Певица Елена Камбурова

ЛЕНА КАМБУРОВА

Вот лежит на столе сейчас тут у меня машинописный кусочек: "Корю себя за эту неспособность мерить и взвешивать; из-за неё много не сделано путного, и много сделано такого, что по-хорошему надо бы мне помалкивать, а не излагать тут свои мысли и воспоминания с важным видом. Одно утешение: все мы не ангелы, и я благодарю Бога, что хоть и поздно, но одумалась, и все свои душевные силы стараюсь направить на повышение осмысленности бытия. Как сказала бы моя кашинская Матрёна Петровна: –Грехи замаливашь…

Лена Камбурова – у истоков пробуждения. Я тогда ввалилась в гримуборную с восьмилетней дочкой подмышкой, и видок у меня был примерно такой же, как в реанимации, когда мать с обширным инфарктом, а я не понимаю, что это такое, потому что видимострашного нет, есть только предчувствие потери, и я не понимаю, что здесь черта, предел – и заявляю: "Я отсюда никуда не уйду". Врач пожимает плечами, и меня не гонят, девять дней не гонят, пока не завершается круг. Я говорю Камбуровой: "Ты должна пойти со мной", и она, как врач, быстро взглянув, отвечает – как будто между нами договорено ещё вчера: "Сейчас, я только переоденусь". (Это Мария моя Кирилловна написала.)

Меня тогда на концерте почему-то не было. Пришёл в филармонию уже где-то к заключительным аплодисментам и сидел "в прихожей". Внизу, в вестибюле. Слышал только аплодисменты… Откуда пришёл? С работы? Не помню… Это осень 1974 года. Запомнил, что из филармонии пошли домой к Люсе и Юре Кудряшовым, там ужинали и смотрели мои всевозможные рисунки.

У Марии тогда (после 1974 года) чуть не через передачу шли песни Камбуровой. Не всем это нравилось. И начальству – тоже. За каждую песню, звучащую в радиопередаче, – смертный бой. А её песни… Ну, не писать же рецензию. Это – как глоток свежего воздуха, как горный ветер (да ещё на фоне официозной халтуры). Мария её любила "без памяти". Однажды мне сказанула: всё ей отдать готова… если тебя попросит – и тебя отдам. (Ну, вот… я предмет, что ли?)

Даже в середине 70-х Лена не имела права выступать с сольными концертами. Недавно, роясь в бумажках, нашёл копию своего письма в "Литературную газету" – и тут же вспомнил, что мы с Марией тогда отправили множество писем в самые разные инстанции. А письмо в "Литературку" выглядело так:

"Уважаемые товарищи! (…) Вы меня на 100 процентов убедили в железной необходимости ежедневно реализовать лозунг: "Не проходите мимо!" Не проходите, мол, когда трое избивают одного, когда лгут, крадут, глумятся над человеческими идеалами и т.д.
Далее следует то, что я хотел бы сказать о Камбуровой.

А. О Камбуровой почти не знают; певцов с утра до вечера тиражируют радио и телевидение, однако наше РТ предпочитает пропагандировать шлягеры и рифмованные прописи.

Естественно, куда же без шлягеров… Максимализм в данном случае, как и в любом другом, очевидно, был бы излишен, однако удручает, что на фоне шлягеров и прописей ничего более не появляется.

Б. О Камбуровой иногда пишут. Чаще всего это интервью, которые о чём-то говорят лишь людям, побывавшим на её концертах. Иногда дискутируют: а что же такое то, чем она занимается? Пытаются выяснить жанр, в котором она выступает и т.д. Всё это достаточно скучно.

По-видимому, интервьюирование нужно дополнить хорошим, серьёзным и честным рассказом о её творчестве. Конечно, здесь существуют определенные трудности. Одна из песен Камбуровой называется "Как показать зиму". В самом деле, как её показать? Сообщить, что зимой температура воздуха нередко достигает тридцати с лишним градусов, вода в озёрах, графинах и чайниках замерзает напрочь, возможны случаи обморожения конечностей? Или прочесть: "Буря мглою небо кроет…" Очевидно, лишь второе мы относим к области искусства. Это – хрестоматия. Но как показать Камбурову? Рассказать о технических параметрах её голоса? А зачем? Сонаты Бетховена не оцениваются в децибеллах. Слушателю не дела до технических характеристик голоса, если даже шёпот возвышает душу.

