Желание, Часть2

Утром Ваня проснулся, как обычно, в четыре часа.
-Приснится же такая херня - подумал он, потягиваясь.  Иван чувствовал себя как с бодуна, полностью разбитым.  А снилось ему всю ночь: то ноги его сами по себе гуляли, а он их приманить не мог, то член катился мимо  с улюлюканьем. Проверив  свое хозяйство в трусах, пощупав ноги,  он посмотрел на большой палец правой руки, следов от зубов рыбины не было, только на локте потеки запекшейся крови. На столе лежал рюкзак с дефицитным провиантом.  Разложив всё по полкам и в холодильник, Иван налил воду в пластиковую бутылку,  отрезал хлеба, и, взяв два огурца, отправился за коровами. Днем он отоспался в своем шалаше, благо дул ветерок и коровы с ума не сходили от избытка мух, слепней и ос
Стадо он пригнал около пяти и зашел к Маше.
Войдя в дом, Иван сел на стул около дверей.
На Маше было короткое ситцевое платьице, обтягивающее ее талию и небольшую грудь.
-Чаю попьешь?
Иван мотнул головой так, что понять будет  он чай или нет, было невозможно.
Рядом с парнем стоял сервант, и Маша  доставала из него посуду. Когда она потянулась к верхней полке, Иван не выдержал и дотронулся рукой до ее ноги чуть выше икры  нежно и медленно погладил, проведя вверх.  Девушка замерла, но не отошла и руки парня не убрала. Ваня поднялся выше, и его бросило в жар.
-Так она ж без трусов.
Её круглая попка, которая сводила его с ума последние два года, была  у него в ладони. Он провел руку между ее ног,  рука стала мокрая. Маша развернулась, закинула ногу и села к нему на колени  лицом к лицу. Её платье поднялось, и он увидел светлые волосы у нее между ног. Она прижалась к его уху и прошептала:
- Я приду к тебе сегодня в шалаш. Вечером. Ночью.
 Она встала и быстро ушла в другую комнату, закрыв за собой дверь. Иван несколько секунд посидел, совсем обалдевший, затем вскочил, подошел к ведру с колодезной водой и ковшиком зачерпнул оттуда. Пол ковшика он плеснул себе на лицо, затем отодвинув ремень на брюках, плёхнул остатки себе в штаны.
-Ох, ёбти….. запрыгал он на месте, тряся штанину. Столь радикальный метод ему помог, мысли стали отчетливы и Иван пошел к дому.
-Зачем в шалаш то? У меня дом свой. Зачем в шалаш то?
Вспомнив Машину попку и ощущения ее влажности между ног, он вдруг понял, что Маше он не безразличен.
-Так она меня хочет!!!!!!!! Она! Моя Маша, ХОЧЕТ! МЕНЯ!
Придя домой, Иван побежал на улицу под душ. Солнце нагрело воду, и он драил себя мочалкой с такой силой, что кожа стала поскрипывать. Побрился,  тщательно и придирчиво выбирая трусы, ругал себя, что запустил свой гардероб. Обрызгал все трещинки и впадинки дорогим французским одеколоном, подаренным ему еще года три назад мамой, посмотрел на себя в зеркало и еще раз побрился.
-Ёксель-моксель, у меня же в шалаше сено старое и белья там  нет.
Побежал в сарай на сеновал. Набрал душистого свежего сена в большой кусок полиэтиленовой пленки, перетянул веревкой, из холодильника выхватил бутылку шампанского и побежал в шалаш.  До Ваниного убежища было четыре километра. Смотавшись, пару раз, туда и обратно Иван опять помылся уже прохладной водой. Это было и хорошо. У мОлодца сердце несколько часов колотилось так сильно, что он заметил в руках своих легкий тремор.  В голове крутилось только слово Машенька. Ни эпитетов, ни мыслей больше не было. Только одно: надо, чтобы ей понравилось в шалаше с ним.
