Демонология. Дело 1. Отражения

Дело № 1
Отражения

                Ведьма, что плохо сидит на метле,
                может как раз оказаться в котле.
                С. ЕжиЛец



1

Темно. Падаю, падаю быстрее и быстрее. Я – комета, за мной – хвост искр. Ветер не дает дышать. Что-то притягивает меня там, в темноте. Он зовет меня. И я больше не падаю, я иду босыми ногами. Он знает мое имя, знает меня, и я слышу Его. Под ногами холодно и скользко. Что это? Гладкое. Стекло. Черное стекло. Я отражаюсь в нем белесым маревом. Он ждет. Его крик гудит под ногами, Он там, в стекле. В самой его глубине.

2

Губы пересохли и растрескались. Шевелю пальцами осторожно, словно могу рассыпаться, и все равно - больно. Интересно, выживу, если попытаюсь встать? Медленно приподнимаюсь на локтях. Кажется, кости черепа сдвигаются с положенных мест и едут в разные стороны. В красноватой темноте плывут зеленые круги. То ныряю, то снова погружаюсь в эту пульсирующую тьму... Замереть! Локти соскальзывают, и я падаю. Падаю долго, тьма обнимает меня, ведь я – разбилась, тело разлетается на осколки. Теперь каждая из костей движется сама, чувствую это стихающее движение.
Иллюзия. Лучше пока не шевелиться.
Дышу осторожно, сосредоточенно, и тошнота постепенно уходит. Угол никак не хочет собираться в одно целое.
Я в больнице. Да-а. Никакого прогресса в моей, хм, жизни.
Угол перестает троиться и ускользать.
Уже лучше. И плевать, что я – лишь сгусток чистой боли. Закрываю глаза, желая погрузиться в темноту. Без снов. Без видений. Без боли.
-Как тебе это удается, ума не приложу.
Ян Ларош.
Откуда взялся?
Поворачиваю голову. Шея скрипит.
Высокий и худощавый, он элегантно сидит рядом. На вытянутом лице -сочувствие.
-Удается что? – облизываю губы.
Дыхание сиплое. Тяжелое. Дышу болью, вижу болью, слышу – болью.
Инспектор печально смотрит на меня. Я смотрю на него. Да, на моем лице только эта тупая усталость: Ян Ларош большой мастак залезть в душу, и с ним нужно держать ухо востро.
Он улыбается. Лично и по-доброму. От этой улыбки мне становится стыдно за то, что в принципе существую. Так, должно быть, улыбается мудрый архангел Гавриил.
И он продолжает - без давления, без упрека, участливо:
-Удается находить неприятности.
Но он совсем не это хотел сказать.
-Понятия не имею.
Говорить тяжело: язык ленивый, распухший.
-И ты ничего не хочешь мне объяснить?
О, великий и правильный, безгрешный Ян Ларош, каюсь-каюсь.
-Что именно?
- Элена, ты бездарный охотник на ведьм.
Пить хочется.
-По ведьмам я – единственный… сотрудник.
Как-то неуместно в данной ситуации говорить «специалист».
Ларош смотрит на свои руки. Если бы мне удалось откопать его дело, возможно, я бы знала, сколько ему лет. Сорок пять? Пятьдесят?
-Мы ведь могли передать дело частному лицу. Ты отказалась.
Здрасьте.
-Во-первых, как минимум… два дня частник бы… разбирался что к чему - ведьма бы начудила в… в два раза больше. Во-вторых, он бы ее убил... В-третьих, единственный, который… который бы не убил, сейчас непонятно где. В-четвертых…
-Ты бы сейчас занялась делом, вместо того, чтобы пластом лежать. С Ассоциацией Ведьм мы разбирались не раз, и ты это прекрасно знаешь. Ты оставила ее в живых не потому, что она – последняя Ночная ведьма. И ты пресекла попытку самоубийства ведьмы. В благодарность она пырнула тебя ножом. Ничего не упустил?
Когда Ларош злится, он не кричит, не вопит с пеной у рта на все, что движется (это делает ДаКоста), он хладнокровно и ехидно разбирает событие. Лучше бы он ударился в истерику. Вдох.
-Да, я в ОДИНОЧКУ погналась за НОЧНОЙ ведьмой по ТЕМНОТЕ,  и вполне возможно, это был МОЙ нож. Но ведьма... в последний момент я…
-Почему ты отклонила приказ о ликвидации?
Хороший вопрос. Мы же не… не нечисть.
-Она не опасна.
-Не опасна? Галбарра обвиняется в убийстве двадцати трех человек, а теперь еще и в покушении на жизнь оперативника. Не опасна, говоришь?
Не так.
-Опасна - не она.
Мои чувства, мои мысли, мое - что? Что остановило меня?
Только... Что-то изменилось. Игрушка. Инструмент.
-И кто же, если не она?
Дергаю плечом.
Правый бок сводит.
-Обвинение... в покушении на жизнь оперативника можно... можно снять.
Ларош молчит. Видимо, нужно продолжать. Бок постепенно отпускает.
-Это была не она, Ян.
-Уверена?
-Ты знаешь правила: не поворачиваться спиной.
Инспектор трет лоб – видимо, думает.
Черт! Я ведь не знаю, что...
-Что с Гонзой?
Ларош поднимает брови.
-А что с ним должно быть?
-Он звал меня…
-Он тебя потерял. Сказал, ты отозвалась, а через минуту - нашел тебя рядом с ведьмой.
Значит, в этот раз никого не втянула. Молодец я.
Глаза устали. Отворачиваюсь.
-Элена, ранение пустяковое, а вот помяли сильно. Хотя почему ты без сознания оказалась – не ясно, поначалу думали - магия…
Рана неглубокая, почему же у меня все тело ломит? Все. Тело.
-…ты здесь третьи сутки, а ответа – нет…
Глаза режет, дышать тяжело. Третьи сутки?!!
-…ни врачи, ни наши не нашли ничего...
Эта боль, рвущая изнутри, сжимающая...
Знакомая.
-…и как назло – три новых  дела. Гонзу пришлось перегрузить, ему даже проведать тебя некогда было.
Правый бок пульсирует, распространяя волны боли. Боль, текущая по венам… текущая по венам… боль… с привкусом цветочной сладости.
-Ты меня слушаешь? Элена?
Гонза!
Шум в голове. Бьется.
Холодно... Так холодно!..
Нет! Не может быть! ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!
Что же это… Как такое могло произойти?.. Как я допустила? А может – кажется? Может – неправда?.. Ведь этого… этого не может быть! Не может быть и все!
Вкус крови во рту.
Одним движением сдергиваю простынь, и она летит на пол. Бумажная больничная рубаха. Руки, ноги - кожа, покрытая ссадинами и синяками. Там, под бинтом, ребра, бока, спина – одна сплошная гематома.  Они не могли понять? И не смогли бы. А Гонзы… Гонзы не было - он бы сразу догадался, почувствовал.
Кто-то кричит. Ларош?
-Элена, что с тобой? Элена!
Цепляюсь, хватаюсь за запястья, впиваюсь в него, вдруг – на другой стороне оказавшегося.
Глядит – растерянно и тревожно. Нет, я не сошла с ума. Я просто разгадала ваш ребус, инспектор.
Хрипло, лихорадочно:
-Это не синяки, Ян, это она, это – мора!

3

Что же мне делать?
Не помню, кто и как доставил меня домой. Не помню, как мне удалось избавиться от них. Не помню даже, когда это было.
Нет ничего, кроме этой боли, кроме этого чужого, вязкого и темного внутри.  Мора. Она сводит с ума шорохами в венах.
Обратиться за помощью?
Я? Нет, не могу.  Поползут слухи. Нет. Не могу. Не стану! Не… Нужен кто-то из старых знакомых. Надежный.
Сознание расслаивается. Сплю. Или нет? Неужели уже начинается? Рано. Нет, не рано, самое время -  третий день.
Сотовый рычит на столе. ДаКоста. Беру.
Неподражаемый глава подразделения оперативников! Ни разу не сказал мне «Привет, Элена», или хотя бы «Здравствуй». Обычно он спрашивает…
-Ты еще жива?
Вот именно это он и спрашивает.
-Боюсь, ненадолго.
-Дерьмо.
-Затрудняюсь ответить.
Выдох:
-Элена…
Упасть на диван, забиться под одеяло, и, главное, убрать из телефона Корра ДаКосту, чертова буревестника!
-Элена, что там у тебя?
Трудно сказать.
Он ждет.
-Муть астральная, полегчало?
-Где ж ты эту дрянь, того, подцепила?
Щеки начинают гореть. И почему только я вечно веду себя как тупой стажер на первой практике?
-Это нудная история…
-Твои истории всегда занятные, не ври. По дороге расскажешь.
-К-куда?
-Привезут.
-Меня только привезли!
-Значит, увезут.
Лишь бы не выносили. И до этого может дойти.
-Не поняла. Ты шутишь, ДаКоста?
-Меня дернули из отпуска, чувство юмора осталось в другом чемодане.
-У меня, вообще-то больничный…
-А вот это - Ларошу скажи. И заодно, что у меня типа отпуск.
Мычу что-то отчаянное.
-Я тебя привезу. Или Дейл. Или Кеф. Не знаю, короче, но кто-то да привезет и все объяснит. Жди.
-Угу.
Гудки.
Встаю с дивана. Комната приходит в движение. Она вращается то быстрее, то медленнее, иногда кувыркаясь, меняя местами пол и потолок.
Капли вина на стенах. Густого, темного…

4

Снег засыпает скользкий черный пол. Лежит белыми облаками. Движется. В метели ничего не видно. Мне не холодно. Холодно?
Поскальзываюсь, падаю. Ударяюсь о гладкую поверхность. белые хлопья разлетаются. Лежу, слушаю. В стекле - тихо. Бездонно. Томительно интересно. Оно дрожит. И – сквозь тонкую, гладкую границу, сквозь тело – стон: кто-то, руки выворачивая, движет мое стекло. Я медленно скатываюсь, мимо пластами скользит снег. Оказываюсь на коленях. И – прижимаясь щекой к прохладе стекла, всматриваюсь, словно в черное зеркало. От дыхания оно запотевает. Где-то позади раздается глухой стук, но я не могу обернуться. Не могу оторваться, ведь там, в глубине, стекло пришло в движение. Нарастающее, быстрое, рвущее тьму, Его движение…  И… Что-то вгрызается в руку!

5

Под рукой звонит телефон. ДаКоста?
Стук.
Оглядываюсь. Лежу на полу, за окном стемнело. Хочу крикнуть, но вырывается только хрип:
-Сейчас…
Поднимаюсь.  Голова разрывается, стук вбивается в виски. Опираясь о стену, шатко и тяжело иду к двери. И уже громче:
-ДаКоста, ты?
-Я!
Старый черт. Принесло ведь.
Открываю дверь.
-Надеюсь, я тебя не разбудил, - начинает он, убирая телефон в куртку, и выдыхает, - мать честная, выглядишь ты…
Ему сорок четыре, кожа смуглая, высокий, с редкой сединой в черных волосах. Глаза карие, хитрые. Возможно даже, что он добрый, но тщательно это скрывает. Единственный из оперативников был наемником. Видимо, потому и главный. Это темная история – где его откопал Ларош. И куда еще закопает.
ДаКоста косолапо мнется в дверях, скручивая козырек кепки. Неизменной кепки.
-Элена, ты чего смотришь на меня, как на…
-Давно не видела.
Недоумение.
-Отвыкла. Проходи.
Улыбается и заходит.
-Выдвигаемся? А то на фиг весь департамент на уши поставили  уже.
Да? А мне на них вставать обязательно?

6

ДаКоста ведет машину. Снег липнет на лобовое стекло. Крупные хлопья выныривают из тьмы и копошатся в свете фонарей.
Дейв бросает мне несколько фотографий. Молодая женщина, красивая, ухоженная, стильная. Фотографии профессиональные. Хочется сплюнуть.
-Это Лита Мерье.
-И?
Фамилия знакомая.
-Ты что телек не смотришь? Ах да...
У меня нет телевизора.
-Ладно. Информирую: она знаменитая актриса.
Актриса.
Отлично.
-Эти фото сделаны примерно три месяца назад. А это – как она выглядит сейчас. Ознакомься, так сказать, с материалом.
Впечатляет.
Вот только…
-Я бы хотела…
Собираю фотографии.
-ДаКоста, скажи, что там с ведьмой?
Ухмыляется.
Хаос снега сводит с ума, разглядываю пуговицы пальто. Одна скоро оторвется.
-Твою новую подружку упрятали в приют для душевнобольных при церкви какого-то очередного святого.
-Не Франциска ли?
-Да, да, его самого. И суд, кстати, признал ее невменяемой.
-Суд?
-Угу. Сделал это вчера быстро и безболезненно.
До чего скоро управились! Ведь могут! Замяли дело? Любопытно. Гибель двадцати трех человек признали маниакальным заскоком магички. Вполне приемлемая версия. Интересно. Очень интересно. Что в головах этих ребят из Орденов?
-Мэррой, не смотри так!
-Как?
-Как инквизитор-трудоголик.
Сипло смеюсь. Он машет рукой на заднее сиденье.
-Я, конечно, увел для тебя копию дела и материалы суда...
Вот оно, темное наемное прошлое!
-...слышал, не она тебя ножом того, но может, не стоит оно все?..
В таких делах суда почти и не бывает. Достаточно результатов экспертизы так называемого «предельного уровня силы». И даже если до этого подсудимый был нормальным, то после –  уж точно нет. Научные методы.
-...некие силы пришли в движение. Сама поняла – замяли историю. Может, она и в реале не при чем была, но...
Значит, обвинение не сняли.
-...деньги бросили семьям пострадавших, ведьму – в психушку.  Все довольны.
Не в психушку, а в Орден. Их неизменно интересуют подобные случаи, а ее болтовня о каком-то Повелителе Пределов… Но они должны были снять обвинение!
Снять обвинение – изменить обстоятельства дела, изменить обстоятельства – новое расследование. Новое расследование – новый крот. Да и дело растягивается. А кому это нужно? Понятно. «Некие силы пришли в движение»? Некие силы – моя работа. Ведь я знаю – это была не она. Не она! Но сейчас…
Закроем тему.
-Может и не при чем.
ДаКоста хмыкает, угрюмо вглядывается в дорогу и выдает:
-Черт с тобой! Приехали.
Он  вытаскивает из машины  меня, а следом – мой рабочий саквояж.
Впереди возвышается восьмиэтажное стеклянное здание, вокруг – фонари. Госпиталь Святого Георгия. Могла бы догадаться. Звучит как злая ирония, но это одно из самых светских учреждений города, средоточие научности и рациональности, ад для таких как я.
Ступени впереди. И я должна по ним взобраться? Лучше сразу на дыбу. Корр оглядывается по сторонам и, стряхивая с себя хлопья снега:
-Двинули, пока нас совсем не занесло, - он предлагает мне локоть. Весьма любезно, но мне бы коляску. Или костыль.