В. Чтобы писать о ней, нужно, очевидно, выяснить для себя, что же такое Камбурова в современном русском искусстве. Пока что, как мне удалось выяснить, это просто служащая "Москонцерта", не имеющая права на сольные выступления.
 
Мы создаём великое общество, где люди будут предположительно обладать всеми чаемыми достоинствами. Они будут: 1) добры, 2) совестливы, 3) сострадательны к ближним, 4) будут обладать культурой чувств и мыслей, которая сделает их способными ощутить дистанцию между творчеством Камбуровой и "шедеврами" Лещенко, Ободзинского, Пугачёвой и прочих (имя им – легион).

Камбурова помогает человеку не терять чувства причастности к роду хомо сапиенс – несмотря на противоборствующие тенденции, ищет в душе у каждого, пусть на самом уже дне, нечто, вырывающее его из каждодневной гонки за предметами первой и второй необходимости. Как говорили некогда, в давно забытые времена – заставляет вспомнить о душе. А зачем нам человек без души в великом обществе? Это же не будет общество ритмически содрогающихся роботов, не так ли?

Г. Что же такое Камбурова – коллежский регистратор в "Москонцерте" или гордость нашей национальной культуры, человек, созидающий русское слово живым и трепетным, способным приобщить к истине, добру и красоте? (…)

Елена Камбурова должна получить право на сольные выступления. Это – минимум того, что могут сделать для неё окружающие, чтобы не потерять уважение к себе. Мне кажется, пресса способна выкрутить руки столоначальникам из "Москонцерта". По всей вероятности, эта проблема проще, чем спасение Байкала, допустим.
Д. Вопрос "что есть Камбурова?" повис как риторический…

Сейчас мы очень боимся экологических неприятностей, сопровождающих развитие цивилизации. Проблема обрастает статистикой, количественными подсчётами, мы теперь боимся захлебнуться в собственных отбросах. Очень актуальным стал вопрос об очистных сооружениях стоимостью в миллионы рублей.

Сейчас мы вовсе не боимся морально-этических неприятностей, сопровождающих развитие цивилизации (отбросами коей становимся мы сами). Проблема не лезет в арифмометр, её трудно выразить количественно и посему кажется, будто её нет или почти нет. Но не всем же так кажется… На концерты Камбуровой идут в основном молодые люди. И если это им интересно, то за них уже, наверное, бояться не надо.

Голос Камбуровой должен звучать – не потому, что ей это надо, а потому, что это надо нам. "Очистные сооружения" новой и новейшей истории (вспомним аристотелевский "катарсис", который мы ныне переводим как "очищение") …"очистные сооружения" нового времени – Сервантес, Бах, Бетховен, Гоголь, Достоевский, Шаляпин – боль, совесть и радость человечества – уже не могут совладать с потоком антикультуры. Им бы в помощь кого… Ну немножко бы капиталовложений в помощь основным фондам, созданным предками! А мы медлим, мы ждём, когда во все лопатки работающая на нас Камбурова сама сумеет поднять голову над ревущим потоком лезущих в заслуженные, народные, интернациональные, суперкосмические деятели. Ей трудно и даже невозможно состязаться с ними. А мы стоим в стороне и в лучшем случае вежливо хлопаем в ладоши.

Е. Когда эпоха топчет свои цветы, это значит, что топчем их мы.
Нет, сотрудники "Литературки", в виде исключения, их, конечно, не топчут, однако меня-то самого Вы давно успели убедить в личной ответственности за всё происходящее.
 
Ф. Давайте поможем себе и Елене Камбуровой. Вспомним: некий Понтий Пилат тоже очень сочувствовал одному Неудачнику, но не сумел заставить себя (в силу объективных причин, естественно)… не сумел заставить себя пойти дальше сочувствия.
Он был серьёзно наказан.
С уважением Б.Пинаев".