Вечером, еще не стемнело, Иван в парадном костюме, в ботиночках,  начисто выбритый, шел в поле, в ночь. Деревенские оглядывались на него, и шушукались, что с Ванькой что-то не тае. Толи книжек своих обчитался, толи перегрелся, толи пить стал втихаря.
Маши не было. Иван переложил все сено, застелил его простынями, аж тремя, спохватился, что пить шампанское то не из чего. На часах  было 10. Затем 11. У Ивана засосало под ложечкой. Ему казалось, вся мировая скорбь превратилась в тяжелый камень  и угнездилась у него в груди. Он превратился в слух. Каждая веточка, каждая иголочка ему слышна была.  У горла уже стояли слёзы. Он стал во всём обвинять форелину.  Маша оказалась рядом  неожиданно для него.
-Проходи - охрипшим голосом еле выговорил Ваня.
Маша сама обняла его, и они  упали внутрь шалашика,  чуть не разбив фонарь.
-Шампанское будешь?
-Уу! Ага - весело кивнула светлая головка.
-Только у меня кружки нет.
-А давай, так!
Часть шампанского пролили, но это разрядило обстановку и после несколько глотков Ване стало легче. Пытаясь снять с Маши платье, он задыхался от ее запаха, от ощущения её тела и её дыхания.
«Зачем трусы то сейчас было надевать? Вот странные женщины» - подумал Иван.
И всё!!!!!! Он кончил! Он кончил себе в брюки, так бездарно, так глупо.
-Дурак! Идиот! Кретин! Да что же со мной творится!
Ничего не говоря, он выскочил из шалаша, схватив бутылку с водой.
-Всё! Всё пропало!  Что она подумает, что я ей скажу?
Кое-как облившись из бутылки, Иван залез в шалаш и лег рядом с Машей. Она уже разделась сама. Маша обняла его нежно, прижалась всем телом и замерла.
-Маш…..
-Не говори ничего. Она села на него сверху и расстегнула ему брюки.
-Я сам.
Снимая брюки, он уткнулся лицом в её живот……………….и пропал! Растворился в Маше.
-Ты весь во мне. Весь абсолютно.
-Я знаю, я чувствую. А ты вся моя. Каждая твоя клеточка, каждый атом мой и во мне.
Такого с ним еще никогда не было.
Утром он подумал: «То, что было больше десяти раз, так это точно»
-13, улыбаясь, сказала  Маша.
-Чертова дюжина, негоже это, надо изменить цифру.
-У нас еще всё впереди.
От этих слов у Ивана разлилась такая сладкая нежность к девушке, что он еле удержался, чтобы не затащить ее обратно в шалаш. Он даже не придал значения, что вслух он не говорил про цифру 10.
-Корову пора доить, да и тебе пора. Переодеться еще надо.
-А вечером? Придешь?
-А я посмотрю на твое поведение, лукаво ответила Маша.
-Домой ко мне придешь?
-Нет!
-А сюда, на пастбище?
-Жди!
Маша засмеялась и побежала в одну сторону,  Иван в другую
Целый день он подгонял время. Прислонясь к дереву, он в полудреме  думал о своей Машеньке и улыбался. Он теперь всё время улыбался. Огромная нежность переполняла его настолько, что он забыл и про форель и про деньги.
В последующие ночи они опять били все рекорды, постепенно количество, превращая в качество. Иногда они слушали лес, который ночью оживал и жил своей жизнью, ухая, шебурша и негромко шепча. Замирая от страха, при очередном уханье, Маша вжималась в Ивана животом, грудью и закидывала на Ивана ножку. И Иван в очередной раз её спасал, а лес слушал Машины стоны и крики.
-Чем у тебя волосы пахнут, Маняша?
-Я в бане мяту, ромашку завариваю и обливаю.
-А сама чем так пахнешь, меня дурманишь?
-Чистотел, зверобой, полынь да березовый веник замачиваю.
-А полынь то зачем?
-А что бы меня никто присушить да околдовать не смог.
Иван сразу вспомнил форелину и свое желание заколдовать на любовь Машу.
«Фу! Слава богу. Не сподобился»
-Выходи за меня
Молчание
-Выходи, слышишь?
