Наши, вы чьи?

Игорь ЧУРДАЛЁВ             "ЧАСТНЫЕ ХРОНИКИ"

              «Наши», вы чьи?


Как формируются собственные представления человека о жизни? Ответят: на основании личного опыта. Оспорю. Личный опыт взаимодействия человека с себе подобными и населяемым ими пространством все скуднее. Большую часть жизненного времени человек сегодняшний хранит себя в запертой шкатулке, выстланной бархатом изнутри, называя ее «дом». Немалую часть жизни он проводит и в пластмассовой коробке, называемой «офис». Оставшееся время человек заточен в жестянку автомобильчика, зажатого в пробке, медленно ползущего по маршруту «дом — офис, офис — дом».

Современник воспринимает не саму жизнь, а информацию о жизни. Он видит мир таким, каким он описан на страницах газет, каким показан в оконце телевизора или браузера. Даже в автомобильчике вечно долдонит радио, рассказывая человеку, каков мир, какова жизнь. Остается верить, что все так оно и есть, как говорят, как показывают. Но точит порой червячок сомнения: а что если выйти на улицу — а там все не так, все по-другому?

Потому, возможно, многие пристрастны к пешим прогулкам в свободное время. Есть все-таки искушение хотя бы уголок города увидеть своими глазами, без режиссерских «креативов» и редакторских трактовок. Посидеть в уличных кафе со знакомыми, послушать, о чем говорят люди, а не их оцифрованные изображения. Обратится к кому-нибудь лично и непосредственно, услышать такое же обращение к себе.

Вот на обочине юноша бренчит на гитаре и поет что-то. Отмыть его можно, но слуха от этого у музыканта не прибавится. Зато имеем непосредственное обращение певца к народу. Еще более непосредственно обращается к прохожим его помятая подружка с картузом для пожертвований в руке: «помогите музыкантам...». Иногда здесь весело распевают молодые люди вполне славянской внешности, но в условно-восточных одеждах. Они счастливы и обращаются к вам только для того, чтобы рассказать, как они счастливы. «Харе Кришна, харе Рама...». Порой группка постной протестантской молодежи скромно тянет что-то псалмообразное.

А публичные акции с политической подоплекой наблюдаются теперь все реже. Видимо, сложности согласования такого рода выступлений с муниципальными властями нынче почти непреодолимы. Разве что «зеленые» соберут подписи против вырубки очередного парка...

Тем более удивлен я был на днях, обнаружив на центральной площади, возле круглосуточного магазина пеструю группу жарко митингующей молодежи. Юноши и девушки с просветленными лицами одеты в яркие курточки, украшенные надписью «НАШИ», машут аккуратными флажками, дружно и возмущенно скандируют что-то. Возле них — жиденькая толпа озадаченных зевак, привлеченных манифестацией. Чуть в сторонке несколько дюжих милиционеров следят, чтобы, не дай Бог, не обидел кто дерзкую молодежь. Подошел и я послушать ораторов. Оказалось, что манифестанты собрались возле магазина не случайно. Продавцы здешние уличены были, якобы, в продаже табачных изделий и спиртных напитков несовершеннолетним гражданам.

— Вот вы, вы лично — вы за то, чтобы вашим детям продавали никотин и пиво? — прямо и непосредственно, причем, довольно напористо обратился ко мне бодрый активист.
— Нет, — ответил я, почти смутившись. — Безобразие это. Против я.
— Тогда подпишите!

Мне вручили красненький фломастер, и я красиво расписался на огромном ватманском листе, уже испещренном. Затем спросил:
— А против краж, убийств, изнасилований и подделки денег где расписаться?
— Что? — не понял активист.
— Так это же все тоже запрещено законом — пояснил я. — Если здесь открыто нарушают закон, идите митинговать к прокуратуре. Там и возмущайтесь ее бездействием.

Митингующие стихли на миг, я успел обратиться к площади — как бы из их шеренги — с краткой, но пламенной речью:
— Сограждане! Наша негодующая смелая молодежь, себя не щадя, призывает вас соблюдать законы, мыть руки перед едой и не пить сырой воды!

Тут манифестанты на меня загалдели, а милиционеры напряглись. Я быстренько ретировался, пока по шее не дали старому дураку.

Обернулся еще полюбоваться — какая картинка для залетного фоторепортера: есть в России простор для свободного волеизъявления масс! Шел и вспоминал: почему мне так до боли знакомы эти румяные, пылающие негодованием, молодые лица? Ну да, конечно, по комсомольской юности. Это они меня исключали «из рядов» за ношение чуждых штанов и прослушивание чуждой музыки, записанной на рентгеновских снимках. Мы так и называли эти самодельные пластинки: «рок на костях»...

Странно, жизнь прошла, а лица у них все те же, совсем не состарились ребята. Те же звонкие голоса, которыми обличали они Солженицина, Бродского и прочих «отщепенцев»... Нет, что я, все же это другие, это дети, а то и внуки тех, тогдашних. А те давно из комсомольцев перепрофилировались в банкиры; наши нефтяные трубы, провода и рельсы поделили между собой. НАШИ.

Я знаю, разумеется, что это молодежное движение прокламирует поддержку действующего президента. Мне он тоже симпатичен в целом, хотя много об этом говорить — стыдно. Могут ведь заподозрить в желании получить от властей кусочек послаще за особый верноподданнический восторг. А восторг таковой всегда надежным образом отличал у нас подлецов.

Фантазирую: будь я царь, учредил бы молодежную организацию для самых рьяных своих приверженцев. Намекнул бы, что членство в этой организации большими выгодами чревато в смысле будущей карьеры... А после, как вероломному тирану положено, сослал бы всех активистов Сибирь осваивать, от государственных постов подальше. Некрасиво, конечно, было бы это с моей августейшей стороны, зато как бы будущее государства оздоровилось! Смеюсь, смеюсь... Не бывает так.

Вот студент сегодняшний и прикидывает: а почему бы нет? Вступлю — может, с зачетами полегче будет, опять же, поездки оплаченные; связи заведу, в «кадровый резерв» попаду... В конце концов, лозунги-то у Движения правильные, а флажком помахать не трудно, тем более — под милицейской охраной и защитой. Мы ж не против власти, а наоборот... И буду я бороться за правое дело не без выгоды лично для себя. Чем плохо?

Не знает студент, что каким-то загадочным образом борьба за правду в его стране всегда и неизбежно требует большого мужества и горьких жертв. То ли это общее и повсеместное свойство правды как таковой, то ли просто страна такая — вопрос философский. Но с возрастом все острее думается о будущем этой страны, о том будущем, в которое лично уже не заглянуть. А эти усердные, подозрительно-послушные ребята через пятьдесят лет еще будут деятелями в самом соку, в самом зените своих карьер. Вот и вглядываюсь в их лица. Здравствуй, будущее Родины!