Цирк

    Вам никогда не приходилось работать в цирке? Нет, нет, не артистом! Обыкновенным смотрителем за животными! Кому приходилось, тот знает, а уж кому не довелось, скажу, что от смотрителя до любимца публики - всё равно, что от великого до смешного: ровно один шаг. По крайней мере, это утверждает один мой знакомый смотритель, который однажды попал вот в какую историю.
       Случилось это ещё на заре его служения искусству. Работал он в цирке смотрителем группы дрессированных собачек. Всё бы ничего, да вот не заладилась у него дружба с ведущим солистом этой собачьей артели неким бобиком Б. По своей юной неопытности, не ведая о почти канонической злопамятности друга человека, мой знакомый имел как-то неосторожность, будучи сильно не в духе, хватить всеми глубоко почитаемого бобика Б. обыкновенной вульгарной шваброй по его сановитому загривку. Вот именно с этого-то момента их дружеские взаимоотношения заметно ослабли. Бобик Б. не упускал ни малейшего случая продемонстрировать моему знакомому высоту своего положения в цирковой иерархии путём подлых укусов в присутствии знаменитейшей и влиятельнейшей в цирковых кругах своей патронессы. После очередного подкожного действия, бобик Б. становился самой детской невинностью и даже более того - выглядел совсем-совсем униженно-виноватым, что тут же демонстрировал путём поджатия своего куцего хвостика: старался всячески подчеркнуть, что принял, де, вначале моего знакомого за обычную нецирковую собаку, а потом, де, стыдливо и виновато удостоверился в обратном...
       - Какая умница! - говаривала в таких случаях собачья патронесса моему знакомому. - Посмотрите, всё-таки догадался, кто есть ху (она изредка посещала краткосрочные курсы английского перед каждым выездом за рубеж). Ведь как устаёт, бедняжка! Эти бесконечные аплодисменты... А вам, дорогой мой, я сегодня же распоряжусь, чтобы выдали новые штаны. Уж вы нас извините великодушно за такой пассаж!
       В течение всего периода времени, покуда произносилась эта покровительственно-разъяснительная речь, бобик Б. был сама ангельская невинность. Более того, вся его фигурка и в особенности его чёрные глазки-сливки выражали ни с чем не сравнимую глубокую скорбь о содеянном. Иногда казалось, что он может вот-вот издохнуть на глазах у всех от своей вины за содеянное. Окончание же речи собачьей патронессы всегда и незамедлительно венчалось со стороны бобика Б. одной и той же привычной процедурой: он торжествующе подбегал к ближайшему неподвижному предмету и задрав свою кривую лапку, оставлял на предмете метку о своей очередной собачьей победе.
       Вы думаете, что мой знакомый оставался в долгу? Ничуть не бывало! Перед особо ответственными выступлениями бобика Б. мой знакомый подмешивал в пищу солиста крутого слабительного, отчего у того прямо на арене случался полнейший конфуз, а его патронессу после этого долго отмывали душистым шампунем. Вот не заладилась дружба и всё тут! Ну что поделаешь!
       Потихоньку подрывая престиж бобика Б. у доверчивой публики, мой знакомый и не подозревал о существовании могущественных цирковых сил, особенно проявлявших себя в моменты, когда возникала любая угроза цирковому представлению. Однажды случилось так, что в ответ на очередной недружественный выпад бобика Б. мой знакомый подмешал тому в пищу полагающееся по такому поводу слабительное. Да видать несколько перестарался. То ли оттого, что очередной выпад против моего знакомого бобику Б. особенно удался, отчего моего знакомого переполняли чувства вполне определённого содержания, нарушившие его способность различать разницу в объёме между четвертью стакана и четвертью бутылки из-под "Столичной", содержимое которой мой знакомый всегда использовал исключительно только в профилактических целях против собачьего бешенства, то ли по каким другим уважительным причинам, во всяком случае зазнайка бобик Б. начал конфузиться задолго до начала своего сольного номера на арене, чем, естественно, рано обнаружил до сих пор удачно маскировавшуюся угрозу срыва представления.
       Администрация цирка забила тревогу. Публика ещё легкомысленно веселилась в своих креслах, предвкушая близкий смех и очередные удовольствия, абсолютно не ведая о неприятности, случившейся с её постоянным любимцем, мой знакомый не менее легкомысленно упивался всем происходящим с его заклятым врагом, но администрация цирка уже приняла решение. Машина спасения номера была приведена в движение.
       Знаменитый маг и волшебник Лаврентий Ш. вызвал чуть ли не с того света дух не менее известного в своё время исследователя австралийской фауны сэра Кенгуройда З. Абсолютно не прикрываясь никакой цыганской шалью, маг Лаврентий Ш. одним поворотом своих поросячих глазок вогнал дух Кенгуройда З в плоть ничего не подозревавшего и потому воспринявшего всё как должное, сторожа цирка деда Авраамия Ж. Дед Авраамий Ж., крякнув, видимо, от произошедшего с ним перевоплощения, увидал себя посреди австралийских степей сэром Кенгуройдом З., скачущим на цирковой пони за двуногим существом, сильно смахивающим на моего знакомого. В правой руке исследователя фауны в вызывающе блестящих лучах австралийского солнца с достоинством поблёскивала орденоносная двустволка тульского оружейного завода. Исключительно ради науки сэр Кенгуройд З., он же дед Авраамий Ж., разрядил свою двустволку в привычное для него место представителя туземной фауны с целью парализовать волю последнего, что ему, как обычно, легко удалось.
       После этой рискованной операции маг Лаврентий Ш. почти без усилий удалил из плоти деда Авраамия Ж. дух сэра Кенгуройда З. Пока изумлённый зал приходил в себя, дед Авраамий Ж. успел пальнуть из двустволки в хорошо знакомую ему часть стоявшего неподалёку от него директора цирка и точно парализовал его волю, отчего директор цирка не своим голосом пообещал лично деду Авраамию Ж. прогрессивку за второй квартал. Когда же настал черёд выйти на арену безвременно оконфузившемуся постоянному любимцу публики бобику Б., под сводами цирка загремело: "Знаменитейшая дрессировщица Изабелла Г. со своим двуногим другом!". И на арену вынесла себя, расточая налево и направо приклеенные улыбки, патронесса собачьей артели. За ней на коротком поводке еле поспевал мой знакомый с парализованной волей...
       1979 г. Кишинёв