Письма к сент-джону xxiii

Необходимое предисловие к «Письмам…»

Это действительно Дневник – или Письма одной сверх-романтической особы, с которой судьба однажды меня столкнула…
Ей они были не нужны, напротив, она старалась даже от них избавиться, кому-то всё рассказать, и всё такое… Я думаю, сработал так называемый «эффект попутчика в поезде» -- едешь, беседуешь, вспоминаешь…, сторонний наблюдатель…
Эта сверх-романтическая леди позволила мне делать всё что угодно с данными документами её биографии.
Так что может быть кому-то интересно будет прочесть страницы этой правдивой истории.
С уважением ко всем, кому пришлось страдать от неразделённой любви
                Дэми

                Письма к Сент-Джону
                Год второй

2 октября **года

Привет, привет…
Слушаю Милен Фармер – очень нравится… такой – в таком стиле – я мыслила свой проект… Теперь уже не мыслю. Веяния этой нежности, хрупкости – на фоне включающейся время от времени соло-гитары. Синтезатор. ( Милен Фармер – Эниа – Эра – если тебе о чём-то говорят эти имена (группы)).
Увы, ничего нет. Пустота…

Вчера отмечали в лесу день рожденья Штары, и впервые – почти никакого контакта, кроме воспоминаний о днях в лесу. Я пыталась прочитать им Акинари – «Праздник…» – и никто ничего не понял. Мне дали дочитать, потом оборвали на полуслове, сказав, мол, длинно и скушно (может, и действительно так?).  А мне были непонятны их заморочки (по дону Хуану и Кастанеде).

Хотя, костёр, конечно, есть костёр. Мистика, и т.д.
Штара оглушительно смеялась. Знаешь, когда люди так смеются – это значат плачут в душе, то есть смеются назло. Как видно, Не-Пришей-Рукав (сэр Нетопырь) ей нравится, но он вот уже сколько времени вписывается у неё, и не отвечает взаимностью (насколько я понимаю), и балбесничает самым наглым образом, то есть не делает совсем ничего… Обычно, женщины ждут от вписчиков именно того самого…
Тем более от Не-Пришей-Рукава -- Штара. Я же (имела наглость) на её д.р., кот проходил у меня, красиво одется в короткую юбку, кокетливые ажурные колготки со стрелками, и красные туфельки. Я не хотела – но потом подумала – почему бы нет?… Почему я НЕ должна красиво одеваться? Не-Пришей-Рукав же, судя по всему, был навеселе. Приезжала так же Инга, муж её – пьет, что самое худшее, то есть обыкновенный пьющий работяга… Это Инге-то, с её французским, рассуждениями о литературе и покупкой десяти томов Всемирной Истории – необыкновенно тянущийся к знаниям… Марк её очень жалеет, а может в этом и нечто большее, чем жалость. Не знаю.

Но самое неприятное случилось с Гэлой, она загремела в больницу с гипертоническим кризом. Короче, отвратительная штука, после которой, бывает что, и не выживают. Но ей, вроде как уже скушно лежать в больнице, уже бегает. К счастью.

Инга желает петь, и эта навязчивая идея с её стороны… мне грустна. Она так же неважно себя чувствует из-за анемии – похоже, волнения и нестабильность и её выбивают, вгоняют в тоску, обостряют анемию (…). Но потом, я знаю, она воспрянет. Как только почувствует хоть сколько-то почву под ногами. Очень цепкий Инга-зверь.
У неё скоро д.р., и она просит отмечать его у меня, вместе с нашим юбилеем – 15-летием… Оказывается, юбилеем! (…) Мы – какая-то всеобщая крыша, хотя сами не можем со своими проблемами разобраться.

1октября.
Вот и октябрь, обнажённые деревья, такие сиротливые в преддверии зимы.
И всё-таки я очень надеюсь, что ты прочитаешь (когда-нибудь) эти записи. Хоть теперь я далеко от тебя, и… и…. Знаешь всё далёкое – оно легче забывается. Сначала мираж, потом тень, потом – мечта… несбывшаяся.