Это октябрь 1976 года. Сейчас у Елены Театр музыки и поэзии. Недавно прочёл в газете: "Он встроен в мощный "сталинский" дом на углу Большой Пироговской, как потайной ящичек – в дубовый трёхстворчатый гардероб. Он глядит сквозь метель на точеное ярославское барокко колокольни и надвратных церквей Новодевичьего монастыря. Он стоит, таким образом, на Девичьем поле: рядом с жёлтыми шкатулками клиник Московского университета, где проходил некогда практику интерн А.П.Чехов. Рядом со зданием Высших женских курсов Герье. Рядом с надгробной часовней Владимира Соловьёва, перед которой в 1900-х годах молодые московские символисты, предводимые Андреем Белым, созерцали небывало яркие, розово-золотые и карминные зори первых лет ХХ века. И зори казались им знаком скорого преображения Москвы чуть ли не в Небесный Иерусалим.

Наивность и блестящий интеллект тех людей оттеняли друга (друг друга?), сливались – как голоса в дуэте. Рождённые в канун Серебряного века, "в тени колоссального музея культур", они дышали и культурой немецкого романтизма. Их ожидания были озвучены Шуманом и Шубертом. Дом немецкой песни, созданный старомосковским чудаком-энтузиастом, был местом их встреч. А великолепная камерная певица Оленина-д`Альгейм, принёсшая в Москву 1900-х истинные "Lieder" Шумана и Шуберта, была кумиром и одной из провозвестниц розово-золотого, рояльного и скрипичного преображения всего сущего".
 
Угу… Розово-золотое скрипичное преображение… Да ведь не раньше, чем снимут с креста мёртвое тело. Или на горе Фавор. Благодатью Пресвятой Троицы.

Андрей Белый и Владимир Соловьёв… Белый потом восклицал в отчаянии: "Да, тирания марксизма, внедрение принципов, погребенных теорией знания, при искусственной помощи Чрезвычаек – пародия, карикатура того, что естественно протекает в нас именно… мы, "гуманисты", "философы вольные" и исходящие жалобами на насилие, – мы-то есмы: утончённейшие насильники, палачи и тираны; государственная монополия мысли есть наше отражение: "страж порога"; и – да: "большевики" – мы есмы".

Иван-то хоть Карамазов кончил белой горячкой, Смердяков – петлей… А наши-то Сольцы-Карамазовы-Смердяковы из карминного и рояльного начала ХХ столетия… С.П.Мельгунов: "Специальностью Харьковского Че-ка, где действовал Саенко, было, например, скальпирование и снимание перчаток с кистей рук… В Воронеже пытаемых сажали голыми в бочки, утыканные гвоздями, и катали. На лбу выжигали пятиугольную звезду". Да ведь и не скрывали почти ничего в Коммунистическом манифесте ещё в 1848 далёком году некоторые любители классической музыки: "Пусть господствующие классы СОДРОГАЮТСЯ перед коммунистической Революцией".

А уж Владимир Соловьёв… "Представьте себе толпу людей, слепых, глухих, увечных, бесноватых, и вдруг из этой толпы раздаётся вопрос: что делать? Единственный разумный здесь ответ: ищите исцеления; пока вы не исцелитесь, для вас нет дела, а пока вы выдаёте себя за здоровых, для вас нет исцеления.

Человек, который на своём нравственном недуге, на своей злобе и безумии основывает своё право действовать и переделывать мир по-своему, – такой человек, каковы бы ни были его внешняя судьба и дела, – по самому существу своему есть УБИЙЦА; он неизбежно будет насиловать и губить других, и сам неизбежно погибнет от насилия. – Он считает себя сильным, но он во власти чужих сил; он гордится своею свободою, но он раб внешности и случайности. …Только отказавшись от своего ложного положения, от своей безумной сосредоточенности в себе, от своего злого одиночества, только связав себя с Богом в Христе и с миром в Церкви, можем мы делать настоящее Божье дело, – то, что Достоевский назвал ПРАВОСЛАВНЫМ ДЕЛОМ".

Так что без Креста и Христа рояль не рояль и скрипка не скрипка? Это я так почему-то с "серебряным веком" спорю… Культ и культура… Оторвавши себя от культа, культура становится разрушительно-смердящей антикультурой?

