Письма к Сент-Джону XXV

Необходимое предисловие к «Письмам…»

Это действительно Дневник – или Письма одной сверх-романтической особы, с которой судьба однажды меня столкнула…
Ей они были не нужны, напротив, она старалась даже от них избавиться, кому-то всё рассказать, и всё такое… Я думаю, сработал так называемый «эффект попутчика в поезде» -- едешь, беседуешь, вспоминаешь…, сторонний наблюдатель…
Эта сверх-романтическая леди позволила мне делать всё что угодно с данными документами её биографии.
Так что может быть кому-то интересно будет прочесть страницы этой правдивой истории.
С уважением ко всем, кому пришлось страдать от неразделённой любви
                Дэми

                Письма к Сент-Джону
                Год третий

26-01-**
Привет; пишу в то время, как на улице стоят страшные морозы. Очень холодно, и больше даже и сказать нечего.

Возможно, ты думаешь, что во время нашего последнего телефонного разговора (когда же это было?…) – я оборвала разговор, бросила трубку. На самом же деле это мой свёкор – оборвал провод – такой вот у него странный способ общения, и выражения своих желаний.

 За это время сын переболел ангиной, и кашляет до сих пор. А теперь вот у меня ангина, так что сижу, замотав горло твоим недовязанный шарфом (сейчас звучит песня – о потеряном доме. Помнишь, я пела в первый раз  её у вас дома, при тебе и Центурионе?… Флажолеты – в конце).

Сегодня ночью, мало того что холодно, я, кажется, температурила, как обычно, к вечеру. А потом… просто взяла и «позвала тебя» – мысленно представила себе мост, другой берег, дома, огни… И всё прочее. И то, как ты приезжал ко мне – рисовать. И «позвала». Слышал ли ты – или нет? Как писал Акинари – «человек – не может пройти тысячу ре за одну ночь. А душа – может». Интересно, если ты будешь в Питере – смогут ли долететь до тебя мои мысли?

Как ни странно ты – или, может быть твой, выдуманный (созданный) мною образ, пришёл. Сумашествие, правда?… Я, как всегда проснулась в четыре утра, я всегда теперь просыпаюсь в четыре – в пять. Марк, в принципе, объяснил мне почему, это следствие вегето-сосудистой дистонии. А потом, часа через два, я снова засыпаю, ну а если на работу – то уже нет. Вообщем, ты, или твой дух, или как говорит Гела – двойник, пришел. И я подумала, что очень хочу увидеть тебя, вас во сне. Что – пусть мне присниться такой сон! И вы, действительно, мне приснились. О чем я говорила с тобой, я не помню.  Таис жаловалась мне на учёбу, на то, что ничего не успевает, что-то вроде того.

Утром это обострённое восприятие всего – проходит. И я даже не очень хорошо помню, подчас, о чём я так усиленно думала, или переживала ночью.
Дело в том, что я пока что не могу приехать к вам, и не только из-за морозов. Нет. И не только из-за ангины. ТО есть, с ангиной, конечно, не поедешь, это бесспорно… (сын и Марк играют в шахматы – и там уже доски летают… папа проиграл…) я просто, внутренне, дала себе слово, что пока не оправлюсь, не стану прежней, то есть как ты видел – не покажусь. Я не знаю. Что-то мешает. Наверное, внутреннее ожидание боли.

Скоро вы уедете – и некому будет писать эти письма, если только не верить в то, что «Душа и тысячу ре может пройти за одну ночь».

В последний раз, когда звонила вам – т.е. днём, Таис, то она меня спросила «что-то случилось?». Я подумала, что да… действительно – почти всегда звоню в связи с чем-то случившимся, и часто – негативным. И это плохо, наверное. Пожалуй, пора заканчивать. Горло болит. Пока. Будь здоров. Всего лучшего. Интересно, «слышишь» ли ты меня – или совсем-совсем позабыл, и так – туманно, далеко? На первом месте – другое… Да, кажется, что другое. Но ночью, ночью… всё меняется, по крайней мере, для меня. Кстати, я написала новую песню недавно. Ещё раз – пока. 
               