Я… пытаюсь не звонить, быть гордой. Но у меня это плохо получается. Всё равно – и плачу, и вспоминаю с улыбкой всё хорошее, и… недавно утром лежала и думала – сколько бы ни было всего потом, всё равно – этой нежности не повторить, что была между нами. Ты – единственный, мой нежный Шелли, мой славный… Пусть я теперь перестала быть тебе нужной – что из того?… Всё, что было – неповторимо, неповторимо. И нежность,  и всё, всё, что было, все твои прикосновения. Я их помню, всё равно помню. Ты сумел подарить мне прекраснейшую, лучшую ласку в мире – и всё это неповторимо. Второй раз с кем-то другим – невозможен. А с тобой… Как видишь – я пытаюсь быть гордой… Ты когда-то тоже говорил мне, что я – единственная ( в смысле – что одна такая в целом мире. То же я могу сказать и о тебе).  Сейчас по радио звучит восточный напев… индийский… Самый нежный – я не могу сказать, что самый добрый . Но – от этого ничего не меняется. Я – хотела бы быть для тебя цветком лотоса, розовоперстой танцующей Лакшми, богиней тихой реки… 
Вспоминаешь ли ты меня – так же как я тебя?…
Пожимаю твои руки.

           N**
Сегодня очень приятный солнечный день, осенний, тихий. Сосны за окном освещены золотисто солнцем. Если бы я умела рисовать – я бы их нарисовала.
Я в эти дни – посещала иногда церковь… Но, к сожалению, излишняя набожность чужда мне, так же как совершенное неверие. Если я не верю – как же тогда жить?… Тогда  можно впасть в такую чёрную грусть! Не скрою, я «говорила» и о том, чтобы мне помогли забыть обиду, чтобы… всё-таки я желала тебе  добра, чтобы… не знаю… осталась надежда хотя бы на Бога… На какое-то высшее провидение, чтобы помогли мне – во всём. И ты знаешь – всё это помогало. Быть спокойнее временами, спать, не видеть кошмаров (мне снятся покойные, ты знаешь) – в этом лучше всего другого помогло. Особенно же мне нравятся молитвы к Богородице. Впрочем, обо всём этом написано в письмах на листочках.

Так же сын болел, сильно температурил, очень сильно.
Ещё – я ездила в школу, где теперь немного работаю. Было  очень приятно всех увидеть, я очень дружна и благодарна там всем женщинам – потому что все мои друзья там очень интересные личности. (…) Долго писать. И было только одно грустное сообщение – о том, что один из прошлых директоров, он принимал меня туда на работу когда-то – два года назад умер. Ему было немногим за сорок. Этот человек, как я понимаю это только теперь, был сильно влюблён в меня. И все это замечали – кроме меня, совсем девчонки в то время. (ещё не было сына). Насмеши Бога – распланируй свою жизнь… Да…

Я в то время не знала, что такое любить безответно. Как видно, должна была узнать… Я не знаю, как он смотрел на меня, особенно, когда я пела. Необыкновенно утончённый был человек, чувствующий эстетику красоты. О прочем обо всём – я совсем не знала. Он, наверное, смотрел на меня как на совершенного ребёнка – что так и было. Ещё никаких страстей…

Мир его праху, и спокойствие душе.
Впрочем, не думай, что я стала такой уж набожной, в чёрном платочке. Как ни верти – мы с тобой похожи…

Вот, закат стал совсем рыжим. Второй частью моих мыслей утром, было – какой же ты всё-таки гад! Но это – ничего не меняет. Потому что и я гадостна не меньше. И смешно – и грустно. Я чувствую в душе и азарт, и долю чувственности – отнюдь не… Божественной. И – язычество. Всё есть. Я – соблазнительна как грех. И… наивна, как ангел. (Самолюбие! – Да?) А у тебя – его разве нет?… Самолюбие – и самолюбование. И – и ты сделал мне очень больно, этот так. …

Вспоминаешь ли ты меня? Вспоминаешь ли – хоть иногда – под такой вот рыжий закат? Быть может, под знакомую нам двоим музыку?

