Оборотень

    В одной из гостиниц провинциального города N был случайно обнаружен труп оборотня. Событие это, бывшее целую неделю в центре внимания неизбалованных сенсациями местных жителей, теперь уже за далью времени нам кажется не столь значительным. Но в тот год оно наделало немало шума. Прибывший первым по вызову на место происшествия врач "Скорой помощи", едва войдя в номер и не будучи ни о чём предупреждён заранее, чуть было не наступил на небольшую серую дохлую крысу, давно видать остывшую в неудобной позе почти у самого порожка. "Однако же!" - буркнул себе под нос доктор, брезгливо переступая через неожиданно возникшее препятствие. Войдя в комнату и достаточно осмотревшись, он поднял свои удивлённые глаза на сопровождавшего его сухонького, с лихорадочно блестевшими глазами старичка, Филиппыча, администратора гостиницы, колодой застрявшего почему-то по ту сторону порожка.
       - Так где же он, Филиппыч? - осторожно спросил старичка доктор. - Где же труп, о котором ты благим матом так вопил в телефонную труку? Полкассеты мы на тебя истратили при теперешнем-то дефиците! Ну? - после непродолжительной паузы снова спросил ещё вкрадчивее доктор, отчего Филиппыч мгновенно вспотел и у него, похоже, случилась крупная сыпь на давно немытой старческой коже, потому что ничего не отвечая доктору, он тут же зачесался. Зачесался сначала потихоньку, а затем сильнее и сильнее. Видимо, зуд начал-таки донимать его.
       - Ну чего же ты молчишь, старый? -вдруг басом загремел окончательно потерявший тормоза доктор: по городу имела место нехватка обслуживания вызовов и потеря зазря каждой минуты... - Где твой труп я тебя спрашиваю?
       - М-мм-ой п-п-пр-ии ммм-не... Вв-в-оо-т он! - Филиппыч, словно застигнутый врасплох вор, указал на свою впалую грудь и начал съёживаться, съёживаться, усыхать, становиться меньше и меньше, но, найдя в себе какой-то остаток своих слабых-преслабых старческих сил, пролепетал: - А-а о-он - и повёл одними глазами в сторону крысы.
       - Что-о? - проследив за его насмерть перепуганным взглядом, взревел доктор. - Ты что же из ума уже выжил? Комедию мне тут ломать? В такое-то время? Где труп? По-хорошему тебя спрашиваю!
       - Э-этт-о о-о-оон, - мелко стуча зубами, еле слышно пролепетал Филиппыч, - Э-этт-о о-о-оон! Банщик наш, И-ивва-ан И-и-вв-ваныч, о-о-о-бб-орро-ттень, то есть. Я сс-с-сслучайй-йно... гг ггы-гляжу, а-ааа-аа вв-в руке... то-ттой есть, и-и-ииизвините, в лапке...
       Тут ужас, кажется, окончательно доконал Филиппыча и он, так и не договорив, с полуслова рванул от доктора наутёк...
       Получался ложный вызов. И на кого-то надо было списывать бензин, хотя в те ещё пристойно-политические времена вряд ли кто догадывался, что существует такое понятие, как "дефицит энергоносителя". Но порядок есть порядок и вконец раздосадованный доктор вкупе со своими санитарами кинулся отлавливать беглеца, ибо только он один единственный мог подписать документ на списание израсходованного на вызов бензина.
       С великим трудом они настигли старика только во втором квартале к северу от гостиницы, а сама его поимка произошла не без полезной помощи общественности, свидетельствующей о высокой морально-политической обстановке в городе, на поддержание которой местные партийные власти не жалели времени и средств. Земля уже давно одним боком была повёрнута к апрелю, но вдоль тротуара ещё невысокой изгородью, схваченной весёлым утренним морозцем, маялся старый полуистлевший снег и потому вид расхристанного, в одном пиджачишке драпающего от кого-то старичка подсказал слонявшемуся тут сбежавшему с уроков школьнику, что ловят вора... Прогульщик резко бросил свой неподъёмный портфель под ноги деду и того тут же "повязали".
       Пока работники "Скорой" выясняли свои производственные отношения с дрожащим до всякого неприличия администратором злополучной гостиницы, на совершенно ничего не подозревающие власти города обрушилась целая лавина требовательных телефонных звонков и делегаций дотошных сограждан. Всех волновал один и тот же жгучий вопрос: правда ли, что исчезнувший на днях один единственный в городе банщик Иван Иванович был на самом деле инопланетянином и когда местной бане следует ожидать очередного пришельца? Сами власти же, плохо понимая истинную причину такого вселенского беспокойства, на всякий случай отбивались, как могли: на пути к ним их сограждан был немедленно установлен медицинский пост, отправляющий всех без исключения членов делегаций в наспех оборудованный по этому случаю специальный изолятор на предмет обнаружения у них чесоточного клеща. Городская телефонная сеть срочно переключилась на режим профилактического прозванивания, а единственная местная газета - огран нерушимого блока коммунистов и беспартийных ­- весь свой малый формат отдала под выписки из первоисточников марксизма-ленинизма о глубоком различии между материализмом и идеализмом. Однако волнение в городе не спадало...
