Река времени 15. Как нас воспитывали

(Река времени 14 http://proza.ru/2010/06/26/1288)


Учеба в военном ВУЗе, кроме изучения тех же дисциплин, что и в соответствующем гражданском институте, предполагала и привитие неких особых навыков, которые  или вовсе не нужны или не очень нужны выпускникам гражданских ВУЗов. Прежде всего, это воспитание навыков профессионального военного. Значительная часть этого воспитания обеспечивалась за счет казарменного содержания в течение 5 лет обучения.
 
Казарменное содержание  позволяло элементы военного обучения встраивать в быт.  Подъемы и отбои строго по сигналу, переходы строем, подготовки к парадам и строевые занятия, несение караульной службы в училище и на гарнизонной гауптвахте  – все это только часть того, что позволяет предложить для военного воспитания казарменное содержание.

 Даже в увольнении нельзя  было забывать, кто ты. Рядовой курсант,  теоретически,  должен первым  отдавать честь всем людям в форме, встречающимся на его пути. Этим простым способом  прививается уважение к военной иерархии. Обычно курсанты старшинам и сержантам в городе честь не отдавали. Но всякий первокурсник твердо знал, что он это делать, вообще-то, обязан.

 А самый простой способ принести замечание из увольнения - «не заметить» старшего по званию. Находясь в городе, надо было все время  быть начеку: нельзя курить на ходу, нельзя держать руки в карманах, нельзя расстегнуть пуговицу или ослабить ремень шинели. Много чего нельзя, о чем студент просто не догадывается. Таким образом, воспитывается собранность, внимательность к деталям, субординация.

 Существенное значение в воспитании военного человека было отведено привитию навыков правовой культуры. В учебном плане были две дисциплины, которые  обеспечивали правовое воспитание. Это курс «Военная администрация и основы советского военного законодательства», по которому мы сдавали зачет, и  «Воинские уставы», изучение которых заканчивалось экзаменом.

 Уставы полностью регламентируют службу и быт военного человека, живущего на казарменном положении. Они же определяют правила взаимоотношений в коллективе, поведение на службе и в  увольнении.

 Юмористический стишок «О, воин, службою живущий, читай устав на сон грядущий, и снова, ото сна восстав, читай устав!» казался не таким уж  потешным, когда вводили организационный период, добиваясь буквального выполнения положений уставов. Чтобы сократить количество замечаний (а вообще без замечаний не обойтись), приходится открывать  устав и приводить в соответствие с ним все оговоренные в нем требования. 

Для  курсанта они начинаются с маркировки собственного обмундирования и порядка его содержания и заканчиваются заучиванием наизусть статей,  определяющих обязанности при несении разного рода служб. Естественно, что все учебные занятия, собрания и другие мероприятия должны начинаться и заканчиваться именно так, как это определяет устав внутренней службы. Это же касается и всех бытовых вопросов: приема пищи, хождения в баню, проведения приборок, содержания мест общего пользования....

 Регламентация всех сторон жизни при службе на казарменном положении сильно дисциплинирует человека. Есть люди, которые генетически не способны выносить такое внешнее давление. Они отчисляются от училища, обычно, еще на младших курсах. И это правильно. Потому что специфика военной службы все равно не позволит им быть успешными военными. Как не станет профессиональным музыкантом,  даже учась в консерватории, человек, не имеющий слуха.
 
Поскольку знание уставов проверялось не только на семестровых экзаменах, но и на строевых занятиях, разводах суточного наряда, строевых смотрах, то, в конечном итоге, мы уставы знали довольно хорошо.

 Для стимулирования «жизни по уставу» была  предусмотрена система наказаний нарушающим установленные правила: наряды на службу вне очереди, отказ в очередных увольнениях, и, в случае серьезных нарушений, арест с содержанием на гарнизонной гауптвахте. Для курсантов, имеющих старшинское звание, арест, как правило, сопровождался разжалованием. 

В случае незначительных нарушений или более серьезных нарушений, но случившихся впервые, использовались мягкие наказания чисто морального свойства: замечание, выговор, строгий выговор. Для тех курсантов, которые служили и учились успешно, применялись поощрения в виде благодарности. И поощрения и наказания объявлялись обычно на утреннем осмотре, вечерней поверке, торжественном построении или собрании.

 Отличившийся курсант вызывался  из строя и командир, применяющий « меру дисциплинарного воздействия», объявлял перед строем свой вердикт. В случае поощрения надо было ответить: «Служу Советскому Союзу!», а в случае наказания в словесной форме принять наказание : «Есть один наряд на службу вне очереди»!