7

Двери лифта закрываются. Служебный. Остальные в это время уже отключили. ДаКоста прикладывает ключ-карту, и лифт трогается.
-Корр...
Мычит.
-Кажется, я...
Он – угрожающе:
-Только не говори, что все абзац как плохо!
-Но что, если я думаю...
-Ты слишком много думаешь.
А если я не потяну это дело?!
-Ты хоть посмотри на нее, этим вашим… взором, а там разберешься.
«Взором»? Бардак.
-Фотографии уверенности не вселяют, а я…
-Расслабься и делай свое дело! Из-за тебя мы всем департаментом, вероятно, можем и работу потерять, но твоей-то карме уже ничего не страшно.
-Особенно после трех лет работы с тобой.
Как он сказал, потерять работу? Мигают синие цифры этажей.
-Элена, это самое...
ДаКоста снова прикладывает карту и лифт останавливается.
-Хотя… А впрочем, - он смотрит на меня, - твоя смерть, конечно, убрала бы кружку с надписью «Жертвенная кровь, только для персонала» со стола, но я только начал привыкать. Давай без глупостей, лады?
Киваю. Лады.
Наш этаж.

8

Палата одиночная, просторная, светлая. Ядовитый белый свет. Стерильный. На кровати, в окружении весьма скромной системы жизнеобеспечения лежит женщина.
У окна стоит Ян Ларош. Рядом с ним – курносый худой мальчик лет десяти.
Ларош рассматривает меня. Мальчик тоже. И выражение лиц у них одинаковое – удивленное, недоуменное и разочарованное. Ребята, вы что, не верите, что я справлюсь?
Я тоже.
Гонза Кеф - мой напарник и вроде как ученик - сидит у двери. Только бросает на меня усталый взгляд и меняется в лице. Что это? Шок? Да, выгляжу я неважно. Вскакивает,  уступая место. Какое счастье – присесть.
В палату, переваливаясь, входит ДаКоста, ставит рядом со мной саквояж (меня впихнул, а сумку-то забыл?), кивает Ларошу и выходит. Ян с мальчиком молча следуют за оперативником. Ларош, пока идет, упорно глядит  в мою сторону. Если он думает так пробудить во мне ответственность, он не угадал со способом.
Только они закрывают дверь, Кеф нависает надо мной и начинает шипеть:
-Зачем ты вообще погналась за ней?
Да, лучше шепотом.
И это он вместо «добрый вечер» или «как твое здоровье»! Душевный у нас коллектив, ничего не скажешь. А когда они начинают бегать за серебряными пулями, тогда вообще жить не хоч
-Проехали, Гонза. Ведьма в психушке, дело закрыто. Все.
Взгляд меняется. Ну, нет! Я тебя этому научила, даже не думай глядеть на меня так!!!
-Значит, уже в венах... Быстро. Я могу чем-нибудь...
-Можешь! Смотри. Туда,  - указываю на пациентку.
Он хмыкает.
-Вечно ты...
И зачем бывшему военному журналисту вся эта колдовская муть? Троемирье, мора, проклятья, демоны… Обезболивающее прекращает действие, в висках начинает ныть.
Кеф в ширину уступает ДаКосте, компенсируя ловкостью, но все равно - сбылась мечта старого вояки о «настоящем маге-оперативнике». Действительно, Гонза Кеф обладает всеми теми достоинствами, которых нет у меня: мужчина, весит за счет роста под девяносто килограммов, армейская закалка, может таскать полный комплект вооружения часами, шатен, наконец. Оперативник, да. Боевой маг? К черту! К экстремальному пробуждению способностей в свои тридцать не годен, несмотря на дар. Приходится учить постепенно, мягко, осторожно. Вот и выходит, что на двенадцать оперативников - полтора мага. И все же он не мучается кризисом самоопределения – маг он, военный или журналист, - журналист. Наш личный матершинник доктор Ватсон. Все дела рано или поздно появляются в его колонке и в сети. Со всеми подробностями, но с придуманными действующими лицами. Иначе, то проклятье, что я на него наслала после одной статейки про меня, сделает его имп… Увы. Это был единственный способ заставить его замолчать. Честно. Даже Ларош не смог придумать другой.
-Гонза, я абсолютно уверена, что дело это выгорит, но мне придется битый час изображать здесь танцы в бубен, поэтому я хочу, чтобы ты мне помог. Прекрати доставать.
Он вымученно кивает. И ничего не скажет?
Молодец.
-Что тебе известно?
Угрюмо:
-Наверное, то же, что и тебе.
-И что же такое известно нам обоим?
-Ехидна. Женщина здесь восьмую неделю, причины болезни не установлены, состояние ухудшается, в коме шестой день.
-Мерье – уж очень знакомая фамилия.
-Так отче ее - генерал Мерье.
-Поль Мерье? Политик? Который наш департамент двигает?
Кивает.
Поль Мерье. Это многое объясняет. Если прогорим, то лишимся поддержки одного из влиятельных покровителей, потеряем доверие - нас и закроют. Ради такого дела Ларош вызовет из отпуска не только ДаКосту, но и все ангельское воинство во главе с серафимами, а меня и подавно, учитывая, что только я в департаменте потяну это дело. Потянула бы. Сейчас – не знаю.
Мутит.
-А не поздно ли? Судя по фотографиям, я…
-Понимаешь, тут такое дело, мисс не верит м-м-м… в наш департамент.
Обычная история.
-В силы четвертой природы?
-Именно. Считает все это тупыми средневековыми суевериями.
Давно ли ты думал иначе.
Отец связан с мистикой и магией, а дочь отказывается в это верить. Забавно. Хотя причем здесь вера? Времена веры прошли. А в результате я оказалась втянута не только в политические разборки, но и в разборки семейные. Скорее всего, помогать уже поздно. Нужно готовить речь. Не люблю приносить недобрые вести, но…
-Шестой день?
Кивает.
Неужели есть надежда? Иногда достаточно устранить магическую завесу, и люди сами выкарабкиваются, остались ли у нее силы?
-Что это был за мальчик?
-Ее сын. Андре.
Сын. Мисс.
-Раз причины не установлены, установим их. Будь добр, помоги подняться.
Он поднимает меня со стула, словно веса во мне нет вообще, и бережно ставит. Подхватываю саквояж и шаркаю к кровати. Устала. Начинаю сдавать.
На тумбочке рядом с кроватью стоит самодельная открытка, круглым детским почерком написано «Выздоравливай скорее, мамочка».
Вдох. Никакихэмоций.
Мне нужно место. Отодвигаю открытку к краю и ставлю сумку. Это тяжело. Всегда.
-С чего начнем, Элена?
-С моры.
Замки саквояжа щелкают.

9

-Гонза, отвечаешь за тесты для аналитиков, - бросаю ему две пачки с ампулами.
Все остальное здесь есть, в конце концов, это госпиталь.
Мне нужен только стандартный набор: ритуальный крест, освященная вода, бутылек с розовым маслом.
Пока я вытаскиваю все это, Гонза успевает взять кровь на нулевую пробу. Значит, могу начинать. Нужно попытаться узнать, что происходит с Литой Мерье.
Приступим.
Маслом рисую кресты  у нее на висках, тыльной стороне запястий, солнечном сплетении, под коленями и в центрах стоп. Кеф прячет пробу в саквояж и отходит подальше. Наученный. В одну руку беру крест, в другую – открытый бутылек. Обе вялые, далекие. Золотой крест, узорный и теплый, девять сантиметров вертикальная перекладина, пять – горизонтальная, толщина – полсантиметра. Он был отлит из иконы Божьей Матери восемь столетий назад и всегда использовался для борьбы с враждебными духами. Что бы под этим не подразумевалось.
Момент истины: крест - ко лбу. Раз. Два. Три…
Что это?!! Что за… Крик… Холод… Откуда это? Горло щекочет… Медленная волна, вращающая воздух… Тень из глубины… Нет! Не может быть! Этот металлический привкус...  Цепкая судорога сжимает меня. Руку сводит. Из-под пальцев рвется  свет, боль. Ветер, бьющий сквозь... Дергаюсь. Знакомый аромат, пряный… Звон! Пар?.. Руку с крестом выворачивает, и меня бросает куда-то назад,  в холод,  об твердую тьму.

10

Стекло гудит под пальцами. Он приближается. Это не пугает. Это интересно. Темнота стекла клубится, меняется, она живет, и Он живет в ней. Стекло начинает подрагивать и звенеть, гул усиливается. Его снег, Его стекло, Его тьма...
И…
Тишина. Робкая, тянущая, невесомая.
Стекло медленно покрывается морозным узором. Узором с той стороны. Не отнимаю ладонь.
Он уже здесь. Его дыхание легче тишины, Его голос – сама тишина, да, Он уже здесь. И Он еще там – по ту сторону... Я же – плотная, мягкая, тяжелая, мне Его не увидеть.
Дыхание растапливает морозь.
И под пальцами, сквозь тонкую грань стекла, я чувствую Его холодную ладонь.

11

Кеф бежит ко мне. Лежу у стены. Нет тела. Нет боли. Гонза опускается на колени, бегло осматривает меня, хватает за руку и вздрагивает. Глухой стук. Рука ударяется об пол. Моя?
Он зачем-то лихорадочно шепчет извинения.
Грохот - дверь распахивается. Звонкий крик:
-Мама! Мама!!! Что вы сделали?!! Мама!!!
Гонза перехватывает мальчишку у самой кровати. Ребенок извивается и бьется. «Мама! Мама!!!» Крик разрывает меня. Гонза шагает назад и налетает на стул. «Отпусти! Отпусти же!! Мама!!!» Лязг и грохот упавшего стула. Мы опять устроили бедлам в приличном заведении. В палату размашисто входит Ларош...
Свет гаснет.

12

Боже, что за запах! Резкими волнами добирается до мозга и выбирается из-под век. Выкарабкивается...
Отмахиваюсь, отпихиваюсь, и только потом – открываю глаза.
Мы в какой-то палате.
-И давно вы меня тыкаете нашатырем?
-Только начали.
ДаКоста сует мне в лицо вонючий платок, и делает это с явным удовольствием. Ларош встревожен и угрюм, Гонзы не видно.
-Ребята, кто прозевал мальчишку?
Двое переглядываются и молчат. Видимо, мужская солидарность.
-Гонза взял первую пробу?
-Сейчас берет. Элена, – ДаКоста качает головой, - опять ты нас напугала.
Я только этим и занимаюсь.
Шевелю рукой, ноет, но шевелится. Нормально. Нужно попробовать встать.
Поднимаюсь, опираясь на ДаКосту. В палату входит Кеф, видит меня в добром здравии и облегченно вздыхает.
Мрачный Ян Ларош подает голос:
-И что это было?
Как говорит Корр ДаКоста, и не только он: «А это хороший вопрос!»
-Можем обсуждать здесь?
Ян утвердительно кивает. Не верится мне в глухоту этих стен, но раз начальство не против, что ж.
-Начнем с того, что - не мора.
Трое – в голос:
-Как?!!
А вы, видимо, были уверены. Да, очень похоже, но – нет.
 -Это проклятье. И к нему приложили руку демоны.
Ларош вздрагивает. ДаКоста недовольно хмурится.
-Опять? Но как такое…
Инспектор обрывает его.
-Достаточно, - Ян внимательно вслушивается, - не здесь, Корр. Сейчас мы ничего не можем сделать. Нужно сначала все проверить, получить заключение аналитиков. Элена, я завезу тебя домой. Остальные – завтра в восемь ко мне.
Хочет у меня все выяснить, чтобы завтра рассказать. Коварный. Всегда так делает.
Нужно пройти по коридору. Мимо палаты, возможно даже, нужно зайти за инструментами.
Мне не хочется возвращаться. Снова увидеть эту женщину – застывшую, восковую, красивую, но уже – не живую, почти перешедшую грань, слишком томительно, слишком близко ко мне. Она – уже на краю, к которому я только подхожу. И все же, так странно…
Гонза угрюмо:
-Как-то не по себе вот так просто ехать домой.
ДаКоста хлопает его по плечу.
-Зная, что это опять они, так вообще.
Мне нечем их успокоить. Сглатываю шершавый металлический вкус магии демонов.
«Выздоравливай скорее, мамочка».

13

Захлебнуться в безумии.  В пустоте.
Этот день тянется в вечность. У этой  метели не  будет конца. Спутанный снег ложится на щеки и стекает за шарф холодными каплями.  Шепчет, что завтра не взойдет солнце.  Для меня.
Хочу думать, что это отголосок проклятья, что это не я, не шепот в венах, не шелест под кожей. Осталась только слабость и желание терпкого сна.
Мы стоим на крыльце. Я и Ларош. Он достает серебряный портсигар, вытаскивает длинными пальцами  длинную сигарету, закуривает. 
Спускаемся. На гладких ступенях шуршит снег.
Мне должно быть весело - я снова столкнулась с демоном.  Но мне грустно.
Ян, смотря в небо:
-И что ты скажешь?
У него как всегда имеются свои предположения. 
-Проклятье. Возможно – старое.  И… химера.
Разочарованно:
-Химера?
Киваю.
Химера. Чистое колдовство демонов - редкость. Какой интерес в этом у инспектора? Его взгляд потух, дымится только сигарета - скучает по безупречным проклятьям?
По сильным противникам.
-С чего взяла, что старое?
-Привкус консервной банки. Иней. Не лед.
-Зато ты была ледяной.
Вздрагиваю. Словно меня за руку кто-то взял. Моргаю на свою ладонь.
Шепотом:
-Обостряется…
-Я заметил. Ты… справишься?
Киваю. Вяло. Но надеюсь.
-Элена, я никак не могу убрать тебя с этого дела: генерал лично настоял на твоем участии. Но я дам тебе помощника. Лучшего. Проклятье это или мора, он сможет помочь.
Значит, сомневается? Наверное, не только у него появились сомнения в моей адекватности, в том, что смогу работать дальше, до тех пор пока… А впрочем, пошли они все. Ведь это я – на краю.
-И кто же это?
Мы дошли до машины. Ян, открывая мне дверь:
-Даниэль Брайт.
Забираюсь в машину.
-Никогда не слышала о таком.
Хлопок двери. Ларош обходит автомобиль и садится за руль.
-И не должна была.
 