А про свой театр вот и сама Елена говорит в одном из интервью (январь 2006 г.):
"Наш театр – напротив Новодевичьего монастыря. В нём два небольших зальчика, и вот уже два года мы очень интенсивно работаем. Ставим спектакли музыкальные и драматические. Один построен на песнях Окуджавы, другой – на музыке Шуберта и Шумана. Ещё один спектакль – на музыке Равеля, Дебюсси. Я участвую в "Антигоне" Софокла…

- В ваших концертах запоминаются яркие песни Ларисы Критской. Слышала, что она эмигрировала. Вам известна её судьба?

- В 1980 году Критская уехала в Америку в поисках свободы творчества, но там её оказалось ещё меньше, чем у нас. Разумеется, она занимается музыкой, но стала ещё и правозащитницей: со своими единомышленниками помогает обездоленным. Вступила в коммунистическую партию – словом, превратилась в такую американскую диссидентку.

- Как она относится к сегодняшней России, к возможности творчества у нас?
- Лариса приехала в Москву и, увидев наш театр, разрыдалась. Она сказала, что такого театра не может быть ни в Америке, ни во Франции. Это правда, такой театр возможен только у нас, в России.

- Выходит, не надо покидать родного гнезда, чтобы хорошо себя чувствовать?
- Если человека не интересует ни духовное, ни душевное – он прекрасно устроится в любой стране: найдёт себе ресторан, казино, на худой конец кафе, где ему будет комфортно, – а что ещё такому надо в жизни?

- Скажите, как вы относитесь к фальши в эстрадной песне?
- Я считаю фальшь – а попса состоит из сплошной фальши – бедствием. Песня по степени влияния на массового зрителя гораздо выше, чем кино.

Попсовая безвкусица – совершенно безумное, искусственное уничтожение человеческой природы, изначально направленной на единение людей, на душевность. Так сегодня уничтожаются реки. Мы как-то плыли по Волге, и до слёз было страшно видеть эту красавицу в тине, мазуте, мусоре. Волга – аллегория России, которая загажена попсой.
Разрушение самосознания посредством попсы – не только у нас, конечно. Но масштабы влияния такого рода массовой культуры в Германии, например, не столь велики, там соблюдаются некие пропорции, не позволяющие попсе задавить всё остальное. А у нас попса перешла все мыслимые и немыслимые пределы. Я не хочу никому навязывать своё мнение, но считаю это преступлением".

Успеть, пока вертится круг
и вьётся магнитная лента…
Не ждать напряжённо момента,
когда остановится круг.

Успеть, пока кружится диск,
но только не думать о диске.
Не думать всё время о риске,
что всё не успеешь сказать.

Не надо форсировать речь.
И четко скандируя строки,
старайся не думать о сроке,
который тебе отведен.

Спокойно выкладывай их,
свои сокровенные думы,
а все посторонние шумы
сотрутся в положенный срок.

Бесстрашно выстраивай в ряд
свои путеводные вехи,
а все шумовые помехи
механик потом уберёт.

Расставится всё по местам,
и где-нибудь в памяти века
проявится вся дискотека
записанных им голосов.

Но ты говори, говори,
ты даже не думай об этом.
Смотри, каким медленным светом
исполнена рама окна.

А ты не смотри, не смотри,
как движется час календарный.
Смотри, как медово-янтарный
по дереву движется сок.

Смотри, как решительно вдруг
набухла апрельская завязь.
И всё не кончается запись,
и плавно вращается круг.

Это "Из музыкальной почты недели" (21 ноября 1980 года, утро – семь часов 15 минут), передача о Пушкине, которая закончилась Юрием Левитанским. "Успеть, пока вертится круг и вьётся магнитная лента". Мария не могла обойти вот эти стихи. Там про неё. Её магнитная лента… Успеть, пока вертится круг… И всё не кончается запись… Мария, на этой земле твоя не кончается запись, да? Пока есть люди, которые помнят и любят тебя. "А все шумовые помехи механик потом уберёт"? Вот пытаюсь сейчас выступить в роли такого механика… Паки и паки: жаль, что Левитанский оказался потом в ультралиберальном лагере. Впрочем, мы знаем, как иногда раздобывают подписи для письма в высокие инстанции… Дай Бог, чтоб без него его женили.

