Продром
Я был полным говном. Я ненавидел всех окружающих, как мне казалось из-за того, что они никогда не смогут понять то, что я чувствую. Именно поэтому я презирал их ценности и точки зрения.
У меня было несколько друзей. И они были для меня очень ценны. Но всё же они не понимали, что вокруг творился ****ец, и что понять нас никто не в состоянии. Но они питали какие-то глупые надежды на то, что окружающие могут чувствовать друг друга. Это так глупо.
Я считал, что в свои двадцать три года я уже знаю больше, чем подавляющее большинство сорокалетних. И разбирался в жизни я лучше их. Потому что у меня была абсолютно другая система ценностей. Внутренняя борьба выражалась в том, что я старался всячески обмануть эту иную систему ценностей. Иногда внутренняя борьба вытекала наружу, как лимфа. Я не мог мириться с той серостью, что царила вокруг.
Я сидел в комнате и дёргал за струны электрогитары. Вошла моя жена, и ласково спросила, что я буду есть. Я ответил, что мне всё равно. Она посмотрела на меня так, как будто у меня температура под сорок. - Ты всегда вкусно готовишь, милая, - соврал я.
Мы сидели на кухне, и я ел борщ. Он был недосолен, но мне было всё равно. Мы поедем завтра в город? - спрашивала она. - Зачем? - не отрывая взгляда от тарелки бросил я. - Ты забыл? Мы же хотели купить тебе куртку. - Меня и старая устраивает. – Ты будешь чувствовать себя лучше. – Мне всё равно, как чувствовать своё бренное тело.
А может всё сводится к тому, что ничего не имеет смысла?
А может и не нужен он, этот самый смысл?
Ну, а как без него прожить?
Ведь ты жил до этой минуты. Без него.
Ещё я перестал читать художественную литературу в ущерб литературе иного порядка. Читаю эзотерику килограммами. Точнее – увлёкся Чань-буддизмом. Простейшая техника, предполагающая то, что можно стать Буддой не в следующей реинкарнации, а уже в этом теле. Я не то чтобы хотел стать Буддой, но мне стало интересны причины этого.
Я смотрел на цветок в горшке, и видел просто цветок. Я не описывал его красоту, его цвет, величину, стебель. Я просто видел цветок. Ни каких своих мыслей и размышлений. Это цветок, и я на него смотрю.
Ты завтра на работу идешь? – звуковые волны её голоса врезались в мои барабанные перепонки, и те начали резонировать. Наверное, - бросил я. А, зачем идти на работу? Зачем вообще всё?
Это цветок. И я на него смотрю. Только цветок.
Крепкий кофе и прозак. - Прекрати принимать это! Разве не ясно, что помочь себе можешь только ты сам!
Я окончательно двинулся, и самое противное, что все вокруг не понимают этого. Я никчёмный. Зачем я вам нужен?
Мы с женой едем на автобусе в город. Разговариваем о Чань-буддизме и она вместе со мной пытается смотреть на сидящего напротив парня как на парня. Ничего не выходит, она описывает его в голове, и подстраивает образы. – Не пытайся идентифицировать, - говорю я ей. - Просто взирай, ни думай, ни о чём. Освободи мысли. Убей их. Почувствуй пустоту. Освободись от мыслей. Не прогоняй их, а просто стань к ним безразличным.
Мы купили новые джинсы и куртку. Жена уговаривала не брать чёрное, но я наотрез отказался. Мне так комфортнее. Зачем носить яркое? Я хочу носить то, что впитывает свет. Чёрный – впитывает весь спектр.
На обратном пути я слушал плеер и пытался подумать о важном, но ничего не выходило. Именно поэтому я просто слушал музыку, с тенью отчуждённости во взгляде.
Когда-то я играл в группе, на гитаре, и мне это даже нравилось. Я считал, что так могу что-то изменить. Но теперь я понимаю – настало то время, когда люди уже ничего не изменят. Мир перестал быть заточен под них. Он заточен под что-то другое, не важно под что.
Мы приехали домой, я лёг спать. Жена легла рядом со мной, и мы долго разговаривали. Именно тогда я понял, что это начало конца.
2.
Через полгода после того, как меня отчислили из института, я жил с тогда ещё моей будущей невестой в съёмной квартире, и работал системным администратором в одной из обыкновенных частных фирм. Меня эта работа вполне устраивала, я не жаловался. У нас хватало денег на еду, на периодические походы и поездки по различным интересным и не очень местам, ещё мы мечтали о том будущем, что нас ждёт.
Я ежедневно читал книги, ежедневно смотрел фильмы, ежедневно видел близких друзей. Мне было хорошо и приятно. Я думал, что живу, а впереди – ещё большая жизнь.
Я потянулся, встал с кровати – моя девушка ещё спала. Я сварил себе кофе, порезал на мелкие кусочки бекон, сыр, кинул их на сковородку, и залил всё это яйцом. Будет вкусно, думал я.
