Я открыл глаза. Тучи рассеялись и небо было синее. Ничего вокруг не напоминало о прежней жизни. Не стало умерших и многих кто был рядом. Они просто исчезли, словно растворились в небытие. Мир окружавший нас очистился. Ни вирусов, ни страдающих… А те, кто остался – помнили слова Господа. Времени было отпущено немного, и нужен был кто-то, кто мог быть впереди. Тогда, все оставшиеся собрались в Королевском парке, на 41-ой улице. Ни мэра, ни начальника полиции среди нас не оказалось. Наверное, им досталось поделом. Нам нужна была сильная рука и мы доверились Роберту МакГрегори, начальнику пожарного департамента города. Он стал нашим новым мэром. Тогда же, решили провести перепись оставшихся, там же неподалеку, в Королевской библиотеке. Нас тогда осталось триста шестьдесят тысяч. Потом стал вопрос – как и что укреплять? На месте была создана группа проектировщиков, в которой оказался и я.
Пять месяцев работы. Днем и ночью. Стены возводили из металла, привезенного с судостроительных верфей. Где не хватило – выкладывали кирпичом. Создали запасы продовольствия и медикаментов. Только главного мы не понимали – к чему готовимся? И это было ужасно.
В редкие свободные минуты, я старался вырваться из этой суеты. Мы гуляли с Натали по полупустынному городу, среди брошенных на улицах автомобилей, по безжизненным набережным. И ты знаешь Макс, в те дни всегда… всегда небо было чистым. Ни единого намека на облачко. А какие по красоте были тогда закаты… Мы заходили в музеи и галереи. Это было по–своему удивительное время, когда ты вот так, просто, заходишь в музей искусств и любуешься картинами и нет рядом больше никого. Это же в свою очередь вселяет страх. Страх одиночества в этом мире. Ты, понимаешь, о чем я? И, тем не менее, это было, наверное, самое счастливое время в моей жизни. Мы все были объединены одной идеей. Мы были, тогда как одна семья. У нас не было денег. Они были не нужны. Никто не был одержим вещизмом. Хоть мы и питались в определенное время, в специально организованных кафе – никто не был ущемлен. Домой продукты выдавались в закрепленных за определенным кварталом супермаркетах.
Да… Определенно я был счастлив. Но, пролетели эти пять месяцев, как несколько дней. Мы ждали. Каждый из нас ждал этого дня. И тот день было решено посвятить молитве. Мы были благодарны Господу за то, что он подарил нам жизнь, дал возможность оглянуться назад – заглянуть в себя.
Ни одна площадь не смогла бы уместить такое количество народа. Единственно подходящим местом был Королевский парк на набережной. За неделю до того дня был установлен огромных размеров крест. Скажу тебе – мы основательно подготовились. И не было ни у кого истерии и паники. И все знали что для большей части это будет последний день. Все знали, что Бог есть, а значит, есть надежда.
…Время близилось к закату. Стояла такая тишина, что слышны были лишь, легкие всплески волн и мягкое шуршание кленовой листвы. Теплые лучи августовского солнца скользили по нашим, склоненным в беззвучной молитве спинам. Мы ждали до последнего луча заходящего солнца. Но, так ничего и не произошло. И тогда мы стали подниматься, но поднялись не все. Большая часть так и осталась стоять на коленях, склонившись перед крестом.
Кто–то стал впадать в панику, и их пришлось приводить в чувство. Мы помнили, что всем необходимо остаться и полтора дня провести в молитве и скорби по ушедшим. Но, у кого хватит сил и смелости находиться среди мертвых столько времени?.. Остались лишь те, кто потерял близких, друзей и родных, а остальные, и я, в том числе с дочерью, собрались на 41-ой улице рядом с библиотекой. Там мы провели последние спокойные полтора дня своей жизни. А потом…
Хэнк неожиданно замолк, смотря стеклянными глазами на занимающийся серый рассвет за окном.
– Что потом? – спросил я, поворачиваясь к Хэнку.
Хэнк молчал. Его начинало трясти, как если бы в комнату ворвался леденящий зимний ветер.
– Потом бы Ад…



3.


Мягкий желтый свет настольной лампы лениво боролся с темнотой за окружающее пространство. Пространство ограниченное и наполненное ароматом. Ароматом кофе и дорогих сигарет. Дым последних, словно начинка пирога разделял свет и тьму, не давая им смешаться в противостоянии.

Саймон, завершив обход, шел по темному коридору второго уровня, едва освещаемого дежурным освещением. На табло, в конце коридора, светились зеленым светом четыре цифры – 05:07. Подойдя к дежурной комнате, Саймон открыл дверь и застыл в замешательстве.
– Док?! Что вы здесь делаете, в такое время? – спросил, выходя их ступора, Саймон, зная любовь Фэнтона к строгому соблюдению своего режима.
В ответ Фэнтон выдал лишь легкую ухмылку. Но, в ухмылке этой можно было уловить порицание. Порицание чего? – Саймон не знал.
Фэнтон глотнул горячий напиток и глубоко затянулся сигаретой. Выпустив дым в дисплей монитора, док спросил:
– Саймон, вот скажи мне… Если я говорю, что нужно что-либо сделать только так и никак иначе, почему кто-то думает что это можно сделать по другому?
Сержант, ставя автомат в металлический шкаф на мгновение замер опустив глаза.
– Что-то случилось, док?
Фэнтон, не ответив, кинул недокуренную сигарету в кружку с кофе и поднявшись с кресла устало произнес:
– Разбуди меня в 08:30. Что-то я устал.
Док вышел в полумрак коридора, а Саймон лишь пожал плечами и, закрыв дверцу оружейного шкафа,  прошел за стол и сел в кресло. На центральном мониторе транслировалась картинка с камеры установленной в одной из комнат на 6 уровне.


Проснулся я в 08:00, по будильнику. Проспав чуть больше двух часов, я чувствовал себя довольно бодро. Закончив утренний моцион, в 08:20 я вышел в коридор, где меня уже ждал Хэнк. Обменявшись рукопожатиями мы молча проследовали в столовую. Там уже вовсю хозяйничал Мэтью.
– Кто что будет? Чай? Кофе? Или может покушать? – улыбаясь, спросил Мэт.
Мы с Хэнком сошлись на кофе с печеньем. Есть совершенно не хотелось.
Минут пять протекли в полной тишине. Неприятной тишине.
– Мэт, – я решил хоть чем–то заполнить пустоту, – ты когда-нибудь бывал на рыбалке? – и, на мгновение пожалел – Мэт чуть не подавился от неожиданного вопроса.
Хэнк похлопал его по спине. Парень откашлялся.
– Да, отец часто по воскресениям вечерами рыбачил. На удочку. Иногда и меня брал с собой, – Мэтью, говоря смотрел куда-то в стену перед собой. Его серые глаза излучали свет, и теперь они были ярко-голубого цвета. Этим светом были воспоминания и любовь. Только любовь может быть такого цвета.
– И как впечатления?
– Мне нравилось, Макс. Мы всегда ездили на один и тот же пирс – это неподалеку от Центрального тоннеля. Вечерами там очень красиво. И тихо. Даже как-то странно было – почти центр города. Напротив, за рекой – остров обросший небоскребами, а среди них закатное солнце. То прячется, то появляется вновь…
Счастливая улыбка не сходила с лица Мэтью. Я посмотрел на Хэнка. Он был немало удивлен.
– Ничего, Мэт. Будет еще и на нашей улице праздник!.. Порыбачим! Никто не против?
На этом мы ударили по рукам. Начинался очередной серый день, не суливший ничего хорошего. Но, раз уж он очередной и серый, то пусть хотя бы начнется неординарно и светло. Тем более, особых усилий прикладывать для этого не требуется…
– Похвально! – сказал Фэнтон, стоя в дверях.
По лицу дока было видно, что он провел не лучшую ночь. Мешки под глазами и опухшие веки, превратили его глаза в две узкие щелочки.
– Тяжелая ночь, док? – спросил, и довольно искренне, я.
Фэнтон на мгновение задумался.
– Да нет. Ничего особенного. Просто бессонница посетила меня, – улыбаясь, ответил док, присаживаясь за стол напротив меня.
– Мистер Фэнтон… вам кофе с овсяным печением? – спросил, вставая из-за стола Мэтью.
– Да, спасибо.
Мэтью достал из морозильного шкафа картонную коробку с овсяным печеньем и положил ее в микроволновку разогреваться. В чашку с приготовленным Фэнтону кофе, Мэт добавил несколько капель Le cep noble.
Заметив, что я наблюдаю за действиями Мэтью, док вздохнул и, разводя руками, произнес:
– Иначе не понимаю вкуса этого божественного напитка, а так… он становится по-настоящему чудесным.
Издав трель колокольчика, печь отключилась. Мэтью достал коробку и высыпал ее содержимое на тарелку и, вместе с чашкой, поставил на стол перед доком.
– Пожалуйста, мистер Фэнтон.
– Благодарю, мой мальчик, – кивнул док, благодаря Мэта.


4.


– Док, давайте не будем терять времени на историю. Хэнк мне уже рассказал что здесь произошло, и я хотел бы знать как вы собираетесь вернуть меня в мой мир? – сказал я, обращаясь к Фэнтону раскуривающему сигару.
Та же комната цвета красного вина со светло-зелеными абажурами. Тот же стол красного дерева на ковре с причудливым орнаментом, но другое ощущение внутреннего состояния. Мозаика понемногу складывалась. Осталось сложить, лишь несколько ключевых деталей. Слушать, анализировать и делать выводы. Потом принимать решения.
Единственное чего я опасался – это игра Фэнтона. То, что он не прост и что-то затевает – я понимал. Но, игра его была довольно убедительна, и ошибки можно было списать на нервозность и реалии. Моя мозаика могла запросто оказаться хаосом.
– Хорошо Макс, – взгляд Фэнтона незаметно скользнул по лицу Хэнка. В этом взгляде не было эмоций, но и доброго, я тоже ничего не заметил. – Не помню, говорил я вам уже или нет о возможном существовании секретной лаборатории? Так вот, если сложить то, что вы рассказали с информацией, извлеченной из этого устройства, – Фэнтон достал из кармана брюк мою находку с логотипом  М и положил ее на стол перед собой, – то, смело можно утверждать, что вы были в одной из самых секретных лабораторий, подчиненной самому, ныне покойному, премьер-министру. Именно там разрабатывались смертельные вирусы, сгубившие практически все живое на нашей планете. Но, не это изначальное предназначение лаборатории. Там велось множество различных, и я бы сказал фантастичных экспериментов и разработок. Одна из них, и она нам пригодится, как нельзя кстати – это телепортация, и я прекрасно понимаю вашу иронию, Макс, но как-то вы попали к нам! И чтобы это ни было, это значит – установка работает. Она существует, но как ею воспользоваться – с этим еще придется разобраться, и это я беру на себя. Да, кстати… вы были в действующем автономном энергоблоке, и выбрались видимо через аварийный выход. Основной доступ, как я понял, лежит через подземные коммуникации. Но, существуют пара проблем… Во-первых, мне предстоит с этим еще разобраться, а во-вторых, как вы знаете, нет ничего бесплатного в этом мире. В вашем, думаю тоже. Я прошу от вас лишь услугу за услугу.
Я сидел в кресле и нервно курил. Казалось что даже дым от сигарет, обычно с легкостью распространявшийся по помещению обрел телесную составляющую и замер в ожидании подвоха. В любое мгновение хрупкая мозаика могла рассыпаться в бесполезный прах.
– Продолжайте… – ответил я, пристально глядя в глаза доку.
Фэнтон удовлетворенно кивнул.
– Спасая себя, вы поможете спасти мне мой мир…
– Вам? Ваш мир? – я постарался приглушить иронию в своих словах.
В глазах Фэнтона разгорался огонь.
– Для того чтобы спасти этот мир, в нем должна зародиться новая жизнь! До этого дня, все наши попытки были обречены на провал. И сейчас я могу со стопроцентной уверенностью утверждать – я знаю, как это сделать, но мне не хватает самого главного – женщины! И эта, единственно подходящая женщина – Натали!
– И что вы предлагаете? – спросил я.
Хэнк заметно нервничал и постоянно теребил пуговицу на своем халате.
– Ну, прежде всего нам необходимо разработать план, – ответил Фэнтон, окинув всех серьезным взглядом.
Я улыбнулся.
– Что-то не так? – хмурясь, обратился ко мне док.
– Да нет, все нормально. Продолжайте док.
Слова Фэнтона о плане, напомнили мне известные штампы бюджетных заокеанских боевиков.
Фэнтон продолжил:
– Времени осталось совсем не много. Наша главная задача – это доставить сюда Натали, целой и невредимой. Особенно это подчеркиваю – целой и невредимой. Это важно.
Хэнк, глядя куда-то в пол, еле заметно кивнул.
– Для этого, необходимо проникнуть в Периметр и вывести её оттуда. Вопрос – как это сделать? – Фэнтона обратился ко всем присутствующим. Следующий вопрос док задал Саймону:
 – Что ты скажешь? Есть какие-то мысли?
До сих пор казалось, что Саймон спит с открытыми глазами, не проявляя ни каких признаков участия. Услышав обращенный к себе вопрос, Сержант ожил и его серые глаза наполнились жизнью. Ему уже давно наскучила участь охранника, и хотелось действий. Профессиональных.
– Да… да, док! А что, Макс один туда… это… в Периметр что ли?
– А что ты предлагаешь, Саймон? – вновь нахмурил брови Фэнтон.
– Ну… можно захватить патрульный автомобиль и спокойно въехать под видом Патруля в Периметр.
– А что делать с патрульными? – глаза Фэнтона округлились от столь радикальной идеи Сержанта.
– Перестрелять, мать их… – смакуя каждое слово, произнес Саймон, схватив за ствол автомат прислоненный к боковине кожаного кресла.
– Стоп… стоп! – вмешался я, глядя как округлились вслед за доком, глаза Хэнка и Мэтью. В этот момент они были похожи на небольшую семейку сов, завидевших незадачливого охотника палящего почем зря. – Саймон, погоди… Расскажите док, как вы выбрались оттуда и начерта это вообще сделали?
– Разве это вам что-то даст, Макс? Насколько я знаю, вы были бизнесменом…
– Макс, в прошлом, профессиональный военный – разведчик, – вставил свое слово Хэнк.
Фэнтон, поджав губы, закрыл глаза и спустя несколько секунд расплылся в широкой улыбке.
– Я знал! Я знал, что это мой звездный час. Макс, вы посланы мне самим Господом Богом! Вы хотите знать, почему и как? Что же… Мы долго рассуждали над словами Отца нашего, сказанные во время Второго Пришествия… Новая жизнь… Что это? Что мы должны были сделать ради своего спасения? Для чего было затрачено столько сил на создание укреплений? Чтобы замариновать себя в Периметре? – Фэнтон слегка улыбаясь, горько усмехнулся и продолжил:
 – Вскоре выяснилось, что женщины наши не могут забеременеть. Благо, среди нас было достаточное количество квалифицированных врачей и как ни странно, Медицинский центр репродукции и материнства располагался в пределах Периметра. Врачи врачами, но по-настоящему специалистов высокого класса было не так уж и много. Была создана комиссия, которую возглавили я и известный генетик Скотт Томпсон. Мы провели масштабные исследования, в ходе которых выяснилось, что все женщины оказались начисто лишены возможности стать матерями. В их организмах произошли необъяснимые изменения, и только одна женщина осталась способна иметь детей – это дочь Хэнка. Мы не стали останавливаться и проверили всех мужчин. И вновь тот же результат, но здесь уже не было никаких исключений. Тогда был созван Городской Совет, на котором единодушно было принято решение, начать работу по разрешению этой проблемы. Призыв Господа к созданию Новой жизни, обрел для нас новый понятный смысл. Тогда же возникла новая проблема. Истерия и страх среди женщин – оно и понятно, но нужно было работать. Много и спокойно работать. Появилась необходимость во Внутреннем Патруле – что и было сделано. Наш город стал похож на маленькое полицейское государство. Одни тихо выли забившись в угол, другие в истерике сходили с ума. Дни пролетали в бешеном ритме. Сменялись на календаре месяц за месяцем. Скотт возглавлял лабораторию, а я ему ассистировал. Ни один из известных методов лечения бесплодия не работал. Единственное, что нам оставалось делать – бросить все силы на попытку клонирования, но в какой-то момент наши представления о методах решения проблемы, мягко говоря, разошлись. Позиции Томпсона как главного специалиста были крепче и меня попросту отстранили от проекта. Хэнк и Мэтью были моими техническими помощниками, а Саймон – личным охранником. На карту было поставлено все. И тогда я убедил свою команду, как бы это ни было тяжело, покинуть Периметр и продолжить исследования здесь в родных мне стенах…