 Курсанта могли наказывать и поощрять его начальники, командир отделения (комот), заместитель командира взвода (ЗКВ), старшина роты  и все офицеры училища. Чем выше должность начальника, применившего «дисциплинарное воздействие», тем весомее оно считалось.

 На каждого военнослужащего заводилась специальная карточка, на одну сторону которой заносились взыскания, а на другую поощрения. Уже после первого семестра обучения по карточкам взысканий и поощрений можно было определить формальные достоинства курсанта: как он учится, склонность препираться с начальниками, отношение у к выполнению служебных обязанностей.

У одних курсантов, (Славик Пономаренко, Гена Шатаев) в карточке были одни поощрения, у других (Саша Игнатов, Валера Петцгольд) - одни взыскания. Большинство наказаний было связано с опозданием на построение или строевое мероприятие, с хождением в дневное время по территории училища вне строя.

 За отставания в учебе, как правило, не наказывали. Более серьезные наказания применялись при нарушении правил несения службы, за замечания, полученные во время увольнения, за опоздание из отпуска, за самовольные отлучки и обнаруженные факты употребления спиртных напитков. При этом, за любое из этих нарушений, в зависимости от ситуации, можно было получить от наряда на службу до ареста.

 Арест считался крайней мерой дисциплинарного воздействия. В особо тяжелых случаях он сопровождался отчислением от училища. За время нашего обучения было отчислено два десятка курсантов - все, как правило, предварительно подверглись аресту.

Из 51 человека успешно окончивших училище, 19 курсантов, пока шло их обучение, в разное время были наказаны арестом. Абсолютным чемпионом по количеству взысканий был мой ближайший приятель Саша Игнатов, которого  выпустили из училища младшим лейтенантом. Но учился он неплохо, да и большинство замечаний у него были мелкие, поэтому об отчислении его вопрос ни разу не стоял.

 У меня небольшие проблемы с воинской дисциплиной были, но так как я учился отлично, а одним из показателей успешности подразделения был процент отличников, то, наказав меня,  взыскание вскоре снимали. Поэтому я все семестры обучения считался «отличником учебы и воинской дисциплины».

 Но надо отметить, что по мере перехода с курса на курс количество взысканий у меня уменьшалось, а в последний год обучения не было вообще. Тогда, на пятом курсе, мой фотопортрет был вывешен в день ВМФ в ЦПКО имени Кирова среди других портретов лучших военнослужащих Ленинградской военно-морской базы.

 Одновременно вывесили такой же портрет, с копией моей служебной карточки, которую я  позже оставил себе на память, на  факультете. Естественно, в карточке, на стороне взысканий, стоял прочерк, а на стороне поощрений - 15 записей, из которых более половины - от Начальника училища. Такой перебор в сторону высокого начальника объясняется тем, что большинство поощрений от начальников других уровней заключалось в снятии ранее наложенного взыскания.

Человек, собирающийся стать профессиональным военным, должен быть убежденным в справедливости идей, к защите которых его.  До Первой мировой войны такие идеи выражались лозунгом: «За веру, царя и отечество»! В Великую Отечественную войну - «За нашу советскую Родину, за Сталина»!  У меня нет желания критиковать эти призывы,  каждому времени – свои песни.

Нас же воспитывали на других  лозунгах. И воспитывали успешно. Как это делалось и почему мы в эти лозунги верили, я хочу  рассказать.

Основных направлений в воспитании убежденности в справедливости официальной политики государства было два. Первое - сам процесс обучения, в который были встроены идеологические элементы. Второе, тесно с ним связанное - партийно-политическая работа, имеющая свои особенности на каждом иерархическом  уровне училища.

Главную роль в идеологическом воспитании играли  так называемые «общественно-политические дисциплины»: "История КПСС", "Марксистско-ленинская философия", "Основы научного коммунизма", "Политическая экономия", "Партийно-политическая работа в СА и ВМФ".
Но и остальные изучаемые дисциплины должны были нести идеологическую нагрузку. Особенно это касалось вводных лекций, с которых начиналось изучение соответствующей дисциплины.

В них в обязательном порядке, наряду с изложением основного содержания, истории становления, целей изучения курса, следовали фразы примерно такого типа: «Эпоха строительства социализма в нашей стране и перехода от социализма к коммунизму характеризуется беспримерным развитием  науки и техники. Победа Великой Октябрьской социалистической революции создала условия для …» .

Дальше, в зависимости от вида дисциплины, следовало:  «химизации всей страны», или «широкой электрификации народного хозяйства», или « военного и гражданского судостроения», или «бурного развития фундаментальных наук» и т.д. Обязательными, почти ритуальными фразами во вводных лекциях было упоминание задач, поставленных  очередным пленумом или съездом КПСС. Например: «Выполнение величественных задач, намеченных в решениях 21-го съезда, требует развития новых направлений  в …» и далее называлась соответствующая дисциплина.

