Серый

 < Перед выбором...
       9-е ноября 2004 года. На дворе - +90С. В квартире - на один градус меньше. Парадокс? Да нет. Не более, чем вся наша сегодняшняя, как впрочем, и вчерашняя жизнь. Сегодня мы платим за "свободу" тем, что власти не хотят пускать тепло в наши дома и в наши души. Вчера мы платили за несвободу тем, что в домах всегда было тепло и сытно, дети не бомжевали, как сегодня, прячась по подвалам, разрушенным домам и канализационным люкам. Но души наши, как и сегодня, были полны отвращения к властьимущим, к их подлым роскошествам, которые они, в отличие от сегодняшних, действующих нагло, цинично и напоказ, пытались прикрыть некой тайной "заднего крыльца", когда одним выдавались спецпайки и их холуи-водители доставляли в дом "хозяина" бесчисленные кульки, пакеты и свёртки с дефицитом, сильно потея и пыхтя и воровато оглядываясь на оказавшихся ненароком рядом простых прохожих. Когда к глухим воротам других подруливали тяжело гружёные колхозные грузовики и группа подневольных "коллективных собственников" часто во главе бригадиром, хранившем при себе свой красный партбилет, который не жёг его продажную душу, а мягко согревал жирное тело, группа красных подневольных "коллективных собственников" сгибаясь под тяжестью аккуратно зашитых мешков, вереницей тащилась во двор, где хозяйка уверенно распоряжалась куда и что расставлять. И не дай Бог, если простой смертный, случайно наблюдая это "обычное мероприятие", пробовал раскрыть свой рот, которому всегда положено было быть в таких случаях на крепком замке. Не приведи Господи!
       Один мой хороший знакомый, к сожалению очень рано и по невыясненным обстоятельствам ушедший из этой жизни, рассказывал мне, как в районе, где он работал после окончания ВУЗа, произошёл вполне ординарный случай, когда при очередном завозе с колхозных полей провизии для секретаря местного райкома партии шофёр грузовика перепутал ворота. Шофера, возившие ответственный груз, были разные и часто ошибались воротами, пытаясь выгрузиться у соседа владыки района, но каждый раз сосед секретаря, терпеливо указывал им на настоящие, на хозяйские ворота. На этот раз на соседа что-то нашло и он, не моргнув глазом, приказал шофёру разгрузиться у себя во дворе. "А будь что будет! А пусть этот вор поднимает шум! Пусть покажет, что он, пользуясь данной ему властью, бесплатно кормится с колхозных полей!" Неопытен, хотя и норовист, был этот работяга. Ему долго и упорно вдалбливали на разных собраниях, что он - гегемон, что страна - его и что "всё вокруг моё". Ан нет! Всё вокруг было секретарево, а не гегемоново! Секретарь сначала попросил своего норовистого соседа отдать добычу подобру-поздорову, по-тихому, без шума. Но это только подзадорило гегемона. Он ничего не отдавал и при этом пытался заручиться поддержкой таких же гегемонов на своем предприятии. Да не тут-то было! Его друзья-гегемоны отводили глаза и советовали быстренько сдаться и их не впутывать, ибо у них у каждого - семья, которую надо как-то кормить. Опять же - очередь на квартиру можно потерять. Один даже сказал, что ему в райкоме обещали пыжиковую шапку в этом году. Тогда упрямец решил писать в местную газету: ему на собраниях говорили, что советская пресса - самая свободная и справедливая пресса в мире. Хотя и партийная. Но всё прервали прокурор и начальник местной милиции: по приказу секретаря райкома его забрали и дали двадцать четыре часа на то, "чтобы духу его в этом городке не было, иначе посадят на десять лет с конфискацией, а до этого он будет находиться в СИЗО". Гегемон уже на следующее утро бегал по Одессе в поисках хоть какой-нибудь работы, а жена с малыми детьми сидела на грязном вокзале под анекдоты про очередного Генерального секретаря... "Пол-страны сидит, а пол-страны готовится", - справедливо написал поэт Роберт Рождественский о нашем прошлом житье-бытье... А если к спецпайкам добавить ещё и спецвузы, в которых могли учиться только дети партийно-советской элиты...
       Но и нынешнее наше житьё не лучше. Может потому, что у власти практически остались те же люди? Вывернулись, извернулись и вновь наверху? А мы где с вами при этом были? И где мы с вами сейчас? Сегодня эти сторонники диктатуры пролетариата - ярые поклонники демократии! Сторонники тоталитарной плановой экономики сегодня с пеной у рта защищают такую недавно ненавистную им частную собственность, которой у них вдруг оказалось, как принято выражаться, немеряно! Не напоминает ли нам это волков в овечьих шкурах?