5.


Ночь в Периметре близилась к своей завершающей фазе. Сгущавшийся утренний туман делился влагой с металлическими поверхностями водосточных труб и фонарных столбов.  Капли проступившей росы с каждой минутой становились все больше и, достигнув критической массы устремлялись вниз, оставляя после себя влажную неровную дорожку на отпотевшем металле. Когда туман достиг своей предельной концентрации и на расстоянии пяти шагов невозможно было что-либо разглядеть, в одном из зданий укрепленного города скрипнула, открываясь, филенчатая дверь коричневого цвета. Затем показалась рассеянная туманом фигура мужчины в темном старомодном пальто и спортивной вязаной шапочке. Фигура, мягко закрыв за собой дверь, осторожно сделала несколько шагов по мостовой, ведущей от дома к дороге и остановилась рядом с газетным киоском. Постояв, покрутившись в попытке оглядеться, мужчина в пальто и спортивной шапочке, также осторожно направился обратно.
– Стоять! Не двигаться! – приказал тоном, не допускающим возражений голос из ниоткуда.
Мужчина, едва не споткнувшись от неожиданности замер на месте. В груди его стало горячо, а на висках выступила холодная испарина. Из тумана к сжавшейся фигуре в пальто подошли двое мужчин облаченных в армейское обмундирование с автоматами наперевес.
«Как они меня увидели? – мысленно сокрушался мужчина в пальто. – Хорошо, что это случилось сейчас…»
– Ваши документы! – приказал один из патрульных.
– Ба! – воскликнул второй патрульный. – Доктор Фэнтон! Маркос! Ты что, не узнал что ли?
– Да уж, Тим… В этом чертовом тумане, я и тебя бы не узнал! – ответил Маркос своему напарнику, и оба расхохотались, ударив друг друга по рукам.
Фэнтон нервничал, но старался не подавать вида.
– Док, а чего вы ни свет, ни заря тут делаете? – стараясь подавить свой безудержный смех, спросил Тим.
Фэнтон чуть замешкался с ответом, соображая, чтобы такого соврать поубедительней, но в голову ничего не шло.
– Да вот, не спится. Решил прогуляться…
– Да уж… Что еще остается делать. Мы слышали о вашем отстранении – все это довольно неприятно. У нас работы прибавилось – люди с ума сходят, – Маркос с сочувственной миной на лице похлопал утешающее Фэнтона по плечу. – Скажите док, а есть у нас хоть какой-то шанс? Надоело уже все это. А ведь как по началу было все хорошо… Каждый друг другу – брат. И к чему пришли? Ходишь теперь с этой железякой… – Маркос ударил ладонью по прикладу. – Я понимаю этих несчастных. Только одного не пойму – как сам еще не свихнулся? Гореть нам всем в Аду…
– Не переживайте ребята. Шанс всегда есть, – ответил Фэнтон и, не желая затягивать разговор, собрался уже было направиться к коричневой двери.
– Ладно, док. Нам тоже надо идти… – сказал Тим и, схватив Фэнтона за рукав, слегка наклонившись, заговорщицким тоном произнес. – А вы знаете, что после вашего отстранения скандал случился… Шеф наш – Шон Эшфилд, чего-то с Диккенсом не поделили…
– Это их дела. Пойду я. Устал что-то… – ответил, зевая Фэнтон и, выдав измученную улыбку, медленно побрел по тротуару.
Патрульные еще несколько мгновений постояли, сочувственно глядя вслед Фэнтону.
– Мне кажется, бедняга уж совсем рассыпается…
Тим, ничего не ответив, покачал головой.

– Док! Вы чего так долго? – возбужденно просипел Саймон, увешанный оружием и сумками, словно новогодняя елка игрушками.
Фэнтон приложил указательный палец к губам.
– Тихо! На Патруль нарвался. Все готовы?
– Эндрю! Вы уверены… – взволновано что-то хотел спросить Хэнк, чувствуя как вспотели ладони, но Фэнтон его перебил.
– Мэтью, ты маршрут помнишь? Там сильный туман. Сбиться легко, так что внимательней. Держаться всем вместе и как можно тише! – Фэнтон был взволнован не меньше, но старался этого не показывать.
Небольшая группа из четырех человек, нагруженная поклажей содержащей бесценный опыт возможного спасения оставшегося человечества двигалась в густом тумане, словно слепые котята по направлению к вентиляционной шахте станции метро Музей современного искусства.
Добравшись до места, Хэнк открыл ключом заблаговременно смененный замок на решетке. Первым в шахту спустился Саймон и, убедившись в отсутствии угрозы нападения со стороны Грешников, подал знак фонариком спускать сумки. Спустя пятнадцать минут все четверо, измученные душевно и физически, сидя на корточках в тоннеле метро разглядывали схему на дисплее Mapbook.
– Столько лет работал на институт, а не знал, что есть секретный тоннель ведущий к нему, – тяжело дыша, прошептал Фэнтон. – Ты гений, Мэтью.
– Вход в нужный нам тоннель здесь, – ткнул в дисплей пальцем Мэтью и, чуть повременив, добавил, – ярдов двести отсюда.
– Так… подъем! Нельзя задерживаться… Хэнк, ты решетку закрыл? – возбужденно спросил док.
– Да! Да! Куда идти-то? Ничего же не видно! – голос Хэнка дрожал.
– За мной, сюда…
Спотыкаясь и тихо матерясь, впереди с фонариком шел Саймон. За ним Мэт, Фэнтон, и замыкал группу Хэнк…
… Сорвав замок на небольшой двери, группа пробралась тоннель. От усталости, не сговариваясь, все уселись вдоль смежной с тоннелем метро стены. Отдышавшись, Фэнтон попросил у Саймона фонарик и принялся осматривать поклажу в поисках питья.
– Черт! Черт! Прости меня Господи... Где?! Где желтый кейс?! – едва не кричал Фэнтон, беспорядочно водя лучом света по сторонам. – Где?! В нем весь смысл! Кто его нес???
Путники нервно заерзали.
– Кажется я его... это... у шахты... ну... это... в тоннеле забыл, – испуганно произнес Саймон.
– Идиот! Дебил! Лучше бы ты... ты... – вцепившись в шею Саймону, прошипел с перекошенным от ярости лицом, Фэнтон.
Хэнк, вскочив на ноги, не без труда оттащил дока от Саймона. Фэнтон без сил свалился на пятую точку к стене и дрожащим от гнева голосом сказал:
– Без него даже не возвращайся!

Желтые глаза излучали в темноту подземного тоннеля ненависть. Ненависть к избранным. Избранным их общим Отцом.
«Почему Он так поступил? Почему они заслужили жизнь, а мы нет? Мы даже сдохнуть не может как они... Чувство жажды и мести сильнее смерти. А жажда – она постоянна. Она неутолима. Кровь Чистых – она как изысканный коллекционный коньяк – опьяняет и кружит голову, обжигая все внутри, и дает бушующий прилив сил. Но женская – она лучше. Она слаще. Она как верх совершенства. И мозг... Мозг на десерт. Сладкий хруст лопающегося под давлением ладоней черепа... М-мм... Нежная мякоть волшебства... Но, это все потом... А сейчас голод, словно битое стекло режет изнутри мое обезображенное тело сочащееся гноем и только кровь удовлетворит плоть. Оно вновь примет тот красивый здоровый вид открытых мышц. И тогда месть будет продолжена. Мы имеем на это полное право. Мы тоже хотим жить. Это не справедливо...»
Битое стекло жажды резало и причиняло нестерпимую боль, заставляя сильней вонзать длинные когти в крошащийся бетон. Стоя на четырех конечностях, Грешник оттягивал момент броска, желая излить на жертву максимум ненависти. Разорвать. Распороть. Высосать и разметать то, немногое, что останется и не будет жертва уже Чистым. Будет грязной плотью. Ошметком. И не будет в ней жизни. Никакой. Даже такой, как у них.
Светящиеся желтые глаза сузились в две узкие щелочки. Звериный оскал обнажил пару двухдюймовых клыков. Тело, готовясь к прыжку напряглось, выдавливая из открытых мышц дополнительную порцию гноя.

Слабый умирающий свет, исходивший из вентиляционной шахты, едва освещал желтый кейс приставленный к стене рядом с металлической лестницей.
– Слава Богу! – еле слышно прошептал Саймон несколько успокоившись, и хотел уже было взять кейс, как боковым зрением заметил две узкие щелочки желтого света, мелькнувших куда-то вверх и стремительно приближающих смерть.
Удивительно, как чувство самосохранения ускоряет работу мозга и прячет за плотной ширмой страх. Все начинает видеться как в замедленной съемке. Саймон, скорее инстинктивно, чем осмысленно начал заваливаться назад, одновременно отталкиваясь от бетонного пола правой ногой. Еще до того, как  упасть на спину Сержант скорее почувствовал, чем увидел, как Грешник в прыжке пролетел там, где он сам только что находился. Что-то хрустнуло ударившись о стену... На щеке Саймона резко выступила кровь, заливая глаза... До бетонного пола оставалось еще пятнадцать дюймов. Сержант, отбросив фонарь, левой рукой схватил автомат за цевье, а правой нажав на спусковой крючок открыл огонь в сторону раздавшегося хруста. Удар от падения двух грузных тел лишил Саймона сознания. Тогда же захлебнулся автомат, ствол которого утонул в теле Грешника, разворотив прежде, огненным свинцом грудь в фарш.

