Двадцатое двенадцатое дветысячидевятого

Ничего личного.
Все личное – внутри.
Спрятано, скотчем заклеено,
С кляпом, веревками завязано,
Краской замазано.
Сверху картинка –
Первое, что в голову пришло,
Все, что руки набросали карандашом наскоро.
Никому не показывать,
Не рассказывать сути.
Достаточно поверхности,
Не копайся в этой мути,
Не пачкай руки, не наводи тени
На мои сугубо-личные плетении.
Не пытайся даже плести свои какие-то сети,
Меня ловить – себе яму рыть,
Я могу на секунду поверить,
А как разум включу – тебе потом это за год все не разгрести.
Не старайся понять меня.
Бесполезно.
Учить чему-то – тоже пустая трата времени.
Я горю и увлекаюсь лишь минуту,
Если не успеешь за это время – времени больше не будет,
Если зацепишь на подольше – считай, тебе повезло.
Нужно постоянно удивлять,
Верить. Нет. Доверять.
Если что-то не так – сразу знаю,
Разворачиваюсь, рву все, что связывало, и все полезное с собой забираю.
Как говорится, мосты сжигаю,
Себе права сделать шаг назад не позволяю.
И даже не смотрю.
Да, я буду плакать,
Да, я сто раз за этот час умру,
Но все равно переживу, недельки две глубоко подышу –
Оживу.
Каждый человек – вечность.
В каждом свой индивидуальный мир,
Своя истерика, свои тараканы, своя материя.
Кто-то может прямо в лицо всю правду другим говорить.
Я даже за глаза нормально не смогу.
Только метафоры, только все (почти все) сильно/несильно запутано.
Если пишу в стихах, что вены режу/рву – неправда. –
Это просто состояние моего теперешнего состояния,
Я не могу себе представить, что кого-то тронут эти слова,
Что подумают, что это все всерьез.
Если я решу однажды умирать –
Об этом никто не будет знать.

P.S. По-крайней мере, в Интернете об этом я не напишу.