Письма к Сент-Джону X

 
Необходимое предисловие к «Письмам…»

Это действительно Дневник – или Письма одной сверх-романтической особы, с которой судьба однажды меня столкнула…

Свидетельства прошлого были не нужны ей, напротив, она старалась от них избавиться, даже выкинуть, сжечь, но при этом кому-то всё рассказать, и всё такое… Я думаю, сработал так называемый «эффект попутчика в поезде» -- едешь, беседуешь, вспоминаешь…, сторонний наблюдатель…

Эта трижды романтическая леди позволила мне делать всё что угодно с данными документами её биографии.

Так что, может быть, кто-то заинтересуется листками сей правдивой истории.

С уважением ко всем, кому пришлось страдать от неразделённой любви

                Дэми Дидона


                Письма к Сент-Джону
                Год второй

 17 февраля (13:20)
Привет, Сент-Джон.
Сегодня день начался как-то нелегко. Во-первых, после всех этих компьютерных игрушек, которыми «заразился» малыш, спали очень плохо. Я видела комп. игр лишь мельком, но мне хватило, чтобы ночью снились кошмары – очень яркие и утомительные. Кровь, и какие-то красные розы, ванны с водой, в которых утонувшие посиневшие младенцы. Это всё наши (с кем-то) дети. Причём я сама была в роли мужчины. А убил их тот (человек), который каким-то образом смог стать невидимым или «передвигаться как тени». И когда все наши дети погибли, и жена умерла – я тоже смог стать таким – то есть научился «передвигаться как тени». Мы ведь, когда входим в комнату, не замечаем теней.
И ещё, в какой-то момент, когда я не спала – и не бодрствовала, к моей постели подходил кто-то. Призрак(?). НЕ знаю. Я помню, что очень испугалась его. Кто-то посещал меня.

До этого, т.е. вчера, так получилось что мы с малышом выдерживали пост. Сын конечно питался, но я ничего практически не ела. В том числе и не хотелось. Потом пришёл герр Марк, стало весело и тепло. И хорошо. Он нагрузил меня зарядкой. И ещё в эти дни я немножко потеряла крови. Вообщем, все слилось как-то вместе.

А потом, утром, проводив всех, я села за комп – и одним духом напечатала «**», ряд стихотворений. В т. числе «**». Когда я писала эти стихи, действительно, в пианино, позади меня, лопнула струна. Это очень громкий, резкий звук, можешь мне поверить!, я весьма испугалась. Всё напечатав, я принуждена была лечь, такая охватила вдруг слабость, дрожь. И знаешь, поскольку я вспоминала о тебе и разговаривала с тобой, я словно бы слышала потом твой голос.  Ты говорил мне, чтобы я расслабилась и поспала немного. Конечно, это был твой фантом – как говорит Гела (одна женщина). Я раньше часто разговаривала с ним, потом на какое-то время, это ощущение пропало. И вот – снова появилось.

Я лежала и думала – как же я устала! И мне было страшно этого состояния. Я думала – когда же всё закончится? Когда?… НЕ хотелось уже ни стихов, ни музыки – только бы снова научиться жить, как все нормальные люди. Копаться где-нибудь на даче, и воспитывать сына. Мирно преподавать где-нибудь. И, в сущности, всё это возможно. Может быть, нет ни в моих песнях, ни, тем более, в стихах, ничего особенного. Я сама себя убиваю. Сама. Так было хорошо вечером, так тепло!

К счастью, пришёл сын. Конечно, нужно было разогреть ему обед, и проч. И, вобщем-то, это помогло намного лучше валерьянки. Теперь вот я пью зелёный чай. В нём такие красивые листья! Удивительного цвета. Прекрасного аромата. Марк умеет возбудить во мне желание жизни. И её ток. Он вчера купил этот чай. И ещё, до этого, принёс мне духи – пробник – «САНСАРА».

Сначала я хотела отдать тебе в ближайшее время эти электронные письма. Но теперь не знаю. Ты не выдержишь, и решишь, что пора меня совсем покинуть. Вот чего я боюсь. Так уже было. Та же боязнь, и соблюдение расстояния, словно я какая-то зачумлённая. Всё это уже было. Мне тоже тяжело ездить. Не меньше, чем тебе. Не думай что мне легко.

Я читала так же ирландскую поэзию. Одно стихотворение – просто шокировало меня. Как-нибудь зафиксирую те мысли, какие возникли. Хотела теперь – но нет, не теперь. Пока. Два часа – вы изучаете историю изо. И до меня тебе нет никакого дела. Может быть, это правильно. По крайней мере разумно. Пока 


P.S. Я хотела спросить у тебя только одно – ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПИШЕШЬ? Почему ты не выливаешь на холст образы,  линии, как ТЫ выдерживаешь?