Фэнтон и Хэнк стояли перед закрытой дверью на четвереньках. Их взгляды были направлены в никуда. С вытянутыми лицами, с полуоткрытыми ртами, с неподдельным ужасом невидящих глаз они вслушивались в происходящее в тоннеле метро. Прошло пятнадцать минут, как смолкло эхо последних выстрелов – ничего.
В дверь один раз ударили. Один раз, но сильно. Так, как может изможденный человек. Собрав все силы в кулак. Один лишь раз.
От неожиданности, Хэнк и Фэнтон одновременно вскрикнув от испуга, пытаясь вскочить на ноги, кинулись в разные стороны – навстречу друг другу, отчего, столкнувшись лбами упали на колени и от нахлынувших чувств, уже радостно в один голос прокричали: «Саймон?!!!»
Мэтью, сидевший неподалеку, обхватив голову руками встрепенулся с надеждой в глазах.
– Да, мать вашу, я это, я... один... – послышался  приглушенный дверью голос Саймона. – Открывайте...
Дверь чуть скрипнув отворилась, и в проем ввалился с желтым кейсом Саймон, залитый кровью и гноем.
– Спаситель ты наш... – прошептал Фэнтон, хватая кейс.
– Саймон! У тебя щека порезана! Что там случилось?! – спросил Хэнк, укладывая раненого головой на большую сумку.
– Да... так... кузнечика подстрелил...












































СПАСЕНИЕ



1.


– Я должен буду с этой девушкой, скажем так, переспать? – спросил я закуривая, и подумал: «Черт, слышала бы меня сейчас моя Анна...»
Фэнтон улыбнулся.
– В этом нет никакой необходимости. У меня все есть и простите за тот инцидент...
Выбор у меня был невелик. И если быть точным – его не было. 
– Мне нужно подумать.
– Подумать? О чем, Макс?! – возмущенно воскликнул Фэнтон.
– Да успокойтесь, док. Вы не поняли. Такие дела с наскока не делаются. Давайте вечером соберемся, а я подумаю пока – что мне необходимо. Вы же понимаете, живыми должны вернуться мы оба – я и девушка. К тому же, насколько я понимаю, мне придется разворошить осиное гнездо – Натали для них, тоже что-то значит. Так что давайте сейчас пообедаем, а вечером, скажем часов в семь, мне нужны будут ответы на мои вопросы.
Фэнтон кивнул, соглашаясь со мной и бросив короткое: «До встречи!» –   направился по длинному коридору в сторону своей лаборатории.
– Да, и еще док! Думаю вам тоже пора заняться моей проблемой! – кинул я вдогонку Фэнтону, на что тот на мгновение остановился и произнеся: «Да, конечно...» –  махнул рукой и продолжил свой путь.

Оперевшись руками в стену облицованную белым кафелем я смотрел себе в глаза. Глаза отражавшиеся в небольшом обшарпанном зеркале на стене. Вода обволакивала мое тело  и, обжигая кожу, превращалась в пар, заполнивший в считанные минуты весь объем душевой.
Что мне оставалось делать?  Выбора у меня не было. В любом случае, трезво оценивая ситуацию, меня ждала неминуемая смерть и никакая вероятность здесь не к месту. Даже один процент может оказаться весомей, чем остальные девяносто девять удачного исхода.
С кем-то из них идти нельзя. Могут узнать – тогда провал. Даже если я выведу девушку сюда... Дадут ли мне это сделать? Она – всё, и для них и для тех, кто в Периметре. Без нее однозначная гибель. Так будут считать обе стороны. Дадут ли нам уйти десятки вооруженных патрулей и сотни, а может и тысячи возбужденных активными действиями кровожадных тварей? Неужели все зависит только от нее? Хорошо, я согласен на роль спасителя, но... меня здесь могло и не быть. Тогда что? Странно... Ни разу не видел, чтобы они читали молитвы, крестились... А может, убедившись в наличии Бога, им этого уже не нужно? Здесь подвох... Заблуждение... Но это их дело. У меня своя цель, и если я ее не достигну... Ладно, не сейчас. Не будем об этом. Моя жизнь не в моих руках. Сейчас надо собраться. Подумать. Ничего не упустить... Умереть я всегда успею... Черт... Что за мысли...









2.

Остаток дня до означенного часа я просидел на подоконнике в своей комнате глядя на опостылевшую серость. Мозг рождал знакомые до боли образы; вычленял из дальних уголков памяти приятные звуки смеха и родных голосов; складывал все воедино и, вытесняя безжизненно звенящую пустоту, наполнял пространство яркими красками прошлой жизни. Впервые воспоминания не вызвали у меня жестокого припадка скручивающего тело металлическими канатами. Оттого краски были многократно ярче, а жизнь действительно прошлой... В обычной ситуации я бы не смог провести четкой границы между прошлым и настоящим. Сейчас все по другому – есть жизнь до, и есть нечто после. Только толку от этого... Я как сейчас помню ту стену... Она настоящая... И даже если я смогу до нее добраться...

В дверь постучали. Спустя мгновение дверь открылась. В проеме возник Мэтью.
– Макс... Я зашел спросить, это... ужин готов. Ты идешь?
– Да, спасибо, Мэт. Сейчас подойду, – ответил я, закуривая сигарету.
Дверь за Мэтью закрылась и я вспомнил, что хотел разузнать, есть ли у него  плеер и возможно ли скопировать музыку с моего телефона...

Ужин прошел в довольно необычной атмосфере. Сложилось впечатление, что в некой столовой отобедали несколько незнакомых друг с другом человек. У всех было приподнятое настроение – подайте, спасибо, пожалуйста. Только я не чувствовал себя в этом мире своим. Новая работа теперь занимала передний план, и это было к лучшему. Война, тогда, едва не сделала из меня зверя, и сейчас мне предстояло вновь стать хищником. Где-то в голове, понемногу начинали происходить изменения. Каждое знание и воспоминание, как вещь занимали свою отмаркированную ячейку в огромном стеллаже, где все подчинено логике и действию.


Залив остатки превосходного ужина приготовленного Мэтью, стаканом воды я встал из-за стола.
– Мистер Фэнтон... вы не хотите составить мне компанию прогуляться по свежему воздуху?
Едва ли кто-то не поперхнулся от смыла услышанного.
– Вы... вы хотите сказать... – удивленно вскинув брови, произнес док.
– Да нет же, – ответил я и, обращаясь к Саймону, спросил: – Есть выход на крышу? Наверняка там безопасно. Да и свежим воздухом подышать охота...
Саймон утвердительно кивнул.
– Ну, отчего же не составить...
На крышу мы поднялись вдвоем с Фэнтоном. Закрыв дверь чердачной надстройки, мы присели на воздуховод приточной вентиляции.
Вечерний воздух был пьяняще свеж и прохладен. Редкие огни не давали городу погрузиться в черную тьму, взрываемую истошными криками голодных зверей. И только Периметр был освещен достаточным количеством света, что позволяло с легкостью идентифицировать его в темноте.
– Док, откуда город обеспечивается электроэнергией? – этот вопрос из простого любопытства меня давно занимал.
Фэнтон хмыкнул.
– На севере есть атомная электростанция. Знаю только, что несколько специалистов остались в живых – там и живут. Раз в неделю туда Патруль наведывается. Больше ничего не могу сказать, к сожалению. А это важно?
– Да нет... – махнул рукой я. – Так... просто, интересно...
Для чего я вытащил сюда Фэнтона? Вряд ли я мог дать себе однозначный ответ. Поначалу он казался мне крайне скользким типом... А может я ошибался? Думаю, нет... Но, что-то внутри меня хотело, чтобы я ошибся. Ошибся и поверил...
– Док, когда я с Натали... если мы выберемся оттуда... Сколько вам понадобится времени на решение моей проблемы?
– Ты должен Макс... должен это сделать. В противном случае я не думаю, что у меня хватит сил. Это единственная возможность для всех нас увидеть будущее. Свое будущее, – в голосе Фэнтона не было эмоций. – Когда ты вернешься с Натали, вся процедура займет несколько часов, а потом мы сможем выдвинуться туда... Но, есть одно но...
Док нахмурился.
– Там, мне может понадобиться помощь Хэнка и Мэтью, а девушку одну мы оставить не можем. Ты понимаешь, о чем я?
Я все прекрасно понимал, и это меня больше всего тревожило. Я должен был предоставить ему «стулья в кредит», зная, что выплачен он никогда, наверняка, не будет.
– Ты подумал, что тебе необходимо?
Достав сигареты, я закурил.
– Мне нужны карты города и метро. Какие есть. С амуницией Патруля будут проблемы?
– Нет, все есть, – не раздумывая, ответил Фэнтон.
– В таком случае, нужны будут еще план, непосредственно самого Периметра и собственно здания института, где находится Натали. Да, и фото её.
– Отлично, Макс, – энергично покачал головой док, – но, есть только одна проблема, – фотографии Натали у нас нет.
– То есть? И как же я ее узнаю?
– Ты не ошибешься, Макс. Не ошибешься. И когда ты собираешься...
– Сегодня утром.
– Ты уверен?
– Да. Утром будет туман. Как нельзя кстати.
– Ну что ж, пойдем готовиться, – положив ладонь мне на плечо, предложил Фэнтон.

Еще раз взглянув на яркие огни Периметра за рекой и чернеющий вдали скелет подвесного моста, я кивнул головой и, поднявшись, направился вслед за Фэнтоном.


3.


Спал я от силы часа два и сейчас, в отражении стеклянной двери длинного коридора я видел скорее новогоднюю елку увешанную оружием и боеприпасами, а не себя.
– Ты готов? – спросил док пытаясь заглянуть мне в глаза.
– Да, – коротко и холодно отозвался я.
Хэнк, Мэт и Саймон стояли позади и выглядели мрачнее грозовых туч. Док открыл стеклянную дверь и, придерживая ее, пропустил меня вперед. Над дверью ведущей на знакомый мне трап, светилось табло – 03:58.
Спустившись, Фэнтон открыл металлическую дверь ведущую в едва освещенный узкий тоннель.
– Макс!
– Да?
– Ты это... Помни только... Выбора у нас нет, – в полумраке, док выглядел, словно бледное привидение в белом халате. Голос его заметно дрожал.
– У меня его тоже нет, – ответил я, ткнув указательным пальцем себе в левый висок.
Если особо не приглядываться, отличить художественное творение Мэта от настоящего, было невозможно. Главное, было не намочить его. 666. На моем левом виске. Разве я мог когда-либо предположить...


4.


Судя по карте, до нужной двери идти мне предстояло километра три. Свет в тоннеле не выключали никогда. На всем протяжении пути изредка встречались аккуратно сложенные на полу лампы накаливания в упаковках.
За смежной с тоннелем метро стеной было тихо. Так же тихо было и в излучающих черноту тоннелях встречавшихся по левой стороне. Тишина пугала. Казалось, что все страхи собираются за спиной, а потом только и ждут момента, когда ты обернешься, чтобы в экстазе увидеть как расширяются твои зрачки, как каменеет лицо и отказывают мышцы ног...
Я мог бы сказать, что мне неведом страх. И я соврал бы. Потому что в таком случае я был бы уже мертв.

