Яблочный спас

               
                1

   Тёплый  августовский  денёк  неспешно  катился  к  вечеру. В  голубом небе  плыли  стайки  белых  облаков.  Старый  парк,  окружавший  Дом  ветеранов  сцены,  чем-то  напоминал  райский  сад,  каким  его  воображают знающие  Библию  люди. С  реки  Невки  налетал  свежий  ветер  и  пошумев  в  старых  кронах  высоких  деревьев – мчался  вниз  к  молодым  яблоням,  где  отрясал  с  отяжелевших  веток  зрелые  плоды.  Падая  вниз, яблоки  глухо стукались  о  землю, пугая  снующих  в  траве  птиц.
     У  парадного  входа  в  ДВС,  лаял  на  чужих  пёс  Дружок,  пытаясь  снять  лапой  свой  намордник,  одетый  хозяйкой,  чтобы  пёс  не  покусал  ветеранок,  допекавших  его
чрезмерной  любовью. 
     Возле  свежеокрашенных  скамеек,  в  тени  деревьев  куражился  пьяный  в  стельку,
слепой  ветеран  Гусев.  Рядом  с  ним,  две  поддатые  старушки,  одна  из  которых  -жена  Гусева,  пытались  увести  его  домой.  Но  слепой  крепко  обхватил  одной  рукой
ствол  дерева, а  другой  легко  отбивался  от  шустрых  старушек,  покрывая  грязной   лексикой,  чистую  благодать  райского  сада. 
     Гусев  жил  с  актёрами,  не  имея  к  искусству  Мельпомены  никакого  отношения. Тем  ни  менее,  он  мог  легко  научить  дряхлеющих  здесь  Отелло, как  им  душить  жён,  требуя  от  них  не  платка,  а  бутылку  водки. Что  и  делал  слепой  Гусев  со  своей  терпеливой  женой,  принуждая  её  бегать  в  магазин  за  бутылкой.
     Правда,  среди  ветеранов  ходили  слухи,  что  Гусев  всё  же  имел  к  искусству
отношение,  и  даже  очень  близкое. Лет  30  назад,  он,  ещё  молодой  и  не  пьющий  коммунист,  был  в  Москве   на  знаменитой  выставке  художников  нонконформистов. Её
раздавили  бульдозерами  у  станции  метро  «Беляево». Гусев   был  тогда  водителем  одного  из  этих    бульдозеров,   и  лихо  давил  своим  железным  конём   картины,   чуждых  его  пролетарскому  духу  нонконформистов!
    Но  позже  в  отечество  неожиданно  нагрянула  свобода,  как  пьяная  баба  на  весёлую  попойку!  И  те  же  коммунисты,  отдававшие  когда-то Гусеву  приказ  давить  нонконформистов, стали  вдруг  либералами  и, ошалев  от  необъятных  просторов  всемирного  бытия,  осудили  своего  бывшего  товарища  Гусева   за  тоталитарные  замашки.
      Под  натиском  демократических  перемен  Гусев  потерял  ориентиры  в  жизни 
и,  как  ум  нестойкий – начал  выпивать, и  вселился  в  Дом  ветеранов  уже  очень  пьющим  и  даже  слепым. Живя  тут  уже  год, бил  бедолагу  жену, вымещая  на  ней  горести   своей  незрячей  жизни.
               