Молчание.
К горлу подступило невыносимое ощущение горечи и любви.
-Я так сильно люблю тебя. Иван сказал эти слова впервые в жизни и неожиданно для себя.
-Маму спрошу.
-Завтра сватов пришлю.  Хошь председателя, хошь агронома.
Ивану хотелось, чтобы все узнали, что Маша его и только его. Застолбить, пометить территорию, чтобы никто из парней не зарился на его Машу. У него в глазах темнело от одной только мысли, что ее тело, ее губы, ее попку могут трогать чьи-то мужские руки, не его.
-Осенью свадьбу сыграем.
-Посмотрим. Завтра не приду. Отоспаться надо. Да и мама уже косится.
Вечером Иван поднялся на чердак и нагреб в полиэтиленовый мешок сторублевок.
Сидя за столом, он отсчитал и положил в  три стопки по 10 бумажек.
В полиэтиленовом пакете не убыло. Тогда в каждую кучку он положил еще по 90 купюр.
Сел. Подумал. Нет. Маша испугается. В одну кучку он положил 20тысяч, в другую 15, а в третью 3.
Он завернул 20тысяч в газету, перемотал веревкой, медицинским пластырем, затем еще раз в газету и потом положил в небольшой полиэтиленовый пакет. Это родителям.
15 тысяч он завернул в вощеную бумагу и написал «В церковь» Три тысячи положил в нагрудный карман ветровки.
Утром, он забежал к Маше в дом. Ее мама радостно в голос:
-Проходи зятек.
Машины глаза заблестели.
-Ну,  и слава богу! -  подумал Иван.
-Маша, можно тебя на минутку?
-Вот возьми деньги, съезди в Питер, купи там себе всё, что надо, да подарки маме твоей и  малому (у Маши был младший брат Юрка, 12 лет от роду) Да к маме моей заскочишь, передашь пакет и письмо. Оно дома.
Маша, увидев такую огромную сумму денег, испугалась.
-Откуда у тебя?
-Ну, ты же знаешь, я хорошо зарабатываю и ничего не трачу. Вот и скопил.
-Это всё мне?
-Конечно. Платье свадебное, туфли там, ленты кофточки. В магазинах то, нету небось, так ты в кооперативы ходи. Там всё есть. Да не боись,  трать. У меня еще есть. Нам хватит.
Маша раскраснелась, они с мамой жили бедно, отец по пьянке замерз в лесу, брат маленький, а мама раньше очень сильно и часто болела, да в больницах лежала.
Ивану она стала так мила, этим своим румянцем, он обнял ее и представил, что и попка ее тоже раскраснелась. Он погладил ее и прижал за попу к себе.
-Пусти, дурачок, мама увидит.
-Зятек, вечерять приходи, донеслось из кухни.
-Обязательно!
Вечером Иван пришел в гости к Маше.
Вся деревня уже знала, Ванька-пастух женится на Клавкиной Машке.
Новость обсуждали азартно. Кому из них повезло,  спорили дружно. Незамужние молодухи  завидовали двадцатидвухлетней Машке, а парни, запивая семечки пивом, шумели, что Машка невеста видная, а Ванька всего-то пастух.
К приходу Ивана готовились. На столе красовалась запотевшая бутылочка  «Столичной», курица, утром кудахтавшая, свои огурчики, помидоры  и рыба.
-Форель? Я не буду!
-Нет! Мы форель тоже не едим уже года два. Марья даже донки не ставит. Сом. У соседа прикупила. Всю жизнь рыбалил, а такой невзабошный  рыбак был, теперича уже полгода и тащит и валит, да так, что  Авдотья  продавать стала, только форель вот не ловит, а ежели  словит, выбросит обратно, Авдотья жаловалась. Вот и сваты не понадобились, а чего их кормить, сами сговорились. Свадьбу в октябре сделаем.
В воскресенье он уговорил деда Мотю подменить его на пастбище и рано утром  пошел на почту  звонить матери. Сказал, что женится и Маша приедет в Питер на несколько дней. Попросил покатать ее на машине по магазинам.