4.02
Оказывается ты уже полтроры недели, как тяжело болен.
Боже мой, как я волновалась, когда узнала об этом от Таис. И ты – не брал трубку, я говорила только с ней… Я, скажу тебе, даже подговорила, тайно, одного общего знакомого позвонить тебе, и постараться, очень, зайти попроведовать тебя… Но наконец-то я поговорила с тобой, голос – очень больной и хриплый, но, Слава Богу – уже улыбаешься… И, вообще, всё было плохо – конечно – но обошлось, как будто.

Если вы будете далеко – как же я смогу узнавать о тебе, о вас?

В эти полторы недели – тоска на меня навалилась, и тоже болезнь. Так что (перед болезнью) я даже написала очень грустную песню.  В башне, конечно, томятся узники.
               

15.02
Вот… «Мои письма» -- перетекли в «Мой дневник», как того и следовало ожидать, т.к. ты, конечно, отказался их принять… Рукописные листочки – я сожгла, вместе со своими карандашными портретами. Впрочем, как я и сказала тебе – «Раз не хочешь читать их – твоё слово закон. Главное, чтобы ты поправился». Здоровье человека, конечно, важнее всего. Когда нездоров – ничто в жизни не радует, и невозможно стремиться к каким-либо достижениям… «И с каждым часом всё глубже моё одиночество» – так я говорила себе, когда смотрела на огонь. Сожгла я так же черновики «**» и «**». Ни к чему хранить. Есть эл. копии – и довольно.

Хотя – «Мы всегда в ответе за тех, кого приручаем», но с моей стороны было бы глубоким эгоизмом и самолюбованием вручить тебе нежеланные письма. Нежеланные чувства – нежеланные письма… Нежеланные слёзы. И даже звонки… Если бы ты не заболел – я бы звонила намного реже. Но ты болен, болен… Слабость, температура, анемия, упадок сил, кашель… Как можно досаждать больному человеку? Наоборот, нужно оградить его от всяких волнений и переживаний.
……………………………………………………………………………………………………..

Я побывала у вас в гостях. Всё стало совершенно по-другому. Наверное, ты не зря так сделал, чтобы меня СОВСЕМ не присутствовало в твоей комнате. Всюду фотографии тебя и Таис. Но… несмотря на то, что очень чисто, и стремление к чему-то научному, даже профессорскому ( в этой холодной, сухой атмосфере книг, компьютера), и нет гитары, колонок (гитара – тоже изгнана, изгнанна…) – эммоционально очень холодно, сухо, слишком чисто, какое-то яростное стремление к правильности… К другому, совершенно другому…

 Я – искала знака в этих новых предметах, которыми ты себя окружил. И я нашла его. Над пианино висят маленькие фото – тебя и Таис. И одно из них Таис – но эта фотография обрезана, рядом с ней на этом (полном, не обрезанном) фото стою я. Я словно бы за кадром – рядом, но обрезана, не видна. Это был тот вечер, когда мы перед вашей первой поездкой в Питер смотрели спектакль… Чему посвящён цикл  моих стихотворений «**»

Я бы со всем смирилась – с тем, что ты оставил меня с мужем, с семьёй, с тем, что решил, что мы не пара. У тебя – всегда амбициозные стремления к собственной карьере, не до семьи; у меня – вечное движение, «блистание», поклонники; и кроме того мы оба слабы физически, малосамостоятельны, словно дети…  Ты бы не смог этого прежить, ревновал бы…

 Впрочем, и Марк теперь ревнует. Но… эта холодность, это черезмерное напряжение в учёбе – и болезнь, самое главное, что болезнь – показывают что что-то не так… Потеря амбиций в прошлом – и лихорадочный поиск их в будущем… Или… всё ещё бегство от меня?… И в таком случае, может быть, если я совсем-совсем уйду, так будет лучше?… Но нет, скорее амбиции, реализация – как и было прежде…

Когда ехала к вам – так долго, словно путешествие в иной мир. Я думала что подарить, чем приободрить тебя – как ты меня когда-то, потом решила поступить… почти по-мужски… подарила розы, три нежно-розовые розы. Так уж сложилось, своего рода «дежавю» …
 А создалось впечатление дорогого букета, что, конечно, плохо… Мы, как в японской традиции – пили чай и любовались цветами. Розами. Бутонами роз, что означает по флоруарию «возлюбленная». Интересно, как они поживают?… Неужели ты отказался от них, так же как и от моих писем?…
Совсем уйти, когда ты болен, и я не знаю, что будет с тобой дальше – я не могу.