Самое великолепное и самое сильное в мире – музыка. Даже Пушкин – гений, мастер слова – это признавал. Что музыка сильнее слов. Об этом потоке чистых эммоций трудно, очень трудно забыть. Сколько песен я тебе, для тебя написала, слыша, чувствуя твою гитару, Твои руки! Помни об этом. Песни – всё равно живут. Музыка – всё равно живёт, не важно, добился человек признания в этой жизни среди людей или нет. Это совершенно не важно. 

Прочитай эти, записи. Пересиль свой страх – я пишу их от чистого сердца. Словно чистые звуки-слова – сразу же от моего сердца – к твоему. Ты можешь не слышать моего голоса, но ты не можешь не слышать моих мыслей. А я думаю о тебе, вернее, о нас, каждый день. Так – или иначе, но каждый день. И никто не сможет мне этого запретить, даже я сама, потому что это выше меня. И выше тебя. Зачем? Это уже другой разговор.

Больше ни на что не претендуя в твоей жизни – я теперь свободна думать о том, о чём хочу.
Вот так. Всего тебе доброго. Пока.
               

6-7 ноября
Привет, Сент-Джон.
Уже три месяца, как мы с тобой не видимся… Кто бы подумал, что я смогу выдержать так долго!

Забыл ли ты меня совсем – или вспоминаешь хоть иногда? Даже по телефону – я слышу тебя очень редко.

Я – довольно много работаю(…). На трёх работах – везде по чуть-чуть. Ажиотаж походов в церковь – прошёл. Т.е. – не знаю, как это объяснить. «Наелась», даже «Переела».
Началась зима, холодно. То сырость – то лёгкий мороз, гололёд.
 По телефону – ты мне кажешься вполне равнодушным, даже подчас, в чём-то грубым (намеренно?). (…)

Сегодня у меня был полный выходной, я одна дома, не готовила, и спала, с крупными перерывами до двенадцати. И вообще ничем не занималась.
О чём-то писать – сложно. Много было событий, разных.
Как только не работаешь – так непременно расклеиваешься.

Здоров ли ты?  И что сейчас делаешь? Спишь? Читаешь? (…) Я представляю себе вашу комнатку – прежней, т.к уже не знаю, какая она теперь. Иногда – скучаю, довольно сильно. Что досадно для меня же самой…
. Согрею себе чаю. Кстати, я недавно из экономии купила преотвратительный чай «Вдохновение (Достойный!)». Просто гнилая солома. Не покупайте его. Всего доброго. Спокойной ночи (Ничего себе! Уже половина первого ночи!) Конечно, ты спишь. Ну, так спокойных тебе снов. Пока, Сент-Джон.

10-11 ноября
Привет, Серёнт-Джон!
О, этот многотомный труд под названием «Письма к ***», или «Дневник».

Как давно мы не виделись… Когда-то мне казалось, что подобное будет просто невозможно – и вот, уже больше трёх месяцев даже не виделись, ни одним глазком. Не то что… Почему-то вспоминается хорошее – больше, намного больше, чем плохое. Так мало, так кратко…

Получила письмо от тёти, из Питера. И это письмо меня обрадовало, но в то же время заставило плакать. Она порадовалась, что «Девушка с жемчужной серёжкой» прижилась у меня на кухне… Но… я поняла, что она спокойно переносит своё одиночество -–и всё же ей одиноко… Смотрит «Культуру», читает книги о  Савонаролле, и учит итальянский язык.

Для меня – это, конечно, нечто. Такая ясность ума… Я вдруг поняла, что она чувствует на склоне лет – а ведь ей уже за семьдесят, должно быть. «Как прекрасна жизнь! Во всех её проявлениях – в шуме дождя, в Летнем, таком любимом, знакомом, в этих улицах и парках и площадях…» И – как мало её осталось… Я вдруг очень остро это почувствовала. Я вдруг почувствовала – уйдёт этот человек из жизни – и мне останется разговаривать только с письмами. Вот сейчас я чувствую её живое тепло, так похожее на папино – а потом… И, действительно, как она пишет – все амбиции – вдруг показались такой суетой…Я даже не знаю, что теперь могла бы подарить своей тёте на день рожденья…