-Маша передаст тебе пакет, так ты его разверни, когда она уедет, главное, чтобы она ничего не видела и не знала.
-Что там? Что за пакет?
-Увидишь. Это вам с папой.
Затем он посадил счастливую Машу в автобус и пошел в церковь.
Церковь в деревне была закрыта лет 40. Года три назад ее открыли, освятили приехавшие из Новгорода батюшки, и она теперь работала в православные праздники и по воскресеньям. Пастырем там был из местных, Фролов Василий. На 4 года старше Ивана. Держал пасеку и он, и отец его, и дед его. Вся округа ходили к ним за медом, так как он не бодяжил и разнотравье около них было вольготное. Подождав конца службы, Иван подошел к священнослужителю и немного стесняясь, отозвал его в сторону.
-Вот, пожертвование хочу сделать.
В голове у отца Василия пронеслось, что он теперь сможет на своей старой Ниве пару покрышек заменить, да краски подкупить для церкви. От бабушек-прихожанок разве денег дождешься. Приход был нищ. Развернув бумагу, не сосчитав еще, отец Василий от таких деньжищ чуть не зашатался.
-Праведные деньги то?
-Вась, обижаешь. Что ни на есть.
-Я тебе здесь  отец Василий, а не кот Васька.
-Ты ж  посмотри, на что церковь похожа! Внутри ничего еще, а снаружи кирпичи навыворот, краски нет, крыша ветхая. В общем, сам понимашь. Если не хватит, я еще помогу. Только ты никому не говори. Хорошо?
Отец Василий, уже подсчитывал, сколько краски можно купить, кого и за что нанять по фасадной отделке. Опомнившись, он стал так радостно хвалить родителей Ивана, Машу  и самого благодетеля,  да так громко, что Ивану стало неудобно, и он ушел.
-Эх, дать бы ему побольше, чтоб наша церковь стала лучше всех как раньше. Здесь же и колесо обозрения было в конце деревни, до революции. Самая богатая деревня была. Да не поймут. Пристанут откуда деньги. Ментов нашлют. А про рыбину кто ж мне поверит? Деньги  в распыл пойдут.
Через неделю прикатила мама на своей «копейке». Маша была рядом. Всё заднее сиденье было завалено коробками и пакетами. В багажнике стояли сумки с едой.
Мама с папой и трехлетним Ванечкой уехали в Питер еще давно. Сначала жили у сестры, затем в общаге около года, а потом поднатужились и купили кооперативную  двухкомнатную квартиру. Открыли своё дело, когда пришел Горбачев, варили джинсу и продавали ее на рынке. Иван, закончив 10 классов и железнодорожный техникум, отслужил в армии, приехал отдыхать к бабке в деревню, да так здесь и остался. Бабуля уже лет пять, как умерла. Каждую зиму он ездил на пару месяцев в город, но ему там было неуютно, тесно, душно.
-Сынок, как я по тебе соскучилась. С этой работой некогда и  сыночком полюбоваться.
Они расцеловались.
-Мама, я домой, а ты с тетей Клавой да с Машей выгрузись и подъезжай.
Часа через два «копейка», поносного цвета, заехала во двор, остановилась, и мама, окликнув сына, начала доставать из багажника бананы коробками, икру банками, конфеты, несколько ананасов и другую снедь.
-И куда это всё? Я же бананы не люблю.
-Люди придут, угощать надо. Ты лучше расскажи, откуда такие деньги?
-Нашел.
Ой, сыночка не ври, боюсь я за тебя.
–Сказал, нашел!
Зная, что с этого молчальника слово не выжмешь, она вздохнула.
-А можно мы с папой «Тойоту» микроавтобус купим? Нам товар возить и для себя удобно.
-Конечно.  Мама, что хотите. А за сколько?
-20 тысяч.
-Если не хватит, я добавлю.
-Не, не, не. У тебя свадьба на носу, затраты то какие. У нас одних родственников человек сорок.  Да полдеревни сбегутся, да Машина родня. Потянешь сам то? Ежели что, так мы с машиной подождем, может, с папой и накопим, когда-никогда.