       Все бывшие коммунисты сегодня разбились на два крупных лагеря ­- якобы демократов и якобы новых коммунистов - и яростно, насмерть, бьются между собой за власть в государстве, не подпуская и на пушечный выстрел к ней простых смертных. Запах власти, которая сулит обладание огромными деньгами через коррупцию, запах близости к государственному бюджету, от которого можно откусить кусок пожирнее, сводит с ума этих людей, для которых никакая идеология не чужда: лишь бы только она вела к желаемому успеху.
       В своё время они сошли с ума, потому что не знали, чего уже хотеть. И они совершили переворот. Сегодня их жирные затылки можно наблюдать в храмах, где они истово молятся наряду с теми, которых они только вчера изгоняли из ВУЗов за верность вере в Бога. Сегодня они обнимаются на улицах Иерусалима с теми, кого они не допускали к учёбе в ВУЗах, приказывали не брать на работу и вводили "коэффициент еврейства" в организациях, учреждениях и на предприятиях, вынудили почти всех покинуть эту страну, а теперь, откровенно перед ними лебезя, приглашают "посетить свою бывшую родину и оставить в её чреве как можно больше своих шекелей"...
       Сегодня они братаются с бывшими фашистами, топтавшими их землю, лижут им пятки и зазывают скупать всё, что с таким трудом было создано предыдущими поколениями, обретая тех, кто ещё не сумел убежать от такой власти за границу, на присутствие этой заграницы у себя дома. Они всё распродают направо и налево. И, видимо, небескорыстно: вон как растут их особняки и вон как их отпрыски учатся и работают на престижных должностях за границей! Вот вам (то есть - нам), бабушка, и Юрьев день!
       Назад ­не хочется, но и нынешнее состояние - хуже губернаторского! ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ? >

       Этот материал я показал редактору-владельцу одного маленького по формату и по содержанию журнальца, в котором владелец иногда публиковал мои вирши и всякие короткие шутливые заморочки. Человек он был на вид неплохой, на днях ему исполнилось семьдесят. Но он был бодр, подвижен, деятелен. Настораживало только то, что все четыре старушки, составляющие его редакцию и, по их словам, работающие с ним с незапамятных времён, были тихи, как мышки, не высовывались и до неприличия подобострастны. Это было вполне объяснимо: все они давно сидели на мизерных пенсиях, ни о какой работе в другом месте и речи не могло быть. Хотя приработок в журнальце составлял одни слёзы по сравнению с тем, сколько энергии они ему отдавали, всё же для старушек это был спасательный круг в сегодняшней их жизни: без такого приработка можно было быстро протянуть ноги.
       Политические пристрастия редактора были явно на стороне прошлых властей. Он этого никогда не скрывал и часто публиковал на первых страницах журнальчика свои небольшие патриотические статейки: формат и тематика журнальца не позволял сильно распространяться на эту тему. Однако редактор был очень недоволен современным коммунистическим правлением в республике, постоянно ругал современных "лжекомунистов и дерьмократов" и больше хвалил соцпартию, чью газетку он издавал под старые коммунистические праздники и в чьем домишке совсем бесплатно размещал свою редакцию. При нынешних ценах на аренду помещения это позволяло журнальчику просто выживать. Налицо подтверждался вывод К. Маркса: "Бытиё определяет сознание".
       Тут мне вспоминается один мой трёп в московской гостинице, какие обычно случаются между постояльцами, с каким-то важным чином из Морфлота, оказавшимся со мной в одном номере. Было это в середине 70-х годов. Тогда в беседе с ним, я привёл это изречение Маркса, на что чин меня тут же важно поправил: "Общественное бытие определяет общественное сознание". "Ничего себе! ­- подумал тогда я, - как перевернул! Это уже совсем другой коленкор получается!"
       Итак, я принёс в редакцию описанный выше материал для очередного номера, попросил верстальщика, сидевшего в одной комнатке с редактором, распечатать его с дискеты, на которую я предварительно записал статью дома. Редактор, с которым мы поздоровались за руку, тут же уткнулся в какую-то газету, а верстальщик принялся за распечатку. В комнатёнке постоянно горел тусклый свет: её единственное оконце выходило на стену соседнего дома, которая от самого оконца отстояла ровно на полметра. В верхней части оконца был вмонтирован старый-престарый кондиционер "Бакы", давным-давно неработающий, а всё пространство от облупившегося подоконника до кондиционера было заложено какими-то старыми пожелтевшими папками с такими же давно пожелтевшими листами бумаги внутри. Через минуту распечатка материала была выполнена, я вынул листки из принтера и положил их перед редактором, а сам присел за приставной к его заваленному чем попало столу столик. Взял со столика какую-то старую газету и молча принялся её просматривать, ожидая, когда редактор начнёт читать мой материал. Через некоторое время редактор оставил своё занятие и принялся за чтение моей статьи. Я же продолжал почитывать газету. Минуты через четыре я услышал неопределённый звук со стороны редактора и поднял на него глаза. Редактор выглядел сильно взмокшим, по его лбу и глубокой лысине, обведённой по бокам жёскими седыми прямыми волосами, пошли красные пятна.