…Всё это пело, стучало в ритме сердца, торопило её: "УСПЕТЬ РАССКАЗАТЬ". Зачем? "Блаженны алчущие и жаждущие правды…" Я не знал никогда журналиста с такой неизбывной жаждой Правды, с такой жаждой сделать правду, праведность и справедливость достоянием людей.

Не выстоять нам самим. В одиночку. Да и русских-то уже почти убедили, будто никаких русских нет и не было на земле. Сейчас вот и "Литературка" в отчаянье затеяла рубрику "Русский вопрос": "Каждому из нас надо сознавать: участвуя (за энную сумму или по зову души) в ежедневном унижении русских, в уничтожении целого народа и государства, каждый рубит сук, на котором сидит. И ждёт его не только метафорическая историческая пропасть, а та самая конкретная оркестровая яма, которую совсем недавно борцы за свободу в хорошо упакованном камуфляже превратили в отхожее место. Значит, выбор всё-таки есть – между человеческим оркестром, состоящим из нормальных людей, умеющих созидать, и тем, что из него сделают при любом удобном случае, если в обществе не будет консолидации ради спасения себя самого и государства в целом. …Есть, в сущности, простой способ определить "своих" и "чужих" независимо от нацпринадлежности: работает человек на Россию или против неё, Родина для него она или "эта страна", существующая для отхожего промысла" (Наталья Айрапетова. ЛГ. 2003, январь). Там в качестве иллюстрации спящий русский пастушок Венецианова (1823-1826 гг.). А мы-то сегодня спим или уже убиты?

Куда как страшно нам с тобой,
Товарищ большеротый мой!
Ох, как крошится наш табак,
Щелкунчик, дружок, дурак!

А мог бы жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом –
Да, видно, нельзя никак…

Почему-то тут же вспомнился старый детский стишок:
Пьячет сеый воёбей:
Выди сойнишко скоей…
Нам без сойнишка… АБИГА!

Так наша Юлька безобразничала в раннем детстве. Возьмёт да и крикнет в конце концов: абига! (то есть обидно).

Но причём здесь Лена Камбурова? Ну так… цепь ассоциаций… В каждый её приезд Мария брала меня подмышку – и в цветочный магазин. Одна корзина цветов, другая, третья… Душа нарастапашку!

"Дорогие мои, давние и любимые! А я из Уфы еду в Челябинск. А в Свердловск только в апреле 85-го. Уже трепещу. Вернее, уже предчувствую, как может быть, если буду не на выдохе… Весь прошедший год был годом дикой спешки. Спешила всё время. Дом на Соколе был каким-то перевалочным пунктом, некоей гостиницей, куда временно поселялась.
Будьте по возможности счастливы и спокойны. Обнимаю Вас всех – Лена Камбурова. 1984 ; 1985".

"Дорогие мои Машенька и Боря! Это уже становится традицией. Как только я в очередной раз оседаю в аэропорту – первое желание – тут же вам написать, ибо всё остальное время (честное слово!) заполнено до предела.

Машенька! Спасибо тебе за твоё последнее письмо! За статью о Леночке Сапоговой. Она стоит такого внимания! Фильм ("Колыбельную с куклой") пыталась вытащить к нам на клубный песенный вечер, но мне сказали, что у них только оригинал – и потому не могут дать. Надеюсь, что его повторят по телевидению.

Весь декабрь был отдан записям на пластинку. Так хочется, чтобы случилось то, чего ожидаешь. Вот уж тогда бы я с каким удовольствием вам подарила этот диск!
Машенька! Держись… С Новым вас годом! Любви и света! Обнимаю вас – ваша Лена К. Дек. 1985 г."

"Дорогие мои Машенька, Боря! Чувствую, что не дотянуться мне даже до нормальной открытки. Вот потому такой маленький лисий привет! (На открытке – лисёнок.) Много езжу, часто простуживаюсь, часто не в форме. С силами не очень. Но во всю пишу пластинку. Начинаю работать с новым пианистом. Сейчас в Ленинграде с Юлием Кимом и Дашкевичем.
Берегите, берегите себя. Обнимаю нежно – Лена К.
10. о2. 86 г."