14

Мне никто явно не предложил помощь. Знают – откажу.  Ян пытался, как мог. Увы. В конце концов, я – профессионал, и такую задачу способна решить.
Точно?
Сначала – устранить, потом – разбираться.
И я знаю, кто мне поможет разобраться.
«Он заберет… тебя» 
Но это подождет. Жизнь заставляет заткнуть уязвленную гордость подальше.
Мористы…
Гонза новичок - не сладит. Фабо уже закрыл сезон и уехал из города. Миссис Вэйт скорее отпляшет на моей могиле, чем согласится помочь. Рикманы не работают со взрослыми. Нейман охотится за какой-то тварью в Нью-Дели. Кто остается? Служитель Ватикана, самовлюбленный Купер, строптивый Дюка, истеричный Грейг. Н-да. Выбор не велик, но эти, по крайней мере, не проболтаются.
Лекарства усыпляют. Мой дом, моя крепость, теперь только давит заклинаниями. Лучше бы оставили в больнице. Среди своих, объединенных болью, до тех пор, пока боль не будет изгнана или не поглотит.
Так.
Остановись!
Сосредоточься.
Грызу ручку.
Кого же мне выбрать? Сотовый смиренно ждет.
Ничего не подозревающий мистер Купер станет жертвой моего звонка. В конце концов, за ним долг, попробую сыграть на этом. Мы ведь маги, у нас есть неписаный кодекс, правила общения друг с другом. Правда, Купер до них никогда не опускался.
Гудки обрываются, и раздается высокий мужской голос:
-Аллоу.
-Привет Френс, это…
-Э-ле-на, - мурлычет он.
Хочется отшвырнуть трубку.
-Звонишь так поздно, что, неужели, наконец оценила меня по достоинству?
-Купер, меньше всего мне бы хотелось оценивать тебя по твоему достоинству.
Смеется.
-Ладно, чего хотела, милая?
Я и забыла про эту его привычку называть всех старше пятнадцати «милая».
-Вернуть долг не хочешь?
Тишина.
-Допустим, хочу.
-У меня маленькая… неприятность.
Да, небольшая.
-Слушай, милая, мы с тобой на одном фронте не первый год работаем, что же такое произошло, если ты просишь меня о помощи.
-Даю возможность вернуть долг.
-И верну. Просишь-то все равно меня.
Он трезво глядит на жизнь.
-Сам и увидишь.
-М-м-м. Что-то интересненькое тебя нашло, милая? Хорошо. Когда?
-Как можно скорее.
-В любом случае выйдет только завтра. Устроит?
-Дотяну.
 -О’кей. Скажем, в одиннадцать. Разумеется, утра.
А напугал.
-Приеду.
-Увидимся.
-Увидимся.
Предвкушать начинаю уже сейчас.
Так или иначе, других вариантов у меня нет. Купер.

15

Затягиваюсь. Руки дрожат, приходится губами впиваться в сигарету. Выдыхаю дым. Рядом со мной, на большом письменном столе Купера сидит Шен Рич.
Сигарета тает слишком быстро.
По жестокому стечению обстоятельств, среди всей этой толпы федералов, что разгуливают сейчас по квартире, большинство оказались некурящими, остальные - без сигарет. И вот я докуриваю ту единственную сигарету, что удалось найти, и надеюсь, что Гонза побыстрее вернется из магазина.
Рич закончил правительственную академию при министерстве внутренних дел, волосы темные, среднего телосложения.  И - предвестник Брауна.
Он недоволен.
Человек, который много курит. У которого всегда дела. Образованный. Вежливый. Задумчивый.
Словно бублик с маком – выглядит симпатично, но посередь все равно дырка.
Не хочется сидеть с ним рядом, но нужно было кого-нибудь ко мне приставить, вот и выбрали самого ненужного.
Ворчит:
-Хорошее воскресное утро, ничего не скажешь.
Сегодня воскресенье? Дни недели существуют исключительно в людях. Всегда можно почувствовать весну, но нельзя ощутить вторник.
Шен, смотря на фотографии Купера, разбросанные по столу,  мрачно протягивает:
-Устал я. Кто же работает по выходным?
Дергаю плечами.
-Наверное, тот, кто любит свою работу.
Или  тот, у кого ничего больше не осталось.
-Ты его хорошо знала?
Ага,  так я тебе и сказала. Знаю, что вы о магах думаете: насколько хорошо я была знакома с Купером, станет сплетней года.
-Многие скажут, сволочью был, мать бросил умирать.
Он оборачивается, поправляет галстук:
-Кто ж вас, магов, разберет.
Его люди  уже заканчивают, и настроение Рича улучшается.
Купер…
Я знала его слишком хорошо, чтобы мы могли быть друзьями. Не вражда – вынужденное перемирие. Нас, магов, трудно понять. Даже - нам самим. Купер – нахальный, амбициозный,  самовлюбленный. Он был помешан на рекламе и шоу, он сделал из Нотлэнда столицу магии, а из мористов – шутов. Он оскорблял нас, плевал в лицо, ценил и растил только деньги. У него было много учеников, большая часть из которых – бездари. У него было много дел – но ни одного провального. У него было много врагов.
И у него была тайна. Закопанная в его одиночестве, мелькавшая в уголках губ. Выплаканная в возрасте шести лет, тайна о людях с потными ладонями и темном подвале.
Он был аргосом, таким же, как я.
И он - мертв.
-…трупом, даже в самом ужасном виде ее не напугать! Элена!
В комнату врывается ДаКоста. Волосы мокрые от снега, куртка распахнута.
Забыл кепку? Не может быть.
-Не понял, что сидим? Что сидим-то?
Я отказываюсь воспринимать этого орущего великана.
Пуговица на пальто скоро оторвется.
-Сигареты жду.
Он замирает. Еще секунда и вцепится мне в горло.
Нет.
Нет?
-Шен, вас, это, люди зовут. Спасибо, что приглядели за сотрудником.
Рич ухмыляется и выходит. ДаКоста, стряхивая капли с волос:
-Кепку забыл.
Тяжелые ботинки хрустят по ковру. Дейв наклоняется над столом.
-Купер что, предавался ностальгии с утра пораньше?
-А похоже?
-Похоже, что кто-то рылом копал его фотографии и разворотил компьютер.
Рылом? Возможно. Сейчас захлебнусь сарказмом. Говорить не хочется - сигарета кончилась, дышу осторожно. Хуже горечи сигарет - сладковатый запах, разлитый по квартире. Но они его не чувствуют.
-Сильно шарахнуло?
-Достаточно.
Он садится на край стола, ковыряя ладонь:
-Еще раз посмотришь?
-Сигарету дай.
Морщится, но вытаскивает пачку. Не любит, когда курю. Не понимает.
Белоснежное великолепие фильтров, узкие патроны в обойме. Вытаскиваю одну. Курить сейчас никак нельзя из-за моры. Да, нельзя… Аха. Прерывисто выдыхаю дым.
В дверь влетает запыхавшийся Гонза. Он еще ни разу не бегал мне за сигаретами. И это за полгода. Я чертовски хорошо умею держать себя в руках, когда не убивают моих знакомых.
-Элена, ты как?
Сглатываю. Это движение вокруг, неуловимое, шуршащее… То, как Гонза спросил, то, как он смотрит… Его глаза… Он знает… нечто скрытое от меня. Спрятанное. Тайны пахнут ванилью.
-Нормально.
Пачку протягивает и смотрит. Быстрый взгляд, касание силы. Хочет понять. Знаю, не знаю? Не скажу.
ДаКоста подает голос:
-Ну, так чего? Посмотреть сможешь?
Гонза, хватает меня за плечи:
-Ты с ума сошла, да?
Ваниль. Оборачиваюсь. ДаКоста сидит на столе Френса Купера и сосредоточенно рассматривает одну из фотографий. Вот кого за хвост никогда не поймаешь.
И с чего они на меня давят?
Нужно собраться. Я же ветеран отдела. Трупом, даже в самом ужасном виде, и все такое.
-Что скажешь?
-А наш любимый «сканер» что говорит?
И почему я злюсь на них? Потому что они что-то скрывают? Потому что врут.
-Я первый задал вопрос.
Паранойя. У меня? Не может быть!
Облизываю губы и прикуриваю сразу две сигареты.
-Идем.
Иду по квартире «жертвы» и курю, а за мной следуют оперативники отдела запрещенных убийств. Вообще-то курить на месте преступления нельзя, но сейчас, когда все, что нужно было, уже вынесли и взяли, можно немного подымить. Все же мы падальщики.
Свет заливает гостиную, в воздухе витают пылинки. И во всем -  прохладный расчет дизайнера, кроме фотографий на стенах.
Три аналитика с лампами еще ищут отпечатки убийцы. Упорные. Ищите.
ДаКоста не видел труп, а я видела, и повторного сеанса мне бы не хотелось. Это ведь так приятно поутру - найти полуразложившийся труп старого знакомого. Капитан подходит к темному дивану, наклоняется и сдергивает одеяло. Оно уже успело прилипнуть, и страшный чавкающий звук раздается в комнате. Вздрагиваю. Плюс один кошмар. Аналитик, что стоит поближе – отворачивается, Гонза держится молодцом. Резкий запах разлагающейся органики. ДаКоста тупо моргает на «труп», а потом поворачивается ко мне:
-Эт че?
-Труп.
-Это… фарш, Элена.
Да ладно придираться!
-Свежий?
Гонза! Вечно ты невпопад...
ДаКоста как будто бы не услышал.
-Ты уверена, что вчера разговаривала именно с ним? Выглядит он что-то не очень «свежо», - а, все-таки не смог удержаться. Гонза мнется за моей спиной.
-Может, и не «свежо», но умер он сегодня утром.
Кеф тихо шепчет:
-Зато сразу видно – наш клиент.
Хорошо, что ДаКоста не слышит. Он пристально смотрит на меня, ожидая объяснений.
-Значит, типа умер утром?
Резкий высокий голос:
-Откуда такая уверенность?
Мистер Браун...
Приполз змий. Весь его вид вызывает отвращение: прилизанные волосы, надменное выражение лица, полосатый галстук. Высокий, худой, сутулый, - полный набор. Белесые глаза уже вцепились в диван. Купер, знакомься, самый отвратительный человек Нотлэнда.
-Аналитики сказали.
Ребята с лампами как-то сразу уменьшаются в размерах.
Питер Браун, видимо, стоит выше правительства, потому что не признает четвертую природу, считает магию суеверными домыслами, а возможность существования каких-либо сущностей  вообще исключена. У него попросту нет способностей. Никаких! Видимо, даже интуиции. И на него никогда не бросался горячий демон, рассекающий асфальт хвостом. Очень жаль.
В министерстве решили, что Браун будет замечательно уравновешивать отдел по расследованию всяких там «магических преступлений», «махинаций с душами» и прочее. Ему передают подозрительные дела, в которых трудно выявить применение магии, но в которых много странного.
Тем временем самый отвратительный человек Нотлэнда посторонился, пропуская кого-то вперед.
Сначала я ощущаю его сухим движением воздуха, и только потом он протискивается в комнату. Рудеми Верт. Один из независимых экстрасенсов, работающих с нами. На местном жаргоне – сканер. То есть тот, кто читает отпечатки эмоций.  «Независимый» - это такое ловкое словечко в контракте, создающее иллюзию свободы. Он вкалывает больше, чем все остальные именно потому, что независимый. Да еще и в штате Брауна. Не повезло, что сказать, но он ловко выкручивается.
Верт я знаю около четырех лет, из них чуть больше года он не винит меня в смерти своего отца.
ДаКоста отодвигается, приглашая меня.
Да иду я! Верт следует за мной. Сажусь на корточки перед трупом, Дем точно также устраивается рядом, одними губами шепчет «привет», улыбается. У него красивая открытая улыбка, теплые карие глаза. И он очень похож на отца.
-Я слышал, ты опять чертовщину откопала какую-то, - шепчет он.
-Возможно, - протягиваю я, разглядывая труп.
Мертвое тело. Полностью. Процессы с выходом энергий закончились. Здесь не осталось ничего от Френса Купера. Может, оно и к лучшему. Труп выглядит недели на две, крови много, по ней аналитики установили, что он умер сегодня. Гонза прав – наше дело. Мы все очень любим аналитиков - они у нас щит против Брауна.
Верт одевает перчатку.  Медленно кладет ладонь на свисающую с дивана окровавленную руку. Взгляд его ускользает. Он медленно опускается в магический транс: по коже тихая тонкая вибрация, почти неразличимый звон. Вполне возможно, если бы он захотел, мы все могли бы пойти с ним, увидеть то, что видит он. Сильный маг.
Что это? Глаза режет. Воздух становится гуще.
Помехи?
Внутри… глубоко… стон... Верт напрягается, бледнеет. Хлопок! Он вздрагивает, отдергивает руку - рывком, словно Купер держал, и оседает.
-Что опять?! – каркает Браун.
-Деми?
Поворачивается на мой голос.
Боже… Он не видит! Он…
-Он не видит! Гонза! Сюда!
Гонза толкает Брауна, пролетает два метра и падает рядом.
Стягиваю медицинскую перчатку с руки Верта. Нет, нет, нет!
Холодный! Какой же он холодный!
Плохо дело.
Растираю ладонь. Гонза растирает вторую руку мага.
-Что встали?! Эй, парень, за тобой секретер, в нижнем ящике - виски!
Ох, может, не вспомнят после, откуда я это знаю?
Дем сотрясается, хрипит…
Надо мной громыхает:
-Да что ты уставился на него, ломай!
Слава богу, ДаКоста!
-Гонза, приготовься!
Ненавижу реанимацию.
Через секунду лью виски на ладони Верта. Главное, с Гонзой взяться за руки одновременно.
-Раз, два, ТРИ!
Позвоночник сводит, выворачивает руки, тело бьется, слишком высоко от земли, трудно, некуда выбросить…
Хватаю ртом воздух. Что-то не так.
Гонза белеет. Выдергиваю его ладонь, свою - в руку Верта. Напарник мешком падает. Суставы сводит. Не выдержу… Что же это за…
Хрипло, с трудом:
-ДаКоста, земли…
Он моргает. Соображай же! Гонза переворачивается. Я смотрю на него. Слов не осталось. Только вдох. Только выдох.
Хорошо, что мы уже проделывали вывод раньше - Гонза приходит в себя быстрее. Я вкладываю в Верта остаток сил - его сердце остановилось и бьется только потому, что бьется мое. Гонза вскакивает, глазами рыщет, а потом, толкая ДаКосту, спотыкаясь, бежит куда-то.
Все. Дышать не могу. Глаза режет. Выведу или умрем… Да что же это за дрянь?! Виски выкипел, даже не смягчив волну!
Твою мать.
Глухой удар. Отдаленный. Сырое дуновение, мягкое, жирное.
Земля!
Открываю глаза. Воздух потрескивает. Рядом расколотый горшок, Гонза, протягивающий ко мне руку. Из последних сил удерживая страшную, предсмертную волю, кричу:
-Назад! Все – назад!
Столп ледяного воздуха вырывается вверх, разбиваясь о потолок. Треск, хлопок и сыпется пластик и штукатурка, а потом тонкие нити извиваются, ползут поверху, тянутся к живым. Новая технология заливки потолков не выдерживает старой магии. Потолок идет волнами, а люди зачаровано смотрят, как белый пластик сжимается, желтеет и покрывается причудливым черным узором…
Они не видят этих нитей, отдающих керосином, радужных. Набирают силу, вьются, пляшут. Хищные. Изворотливые щупальца медузы…
В землю!
Единым клубком, скованные потемневшие нити всасываются в землю. Пол вздрагивает. Верт приоткрывает глаза, неуловимо, почти не двигая губами, шепчет:
-Ты… как я… наполовину…
Обморок.
Я все еще держу его за руки. Вцепилась. Корр ДаКоста подходит, старательно обходя разбитый горшок, и прощупывает пульс Верта, проверяет реакцию зрачков на свет.
Оборачиваюсь. Браун исчез. Бросил своего мага, падаль. Лишь бы не расставаться с иллюзиями.
Выкрик:
-Скорую!
Гонза выбегает.
-ДаКоста?..
-Кома.
Отдираю руку.
-Больно? Выглядит нормально.
Магический ожог. Кисть будет немного онемевшей какое-то время, ведь он «съел» мое поле. Трясет. Сглатываю.
-Ничего.