Тот портрет говорит о том, что ты можешь писать. Я знаю – он задевает. Почему ты не пишешь? Какие-нибудь фантасмагории. Не знаю. Что тебе мешает? Что ещё нужно, чтобы плотину прорвало?… Просто бери кисть, пастель, карандаш – что угодно – мел, уголь – и пиши. Всё что угодно. И это будет лучше, чем история изо. Преодолей свою скованность.

Я, кажется, поняла, в чём заключается неприязнь Таис. Как всегда, я НЕ сумела скрыть свои чувства. Её чувства в этом случае понятны. И в чём тебе повезло я тоже поняла. В том, что ты-то перед ней остался чист. Я же – грязна.

Опять меня трясёт. Как ты сказал – чтоя люблю себя жалеть? О, да, возможно. А кто не любит? А кто из нас не эгоист?… Да, да. Ведь я эгоистка. Всё это – чистой воды мой эгоизм. ЭГОизм. Борьба ЭГО и ИД. ИнДивиДуализм. ИД. Пока


18 Февраля 2005 г.

Привет!

Хочу рассказать, как мы сегодня со Штарой жгли  костёр!

Кстати, звучит Джудас. В какой уж раз говорю себе – здорово. Ты то примерно так сыграешь. Но я так не спою. К сожалению.

Так вот, мы взяли все ветки, что я приготовила для прошлого костра. И ещё – нашу новогоднюю «ёлку», т.е. ветки. И пошли в парк. На огромное кострище, оставшееся от прошлого костра Долли и Штары (огромный, надо сказать, был у них костёр, просто гигантский!)

Так вот, у нас было совсем немного дров, только то, что я приготовила. Что высохло у меня дома, в прихожке. И растопку мы забыли.

Но, ты знаешь, костёр разгорелся буквально с одной спички! А потом как вспыхнул – просто в наш со Штарой рост высотой! И искры полетели вверх, в сумерки. А кругом были сосны, и небо и снег – совершенно ультрамариновые. И огонь костра так контрастировал со снегом! О, …. Не хватает слов всё передать… Конечно, я думала о тебе (уж не обессудь). Но я думала – пусть наша музыка, как этот огонь, горит для всех людей. Пусть он будет жарким, сильным, и согревающим – как тепло дома. И знаешь, когда огонь «улёгся», он всё равно был очень горячим, и как будто в огне очага. Штара заметила, что сверху, если смотреть на кострище, то похоже на розу или пион. И это действительно было так. Штара ушла, я же ещё осталась. Собрала пихтовые ветки, и сожгла их.

А потом, когда я ушла (специально, не дожидаясь, пока он догорит), со стороны его отсветы на снегу – были словно свет из окон, а дым – как будто дым из трубы дома. Из занесённой снегом лесной избушки или землянки.

Потом я пошла гулять по лесу (кстати, луна – прибывающая). Сегодня было тепло и шёл мелкий приятный снег. Я зашла в лес довольно далеко. И знаешь, там, где дачи – обычно пустынные – но в одной, с краю, прямо напротив дороги – горел в окнах свет. А деревья стояли все заснеженные – есть там такое местечко, где насаждение диких яблонь. Такой … лесной сад. Вот там, возле него, я некоторое время стояла. А потом побежала домой, не оттого, что боялась темноты. Сумасшедшее было чувство!

Вот такое было сегодня приключение. А ещё я загадала этому костру, чтобы сгорели в нём все мои недомогания. И мы со Штарой даже «прыгали» через него – очень смешно было(перешагивали).

                Так что всего тебе хорошего, пока!


19 Февраля 2005 г.

Репетировали у Дианы. Ты обещался ей позвонить – и не позвонил.

Играли чистого времени 2,5 часа. Не много, но я устала. Я написала новую песню. Диана послушала и сказала: «Сколько жизнелюбия!». А потом послушала другую песню, из старых архивов, и была испугана… тематикой смерти, как всегда, т.к. песня, наполовину, была написана моему отцу.

Третий альбом «**» Диане не понравился, да и первый – не очень. «Зе Гезелинг» – понравился, с холодным женским вокалом. Готик.

