Глава 50. Конец

       Город Зю провожал Настю издевательски - равнодушно. Светило яркое апрельское солнце. Деревья выпустили молодые изумрудные листочки. Было очень тепло, но ещё не жарко. Свежий воздух вызывал головокружение своим кислородом. Природа обновлялась.

       Люди высыпали в парки, скверы и на набережную. На аллеях все лавочки были заняты. Кто-то ел там своё мороженное, другие, как грызуны, щёлкали семечки и орешки, молодежь курила и трепалась о пустяках. Серьёзные мужики резались в карты и домино. Особо одарённые, с думующими лицами, застыли в позах Сократа над шахматными досками. Те же, кому не хватило места, беспритульно слонялись по аллеям и, словно охотясь, высматривали освободившуюся лавочку.

       Счастливые супружеские пары покупали своим любимым чадам "детское счастье": сладкую вату, «петушки» на палочках, шарики на длинных нитках, и катали их на аттракционах. Чады визжали и орали благими звонкими голосами от страха и просто за компанию. Бедные пони грустно катали за собой яркие вагончики, доверху набитые детворой, и упрямились, проклиная в душе тот день и тот час, когда они родились такими маленькими лошадками.

       В парки вылезли даже богатые инвалиды на индивидуальных хромированных колясках и бедные - на самодельных фанерных детских тележках с маленькими колёсиками, и просили милостыню возле киосков с газ-водой и другой вкусной мелочью. К красивой, ярко накрашенной даме средних лет на возке, стоящем на центральной аллее под тенью деревьев, то и дело подходили мужчины разных возрастов, о чём-то  секретно договариваясь. Играла музыка, били хлипкие фонтаны, по аллеям гуляли празднично одетые люди. Открылись летние кафе и рестораны, где пузатые, обеспеченные дяди угощали ветреных, раннеспелых девиц в мини-юбках стандартным джентльменским набором, состоящим из шампанского с шоколадкой и кофе с коньяком.

       На аллее, возле огромной клумбы, засеянной геометрически, в духе времён социализма квадратами и параллелограммами с красными и жёлтыми цветами, на лавочках  без стеснения целовались юные влюбленные. Одинокие, томные девицы присаживались на свободные скамейки, чванливо делая вид, что они выше этого. Местные городские пацаны упругой тигриной походкой, понтовито покачиваясь, прошвыривались мимо лавок и по ходу бесцеремонно оценивали сидящих девушек, курили и сплёвывали, как беспризорники, если объект не отвечал их идеалу красоты, а если отвечал, то присаживались и нагло знакомились.

       В летнем кинотеатре седой, старый лектор который год читал одни и те же лекции: что-то о вреде переедания и пагубных привычек, или как прожить до ста лет и не состариться. На жёстких деревянных, низеньких скамейках без спинок сидели и невнимательно слушали лектора старички под совдеповскими капроновыми шляпами или собственными лысинами, опираясь на палочки и дальнозорко поглядывая на нарочито строгих бабушек в тряпичных артековских панамках.

       Голуби, чувствуя весну, надув груди шаром и страстно воркуя, ухаживали за своими увёртывающимися подругами. В городских дворах и подворотнях регулярно шли аншлаги душераздирающих кошачьих концертов. Мордатые, коренастые коты-кавалеры хрипло убеждали своими "ласкаловскими" голосами разномастных, несговорчивых и капризных мурок, что те ни хрена не понимают в смысле жизни.

       Наступивший сезон размножения был в разгаре. Кончилась старая и начиналась новая жизнь.