16

Стоим на лестничной клетке, пытаемся отдышаться. Гонза курит.
С двенадцатого этажа машина скорой кажется желтым спичечным коробком.
-Повезло, что не уехали.
-Гонза, не переживай.
-Да я и не…
Кладу руку ему на плечо. Мы все не переживаем. Нам нельзя.
-Он сильный.
Кивает.
-Сколько раз его уже увозили, а все…
-Восемь.
По крайней мере, Верт до сих пор держится. В мире примерно пять сенсов, работающих на государство больше четырех лет. Остальные сидят по домам и раскладывают пасьянсы. Преимущественно по домам сумасшедших.
-В  этот раз, если бы не ты, то он…
-Ты бы справился.
Улыбается:
-И самой не верится.
Да. Ты, парень, отдался весь сразу, как влюбленная школьница. Столько сил угробил.
Гонза Кеф мнет сигарету, прислонившись к стене. Опустил голову. Горечь. Тяжело проигрывает - это хорошо. Хорошая черта для мага.
-Гонза, послушай, Верт кого угодно вперед ногами вынести может, так что не...
-Даже тебя, Элена?
Почему «даже»? Увы, Гонза, тебе достался учитель с весьма скромными способностями. Мне не вытянуть даже классической дуэли магов, я проиграю. У меня есть только мой упертый характер и видение. Наверное, благодаря ему до сих пор и жива, за характер давно бы прибили, но тебе об этом знать не обязательно.
-Даже меня. Что чуть не произошло.
Голова болит. Достаю из кармана свернутую бумажку. Таблетки. Гонза рассеяно смотрит в окно. Хочет поскорее вырасти, стать настоящим магом. Глупый.
-Почему? Ведь он не такой маг, как мы.
-В какой-то степени - такой же. Не забывай, он – сканер. Эмоции. Если он бьет, то сразу в сердце. Нужно знать, что прикрывать.
Меня учили, мягко сказать, нестандартно. Зато о таких мелочах можно не беспокоиться. Рефлекс. Но в приличном обществе имя моего маэстро лучше не произносить.
Кеф выдыхает.
С тобой, парень, так жестко нельзя. Ты еще хочешь нормальной жизни.
Тебе не нужно жить одному в пустой квартире, перебирая вещи мертвых и патроны. Тебе не нужно исписывать стены дома восемнадцатью стихами, которые вдолбили тебе в подкорку, потому иначе ты не можешь спать, тебе не нужно «видение демонов» и кошмары по ночам. Тебе не нужно уродовать свою душу, чтобы получить власть над телом. У тебя все еще есть ангел-хранитель, пусть он продолжает тебя хранить. У тебя нет счетов с небесами. Но ты сам должен это понять.
Тяжелые торопливые шаги. ДаКоста спускается. На лестничной клетке становится тесно.
-Хватит уже языком чесать, колись, Элена, че за на фиг вы там устроили?
Капитан Корр ДаКоста ни разу не был свидетелем вывода? Да, кажется, не был.
-Этот ритуал называется «вывод».
Чума. Сначала мы, потом этаж, дом, квартал, район, а может и - город, - все были бы мертвы. Получив силу сразу трех магов, он мог бы распространяться все дальше…
-Чего?
-На Верта перекинулась «смерть» - остаточная сущность, эмоции, отпечаток. Последняя воля убитого. Наш экстрасенс слишком лакомый кусок, но мы все могли отправиться следом. А он становился бы все сильнее с каждым убитым, не способный смириться с собственной гибелью.
-Кто – он?
-Купер.
Ему всегда было мало, мало цветных капель.
ДаКоста морщится. Здесь нелегко работать. Особенно с нами, с магами. И это невозможно скрыть. Вздыхает, достает блокнот и что-то строчит там обгрызанным карандашом.
Гонза  все смотрит в окно.
Снег.
-Как его могли убить с такой силой? Он не почувствовал, что его идут убивать?
Скорая уехала.
Остаточная сущность…
-Если это был маг, он мог закрыться.
-Допустим, я понял. Что ты, можешь о трупе сказать, Элена?
И опять он ждет от меня диагноз. Или вердикт.
-Его рвали на части.
-Как?
-Изнутри. Подробности спрошу у нашего экстрасенса, когда тот очнется.
Молчат. Переваривают столь странную информацию.
-И такое возможно?
-О да. Теоретически.
-А нам не надо теоретически, нам надо - практически!
Чую, будет шанс проверить на собственном опыте.
-Идем.
Поднимаюсь в квартиру, прохожу в гостиную - к стене.
-Вот, смотрите сюда. Три отверстия от пуль. Эксперты уже вытащили сами пули, гильзы с пола собрали, все записали, и я уверена, следы пороховых газов будут на пальцах Купера…
-И?.. Это заставило тебя скурить полпачки?
В основном, это мои не к черту нервы и чувство голода. К тому же потом к пачке приложился Гонза.
-Начнем с того, что Френс Купер умел стрелять и умел достаточно хорошо, чтобы не промахнуться с расстояния в два метра.
-Допустим. Что дальше.
-Прошло три с половиной часа, а квартира все еще благоухает. Вас это не смущает? А то, что случилось с Вертом…
Наступает тишина. Почему-то когда я выдаю фразу вроде этой, они странным образом огорчаются. Пора бы уже привыкнуть, что я говорю: «Ребята, да это же элементарно просто», - только когда открываю шампанское на Рождество.
-Если присмотреться, мы можем увидеть нечто интересное.
Вокруг маленьких дырочек в стене разместились кристаллы.
-Я отдала их на экспертизу, но судя по тому, что они становятся мутно-желтыми…
-Ты и так знаешь, что это такое, – ДаКоста разглядывает кристаллы.
-Скатол, - шепчет Гонза.
Снова становится тихо.
Не каждый день попадается нечто, способное пережить несколько выстрелов почти в упор и содержащее абсолютно ядовитую дозу скатола. Это достойная причина, чтобы смолить. Я считаю.
ДаКоста смотрит на носки туфель, а потом произносит:
-Не допускать Брауна к этому делу.
-Заговор против детектива? А что делать с городом, журналистами?
ДаКоста оглядывается – в комнате никого.
-Не валяй дурака, Гонза. Поймаем эту тварь и дело с концом. Будем заминать дело в прессе до последнего. И ты будешь этим заниматься.
-Понял, понял!
Хорошая мысль. А то громкие заголовки могут дурно повлиять на меня. Еще зазнаюсь.
Глава оперативников продолжает:
-Нужно выяснить о каждом зарегистрированном аргосе: где живет, что делает, ведет ли частную деятельность или на кого работает.
Аргосе?
-Зачем такое внимание к нам, ДаКоста.
Что это?
Ваниль. Они мрачно смотрят на меня.
-Я знаю, вы что-то скрываете. Лучше скажите сами, иначе спрошу у Лароша.
Переглядываются.
О, он всех приводит в трепет. Видимо, велел сообщить.
ДаКоста трет шею.
-Мы не знали, как лучше тебе сказать… Но… мы думаем, что нападение на тебя не было случайным и…
-Это и без вас понятно.
-И Купер не был первой жертвой.
Уже интересней.
Гонза - виновато:
-Ральф Митчелл убит. А Габриэла Вейт предположительно покончила с собой.
-Скатол нашли?
Кивает.
-Их еще не хоронили.
Иначе, я бы узнала. Хотя бы про Вейт. Эта старуха была той еще ведьмой, но очень знаменитой. Понятно. Значит, существует в первую очередь угроза для нас, для тех, кто изгоняет мору.
-Не хотели тебя пугать, тем более ты была в больнице, мы даже не знали, выживешь ли…
Оптимисты.
-ДаКоста, посмотри на меня. Я что, выгляжу напуганной?
Молчат. Нахохлились. Гонза стучит носком ботинка по плинтусу.
-Злой скорее. Но это привычно.
Видимо, угрозы не понимаю.
-В таком случае, раз со мной все в порядке, мы продолжим работу. Предлагаю поднять базу. И, Корр, подпишешь разрешение на превышение полномочий?
-Чем займешься ты? – вкрадчиво.
-Обзвоню старых знакомых. Сейчас в Нотлэнде не очень много аргосов - не сезон. Теми, кто послабее, - Гонза удрученно вздыхает, должно быть себя приписал к ним, - займитесь сами. И материалы дел мне.
-Ладно! Только не переусердствуй! Сначала разберись с твоей… как бы это, проблемой. И помни – Мерье сейчас твоя главная забота.
Спасибо, что напомнил. И без тебя тошно.
-Все. Разбредаемся.
-У нас опять совещание у Лароша?
-Гонза, ты!.. Не напоминай, а! Элена, идешь?
-Вы идите, я тут... побуду еще.
Уже не спрашивают, молча уходят. ДаКоста – привык, а Гонза не станет задавать вопросов, выжидая удобного случая. Но и он привыкнет их не задавать.
Купер…
Фотографии фонтанов на стене - он путешествовал по миру, собирая искрящиеся  фонтаны. Лучше мне уйти. Уйти сейчас, смешаться с толпой копов и не думать, не знать, не помнить.
Но я помню.
Частица чужой жизни, теперь принадлежащая мне вместе с его тайной. Капля. Зачем это мне? Сколько во мне мертвых? Мертвых, которые для меня – не потеря - только грусть, далекий звон прошлого.
Я знаю, что это такое.
Волны боли еще долго будут пульсировать здесь. Скорее всего, благодарные откроют музей. Но не сразу, через несколько смертей новых хозяев из тех, кто не верит, но чувствует. Чувствуют-то все. Нужно будет сообщить Ларошу, пусть пригласит Орден, чтобы «изгнать дух». Ха!  Купер был силен… Но промахнулся. Разбил себя о воздух, лучше бы оставил послание. А что же я? Френс… С твоим-то характером! И не отомстить убийце? Не оставить зацепки? Ты ведь знал, что я приду! Знал!
Хватит. Я пробыла здесь достаточно долго: начинаю терять реальность. Это совсем не сложно, в моем-то состоянии… Выпью кофе. Съем что-нибудь сладкое, не буду думать о Купере,  Митчелле и Вейт… Как интересно… трое, а могло быть и четверо.
На кухне протекает кран. Капли.
Ты ведь знал…
Но не успел.
Закрываю дверь. Мальчик стоит у фонтана и ловит в ладошки капли.

17

Ян Ларош отпустил меня, вместе с моими грехами. Стою в холле, жду его удивительного специалиста Даниэля Брайта. Мир смазался, и я уже не уверена, действительно ли была у Лароша и жду ли кого-то, или просто пью кофе почему-то из кружки ДаКосты. Почему-то в холле. Действительно, почему? Если что-то вылетело из головы, может ли туда влететь что-нибудь? Маэстро сказал бы, что мне не стоит беспокоиться, ведь лучше всего в голову влетают пули.
Ко мне идет какой-то студент. Опять! Ищут оперативников, бросили клич в правительственные академии, и теперь стажеры, хорошенькие и зеленые, наполняют нашу приемную. Светловолосый парень останавливается рядом, поправляя капюшон, отороченный мехом.
-А вы не…
-Лифт прямо и направо, десятый этаж, пройдете к секретарю и отдадите бланк.
-Спасибо, но, вы, случайно, не Элена?
-Простите. Вы должно быть…
-Даниэль.
Жму руку.
Даниэль Брайт? Маг? Как я могла его не почувствовать? Принять за обычного парнишку?
-Ловко вы меня провели. Не сразу поняла, что вы маг.
-Привычка защищаться, извините.
Смущается? Как мило. Да, теперь я вижу, что он старше, чем стажер. Наверное, его мальчишеская прическа сбила меня с толку: волосы обрамляют лицо, закрывают уши и даже немного спадают на шарф. Кажутся легкими, нежными, мягкими.
Ветер. Прохладный, сырой, тревожный. Сухая трава…
Что?
Моргаю.
Значит, Даниэль Брайт.
На вид мой ровесник, не больше двадцати семи, высокий, черты лица тонкие, прозрачные. В таком возрасте мужчинам уже не положено быть прозрачными. Он все еще держит мои пальцы. Спрашиваю:
-Ян предупредил вас о деле?
Недоумение. Легкий транс, касание. Так мы слушаем мир, слушаем друг друга. Если он такой замечательный, как говорит Ян, то теперь знает обо мне больше, чем я сама.
Мягко, медленно:
-Ян Ларош. Предупреждал?
-Ах, Ян… Простите, забегался, работы много в последние дни, - он оборачивается, - снег уже пятый день, значит, с неделю как он был здесь, - и снова ко мне, - вы такая красивая,  вам помощь нужна. Очень нужна. Да, Ян предупреждал о зеркале, извините, о химере.
Ну и переходы. Я узнаю этот взгляд. Заглядывает, всматривается. Взгляд-крик. Ищет что-то. Должно быть то, чего во мне больше нет.
-Нам к генералу нужно, затем - в больницу. Поедем на служебной машине. Подождите, я только пальто захвачу.
Серые, чистые глаза, будто ему не двадцать семь, а всего семь, только чистые они не открытостью, не верой - он полон горечи. Тонкие нити боли. Старой, очень старой боли, глубокой… Шепот ада из чужого сердца. Так в одно касание можно стать родными. Случайно. Случайно ли? Кто же тебя разбил, мальчик?
Он смотрит мне в след. Не в след, в спину, теплое слепое касание, знакомое, почти родное, словно щекой прижался, и от него щемит что-то в груди, и начинает ныть. Разве есть мне дело? Я его не знаю! Зачем же…
Я не знаю его!!!