Проснулась моя женщина, и позавтракала йогуртом и печеньем. – Поедем сегодня в город? – спросила она меня. – Зачем? – поинтересовался мой внутренний голос. – Там так красиво – ответил её внешний.
И мы поехали в город, где всё пахло весной. Город не менялся. Он был тем же местом, где я провёл предыдущую жизнь. Те же магазины, дома, улицы. Всё это было тем же. Каждый день.
Этот город наполняет меня тем, что и тогда. Пустотой. Я не любил его. Люди. Каждый раз одни и те же пустые люди. Со всем полными людьми в здесь я уже знаком. И. даже больше – со многими неполными тоже.
А ведь когда-то, ещё совсем недавно мы забирались на крыши. Мы думали, что, воруя пакеты с дорогими вкусными вещами из магазинов мы живём. Мы слушали музыку так, как будто она была не отсюда. Мы играли музыку, и были уверены, что она правдива. Мы много пили. Но так было надо. Ведь мы были очень молоды.
Игла бежит по звуковой дорожке пластинки. Я вижу, как она подпрыгивает и опускается. Меня затягивает это зрелище.
И мы вместе смотрим на иглу. И из колонок раздаётся шуршание этой иглы, но это музыка, и мы слышим её. И она проходит сквозь нас.
Потом приехал мой друг, и мы с ним долго говорили на кухне. Он уверял, что жизнь стала насыщеннее, несмотря на ближайшее отсутствие перспектив. Он учился на пятом курсе ВУЗа, но бросать его уже было поздно. Он слишком разочаровался в юриспруденции. И очень сожалел, что потратил пять лет на то, чтобы учить законы в стране, где эти законы никто никогда не соблюдал. Я согласился. Мы выпили немного виски, потом посмотрели с ним и моей девушкой кино и легли спать. Наутро друг уехал в город.
3.
Я был на втором курсе, когда понял, что мне это не нужно. Рано или поздно любой из нас начнёт ненавидеть свою профессию. Кто-то – после десяти лет работы, кто-то – перед защитой диплома. Многие так и не смогут осознать, что всё можно изменить. Я в их числе.
Мы шли по железной дороге с другом, и держали в руке по банке дешёвого пива. Разговаривали о том, что когда третий наш приятель вернётся из поездки мы начнём репетировать и создавать нашу общую музыку. В голове крутились концерты, поездки, приключения. Мне было важно заинтересовать людей, донести до них свои чувства и эмоции.
Я играл на бас-гитаре и пел свои мрачные стихи. Я был несуразным - одет - как придётся, старые ботинки, в которых я находил немного обаяния, рубашка в клетку, протёртые джинсы. Родители никогда не пытались сделать из меня чистюлю. Именно поэтому голову я мыл раз в неделю, а то и реже. Волосы вились со страшной силой, и это скрывало их грязное состояние.
Ещё я очень много читал. Вернее так – я прочёл уже достаточно, но упорно продолжал это делать. Я прочёл уже столько книг, что понял – дальше я становлюсь всё несчастнее и несчастнее, но этот процесс необратим, а потребность в чтении растёт в геометрической прогрессии.
Мы шли, я допивал пиво, друг уже выбросил банку за забор, идущий вдоль линии. – Знаешь, я уверен, что мы можем достичь большего, чем наши отцы. Даже так – мы обязаны сделать это. Иначе всё напрасно. Иначе они сорок лет работали зря. Иначе они зря жили всё это время, - говорил он. – Цель нашей жизни – победить в себе своих родителей, как в прямом, так и в переносном смыслах. - Именно поэтому я сейчас в таких плохих отношениях с ними… – я глотнул пива. – Ты в плохих отношениях с родителями только из-за того, что вот-вот завалишь сессию из-за неё.
В тот день мы немного повздорили насчёт этого. Я считал, что никого лучше неё для меня нет, хотя она много раз заставляла думать, что это не так. Впрочем, я уже тогда был полным говном, и полюбить меня могла только идеальная женщина. Она была светлым лучом в начинающейся тьме. Или тьма была всё это время?
4.
Я сидел на подоконнике в школьном коридоре и слушал плеер. Я уже тогда одевался во всё чёрное, у меня пробивалась щетина, и я общался с малым кругом людей.
Меня недавно перевели в эту школу, так как из предыдущей выгнали – после многочисленных педсоветов и споров с учителями, где я пытался доказать свою точку зрения, и где мне этого не давали. Тебя с детства учат – тот, у кого власть – всегда прав. Его авторитет непоколебим. Я смекнул, что чернильные цифры на бумаге не могут лишить меня чего-либо значимого, и начал спорить с учителями всякий раз, когда считал, что они лукавят или не объективны. Многие исправлялись, но были и те, кто доводил спор до комедии, не желая упасть в глазах учеников, признав поражение. После таких стычек меня вызывали к директору. Положение усугубляло то, что я учился в православной гимназии, и директором её был фанатик. Он был единственный, с кем я не решался спорить – выгнать из школы меня он мог сразу же, но жалел.