О, боже мой, Сент-Джон, какие это … странные мысли! Мне так захотелось ими с тобой поделиться. Просто даже строчками из этого письма. Чтобы и ты это почувствовал!
. Тётя так пишет о питерском дожде, как будто это её друг… Жили бы мы рядом. Чтобы эти дни, года – говорить, делится разными мыслями, чувствами… Мудрее человека—я вряд ли отыщу… Она пишет, что в своё время – для неё был удар смерть брата, моего отца. 12 лет назад. И он бы мог дожить до такой же мудрой, светлой старости. Я знаю – он бы ещё играл, буквально до последнего часа. Почему Господь Бог не дал ему этого, этой радости – видеть меня, своего внука, внучку?… А, может, он видит меня теперь, и тебя – тоже видит? И слышит мои мысли, мои чувства? Вот он – его портрет на полочке с книгами.
 
Недавно психолог (?) (судя по всему) поставил  мне диагноз – чрезмерная привязка к образу отца… Вот и констатация факта. Сирена – «та, со страстным голосом…». И если её полюбит смертный человек, и если она его полюбит, и если они сумеют уйти…

Я не так давно видела тебя во сне. ..Ты пришёл ко мне (почему-то теперь если я вижу тебя – то непременно в твоём чёрном пальто, как ты в первый раз приехал ко мне), и никогда не снимаешь пальто, только расстёгиваешь, видно твой шарф. Ты сел рядом, я положила тебе голову на колени, и ты стал гладить мой лоб и волосы, тихо-тихо, как ты умеешь.. И всё было так… целомудренно…

Сегодня были разные мысли в отношении тебя – а написалось вот это. Все жду… когда остыну, равнодушная. Но истинное чувство, наверное перерождается, перевоплощается, и всё же… Всё же… Забыл ли ты меня – за эти три месяца? …                Всего тебе доброго. Спокойной, спокойной, спокойной ночи.               
                До свиданья, Сент-Джон

P.S.   «Я теперь часто вспоминаю чьё-то изречение: «перед вечностью всё ничто». Но отношение к жизни у молодых и поживших на земле, конечно, разное.

 Лично мне даже интереснее стало жить сейчас, когда не стало того, что Фейербах называет «дуализм души и тела», когда тело т.е. эмоции подчинились разуму.

 В молодые годы я как-то научилась заставлять себя делать то, что не нравится, не хочется, но надо; но не делать то, чего хочется ( а нельзя). С этим трудно было справляться. Говорить себе: «не ходи туда, нельзя», а ноги сами несут. (…)

В молодые годы хочется любить и быть любимым, а у другого – амбиции, хочется оставить какой-то след, или забраться хотя бы наверх, у кого-то потребность в вещах, в предметах, другому хочется властвовать…

А под конец жизненного пути понимаешь, что всё это суета, что перед вечностью всё это – ничто. Но каждое новое поколение вновь проходит этот путь. И это естественный ход жизни.
Мне приятно, что «Девушка с жемчужной серёжкой» прижилась у тебя на кухне (…)»
 (Из письма тёти)

    12 ноябрь
Привет.
Вот и ночь прошла. Где-то в середине ночи я просыпалась, часа в три – и не хотелось больше спать, сидела, вязала, потом ещё готовила что-то. А потом снова легла спать, и встала в 10 утра. Пила чай с тортом ( с Праздника). А ты, наверное, спал. Конечно. Сегодня я ночевала одна, без своих.

На улице зима, снега нет – и это плохо, не красиво.

Я не знаю, как ты сейчас относишься ко мне. Сожалеешь о своём потерянном времени? (из-за меня ли?…) Или – о музыке (моей)? Или – сохранилось в душе что-то ещё, прежнее?… Или уже совсем другие цели и задачи в жизни?… Вот сколько вопросов.

