11. Свобода... на сутки

                Любовь Селезнёва
            
                1. Подвиг Матери.  2. Детство.

                3 часть. Четыре побега

  Не зная  французского, беглецы кое-как добрались до властей - километрах в 20 от места побега.

Несмотря на осень, городок утопал в цветах и в зелени, которые очень искусно прикрывали последствия недавних налётов войны.

Было много магазинов, пабов, ресторанов. Везде толпился разный люд.

Мелькали автомобили и велосипедисты. На стройках кипела работа.

Когда беглецы с горем пополам нашли нужное учреждение, городок окутал сиреневый вечер.

Французы отнеслись к ним хоть и вежливо, но в их взглядах сквозило некое превосходство и настороженность, а уж явное недоверие так и светилось.
 
Их в первую очередь направили в баню, где одежду вместе со вшами сожгли,  патлатые головы в ковтунах и рассчёсах, усы и бороды брезгливо сбрили,  и в карантинный лагерь поместили.

Отдельная койка и чистая постель! Душ! Сносное питание! Газеты и книги! Радиоузел...

Можно ли мечтать о большем? Это же Европа!

Даже предлагаются экскурсии! Правда, у кого деньги есть. Но Алекса и Петро согласились посмотреть городок с сыроваренным и винным заводиками.

Надо же было куда-то Леоновы "свинские" деньги девать... Что они с ними будут делать в своей Батькивщине? Вот и поехали мир посмотреть.

В местный музей сопротивления, скромно открытый накануне, заходить не стали. Хватит того, что в жизни видели и пережили. Злодеяния фашизма на своей шкуре испытали. Зачем снова тревожить и без того раненые души?

Французские маки с ними в лагерях тоже томились: просветили так, что дай, Боже, знать и не дай, Боже, испытать...

Вернулись мужики с экскурсии и уж порассказали в лагере много интересного.

Зато и их интересно просветили такие же бедолаги, бывшие пленные.

Так земляки узнали печальную новость:вернувшихся из плена на Родине не жалуют, - грозит им лагерная баланда или ссылка.  И надолго...

Это личное распоряжение Сталина. Того любимого вождя, с именем которого на устах они ходили в бой и скакали в разведку, ежеминутно рискуя погибнуть не от простой, так от шальной пули.

Имя Сталина было в их наградных листах там, на передовой, в огне, в окопах и ежеминутной опасности вручали им медали и благодарственные листы, подписанные всесоюзным старостой Калининым и самим Сталиным!

Поминали имя вождя и в фашистских лагерях: Сталин победит и освободит их из жуткого плена.

Сталин войска пошлет освободить своих сынов из рабства.

Сталин... Сталин... Не может он издать такой Указ! Ну не верилось и всё тут!

Но другие верили. Сталин ведь может всё! И боялись...

Недаром многие решили просить здесь гражданство, другие напрочь отказывались от департации в Москву.

Но кто кого спрашивал?

- Конечно, орденов не надо, но неужели за наши страдания простить нельзя? – наивно думали друзья.- Мы же раненые в плен попали, случайно, а не сдались, задрав ручки кверху.

Вот посмотрите на наши шрамы, на исполосованные фашистами спины, на искусанные овчарками тела- за побеги. А вот осколки в телах, - до сих пор грызут болью.

Да кто будет смотреть на бывшие раны? Кто тебя спрашивать будет?

Раз был в плену, значит, трус! Значит, предатель! Значит, презренный и дорога тебе одна - отмывать грехи на стройках социализма. Будь эта стройка на холодном Севере, или на жарком юге.

Строй социализм и коммунизм там, где Сталин считает нужным строить...

Но не дома у бабы под боком...


Через некоторое время кавалеристов под русским конвоем отправили в Москву.

Там тоже долго решалась их судьба – КГБ терзало вопросами да допросами:

- Где в войну воевали?

- Когда к немцам переметнулись?

- Где полгода после войны скрывались?

- Чем занимались?

- Кто вас завербовал? За сколько?

- Явки? Явки называй, быдло! Быстрее, ну!

И в зубы рраз. И в ухо два...

Но объяснения друзей проверили, (благо, перепуганные французы не отказались подтвердить) и осенью 1946-го решилась их судьба:

- Сутки на сборы! - приказал строгий майор КГБ. - И на 10 лет в Караганду! Быстро собирайтесь и в путь!- и презрительно  сплюнул вслед:

- Тоже мне, кавалеристы выискались... Будь моя воля, я б вас… Прреддатели, так вашу!

- Ладно хоть не в каталажку!- проглотив обиду, обрадовались однополчане, чуть не бегом покидая грозное заведение.

               Продолжение см. 12. Прости - прощай