18

Всю ночь шел снег. Казалось, что колючие хлопья проникали сквозь стены и стекла и оседали, минуя кожу, сразу на костях. Меня начал мучить кашель. Я задыхалась, но никак не могла проснуться. Спала, но в то же время - нет, крутясь на простынях, то сбрасывая, то кутаясь в одеяла. К утру покалывание стало невыносимым и мне удалось проснуться. Весь день я храню под пальцами гладкую черную прохладу, чего бы ни касалась. А в легких трепыхается нечто, замирая на пороге обморока. Вот-вот, стоит только отпустить, и…
-Вам известно, что с моей дочерью?
Что?
Генерал вошел в кабинет. Вонь его сигары трудно было не заметить, но мне удалось. И какое мне дело до твоей дочери? Мне плохо, я – умираю! Я!
Нелепость! Что я здесь делаю? Мне нужно звонить, нужно бороться, бежать, ловить свою кровь, свою жизнь…
Даниэль неподвижно сидит на софе.
Что ж.
Я увязла в мире, вывернутом наизнанку. Трупы пахнут цветами, тени отбрасывают людей, смех вместо крика. Бороться – это для других. Разве к этому я стремилась? Разве теперь я могу сказать, что делает нас живыми?
-Нет.
-Скажу прямо, я недоволен вами.
Почему я стою здесь? Что я могу потерять? Нечего. Другим может достаться. Да.
Он обходит комнату и усаживается за огромный стол.
-Я думал, вы будете действовать оперативно и жестко, но вы разочаровываете меня. Зачем вы приехали?
Он не спросил, кто приехал со мной, не поздоровался, не пожал руки. Он только смакует темную сигару и смотрит куда-то сквозь. Прекрасно.
-Мне нужно осмотреть дом. Возможно, вашу дочь прокляли.
Наверху раздается грохот.
Даниэль вздрагивает.
-Что это?
-Должно быть, горничная что-то уронила. Вы…
-Что там?
Генерал вопросительно смотрит. Комната плывет - глаза начинают слезиться. Что за гадость он курит?
-Прямо над нами. Что там за комната?
-Спальня моей дочери, но…
-Даниэль, идемте.
Легко сказать!
Двигаюсь медленно, или мне только кажется, что двигаюсь? Как трудно заставлять себя идти! Тяжесть, ядовитая, липкая… Выкарабкаться в коридор! Убраться из этой душной задымленной комнаты! Голова становится туманной. Даниэль подхватывает мою руку, и идти становится легче. Мы выплываем из кабинета вместе с желтыми клубами, и, покачиваясь, взлетаем вверх по лестнице,  я сошла с ума. Да, я действительно сумасшедшая - ведь я не касаюсь ступеней. Только Даниэль держит меня под локти. Весело! Легко, тепло, невесомо. Почему-то пахнет печеньем с корицей, которое сестра пекла по воскресеньям, и только купленной книгой.
И вновь – холод и чернота под пальцами. Хочется гаркнуть туда что-нибудь злое.
Открываю глаза.
В спальне Литы Мерье нет ничего необычного - тот же глянец, что и везде. Даниэль, хмурый и напряженный, исследует комод.
Что это было? Где я была?
Украшения, статуэтки, прочие побрякушки. Пытаюсь отдышаться. И зачем нужно было так бежать?
Бред.
Мы как будто бы нормальные. И только что не взлетали по лестнице.
-Даниэль, я ничего не чувствую, а вы?
Он отрицательно качает головой и улыбается.
-Так странно… Я был уверен.
Да. Так странно. Странный дом. Странный Поль Мерье. Странный Даниэль.
-Вряд ли мы найдем здесь что-нибудь. Я…
Узнаю этот привкус! Едкий дым выжег мне горло, но я чувствую! Я чувствую! Есть!
Шаг. Еще один. Вот – усиливается, нарастает, утяжеляется и – спад. Не туда. Нет, это не в ванной, это – здесь. Сдавленным шепотом:
-Оно здесь.
Сдергиваю покрывало с кровати. Нет, дальше…
Опускаюсь на колени, заглядываю – ничего.
-Черт!
Кулаком – по полу.
-Будь оно все!
-Элена!
Оборачиваюсь.
Даниэль подходит.
-Что это? На вашей руке…
Ребро ладони измазано зеленым мелом.
Он быстро подходит к кровати и толкает ее. Она с трудом, но поддается. Присоединяюсь. Нам и нужно-то… сантиметров сорок, не больше…
-Смотрите!
-ЕСТЬ!!!

19

Длинная линия, часть которой я смазала, привела к кругу. Двойной круг с пятиугольником. Пятиугольник и внутренний круг начертаны красным мелом. Рядом с центром – маленькая восковая фигурка, узкая, из бледного, почти белого воска. Силуэт худенький, вытянутый. Фигурка стоит на какой-то руне – росчерке красного мела.
Во внешнем, зеленом кругу стоят восемь фигурок из воска разного цвета. И, в отличие от фигурки в центре, сделаны они намного искуснее и тоньше. Одна желтая фигурка держит знамя и книгу, другая – тоже желтая, пышную ветку, третья – синяя, склонилась к земле, словно бежит, четвертая розоватая, прямая и строгая, скрестила руки на груди, еще одна желтая фигурка, держит двуручный меч, шестая – густо-оранжевая, в латах и на коне, седьмая фигурка из пурпурного воска, в горделивой позе поднимает чашу, а последняя, восьмая фигурка из воска белого цвета, стоит особняком на осколке зеркала, опустив голову.
-Как интересно, - протягивает Даниэль.
-Какая тонкая работа!
-Это уж точно. Слишком тонкая для химеры.
Сажусь рядом.
Он прав.
Если брать красный круг – заклинание простенькое и мощное только из-за сил мага, его создавшего. Или демона?
Но фигурки…
Все это очень усложняет дело. Я думала обнаружить здесь какой-нибудь предмет, старинное колечко, шкатулку или еще что, хранящее на себе проклятье. А нашла…
-Безупречную инвольтацию.
-Что?
-Простите, Даниэль. Я это вслух? Видимо, да. Не слушайте меня.
Устала.
-Но вы правы!
-Не сходится. Что это за фигурка в центре? А эти – вокруг? К чему такие различия? Они, конечно, очень искусно выполнены, но не играют никакой роли. Если в заклинании нет единства - оно не может работать! Восемь фигурок не связаны с той, что в центре, только заключают ее в себе…
-Даже не заключают. Круг – разомкнут.
И опять прав! Круг не замыкается. Две хитро спланированные дуги. Это какая-то магическая надстройка: красивая, но совершенно бесполезная.
-И зачем?
-Не знаю, - протягивает Брайт.
Над красной руной, пятиугольником и статуэткой тяжелая, давящая металлическая магия. Магия, швырнувшая меня об стену. Удивительно только, что магия эта вошла в резонанс с той дрянью, что во мне… Над зеленым мелом – ничего. Нужно решаться.
Работа похожа на работу сапера: нет пресловутого красного или синего. Извращенная мысль придумывает все новые и новые схемы. Только у нас нет тренажеров и законов химии, а рецидив может иметь последствия столь же ужасные, как и взрыв бомбы, утром, в квартире Купера я снова убедилась в этом.
Да, любое заклинание - хитро сплетенный механизм. Возможно ли, что здесь работали два мага?  Два… Мел. Воск.
У любого механизма есть слабое место. Зеленая нить привела меня.
-Даниэль, когда я коснулась мела, вы что-то почувствовали?
-Нет, у вас кожа такая бледная, зеленый – сразу видно.
Значит, коснувшись, я разрушила завесу, скрывающую заклинание от посторонних глаз. Умно.
Достаю платок, раскладываю его. Что же я делаю? Этого нельзя делать! Остановите же меня!
Быстро собираю восемь фигурок, укладываю их  на платок вместе с кусочком зеркала  и, завязав, прячу в сумку.
Даниэль что-то пытается сказать, но  - не выходит. Даже рот открыл. Выдыхает.
-Ну, вы даете…
Милая Элена, запиши и повесь на самом видном месте – БОЛЬШЕ ТАК НЕ ДЕЛАТЬ!
НИ-КОГ-ДА!
Разговариваю сама с собой? Занятно.
Зеленый мел медленно впитывается в пол. Все. Как не было.
Вталкивая впереди себя едкий вкус сигар, в комнату входит генерал.
-Что это?
-Проклятье.
Он не подходит ближе, а так и остается в дверях.
-То есть я был прав! Это магия?
-Да.
-Кто-то прокрался в дом? Фанатик? Поклонник?
-Возможно.
Он с шумом выдыхает, скулы сжаты.
-Теперь вы поможете моей дочери?
Даниэль склоняется над пятиугольником.
-Помогать нужно не вашей дочери.
-Что?
Вбегает пожилая женщина и чуть не налетает на генерала, она запыхалась, седые волосы выбились из прически.
-Поль, Поль! Андре пропал! Девочка ваша пришла в себя, а сыночек-то ее, - голос дрожит, женщина всхлипывает.
Генерал замирает, но это, видимо, единственное доступное ему проявление эмоций.
-Марта, расскажете этим людям все.
Выходит. Слышно как он чеканит шаг по коридору, а потом хлопает дверь.
На росчерке мела - маленькая фигурка. Узкая. Юная.
Мальчик.
Даниэль, поднимаясь:
-Значит, он был целью?
-Он? Нет.
Фигурка стоит совсем рядом, почти, но…
Не в центре.
«Выздоравливай скорее, мамочка».
-Они оба. Он только защищает ее.
Женщина всхлипывает. Даниэль подходит к ней, берет ее за руку и усаживает на край кровати.
-Не волнуйтесь. Мы найдем его.
Он гладит ее руку и женщина успокаивается.
Что-то применил, хитрец.
-Так как вы поняли, что он пропал?
-Вчера он ушел ночевать к двоюродному брату, а сегодня мне сообщили из школы, что Андре не пришел. Я позвонила матери Кида, но она сказала… сказала… Он обманул меня… Стив, сводный брат Литы, сам не свой… ох, пропало все… Поль не простит… Мой мальчик, мой милый мальчик… Такой странный ходил все время, чудной. Я должна была понять… Все эти разговоры…
-Какие разговоры?
-Он очень переживал, и… нет, глупости…
Как же мне надоело их уговаривать!
-Поймите, нам важна любая мелочь. Мальчик в опасности. О чем он говорил вам?
Около минуты она смотрит перед собой, покачиваясь.
-Он все твердил про каких-то ангелов, какие-то голоса.
Даниэль вздрагивает и поднимает на меня глаза. В них удивление и тоска, на щеках румянец, губы сжаты.
Неужели не верит в ангелов?
Женщина продолжает:
-Я точно не помню, только, - она снова начала всхлипывать, - он… он сказал, что все сделает, только бы спасти… спасти мать. И что знает, как помочь… Недоглядела!.. Ох, Андре…
Она поворачивается к Даниэлю.
-Вы ведь найдете его? Найдете? Его ведь не украли? Он не самоубийца! Вы вернете его?
Он кивает.
А если я сгущаю краски?
-Возможно, вы напрасно переживаете. Мальчик не ночевал дома, что если он остался у других знакомых?
Пожилая женщина начинает плакать. Даниэль бросает укоризненный взгляд.
Мы оба знаем, что это не так. Как только мальчик подменил фигурку, он потерял себя. Где он странствует теперь? И кто подсказал ему?
-Я с полудня… Я… Всех уже обзвонила. И в больницы звонила, и в… в… морги. Х-хранители сказали, что еще рано, что нужно подождать, они не могут… И тогда я прибежала…
У меня телефон жужжит. Киваю Брайту и выхожу.
ДаКоста.
-Элена! Звонил Мерье.
-Привет, Корр.
-Короче, бабку-няньку к нам с шофером, все запишем и оформим. Генерал на всякий будет ждать внука дома. Я слышал, что дело сдвинулось? Нашла что-то?
-Нашла. Мальчик в беде.
-Эт хорошо. То есть, хорошо, что нашла. Мы уже начали мальчишку искать. Попробуй тут не начать. Звонили в госпиталь, где мать лежит, он там не появлялся. В моргах и типа того пока тишина, отправили людей на вокзалы. Ларош сказал, чтобы вы, с этим твоим, поняла, поехали в госпиталь и там все осмотрели. Зацепку для поиска можешь дать?
-Минутку повиси.
Женщина рыдает на плече Даниэля, и у него такое сострадающее лицо, что меня тошнит. Или мне просто стало хуже.
-Марта, езжайте в центральное управление. Наши люди уже начали поиски. Только распорядитесь, на счет стакана воды для нас.
Она растеряно кивает. Даниэль помогает ей подняться.
-Генерал останется здесь на случай, если Андрэ вернется. Вам все ясно?
Она снова кивает.
-Даниэль, мы едем в госпиталь святого Георгия.
-А проклятье?
-Заберем копию с собой.
Он недоверчиво смотрит то на меня, то на пол.
Где может быть ребенок? Мальчик, который сделает все, чтобы спасти. А что нужно сделать? Если предположить, что он действительно знает правду об инвольтации…
Прикладываю трубку.
-ДаКоста?
-Что?
-Зацепку дать могу. В церкви тоже нужно искать.
-Где?
-В церкви.
-А поконкретнее?
-А поконкретнее за отдельную плату.
-Чего?
-Проклятье наше – иновольтирующее, чтобы снять, нужно фигурки сжечь там, где создавалось или откуда воск, а воск берется из церковных свечей. Вернее, из огарков. Это поиски не облегчает, но конкретизирует.
-Тоже мне конкретизирует! Элена, ты знаешь сколько в Нотлэнде церквей?!!! Опять инвольтация? Ничего в них не понимаю.
Как-нибудь на тебя нашлю. Чтоб дошло. Каждое третье проклятье в этом городе – подобное. Работает четко, без сбоев, но примитивно. Хотя при большом количестве силы это уже не важно, насылают то, что работает и убивает  – а казалось бы воск, круг и росчерк.
-Церквей, наверное, больше, чем больниц.
-И системы регистрации у них нет!
-Мое дело предложить. Мы в госпиталь едем, может, найдем там что новенькое. Ты же прошвырнись по церквям, тебе полезно.
-А в мечети тоже надо?
И этот пень работает в отделе запрещенных преступлений!
-Напомни внести в бюджет управления энциклопедию для детей «Религии мира», о’кей?
-А чего? Эй, чего я такого спросил?
-В мечети - не нужно.