     - Да-а-а! - Севшим от глубокого возмущения голосом произнёс редактор. - Да-а-а.. Совершенно необъективная и злобная статья! Абсолютно необъективная и злобная! - для большей убедительности добавил он. - Я сам вырос в семье секретаря райкома и никогда такого не видывал! Правда, бочонки с вином иногда приносили, но чтоб такое! Абсолютная ложь!
       Я тоже от неожиданности остолбенел: он же, во-первых, ругал современных коммунистов, о чём и говорится в статье, а во-вторых "как вам нравится "во-первых?" тут же вспомнил я одесский анекдот. Ну и вляпался я, как обычно! Кто ж знал, что он из такой семейки! Редактор продолжал пускать какие-то пузыри по поводу "грубой и бездоказательной клеветы", а меня начала забирать какая-то внутренняя, скажу прямо, "классовая злость".
     - Хорошо, - сказал я редактору как можно спокойнее. - Давайте разберёмся, где тут ложь, а где - правда. Понятно, что вы публиковать материал не станете. Но просто для выяснения истины давайте поговорим. По поводу описанного поведения секретаря райкома вы возражаете? Так?
      - Такого быть не могло в природе! - закипятился редактор. - В при-ро-де! - повторил он для большей убедительности по слогам. - Вы это понимаете?
      - Нет, не понимаю, - ответил я. - Этому были свидетели.
      - Какие свидетели? Назовите фамилии и адреса!
      - Счас! - ответил я ему шутовски, - только пойду умоюсь! - Вы сами-то хоть раз назвали в своих публичных критиках хоть одну фамилию? Никогда? А от этого приводимые вами факты не переставали быть фактами?
      - Я на власть никогда бочки не катил! Никогда! Власть - она есть власть! Её трогать нельзя! Ни языком, ни руками!
      - Особенно наша прошлая, - поддакнул я ему. - А кто, простите, кого должен вызывать "на ковёр": прокурор секретаря райкома или наоборот?
       От такой моей наглости редактор даже поперхнулся. Но придя в себя, в ответ промолчал.
       - Ну вот видите, - не удержался я. - При всём нашем недовольстве сегодняшней властью, мы имеем возможность и такие вопросы ставить. А "во времена оны" подобные вопросы нельзя было и мысленно себе задавать: можно было враз оказаться в "местах отдалённых". Ведь так? И с помощью вашего непорочного родного секретаря райкома.
      - Ну может описываемый вами случай и имел место, - начал отходить редактор, - но зачем же так обобщать? Зачем всё хорошее дёгтем мазать?
      - А я и не мажу, - возразил я. - Хорошее никаким дёгтем не замазать. Но негодяев и систему, которая их порождает, надо выявлять и предавать всё это гласности. Вы ведь не хотите прямо отвечать на вопрос: в нормальном, по-людски устроенном государстве кто кого должен вызывать "на ковёр": прокурор секретаря райкома или наоборот? Вашего родственника, секретаря райкома, часто вызывал к себе прокурор?
       Редактор снова проигнорировал мой вопрос и принялся рассказывать случай, когда ему пришлось, будучи главным редактором одного республиканского журнала, ехать по делам с секретарём райкома одного из южных районов республики, чтобы проконтролировать строительство крупного гидротехнического объекта. Разговор был заведён, чтобы показать, что как ни приглашали этого секретаря местные начальники в разные баньки попариться, он твёрдо проявлял своё партийное достоинство и ни на какие такие дела не шёл. "Правда, в несколько специальных домиков мы заезжали, где нам накрывали столы. Без этого нельзя", - подытожил в конце рассказа редактор.
      - Почему же так и нельзя? - спросил я, - вы разве расплачивались собственными деньгами за всё? Нет? Задаром? А как должен был отчитываться тот, который вам всё это устраивал? Списывал? Тогда чем этот случай отличается от описанного мною в статье?
      - Без этого нельзя, - твёрдо разъяснил мне редактор. - Надо знать психологию людей.