Вообще-то я устала. Звонила **. Звонила Центуриону… Многим звонила…

Штаре очень понравилась «САНСАРА», она просто влюбилась в этот аромат. Ещё вчера ко мне приезжала Джесика. Я с ней говорила по поводу музыкантов и групп. Показывала твой портрет, и мой тёмный портрет, она ведь окончила художку (школу). Портрет ей понравился, равно как и силуэты.

Ты будешь популярен, Сент-Джон. У женского пола.

… Разве могу я сказать всё, что переживаю, о чём думаю?…
Нет, нет, и нет.

Приятная погода сегодня, приятный снег. Так хорошо, на самом деле.
Сейчас по радио звучит индийский напев – этот популярный… Кстати, это название пустынного ветра.

Завтра поеду к тебе. Вернее, на репетицию. А сегодня, когда выходила из электрички – видела мужчину, который встречал свою жену. Видела, как осветилось её лицо улыбкой.

Хотела ведь ничего не писать! Но… Ты – сдержал данную себе клятву, я же – нет. Хотела ничем, ничем тебя не тревожить… Ты не выдержишь, уйдёшь… Да, да.
Плачу в душе. И всё это – уже было.
 
                Пока

    
               
21 февраля

Привет, привет, привет.
Вчера была у тебя, записывались – с микрофона. Синтезатор. Гитару. Ты недоволен результатом. Таис – больна. Почему-то ты не сказал, что она болеет, когда я звонила.

Всё более неудобно играть у вас, мне, по крайней мере. Я это так чувствую. Привозила с собой, для тебя песни, стихи, и вот эти письма. Но в последнюю минуту передумала отдавать. Ты так измучен всяческими проблемами, на работе, в т числе, что грузить тебя своими глюками – не хочу. Я… наблюдала. Мне думалось, что я замечу, что-то… сохранившееся. Провожая меня до остановки (по моему настоянию), ты сказал только одну фразу: «Грустно всё (пауза) получается с музыкой.» И я не стала ничего тебе отдавать. И песню записала лишь мелодией, чтобы ты не слышал слов. Ни к чему тревожить тебя и терзать, особенно, когда дома больная жена, кредит и напряжёнка на работе. Кстати, уехала я очень хорошо, будто бы кто-то «вёл» меня, сразу же села на автобус. До дома.

Спасибо тебе за всё, милый мой Сент-Джон. Без тебя – не было бы никакой музыки, и в прямом и в переносном смысле. Т.е. не было бы этих песен, и всё в конце-концов бы угасло. А Диана вдохновляется твоей соло-гитарой, она как-то сказала мне об этом.
Милый мой… Милый мой, вот и всё, что можно (дозволительно) сказать. Я по-крайней мере хоть спала сегодня ночью без утомительных, ярких снов. И проснулась оттого, что замёрзла, так досадно было, что сон прервался!

   Пожимаю твои руки. Скучаю по ним. Они у тебя измазаны краской. Ты знаешь, кстати, что внешне немного похож с К.? Есть что-то в линии лба, в глазах. Правда, он совсем-совсем старик.

Я была рада тому, что Таис перестала на меня сердиться (?). Что между нами снова возник мир. Прошла обида – на что?(?). Или мне это только казалось?

Вот. Наверное, тебе так же нелегко слышать рассказы о моей… «счастливой» семейной жизни, как мне наблюдать твою нежность к жене. Хотя, последнее ведь так необходимо, и ничему не противоречит. Эти мелкие вещицы – со стороны Таис, подсвечники и проч., чтобы подчеркнуть ваше единение… Я смотрю на всё это и думаю, что Марк обделён подобным с моей стороны. В лучшем случае, зашью брюки да приготовлю вкусный ужин. Всё самое обыденное – радость желудка. Весьма сильное чувство. А вы ведь так любите эти «мелочи»? У меня вот рядом с папиным портретом – стоит ваша открытка из Питера, Летнего Сада. Там же – томики Верлена и Шелли, с газетной вырезкой о Тарковском, и вашими открытками – ещё две. А так же два «свитка» – мои портреты и твой, карандашный. На фортепиано (моём туалетном столике), есть маленькая шкатулочка, подарок Элен. Там – крошечная зелёная шишечка, розовые лепестки, жёлудь, аметист и запах «САНСАРЫ».
 
Что ж, всего доброго, Сент-Джон. Перестань грустить, будь здоров и полон сил, пожимаю крепко-крепко твои руки. До свиданья.
               

1.03—3.03

Привет, Сент-Джон!
Добрый вечер – может быть, для тебя. Но мы с малышом болеем. Я тоже загриповала, после вчерашнего волнения. У сына уже неделю держится температура, а вчера было 39… Мы переволновались! Я же болею практически без температуры, только голова очень болит и всё кружится (лучше была бы температура, нет температуры – значит организм со всем борется вяло, т.е. слабый  иммунитет). Но лежать уж больше невмоготу.