                2
 
    Начальство  Дома  ветеранов  не  раз  пугало  выселением  слепого  буяна  и  Гусев
струсив,  выпадал  в  осадок. Но  отстоявшись, начинал  снова  мутить   чистую  воду  ветеранской  жизни.  Приводя  в  трепет  дряхлеющих  актёров  своим, якобы  чекистским  прошлым, он  снова  гонял  жёнку  в   магазин  за  водкой.
     Когда-то в  Доме  ветеранов  в  основном  жили  актёры  и  господ  вроде  Гусева, сюда  не  брали. Но, нынче  и  актёры  стали  господами,  и  кое-кто  из  них, возглавив  СТД,  так  лихо  распорядился  богатством  бывшего  ВТО, что  сегодня  на  ремонт  актёрского  убежища  денег  нет.  Как  нет  их  и  у  большинства  актёров! И  основанный  для  них  дом, стал  им  не  по  карману. 
     Но  Рынок  скалит  зубки  и  чтобы  выжить, начальство  стало  заполнять актёрский  дом  на  дорогой, как  сейчас  говорят,  коммерческой  основе  разношерстной  публикой,  вроде  Гусева,  который  уже  и  заскучал  под  деревом,  пока  мы  отвлеклись  на  эту  грустную  тему.
     А  из  Дома  ветеранов,  уже  выходила  экскурсия,  возглавляемая  строгой  и  интеллигентной  актрисой  Романовой.  Бывшая  курганская  героиня,  она  водила  иногда  эти  случайные  экскурсии,  занимательно   рассказывая  об  истории  Дома  ветеранов,  и  его  основательнице – Марии  Савиной.  Вот  и  сейчас  Романова  заканчивала  свой  рассказ  привычной  фразой:
         - Наши  ветераны,  с  благодарностью  помнят  великую  русскую  актрису  Марию  Гавриловну…
         - Имел  я  в  рот,  вашу  Гавриловну! – весело  крикнул  под  деревом  пьяный  ветеран  Гусев.
     Это  вызвало  смущение  юных  и  возмущение  зрелых  экскурсанток.  И  тогда
единственный  там  мужчина,  сын  Романовой,  который  и  привёл  своих  сослуживиц  на  экскурсию  к  маме,  сделал  решительный  шаг  к  слепому оскорбителю  великой  актриcы  основательницы!  Но  дремавший  пёс  «Дружок»  вдруг  проснулся  и  кинулся  с  лаем  на  чужака, защищая  ветерана  Гусева. Пса   успокоили,  но  увы,  радужный  финал  экскурсии  был  испорчен.
      Романова,  пытаясь  загладить  этот  конфуз,  показала  всем  на  живописный подвал  с  белыми  колонками,  и  возвышенно   произнесла:
       - Перед  вами  старинный   подвал?  Когда-то,  его  заполняли  льдом,  для  хранения  продуктов. В  далёком  1916 году,  вон  там, –  она  показала  на  мост  через  Невку, – был  сброшен  в  реку  недобитый  Гришка  Распутин!
      Голос  Романовой  трагически  дрогнул:
         - Тело    царского  любимца,  три  дня  лежало  на  льду  нашего  подвала,  а  после, его  дух   ещё  долгие  годы  витал  над  этими  местами.
         - И  витал  здеся  Гришка  до  самой  перестройки! – дополнил  легенду
Романовой  всё  тот  же  Гусев, – Пока   наш,  дорогой  и  любимый,  Михаил  Сергеич  Ельцин,  не  свернул  Россию,  на  единственно  верный  путь!
       - Не  Михал  Сергеич  Ельцин,  а  Леонид  Ильич  Горбачёв! –  поправила
Гусева  подруга  его  жены, старушка  Галя  с  синяком  под  глазом.
                3
   
