Каменные письма

Игорь ЧУРДАЛЁВ               "ЧАСТНЫЕ ХРОНИКИ"

             КАМЕННЫЕ ПИСЬМА

Дом там, куда отовсюду хочется возвратиться. Из любого земного рая, возможно, даже из небесного… Посмотрим...

Мой дом в Нижнем Новгороде. Куда бы ни заносило меня, уже недели через две разлуки этот город начинает напоминать о себе снами. Надо возвращаться. Очень полезно возвращаться домой издалека, насытив глаза картинами другой жизни, освежив взгляд. Теперь это легко — мир распахнут перед каждым в той степени, в какой удалось прикопить денег на дорогу.

Русские любят Италию: факт, доказанный всей отечественной культурной историей. Но швед, еле втиснувшийся в венецианскую гондолу, или японец, обвешанный цифровыми гаджетами, тотчас возразили бы — вернее, дополнили бы автора: они тоже любят Италию. Похоже, эту страну любят все сознающие, что на планете нашей нет другой земли, выдерживающей столь невероятную концентрацию природной и рукотворной, тысячелетиями созидаемой красоты. Но автор наделен русским взглядом, в чем находит скорее бремя, чем преимущество. Ведь этот взгляд зачастую угрюм, нет в нем живой романской беглости. Это взгляд мучительного сравнения на безнадежном пути к пониманию. Таков удел метафизика, обреченного на скучный труд патентоведа, вечно спотыкающегося о формулу «отличающийся тем, что…».

Хотя, после стерильной Скандинавии, выметенной Германии, может показаться на миг — мы дома. Австро-итальянская граница полосатыми столбами не отмечена. И равно упоительный с обеих ее сторон альпийский пейзаж подсказок не содержит. Но, глядь, — пара пустых бутылок в кювете, окурки на кафеле придорожной забегаловки. Чуть заметные признаки нормальной — на русский взгляд — жизни с расстегнутой верхней пуговкой. Значит, мы уже в Италии. И ничем практически не отличаемся от этих людей, которых итальянцами, вроде бы, делает лишь говор, да амплитуда жестов. Народ свойский, ну, может быть, чуть повеселее нашего. При посредстве чудовищного интеряза, после литра кьянти под культовый сыр мацарелла, достигается полнейшее взаимопонимание. Зарплату не повышают, чиновники все поголовно взяточники, жены пилят, футбол уже не тот, работа осто… уже не помню, как это по-итальянски.

Попутчик и товарищ мой, архитектор Владимир из Владимира, поделился за ужином, умерив голос:
— Смотрю я на них, они ведь не то, что немцы, они такие же, в сущности, раздолбаи как мы. Выпить не дураки, до женщин охотники, — повеселиться любят, а работать не очень. Живут, в общем, также. А жизнь совсем другая. Значит, такие же, да не такие.

Под конец наших совместных и довольно бессистемных скитаний по упоительным италийским городам и весям, Володя сам же и разрешил свое недоумение, после некой довольно шумной дискуссии в неаполитанской кофейне:
— Веселый народ, конечно, но вздорный. Каждый сам себе и папа, и герцог Медичи. Любой шофер патрицием себя считает. Таких не построишь, не то, что нас…

Как именно напарник мой собирался итальянцев строить, осталось не проясненным. Но, похоже, Владимир из Владимира готов был простить любые издержки итальянского темперамента за архитектурную сказку, в которой мы оказались. Его фотоаппарат, казалось, дымился.

Беспрерывно снимая соборы и палаццо, Володя демонстрировал отменные познания в истории итальянского Возрождения. В потоке его комментариев я вскоре стал различать повторяющиеся имена: Браманте, Перуцци, Джотто, Брунеллески, Микелоццо, Альберти.… Но, разумеется, я не умел так же, с полувзгляда, отличить почерк одного архитектурного гения от манеры другого.

— Да это и не так важно, если ты не профессионал. А важно, что человек нам сказал в итоге. Это же язык. Они этими зданиями хотели что-то сказать. И не современникам, а тем, кто будет жить после. Строили ведь буквально и сознательно — на века. Каждое здание у них вроде личного письма в будущее. А дороги как мостили, обрати внимание! Во всем месседжи оставляли, зашифрованные легенды каждой эпохи. И заметь, античные постройки явно к людям обращены: типа, вот мы какие крутые были. А ренессансные — эти вроде прямо к Богу адресуются. Как молитвы. Минуя инстанции… Ну, когда ребенок среди таких кодов растет, считай, он уже своего рода образование получил. Художественное причем. Потому, к примеру, они сегодня и лучшие дизайнеры в мире.

Отчего-то эти объяснения товарища по путешествию очень мне запомнились, я стал иначе смотреть на здания, понимая: нас не станет, а они еще долго будут стоять, и другие, будущие люди попытаются прочесть и постичь их смыслы. Возвратясь домой, в Нижний Новгород, я бродил по любимым улицам, совершенно по-новому разглядывая знакомые строения… Коренастый, недристый Нижний «ярмарочного» периода. Осанистые дома, основательно всаженные в грунт. Как бы говорящие: «Моя земля, не сковырнешь меня отсюда вовек!». Барочные излишества на фасадах: «Нешто мы не понимаем политесу европейского? Чай, тоже не лыком шиты…».

Парадный фасад советского периода истории декорирован фальшивыми, но давящими серыми колоннами. Если приблизишься, он сообщит тебе, что ты — тля, расплющит тебя. Далее — кварталы крупноблочных ячеистых времянок, в которых надо было только перекантоваться как-то до близкого наступления коммунистического завтра. Временные склады человеческих жизней для нужд оборонных производств. 

Однако, подзатянулось все, а после и вовсе не так пошло. Вот и стоят теперь, стыдливо извиняясь за неуместность свою в будущем, наставшем вчера.
Архитектура новейшего российского времени представлена многоэтажными застекленными базарами и аккуратными, малой этажности, жилыми зданиями. Эти норовят спрятаться от завистливых глаз во дворах: «Извините, на всех не хватает…»

Но растут и уже теснятся многоквартирные здания-кварталы. Вполне качественные коробки для коллективного житья. Это товар. Добротный типовой промышленный продукт, — худого о нем не скажешь. Коммерческие площади. Между ними — ухабистый, разбитый асфальт. Дорога ничья, ее частникам по метру не распродать. За нее плачены деньги казенные. На них куплены джипы с большими колесами, — им что ухабы, что нет.

А все же нынешние постройки городские — не чета пресловутым «хрущобам», лет сто им всяко стоять, а то и долее. Как прочитают эти кирпично-бетонно-стеклянные письмена внуки, которых не застанем? О чем мы сообщили им в этих посланиях, какие легенды зашифровали, сознаем ли это сами? Кем вырастут люди, вобрав зрением это завещание предков? Хотя, конечно, дом — это, все-таки, нечто другое… Мы росли, прячась в книги. Молодежь наша ищет образ своего мира в компьютерной виртуальности.

Договорились с Володей будущим летом добраться до Китая. Попробуем хотя бы.