С непривычки, идти в полном боекомплекте было тяжело. Форма была один в один, как у Патруля. Шлем с защитным стеклом болтался на поясе. Два автомата и мое чудо-ружье. Куда ж нынче без него...
Несколько сумок с магазинами для автоматов и аккумуляторами для ружья, армейский нож, фонарь, кобура с пистолетом на поясе. На левое плечо к портупее, я прицепил небольшую рацию и взял с собой небольшой планшетный компьютер тот, что нашел в подземелье. Мэтью слил в него необходимые мне карты. И плеер. Мэт перенес в него всю музыку и фотографии, что были в телефоне. День предстоял быть длинным...
Чтобы не привлекать особого внимания, решили обойтись регалиями простого патрульного. Действовать мне предстояло полностью импровизируя. Полагаться было не на кого.
Прошло слишком много времени с тех пор, как последний раз воспользовались замком вентиляционной шахты. Не смогу открыть ключом – благо, кто-то вспомнил про клещи...
Спустя минут сорок я остановился у небольшой двери. Рядом на оштукатуренной стене, под плафоном была нацарапана корявая надпись – «Периметр» – Саймона труд. Всё. Новогодней елке предстоял праздник. Эта дверь, как колодец в старой церкви. За ней неизвестность, жаждущая открытия...
Мысленно перекрестившись, я снял с пояса шлем и, одев его поверх вязаной шапочки, нажал на желтую кнопку на его боковине. Окружающее пространство приобрело черно-белые цвета негатива. Теперь можно было двигаться без фонаря.
Осторожно сдвинув щеколду, я медленно, сантиметр за сантиметром открывал дверь скрывающую за собой Ад. Достаточно распахнув её, я аккуратно, насколько позволяли мои «игрушки» спрыгнул на рельсовый путь. Оглядевшись и не заметив ничего, что заставило бы меня опасаться, прикрыл дверь и снял с плеча автомат с заблаговременно взведенным затвором. Мягко ступая, стараясь не споткнуться о едва выступающие из бетонного пола шпалы, я направился в сторону вентиляционной шахты.
Спустя минут десять я оказался на месте. Здесь меня ждало горькое разочарование. Это в мои планы никак не входило. Шахта оказалась завалена деревянными балками и обломками старой мебели. Рядом, наполовину заваленный, лежал огромный истлевший скелет, возможно того зверя с которым пришлось повозиться Саймону. Нужно было что-то придумать.
Присев к стене на корточки я достал планшет и, включив его, открыл файл схемы метро.
«Музей современного искусства» метрах  в ста отсюда. Что ж, будем пробираться...
Метрах в тридцати от шахты, тоннель довольно круто уходил влево. Сделав порядка ста пятидесяти шагов, я уперся в вагон. Насколько было возможно огляделся и, убедившись в отсутствии угроз, не без труда взобрался на платформу. Станция залегала неглубоко от поверхности и на платформу едва пробивался утренний сумеречный свет вместе с влажными клубами густого тумана. Выключив и сняв шлем, я решил обойти станцию в поисках чего-то, что могло бы помешать мне выбраться наружу. Вскинув автомат я снял его с предохранителя, включил лазерный прицел и подствольный фонарь.
Станция была небольшая – довольно короткая платформа с путями по обе стороны и квадратными в сечении опорными колоннами, расположенными посредине платформы. Облицована станция была белым кафелем, местами выпавшим со своих мест, отчего больше походила на старое отхожее место. На обоих путях стояли составы с раскрытыми створками дверей и много... много мусора разбросанного по платформе. Освещая себе путь фонарем я зашел в первый вагон одного из составов. Безжизненный скелет старого состава был наполнен ощущением смерти и газетным мусором. Ничего не обнаружив я принялся за осмотр второго поезда. Результат был тот же... но, подходя к последнему вагону, еще ничего не увидев мое сердце вдруг бешено застучало,  а на лбу проступил холодный липкий пот. Что-то было не так. Что – я пока не видел. Сделав еще несколько шагов вперед, в свете фонаря я увидел желто-зеленое тело зверя огромных размеров. Грешник лежал на полу и едва слышно хрипел. Глаза его были закрыты, а тело обильно сочилось смердящим гноем. Неужели он когда-то был человеком?.. Не сводя с него глаз я поднял с сидения старый журнал и бросил его в Грешника. Последний вздох... и как мне показалось, жизнь окончательно ушла из него. Если это была жизнь...
Убедившись, что мне больше ничто не угрожает, я направился к выходу. Миновав турникет, прижимаясь к кафельной стене, я заглянул за угол, туда, откуда стекал густой туман. Примерно в пяти метрах от меня находилась решетка, заваленная снаружи автомобилями – не так чтобы не пролезть, но потрудиться предстояло.
Положив оружие на ступеньки рядом с собой, я взял оранжевые клещи за рукоятки и сомкнув на круглом прутке решетки режущие кромки с силой свел их вместе. Чтобы свободно пройти пришлось сделать двенадцать резов, что оказалось довольно утомительным занятием. Еще минут пятнадцать я потратил на то, чтобы пробраться сквозь пустоты образовавшиеся среди наваленных автомобилей.
Ружье, один автомат и часть боеприпасов я спрятал тут же, на случай, если меня не захотят отпустить по-доброму. Теперь, несколько облегченный я мог сойти за патрульного.
На улице стало совсем уж светло. Пытаясь осмотреться вокруг я потерпел полное фиаско – внизу туман был особенно густой и единственное что можно было разглядеть – призрачные верхушки высоких зданий. Что ж, это мне на руку и, не уточняя маршрута – его я знал наизусть, я смело двинулся по не очень широкому проспекту, направо в сторону Музея современного искусства. Учитывая его, как рассказывал Фэнтон, футуристический дизайн, пропустить оный объект я не мог. Далее, мне предстояло пересечь Центральный парк и выйти на Западную улицу, а там, моим ориентиром служил стадион, деливший с улицей на которой он находился одноименное название. Сразу за ним находилась моя конечная цель – Институт репродукции и материнства.
Со слов Саймона, служба Внутреннего Патруля была относительно спокойна. Основной задачей было утихомирить сумасшедших, коих с каждым днем становилось все больше. Особого вреда причинить они не могли, но на нервы действовали всерьез. За время существования Периметра, Грешники лишь несколько раз прорывались внутрь, в основном через подземные коммуникации, и один раз через главные ворота, когда там заклинило запорный механизм. По-крайней мере, на то время.
Особо скрываться я не пытался, но и нежелательных встреч был бы рад избежать. Вскоре из-за тумана показалась верхушка музея. Фэнтон был прав – здание выглядело довольно необычно. Над серыми зданиями старой постройки возвышалась спираль, белоснежные кольца которой, перемежались с кольцами из черного стекла.
...Оставив позади мрачные постройки с потускневшими вывесками магазинов я оказался в парке. Свежий запах осенней листвы напомнил мне о милой и наших прогулках по паркам Питера. Я немедленно отогнал прочь от себя все воспоминания. Необъяснимые приступы против коих я был бессилен скручивали меня вызывая боль и заполняя сознание видениями. Не в моих силах было это терпеть.


5.


«... Я докажу им что я был прав. Я буду первым после Бога, как бы они этого не хотели. Я заставлю их подчиниться. Они, никчемные человечишки, возомнили себя сильными мира сего... И что в итоге? Где они сейчас? Что они могут? Я!!! И только я могу сделать это! А когда они узнают, кто это сделал, то будут молиться на меня. И тогда, ничего не будет стоить, взять всю власть в свои руки. Этот мир будет моим!» – стеклянный взгляд серых глаз скользнул по мертвому городскому пейзажу,  после чего тоном, не терпящим возражений, вслух, Фэнтон, негромко произнес:
 – Когда он ее приведет... он мне будет не нужен.
– Док, вы хотите сказать...
– Ты все прекрасно понял, Саймон. Все. Я устал.
Сержант, пожав плечами, хлебнул горячий кофе и невидящим взглядом уставился в монитор.
Все эти годы он беспрекословно подчинялся приказам Фэнтона. Для этого он и был приставлен к нему – ничто не должно было мешать добиваться доктору поставленных целей. Целей во благо общества.
– Док... вы тогда сказали... вы правда так думаете? – осторожно спросил Саймон. В каждом слове его чувствовалась нервозность.
– Ты о чем?
– Мила... я о ней...
Фэнтон удивленно вскинул брови, усмехнулся и достав сигарету закурил.
– Жить надо Саймон не прошлым, а будущим. Что было – сгнило. Ты же видел Бога – почему не спросил, отчего он так жесток? А я тебе скажу! Он ненавидит слабых! – Фэнтон, глубоко затянувшись, бросил окурок на пол и растоптал его каблуком. – Ты все понял насчет Макса?
– Да, – коротко ответил Саймон, не сводя глаз с монитора.
– Вот и замечательно. Я буду у себя, – Фэнтон улыбнулся мрачному городу за стеклом и вышел из помещения, плотно закрыв за собой дверь.
Сержант, облегченно вздохнув, откинулся на спинку кресла и запрокинув голову закрыл глаза...



6.


Сомнения терзали меня. Почему я пошел на это? Никакого плана на спасение Натали нет и быть не могло. Полная импровизация. Одни догадки... Игра Фэнтона в хорошего парня может закончиться в тот момент, как только он заполучит девчонку и что дальше? Силой тащить его через город заполненный кровожадным дерьмом? Для удачного расклада нужен солнечный день? Их раздражает влага? Хорошо. При идеальных условиях мы окажемся там, но Фэнтон... Пусть, даже Хэнк ему помогать будет – где гарантия того что все получится? Ведь может случиться так, что все это лишь на бумаге и нет ничего подобного в природе! Хм... Я сюда как-то попал?! Но и на это можно найти простое объяснение – раз есть Бог, значит, может быть на это и его воля. Подходящее объяснение, что уж тут говорить. Ладно, оставим все это на потом. Сначала дело, а там видно будет. По крайней мере, будем считать, что делаю я это все для Хэнка...

Туман понемногу рассеивался и моему взору открывался безумно красивый ландшафт парка. Даже в это серое утро нельзя было не заметить всю его красоту. Грунтовые дорожки устланные красно–желтой листвой, словно кайма опоясывали тихую гладь небольших прудов и соединялись между собой такими же сказочно красивыми аллеями. Вдоль последних, словно стражники стояли старинные отлитые из чугуна фонари и скамьи с причудливыми узорами. И ничто не напоминало бы о суровой действительности, если бы эту сказочную красоту не портила картина из отчаявшихся безумцев, выбравших своим последним пристанищем эти самые фонарные столбы и могучие сучья вековых деревьев. Их было так много, как бывает много игрушек на главной новогодней елке большого мегаполиса. Последнее пристанище... нашедших покой в тихой гавани, некогда шумного города избранных Богом, но так и не сумевших оправдать Его надежд. Смерть, безмолвие и красно–желтая листва под ногами. Я ускорил шаг.
В юго-западной части парка я вышел на перекресток с кольцевым движением. Многочисленные указатели помогли без труда мне выйти на Западную улицу тротуары которой были загромождены оттесненными с дороги автомобилями. Свободными для прохода оставались лишь две центральные полосы, и так как скрываться мне особого смысла не было я вставил в уши «затычки», решив насладиться тишиной от DM*, и направился к своей цели по разделительной полосе. Музыка и некая отрешенность помогли бы мне расслабиться. Расслабиться – чтобы лгать. Лгать – чтобы стать одним из них.
Архитектура Западной улицы не выделялась чем-то особенным от того, что я уже видел. Те же здания старой постройки, только этажность была выше. Иногда встречались дома опутанные строительными лесами с развевающимися словно флаги, порванными заградительными сетками; скелеты башенных кранов, словно умершие много лет назад динозавры, высились над недостроенными домами. Электронное табло над входом какого-то банка показывало время – 07:23. От парка мне предстояло пройти двадцать шесть кварталов. Пятнадцать из них я преодолел не встретив ни души, и лишь поравнявшись с огромным автобусным терминалом, заметил на противоположной от него стороне улицы патрульного. Он смотрел в мою сторону.

– Скучаешь? – спросил я. – Может, нам по пути?
– А ты куда?
– Я в институт, – ответил я, закуривая, – если хочешь, пойдем вместе – все веселей. Я – Макс.
– Зак, – улыбнувшись и пожав мне руку ответил собеседник. – Ребят жду. Должны забрать меня. Мне дальше – на Центральные ворота...
В моей памяти всплыла площадь с серыми металлическими стенами.
– Ну, смотри сам, как хочешь...
– Ладно... все равно по пути – подберут, – согласился Зак.
Парень примерно моего возраста был похож на рок-звезду – длинные вьющиеся черные волосы, аккуратные бородка и усы. Ему бы в руки гитару и на концерт.
– Говорят дела в институте не очень?..
Я пожал плечами.
– Я первый раз туда. Раньше на Западных дежурил. Начальство распорядилось.
– Понятно. Говорят, там как на курорте – тишина и покой... не то, что у нас...
– Наверное, ты прав. Часто достают?
Зак сплюнул на асфальт и остановился. Пройдя еще пару шагов я тоже остановился и развернулся к попутчику. Зак смотрел вверх пытаясь что-то рассмотреть, но кроме слабо-очерченных серых туч в небе не было ничего.
– Бывает жарко... Последнее время, когда я ложусь спать, думаю только об одном – уснуть и больше не проснуться. Это не правильно, но так легче. Когда уже все это кончится?..
Вопрос был скорее риторическим, но для себя я мог ответить – скоро. Очень скоро. В любом случае, получится или нет, но все кончится. Для всех.
       Посигналив, большой черный внедорожник с сильно тонированными стеклами остановился возле нас. Стекло водительской двери опустилось и толстое лицо в сером шлеме с узкими щелочками вместо глаз и пухлыми, словно сардельки губами, обратилось к Заку:
– Ты едешь?
– Удачи Макс! – бросил мне Зак, проигнорировав толстое лицо в шлеме, и открыл заднюю дверь внедорожника.
       – Пока, Зак, – ответил я, когда мой попутчик уже захлопнул за собой дверь.
Узкие щелочки толстого лица осмотрели меня с ног до головы, после чего стекло водительской двери поднялось и автомобиль медленно покатил к пункту своего назначения.
Глядя вслед удаляющемуся Патрулю я достал сигарету и, собравшись уже закурить, заметил вспыхнувшие огни стоп-сигналов. Задняя дверь внедорожника открылась и, выглянув, Зак прокричал:
– Макс! Будут новости – дай знать!
– Непременно! – крикнул я в ответ и чиркнул по колесику зажигалки.
До Института репродукции оставалось пройти два квартала – был виден огромный стадион. Я стоял посреди перекрестка, обдумывая свои дальнейшие действия. На улицах города, живущего словно в коме, стали появляться темные тени. Да, скорее темные тени, нежели люди. Вглядываясь в их души, по ту сторону глаз не было видно ничего, только пустота и отрешенность. Все они куда-то шли. Шли медленно, не торопясь. В этом, видимо, уже не было нужды. Отрезок их жизни названый как – последний шанс, подходил к концу. Свет свечи давно угас – засыхала сама свеча...

*«Наслаждайся тишиной» (англ. – Enjoy the Silence ) — 24-й сингл группы «Depeche Mode», выпущенный в Великобритании 5 февраля 1990 года, и второй сингл из альбома «Violator».



7.


... – Да, и еще, напротив института есть кафе. Там ты можешь позавтракать, да и примелькаешься. Весь персонал института ходит туда. Все кафе работают с 8 утра и до 9 вечера. Кормят всех и без каких-либо удостоверений.
– Девушка тоже туда ходит? – спросил я Фэнтона.
– Нет, ее не выпускают из своего блока. Он на третьем этаже, но вход с четвертого. Если подняться на главном лифте попадешь в длинный коридор.      Тебе налево до упора. Откроешь дверь – попадешь в смотровую. Раньше это помещение использовалось для обучения студентов при операциях – внизу операционная. Из смотровой есть выход. Он ведет вниз, в тот самый блок.  Блок «С». Остальные выходы заблокированы. Так что, это единственный вариант. И еще... У каждой двери находится охранник, а за пищей для Натали в кафе ходит медсестра, которая к ней приставлена с охранником – в восемь, двенадцать и в шесть часов вечером.
– О`кей, док. На месте разберусь.
– Ну, тогда готовься. Туман будет как нельзя кстати... Ты прав, Макс... – как-то отстраненно сказал Фэнтон, открывая дверь чердачной надстройки.