       - Тихо  вы,  а  то  вас  посадят  в  ПТУ! – шепнул  Гале,  сидевший  тут  же
на  скамейке,  ветеран  Океанов,  профессор, работавший  когда-то  на  Космос, куда  и  поехала  нынче  умненькая  «крыша»,  всеми  уважаемого    профессора.
        - Сажают  не  в  ПТУ, а  в ФЗО! – убеждённо  поправил  профессора  Гусев  и  уронил  в  траву  свои  чёрные  очки. Без  них  он  стал  похож  на  слепого  Дон-Кихота.
   Актриса  Романова  вздохнула  и  увидела  подошедшего  к  лавочке  полноватого  дядю  в  спортивных  штанах  с  оттянутыми   коленками.
        - О-о!  А  это  наш  ветеран! – радостно  сказала  экскурсии  Романова, увидев  его  трезвое  лицо. – Он  известный  актёр,  снимается  в  сериалах. Правда,  я  забыла
его  фамилию, – простодушно  призналась  Романова,  и  строго  глянула  на  затихшего  под  деревом  Гусева. 
     От  слепого  отцепилась  старушка  Галя  с  подбитым  глазом  и  нетвёрдым  шагом  направилась  к  экскурсанткам. Те  окружили  участника  сериалов,  и  даже  пытались  вспомнить  его.
         - Вроде,  лицо  известное, – шепнула  одна  экскурсантка. – По  ящику видела,  а  где,  не  вспомню?
         - Сколько  добра-то,  сливают  по  каналам,  разве  всё  упомнишь! – ответила  ей  подруга.
          - А  это  никому  не  известная  актриса! – сказал  не  узнанный  ветеран -участник  сериалов  и  указал  на  старушку  Галю  с  синяком  под  глазом.   
     Экскурсантки  оживились – с  синяком  всё  было  узнаваемо  и  понятно.
          - Она   у  нас  гримёр,  а  это  образец! –  резвился  неузнанный  ветеран,  указав  на  Галин  глаз. – Уроки  у  неё  можете…  брать  по  гриму.
         - Братья  Грим  здесь  не  причём! – не  расслышал  глуховатый  Гусев  и,  упав  под  дерево,  сразу  уснул.
    Пёс  «Дружок»  подошёл  к  Гусеву  и   лёг  на  ростоянии  алкогольного  запаха  от
ветерана.
    А  старушка  Галя  весело  общалась  с  экскурсией:
          - Фингал  мне  зазвездила  кастрюлей  ветеранка  Катер! –  показала  она  на  синяк, – Я  хотела  подать  на  Катер  в  суд  и  вызвала  мента. А  он  мне  сказал:
 «Ну,  посадим  мы  её  в  тюрьму,  а  80 - ти  летняя  ветеранка  там  не  выживет?» Жалко  мне  стало  Катер, твою  матер!  Я  её  и  простила.  Бывает  и  на  старуху –  проруха!
    Экскурсантки  посочувствовали  Гале  и  она  интимно  прожурчала:
          - Когда,  я, работала  помрежем  в  Александринке,  у  нас  два  актёра,  любили  одну  гримёршу,  вот  их  у  нас  в  театре   называли: Братья  Грим!
    Экскурсантки  засмеялись,  а  строгая  ветеранка  Романова  повела  их  от  греха  подальше  с  ветеранского  двора.
        - Ты,  видела  по  телику  встречу  нашего  Президента  с  питерской  интеллигенцией? – спросила  подругу  одна  из  экскурсанток.

                4

        - Это  где  твоему  любимому  артисту  Калягину,  он  сделал  замечание  за  неудачное  сравнение  с  Курильскими  островами? –  уточнила  подруга.
        - Ой,  про  Калягина,  ты,  лучше  молчи.  Видела  его  недавно  в  спектакле 
«Король  Убю». Бегал  по  сцене  как  Чебурашка, с  красными  щёкам, только  уши  меньше,
и  ещё  ругался  матом!
         - Что  же,  вы,  хотите  от  пьяненького  ветерана? –  заметила   пожилая
экскурсантка – Если  у  них  начальство,  на  сцене  матерится!  И  вот  этих  актёров,  Президент  защищал  по  телевизору,  перед  всей  страной? 
    Услышав  это,  огорчённая  Романова  возразила:
         - В  нашем  Доме  очень  много  хорошего  и  не  стоит  обращать  внимания 
на  недоразумения. И  Президент  у  нас  очень  хороший!  Просто  о - о - отличный! 
А  те, – Романова  кивнула  в  сторону  слепого  Гусева, – вообще  не  актёры!
         - А  я  вот,  актёр! – раздался  у  ворот  мощный  голос. – И  не  стыжусь
этого!
   Все  оглянулись  и  увидели  солидного,  и  помятого  господина  с  орлиным  взором. Он  был  в  шлёпанцах  на  босу  ногу  и  задрав  бутылку  донышком  в  небо,  неспешно  пил  из  неё  густопсовый  портвейн. «Горнист  эпохи» – звали  в  эпоху  развитого  социализма, таких  пьющих  из  «горла»  мужичков. И  помятый  господин,  видимо  не  забывал  славных  советских  традиций.
   Допив  вино, «горнист»  аккуратно  поставил  пустую  бутылку  у  ворот  ограды,  и    притушив  свой  орлиный  взор,  отставил  левую    ногу  и  ловко  поклонился  дамам  экскурсии. Лёгкий  треск  раздался  в  его  позвонках  и  суставах,  но  «горнист»  легко  выпрямился.  После  взлохматил  седые  волосы  и  приложив  руку  к  сердцу  сказал: 
       - Храполюк-Познанский,  актёр  драмы  и  кино! Герой-любовник  из  Белгорода.  Разумеется,  бывший.  Если  мы  вам  понравились,  милостивые государыни,  то  прошу  пожаловать  к  нам  ещё!
    Экскурсантки  завибрировали  от  его  низкого,  чуть  треснутого  от  портвейна,  бархатного  голоса! Но  брюки  бывшего  любовника,  много  раз обмоченные,  издавали  такой  терпкий  аромат,  что  экскурсанты  быстро  сели  в  автобус  и  уехали.
     Интеллигентной  Романовой  захотелось  скинуть  бывшего  любовника  с  моста  в   реку! Но,  вспомнив  дух  Гришки  Распутина,  которого  тут  так  долго  витал, Романова
передумала  мочить  Храполюка,  полагая,  что  уж  его-то  духа,  ветераны  не  вынесут!
     И  с  этой  мыслью,  бывшая  курганская  героиня,  уныло  поплелась  в  свою  скромную  обитель  в  Доме  ветеранов.
     А  «горнист»  ушедшей  эпохи  был  сегодня  отпущен  из  психоневрологического  диспансера,  а  проще  говоря,  из  дурдома,  куда  его  поместили,  забрав   на  цветочной  клумбе,  рядом   с  магазином  «Пиво – воды».  Привычно  окосев  от   любимого  портвейна, «горнист  эпохи»   мирно  спал  среди  хризантем,  пока  его  не  разбудил  бдительный  милицейский  патруль.