20

Марта ушла, и мы снова сели рядышком у проклятья. Даниэль то и дело поглядывает на меня. Да, сейчас вытащу кролика. Зубастого, когтистого, но белого.
-Я сделаю копию для мальчишки. Это подстрахует нас: если с этим заклинанием что-нибудь случится, мать пострадать уже не сможет – фигурка убрана, а вот мальчик – запросто. Сделаем копию - выиграем время.
-Но ведь… Разве тогда не сложнее будет обезвредить? Придется работать одновременно, и…
-Кто-то говорил, что будет легко?
-Мне стоит остаться здесь?
-Вам лучше сюда вернуться. В больнице вы можете найти то, чего не увижу я. Правда, проклятье лучше запечатать – вдруг его захотят ускорить. Сейчас у меня не хватит сил на это. А у вас?
Поднимает глаза.
- Я… попробую. Только надолго не выйдет, час, не больше. Извините. Уж очень оно… злое.
Очаровательно. Где Ян Ларош достал это сокровище? В раю?
Опять ритуалы. Единственный разрешенный ритуал на сегодня я уже совершила – дала телеграмму Фабо в его загородную резиденцию. Он последний, кто может помочь. Что ж, придется снова подорвать здоровье на работе.
Достаю из саквояжа сложенный вчетверо, тонкий, желтоватый лист.
Обзвонила девять человек, - гудки. До чего странно. Как будто все знакомые мористы…
Расправляю лист, осторожно снимаю частичку розового мела и  кладу в центр.
…попрятались. Гудки. Монотонное сердцебиение линии. Безразличное…
Беру стакан из рук Даниэля. Выдох.
…В целом городе – тишина. Никого. Или это удача от меня отвернулась?
Держа лист над проклятьем, медленно лью воду.
Помню, помню: я, «никогда так не делать», видное место.
Вода смачивает лист, и на нем проявляются красные мелованные линии, росчерк руны и расплывается светлое пятно – там, где стоит фигурка.
Лист тяжелеет, рука дрожит.
Капли срываются с краев, но испаряются, не достигая пола. Отлично. Воздух становится влажным.
Горло щекочет. Меня скручивает приступ кашля.
Еще. Немного. Чуть. Чуть.
Все!
Отвожу лист, осторожно кладу его на пол. Зафиксировать. Пытаюсь набрать воздух, но не выходит. Кашель рвется. Зафиксировать!
-Именем Твоим, Словом Твоим, что дал…
Меня сотрясает разрывающий, сухой кашель. Не могу вдохнуть.  Ладонь на листе – холодная. Даниэль накрывает мою руку и что-то приглушенно говорит. Ритм знаком, но слов не уловить.  Другой язык?
Легкие выжигает - кашель душит, глаза слезятся. Темно. Я проваливаюсь в чужую тьму, словно под лед, разом, с головой.
Кругом летят хлопья снега.
Держу кого-то. Прошу его остаться. Хочу, чтобы он остался, ведь ему нельзя уходить. Ладонь теплая, родная, близкая. А хрупкие хлопья падают, кружась, словно перья, становясь прозрачными и осыпаясь. Знаю, ему нужно, он должен уйти. И он уйдет. И я отпускаю.
«Следи за тем, кто мертв».
Теперь кто-то держит меня. Дышу тяжело. Больно. Кашель отдается в ране. Утром она мучительно ныла вместе с костями. К тому же я пропустила перевязку.
Рука выскальзывает, сгибаюсь и медленно опускаюсь на здоровый бок. Дышу осторожно, короткими, вкрадчивыми вдохами. Рыбка. И чему я улыбаюсь?
Должно быть, тонкому листу, на котором проявились бледные витиеватые строчки. Зафиксировали.
Зафиксировал.
Потолок вертится. Боюсь шевелиться. Темная дрянь выталкивает меня из тела, из мира. Кончики пальцев даже на руке без ожога - немеют. Началось.
Прямая. Часы вытянулись, поставив зарубки.
Сколько?
Фабо, прошу тебя, откликнись! Если не ты, то…
Даже копию проклятья не сделать! Будь оно все!..
Купер… Не сам ли ты себя убил? Своей же магией, сопротивляясь?
Даниэль почему-то печален. И откуда в нем эта смущенная благодать? Тишь. И, кажется, даже черти попрятались.
Свернулась рядом с проклятьем и – хорошо. Кто-то у камина, я – у проклятья. Сила привычки? Здесь, внизу, чувствуется запах воска. Тонкий, немного вяжущий… Где-то я тебя встречала раньше.
Даниэль откладывает копию в сторону и склоняется над проклятьем, раскрывая ладони. Он словно держит что-то пушистое, мягкое и живое, держит нежно, осторожно. Но это – проклятье. Холодом оно рвет ладони. Я знаю. Оно впивается в пальцы, в кожу вгрызается, требуя своего, только своего мага. Хозяина. Он наклоняется еще ниже, совсем близко и начинает что-то шептать. Возможно, под его ладонями проклятье и вправду начинает светиться, или я – засыпаю. Тихий шепот. Возможно даже, что и сам он озаряется этим светом, или я – уже сплю. Мне тепло и легко, совсем как во сне. Не удивляюсь, с какой легкостью он запечатал проклятье, совсем как во сне. И совсем как во сне, нет никаких вопросов, никакой крови, никакого колдовства.
Вот оно - счастье.

21

Даниэль открывает дверь, пропуская меня. Входит следом и…
Спотыкается.
Что с ним?
Бледен и дрожит. Глаза мутнеют. Сдавленным шепотом:
-Не шевелитесь.
Оборачивается. Взмах. И - разом, на вдохе, вжимается в себя, раздается тонкий шелест, шипение, так море лижет берег - пенистым шумом. Он выбрасывает руку вперед, затаив дыхание, закрыв глаза, вслушивается.  Вдруг – тоненький визг, и Брайт сжимает пальцы в кулак. С потолка палаты, с угла, падает маленькая тень.
Осторожно подходим. Тонкая струйка темного песка или пепла, но трогать, чтобы убедиться, не хочется. Напоминает змейку, не больше ужа.
-Что это?
Как быстро расправился!
Грустно:
-Глаза и уши.
-Шпион?
-Похоже, кому-то очень нужно знать, что происходит в этой палате.
-Кому-то?
Кивает.
-Извините. Спугнул. Это только шкурка.
Интересно. Я даже не почувствовала. Либо он действительно великий, либо знал, что искать. Знакомого встретил? И ведь…
Раскрываю ладонь над песком. Странные ощущения, очень сильные. Настолько сильные, что приближаться не нужно – и так ладонь выталкивает.
-Что-то демоническое, но не совсем.
-Подчиненная сущность.
Привкус пыли, копоти… Узкое, сильное, шуршащее, давит на горло… Древнее, старое…
«Левиафан».
Даниэль тянется к моей руке, но пальцы замирают:
-Простите, что?
-Почему вы так на меня смотрите?
Почему? Открыто, ищуще, будто спрашиваешь, и ждешь ответа.
Он взволнован. Нет, смущен. Или все сразу?
-Вы что-то сказали?
-Я? Когда?
-Только что.
-Что это не совсем демоническое, хм, колдовство.
Взгляд полон надежды. До чего чистые у него глаза. Не могу глядеть. О, я уже видела такие глаза, я уже любила такие глаза. И что из этого вышло?
Инерцией вынесло.
-Извините, должно быть, задумался.
Опять извиняется.
Тревожно. С ним тревожно, но я ему верю. Почему?
Верю незнакомому.
Своему.
Незнакомому.
Я?
Не может такого быть!
Но верю и тянусь. И он – тянется, замирая и одергивая руку.
Что же происходит?
Меня давно уже нет. Ни для других, ни для себя. И зачем он пытается коснуться меня?
Отражение нельзя поймать.
Даниэль…
Меня нет среди погибших, но и среди выживших - тоже. Где же я? Если я есть, но в то же время меня нет? Зеркало. Моя жизнь – лишь отражение в зеркале. Только плоская видимость.
Даже не пытайся, мальчик.
Смущенно улыбается и идет к пациентке.
-Не волнуйтесь, вряд ли шпион вернется сегодня.
Ох, не по тому я волнуюсь.
-Даниэль…
Мычит. Склонился над женщиной. И вдруг, сосредоточенно:
-И вы думаете это – химера?
-Предполагаю.
Отходит.
-Я… не знаю, - напряженно, - может быть. Только…  - все еще встревожен. - Извините, но нет. Это не химера.
-Не химера и не чистое проклятье?
Уж точно - нечисть.
-Нечистое, - чуть улыбается, - да, это… как бы… похоже на индивидуальный почерк.
И ты знаешь - чей.
Но я не могу спросить. Не могу! Из-за его бледности? Что-то всколыхнулось в нем и царапнуло. Как странно! Моя прямая и простая жизнь вдруг запуталась! Не выношу распутывать, предпочитаю древний метод великого полководца – рубить.
Задумчиво кивает.
-Я не очень сведущ в этом, но мне кажется, что она…
В палату входит врач.
-Вы те самые люди из департамента?
-Те самые.
Даниэль оборачивается на меня. Да, я тоже удивилась, насколько холодно это прозвучало. Врачи не любят магов. К сожалению. А мы, как собаки, которые почему-то всегда лают на почтальонов.
-Я Август Дамп, лечащий врач мисс Мерье. Сегодня утром она пришла в себя и…
Утром, когда проклятье адаптировалось к новой жертве. Даниэль смотрит на врача, устало опустив руки.
Воздух дрожит.
Врач запинается и произносит:
-И хотя я уверен, что ваше присутствие здесь абсолютно необоснованно, вы можете закончить вашу работу, только не беспокойте пациентку. А потом -уходите.
Ларош не сказал, что за способности у Даниэля Брайта. Бросил что-то в духе «на все случаи жизни». Мне действительно хочется знать?
Нет.
Хватит с меня кошмаров. Пусть он останется добрым, очаровательным и прозрачным.
Врач выходит. Этот хотя бы представился.
Вполголоса:
-Даниэль, можете что-нибудь добавить?
-Я?
-О проклятье.
-Проклятье… Разве что… Мальчик действительно идет в церковь. И… Не уверен, что это поможет, но… церковь должна быть большой. Может быть, даже – собор.
-Большой? Почему?
Пожимает плечами.
-Это трудно и долго объяснять. Извините. Можно… я не буду?
Ну, это хоть что-то.
-Можно.
Я ведь не инквизитор. Хотя иногда жалею об этом.
Он садится на корточки перед струйкой пепла. Вздрагивает, запрокидывает голову.
-Мне пора в особняк Мерье -  печать разрушается.
Неужели, услышал треск?
Разрушается? И кто его учил? В первый раз слышу такое слово. Но сил у него... Я бы не смогла запечатать то проклятье. Это же не какой-то там вывод - была бы земля, это - магия демонов. Не смогла бы даже в свои лучшие времена. Увы. Зато теперь я знаю замечательного парня, такого милого и безотказного.
И после этого – я не инквизитор? Нужно повторять почаще, когда-нибудь поверю.
Темнеет. Не хочется отпускать.
-Да, действительно, пора.
Даниэль касается пепла, задумчиво смотрит на пальцы и растирает его.
Грустный. Уставший. Юный и древний. Расколотый.
-Идемте.

22

-Даниэль, подождите!
Он внимательно смотрит на меня, чуть склонив голову на бок, светлые волосы смешиваются с рыжеватым мехом капюшона.
Опять сотовый. Может, ДаКоста? Неужели нашли?
Фабо.
Фабо!
Густой, низкий голос.
-Здравствуй, Bella.
Что-то не так.
- Фабо, в чем дело?
Кажется, я скоро стану такой же бестактной, как ДаКоста.
-У тебя проблемы, Bella.
-У тебя тоже. В чем дело?
Смеется. Не обманешь.
-Очень на тебя похоже - сперва о других беспокоишься. Я плохой сон видел. Уезжай из города.
Сон? Звучит зловеще.
-Ты же меня знаешь, от совета отказываюсь, а вот помощь приму.
-Помощь? Ох, Bella… Что же не бережешь себя?
-Приедешь?
-Да. Только помощь мне тоже понадобиться может.
Не люблю долгов.
-В чем дело?
-Говорят, у тебя с кланом Чиаро связи есть. Так?
Вот это вопросик, прямо в лоб. Кто это такое говорит? И кто вообще ему разрешал говорить?
-Накопаю все, что угодно и без мафии, помни, я работаю в главном крысятнике Нотлэнда. Куда рыть?
-Странные люди объявили охоту на меня.
-ЧТО?
Даниэль вздрагивает.
-Не волнуйся,  mi corazon. Пока безуспешно. В город мне нужно,  но в городе тяжко будет - они прикрываются Капитолийским Холмом. Узнать бы, действительно оно так, а то самозванцев много развелось. Смутные времена.
Пока безуспешно?
-Когда сможешь приехать?
-В течение двух дней. Дело есть. Важное.
Пешком что ли собрался?
-Может…
-Никаких Хранителей.
Всегда так.
-Ладно, поняла. Все узнаю.
-Протянешь?
-Придется.
-Держись, Bella. И над советом все же подумай.
Гудки. Опять гудки.
Ненавижу.
Даниэль улыбается, протягивает мне лист с копией проклятья и идет ловить такси, чтобы добраться до особняка Мерье. Мне в другую сторону – к служебной машине и – в управление.
Что-то в нем есть... не такое. Как будто он сам выбрал то, чего обычно не выбирают. Он другой, он отличается ото всех магов, которых я когда-либо знала. Кроме одного.
Мы рождаемся такими. Хотелось бы мне нормальной жизни? Ее просто не существует. Я не встречала таковой, и Купер не встречал, но мы платим за свой не выбор, за свое «за всякими рамками». За свою силу.
А он выбрал.
Снег липнет к пальто.
Мы каждый день должны доказывать право на жизнь, пытаясь  заслужить то, что другим дается даром.
А он – не борется.
Он… Да, он другой.
Даниэль оборачивается. Мне хочется бежать. К нему или от него?
Обнять, чтобы убедится, что он живой. Настоящий.
Зачем?
Хочется, чтобы он шел рядом.
Зачем?
Очередное отражение. Отражение? Вот только чего? Меня, моего прошлого? Меня ли?
Я не знаю его!
Я вижу его в первый раз в жизни!
Тогда почему?
Потому что теплый.
Молчаливый, тихий. И, кажется, если буду смотреть достаточно долго, то пойму, поймаю, смогу разгадать. Смогу заглянуть. И, может быть, даже -вспомнить.
Вопросы.
Я стала полем битвы, слепой землей, по которой проносятся армии, в которой роют окопы, а кто и почему – разве это важно?
Ударились лбами. Теперь всматриваемся, пытаясь понять, почему прозрачное – непроходимо.
Даниэль машет рукой и кричит:
-Вы только позвоните, когда найдете мальчика, я буду ждать! Вы обязательно его найдете.
Холодно. Рукой - по шершавому пальто. Пуговица оторвалась.