8.


Кафе я нашел сразу. Оно находилось ровно напротив главного входа в институт. Обычное кафе. Столики располагались в один ряд, вдоль стены с окнами от пола до потолка. Напротив столиков – длинная барная стойка. Встав в очередь из серой массы умирающей жизни я был несколько удивлен что где-то она еще теплилась. За стойкой суетилась молодая девушка выдавая завтраки в заранее приготовленных контейнерах. В ее глазах, в ее эмоциях была жизнь. Возможно, это не было надеждой. Скорее участие, но не отчаяние. Это точно.
Улыбнувшись и подарив девушке без имени – спасибо, я устроился за столиком в углу, так чтобы мне был виден вход в кафе. Теплая овсянка на сухом молоке без масла, пара тостов и кофе – неплохо, учитывая сложившуюся ситуацию с продовольствием. Хотелось выйти и покурить во влажный воздух улицы, но было необходимо дождаться медсестры с охранником.
В 8:08 я был вознагражден. Стеклянные двери института распахнулись, и сначала показался охранник с компактным автоматом за спиной, галантно пропускавший вперед средних лет женщину в куртке Патруля поверх медицинского халата.
Легкая добыча. По крайней мере, так мне показалось. Он увлечен девушкой, а она им. Детей и свадьбы не будет, но им этого и не нужно. Так скрасят они свои последние дни в этой неудавшейся для человечества жизни. А может и удавшейся. Все зависит от того, получится ли у меня задуманное. А чтобы сделать их счастливыми, все вокруг будут препятствовать мне с утроенной силой. Ну что ж. Они увлечены, и им не до меня. Свой план, принявший свои видимые очертания в этот момент, я собирался претворить позже, когда придет время ужина, а пока... пока надо было ждать.



 



9.


Бесцельно бродя по части города прозванной ее обитателями Периметром, я вышел на набережную рядом с почтовым терминалом. Огромное здание белого цвета с выкрашенными черной краской горизонтальными жалюзи по всему периметру, по всей видимости, использовалось как продуктовый склад и особо охранялось. Проходя мимо главных ворот я поднял руку в приветствии четырем толпившимся у поста охраны патрульным. Они ответили тем же, сразу забыв о моем существовании. За зданием терминала находилось довольно внушительных размеров футбольное поле, огороженное высокими панелями с натянутой на них металлической сеткой. Вход был открыт и, пройдя по высокой, густой и еще зеленой траве к воротам, я присел на газон оперевшись спиной на штангу. У меня было еще три часа.
Она не отпускала меня сюда. В этот мир. Между тем миром и этим осталась какая-то связь, и когда я не думал о том, что со мной произошло, происходит или будет происходить, в голове образовывалась пустота. Вакуум. Я не хотел испытывать боль, но сейчас... сейчас я желал вновь увидеть ее. Желал чтобы образ ее не угасал, не стирался. Потому что знал – больнее будет когда он смажется и будет похож на тысячи других лиц не вызывающих совсем никаких чувств. Я отпустил свое сознание вонзив пальцы в дерн и пытаясь сжать кисти в кулаки. Эта связь... она как тонкая ниточка... в ней возник сильный импульс боли несущий мои переживания к ней... Она знает что я жив и что я рядом. Я верил в это как верил в то, что мы когда-нибудь будем вместе. Боль совершенствовалась. Тысячи металлических тросов с каждым разом становились тоньше, а губки тисков – острее. Мое тело скручивало в узлы... Затем наступал короткий момент затишья, когда я мог перевести дух... Он длился недолго – ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы понять и осознать, насколько глубока пропасть и насколько велики последствия падения. Закатив залитые потом и кровью глаза с невидящим взором я карабкался обрывая ногти по отвесной скале. Это была не моя пропасть. Не мой мир. Вороны клевали мою голову, а жаркое пламя слизывало с моих ног кожу. Из сбитых локтей уже давно торчали оголенные кости, а наверху поджидала стая голодных изливающихся липкой слюной зверей... Она звала меня... И я не собирался сдаваться...

Вечером в кафе народу было намного больше, чем утром. Многие уходили со своими пайками к себе домой, поэтому очередь двигалась довольно быстро. Еще утром сидя за столиком я слышал как девушка называла своего сопровождающего Джоном. Что ж, одной проблемой меньше... Оставалось лишь убедительно сыграть.
Ровно в шесть часов вечера, сладкая парочка пересекла Западную улицу и скрылась в кафе. Я зашел следом за ними. Пробравшись сквозь толпу, в большинстве своем потерявших личность людей к Джону, я незаметно для всех переключил висевшую на поясе охранника рацию на свободный канал связи. Гуляя по городу, я довольно много времени потратил на прослушивание всех каналов. Оставалось главное – чтобы он не заметил подвоха.
Освободившись от объятий толпы я вышел из кафе и свернул в ближайшую подворотню ведущую к заднему двору, заполненному бесчисленными баками с мусором. Достав из-за пояса вязаную шапочку и натянув ее на голову я включил рацию.
– Джон! Джон, вы в кафе? Джон, ответьте немедленно! Это полковник Уилсон!
Джон не замедлил себя ждать и ответил быстро и испуганно.
– Да, сэр! Что-то случилось?
– Слушай внимательно Джон! Ты немедленно поступаешь в распоряжение сержанта Уолберга! Это Центральные ворота! Немедленно, повторяю, отправляйся туда! Тебя заменит новенький. Его зовут Макс. Все понял?
– Так точно, сэр! Но...
– Какие к черту – но?! С каких пор ты обсуждаешь приказы?!!!
– Есть сэр! Центральные ворота!

Выдохнув, я быстрым шагом направился в кафе. Растерянный охранник что-то объяснял своей расстроенной пассии. Продравшись сквозь толпу я предстал перед ними.
– Простите, вы Джон?
– Да, подождите... как вас там?.. – отмахнулся охранник, скользнув по мне взглядом бледных серых глаз. – Оливия, ну не переживай ты...
– Макс! Меня зовут Макс! Насколько я знаю, вы получили приказ выдвигаться немедленно! – достаточно спокойно произнес я, игнорируя его смазливую речь.
Джон заметно нервничал – на лбу проступили крупные капли пота. Поцеловав на прощание Оливию, он передал мне электронный ключ на цепочке, и хотел было идти, но я остановил его, положив руку на плечо.
– Увидишь Зака, передай привет от меня.
– И все?
– Скажи, что я надеюсь, он будет рад новостям, – ответил я, улыбаясь ничего не понимающему и уже бывшему охраннику блока «С».


10.


Все гениальное – просто. Вот и я решил не усложнять себе задачу – шел напролом. Врать усложняя – я мог упустить какие-то мелкие детали, а на этом строится провал. Прежде нужно понять чем и как живут те, кому предстояло поверить в то, что они увидят и услышат.
Их жизнь и служба была скучна и однообразна. Дни и ночи повторялись, словно кто-то неведомый нажимал на кнопку повтор.
Моим планом было дождаться ночи. Ночи – когда скучающие охранники запрут на засов главный вход в здание и предадутся последней радости в своей жизни – сладким мечтательным снам о ярких лучах в кронах деревьев, пении птиц и детском смехе, эмоциях любви и стремлении быть первым.

– А почему пять контейнеров? – спросил я у Оливии всучившей все это добро мне в руки.
– А тебе что? Тяжело? – язвительно, но не зло  вопросом на вопрос ответила девушка и чуть помедлив, добавила. – Извини... знаю, ты не виноват. А это для Толстого Сэма – он внизу в дежурке сидит. Потому и Толстый – я на диете, и ему свою порцию ужина отдаю.
Оливия  улыбалась. Она, наверняка, хорошая девушка и в свои тридцать с небольшим лет заслужила быть любимой, но преступлением было не дать ей стать матерью. Она улыбалась, и это уже было хорошо... но, в глазах... голубых глазах таилась печаль и отчаяние.
– Ты любишь Джона?
– Не знаю... Мне просто с ним хорошо. Еще вопросы или все-таки пойдем?
Только сейчас я заметил – в ее глазах и красивой улыбке было что-то особенное... Это был свет отраженного вечернего солнца.




11.


– Эй, Оливия, а кто это? И где Джон? – крикнул толстяк медсестре, не отрывая глаз от явно увлекательного чтива с названием «Как похудеть на 40 фунтов за 1 месяц».
Девушка облокотилась на стойку регистратуры и, улыбнувшись Толстому Сэму, сказала:
– А ты спроси у него сам, милый.
Толстяк нехотя поднял взгляд маленьких свинячьих глаз на Оливию.
–  Под каким именем зарегистрировался этот малый при рождении на свет Божий?
Толстяк мне нравился.
– Макс меня зовут. Макс Рэйчж. Распоряжение полковника Уилсона – меня сюда, а Джона туда.
– Куда? – непонимающе помотал головой Сэм.
– Джона на усиление Центральных ворот, а меня с Западных сюда. А ты зануда, Сэм!
– А почему ты?
Он меня начал доставать, а Оливия уже еле сдерживала смех.
– Потому что я калека! Вот видишь! – я прошелся по вестибюлю держа контейнеры в руках и явно прихрамывая на правую ногу.
– А что случилось с ногой? – с сочувствием в голосе спросил Сэм принявшись ковырять в носу.
– В носу поковырялся не аккуратно!!! Все! Ты меня достал! Держи, это тебе – две большие таблетки для похудения! – я поставил на стойку два контейнера с ужином перед Сэмом, задумчиво разглядывающим толстый палец недавно побывавший в носу и похромал с явно развеселенной Оливией к лифту.
  Когда створки лифта закрылись я поинтересовался у девушки – как успехи у доктора Томпсона. Взгляд ее красивых глаз потускнел, словно солнце скрылось за тучами.
– Нервный он стал. Целыми днями пропадает в своей лаборатории. Иногда заходит к нам – берет анализы у Натали и... молчит.
Выйдя из лифта, мы оказались в длинном коридоре, в конце которого возле двери, за небольшим столом сидели два охранника полностью погруженных в мир шахмат...
... Электронный замок издав мелодичный звук послал сигнал створкам раскрыться. Мы вошли в смотровую. Это была длинная узкая комната с наклонным стеклом во всю стену. Внизу за стеклом находилась большая операционная, уставленная всевозможным высокотехнологичным медицинским оборудованием.
Отсюда было очень удобно наблюдать за тем, что происходило на операционном столе. Не задерживаясь мы прошли дальше. За следующей дверью находился лестничный трап приведший нас в уютную по-домашнему обставленную комнату. Слева от входа находилась стеклянная дверь с надписью «Операционная. Санитарный пост».

