Образ. глава 1. в поисках идеала
Он сидел на лавке вагона. Портфель с нотами поставил рядом с собой. Откинувшись на спинку сидения, он закрыл глаза и в сотый раз стал «проигрывать» в уме конец второй части. Всё было тщетно – на ум ничего нового и примечательного не приходило. Электропоезд мчался, как всегда, мягко и успокоительно, останавливаясь на станциях; пассажиры, как обычно, сменяли друг друга. А он всё сидел и сидел. Всё было как всегда. Композитор задремал. Он опять увидел укоризненный взгляд художественного руководителя, Виктора Васильевича Князева, упрекающего его в задержке симфонии. Вот предстало перед ним и лицо дирижёра, Кати Дроздовой, его сокурсницы по консерватории, которая по-женски прямо говорила ему: «Пора уже тебе, Кеша, родить эту твою симфонию – я жду и оркестранты заждались – хочется всем нам чего-нибудь новенького и сладенького – ты же мастер на такие штуки». Но он только разводил руками и говорил, что нет вдохновения. Она тогда покачала головой и посмотрела на него долгим, проницательным и, как ему показалось, ласковым взглядом, но ничего более не добавила. Так, с закрытыми глазами, в полусне, он проехал, наверное не один круг – линия метро была кольцевой. Он только механически отмечал про себя станции по голосу диктора – Октябрьская, Чкаловская, Курская… и при желании он мог выйти на любой станции, – ему было всё равно. И вдруг, сквозь дрёму, он услышал, что в вагон вошла, кажется – на Комсомольской, –шумная и весёлая ватага молодых людей. Он открыл глаза и среди них увидел… ЕЁ! – Его недостающий образ! Она прошла мимо него и села на лавку почти напротив него. Его сердце бешено забилось! Её сопровождал юноша, но композитор не обратил на него никакого внимания. Он пристально осмотрел её. Да, это была ОНА! – Она полностью соответствовала его внутреннему ощущению женской красоты, чистоты и… праведности! Именно такого образа не хватало его незаконченной поэме о человеческой натуре. Эта пара оживлённо беседовала между собой. Он не различал слов, но они его не интересовали, – композитора интересовала только она – её внешний вид, её голос, её манеры, её одежда. Глядя на неё, он всё больше и больше убеждался, что это именно она – его муза, его находка, пушкинский «гений чистой красоты». И он услышал внутри себя музыку! Да такую пронзительную и красивую, которую он не слышал нигде и никогда. Она неудержимо рвалась из его души, стремилась на свободу, желая радовать собою всё человечество, как эта девушка – своею небесной красотой притягивает к себе всеобщее внимание и любовь! Он быстро достал из портфеля блокнот с нотными листами, из нагрудного кармана – цанговый карандаш и стал заполнять чистую страницу нотами. Он спешил и никто ему не мешал. Москвичи в транспорте – особый народ. Молодёжь целуется на эскалаторах, никого не стесняясь; старушки в вагонах электричек вяжут носки своим внукам; кто посолидней – читает книги, журналы или газеты; студенты – зубрят свои конспекты. И никто друг другу не мешает и трудно их чем-либо удивить. Они в своё время видели Шаляпина, Высоцкого, Окуджаву, многих космонавтов – и ничего! А тут, какой-то музыкант, пишущий свои «нотки», – эка невидаль! И он, как коренной москвич, с детства привыкший к толчеи и сутолоке на улицах и в транспорте, сидел в вагоне метро и спокойно и сосредоточенно делал свою работу. Лист нотной бумаги быстро заполнялся бисером нотных знаков. Карандаш стремительно сновал по нотному стану, как солнечный зайчик от зеркальца, находящегося в детской шаловливой руке. Композитор радовался – вот и пригодились ему его любимые «нотки» – «половинки», «четвертушки», «осьмушки», «шестнадцатые», которые зафиксируют на века его музыку. А его, не менее любимые, «диезики» и «бимолики», расставленные в нужных местах, придадут «ноткам» особую тональность и настроение. И все знаки точно