Я читала книжку психолога Веры Грачёвой «Группы крови. Типы тела. Наша судьба». Она   выдвигает теорию, что человеческое тело – вместилище души (это конечно не ново), и по типу тела, прислушиваясь к своему телу – можно определить правильной ли дорогой ты идёшь в жизни. Все это, конечно, не новые истины (…)

Вот, например, то что касается Человека Ветра (похоже на тебя):
«Тело – хрупкое, лёгкое. Плечи прямые, бёдра узкие, кость хрупкая. Тело худое или приятно стройное.
По характеру – лёгкий, подвижный, стремительный. Осн. Черта характера – изменчивость и непредсказуемость. Проявление физ. И умств. Энергии подобно маленькому взрыву. Ч.В. часто действует от импульса, однако импульс, как порыв ветра, может быстро потерять свою силу, затихнуть. Поэтому им трудно бывает закончить начаое дело. При нарушении структуры ветра – человек мечется по жизни, расстрачивает себя, не доводя дело до конца. Энергетика человека ветра быстро истощается, если не имеет посотянного источника пополнения. При восстановлении равновесия эти люди способны достигать поставленных целей. Переход жизненных фаз – ветер – огонь – земля.
Люди ветра веселы, активны, часто полны энергии, обладают острым умом, творческим мышлением. Ветер придаёт человеку тонкость восприятия, и тот чутко реагирует на любые сигналы извне, а потому не любит громких звуков, резких запахов и быстро утомляется. Если человека ветра лишить возможности отдыха – это приведёт к быстрому нервному истощению и разбалансировке всего организма.
Ветер отвечает за внутренний ритм человека, механизм синхронизации. Определяет сп-ность чел-ка присоединятся к ситуации, к партнёру. Если человек с трудом попадает в ритм, его движения неловки и скованы, он «задевает углы» – это говорит о разбалансировке системы ветра.
У людей ветра высокий уровень психологического напряжения, что порождает тревогу, беспокойство, бессонницу. Основная негативная эмоция для них – страх. Тогда не происходит естественной передачи «эстафеты» следующей структуре, и человек «застревает» в состоянии ступора, тревоги, беспокойства.
Человеку ветра труднее всех выдержать напряжение и гонку, характерные для нашего современного образа жизни.(…) И чем болезненнее для нас то, что происходит в нашей жизни, чем в более неподходящие рамки мы себя вталкиваем, тем сильнее будет бунтовать наше тело. Иногда сигналом тревоги может служить состояние депрессии. Стоит вернуться на свой путь – и всё встаёт на свои места.
Основной вопрос, который решает человек ветра – это вопрос доверия к себе и к миру. В уравновешенном состоянии человек ветра оптимистически реагирует на вызов судьбы. Он берётся сразу за разрешение нескольких проблем. Невеликие силы – распыляются, а проблема остаётся нерешёной. Посмотрите какой я неумелый – молчаливо призывает себе на помощь. Страх и неуверенность заставляют человека ветра искать того, кто бы решил за него эту проблему, либо вообще отказывается от её решения. Это тормозит его внуиреннее развитие, и тело сразу же сообщает ему об этом.
Человеку важно, чтобы кто-то сказал ему, что он поступает правильно. Он последует чьим либо советам, хотя затаит обиду. Будет недоволен собой (сделал не то, что хотел), но вряд ли признается себе в этом.
Энергетика человека ветра носит взрывчатый характер, он быстро растрачивает свои и без того невеликие силы. Это усиливает тревожность и боязнь что-то предпринять. Он верит, что отдавать более благородно, чем получать. И он готов быть жертвенным, но здесь чувствуется неестественный привкус, т.к. он отдаёт это не по велению сердца, а потому что отдавать это хорошо и правильно.
--Находясь перед лицом стрессовой ситуации, помните о том, что все испытания даются нам по силам.
--передавая оценку других действий, мы вместе с оценкой передаём и свою силу.
--не бойтесь совершить ошибку. Т.к. поиски правильного пути обойдутся дороже, а исправленная ошибка – не ошибка.
--Всё что происходит с вами, происходит своевременно.
--каждая ситуация испытания, есть шанс взять новую высоту».

……………………………………………………………………………………

(продолжение следует)