       Я видел, что разговор идёт, как говорят, "в пользу бедных". То есть впустую. Этого человека, вкусившего от плода той власти, выросшего в семье всевластного партийного руководителя, ничем пронять нельзя. Но меня всё-таки подмывала скверность моего характера задать редактору ещё хотя бы один вопросец. И я сделал это.
      - А как вы смотрите на то, что крестьяне не имели права выбраться за пределы своей деревни без разрешения председателя колхоза?
      - Это всё ложь! - вскинулся редактор. - Они могли ехать куда угодно!
      - Ой ли? - не поверил я. - Без паспортов, которые им никогда не выдавали? До первого милиционера? Я вспоминаю времена, когда я служил в армии. Ребята, призванные из сельской местности, всегда ломали голову перед демобилизацией, куда бы на какую комсомольскую стройку сразу завербоваться, чтобы там получить заветный паспорт и иметь, наконец, возможность передвигаться не только по своей деревне, но и за её пределами. Разве не так?
      - Во-первых, я в армии не служил, - с каким-то превосходством медленно ответил мне редактор, и я почувствовал, что он смотрит на меня, как на плебея, невесть откуда свалившемуся на его седую голову. - Во-вторых, - продолжил он, - я в ваши армейские времена уже работал в районной газете и знаю, что крестьяне могли ехать куда угодно! Но кто же их отпустит, когда идёт уборка? - резонно заключил он.
       - Вот-вот, - в тон ему проговорил я (скверный характер!), - уборка круглый год! По-моему, лет четыреста назад холоп всё же один день в году (на Юрьев день) получал волю и мог переходить от одного барина к другому. А у нашего крестьянина и такого права не было!
      - Это не правда! Хрущёв потом приказал выдавать паспорта!
      - Конечно. А если бы не Хрущёв? Кстати, этот же Хрущёв в 1962 году приказал расстрелять мирную демонстрацию в Новочеркасске. Не так ли? Руководители её тоже пошли под расстрел. А люди требовали только пересмотреть нормы выработки на заводе... Это как объяснить? Это тоже неправда? Не пора ли, наконец, некоторым хотя бы покаяться?
      - Никто каяться не собирается! - тут же отрезал, не задумываясь, редактор.
       Он сидел потный, красный, надутый и злой. Чтобы как-то разрядить обстановку, я попросил верстальщика, сидевшего за компьютером и делавшего вид, что он ничего не слышит, распечатать мне для показа редактору другой материал, другую статью, которую я на всякий случай заготовил для редактора и содержание её было прямо противоположным. В ней я ругал современных демократов. Вот эта статья.
       "О крокодиловых слезах
       Жили-были две страны. Нет, не сверхдержавы. Скорее наоборот. Но что интересно, в обеих царствовала демократия, хотя располагались они друг от друга на большом-пребольшом расстоянии. То есть и они не избежали этой заразы. Потому что что есть демократия? Это когда в стране нет никакой власти и сильный пожирает слабого. Это когда у каждого есть своя небольшая армия из родственников, друзей, знакомых и платных наёмных соучастников со своими прокурорами, судьями, боевыми группами, тыловым обеспечением, разведкой и контрразведкой, армией, которая решает все проблемы на захваченной ею территории, и ты всегда, если хочешь нормально жить, должен дружить с владельцем этой гашки1, т.е., простите, компании.
       Демократия, это когда центральная якобы власть существует сама по себе и якобы управляет страной, выезжая за границу на всякие форумы-презентации, сидит под общим для страны флагом и по утрам ровно в шесть слушает свой странный (от слова "страна") гимн, радуясь, что он, де, вдохновляет всё население на разные-всякие полезные дела. Например, на уплату налогов, без которых центральная власть враз вымрет, потому что не станет денег оплачивать членские взносы одновременно в тридцати международных организациях, которые только поэтому и признают такую власть и помогают ей сидеть наверху над всеми местными, локальными владельцами захваченных (или - контролируемых, так будет более демократично звучать) территорий.
       Демократия, это когда от каждой гашки (опять сбился! Вот привязалось ко мне это слово! Наверное, потому, что оно похоже на "гашетку"), т.е., простите, компании на основе якобы тайных выборов в общий парламент попадают свои люди и решают свои вопросы. Выборы должны быть обязательно тайными, потому что не положено засвечивать те мешки денег, которые привозятся, в основном, из-за границы для оплаты нужных результатов голосования. Иногда, правда, мешки выпадают из рук прямо на тротуары, но простому люду тут же компетентно объясняют, что их содержимое призвано обеспечить ремонт таких тротуаров, чтобы в будущем мешки с деньгами не выпадали из рук их владельцев в таких сомнительных местах в самое неподходящее время.