       Тем временем бригаде "Скорой помощи" нелёгкими совместными усилиями с подоспевшей вовремя общественностью и милицией удалось, в конце концов, выбить из полузадушенного животным страхом Филиппыча некоторые строго служебные сведения. Оказывается, третьего дня вечером они с банщиком, отмечая очередные успехи городского сервиса, наклюкались по-чёрному. То есть заехали не туда. Пили в номере, который предусмотрительный Филиппыч всегда держал в резерве. На всякий пожарный случай. Когда же уровень принятого вовнутрь окончательно залил глаза и поднялся чуть повыше бровей, оставляя у обоих приятелей нетронутыми лишь их голые макушки, Иван Иваныч (Филиппыч это твёрдо помнит) неожиданно превратился в большую серую крысу. Такой поворот событий не очень-то удивил в тот момент уже стоявшего на полу на одном колене и одной руке невозмутимого Филиппыча: он от кого-то слышал или, кажется, видел в кино, что нашу землю иногда посещают существа других планет, способные у нас превращаться в кого угодно. Хоть в кролика, хоть в крысу. Чего только на этом свете не бывает! Но всё же для полной своей убедительности Филиппыч с интеллигентными словами "Алло! Что у вас там новенького?" попытался ухватить крысу за хвост. Да покрепче. Да чтоб не вырвалась. Но тут же был немедленно злобно укушен за указательный палец, оказавшийся ближе всех к длинному и толстому пористому крысиному хвосту, который в этот момент сильно смахивал на знакомый нос бывшего банщика Ивана Ивановича. Последнее, что запомнил потрясённый такой наглостью Филиппыч, это полные глубокого удивления и возмущения слова крысы, произнесённые голосом банщика: "Шо же ты, козёл!...", за которыми последовал грубый удар ему, Филиппычу, промеж глаз. Оказывается, жизнь на других планетах в чём-то напоминает нашу!
       Очнулся Филиппыч, когда скупое ещё по-зимнему солнце довольно прохладно уставилось ему прямо в глаза. Хотелось сильно пить. Лежа на спине, он с большим трудом разлепил левый глаз и принялся, было, за правый, но с досадой оставил это нелёгкое занятие: под спиной было маленько мокровато. Это обстоятельство его ненужно отвлекало. Но он заострил вопрос и резко повернулся на бок. При этом его банально нывший нос коснулся чего-то такого, что не являлось мягкой тёплой рукой его жены Маркеловны, всегда пахнущей устойчивым специфическим запахом давно требующей переклейки обоев кухни. Нет, это была не её рука. "Что за ноктюрн! - подумал в тот момент Филиппыч и с большим усилием подогнал ко лбу постоянно ускользавшую куда-то ленивую мысль. - Шопениада какая-то..." Это обстоятельство позволило ему сразу напрячься, сосредоточиться и разлепить оба глаза. Он нашёл себя на голом полу по соседству с опрокинутой бутылкой, содержимое которой кое-что ему тенденциозно подмочило. Нос его упирался в холодное брюшко навечно откинувшей свои лапки вчерашней крысы... "Иван Иваныч... Бедняга... Околел..."
       После этого случая Филиппыч на три дня законно забюллетенил. Но на следующее утро, когда его непростая болезнь начала стремительно рассасываться после того, как содержимое четверти самогона, так неудачно запрятанной глупой Маркеловной в переполненной выгребной яме, торчащей прямо посередине их двора, перекочевало ему за воротник, когда его страшная болезнь начала стремительно рассасываться, Филиппыч очумело уставился в маленькое окно, выходящее на местный перепуток: в геометрическом центре перепутка в ярких лучах выбирающегося из-за горизонта ленивого солнца бриллиантово сияла высокая сигарообразная ракета, устремлённая ввысь, к высоким космическим далям. На самой её вершине в больших круглых тёмных очках во всё лицо восседал совершенно голый банщик Иван Иваныч, готовившийся, по всей видимости, к беспосадочному космическому полёту...
       - Фу-у! Слава тебе, Господи! Опять оборотился! - радостно вскричал Филиппыч и, просветлённый, бросился к себе в гостиницу досрочно отдавать заныканый ранее номер народу. - Слава тебе, Господи!
       Когда его трудное подвижничество было уже почти завершено и облупленная дверь номера была почти отворена, Филиппыч вдруг обнаружил, что с другой стороны порожка на него скалится всё та же серая дохлая крыса, давно остывшая в неудобной позе... Филиппыч побежал вызывать "Скорую"...
       Позже "Скорая" забрала крысу в свой морг "для проведения перспективных космических научных исследований", а по пути тайно выбросила её в ближайшую канаву, чтобы не доводить до перенакала городскую общественность. А банщик объявился в городе ровно через неделю. Небритый, осунувшийся и остриженный под ноль. "Попал на румынскую границу. У них там через реку свадьба была. А я туда решил зайти повеселиться. Меня на мосту и взяли. Выясняли личность", - неохотно пояснил он. Напряжение в городе N начало понемногу спадать, и власти принялись потихоньку разъезжаться к семьям на дачи...
      
       1982 г. Кишинёв