Когда мы прощались, т.е. вы поехали по делам, я – домой, ты ненадолго оставил меня и Таис в коридоре… И… может быть, мне показалось, но… кажется плакал… Над этими несчастными розами?… Таис сказала, что они похожи на меня. А, может быть всё значительно проще – просто ушёл за какой-нибудь позабытой вещью, и всё.  И потом, по телефону сказал, что не желаешь, чтобы я приехала ещё раз, проведывать тебя. 

Я обещала тебе, что «никаких эксцессов», т.е. писем, не будет – их и не было. Писем не было. Потом, из тел разг, косвенно, я поняла, что ты в чём-то обвиняешь меня, в том что я осенью не пошла в больницу, не лечилась – а значит, всё было не так уж плохо, и это было своего рода кокетство… Желание увести у другой… Я же, в ответ на эти мысли – взяла и подарила тебе розы. И в твоём голосе вновь холодность.

Не знаю, это уже вряд ли можно назвать любовью. Это – привычка, и мазохизм, с моей стороны.
Марк помог мне, оставался со мной, когда я была больна. И до сих пор стремится помочь мне поправиться, хотя меня ещё многое беспокоит, а что-то уже отпустило, к счастью. Узнав о моей измене, он должен был бросить меня. И осталась бы я ни там – и ни там. И тогда бы, наверное, осталось только умереть. Такое было отчаянье в ту осень… Бессилие что-либо предпринимать.
Может быть, отчасти то было кокетством, но подумать так – это подумать с позиции Цикады (так осуждаемой и нелюбимой тобой ). С её позиции – я стремилась разбить вашу, прекрасную семью. (А моя семья?)… С её позиции – я картинно умирала, чтобы добиться тебя… А может быть, и в самом деле умирала, молча, умоляя тебя на коленях принять меня?… Превозмогая стыд и боль, потому что это считала самым важным для себя? Что страсть так охватила меня, что я умирала от этого огня в груди, никогда не ожидая, что такое со мной может случиться?
 Тут – две стороны… Можно назвать это и кокетством – и слишком сильным чувством, одновременно. И – ничем однозначно. («Иные люди так страстно и упорно добиваются предмета своих желаний, что, боясь упустить его, делают всё от них зависящее, чтобы действительно его упустить» (Жан Лабрюйер))

А ты решил – как и сказал мне тогда – что семейные отношения дороже. И что ты счастлив с Таис. Это я помню. Хотя, по сути, я просто не смогла обманывать Марка, обманывать – это ещё унизительнее, чем изменить. А изменила я осознанно, желая (в то время) уйти от этого человека. Но, как оказалось, разбить, разрушить всё – тяжело без чужой помощи, без уверенности, что я не останусь одна с ребёнком, которого ещё воспитывать и воспитывать, поднимать, растить.

Впрочем, сейчас это – далеко. Я, конечно, иногда ссорюсь с Марком, но если он чувствует, что я честна, и мне нечего стыдиться, -- то и он не нервничает. Хоть и нудит, и не так уж всё гладко и ладно в нашей семье, в основном, из-за недостатка финансов. Что, по-моему, бич многих семей нынче. Да и когда это было по-иному?