       Много ещё чего интересного можно писать про демократию, да мы не на этом хотели остановиться. В каждой из вышеназванных стран в условиях полной и окончательной победы демократии реальной властью в некоторый момент стала обладать определённая гашка (станем употреблять именно этот термин, потому что "компания" - это нечто мягкое, дружественное и тёплое, в отличие от гашки). И что замечательно, во главе каждой из гашек стоял человек по фамилии Крокодилов. Заметьте: это происходило в разных странах. Наверно, всё это от демократии. И что совсем уже замечательно, в каждой из этих стран стали учинять погромы граждан, не входящих ни в какие местные гашки, а мирно до этого трудившихся на своих рабочих местах и ни кого не трогавших, и выгонять их за пределы контролируемых гашками территорий, т.е. за границу. Всё бы ничего, ведь, говорят, что за границей народ живёт намного лучше, чем в этих гашковых странах, да изгоняемым не давали с собой ничего брать из их имущества. "Чемодан - вокзал", если успеешь. А не то...
       Оба Крокодилова, хотя и не были между собой знакомы, но действовали, точно родные братья. Почти, как близнецы. Но кто-то, видать, надоумил изгоняемых и они, как и "братья" Крокодиловы, повели себя совершенно одинаково: они собрались на определённых территориях и организовали у себя свои собственные, родные гашки, которые не стали пускать на контролируемую теперь уже ими самими территорию никого из гашек Крокодиловых! А чем они хуже! Крокодиловы и так с ними, и сяк, с пушками да танками, со всякой международной общественностью, которая сидит в тех тридцати организациях, которым Крокодиловы платят членские взносы. Да не тут-то было! Не могут вернуть под свой контроль утраченные территории. Не могут и всё! Демократия!
       Хотя до этих событий и значительно позже них "братья" Крокодиловы не были между собой знакомы, но какой-то очередной международный форум свёл их вместе. Они познакомились и с удивлением констатировали не только друг перед другом, но и перед всей международной прессой, что у них-то, оказывается совершенно сходные проблемы: как вернуть утраченные территории и освободиться от вновь появившихся "новых незаконных гашек" (цитата). Они оба так расчувствовались такой общностью своей государственной и личной доли, что стали плакаться своими крокодиловыми слезами, чтобы вызвать к себе международную жалость. Но международная жалость признаёт только хорошие членские взносы и никак не реагирует на любые крокодиловы слёзы. Так до сих пор непрерывно каждые сутки и проливаются крокодиловы слёзы в двух "братских" странах..."
      
       Редактор, всё ещё злой, потный и красный, внимательно вчитывался в каждую строку и по мере продвижения по строкам, лицо его принимало всё больше и больше довольное выражение.
      - Ну вот, - улыбаясь, сказал он, заканчивая чтение. - Это другое дело. Шутку я понял. Я даже понял, о ком идёт речь.
      - И что же? ­- я вопросительно смотрел на него.
      - Это статья - для газеты, но не для моего журнала. - Слишком велика, - уклончиво заключил он. - Мне надо больше писать о капусте...
      - Без капусты нам никак нельзя, - согласился я и стал собираться восвояси. Редактор снова молча уткнулся в оставленную было газету...
       Но Судьба - штука довольно интересная, и она ещё не однажды плотно сводила меня с редактором. Дело в том, что описываемый выше свой журнальчик редактор печатал в Тирасполе: там выходило намного дешевле. Иногда он посылал отвозить материал, подготовленный к печати, кого-то из своих стареньких сотрудниц, но чаще всего, в виду очевидной немощи старушек, этим делом занимался помощник редактора по хозяйству: крепкий пятидесятипятилетний мужчина, которого редактор всегда окрикивал как Сашу. Ругал он его постоянно и прилюдно и за что попало: то тот не вовремя отнёс куда-то какую-то бумагу, то не в срок привёз какой-то материал, за который уже давно оплачено, то много прибавил газу в газовой колонке, а на дворе уже потеплело и это надо замечать и экономить хозяйские деньги, то не вовремя помыл бутылки и не подготовил их к заполнению каким-то раствором, которым журнальчик между делом приторговывал, то плохо закрыл хозяйский гараж и новенькую, совсем недавно купленную вишнёвую "Ниву" могли похитить воры, которых нынче развелось пруд пруди, то запоздал с приездом на "Ниве" к хозяйскому дому, а уже полдень и давно пора быть на даче, то... В общем причин всегда находилась тьма и им не было видно конца. Саша всегда молча выслушивал хозяйские попрёки, вяло пытаясь как-то оправдаться, но больше искренне уверял, что сегодня он обязательно всё-всё сделает, отключит-подключит, убавит-прибавит, найдёт-привезёт. И быстро удалялся с хозяйских глаз "исполнять".