-У меня денег хватит, ты не волнуйся.
-Лишь бы не криминал. Времена то нынче какие. Не дружки это твои бандиты?
-Мама, да ко мне уже месяц никто не приезжал из города.
Времена были действительно сложные. И городские друзья Ивана двинулись кто куда. Кто в бандиты, кто в кооператоры. Но к Ивану в гости приезжали исправно 5-6 раз в год. Зимой на охоту, летом на рыбалку. Про дела здесь никто ничего не говорил. А Иван никогда не спрашивал. Рыбачили, ходили на охоту, резали пару баранов и варганили на костре шашлыки, да орали под гитару песни перед местными девчонками, с которыми потом хороводились у Ивана на сеновале. Все были счастливы,  от единения, от природы, от друзей, от обливания водой у колодца  и от сеновала.
-Ой, сыночка, боюсь я за тебя.
-Всё будет хорошо.
-Дай то бог.
Мать жила в деревне неделю. Она развернула  бурную деятельность, приобщив Машу и тетю Клаву. Заново обставила дом, говоря о том, что негоже с молодой женой на сиротской  кроватке ютится, приобрела трельяж, новый шкаф, всю постельную амуницию и увеличила гардероб сына в 10 раз. Иван на это дал матери охапку сторублевок, попросив сказать в деревне, что это она и папа всё им дарит.
Перед отъездом мамы в город Иван нагреб полиэтиленовый пакет денег и сунул  под кресло водителя. Провожая, он сказал матери, что положил под сиденье немного денег.
-Сколько?
-Нормально!
-Только не светитесь в городе. А то, сама знаешь. Если наезжать бандиты будут, вот тебе номер телефона, ты им покажи только. А если менты, звони Славке однокласснику, ты ж его помнишь.
Мама заплакала. Звать Ивана в город было бесполезно. Да может оно и к лучшему.
Маша приходила к Ивану в шалаш, почти каждую ночь, благо у нее был долгий отпуск. Она работала воспитательницей в детском саду, ее мама была там заведующей.
Домой к Ивану, она сказала, придет только после свадьбы.
Иван каждое утро заходил и ревностно проверял, есть ли на ней трусы, одела ли она лифчик. А ну как не одела? И кто-то это заметит. И будет зариться на ее красивые, круглые, розовые соски, на ее теплую, упругую, любимую попку.
-Ваня, ты меня в шаровары и в ватник одеть хочешь и паранджу сверху натянуть, смеялась девушка.
-Да! Совершенно искренне отвечал Иван.
Как то, утром, провожая ее домой, они пошли через реку. Приостановившись на пригорке  и целуя Машу, Иван заметил серебряные линии в омутке. И показалось, будто оттуда ему подмигнули.
Он стал всматриваться. Маша, увидев это, озорно проговорила
-Знакомая?
-Что?
-Не что, а кто! Форелина!
-А ты? Кто? Что ты знаешь?
-Знакомая. Я её на донку ниже по течению словила 2 года назад
-Ну и?
-Ну и…. Мама вот теперь не болеет.
-А еще два желания где?
-А первые два…..да так….ерунда, Маша опустила глаза и улыбнулась.
Вспомнив член до колен, Иван не стал расспрашивать подробности.
-Так вот деньги откуда.
-Ага, три мешка.
-Ох, чует мое сердце, не к добру они.
То, что у Маши сердце чует, Иван уже понял давно. Он еще подумает, она уже знает.
Свадьбу сыграли в октябре 1991 года. Гуляли три деревни. Подарками одаривали не столько молодоженов, сколько молодые, в виде призов. На новой машине приехали родители. Папа на «Тойоте», мама на новом «Мерседесе» сыну в «подарок».  Отец Василий после венчания напился до положения риз и долго плакал, размазывая слезы по  толстым щекам и бороде, от умиления. Родители Ивана пожертвовали церкви 10тысяч рублей. Свадьбу деревенские жители обсуждали бурно и долго, цокая языком от удовольствия и прикладывая пятаки к синякам.
