Конфликт

           Умея рисовать, я была в интернате редактором классной стенгазеты, и на

устраиваемых школьных конкурсах она часто побеждала, обходя творения старшеклассников.

Наш классный руководитель этим гордилась и совершала не совсем педагогические поступки,

захваливая меня. Однажды отдала мне в личное пользование вручённый всему классу подарок –

маленький бронзовый бюст Ленина - и я не знала, что с ним делать, предпочитая более

полезную вещь в качестве дара: книгу или конфеты. Руководительница была женой учителя

географии, успешного режиссёра организованного им кукольного театра, и, видимо, слава

мужа не давала ей покоя. Она, наверное, решила сделать себе карьеру, используя меня, а я

удивлялась, почему с некоторых пор моя кандидатура  постоянно выдвигается то в артисты,

то в юмористы, то в художники. Я протестовала, мои возражения пропускались мимо ушей, и

мне было стыдно за себя там и сям, где я участвовала и проигрывала, а потом ещё и

выслушивала упрёки своей наставницы.

           Весной пятого класса она резко сменила милость ко мне на гнев, а я не могла

понять причины такой перемены. Печально было то, что весь класс тоже дружно настроился

против меня, не без её участия, как я понимала. Я же, не сделав ничего

предосудительного, не чувствовала за собой вины, поэтому с тоской в душе узнала: меня

будут критиковать в школьной радиогазете, мне по секрету сказала об этом одноклассница.

Я не знала, куда скрыться от стыда, но на моё счастье в тот день что-то случилось с

эфиром, и из-за сильных помех никто не понял, о чём говорили дикторы. Я услышала часть

выступления с критикой эгоизма и самолюбия, решив, что это про меня.

            Позже другая одноклассница тайком показала мне стенгазету, в которой

карикатурно была изображена девочка-отличница. На сердце было тяжело: никто открыто не

говорил со мной о провинностях, всё делалось тайно и, на мой взгляд, мерзко. Стенгазета

с карикатурой была плохо нарисована, я бы постыдилась вывешивать её на всеобщее

обозрение. Не знаю, что произошло, но это «творение» так и не увидело свет, оставшись

висеть в кабинете за географическими картами.

             Но тайный «воспитательный» процесс продолжался, и однажды утром мне 

объявили, что я отстранена от уроков. Я запаниковала, так как с детства знала: моя

судьба – в моих руках и, чтобы она была достойной, я должна хорошо учиться, что всегда и

делала. Бродя по спальне, я панически соображала, что же теперь мне делать, и пришла к

выводу – займусь собственным образованием: нашла листок бумаги, карандаш и взялась

сочинять примеры и задачи. Видимо, уже тогда математика была для меня главной наукой из

всей школьной программы. Уединение моё закончилось внезапно: вошли несколько

воспитателей и стали с пристрастием меня допрашивать, что именно я писала. Мой честный

ответ про примеры и задачи их не удовлетворил, они лихорадочно что-то искали даже после

того, как я отдала им свой злополучный листок.  Возбуждённые и напуганные, они отправили

меня в класс, и на этом бойкот закончился, хотя мне так никто и не разъяснил, почему он

начался.

             Кая я поняла позже, моему классному руководителю, вероятно, на педсовете

порекомендовали не перегибать палку в моём восхвалении, а она по причине собственной

узколобости и трусливости, тут же поменяв свою позицию на 180 градусов, стала

действовать исподтишка и дошла до крайности, отстранив меня от уроков. Тогда наши

воспитатели перепугались  не на шутку, решив, что я писала предсмертную записку, не

выдержав такого гонения. А я была в полном замешательстве от непонимания ситуации и

неведения своей вины, но одно знала точно: беда пришла от классного руководителя. Именно

в то время она как-то разоткровенничалась, хитро поглядывая в мою сторону: как бы ни

складывались, дескать, её отношения с учениками, каждый из них всегда почтительно

здоровается с ней при встрече. Как захотелось мне тогда стать исключением!

              Я закончила пятый класс, летом меня с сестрой забрали из интерната,

определив в обычную школу, а осенью я нос к носу столкнулась с той самой учительницей на

почте. Будучи девочкой вежливой, я чуть было не сказала при встрече «Здравствуйте!», но

промолчала. Мне было страшно под взглядом её буравящих глаз, и стоя долгое время в

очереди рядом с ней, я боялась, что дрогну и заговорю, но не дрогнула, ни слова не

сказав. Это была настоящая победа девочки-подростка над взрослым человеком, не достойным

уважения. В конце шестого класса мне поведала бывшая интернатская соученица: эту женщину

отстранили от работы с детьми, которые восстали против неё всем классом, что было

совершенно невероятно по тем временам!