Все выше и выше стремим мы полет наших крыл

   ...Блин! Нигде не берут на работу! - Стар, - говорят, - слишком много знаешь! В смысле "понимаешь". Вот прихожу в один частный институт, спрашиваю:
       - Такие-то преподаватели нужны?
       - Такие-то? - переспрашивают. - Нужны, нужны! Еще как нужны! У нас часов - тьма! Можете сверх ставки заработать, хотя она у нас, сами понимаете... В наше сложное время...
       - Да Бог с ней со ставкой! - прямодушно перебиваю я, - она меня мало интересует. Лишь бы работа была... и... - Блин! Ну, зачем я это ляпнул!
       - Ка-а-ак не интересует? - теперь уже меня перебили. - Вы что, филантроп? Альтруист? - И еще более сурово: - Может вы оттуда? - И многозначительно посмотрели ввысь.
       - Да нет же! - опять прямодушно отвечаю. - У меня только дедушка был на "альт". Со стороны моей двоюродной бабушки. То ли Альтшулер, то ли Альтфатер. Вообще-то он - третий муж даже моей троюродной бабушки, если точно. Когда композитор Алябьев сочинял своего знаменитого "Соловья", то отец того Альтшулера (или Альтфатера) в это самое время занимался альтруизмом: раздавал птичкам корм на мостовой. Может, это как-то и на меня перешло...
       - Ну нет! - говорят, - вы нам не подходите! Еще чего-нибудь выкинете во время занятий... А нынче студент пошел сложный: деньги платит и требует свое...
       Ну ладно, думаю, пойду попрошусь в другой какой-нибудь институт и на этот раз, блин, постараюсь быть поумней. Прихожу в другой: так, мол, и так, хочу преподавать, хочу много часов, много денег, хочу...
       - Вот как славно! - отвечают. - Сразу видно приличного человека! Хотя зарплата у нас не того... Сами понимаете... В наше сложное время... Но часов - тьма! Можно прилично заработать.
       - Хочу! - вожделенно закатываю глаза, - алчу!
       Сговорились. Прихожу на первую лекцию. Народ - все с мобильниками и ноутбуками. Вызываю к доске симпатичную мамзель, которая в это время как раз докрашивала один глаз и вся была исполнена желания довести это полезное дело до его логического завершения. Так вот, вызываю я эту мамзельку к доске и прошу ее поделить столбиком 150 на 8. "Оно" удивленно глядит на меня своим недокрашенным глазом, который явно недвусмысленно недоумевает: мол, че ты, старый, репой об дуб боднулся? Потом медленно поворачивается к заворожено сидящим сокурсникам и врастяжку так вопрошает:
       - Пацаны! У кого, бля, при себе калькулятор?
       - Да нет, миленькая, - прошу я, - тут надо вручную, без калькулятора.
       - Ну, ты ващще, - вроде про себя недовольно бурчит мамзелька, но так, чтобы все ее слышали, - точно, бля, с дуба рухнул! Какой сейчас век! - И медленно выплывает из аудитории. После этого занятия меня тут же увольняют: чего еще удумал! Разгонять студентов средневековыми штучками! Не позволим!
       Вот, думаю, блин! Опять попал впросак! Все-таки выкинул свое во время занятий! Правы были те, из первого института, что не взяли меня. Ну, дома, как водится, обо всем честно рассказал жене. За что, мол, выгнали... Сами понимаете, что я услышал в ответ. Почти то же, что и в первом институте, куда меня не взяли. Только палитра выражений была попышней и погуще...
       Делать нечего: пошел искать новый институт. Третий по счету. Нашел. Тоже частный. Сколько же их, думаю. Но не вслух. Потому что уже меня там спрашивают, чего, мол, желаете. Ну, я, блин, уже ведь опытный, хотя и старый.
       - Работать, - говорю, хочу. Много! И чтоб заработать! Я, - говорю, - не филантроп и ни какой-то там альтруист. Кроме денег, - говорю, - самого наиглавнейшего в этой жизни, кроме них, - говорю, - я также не меньше люблю студенток... то есть... простите...их... обоих полов... Могу и обязуюсь за них не только читать, но и считать... Могу...
       - Хватит, - обрывают меня, - хватит. Сразу видно, что вы - современный преподаватель. Вы нам полностью подходите. Мы все вместе должны стремиться к тому, чтобы студент к нам ломился, ибо именно он приносит нам наиглавнейшее в этой жизни...
       И дальше мне стали излагать Кодекс поведения преподавателя перед студентами в современном демократическом обществе 21-го века. А я, блин, в это время почему-то вспоминал моего прадедушку Альтшулера (или Альтфатера) и реально видел, как тот раздавал птичкам корм на мостовой, в то время как композитор Алябьев сочинял своего знаменитого "Соловья". И, видать, что-то все-таки пропустил из этого самого Кодекса. Потому что прямо на первой же лекции, когда я стойко решал у доски за студентов вопросы деления столбиком двузначных чисел на однозначные, когда я любил студентов, во время их общения между собой и со своими друзьями и домашними по мобильникам, когда... В общем, я увидел, как на заднем столе... Правда, сначала я почувствовал некий табачный дымок, витающий где-то около и рядом и развернул в его сторону свой любопытствующий всегда и не к месту нос. Лучше бы я его не разворачивал! Но все! Что сделано, то сделано! Я увидел, как на заднем столе на карачках стояла кудрявенькая губастая девица с сильно оголенной круглой попкой, будто срисованной с первых полос многих современных демократических изданий, а двое ее дружков, у каждого из которых в руках было по пригоршне цветных презервативов, прикладывали презервативы поочередно к попке, стоя при этом по обе стороны от девицы. Видимо, подбирали по цвету. Чувствовалось, что девица при этом ловила большущий кайф: ее густо накрашенный ротик еле-еле удерживал дымящуюся сигаретку, то и дело искривляясь в замысловатых геометрических фигурах. Но геометрией здесь явно не пахло. Остальная братия, побросав все, вожделенно наблюдала за происходящим...
       - Вы что, блин,.. - Я почти потерял дар речи... Вы что это вытворяете, детвора! Тут "пацаны", не прерывая своего занятия, почти хором недоуменно ответствовали:
       - Мы - за безопасный секс! Разве вы по ночам не смотрите "Голубой канал"?
       - Во-о-о-н! - заорал я истошным голосом, - во-о-о-он! ...
       Вечером я клялся жене, что в следующем институте, если меня примут туда на работу, я до конца внимательно прослушаю весь "Кодекс поведения" и не стану больше в это время вспоминать моего прадедушку Альтшулера. Или Альтфатера. Блин.
      
       23.10.2002 г. Кишинев