 Сегодня читали Гофмана «Крошка Цахес». Я вслух читала сыну. Всё-таки ирония Гофмана – бесподобна. Я даже хочу напечатать специально для тебя несколько приметных (мне) мыслей:

«Только теперь он почувствовал, как несказанно любит «…» и вместе с тем, как причудливо чистейшая, сокровеннейшая любовь принимает во внешней жизни несколько шутовское обличье, что нужно приписать глубокой иронии, заложенной самой природой во все человеческие поступки.» (с.450)

 «… А если уж непременно надо выискать у этой девушки недостатки, то можно было не одобрить её грубоватый голос, то… что она слишком долго радовалась новой шляпке, и съедала за чаем слишком много пирожного.» ( я бы тоже съедала много пирожных, если бы они у меня были каждое утро!)

« Прежде всего (восторженные поэты) хотят, чтобы от всего, что они не изрекут, девица приходила (и вообще все приходили) в восторг, … глубоко вздыхала… а иногда даже падала в обморок или даже лишалась зрения, что являет собой высшую ступень женственнейшей женственности.» (мнение Центуриона (как ни странно…), что одну мою героиню нужно лишить зрения…)

« Есть на свете и поэтические аскеты, которые заходят и дальше, … которые говорят, что им (девушкам) надлежит вкушать лишь малую толику приправленной (*касторовым маслом… -- для лучшего похудания…) травы, непрестанно быть голодными (*ради просветления, или же  красоты), не чувствуя голода, облекаться в грубые, худо сшитые одежды (*тусовка совр. хиппи, коих много побывало у Штары), и избрать себе в спутницы особу серьёзную, бледную, унылую и несколько неопрятную.»

Гофман был провидец, конечно же. Вообще, по-моему, на современных тусовках ничего нового не открывают. Аристократы 19 века, уже большей частью обедневшие, по полгода жили у своих друзей (вписывались, говоря языком современным), прикрываясь литературой. И все писали. Некоторые даже картины (например, Вронский, в «А.К.»)

У сынишки сильный жар. Это ужасно, на самом деле…

Литературное чаепитие у профессора: «Но тут сзади его облапил профессор эстетики – дюжий, здоровенный мужчина – «…»и взревел громоподобным голосом: «Не хлещите презренную воду… В той зале – батарея прекрасных бутылок с благородным рейнвейном; сейчас мы с ними сразимся!» (институт… и проч.)

И последняя мысль, что наш общий знакомый Д** – Циннобер. Крошка Цахес. М. пишет хорошие рецензии, а хвалят Д**, за глубоко понятые мысли. И он без конца расчесывает свои «дивны локоны», и даже некоторым кажется благородным. И оказывается хорошо поёт. И играет. И проч. Хотя на самом деле – злобный карлик-альраун, оборотень. Некоторые люди, приходя в недоумение, но подчиняясь зову толпы, принимаются его хвалить.

Может, тебе конечно в лом будет читать эту глупость. На этом мысли мои иссякли ( по поводу Гофмана). Малыш ужасно кашляет. Скорей бы Марк пришёл! То-то радости ему видеть больную жену и ребёнка!

Я же считаю себя никак не меньше, чем феей Розабельверде ( кстати, именно благодаря этой фее Ц. приобрёл свои способности, она его пожалела). Фею сделали канониссой. Только теперь я больная фея, грипозная. В таком состоянии всё волшебство какое-то кислое.

«… Никогда не путал падежей, писал своё имя по-французски, и почерк был очень хороший, … и сам занимался делами, особливо в дурную погоду.» Это наугад из Гофмана.

Голова у меня болит. Сын в полусне, устал от жара. Он вообще в первый раз так сильно болен. Ужасно всё это, болезнь, я имею ввиду. Но Марк – безошибочно поставил диагноз, до прихода врача. У меня тоже температура, но не такая изматывающая как у него. Так его жаль! Лучше бы у меня была такая!