                5

          - Ты  кто, отец? – спросили  его  менты.
          - Я, герой-любовник,  из  Белгорода! – гордо  ответил  Храполюк.
          - Понятно, –  сказали  менты  и  отвезли  его  в  дурдом.
    Там  его  подлечили,  и  сегодня  утром  выпустили  на  свободу. После  скудной   дурдомовской  пайки,  Храполюк,  сносно  пообедал  в  ветеранской  столовой  и  тут  же  сбегал  в  магазин. Там  он   мигом  устранил   двухнедельную  паузу  от  портвейна,  выпив  первую  бутылку  у  магазина.  Вторую  уже  добавил  здесь,  у  ворот  родного  Дома  ветеранов!
    Опьянев,  Храполюк   вспомнил  о  клятве   «Больше  не  пить»,  даваемую  много  раз  ветеранам.  И  особенно   их  терпеливому  директору   Ефиму  Львовичу.
         - В  огне  страстей  все  клятвы,  как  солома! – процитировал   Храполюк, вдруг
пришедшего  на  память  Шекспира. И  безжалостно  задавив  свои  угрызения  совести,  он  счастливый  и  коммуникабельный, вошёл  во  двор  Дома  ветеранов! Увидев лежащего  в
кустах  Гусева,  Храполюк  поднял  его, заботливо  отряхнул,  и  осторожно  повёл  вглубь
райского  сада. Там  они  сели  на  заветную  скамеечку  у  яблонь.
          - Хреново  мне! – пожалился  слепой. – И  видно  лучше  не  будет?
          - Всем  лучше  никогда  не  будет, –  успокоил  его  зрячий. –  Одним  станет  лучше,  а  другим  будет  хуже! Это,  как  маятник  у  часов,  этакое  колебание  нашей  радости  и  печали – вот  единственная  на  земле  гармония. Иной  и  не  ждите…
     Эту  развесистую фразу, Храполюк   вспомнил  из  какой-то  давней  роли  и  войдя  в  актёрское  возбуждение, стал  жечь  глаголом  холодное  сердце   слепого! Зрячий  поведал  ему  про  райскую  благодать,  про  красные  увесистые  плоды,  которые  уже  созрели  в  их  саду  к   яблочному  спасу! И  ещё  про  многое,  о  чём  ещё  могут  рассказать,  понимающие  друг  друга,  мужчины.
      В  душе  у  обоих  было  покойно  и  светло.  Правда,  иногда  им   хотелось  помочиться,  что  они  и  делали,  легко  и  свободно,  не  вставая  со  скамейки, и  даже   не  расстегивая  штанов. Так   они  сидели  и  мурлыкали,  как  будто   две  мужские  кошки,  пока  солнце  не  исчезло  за  горизонтом.

    А  из  тёмных   окон  актёрского  убежища,  имени   великой  русской  артистки   Савиной,  смотрели   на  них  с  пониманием  и  завистью,  догорающие,  как  свечи,  одинокие  ветераны. «Господи, спаси  их  всех   на  земле,  и  сподобь  всех  нас  чистым  сердцем!»