Я заметила, когда была у вас в гостях, что ты иногда грубоват и властолюбив с Таис, боишься её «не ума» передо мной, или перед кем-то. А мне это всё равно, ум – или не ум. Таис – амбициозна, так же как и ты. Но ложить на этот алтарь своё здоровье! – разумно ли это?!…

Не знаю, мне не хочется ни вывешивать наших (с Марком) фотографий, ни как-то подчёркивать нашу, сложную, семейную жизнь. Да у нас с Марком по-моему только несколько семейных фото, я их смотрю – но вывешивать… К чему?

Мне теперь всё чаще думается, что эти отношения нужно держать в тайне, чтобы поменьше народу знало, видело – даже фото. Они важны для вас самих, ещё, может быть, для ребёнка. И всё. Марк вообще не любит фотографироваться. Мне больше нравятся виды природы – если бы что-то сфотать, в путешествиях…  Впрочем, в каждой семье по-своему. В это раз я даже на вашу кровать не стала садиться. Как, впрочем, и в прошлый, полгода назад. И вообще, К ВЕЛИКОЙ МОЕЙ РАДОСТИ, проще стало пройти мимо тебя, и даже взглянуть тебе в глаза. Мне кажется – спокойнее. Спокойнее. 

Сейчас мне кажется самое главное – перестать надрывать себя, и спокойно идти… Каждому к своей цели, обретая душевное спокойствие и здоровье. Ведь стремление к цели – должно давать здоровье и спокойствие (внутреннее), т.е. силу. Потому, если я тебе мешаю, я со временем уйду. Впрочем, я уже и так очень редкий гость у вас.  Всего доброго.
               

18.02
Привет,
Включила тот диск, который слушала, когда вы в первый раз уезжали в Питер, когда находилась дома одна в первые три дня после вашего отъезда. Диск этот тогда – в последние дни наших репетиций – принёс Ленард, ирландская или псевдо-ирландская музыка. Музыка-настроение… Как ты говоришь. Мужской вокал. Особенно нравится мне вторая песня на этом диске – я тогда написала на неё стихи.

Я уже несколько дней нахожусь дома, в какой-то непонятной депрессии. Вчера – или позавчера? --  весь день сидела с закрытыми шторами, печатала что-то, не помню толком. С наступлением ночи – приходят всякие тяжёлые мысли, лежишь – и думаешь, вместо того чтобы спать. А так же начинает давить сердце, словно тяжесть в груди, редко когда спишь хорошо, это праздник и хорошее настроение тогда.

Вот эта музыка, которая достигает самого дна моей души, так что слёзы наворачиваются на глаза. Простая и прекрасная мелодия. Флейта и гитара. И – словно взмахи совиных крыльев, так мягко и сумеречно… Я помню, как слушала, слушала эту музыку в одиночестве, потом стала танцевать под неё – и на мне была такая тёмная широкая юбка, цыганская кофта, босиком – по деревянному полу. Я хотела совсем слиться с этой музыкой, чтобы она донесла всю мою нежность, всю печаль… На многие-многие мили… 

Когда же я излечусь? Сегодня подумала – поскорее бы вы уехали в Питер, навсегда. Так же подумала снова, что хочу доказать тебе, что и я чего-то да стою, в плане профессиональном. Чтобы добиться выступлений, записи – тех песен, очень хороших песен, написанных для тебя… Песня «**», моя последняя песня, тоже очень нравится Ленарду, он назвал её сильной эммоционально, лиричной. Не ожидала, она, как всегда написалась, вылилась легко.

Кстати, тебе стало получше, как ты говоришь. Уже ездишь на учёбу, и всячески активен… В отличии от меня. Я – в какой-то апатии, ленивой неподвижности, и замкнутости. Согреваюсь только когда Марк рядом, тогда словно оттаиваю. Да, конечно, мне есть к кому возвращаться. Это бесспорно. Но как, с помощью чего преодолеть грусть?… Можешь ли ты сказать мне об этом? Чтобы в глубине сердца – вновь поселилась радость?… Тогда, мне кажется, оно перестанет болеть… Напрямую – болит душа – болит и сердце.