Из тех времён есть письмо Валерия Вениаминовича Кузнецова, моего однокурсника:
"Ты просил вспомнить что-нибудь про Машу. Помню, как она меня готовила к первому концерту Лены. Это был, кажись, 1982 год. Крепко-накрепко запретила даже думать о выпивке, велела принять ванну, надеть свежую рубашку, сходить в цветочный магазин (кажется на Малышева, у реки) и купить две корзины (непременно красивые корзины) цветов. А потом после концерта подвела к Лене и опарафинила по своему обыкновению, но у неё это вышло не обидно, хотя и ядовито.

А ещё Маша собрала к её приезду домашний концерт. И были там ребята из "Зеркала". Они чудесно пели, у меня есть старая кассета… Жаль, нет той записи; по-моему, её не делали.

Потом помню – Лена приехала с больным горлом, Маша ходила озабоченная и сообщила мне, что Лена решила финалировать "Парусом". Я был в ужасе, там высокое и сильное начало. Первое отделение страдал в зале. Лена подобрала спокойные вещи, не требующие большого напряжения. Во втором она стала разогреваться, и я почувствовал, как ей трудно. Не выдержал, ушёл из зала (там, если помнишь, в филармонии нет дверей), стоял возле сцены, в коридоре возле какой-то запертой двери и со страхом ждал "Паруса". Вот слышу: начала, допела до конца – и раздался такой ор и рёв в зале, что стало ясно: она спела отлично. Я ринулся к сцене, оттуда уже выходила Лена, музыканты и прорвавшиеся поклонники. Последней прошла мимо меня Маша и прошипела: "Дурак, ты бы ещё в гальюне спрятался!"

Потом, через несколько лет, уже в Красноярске я спросил Лену, как это она сделала. У меня даже где-то есть плёнка с этим разговором. Она ответила, что научилась, поскольку часто болела, выискивать уже на сцене такие "ходы", которые позволяли бы держать ноту, несмотря на больное горло. Примерно так.
 
…Хорошо помню, как познакомились с Машей. В университете, ещё на улице 8 марта, она сама подошла ко мне и стала объяснять, что наконец-то разводится с мужем, от которого давно уехала. И ты на ней женишься, но там за какую-то фигню в ЗАГСе (в смысле, за развод) надо уплатить 30 рэ, а у вас их нет. А жениться надо срочно. А развестись – ещё срочнее. Я отдал ей эту тридцатину и был горд, что она подошла именно ко мне. Она же была на курс старше, а, кроме того, другой такой эффектной девушки на факультете просто не было. Наши девчонки в сравнении с нею выглядели просто неприлично. И совершенно искренне был рад её выбору.
(А я-то был тогда уверен, что она давно развелась, и ни про какую тридцатку, естественно, не знал. Только недоумевал, чего она тянет с походом в ЗАГС. Чего-то бормотала про паспорт, которого у неё почему-то нет. – Б.П.)

Помню, как её мама, когда я приезжал, и мы оставались одни, играла на рояле и пела мне романсы: "Ямщик, не гони лошадей" или ещё что-нибудь. Помню, очень удивлялся, что она знает мои песни и даже посылает их своей подруге в Ленинград. (Людмиле Николаевне Соколовой, кажется Николаевне, если я не перепутал. Мы жили когда-то недалеко друг от друга – на Лермонтова и Жданова, недалеко от нынешнего Святого квартала; её муж оперировал плечо у юной Маши – какая-то бяка вылезала, остался шрам. – Борис.)

…Главное дело, жизнь моя практически прошла, Маша оставила в ней глубокую борозду. И хорошее, и печальное – всё равно всё это составляет мою жизнь. А помимо того – Кулибина (моя преподавательница английского в университете), Примаков, ты, Кудряшовы… Юля верно заметила: была бы Маша – всё снова бы крутилось. Но это невозможно.