       И вот в один из своих приходов в редакцию я стал свидетелем очередной такой взбучки по поводу неподготовленности к поездке в Тирасполь. На сей раз редактор самолично решил отвезти отпечатанный на кальке материал в типографию и заодно решить на месте кое-какие дела с руководством типографии. Назавтра уже надо ехать, а машина не помыта и не заправлена бензином! Саша пытался оправдываться, что всё давно подготовлено, что он ездил на заправку аж к Аэропорту, потому что там бензин дешевле, но тут же получил от шефа нагоняй, что нечего тратить зря хозяйский деньги и мотаться из центра города к Аэропорту, потому что по его редакторским сведениям чуть ли не в самом центре, у вокзала, есть заправка, где бензин ещё дешевле! "Вы же меня прошлый раз ругали, что я заправлялся на той заправке и что там очень дорого и посылали на заправку к Аэропорту! " - оправдывался Саша. "А надо головой думать! ­- раздражённо крикнул в ответ шеф. - В мире всё меняется! Я вчера узнавал, и на этой заправке бензин подешевел!" "Да он подорожал на всех заправках! " - не унимался Саша. Но шеф был неумолим: хозяйские деньги просто выбрасываются на ветер! Тут я встрял в нескончаемую выволочку, чтобы как-то перевести разговор: жаль было этого спокойного и исполняющего все мыслимые и немыслимые указания шефа мужика.
      -- А возьмите-ка меня с собой в Тирасполь! - попросил я редактора. - Мне нравится этот город. В прежние времена мы с женой частенько езживали туда просто посмотреть на город и на народ. Возьмёте?
       Редактор недовольно перестал ругать Сашу и из вежливости повернулся ко мне.
      -- Не знаю, - замялся он. - У нас там будет много дел...
      -- Ничего, - настаивал я, - я вам не помешаю. Пока вы будете делать свои дела, я схожу в редакцию одной газеты. Мне обещали опубликовать в ней кое-какие мои вещи. А?
       Редактор мялся и видно было, что он никак не находил предлога для отказа.
      -- Ладно, - наконец сдался он, - приходите завтра к моему дому к восьми ноль-ноль. Оттуда и отправимся.
      -- Хорошо, - согласился я, - заранее вам благодарен.
       На следующий день ровно в восемь утра я был у порога дома, в котором проживал редактор. Дом, а скорее - домишко, хотя и находился в престижном районе города, но был небольшим четырёхэтажным строением, серым, грязным и обшарпанным, ровно таким же, как и примыкающий к нему двор. Посреди двора красовалась огромная, вся почерневшая от времени деревянная беседка с давно провалившейся крышей. Внутри беседки были свалены какие-то бумажные мешки, из которых торчал строительный мусор. В разных местах двора был разбросан какой-то хлам и сам двор больше напоминал то ли городскую помойку, то ли загородную свалку. Вот в этом-то домике у редактора и была небольшая квартирка, в которой он холостяковал вдвоём со взрослым сыном. Жена от редактора давно ушла и жила с дочерью в другом городе. Пришлось мне томиться часа полтора в грязном дворе, в котором и присесть-то было можно только на корточки. Да и то с риском, что на тебя неожиданно наедет какой-нибудь подслеповатый ветеран на своём подаренном ему бывшим государством полуразбитом драндулете. Редактор за это время вышел во двор только единожды, хмуро поздоровался, поглядел на весёлое солнышко, заливавшее ярким светом грязный двор и ещё больше нахмурился.
      - Этот человек так скоро не проснётся, - выдавил он из себя, имея в виду своего завхоза. - Хоть бы к обеду приехать на место...
      - Ничего, - весело ответил я, - посмотрите, какая погодка! Лето! Благодать божья! Доедем! Чего тут ехать-то!
      - Бензина съедим ого-го! - пробурчал редактор и отбыл в свою квартиру.
       Я остался во дворе ждать завхоза, который должен был сначала проснуться, потом из своего дома направиться в гараж своего шефа, расположенный в другом конце города от места, где он жил, забрать там хозяйскую вишнёвую "Ниву" и прикатить в ней пред светлы очи своего шефа. Случилось это, как я сказал, ровно через полтора часа после моего прибытия к крыльцу дома редактора. Завхоз, как ни в чём не бывало, лихо подкатил прямо к крыльцу, вылез из машигы и подал, улыбаясь, мне руку. Поздоровались.