ложились в свои места и в своё время. При любой заминке он снова смотрел на провидением данный ему образ. Девушка сидела в полуобороте к своему собеседнику, чуть наклонившись вперёд и преданно заглядывая ему в лицо. Изящный, характерный для женщин, изгиб линии спины, плавно и привлекательно переходящий в линию бёдер и икр её очаровательных ножек, давал дополнительное вдохновение его пылкой, чувствительной и романтической натуре. Её модная юбочка, белоснежная блузка, туго натянутая на груди и грозящая взорваться от «переполнявших её чувств», добавляли искромётность и неудержимость его музыке. Её ухоженные кисти рук и пальчики, принимавшие живейшее участие в задушевном разговоре, её голос – ласковый, нежный и вдохновенный, – придавали его музыке дополнительный динамизм и экспрессию. А её вздёрнутый носик, серо-зелённые глаза с длинными ресницами, серёжки на её симпатичных ушах, сверкающие в свете фонарей вагона, его музыку делали убедительной и, в то же время, сказочной, неземной и красивой…
Композитор закончил писать, окинул взглядом нотный листок, заполненный знаками с обеих сторон, с удовлетворением закрыл блокнот и положил себе на колени – дело было сделано. Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и подумал – как, должно быть, счастлив этот молодой человек, имея такую подругу, как эта незаурядная девушка! И он снова мыслями вернулся к своей симфонии. Всё идёт хорошо и через несколько дней её можно будет уже показывать худсовету. Через минуту он почувствовал, что в вагоне происходит какое-то движение. Он открыл глаза и увидел – «его образ» вместе со своим спутником готовится к выходу. И, пока он мечтал с закрытыми глазами, его пассия успела поссориться со своим парнем. Они шли к выходу мимо него и он услышал их разговор. Она говорила зло, надменно, грубым и вульгарным голосом. Парень что-то бурчал ей в ответ – разобрать было невозможно. Композитор смотрел во все глаза на неё и не узнавал и не верил своим глазам, своим ушам. В ней произошла страшная и непоправимая метаморфоза! И тут он услышал такую её фразу: «И ты что, опять уходишь от меня к этой стерве? Я ж тебе говорила – она такая же давалка как и я, только она берёт дороже. Всего бизнеса твоего отца не хватит, чтобы закрыть её задницу!» Лицо её при этом было перекошено, губы искривлены и выдавали злые, шипящие звуки. Парень опять что-то пробурчал ей в ответ, не оборачиваясь. «Ах, ты – так! Да, пошёл ты после этого…» – и тут она своими «сахарными устами» выдала такой трёхэтажный мат, что даже бывалые москвичи оглянулись. Вагон остановился, выпустил их и, закрыв двери, тронулся дальше. Композитор, ошарашенный реальной действительностью, был в шоке. Его душа талантливого художника – романтическая, чувствительная и ранимая, – была предательски оплёвана, раздавлена, оскорблена! Это была катастрофа его образа! Внешняя привлекательность девушки оказалась лживой, не соответствующей её внутреннему содержанию, маскировкой, притворством! Он остался в вагоне почти один, обессилено раскинувший руки на сидение. Его руки и ноги мелко дрожали. Блокнот с коленей сполз на пол. После некоторого раздумья, он поднял его, полистал, нашёл последний исписанный листок, вырвал его, с негодованием скомкал и, глядя по сторонам, не нашёл куда его бросить, сунул его в свой портфель. Застегнул портфель на обе застёжки и после остановки вагона и раскрытия дверей, вышел – это была его станция.
асть симфонии… Девочка-ангел стала девушкой...
Это мой роман, который готов к изданию.
В настоящее время я коплю средства для оплаты этого издания.
Вы можете помочь мне в этом небольшой суммой, зайдя по этой ссылке:
https://pay.cloudtips.ru/p/8cf286e0
Свидетельство о публикации №210062500964
С уважением, Борис Пьянков.
Борис Пьянков 26.07.2010 20:21 Заявить о нарушении
Геннадий Пьянков 27.07.2010 23:10 Заявить о нарушении