Твой друг и маиор в отставке, а также федеральный ветеран труда, бард и журналист, старый больной агностик…"

Потом, в конце 86-го было последнее письмо – от подруги Лены: "Маша, милая Маша! Обращаюсь к тебе с надеждой, что ты, имеющая уши и сердце, услышишь меня. С того памятного твоего звонка прошло достаточно времени, чтобы многое узнать и на многое раскрыть себе глаза – на нашу историю, культуру, общество. …Я долго думала, почему именно Лена оказалась жертвой твоих умозаключений, но до сих пор ответа так и не нашла. Те факты, которые ты представила, бездоказательны и абсурдны. Искусство Лены – русское национальное достояние, храм духа… Я думаю, причина не в тебе. Чья-то зловещая рука играет на твоих лучших гражданских чувствах. Ей важно было выбрать именно тебя, человека искреннего и благородного по сути своей. Лена бьёт в те же колокола, что и вы. Ей действительно безразлично, чьи песни, авторов какой национальности она берёт в свой репертуар. У неё один критерий – высокий художественный уровень и духовность, нравственность, совесть. То, о чём ты пишешь, скорее можно отнести к Пугачёвой, которая разъедает, разрушает душу. Столько лет биться по сути за то же, что и вы, – и разбиться о ваш фанатизм. Это безумие, Маша. Призываю тебя во имя всего святого к справедливости. Враг есть, и она против того же врага".

Это я тогда Машу против Лены настроил. Прости, Господи… Хотя… Там уже начинался раздрай в нашем "интеллигентском" сообществе – так что они и без меня, скорее всего, разошлись бы на мелко-политической почве.

Чего сам-то помню? Так, какие-то кусочки… Сижу под сценой и манипулирую светом, потому что осветитель в это время исполняет песню в камбуровском концерте. Помню, как возвращались после долгой поездки в Синячихинский музей, машина многажды останавливалась из-за каких-то неисправностей, Лена чуть не опоздала на поезд.

Помню… Ну да, в 1985 году Маша тяжело заболела, потом началась всевозможная политическая борьба – и я решил выступить в роли разлучника. Подробности ни к чему… Мы с Леной расcтались на 20 лет.

Но,  скоро мы снова с ней встретимся. (Да, встретились, обнялись...)
Недавно всё тот же однокурсник Валерий Вениаминыч Кузнецов прислал мне разговор с Леной (Красноярский рабочий. 2006. 1 февраля):

"В Красноярске с двумя концертами выступила народная артистка России Елена Камбурова. По предварительной договорённости Елена Антоновна побывала в редакции "Красноярского рабочего", встретилась с журналистами газеты, в рамках прямой телефонной линии ответила на вопросы наших читателей. Она совсем не походила на ту ослепительную актрису в развевающихся одеждах, которая царит на сцене. Невысокая, в дублёнке нараспашку, в тёплом шарфе, свитере и длинной юбке из твида, с небрежной шапкой волос цвета порыжевшей осенней листвы, Камбурова, казалось, совсем не заботилась о производимом впечатлении".

Лена тогда сказала много интересного (чуть выше "вопросы и ответы" – из того же интервью), но вот, на мой взгляд, главное:

"- Елена Антоновна, вы верите в Бога?
- Я приняла крещение в 1980 году, серьёзного духовного опыта у меня нет. Но последние два года делаю открытие за открытием. Посещаю церковные службы, общаюсь со служителями церкви, ничего не могу читать, кроме житий святых. Прошлый год был вообще
 особый, я посетила много святых мест, и это для меня сейчас главное. Под Питером есть такое место – Лодейное Поле; там расположен мужской монастырь, где покоятся мощи святого Александра Свирского. То чувство, которое я там испытала, трудно передать. Нам надо было уезжать, а я понимала, что не могу отойти от этого места. Нельзя было поверить, что мощам более пятисот лет. В обычном понимании мощи – это нечто
истлевшее. А здесь руки, ноги – всё совершенно не тронуто тленом.

Когда начинаешь понимать, знать то, что раньше было от тебя сокрыто, тогда возникает вера. По моему твёрдому убеждению, если что и держит Россию, то это молитва и молитвенники, кои есть сегодня. Я знакома с такими людьми, да не только я – вся верующая Россия их знает"...




+++