      - Чего так долго? - полюбопытствовал я.
      - Точно вовремя. Тютелька в тютельку. Как приказал шеф.
      - А мне он сказал, чтобы я пришёл ровно к восьми! Мол, надо ехать с утра пораньше!
      - Это он вам сказал на всякий случай, - расхохотался Саша. - Вдруг передумает со мной. Вдруг переиграет.
      - Да, но он же мог мне позвонить, что перерешил. Чего ж мне торчать здесь полтора часа!
      - Ещё чего захотели! Да у него каждую минуту семь пятниц на неделе! И все всегда виноваты! Перезвонить...
       Ровно через минуту на крыльце появился, как ни в чём не бывало, готовый к дороге редактор с большим кожаным портфелем в руке. Словно он наблюдал за всем происходящим из-за полуоторванноой и висящей на одной ржавой петле двери, ведущей в тёмный подъезд.
      - Что ты так поздно приехал? - тут же принялся распекать он Сашу. - Небось, катался по городу! Жаль, не записал вчера показания спидометра...
       - Да пробки на дорогах, - не вдаваясь в детали своего взаимоотношения с шефом, вяло отбился завхоз. - Вы же сами знаете...
       ...Приехали мы в Тирасполь почти к полудню: в пути Саша вёл машину точно по правилам дорожного движения, временами даже очень медленно. Никак не рисковал, не делал никаких обгонов, ехал ровно и больше жался к правой стороне дороги. Шеф машину водить не умел: стар уже учиться, а в былые советские времена имел своего личного шофёра, поэтому вся эта затея с вождением ему была ни к чему. Правда, был определённый период, когда власти, пытаясь показать себя в глазах Запада демократами, заставляли руководителей обучаться вождению и самим управлять персональными автомобилями, что одновременно давало возможность сокращать водителей, но нашего редактора горькая чаша сия миновала и он не успел дойти до такого унизительного состояния, чтобы самому садиться за вонючую баранку. Ну а сегодня он сам хозяин и имеет полное право самому за баранку не браться.
       Уже минут через двадцать я понял причину столь правильного поведения завхоза на дороге. Шеф, как коршун, следил за его поведением и при малейшей прибавке скорости, начинал нравоучения, что машину де надо беречь, не дёргаться, бензин не пережигать, и не дай Бог, попадём в аварию, а машину только что купили. Ей ещё не положено по техническим условиям набирать большую скорость. А вдруг по дороге попадём на гаишника и придётся платить, а деньги-то не казённые... Так он гундосил всю дорогу до самого Тирасполя. Но это были ещё цветочки. А ягодки начались в самом Тирасполе.
       Как я понял из разговора в машине, им надо было побывать в Тирасполе в нескольких местах. И как только мы заехали в город, редактор приказал завхозу ехать в какое-то заведение. Я города не знал и поэтому никак не реагировал на то, каким путём мы поедем. Саша молча повернул в ближайший переулок, но шеф его тут же одёрнул:
      - Куда ты повернул? Надо было прямо ехать, а потом - направо! А так намного дальше получится! Бензина нажжем!
      - Там поворот направо запрещён, ­- спокойно отреагировал завхоз.
      - Я там не видел никакого знака! - закричал шеф. Никакого знака! Поворачивай назад!
      - Там висит знак, - продолжая ехать вперёд, спокойно отвечал завхоз, - вы знак могли не заметить. Вы же не водитель.
      - Поворачивай назад, я тебе сказал! - переходя на крик, - зашумел шеф. - Делай, что тебе говорят!
      - Ладно, - безропотно согласился завхоз, - поворачиваю.
       Он остановил машину и принялся разворачиваться. Переулок был узким и осуществить эту операцию с одного раза оказалось невозможно. Начался разворот по частям. Машину дёргало туда-сюда, взад-вперёд. Загудели недовольные водители, которые вынуждены были остановить движение своих авто из-за процедуры, затеянной шефом. В ответ на гудение шеф сильно занервничал и принялся громко кричать на завхоза, что тот даже машиной не умеет управлять.
       ­- Как ты управлял коллективом, если с такой мелочью не можешь справиться? - кричал шеф.
       Саша явно нервничал и с разворотом у него стало получаться ещё хуже. Машин в переулке набиралось всё больше и количество звуковых сигналов увеличилось... "С каким таким коллективом? " - удивлённо подумал я, с жалостью глядя на завхоза, который никак не мог развернуться на небольшом пространстве переулка, зажатый с обеих сторон гудящими автомобилями.