– Я приготовлю чай. Будешь? – любезно поинтересовалась Оливия.
– Да, спасибо. Можно где-то умыться? Что-то я пропылился...
– Туалет позади тебя и располагайся как у себя дома, а я пока отнесу ужин Натали, – сказала Оливия, снова одарив меня своей очаровательной улыбкой.
– О`кей, – ответил я улыбнувшись и, положив автомат на стол, направился в туалет.
 Небритым я выглядел не столь мило – ну да ладно, не свататься пришел. Умывшись, я подумал, что неплохо было бы принять душ, но для этого сейчас не было времени. Время шло и скоро Джон поймет, что его там совсем не ждали и вернется.
Выйдя из туалета, я устало расположился на небольшом кожаном диванчике темно-синего цвета. Нервное напряжение давало о себе знать.
Закипел, изрыгая клубы пара электрический чайник и спустя несколько секунд явного возмущения отключился издав негромкий щелчок. Я закрыл глаза и тотчас почувствовал, как расслабляются мышцы. Сознание, словно тончайшая газа подхваченная легким ветерком стремительно уносилась в небытие. Перед глазами плыли смутные образы родного Питера, почему-то на фоне Кавказских гор. Звучали глухие выстрелы автоматных очередей, перемежаясь с ярким журчанием фонтанов. И... и смутный образ отца, очень седого с потухшими глазами, твердящего беспрестанно лишь одну фразу: «Новая жизнь – здесь, заблуждение». Тонкая материя, вдруг замерла и, сжавшись в маленький комочек, взорвалась, заполняя темноту ярким ослепительным светом.
Вздрогнув, я открыл глаза. Оливия сидела напротив. В небольших фарфоровых чашках салатного цвета, источая тонкий аромат какой-то травы, остывал черный чай. Стеклянная ваза посредине стола была наполнена всевозможными леденцами и карамелью.
– Ты уснул, – улыбаясь, констатировала Оливия.
– Да, прости. Устал, – ответил я, вставая с дивана и потирая виски сел за стол напротив девушки.
Пригубив горячий чай, я поставил чашку на блюдце и потянулся левой рукой за леденцом. То, что произошло дальше, уложилось в несколько секунд. Периферическим зрением я заметил необыкновенный ужас в глазах Оливии, после чего, видимо, придя в себя она вскочила со стула и попыталась дотянуться до большой красной кнопки на стене с надписью «Вызов охраны».
Это была моя ошибка. Непростительная ошибка. Моя рука никогда не поднималась на женщину. Но сейчас, у меня не было другого выбора. Вскочив со стула, я, словно, делая легкоатлетическое упражнение на бревне, оперевшись левой рукой в стол и мощно оттолкнувшись, перелетел его и сильнейшим ударом ног сбил Оливию на пол. Падая, девушка ударилась головой об металлический шкаф с медикаментами. Пару раз ее тело дернулось в конвульсиях, после чего жизнь покинула свое красивое пристанище.
Выругавшись на чем свет стоит я посмотрел на свою руку. На пальцах левой руки были следы черной краски. Умываясь, я намочил знак на левом виске и, забывшись, растер его превратив в бесформенное темное пятно. Закрыв Оливии глаза, я перекинул за спину автомат и открыл стеклянную дверь ведущую в санитарный пост.
На противоположной стене, над белой дверью загорелось табло с надписью предупреждающей о необходимости сменить одежду на стерильный комбинезон и пройти дезинфекцию. Проигнорировав первое, я нажал на кнопку «Дезинфекция». Откуда-то снизу послышалось шипение и помещение наполнилось едким газом. Пришлось задержать дыхание и закрыть глаза. Несколько секунд спустя заработала вентиляция и дверные створки операционной раскрылись, дублируя светящуюся надпись – «Вход разрешен».
Помещение операционной было выполнено в светло-серых тонах. Бесчисленное множество медицинской аппаратуры и компьютеров. Посередине стоял операционный стол оборудованный различными сервоприводами. Слева под потолком, во всю стену тянулось окно смотровой комнаты. В дальней стене было две двери. Одна из них была открыта и за ней находилась комната со стеллажами и холодильными шкафами заполненными медикаментами. Дверь справа была снабжена электронным замком. Попытка открыть дверь своей карточкой не принесла желаемого успеха. Мне пришлось вернуться за ключом Оливии. Вновь выполнив требования санитарного поста, я все же был вознагражден. Сервоприводы издали шипящий звук открыв мне доступ в святая святых Периметра.
За дверью мне открылась потрясающая картина – очень уютно обставленная большая комната в бежевых тонах со стеклянной стеной, за которой находился огромный зимний сад. Это все что я успел заметить. Она стояла ко мне спиной. Ее длинные каштановые волосы закрывали большую часть спины. Толстый махровый халат белого цвета не мог скрыть изящества ее тела.
Когда Натали обернулась, что-то подкосило мои ноги, а сознание затуманилось. Я четко видел только ее. Все остальное куда-то стремительно уплывало.
– Кто вы?
– Ты меня не узнаешь?! – я попытался протянуть ей свою внезапно обессилевшую руку.
– Простите... но, нет...
– Что ты тут делаешь, Анна?! Как это возможно?! Это же я – Макс!
– Оставьте меня... Или я сейчас вызову охрану... – испуганно произнесла девушка.
То, что я увидел здесь, ввергло мое сознание в оцепенение. Тело не слушалось. Я не мог поверить своим глазам, но, что еще хуже – начинался припадок.
Комната превратилась в бескрайнюю серую пустыню, а между нами разверзлась бездонная пропасть из которой, цепляясь крючковатыми пальцами за отвесные стены выползали черные существа и, бросаясь на Анну, пожирали ее плоть...
Упав на колени и не в силах встать я, из последних сил стиснув зубы, достал нож и воткнул его себе в левое бедро. Боль была нестерпимой, но главное – сознание вернулось, и я вновь мог контролировать свое тело. Убрав нож и прикрывая ладонью рану, я встал и подошел хромая к обезумевшей Натали. Она была копия моей Анны.
– Я пришел за тобой, – еле сдерживаясь от боли, процедил я. – Хэнк, твой отец...
– Папа?! Что с ним?! Он жив?! – округлив зеленые глаза с жаром в голосе, спросила Натали, зажав мое лицо в своих нежных ладонях.
– Да. Нет времени на разговоры. Нужно выбираться отсюда, – резко ответил я, превозмогая боль и освободившись от ее объятий, огляделся в поисках чего-то, чем можно было перевязать рану.
Натали стояла с отрешенным взглядом, а по щекам текли слезы...
– Папа... Милый мой папуля... А как же доктор Томпсон и все это?..
– К черту этого доктора. У Фэнтона есть все что нужно.
– Доктор Фэнтон?.. Он уверен, что все получится?
Я вспомнил про помещение  с медикаментами в операционной.
– Оденься поудобней. Мы сейчас же уходим. Будет трудно. Жду тебя в операционной, – скомандовал я и, развернувшись, похромал к выходу.
Это невозможно! Почему они мне не сказали? Они же видели фото моей Анны...
Туго наложив бинт поверх брюк, предварительно залив рану спиртом от действия которого, мое сознание чуть не покинуло меня, я перерыл полки в поисках обезболивающего. Викодин. Проглотив пару таблеток, еще с десяток я высыпал в карман.
– Я готова.
Она стояла в проеме одетая в свободного покроя брюки цвета хаки, темную футболку и легкую длиннополую куртку. Роскошные волосы были забраны сзади заколками.
Только боль заставляла меня сохранять рассудок и не путать Натали с Анной.
На выходе из санитарного поста я подтолкнул Натали к трапу, чтобы она не заметила безжизненное тело Оливии, но она про нее вспомнила.
– Надо Оливию с собой взять!
– Нет, – отрезал я, морщась осиливая ступень за ступенью.
– Но почему? Она моя подруга! – тараторила Натали, помогая мне передвигаться.
– Она мертва.
– Как?! – остановилась Натали, недоуменно глядя мне в глаза. – Она только что...
– Мне пришлось. Прости... – извинился я и продолжил путь. – Твоя цель – отец. Ты ему нужна.
Натали кивнула и с отрешенным взглядом, всхлипывая, поплелась за мной. Когда мы достигли смотровой комнаты, я попросил девушку подождать, пока не разберусь с охранниками. Мне пришлось объяснить ей, что без жертв не обойтись, и никто нас не выпустит по доброй воле. С трудом поняв суть всей ситуации в которой ей пришлось оказаться, Натали ничего не оставалось делать, как только согласиться.
Зажав нож в правой руке я открыл дверь в коридор и, держась за рану, произнес, разыгрывая предсмертные муки:
– Черт... Она меня порезала...
– Что с ней? – в недоумении спросил тот, что ближе.
– Да не знаю! Взбесилась! Угомоните же ее, черт побери! – делая вид, что еле держусь на ногах, потребовал я.
Оба вскочили и бросились успокаивать разбушевавшуюся фурию, но поравнявшись со мною  в проеме дверей, слегли замертво от глубоких ран в области живота, так и не закончив битву шахматных королей.
Я спрятал нож, снял автомат с предохранителя и, передернув затвор обнял Натали зажав левой, измазанной кровью рукой ее глаза. Так мы добрались до лифта, и она не видела страшной картины смерти.
Еще утром я заметил припаркованный внедорожник в боковом проезде, рядом с институтом. Проезд был обнесен каркасом из металлических труб с натянутой стальной сеткой и служил своего рода гаражом.
Не убирая ладони с глаз Натали, мы вышли из лифта в полутемный вестибюль. Толстый Сэм, выставив перевязанный палец вверх, сладко похрапывая спал в кресле положив под голову подушку. Больше в вестибюле никого не было.
Что за бардак у них здесь творится?.. Хотя, за годы относительного спокойствия бдительность потеряла для них всякий  смысл. Пижонство...
– Ключи от машины, жирдяй! – скомандовал я, приставив ствол к голове Сэма.
Охранник от неожиданности вздрогнул, а от вида направленного на него ствола намочил в штаны. Переводя набухшие от слез глаза с меня на Натали и обратно, Сэм положил связку на стойку.
– Закрой лицо подушкой!
          – Зачем? Не надо... Не убивай меня!.. – промямлил, заикаясь в слезах Сэм.
– Не переживай, я тебя только поцелую.
Сэм, съежившись, прикрылся от меня подушкой плача как маленький ребенок. Я нажал на курок. Под глухое эхо Сэм свалился на пол. Натали едва дернулась, всхлипывая от приглушенного выстрела. Ладонь напрочь залило слезами. Все что я знал на данный момент – так было нужно. Без жертв было не обойтись.
На улице было уже темно и довольно прохладно. Усадив Натали на заднее сидение, я открыл ворота и забрался в автомобиль.
– За что ты их так?.. – все еще проливая слезы, прошептала Натали.
– Поверь милая так надо. Едем к отцу?
Девушка кивнула, вытирая слезы.


12.


Кварталов за десять до парка, в зеркале заднего вида показался мощный свет фар стремительно приближающегося автомобиля. Я прибавил скорости, но преследователи не собирались нас отпускать. Расстояние между нами неумолимо сокращалось, и вскоре я мог разглядеть автомобиль преследователей. На крыше огромного внедорожника зажглись дополнительные фары и, осветив наш автомобиль, так как будто внезапно настал полдень, следом раздалась пулеметная очередь предупредительных выстрелов. Осколки вспоротого асфальта бились о кузов нашего внедорожника с таким звуком, что казалось, будто нас обстреливают кирпичами.
Приказав Натали лечь на пол, я решил что по улицам нам будет не оторваться и, мысленно перекрестившись, ломая кустарник въехал в Центральный парк. На безумной скорости, трупы висевшие на фонарных столбах бились о передние стойки лобового стекла, превращая последнее в кровавую паутину, и раскачивались, словно обезумевшие маятники часов. Впереди, в свете фар показался пруд. Аллея упиралась в него уходя под прямым углом направо. Притормозив перед прудом, я дождался когда расстояние между нами сократится метров до двадцати и, вдавив педаль газа в пол резко вывернул руль вправо... Тормоза огромного внедорожника преследователей, издав пронзительный визг, оказались бессильны против красно–желтой осенней листвы. Еще несколько секунд мощный свет фар освещал подводный мир потревоженных обитателей пруда, после чего он угас.
Где-то вышла осечка. А значит, вскоре весь город всполошится. До станции оставалось совсем чуть-чуть. Мощный двигатель, с легкостью прокручивая огромные колеса, выбрасывал из–под них гравий и листья, все ближе и ближе приближая нас к заветной цели.
Проезжая мимо музея я погасил свет фар и габаритные огни – необходимо было перестраховаться, выигрывая секунду за секундой. Еле различая контуры мрачных зданий мы доехали до станции метро. Припарковавшись на тротуаре напротив входа, я попросил Натали остаться в машине, а сам оставив водительскую дверь с надписью «I.P.» приоткрытой решил оглядеться, насколько это представлялось возможным. Не заметив ничего подозрительного я прошел к нагромождению автомобильного хлама и, опустившись на колени, достал из своего тайника спрятанное ружье и автомат. Было похоже, что в этом районе Периметра мало кто проживал...  все-таки дыру в решетке днем не заметить было бы сложно. Решив не терять понапрасну драгоценное время, я подошел к внедорожнику, открыл заднюю дверь и подал девушке руку. Пока она выбиралась я всматривался в ее лицо привыкшими к темноте глазами и пытался найти хоть какую-то черту, отличающую Натали от Анны. Все было тщетно... кроме глаз. Глаза Натали были слишком широко раскрыты и в них читался неподдельный ужас. Такого я ни разу не видел у Анны. Выйдя из секундного оцепенения я обернулся.
За кучей стальных кузовов, там где находилось проделанное мною отверстие в решетке светились ядовито-желтым две пары глаз. В тоже мгновение раздался душераздирающий вой, какой могли издать только Грешники.
Сердце получив колоссальную дозу адреналина, забилось словно кузнечный пресс. Не раздумывая я подхватил Натали, забросил ее на заднее сидение как куклу, захлопнул дверь и, скинув с плеча автомат и GEESA, прыгнул за руль, совершенно забыв о боли в ноге. Внедорожник сорвался с места оставив на асфальте жирные дымящиеся полосы черной резины широких покрышек. Вой вырвавшихся на просторы Периметра Грешников разбудил недавно отошедших ко сну обитателей города – в окнах загорался свет.
Мчась на максимально возможной скорости по узким улочкам я передал Натали Mapbook.
– Открой карту города и найди кратчайший путь к воротам!
– Хорошо, – не очень уверенно произнесла Натали, постоянно оборачиваясь назад.
Проехав пару кварталов я, глянув в зеркало заднего вида, спросил:
– Ну что, нашла?
– Нет... Я не знаю... – голос ее дрожал, и было заметно, что вот–вот она впадет в истерику.
Протянув руку назад я выхватил планшет и кинул его на переднее сидение. Двигая пальцами по дисплею и бросая на него короткие взгляды, я все же нашел на карте нужный пункт назначения и примерное наше местонахождение. На ближайшем перекрестке я вывернул руль вправо...
Из репродукторов установленных на зданиях города, сильный и уверенный голос вещал о тревоге и предупреждал о необходимости оставаться в своих квартирах.
Впереди, узкую улочку, по которой двигались мы, пересекал широкий проспект ведущий прямо к Центральным воротам на Пергамскую площадь. По проспекту, от площади, на высоких скоростях двигались бронемашины и огромные внедорожники с включенными фароискателями, рассыпаясь в каком-то особом порядке по примыкающим улицам. О похищении Натали, о той соломинке, за которую еще цеплялись оставшиеся в здравом уме жители Периметра в тревожных сообщениях не было ни слова.
Где-то совсем недалеко раздались звуки выстрелов из крупнокалиберных пулеметов, вперемежку с душераздирающими криками искалеченных патрульных и воем зверей.
Понимая, что мы единственные кто будет по проспекту двигаться в противоположном направлении и это может быть подозрительно, я, уточнившись по карте, свернул налево под арку.
Натали не тревожила меня разговорами. Она сидела закрыв лицо руками и тихо плакала. Молча выругавшись я попросил ее пристегнуться. Дворовые территории не блистали чистотой и автомобиль изрядно потряхивало, отчего боль в ноге только усилилась. Пошарив в кармане я достал таблетку обезболивающего и проглотил ее.
Вдоволь покружив по дворам, я остановил внедорожник под аркой старого многоэтажного дома. До Ворот оставалось совсем немного – метров сто до проспекта и по нему проехать один квартал до собора.
Нам предстояло выехать из Периметра через охраняемые ворота. Укрепленные металлические ворота. Было ясно, что ключ на серебряном блюде нам не предоставят. Мне нужен был совет. Настроив рацию на тринадцатый, абсолютно свободный канал, я вызвал Саймона. Тот не заставил себя ждать.
– Макс! Макс! Как дела? Натали с тобой?
– Да, все о`кей. Дай мне Хэнка! – сказал я тоном, предупреждающим любые дополнительные вопросы.
– Папа?! Ты будешь с папой разговаривать?
– Да. Я дам тебе поговорить, только сначала о деле. Хорошо?
Натали энергично кивнула. Глаза ее заблестели. Из рации посыпался треск и я нажал кнопку вызова.
– Хэнк ты меня слышишь?
– Да, Макс, слышу! Как моя девочка? Скажи ей, что я ее люблю!
Я передал рацию Натали.
– Папа! Папочка! – девушка зарыдала от переполнявших ее эмоций. Ее слова перемешались с голосом Хэнка, что-то говорившим мне.
Я перегнулся через спинку сидения и нажал на кнопку вызова.
– Говори когда нажата. Когда ждешь ответ – отпускай.
Натали казалось не слышала меня, но сделала все верно.
– Доченька, милая, как ты? С тобой все в порядке?
– Да папа. Я... я скучала...
Больше Натали говорить не могла. От выхлестнувших эмоций она выронила рацию и, закрыв лицо ладонями, зарыдала, бормоча что-то себе под нос.
Я поднял рацию.
– Хэнк... Все хорошо. Просто она на эмоциях. Теперь о деле. Мне нужна помощь.
– Да, Макс. Говори.
– Метро откладывается. Шахта завалена, а через станцию прорвались Грешники. Здесь все на уши поднято. Расскажи о Центральных воротах, может какие особенности знаешь?
– Господи, Макс! Но это безумие!
– Хэнк! Быстрее! У нас нет времени... нас ищут! – я осмотрелся в боковые зеркала. – Безумием будет погибнуть здесь. Если знаешь что – говори!
– Да... да... Ворота из стали... м-мм... толщиной дюйм с четвертью, с усилителями. Но... точно... есть особенность. Они в закрытом состоянии образуют угол с вершиной обращенной к площади. Так лучше выдерживается давление на них извне.
– О`кей, Хэнк. Спасибо. Будем выбираться. Но куда нам двигаться? Если нас будут преследовать, в чем я не сомневаюсь, то в институт нам нельзя.
Из динамика рации снова раздался треск.
– Макс! Макс! Это Фэнтон!
– Да, док. Я слушаю.
– Девочка в порядке? Не ранена?
– Маршрут, док! – от пустой болтовни закипала кровь.
– Хорошо... Если проберетесь через Ворота, справа от площади начинается Пергамский проспект. Вам до 34-ой улицы, там вокзал, не ошибетесь. Повернете направо, и до Восточной набережной, а по ней до моста. Там где–нибудь укройтесь и ждите. Да... Натали должна знать дорогу!
Девушка, вытирая слезы, кивнула.
– О`кей, док. Нам пора...
Выключив рацию я выбрался из машины и осмотрелся на выездах из арки. Во дворе и на улице не было ни души. Натали тоже выбралась и стояла возле автомобиля, обхватив поеживаясь от холода плечи руками, наблюдая за моими действиями.
Закурив сигарету я достал нож и выковырял из старой кирпичной кладки целый кирпич. Приложив указательный палец к губам, давая понять Натали, чтобы вела себя тихо, я размахнувшись что было силы бросил кирпич в передний бампер внедорожника. От удара сработали подушки безопасности. Усадив девушку на заднее сидение и пристегнув ее ремнем, я срезал сдувшийся материал и уперся ногами в лобовое стекло. С третьей попытки мне удалось его все-таки выдавить. Заднее стекло я просто выбил осколком кирпича. В довершение всего я, выбросив окурок, взял с переднего сидения GEESA и откинув небольшой дисплей выставил в настройках разряд энергии на максимум. Теперь мы были готовы. Осталось узнать – готова ли была Удача и на чьей она стороне.