Поль недавно сказал – «Простить – значит понять». Я хочу простить тебя, и наконец-то успокоиться. ТО есть я понимаю… Все обстоятельства, все твои рассуждения даже, и то состояние страха, в котором принято было решение – но… простить… Очень хочу, но… Я пишу честно, о том, что есть в душе. Перед кем таиться? Вчера, на днях перечитывала этот своеобразный дневник, и отметила для себя, что ты, видимо, знал изначально о грустном исходе этих отношений, об их нежизнеспособности… Только такая глупая женщина как я могла, исключительно в своём воображении, нарисовать совсем иные картины, вдруг – подумать о каких-то надеждах…

Какая тоска… так и давит в груди. И уже обращаешься, собственно, не к тебе, а к какому-то незримому собеседнику. Говорят, письма – пишут слабые люди. Я не знаю, зачем я их пишу.

Мы с Ленардом идеалисты. Я недавно прочла его стихи, в последнее время они стали сильнее. В одном из стихотворений – упрёк самому Господу Богу!, не-смирение с несправедливостью этого мира. И глубокая меланхолия, характерная вобщем-то для еврейской поэзии и культуры.

Когда грущу, вот как сейчас, начинает давить в груди, словно там тяжёлый ком… Слёз? Не знаю, ты заметил – я уже не плачу, слёзы наворачиваются на глаза, но так и остаются словно бы «внутри».
Пора приниматься за домашние дела. И ещё – моя розочка,-- чахнет, погибает. Больно смотреть. Может быть, оживёт летом, когда будет больше солнца? Она всю зиму пыталась дать крепкий росток, и не могла. Не знаю, что с ней. Очень холодно.
(и, действительно, как любить такого, нерадостного, человека?… Неудивительно, что я оказалась покинутой!)
                Пока

Так же давно хотела выписать несколько афоризмов:

«Можно и прекрасное любить постыдно»

«Что пользы в том, что ты много знал, раз ты не умел применять твои знания к твоим нуждам». (Франческо Петрарка)

«Существуют два вида любви: одна простая, другая взаимная. Простая – когда любимый не любит любящего. Тогда любящий целиком мёртв. Когда же любимый отвечает на любовь, то любящий по краней мере живёт в нём. В этом заключено нечто восхитительное» (Фичино Марселио)

«Вред приносишь ты, если хвалишься, но ещё больший вред, если порицаешь то, в чём мало смыслишь»

«Где умирает надежда, там возникает пустота»

«Кто не ценит жизнь, тот недостоин её»

«Подобно тому, как хорошо прожитый день приносит счастливый сон, так и хорошо прожитая жизнь влечёт за собой счастливую смерть»

«Поистине, тот кто не ценит жизнь, её не заслуживает»

«Проси совета у того, кто умеет одерживать победы над самим собой»

«Слава в руках труда»

«Так же как поглощение пищи без удовольствия превращается в скучное питание, так и занятия наукой без страсти засоряет память, которая становится неспособной усваивать то, что она поглощает» (Леонардо да Винчи)

«Каждый видит каким ты кажешься, мало кто чувствует, каков ты есть»

«Следует заранее примириться с тем, что всякое решение сомнительно, ибо это в порядке вещей, что, избегнув одной неприятности, попадаешь в другую»

«Чужие доспехи либо широки, либо тесны, либо слишком громоздки» (Николло Маккиавелли)

«Как только дурак похвалит нас, он уже не кажется нам так глуп»

«Зависть ещё непримиримее, чем ненависть. Нигде не найти покоя тому, кто не нашёл его в самом себе»

«Пока люди любят – они прощают»

«Тот, кого разлюбили, обычно сам виноват, что вовремя этого не заметил»

«Чем бы мы ни объясняли наши огорчения, чаще всего в их основе лежит обманутое своекорыстие или уязвлённое тщеславие» (Франсуа де Ларошфуко)

«Мужчина громко негодует на женщину, которая его разлюбила, и быстро утешается. Женщина не столь бурно выражает свои чувства, но долго остаётся безутешной»

«Иные люди так страстно и упорно добиваются предмета своих желаний, что, боясь упустить его, делают всё от них зависящее, чтобы действительно его упустить» (Жан Лабрюйер)