Наступил январь, а вместе с ним и конфискационная денежная реформа, названная Павловской.
«Конфискационная денежная реформа, впоследствии названная «Павловской», в честь министра финансов СССР Павлова Валентина Сергеевича В течение трех суток января граждане могли обменять 50— и 100—рублевые купюры на новые. Обменять можно было только наличными сумму до 1000 руб. В Сбербанке с вклада можно было получить только 500 руб. новыми. Менее чем за две недели до этого события Павлов выступил с заявлением, что никакой денежной реформы не будет. По заявлениям властей, эта мера должна была заморозить нетрудовые доходы, средства спекулянтов, коррупционеров, теневого бизнеса и фальшивые деньги, а в результате сжать денежную массу и остановить инфляцию. Одновременно вклады в Сбербанке были заморожены, а 1 апреля произошло повышение цен по всей стране. На замороженные вклады было начислено 40 %, деньги можно было получить наличными только в следующем году. В то же время в результате Шоковая терапия привела к гиперинфляции, которая только по итогам 1992 года составила 2600 % и обесценила сбережения граждан в Сбербанке»
Достав, мешки с деньгами Иван отправился по деревне. раздавая, на каждого жителя по 10 купюр. Люди, ошалевшие от непонятной реформы, от денег, которые менять надо, причем срочно и в городе, по вечерам, как галки сбивались в стаи и чуть не до утра обсуждали громко непонятную ситуацию.
Когда реформа закончилась,  сторублевок осталось два с половиной мешка.
-Пусть на чердаке лежат. Потом на растопку пригодятся. Нежили богато, неча и начинать.
-А давай ими набьем матрац и будем на нем спать.
-Ой, Маня, ты у меня шалунья. Делай что хошь. Мне с тобой хоть где жарко. Всю жизнь бы из тебя не выходил.
Маша, подошла к мужу, распахнула халатик и голенькая прижалась к нему, обняв его  правой ногой в дополнение.  Даже через рубашку Иван почувствовал ее соски как камушки. Он поднял ее на руки и отнес в постель.  Маша любила мужа доводить до исступления. Она делала это так нежно и деликатно, что он и сам не замечал ни времени, ни места. Он в ней пропадал.
Весной приехала мама на своей «копейке».  «Тойоту» угнали, а страховку дали столько, что после инфляции можно было купить только игрушечную машинку. Товар сгорел. А Павлов сука и козел!
Иван отдал матери «Мерина», ему всё равно ни к чему он. Они долго и заговорщески шушукалась с Машей на кухне.
-Вы предохраняетесь?
-Он не может удержаться
-А ты с ним построже будь
-Я не могу с ним удержаться.
-Ну и ладно, ну и хорошо.
Услышал Иван невзначай.
Провожая рано утром мать в Питер, Иван возвращался через реку. Увидел с берега рыбину, подумал, а не словить ли мне ее?
-А, ну её к лешему.
Тут из-за дерева выглянула лохматая мордочка вся в бородавках и стала ухмылятся.
Иван перекрестился. Морда хихикнула. Тогда Иван занес руку, чтобы перекрестить морду, ан нет! Нет ее. В землю чтоль ушел?
Рыбина стояла на месте и смеялась.
-Ну что Ваня много прибытка тебе от желаний?
-От денег ни шиша, хорошо, что родители в пожаре не сгорели. Обманщица ты. А Маша мне и без тебя досталась.
-И Маша и Марина!
-Мне никакая Марина не нужна. У меня Маша, она одна  и навсегда.
-Глупый, не отказывайся от того, чего не знаешь. Святая простота. Ты так и не понял. Что самое главное ты получил, отказавшись от колдовства. И то, что роздал к тебе еще вернется. А Машке своей передай, что большие сиськи ей не к лицу были, как и тебе член до колен.
Рыбина хохотнула и растворилась.
Через 8 месяцев у Ивана да Марьи родилась доченька. Назвали ее Мариной.











 
-