13.


С поворотом ключа зажигания, как отлаженные часы заработал двигатель в приглушенном звуке которого, была скрыта небывалая мощь.
– Ан... Натали... опусти голову. Обхвати шею руками. Пальцы в замок, локтями упрись в грудь. Будет страшный удар. Перед тем, как столкнемся с воротами, сгруппируйся и закрой глаза. Все поняла?
Натали вновь молча кивнула, после чего спросила:
– Макс... Ты даже не сказал мне своего имени, – девушка еле заметно улыбнулась. – У нас все получится?
Глядя ей в глаза я понимал, что шансы всегда пятьдесят на пятьдесят, но вслух ответил:
– Не сомневайся.
Улыбнувшись ее отражению в зеркале я включил первую передачу и отпустил педаль сцепления. Выехав на перекресток, было видно, как в нескольких кварталах справа группа патрульных поливала свинцом в направлении примыкающей улицы.
– Надеюсь, они справятся, – еле слышно произнес я выворачивая руль влево в направлении хорошо освещенного собора.
Двигатель, повинуясь полностью утопленной педали газа уверенно раскручивал семнадцатидюймовые колеса, неумолимо приближая нас к многотонным стальным воротам. Держа руль левой рукой, правой я взял GEESA и направил ствол вперед, используя рамку лобового стекла вместо упора.
– Приготовься! – крикнул я Натали и нажал на спусковой крючок в направлении запорной балки ворот...
Справа от ворот находилось небольшое двухэтажное здание Патруля с высокой надстройкой оборудованной прожекторами и станковым пулеметом. Рядом со зданием располагалась пустующая стоянка обнесенная металлической сеткой, а на широких тротуарах,  там где проспект вливался в площадь, были припаркованы два знакомых мне по «теплой» встрече черных монстра с аббревиатурой  Внешнего патруля – «EP». У входа в караульное помещение о чем-то оживленно беседовали несколько патрульных. Завидев нас, когда мы еще выруливали на проспект, патрульные двинулись в направлении стоянки. То, что случилось далее, они вряд ли ожидали.
Яркий, голубого свечения сгусток света с огромной скоростью отделился от рамки лобового стекла несущегося на ворота внедорожника. Коснувшись металла, сгусток колоссальной энергии с треском взорвался, проделав в воротах, чуть ниже запорной балки правильное отверстие диаметром в полметра. Брызги расплавленного металла разлетались, словно низвергнутая лава из жерла разбушевавшегося вулкана. Выпустив подряд несколько зарядов, створки раскаленных ворот разомкнулись. Расстояние неумолимо сокращалось. Один из патрульных, обожженный расплавленным металлом, в смертельной агонии от нестерпимой боли выбежал на дорогу. Сворачивать было нельзя – последовал удар и тело, превратившись в кровавое бесформенное месиво взмыло в воздух. Осталось пятнадцать метров... пять... Сгруппировавшись я закрыл глаза... Последовал сильный смазанный удар. Раскрытые метра на полтора, створки ворот не произвели мощного сопротивления. Разбив головные фары они с отвратительным скрежетом слизали острые углы тупого передка внедорожника, лишь несколько снизив скорость.
Открыв глаза я бросил взгляд в зеркало заднего вида – Натали была в порядке, но, несомненно, в тяжелом шоке. Света фар установленных на крыше явно не хватало. Выворачивая с площади на Пергамский проспект, я с облегчением выдохнул, но было рано проявлять хоть какие-то чувства. С надстройки застрочил станковый пулемет изрыгая килограммы горячего свинца. Не обнаружив боковых зеркал на месте, я обернулся  – черные «монстры» выруливали с тротуаров. Мгновение спустя очередью срезало правую переднюю стойку крыши, распороло дверь и переднее сидение вместе с планшетным компьютером, не причинив более никакого вреда ни нам, ни автомобилю.
– Ты в порядке?
– Да, только холодно немного, – дрожа от продувающего ветра, ответила Натали.
– Что-то не видно Грешников... Что ты о них знаешь? – спросил я, перекрикивая шум встречного ветра и вглядываясь в мрачный городской пейзаж освещенный редкими уличными фонарями.
Натали пожала плечами.
– Они ненавидят живых и дождь.
– Почему дождь?
– Влага приводит их в бешенство. Господа слезы. Зато, после, они какое–то время спокойны.
– Ясно, – ответил я, поворачивая на 34-ую улицу, и бросив взгляд вправо, увидел вдали свет фар. – Черт, они от нас не отстанут...
Тихо выругавшись я включил пятую передачу. Вскоре мы выехали на широкую набережную. На практически свободном от автомобильного хлама шоссе я развил максимальную скорость, и когда до подвесного моста оставалось метров пятьсот, свернул направо, на неприметную улочку. Поплутав по дворам в поисках места, где можно было бы спрятать автомобиль, я заехал на стройплощадку. Когда-то, здесь начали строить жилой дом, и успели возвести только монолитный каркас, огороженный высоким забором. Бросив автомобиль, мы вышли к старым кирпичным высоткам. В это время по шоссе, на большой скорости проехали наши преследователи. Инстинктивно присев, мы дождались, когда стихнет шум моторов.
Натали держалась молодцом. Даже мне было страшно неуютно. В этом районе полностью отсутствовало какое-либо освещение. Надо было решить, где спрятаться. В жилых домах нельзя – ограниченное пространство и всего лишь один выход, если не считать выхода на чердак.
Внутри квартала, едва просматривалось невысокое здание, выделяясь в темноте белесым пятном. Школа... Школа была почти идеальным местом. Отличный обзор из окон и несколько выходов. Но, нельзя было забывать о минусах. Грешники могли быть везде.
Держа в руках по автомату, я шел впереди. Натали шла чуть позади, держась рукой за мою портупею. Ступая практически бесшумно по заросшему травой истрескавшемуся асфальту, в почти полной темноте, вдоль высокого ограждения, мы вышли к боковому входу на территорию предполагаемой  школы. Пробравшись под воротами, мы преодолели заросшую лужайку, и вышли на дорожку, ведущую к главному входу в здание. Крыльцо было усыпано обвалившейся штукатуркой, и та предательски хрустела под ногами. Осторожно открыв скрипучую дверь, мне пришлось все-таки включить фонарь. Судя по толстому слою пыли и не раздавленным кускам штукатурки, здесь давно никого не было. Мы поднялись на третий этаж и, обследовав его весь, облегченно вздохнули. Мы были одни. Расположившись в угловом кабинете, из окон которого, просматривался главный вход, я запер дверь, вставив в дверную ручку швабру.
– Поспишь? – спросил я у Натали сдвигая в сторону парты, и расстелил на полу стопку плакатов. – Это кабинет биологии... – подытожил я, разглядывая импровизированную постель.
– Я устала, но боюсь не смогу заснуть.
– Ты хотя бы отдохни, а я постерегу.
Натали устало улыбнулась.
– Расскажи – кто ты, Макс? Ты ведь не такой как мы, да? Я заметила... у тебя нет метки.


14.


Это была самая долгая ночь в моей жизни. Всматриваясь в темноту я рассказал все что со мной произошло за последние дни. Рассказал об Анне и о том, как они похожи. Некоторые вещи было больно вспоминать и, начав, я уже не в силах был это остановить. Я видел Анну. Я слышал ее голос и чувствовал запах ее волос. Только странно было – ни сковывающей тело боли, ни видений. Ничего... Все было словно наяву. Я смотрел моей милой в глаза и видел там любовь и сострадание. Я чувствовал непреодолимое желание... От усталости я, наверное, уснул. Мне снилась она. Я целовал ее нежные губы, глаза. Ее тело горело и, поначалу, было напряжено, но вскоре расслабилось и слилось с моим, как сливаются воедино две капли воды. Тогда мир и ощущения приобретают совершенно иные чувства и краски. Рождается что–то новое...

Я проснулся в холодном поту. Схватив автомат, я вскочил с пола и бросился к окну. Мне послышалось, как будто кто-то цепляется за жестяной откос окна. Моя тревога моментально улетучилась при виде белого голубя важно расхаживающего по откосу в ярких лучах утреннего солнца. Осмотрев окрестности, я подошел к Натали. Она спала и улыбалась во сне. Лишь спустя минуту созерцания ее красоты я обратил внимание на то, что она была не одета, но заботливо укутана в куртки. Остальные вещи были разбросаны по полу. На мне были только штаны.
– Что ж, думаю Фэнтон ей, уже не нужен, – произнес я, глядя в синее небо за пыльным стеклом.
Стараясь не разбудить девушку, я оделся и включил рацию.
– Хэнк... Хэнк, вы где? – почти шепотом произнес я.
Из динамиков послышался знакомый треск, а следом я услышал гневный голос Фэнтона.
– Черт вас побери, Макс! Вы где?! Мы тут полночи вас дозваться не можем!
– Мы в школе, метрах в трехстах от моста. Трехэтажное панельное здание во дворах.
– Я знаю, где это. Сейчас Саймона вышлю за вами. Ждите.
– О`кей, ждем.
Присев на корточки возле Натали, я провел рукой по ее растрепанным каштановым волосам.
– Просыпайся, принцесса... – негромко произнес я и, с какой-то необъяснимой грустью, добавил: – Просыпайся. Все закончилось...
Натали, моргнув, едва приоткрыла глаза и тотчас зажмурилась.
– Господи, ярко-то как... Солнышко! – воскликнула она. – Как же давно его не было!
– Ну, значит, что-то изменилось, и вероятно в лучшую сторону.
– И что же?
– Правильнее будет не что, а кто. Думаю, ты...
– Как это?
– Пройдет время... немного... и ты узнаешь...
Вновь одарив меня своей очаровательной и до боли знакомой улыбкой, Натали обняла меня за шею и поцеловала в губы. Сознание мое поплыло... Незаметно для Натали я с силой придавил пальцем рану на ноге. Я знал – она не заменит мне Анну, но отказаться прикоснуться к ее образу я не мог...
– Вставай. Саймон нас должен встретить.