Ко мне подошёл «авторитет» класса и сходу спросил один из самых глупых вопросов: - А что ты молчишь? Ты что, нас всех за говно считаешь? Я спустился с подоконника, вынул один наушник – это был знак того, что я обратил на него внимание, но в тоже время мне было наплевать на его положение. – Ну, до сей минуты такие мысли не посещали мою голову. А теперь случается, - честно ответил я.
Он ударил меня и я, естественно не успел увернуться. Удар был средней силы, в бок, и кроме небольшой тупой боли, тут же затухнувшей, я ничего не ощутил. Тогда я решил, что имею право ответить, и сделал это – попытался ударить его в солнечное сплетение, не особо замахиваясь. Я не попал куда целился, далее события развивались стремительно и мы уже катались по полу. Вокруг собралась толпа зевак, к этому моменту «авторитет» уже оседлал меня и бил сверху несильными ударами, как бы заставляющими меня умерить попытки ответить. Я принимал их в блок. Потом появились завуч и учительница по химии, и драка закончилась. «Авторитет» ко мне больше не подходил, словно потерял интерес. После этой драки весь класс начал кое-как уважать меня, и общение облегчилось, хотя мне это было и не нужно. Я продолжал слушать плеер.
Летом того года я работал на нелегальном положение, у одного мужика – я и такие же парни собирали мебель из ДСП. Платили нам мало, но такие деньги в нашем возрасте больше нигде не платили. Я копил на бас-гитару, а мой товарищ работал, чтобы расплатится с долгами, набравшимися за зимний период. Его звали Лёха, и он был достаточно глупым, как я теперь вижу. Но меня устраивало общение с ним, потому что он несмотря ни на что был кладезем историй, хотя, может тогда я просто был ограничен в выборе, а точнее исключительной возможности выбирать друзей по интересам у меня не было.
Мы делали шкафы, тумбочки, столы. У нас было по одному электрическому шуруповёрту на двоих, и поэтому мы чередовались – кто-то закручивал шурупы, а кто-то держал всю конструкцию.
Стоимость готовой мебели была на порядок выше нашей заработной платы и самих щитов, именно поэтому наш хозяин купил себе иномарку, по тем временам довольно дорогую.
Лёха раздал все долги, проработал после этого одну смену и ушёл в запой. А я продолжал работать, потому что не накопил даже на половину желанной бас-гитары. Однажды я пришёл домой, хотел, было, положить деньги в ящик, куда складывал их каждый раз после смены, но предыдущих денег там не оказалось. Отец сказал, что положил их на счёт в банк, и они пойдут на оплату моего поступления в ВУЗ. Я подошёл к нему, посмотрел прямо в лицо и сказал: - Иди нахуй.
Отец взъелся не на шутку. Мы постоянно конфликтовали, но до драки дело не доходило… Он был здоровым мужиком, и с лёгкостью уложил меня на пол одним ударом. Потом заорал: - Либо будешь человеком, либо ты больше тут не живёшь! Я ничего не ответил ему, собрал в рюкзак пару книг, складной нож и рабочую куртку. Я не знал, что ещё берут с собой в таких случаях, поэтому решил, что смогу зайти позже, когда родителей не будет дома.
Я шёл по улице, в кармане было всего 500 рублей, ни одна ночь в гостинице не стоила столько, кроме того, нужно было как-то питаться до следующей получки, а завтра снова идти на работу.
Я решил заночевать в старом заброшенном доме. Я опасался встретить там бомжей и нарваться на неприятности, но мне повезло – дом был пуст. Мне было холодно, я прилёг на старую кровать, матрас был разорван и изгрызен крысами, но ничего другого не оставалось. Было очень холодно, но всё-таки я заснул.
Через несколько дней я зашёл домой, встретил там заплаканную мать и отца, который бросил на стол пачку моих денег и сказал, чтобы я остался, потому что он устал от рыданий. Я остался не из-за рыданий, и уж тем более не из-за того, что отец устал от них, а от того, что мне было очень плохо жить в том заброшенном доме, особенно засыпать холодными ночами, накрываясь старой тряпкой.
5.
Мысль о том, что всё закончится хорошо – абсурдна. Должно быть так – всё закончится. У меня есть жена, сын, у меня есть работа, есть квартира. Всё так, как и должно быть. Я интеллектуально развит. Я эстет.
Но при этом меня продолжает посещать мысль, что всё неверно. Что я уже стар, для того, чтобы что-то сделать. Как и большинство. Что я пропустил момент, когда надо было нажать на педаль, чтобы тронуться с места. И двигатель заглох. Повторного шанса не будет.
Я стоял на балконе и курил лёгкие сигареты. Я менял сорта каждую неделю, иначе начинал харкать кровью. Завтра на работу, очередные выходные закончились. Когда я проебал эту жизнь?
Свидетельство о публикации №210062700500
С уважением,
Анджей Ваевский 08.09.2010 13:17 Заявить о нарушении
Спасибо вам, Анджей)
Сергей Скобелев 08.09.2010 20:00 Заявить о нарушении