Наверное, попрощаюсь. Полно жаловаться, а то ты меня ещё больше возненавидишь… В самих поступках – ирония…

«гексаграмма – «воспитание малым»… Здесь «препятствие» – переводится так же как «воспитание». Оно лишь в преодолении прошлого.
«Плотные облака, и не идёт дождь»
Необходимо включить себя вновь в нормальные отношения к окружению.
Правдивость и осмотрительность.
Непрерывно наследовать ту достигнутую правдивость.
Если будет так – то достоинства не только будут обретены, но и закреплены.
«Уже идёт дождь, всё на должном месте. Почтение носителю достоинств. Стойкость женщины – ужасна. Луна близится к полнолунию. Благородному человеку поход – к несчастью.»
Так же ущерб будет нанесён тому, кто в условиях момента разрешения напряжённости, не давая ему правильно прозвучать, обратится сразу к агрессии.»
«… Наберитесь терпения, и ждите. Ночь наиболее темна перед рассветом».

Наступит ли он?… У А. Температура 39,4. С ума сойти. 
               

5.03
Привет!

Сегодня пятое марта. Слава богу, мы чувствуем себя (как будто) лучше. Не знаю, что ожидает нас вечером, какая температура, я имею ввиду. Малыш сильно похудел. Бедный ребёнок. Это ужасно, когда болеют дети. Чувствуешь себя до отчаянья беспомощным. Когда болеют крошечные младенцы – это вообще кошмар. А ведь они болеют.

О чём я хотела написать? Сегодня ничего не читаю, вяжу – то тебе свитер, то обещанную подруге кофту. Уж ты, пожалуста, носи. Мне стоило это трудов. Тысячи петель… Небо над рекой в весенний, пасмурный день и ветер. Вот что значит этот цвет. И возле кромки воды – поющий лёд. САНСАРА. Очень люблю такое вот весеннее время на реке. Потрясающе красиво. И ещё – цвет тех мелких цветочков, незабудок. Я их где-то там вышивала. Горсть соцветий на одном стебле, светло-зелёном. И пушистые, толстые медуницы. Так тепло и солнечно, что скоро весна, та самая. Медуницы и мать-и-мачехи – самые красивые цветы. А какой весной мох! Весь пропитанный влагой, и первый – самый зелёный. Всё это наверное и есть САНСАРА. Кстати, Штара просто влюбилась в этот аромат. Но он очень дорогой, не по карману ни ей, ни мне.

Я видела натурщицу, которую учителя теперь пишут. И постановку. Они пишут её лёжа. Всё хорошо, и свет и всё прочее. Но сама постановка – произвела на меня гнетущее впечатление. Сам К. выглядит постаревшим и больным. И эта юная девочка – её положили на белоснежной простыне на спину, согнув в коленях ноги. Всё это так напоминает… больницу… И ещё одна из художниц немножко не положила ей таз, как будто она слегка приподняла его, как будто для… Вобщем, именно так ложат больных, ухаживая за ними. Я не знаю, может это мои больные мозги. Не спорю.  Но как-то даже холодок по спине пробежал.

Меня тоже усаживали (для портрета с руками) на фоне чего-то белого…. И никак не  могли усадить. В конце концов поставили. Возле высокой тумбочки с зелёной вазой, и всё вокруг – зелёное и серое, как вода, холодное. А на втором фоне – кусок оранжевой драпировки. Кто-то даже сассоциировал меня с мароканкой (но там ведь по-моему негры живут?)

Не знаю теперь, когда я смогу им позировать. Дожить бы до вторника, и всё-таки пойти на работу. Марку – тяжело одному тянуть нас. Я всё это понимаю. Сказать честно, так всё надоело… Нет движения вперёд. Хочется отдохнуть, сменить (хотя бы на время) деятельность. Чтобы мозги и тело поработали совсем в другую сторону. Может, тогда всё скорее забудется. Присыпется пеплом. Ведь забылся же  N**! – а казалось, что никогда не забудется. Т.е. воспоминания остались, но к ним – спокоен.

Хочется заняться чем-то совершенно рассудочным, без чувств, без любви ( шла бы она лесом!). Встречаться, но редко. Притормозить. Без надрыва обо всем этом думать и вспоминать. Успокоиться. Выздороветь – как я этого хочу! Ведь я болею каждый месяц. Я уже так устала, неимоверно. Даже сын. Стал болеть. Мы ведь с ним – пока ещё одно целое. Почти одно целое. Как, на удивление, долго сохраняется эта связь между матерью и ребёнком.

Физической работы я пока что не выдержу. Разве что какой-нибудь не очень тяжёлой. И постепенно всё  больше нагружаться.
Знаешь, сидеть в библиотеках, заниматься, это тоже тяжело, и время, которого нет. Хочется уехать куда-нибудь из дома, всё переменить.

Ладно, всего тебе доброго. Пока. Тут Штара пришла с печеньками. Будем пить чай. ))

...........................................................
               
(продолжение следует)