15.


Соблюдая осторожность мы вышли на парадное крыльцо залитое ярким солнечным светом. По центральной дорожке оглядываясь к нам бежал Саймон. Я впервые видел его столь счастливым. Обнявшись с Натали, он крепко пожал мне руку и коротко бросил:
– Нельзя задерживаться.
– Веди, – так же коротко ответил я.
Шли мы молча и постоянно озирались по сторонам. Сержант впереди, следом Натали, а я замыкал нашу маленькую колонну. У основания моста находилось большое современное здание белого цвета с пристройкой похожей на спорткомплекс. Это был колледж. Не доходя метров тридцать до основного здания, Саймон остановился и обернувшись с тревогой в голосе сказал:
– Макс... мне кажется, что док...
– Я знаю.
– Откуда?
– Я с самого начала ему не доверял. Идем. Нас ждут.
– О чем вы? – недоуменно спросила Натали.
– Все в порядке. Пойдем. Отец тебя заждался, – сказал я, и взял девушку за руку.
Когда мы поднялись по бетонной лестнице ведущей к автостоянке колледжа, двери главного входа распахнулись и первым выбежал Хэнк. Следом вышли Фэнтон и Мэтью. Натали проливая слезы радости бросилась в объятья счастливого отца. Мэт, крепко пожав мне руку встал в стороне и молча наблюдал за происходящим, вероятно забыв обо всем на свете. Фэнтон подошел ко мне и пристально посмотрел в мои глаза. Его взгляд излучал холод.
– Ну что ж... скажу честно, я не надеялся... но ты это сделал.
– Теперь твоя очередь сделать то, что ты должен, не так ли, док?..
Наконец, Хэнк заметил меня.
– Макс! Макс! Дай мне тебя отблагодарить!
Хэнк одной рукой обнимал счастливую дочь, а вторая была простерта в мою сторону. Его радости не было предела.
Не дожидаясь ответа Фэнтона, я направился к благодарному отцу. Сделав три шага, сильнейший удар в спину опрокинул меня на колени. Тело не чувствовало боли, мне не хватало воздуха. Глаза застлала кровь. Я что-то слышал... Какие-то слова, но ничего не понимал и мог лишь догадываться. Я видел... Смутно видел, как ко мне бросилась Натали. Она что-то кричала... В глазах... в блестящих глазах ее я вновь увидел боль. Я не хотел этого... Где-то вдали глухо прозвучал выстрел. Хэнк что-то говорит... и Мэтью... Так продолжалось минуту или две. Потом все чувства вернулись, и тело пронзила острая сковывающая боль, властвовавшая каких-то несколько мгновений, после уступив место своей сестре – тупой и ноющей. Мэтью и Хэнк помогли мне подняться на ноги. Второй выстрел сделал Саймон. Прострелив Фэнтону шею, он виновато смотрел на меня.
– Макс... прости, не успел...
Я слабо махнул рукой и в это мгновение хлынул сильный ливень, притом, что солнце продолжало светить так же ярко. Док лежал еще живой и жадно хватал ртом воздух. Не обращая внимания на боль я подошел к нему, к умирающему. Он явно не понимал что произошло.
– Знаешь док... Ты сейчас думаешь тебя предали, да? Ты ошибаешься. Предал ты. Ты хотел стать для всех первым после Бога? Думаю, не об этом он просил... И это все что ты заслужил... сгнить здесь. Ты что-то хочешь сказать? Не утруждай себя. Ты, наверное, хочешь что-то сказать о Натали? Ты опоздал. Она получила то, что ей было нужно, но я думаю, вы неправильно истолковали слова Господа. Новая жизнь – жизнь с чистого листа, без грязных помыслов, в согласии и любви... И этого у них не отнять... Так что прощай...

Дождь хлестал с каждой минутой удваивая свою силу.
– Макс! – крикнул Саймон и, протянув руку в направлении противоположном мосту, добавил, – Грешники...
Их было много – десятки, может сотни, а может быть все двоилось в моих глазах. Безжалостные, наказанные Богом огромные твари с собачьими телами мощно отталкивались от черного асфальта сильными жилистыми лапами с узловатыми пальцами на конечностях. Их и без того вытянутые перекошенные человеческие морды вызывали неподдельный ужас. Их вой... вой порожденный болью терзаемых слезами Господа уродливых тел заставлял сжиматься сердца.
– Вам куда уходить?
– На той стороне Институт пластической хирургии. Туда, – Сержант махнул в сторону серого многоэтажного здания возвышающегося над прудом за проспектом.
– Вам до него минут пять... если бежать... – я снял с плеча GEESA и патронташ с аккумуляторами, – держи, это вам пригодится, а мне автомата достаточно будет.
Саймон, как и все насквозь промокший, неуверенно принял от меня смертельное оружие.
– А ты?
– А что я? Это ваш мир. Уходите...
– Макс! Нееет! Пойдем с нами! Ты нужен нам! – рыдая, бросилась мне на грудь Натали. – Почему?! Я... я не хочу...
– Уходите! Или погибнут все! – скомандовал я, не в силах больше этого терпеть.
Хэнк и Мэтью оторвали от меня вцепившуюся в истерике Натали, и повели ее к дороге. Из их глаз текли слезы, так похожие на крупные капли дождя... слезы Господа...
Рядом с автостоянкой из высокой травы едва пробивались цветы похожие на ромашки. Сорвав пучок вместе с корнями, я передал его Саймону.
– Передай это Натали... от меня. Береги их, и себя тоже... береги. Иначе тяжело придется. Беги. Господь с вами. Он здесь, – с последними словами я приложил правую руку к сердцу.
Саймон обнял меня неказисто, по-мужски... и побежал догонять своих друзей.
Мне с ними было действительно нельзя. Почему? Этот вопрос я мог бы задавать себе тысячи раз... но, ответа так и не нашел бы. Я его не знал. Проглотив зараз три таблетки викодина, я вспомнил о плеере. Достав из нагрудного кармана «затычки» и пристроив их в ушах, я подключил плеер и на секунду задумался – что бы мне хотелось услышать напоследок? В плэй-листе значились две группы DM.
– Что ж, «тишиной» я уже наслаждался... теперь самое время для Данила-Master, – произнес я, глядя на приближающихся зверей и нажал на play.
Кинув последний взгляд на умирающего Фэнтона, на ужас в его потускневших глазах, я вышел на дорогу, сделал несколько выстрелов в воздух и развернувшись, побежал к мосту. Физическая боль ушла, а музыка лечила раненую душу...

«Когда немного чуда, удачи ты имеешь,
То радость и фортуна,
Фонтаном бьют в тебе.
Судьба к тебе с подарками
И ты в судьбу поверишь,
Но аксиома верная
Что враг я сам себе!..»

Они успели. Это главное...

«... Тебе милее боль и радость истязания,
И свой несущий крест ты ставишь раньше и на всем,
И все вокруг тебя должны испытывать страдания.
Я монстра изрыгнул, но он вернется в мой объем...»

Боли не было, но я задыхался. Выпустив несколько обойм, и отправив на небо с десяток Грешников, я продолжил свой последний путь...

«... Диагноз однозначен – не место среди тех,
Кто шел к тебе на встречу, заботился, любил.
Я сам в себя не верил,
Я сам себя не слышал,
Я сам себя испортил,
Я сам себя убил!..»

Они почти наступали на пятки. Голодные, полные ненависти мелкие желтые глаза. Они мстили. За то, что не выбраны Богом жить, но они не знали, что я уже мертв и месть не будет сладка...
Ливень кончился так же неожиданно, как и начался, уступив, не в силах бороться с солнцем. Ярким не по-осеннему...

«... Глубокий вздох, удары в пах
Так нелегко держать, но как же так,
Прессует снег моя ладонь
Так нелегко пройти через огонь.
Мы скажем раз, и время вспять,
И боль в паху, так бьет по голове
Я не вступаю в спор с судьбой
О том, что враг я сам себе...»

Мне холодно и одиноко. Мне больше ничего не страшно. Страх умер. Умер раньше меня. Здесь, на мосту, после дождя – красиво. Из-за свинцовых туч выглядывает солнце, сжигая мои глаза. Мне они уже ни к чему. Все что в памяти моей – останется со мной, а оставлю я только хорошее. Остальное сотру. Что не смогу – выжгу.
Почему? Что я сделал не так? В чем провинился пред тобой, Господи?! Что мне нужно сделать, чтобы все вернулось на свои места? Ты отнял у меня все – любимую и ребенка. За что?!
Я все равно буду рядом с ними. Я обману тебя. Мы снова будем счастливы и будем любить. Я знаю…

…Холодно. Я пытаюсь укутаться в куртку. Ничего не получается. Из глаз текут слезы, но я их не чувствую... Вокруг вода... Черная и холодная. Там... на дне под мостом – я счастлив. Я буду ждать тебя, любимая…




Эпилог.



Ярко-красный спортивный автомобиль с открытым верхом припарковался возле четырехэтажного здания офиса «Global Games Industry».
– Так... жди меня, и проверь билеты на челнок. Я быстро, – обратился к спутнице парень управлявший дорогим автомобилем.
– Хорошо, я все сделаю, как ты скажешь, Иисус.
– Так же как вчера? – язвительно отозвался парень, захлопывая дверцу.
Девушка виновато опустила глаза.

Поднимаясь по мраморным ступеням, Иисус вспомнил, что забыл в машине телефон и, решив, было вернуться, тут же передумал. В вестибюле к нему подошла миловидная девушка в строгом темном костюме и предложила свою помощь. Парень почесал небольшую рыжую бородку, давая себе время, как следует представить все прелести скрываемые строгим костюмом.
– Я вообще-то на встречу приехал... Совет директоров и все такое, знаете ли... но...
– Так вы Иисус?! – глаза девушки округлились. – Они вас уже сорок минут ждут! Я вас провожу...


– Где этот чертов раздолбай?! – председатель Совета директоров был вне себя от ярости. – Он что о себе возомнил?! Потратить три миллиарда на проект... Это наши деньги, в конце концов! И еще заставляет себя ждать! Прошлый раз этот... вообще не явился!
Молодой человек тридцати пяти лет с кудрявой черной шевелюрой и аккуратной бородкой налил в стакан воды и подал его Председателю.
– Звоните ему еще и еще!
– Я звоню, но... – молодой человек с кудрявой черной шевелюрой только развел руками.
В дверь постучали и молодая девушка в темном строгом костюме, войдя, представила собравшимся Иисуса. Молодой человек тут же подскочил к Иисусу.
– Ты где был?! Я устал отбиваться! И где твой телефон?
– Да все нормально, Петр. Я на минутку заскочил...
Такой наглости не ожидал никто. Среди присутствующих раздался гул возмущения. Председатель Совета директоров в бессилии что-либо исправить встал и, подойдя к окну, ослабил галстук. После этого он сунул руки в карманы брюк и, не отрывая взгляда от синего неба за стеклом, отрывисто бросил:
– Докладывайте!
Иисус пригладил длинные рыжие волосы, и сев на свободный стул за большим полированным столом из черного дерева, закинул ногу на ногу.
– Говорить особо не умею, поэтому буду краток. Тестирование ;;;;;версии прошло на отлично. Есть только одно но... В коде проявился небольшой баг и к счастью, как выяснилось, только лишь добавил возможностей к игре. Коротко объясню и побегу...
– Извольте уж, – голос председателя прозвучал глухо и устало.
– Как вы уже знаете каждый пользователь, создавая свой ограниченный виртуальный мир, может продавать права на управление по сети отдельными наборами юнитов своей игры другим пользователям. А теперь представьте – созданы тысячи таких миров и вдруг юнит одного из виртуальных миров попадает в другой. Представляете, какие это возможности. Какой это кайф. Это случайность. Это бонус, и никто не знает, когда он проявится. Это принесет дополнительные прибыли!
Иисус, закончив свой эмоциональный монолог, поднялся со стула и, обращаясь к своему помощнику, сказал:
– Петр, ты тут разберись с остальным... меня Мария ждет. Я и так уже опаздываю...

Председатель, наблюдая, как удаляется красный спортивный автомобиль, хмыкнул и подозвал секретаря.
– Я слушаю вас, сэр.
– Генри... бумаги все готовы?
– Да, сэр.
– Подписывайте игру к изданию.
– Но, сэр! А как же голосование?
Председатель улыбнулся.
– Ты думаешь, кто-то будет против?