       Наконец разворот получился и мы поехали по пути, указанному шефом. Когда подъехали к перекрёстку, на котором должны были повернуть направо, завхоз остановил машину и молча показал шефу на прикреплённый к бетонной опоре знак "Поворот направо запрещён". Увидя знак, шеф рассвирепел ещё больше:
       - Что ты мне тычешь! Что ты мне тычешь! Я и сам вижу! Не слепой! Что же ты молчал! Что же ты полчаса разворачивался! Не было тут знака раньше! Я бы его увидел! Что ты мне тычешь сейчас! Надо было меня переубедить! А то жжёшь молча бензин и только! Все вы мастера пускать чужие деньги на ветер! Поехали прямо! А то опять станешь разворачиваться полчаса! Заедем в организацию...
       Он сказал, в какую организацию надо заехать и мы поехали прямо. Но ситуация повторилась ровно на первом попавшемся перекрёстке: шеф снова дал команду ехать покороче, принялся ругать завхоза, что он специально выбирает дорогу подлинней, чтобы побольше сжечь бензина... Когда мы, наконец, добрались до первого места, в которое должен был зайти редактор, я весь кипел от ненависти к этому маленькому сквалыге и сильно жалел, что сам напросился ехать в эти Богом благославенные места. Меня уже ничто не радовало...
       Мы остановили машину в тени большой акации на каком-то асфальтовом пятачке у задней глухой стены полуразрушенного дома. Неужели и сюда долетали снаряды? - удивился я, вспомнив о недавней войне, прокатившейся по Приднестровью, войне, которую официальные власти до сих пор стыдливо называют "конфликтом на ненациональной почве". Потный редактор, кряхтя, выбрался из машины и молча направился с портфелем в руке в трёхэтажное здание напротив. Мы с завхозом тоже выбрались на свежий воздух и подошли к акации, оставив дверцы машины открытыми. Жара стояла непосильная и только чьи-то куры стайкой молча бродили по полуразбитому дому и что-то себе клевали и клевали.
      - Что он так взъелся на вас? - не выдержав, спросил я у завхоза. - Ка вы всё это терпите?
      - А куда деваться? - вопросом на вопрос ответил он. - Куда сегодня денешься? Да ещё в моём возрасте. Слава Богу, что хоть это место есть и не даёт помереть с голоду мне и моей семье.
      - А у вас что нет никакой специальности? Кто вы по профессии?
      - Я? - он грустно улыбнулся. - Я такой же математик, как и вы.
      - Я? А откуда вы про меня знаете? - удивился я. - Откуда? Хотя, правда, город наш не очень велик...
      - Да вы приходили в наш Центр к нашему директору. Я вас там и видел. Ведь вы работали директором Центра... - он назвал предприятие, на котором я в своё время действительно работал. - А я у нас в Центре был освобождённым председателем профкома.
      - О-о-о! - снова удивился я. - Да вы были на уровне директора и даже выше! Как же с вами случилось всё это? - я показал на стоящую в тени "Ниву", как бы олицетворявшую собой его шефа.
      - Как и со всеми. Центр расформировали, я с остальными людьми оказался на улице. Работы - никакой. Да и возраст уже. Чуть с голода не померли с женой. Хорошо, что бывшие товарищи по профсоюзу и по партии помогли устроиться в этот приватизированный журнальчик. Шеф-то - бывший партийный деятель. Вот выполняю любую работу. Что прикажут. Вот, например, приедем сегодня домой и повезу его на дачу.
      - На ночь глядя?
      - Это обычное дело.
      - А дача-то далеко?
      - Да километров тридцать будет от города, да ещё три километра по сельской дороге в сторону от трассы.
      - Ну это не очень-то далеко. Часа через полтора вернётесь. "Нива" быстро бегает.
      - А причём тут "Нива" - удивился завхоз, - я назад - на своих двоих.
      - То есть кк-как это, - запнулся я.
      - Так он не даёт ехать назад на машине. Бензин экономит. Хорошо, если с дачи кто-нибудь в этот момент едет домой: подвезут до трассы. А там, если повезёт, на попутной уже добираюсь. За свой счёт, конечно. А вот прошлый раз так я в полночь добирался по просёлку впотьмах до трассы почти на ощупь все три километра. И с попуткой повезло. Ждал всего часа полтора. Хорошо, хоть у нас тут волков нет...
      - Как же нет, - тихо сказал я, - у нас-то как раз и обитают настоящие волки...
       ________
       1 гашка - шайка (рум.)
      
       20.11.2004 - 06.01.2005 г.г.