20.02.06
Привет, добрый день….
Я читала сегодня с утра мифологию, и не понимаю, как ты можешь называть её неинтересной. Напротив, это очень интересно, это основа всего – на подсознательном уровне. Некоторые вещи для себя я отметила. И хочу их выписать ( например, об Артемиде – богине-охотнице,  в слав. мифологии – Зеванне, богине зверей, леса)

«Серебряный лук Артемиды соответствовал молодой луне. Девственность – не единственная черта Артемиды Олимпийской. В др местах ей поклонялись в другой ипостаси, как нимфе, т.е. ограистической Афродите с мужским консортом, а её главными стволами была финиковая пальма, тотемы -- олень и пчела (…) Скорее верховная богиня-нимфа архаических тотемных обществ (богиня зверей, млекопитающих). Актеон был, вероятно, царём-жрецом культа оленя (…). Нимфа совершала омовение не преред убийством, а после него».

Да много чего интересного… Ты, вероятно, всё это читал.
Дома у нас прохладно, и вообще на улице – прохладно, несмотря на более тёплое солнце и прибавление дня – что благотворно. Без солнца как-то совсем плохо.

Сегодня я думала об одной вещи… Мы разговаривали с Лионом по телефону, он сказал мне, что заходил к тебе в гости, и что говорил с тобой о гитаре и музыке, и проч. ( я подумала, что ты мог решить будто это я незримо стою за всеми этими посещениями. Нет.)
Мне теперь чудится, в каких-то странных мысленных медитациях, что я для тебя (ты так считаешь) стала словно бы Сиреной. Чем-то прекрасным и мучительным, и уже не женщиной.

 Или Артемидой – постоянные, случайные указания на неё… Вобщем, я не знаю что сказать, как объяснить. Просто – думаю, всё так же. Если я – Артемида, то Таис – Афина, почему-то такое указание. И правда – Афина родилась без матери, т.е. полное отрицание влияния матери. Афина – ещё более воинственна, даже грозна, справедлива, и – она защищает, сопутствует Одиссею, помогает ему одержать победу. А Артемида – попросту «нетронутая», много поклонников – и ко всем холодна, богиня растущей, холодной Луны, наслаждается в уединении прогулками по лесу, дичиться людей. Жилище её – грот, лесная пещера. И ещё – ты поймал живую лань, подкосив её сухожилия метким выстрелом, и отдал её богине Артемиде.

Вобщем, бред какой-то. Но не лишённый смысла почему-то. Вас с Афиной-Палладой ожидает победа, меня же – мой тихий лесной грот, и созтязание певцов, Марсия и Аполона. Поскольку Артемида сестра Аполона, она должно быть красива, об этом говорится в мифах.   

Но если вернуться к музыке. Ты сказал Лиону, что отказался от гитары, как от чего-то уже ненужного тебе. Старьё. Уже без всяких на тебя притязаний в отношении группы – мне просто стало очень больно от этих слов. И гитара, и я – оказались всего лишь СТАРЬЁМ, ненужным, НАДОЕВШИМ старым хламом. Легко же ты перечёркиваешь страницы прошлого! Мне жаль твою бедную гитару – ведь я играла на ней. Инструменты – умеют тосковать. Можешь быть уверен, я забуду, что ты был когда-то соло-гитаристом. И если нужно стать Артемидой – я ею стану.

Побеждайте, и наслаждатесь своими победами, терзайте себя в желании вершин власти и славы – эту муку ты выдумал себе сам, и худшего наказания для себя ты и выдумать не мог. Я знаю, что сумею остаться равнодушной. Пусть я ранена и мне больно – рана когда-нибудь затянется.

 Если бы ты знал, как я боюсь не выдержать и направить свой лук в вашу сторону!, всё время усилием воли пригабаю его к земле. Не зря Артемида охотилась, и весь свой пыл – вымещала на охоте, утомляла себя физически. Должно быть, она, действительно, была очень красивой.    
                Пока
…………………………………………………………………………………………..

(продолжение следует)