23

Зеркало треснутое. Клетки. Черные и белые клетки. Дизайн. Ха. Клетки множатся в зеркалах.
А мальчик умирает.
По дороге в Центральное управление провалилась в жаркий липкий сон, в котором как наяву шелестел снег в свете фонарей и нависал темный город. Сон, в котором еще больше хотелось спать. Сорок минут в пробке и – о, чудо. Сегодня очень длинный день. Последний?
Дура.
Все смазалось и летит в темное небо, в ад. И как я выбралась из особняка Мерье? Ох. Гладкое стало шершавым. Видения, боль, сны. Мутный серый мир. И всюду – черное зеркало. Во сне, наяву. Какая разница, как выбралась? Главное, что я сейчас не там. Разве? Не там. В особняк отправился Даниэль Брайт. Я – отправилась в управление. И теперь я здесь. Или там. Черт!
Плохо.
Рискую. В любой момент. Задача номер один: не попасться на глаза Ларошу, иначе он начнет думать над моим спасением.
Дура.
«Проклятье это или мора – он сможет помочь».
Дура!
Зачем тебе Фабо, когда Ян сам подсунул отличного мага?! До чего глупая!!!
Боже…
Туго соображаю в этом году.
По крайней мере, смогу помочь старому другу: Фабо ведь нужно вернуться в город. Мафия.
В очередь, ребята. Ну, инспектор!
Забилась в угол, сижу на холодном полу. Курю. Вдох-выдох. Сиплое дыхание. Далекое. Все – далекое. Хочется спать.
Во рту отвратительная сладость.
В руках отвратительная горечь.
Кто и когда вывернул меня наизнанку и криво перешил?
Я и не заметила.
Чужое. Все – чужое. А мне бы хоть что-нибудь свое! FN  лежит рядом. Восемь кабинок в ряд. Четыре раковины. Миллион клеток.
Три пули.
Холодную сталь прижимаю ко лбу.
Как она пела?
Одну тебе, одну мне, одну тому, кто под столом во тьме…
Конфеты.
Я уже давно не раздаю конфет.
Хрипло смеюсь. Не узнаю смех.
Да и темноты не боюсь. Им не нужна темнота, чтобы напасть - они используют ее из-за слабости наших глаз.
Из-за нашей слабости.
Бок горит и пульсирует. Любое проявление слабости наказывается. Вот оно, доказательство – под ладонью. Расплывается. Порез не зарастает и, кажется, уже не зарастет. Паутина мыслей, липких, легких.
Не стены - шахматы.
Видимо, я, как ферзь,  не хожу прямо.
Ферзь? Лесть себе - не спасает.
Жмусь в углу, моргаю на пистолет. Послушай, бельгиец, ты со мной до конца?
Холодный. Молчаливый.
Оружие живет, только когда убивает. Абсолютный вампир. Вне смерти - бесполезный кусок металла. 
Скоро…
Шаги.
-Элена!
ДаКоста, не возвращай меня. К кому?
Во что.
-Мать, ну ты чего?
-ДаКоста, изыди.
Главное от него не отмахиваться пистолетом. Сначала отобьет все, что успеет, потом будет долго извиняться и списывать на рефлексы.
-Слышь, вставай. Домой двигай.
-Не могу. Я пытаюсь…
Что я собственно пытаюсь тут сделать?
Он сдавлено хихикает.
-Ну, хватит ржать. Дай подумать. Я пытаюсь…
Точно. У меня была какая-то цель.
-Прийти в себя, выйти из себя... Вспомнить мне нужно.
Что, Дейв, в горле запершило вдруг? Да ладно.
-Ты, как всегда, такая загадочная. Че ты куришь там? Магическое-ритуальное что-нибудь?
Не может забыть, как я открывала Гонзе глаза на мир? У взрослых только один безопасный путь – легкие наркотики или алкоголь. Но делать этого на работе не следовало.
Ему весело. Он думает, что и мне весело. А мне и правда весело. Почему?
Бред.
Домой нельзя. Мальчики, проклятье.
-ДаКоста, я была в той церкви. Этот запах… Там, в особняке, когда мы снимали копию с проклятья, запах восковой фигурки, показался мне…
У него очень сосредоточенное лицо, но совершенно стеклянный взгляд. Насупился. Вот понятия же не имеет, о чем я говорю, а вид «я тебя внимательно слушаю».
Нужно спрятать пистолет, а то соблазн большой начать им отмахиваться.
Он помогает мне подняться. Ноги затекли.
-Забудь.
-Эх, кажется, совсем тебе хреново. Идем. Будем теперь  вместе думать.
Думать с оперативником - акт, опасный для здоровья.
-Хотя тебе бы лучше домой. В конце концов – ранение не шутка.
Киваю.
Да. Так будет лучше. В конце концов, Ян справится с чем угодно.
-Да. Поеду домой.
-И за руль лучше не садись, а то, если с тобой что-нибудь случится, Ларош меня на хрен убьет. А потом воскресит и убьет еще раз.
Да. Ян точно справится с чем угодно.
-Не волнуйся. Доберусь.

24

Я была там. Этот запах я знаю. Знаю! Встречала его совсем недавно.  Проклятая память! Болит все, но пока таблетки действуют, могу думать и работать. Церкви все пахнут по-разному: людьми, цветами, краской, но главное – свечами. Люди пахнут своими домами, родного запаха не ощущая;  церкви пахнут своими свечами. Немного пряными, чуть мятными, парафиновыми или сладкими, и этот запах…
Когда? Где-то рядом. Близко - рукой пошарить.
Когда гонялись за ведьмой? Тогда мы были в трех церквях.
Или до?
Заходила случайно?
Ведь Андрэ тоже ищет эту церковь. Знает только, что нужно сделать, но не знает где. Ищет.
Светофор.
Стоп, машина.
Девятый час. Снег. Машин мало. Поворот на Адмиральскую площадь, на другом конце площади - собор. Мне видны только острые подсвеченные крыши – здание гуманитарного института скрывает его почти полностью.
В этом соборе наши уже были. Ничего.
«Может быть, даже – собор».
Собор… Собор… Собор…
Кафедральный собор…
Зеленый свет.
Архитектура. Собор.
Глянец. На кончиках пальцев. Шуршание.
Что это? Черт!
Сзади сигналят.
Не мог подождать?! Я почти вспомнила! Тормознуть его что ли? И пришить попытку наведения порчи на президента. Я ведь не ДаКоста, чтоб так развлекаться.
Площадь плывет мимо. И ведь почти… Чтоб тебя!
Приглашение!
Я не была  в этой церкви! Не была! Воск!
Нужно развернуться.
«Приглашаем вас посетить Собор Пречистой Девы Марии… является не только архитектурным чудом, но и хранит… великое множество уникальных икон, многие из которых признаны национальным наследием и охраняются государством… Восстановлен орган центрального хора…»
Есть!
Аккуратное строгое приглашение, в шуршащем пакетике приложена свеча.
Собор Пречистой Девы Марии - десять километров к северу от города. Через полчаса буду там. Найти мальчишку, снять проклятье, попросить Даниэля о помощи. К полуночи избавлюсь от дряни, что убивает меня. Да…
Дрянь отвечает мне приступом кашля.
Погоди у меня. Еще сквитаемся.
Рядом раздается хлопок. Черт! Авария? Нет. Колесо? Нет…
Хуже.
Из сумки вытаскиваю сложенный лист. Копия пожелтела, края обуглились. Теперь уже точно.
Мальчик умирает.

25

Сбрасываю скорость. Если перевернусь, не помогу уже никому. Спокойно. Время еще есть. Кошусь на лист. Есть. Но немного.
Потерпи!
Стекло обрастает коркой льда. То ли снег, то ли дождь. Мелкий, смутный, растерянный. Дворники скрипят и царапают. На этом повороте от шоссе машин почти нет - час поздний.
Вокруг –заснеженные поля. Пустынные. Сквозь них и густую ночь медленно, со стоном ползет электричка. Куда-то туда, в сторону собора.
Город сияет позади.
Стремлюсь прочь. Тороплюсь и следую за пушистым хвостом нелепой надежды, что мелькает из снега и тьмы.
Черное небо. Редкие фонари. Разве ему не страшно? Такому хрупкому, маленькому? Ведь мир такой огромный, жерновами крутится, а он… Нежный, тоненький. Всего лишь росток.
Только бы спасти его.
Только бы успеть.
Он очень любит свою мать, разве это плохо?
А этот снег, все пляшет и пляшет. Все сыплется кладбищенской солью.
Из тьмы.
Кружится и бьет в лицо, светлыми, плоскими хлопьями, падает из густой, сырой тьмы. Подвальной. Эта тьма медленно проглатывает пятна фонарей, снег, фары, уже нет капота, ни стекла, ни руля. Ничего. Нет полей и электрички. Только гулкая тьма.
И в центре ее - кто-то стоит, понурив голову.
Но…
Как странно, как интересно. Тот, что стоит там, от него исходит нежное сияние, мягкое и ровное, как лунный свет.
Я – в подвале? Гудит сырой воздух. Движется. В нем, с ним движусь и я, туда, где стоит высокая, чуть согнутая фигура, узкая. Запах гладкой мелованной бумаги и типографских чернил.
Даниэль.
Спокойный, грустный.
Вдруг, из подвальной тьмы - хохот. Тонкий, золотистый свет разрезает тьму, Брайт чуть поворачивается, уходя от удара. Узкая полоса света летит мимо и врезается в стену, вышибая каменную крошку. В темной воронке вращается, замедляясь, сияющий янтарный шар. Вспыхивает, и… Блеск паутины, и шар летит обратно во тьму. Даниэль вскрикивает и хватается за руку. Не успел.
Вновь: легкий звонкий хохот и – уже с другой стороны, намного быстрее, приближается свет.
Даниэль собирает силы – пятно тусклого сияния вокруг него дрожит. Уходи же! Но он стоит. Поднимает скрещенные руки и упирается ногами. Что же…
Крик, навстречу летящему шару:
-Я не стану драться с тобой!
Тьма шипит.
Грохот, золотой свет, пыль. Даниэль пошатывается. На расстоянии ладони, дико визжа, вращается шар. Нет… Это не шар…
Паутина зловеще блестит и…
-Даниэль!
Он изумленно оборачивается на мой голос, и это спасает его голову: петля полосует по щеке, он успевает подставить руку. Но одной рукой не удержать темнеющий шар. Ведь это… не паутина. Тонкая, невесомая цепь, она скользит, затягиваясь, разрезая его ладонь.
Не дай этому шару остыть!
Откуда-то сверху, из тьмы сырого потолка каплями падает голос:
-Не будешь драться? Значит, я просто тебя убью.
Это…
Брайт слабеет? Нет. Что он, что он делает? Что?.. Правая рука, сдерживающая шар, поддается - расстояние сокращается. Скоро нетерпеливо подрагивающий шар коснется  раскрытой ладони. И вдруг шар хищно отпрыгивает, каменея. Рука опускается.
-ДАНИЭЛЬ!
Жесткий металлический звук. Шар обрастает шипами. Быстрый.
Шипение. Это не просто шар. Это…
Моргенштерн.
-ДАНИЭЛЬ!!!
Шар сминает его, сверкающие нити затягивают. Тихая, радостная улыбка, а он закрывает глаза.
Хватит! Прошу тебя!!!
Он падает, роняя темные капли. Сияние меркнет.
Внутри что-то разрывает, тянет и всхлипывает.
Держу кого-то. Прошу остаться. Хочу, чтобы он остался, ведь ему нельзя уходить. Но ему нужно, он должен уйти. И он уходит. А хрупкие хлопья падают и,  становясь прозрачными, облетают прахом. Перья. Капли. Пух.
«У каждого своя глубина падения».
Хватит!
Гнилая пустота проступает на нем. Темнота выедает.
«Так и должно быть».
Прекрати!
Я не отпущу тебя! Ты не должен! Не должен! В этот раз я не позволю тебе уйти!
Голос, страшный и близкий, не шепот и не крик, изнутри, снаружи, взрывом и шелестом:
Камаил!!!
Далекий гулкий звон. Раскатистый.
«Элена!»
Ян?
В глаза бьет свет. Ярче, заполняя собой все. Свет?
Где… Что происходит?..
Твою мать.
Выкручиваю руль, уходя в сторону. Мимо, сигналя, пролетает грузовик. Машину несет через две полосы, заносит, сбрасываю скорость и, петляя, ударяюсь об ограждение.
Черт!
Черт! Черт!
Трясет. Я что, выключилась за рулем?..
Кашель сводит. Бок, руки, голова. Боже мой…
Твою мать!
В кармане звонит телефон.
Что с моей головой?
Боже…
До чего больно…
Нужно развернуться, пока в меня никто не въехал. Хорошо.
Телефон.
Вытащить сразу не получается.
Ларош?
-Элена, я в резиденции Мерье.
-ДаКоста?
-А. Ну да, я. У меня батарея села.
-Выкинь своего динозавра и перейди уже на пластины.
-Да, да, да. Тут такое дело - генерал мертв.
-Мертв?
Съезжаю на обочину.
Скользкий хвост. Вот оно. Я. Почти. Собрала.
-Фигня какая-то.
-Это уж точно. Ян знает? Он где?
-Да Ларош тут тоже. Рыщет. И все бубнит: «как же так, как же так».
-Время смерти?
-Генералу нашему захорошело час назад, и…
-Нет.
Томительное, неясное: не пожал руки. Курил. Едкий, выедающий глаза, вонючий дым.
К холодному стеклу прижимаюсь.
Горечь. Смеюсь. Нас всех провели! Хитро.
-Нет. Генерал… Генерал был мертв с самого начала.
- Как?
-Заклинания по оживлению мертвых имеют характерный запах. И больше недели не держаться - дольше не удержать Хаб.
-К-кого?
Обмануть мой больной разум не составило труда, но вот если бы Даниэль руку пожал…
Даниэль!
-Как там Брайт?
-Кто? Опа, Ларош надвигается… Сейчас, погоди.
Какая-то возня.
-Элена!
Встревожен.
-Где ты?
-Я…
Опускаю окно. По обочинам – покрытые инеем деревья, подсветка бьет на них из сугробов. Деревья тянутся, врастая в небо белыми трещинами, а над ними, устремляясь к  холодным застывшим тучам, поднимается Собор Пресвятой Девы Марии.
Кружевные сплетения  темных арок и окон, колючие крыши и узкие статуи в нишах - вверх, поддерживая небо. Или вниз, падая складками ее одеяния.
Звон.
Сквозь мелькание снега - тени и кости.
Страшно.
Внутри собора…
-Я… Ян, проверь подвал. Проклятье – в спальне мисс. И пришли кого-нибудь к собору Девы Марии как можно скорее. Сейчас будем ломать проклятье. Приготовься.
-Элена?
Эта громада, ее сотрясает… Пульс. Он расходится кругами. Бьется. Заглушая удары колоколов. Останавливая время. Остановить бы снег.
-Мне нужно идти.
Машина уплывает. Уплывает дорога. Всхлипнув, тонет телефон.
Под ногами скользко. Гладко.
Стекло? Черное стекло? Я отражаюсь в нем белесым маревом. Это ведь… это ведь уже было?
Не стекло. Мрамор.
На знаке «Проезда нет» сидит потрепанный сизый голубь. Облезлый и грязный.
Снег, снег, снег, снег.
Пятна снега под ногами. Вокруг – его тихое движение. Движущиеся полотна. Падает, стелет, кутает. Неделями.
Его жизнь. Его голос. Я нашла Его. Бьется темным сердцем собора. Спрятан. Заперт. Заточен.
Колокола застыли.
И снег, скрывающий нас, замирает. Вокруг, словно сверкающие звезды, застывают его хлопья. Легкие, ломкие, холодные. Острые. Они царапают пальто, позвякивают, сталкиваются друг с другом, разбиваясь тысячью искр, тают от неровного дыхания и застывают снова.
Такой должна быть вечность: холодной, хрустящей и свежей. Прозрачной.
Впереди - тишина и тяжелая дверь.

26

-Андре!
Идти трудно и больно. Кругом одна только едкая боль. Устала. Где же то железо, что течет по венам?
Двигайся, дура. Копия проклятья осталась в машине. Как и телефон.
Они ведь умные, сообразительные и опытные. Они поймут. Даниэль, Ян...
Мальчик лежит у колонны, пойманный ее тенью, спрятанный у самого входа. Бледный. Продираюсь сквозь воздух к нему. И пустота может сопротивляться. Опускаюсь рядом. Пистолет мешает сидеть. Тугими пальцами с тугими пуговицами не справиться. Цепляюсь за края, тяну. С трудом пуговицы щелкают.
Дышать легче.
В  сжатой ладони мальчика - немного помятая фигурка.
Зажигалка. Где же, где же… Вот же.
Аха.
Холодно. Очень холодно. Руки онемели. В церкви тепло. Холодно – внутри.
Прости, Ян. Кажется, не успею добраться до твоего замечательного мага. А Фабо? Как же он?
Фабо…
Выгребаю чеки из карманов. Хорошо, что я всегда их забираю - есть на чем провести ритуал. Не так я себе представляла свое последнее дело. Как будто я вообще его представляла. Ха! И какой черт меня дернул сюда тащиться без всего? Скоро с ним встречусь. Спрошу. Нет уж! Мое последнее дело в самом унылом случае – спасение мира. Даниэль еще будет отмахиваться от меня всеми доступными предметами. И с Фабо еще напьемся. Не время мне еще с чертями золу грести.
Где-то должен быть запасной бутылек масла. Внутренний карман. Точно.
Бумага, масло, воск, церковь, мальчик. Все со мной. Славно.
Пальцы не гнутся. Скоро откажут легкие, и я задохнусь. Я. Я не могу умереть. И я умираю. Прозвучало неубедительно. Прошептала несколько раз.  Не помогло. Задохнусь, если меня не убьет столь легкая магия... Ведь основной удар примут они, мои мальчики в особняке Мерье, по ту сторону адских врат.
Задохнусь? Я слишком далеко, чтобы физика тела волновала… Съедает мора… Как хорошо, что целостность моей души была нарушена… Я продержалась так долго только поэтому…
В такие минуты во сне обычно просыпаюсь. Может, стоит мелочно замереть и зажмуриться?
Заворачиваю фигурку в ворох чеков, обливаю маслом. Самое трудное: поджечь. Двумя руками, бесчувственными пальцами.
Мучения.
Голубое пламя вспыхивает, чавкает и, сворачивая чернеющую бумагу,  поглощает воск. Все что мне нужно – удержать огонь. Он становится темнее, из голубого – темно синим, уменьшается, синее пламя подъедает пепел и мокрую лужицу, потрескивая маслом, переходя в крошечное лиловое. Лиловый огонек визжит и подрагивает, вылизывая пол. Вот, сейчас ладонью прихлопнуть, если сбежит – спалит собор к…
Хлопок.
Тоненький возмущенный вопль. Ладонь покалывает и отдается в боку.
Вышло. Я крепче, чем думала. Ура мне.
Хорошо.
Сейчас Ян или Даниэль, а может даже, они вместе, начинают свою битву с химерой. С проклятьем. Если поняли.
Андре.
Если они поняли - он будет жить.
-Андре...
Нужно проверить пульс. Пальцы-то онемели. Послушаю...
Дышит. Бьется. Отлично. Пока все хорошо.
Здесь я сделала все, что могла. Утешусь и заткну совесть.
Теперь стоит подумать над своим спа…
Стоп. Почему их три?
Мое сердце бьется. У мальчика сердце бьется. И чье же бьется еще?
Поднимаюсь.
Под полом. У потолка. Вдоль косо поставленных лавок. У колонн. Биение. Из тьмы. Собор наполнен им. Он…
Дышит?
Легкий шум в голове.
Иду вглубь собора, вслушиваясь.
Днем здесь красиво. Сейчас – жутковато. Кругом мрак, только подсвечен алтарь, дорожка к нему и немного - арки в стенах. Голубая и золотистая подсветка напоминает светящиеся кресты в фильмах про вампиров. Хорошо, что я замерзла и обессилела. Не могу испугаться, как умею.
Из-за алтаря рывками поднимается тень.
Отступаю за колонну. Может, кто-то по ступеням поднялся?
Элена, вспомни, где ты работаешь, и прекрати думать как нормальная - плохо получается. Эта тень выросла. ВЫ-РОС-ЛА. Это не «чья-то-тень». Это «тень-сама-по-себе»!
Вот не везет.
Тень хищно озирается. Она.. объемная? Это… человек? Маг? Или…
Шелест. На меня словно обрушивается потолок. Что за…
Сверху, тяжелой плитой давит. За колонну держусь, но руки… не слушаются. Тяжело. Сгибаюсь. Сползаю. Уши закладывает. Все что могу – скромное заклинание призыва Аукерт, святой земли, но сил… не знаю…
Кто-то напал на меня? Да что я хоть сделала?!
Собор, вера людей, слезы людей - Аукерт. Только вот вены мои устали.
Воздух разогревается. Мора шевелится во мне, давит на бок, кровь выталкивая. Рана открылась.
Плита, нависшая надо мной - падает. Грохот. Мой недостроенный Аукерт, хрупкая защита, искрит и рассыпается. Треск деревянной лавки. Камни хрустят. Или кости.
В глазах темнеет, но я еще могу дышать.
Лежу среди расколотых плит.
Подтягиваюсь на руке, из-за колонны выглядываю. Силуэт вроде бы мужской. Высокий, широкоплечий. Он протягивает руку.
Сжимаюсь…
Заткнись и соберись!
Приподнимаюсь на локтях, голова кружится. Медленно сажусь. Во рту привкус крови и чужой магии. А ведь совсем чуть-чуть прижал: ребра целы.
Играется. Он играет со мной! Не выношу, когда не понимаю, за что меня бьют.
Темное сердце собора сжимается.
Шепот.
Сверху, из темноты свода, на мага падают две глыбы. Нет! Что? Две крылатые тени?!
С меня хватит!
Опираясь на колонну, поднимаюсь и отталкиваюсь от нее, спотыкаясь непослушными ногами, передвигаюсь, переползаю, из себя вырываю такое простое движение - прочь! В ближайшую арку!
Шум в голове.
За спиной раздается страшный не то визг, не то стон. Глухой удар. Потрескивания. Шорохи, шелест, что-то разбивается, падает с металлическим звоном. Возня.
Карабкаясь вдоль стены коридора, подхожу к лестнице. Оборачиваюсь. Длинные тени смешались, но крылатые уступают. Их расшвыривает тот, что в центре, а они снова и снова бьются об него.
Сползаю по ступеням. Позади раздается звук чего-то металлического, что-то мягкое, живое сминающего, страшный, мясистый. Высокий выкрик.
Пряный сладкий запах. Корица?
В коридор врывается вихрь белых перьев.
Господи!
Соскальзываю со ступеней, влетаю в катакомбы собора. Цепляюсь, спотыкаюсь, бегу, следуя только одному – шуму в голове.
Бегу, а там, наверху, звуки все громче.
Коридоры, двери, решетки. Узкие редкие лампы, узкие проходы. Закрыто, все закрыто! И куда я пытаюсь спрятаться? И почему вдруг бегу? Словно за ниточки кто-то дергает глупую девочку с голубыми волосами…
Сверху - высокий пронзительный крик, полный боли и ненависти. И…
Ничего.
Он нашел меня.
Он нашел! И так быстро!
Ногами, стоящими на пыльном полу, я чувствую, как он разматывает след.
Плохо быть магом. Основной мой дар – видение. Глаза.
Чтоб тебя, чертова тварь!
Правая рука повисла плетью. Я и не заметила, как онемела. Сила адреналина. Пошатываясь, от стены к стене, от двери к двери переползаю.
И вдруг одна - поддается.
Среди десятков закрытых, одна – скрипнула и открылась!
Маленькая заброшенная келья. С улицы в высокое окошко бьет свет.
И зачем закрыла на крюк? Кого это остановит? Того парня, что раскидал крылатых?
Шорох.
Крылатые?.. Не думала, что можно дожить до такого. А все наивно считали, что предварительно обязательно умирать!
Вытаскиваю пистолет.
Что толку! Палец приходится просовывать к спусковому крючку зубами. Занятно. Смогу ли нажать на сам крючок? У меня есть три пули и обойма. Но ее я не смогу вставить. Три пули. И кусаться.
Хм.
Одну тебе, одну мне, одну тому, кто под столом во тьме.
Снова шорох.
Крысы.
Осторожно вхожу в квадрат света. Пыльно, грязно. На полу следы от кровати. В углу тумбочка. У стены большое зеркало.
Не выбраться. Пульс запинается.
Зеркало?
Подхожу ближе. Тяжелая рама. Поблескивает.
Зеркало?
Можно сказать и так. Если зеркала бывают черными.
По венам - могильный холод. Зеркало. То самое зеркало. Черное стекло из моих снов, зовущая меня тьма. Тщательно спрятанная, сильная магия. Сглатываю. Шершавая.
Запечатанная древней магией бесов, ошлифованная до зеркального блеска, черная поверхность. Как странно. В голове больше не шумит.
Чей-то склеп. Чья-то могила. Или тюрьма.
Тяну руку.
Толчок в дверь.
Черт!
Еще один толчок, но сильнее.
Урчание. Сиплый, скрипучий смех.
Когтями – по дереву и металлическим заклепкам.
Удар.
Дверь, которая должна была слететь, почему-то выдержала.
Она дребезжит, скрипит и стонет, но держит.
Ветер.
Запыленное окно закрыто. Так откуда? Неужели…
Зеркало?
Я… Я видела его раньше, но оно было другим…
Пыль вылетает из дверных креплений. Дверь скоро сдастся.
Зеркало.
Прислоняюсь лбом. В висках ноет. Что же мне делать?
Здесь – грохот. А там… Тишина. Робкая, невесомая.
Узнаю эту тишину.
Словно в ней затаился кто-то, выжидает. Живой. Запертый. Неподвижный. Выползший из глубин навстречу ко мне. К моему еще теплому сердцу.
И вместо пара от моего дыхания, стекло медленно покрывается морозным узором.
Шаг назад.
Дверь с треском вылетает, поднимая облако пыли. В мигающей электрической тьме коридора стоит высокая сутулая фигура. Так близко и так темно.
Рука с пистолетом идет вверх. Фигура шипит и прыгает.
Шестьсот грамм, а такая тяжесть. Убьет он меня? Тогда я проснусь от кошмара реальности.
Выстрел. Фигуру отбрасывает обратно в коридор.
Одну тебе.
Из-за неправильной стойки меня пошатывает. Да какая разница! С такого расстояния трудно промахнуться.
Отражение. Морозный узор тает, стекая каплями. Я. В зеркале. И я – здесь. Отражения. У меня нет жизни – одно отражение.
Одну мне.
Выстрел.
Зеркало разлетается искрящимися брызгами.
Из коридора гремит злой, неистовый крик.