Большинство слушателей начинали задремывать под ставшей привычной, риторикой. Но особого отторжения эти пассажи не вызывали. Мы видели, как на протяжении нашей, тогда еще недолгой, жизни страна поднялась из руин войны и к моменту, когда мы слушали эти лекции, осваивала самые современные космические технологии, давала впечатляющие приросты развития экономики и повышала уровень жизни людей.  Поэтому у нас не было оснований  сомневаться, что развитие страны, в целом, идёт по верному пути.

Как правило, лекторы общенаучных и специальных дисциплин не злоупотребляли идеологической риторикой. А за пределами вводных лекций бережно относились к отведенным на дисциплину часам.
При этом, чем  квалифицированней был лектор, чем менее заметной была идеологическая составляющая, которую мы, курсанты, видели прежде всего в избыточном повторении фраз, высказанных на последнем пленуме или съезде КПСС, типа: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» или «Возрастает роль и значения КПСС, которая стала  партией всего советского народа».

Наши педагоги были достаточно квалифицированны, чтобы  в своей воспитательной работе использовать не сами лозунги, а подобрать факты, убеждающие в справедливости  лозунгов.  Такими были и преподаватели общественно-политических дисциплин.

Идет лекция по Истории КПСС. Полковник Капырин рассказывает о положении рабочего класса в царское время.  Для подтверждения высказанного достает том  Л.Н.Толстого. Открывает статью «Рабство нашего времени» и  зачитывает: «  Грузчики  на Московско-Казанской железной дороге работали по 37 часов подряд…  Приходят они поутру, работают день и ночь на выгрузке и тотчас же, по окончанию ночи, снова на работу.  Зарабатывают они на такой работе, на своих харчах, менее рубля в сутки. Работают постоянно, без праздников».

Полковник смотрит на нашу реакцию и добавляет: «Пенсий для них не было».
«А что можно было купить тогда на рубль?» - интересуется Толя Будкин.
Преподаватель достает записную книжку и зачитывает: «В 1913 году продуктовый набор из 1 килограмма хлеба, 1 килограмма картофеля, 0,5 килограмма курицы,  0,5 килограмм вермишели, стакана сметаны и 50 грамм сахара стоил 1 рубль. 4 бутылки пива тоже стоили 1 рубль».

И тут же начинает противопоставление: «В СССР еще в 1956 году введена 42 часов рабочая неделя. Тогда же  был принят  закон о пенсиях, один из самых лучшим в мире. С  самым низким пенсионным возрастом и высоким отношением средней пенсии к средней зарплате».

Обучение общественно-политическим дисциплинам не ограничивалось лекциями и семинарами. В начале семестра в класс выдавался перечень тем, которые предназначались для разработки в научном обществе курсантов (НОК). Я помню, что на первом курсе полковник Капырин для кружка НОК предложил целый набор тем - по всему курсу Истории КПСС.

 Я выбрал тему «Экономическое положение наемных работников Российской империи  в 1913 году. Цены и заработная плата».
Капырин посоветовал мне посмотреть ряд изданий, из которых в училищной библиотеке я нашел только «Десять дней, которые потрясли мир» Джона Рида, а за остальными пришлось ходить в Центральную военно-морскую библиотеку (ЦВМБ), размещающуюся в Инженерном замке.

 Согласно моим исследованием получилось, что уровень цен на продовольственные товары был в 1,1 - 2 раза ниже, чем в наше время, а заработки работников были меньше нынешних в 5-7 раз и начинались с пяти рублей. На одном из семинаров я доложил полученный результат.

Сашка Игнатов взялся прокомментировать моё выступление и сказал, что от бабушки знает, что раньше на пять рублей можно было купить корову. Полковник Капырин внимательно выслушал его аргументы, а потом достал свою записную книжку, полистал  и сказал: « Не знаю, в каком году и какую корову покупала ваша бабушка, а в 1914 году хороший конь стоил 150 рублей, лошадь для повозки 100 рублей, дойная корова от 60 рублей».

Эрудицию всегда уважают, особенно, когда сказано к месту.
Обязательным для всех курсантов было конспектирование «первоисточников», которых оказывалось по каждой изучаемой теме довольно много. Помню, что среди рекомендованных классиков марксизма в списке конспектируемых авторов был Мао-Цзе -Дун, хотя к тому времени, отношение между СССР и КНР уже оставляли желать лучшего.

Осенью 1961 года состоялся 22 съезд КПСС и все мы должны были законспектировать Материалы съезда, включая «Моральный кодекс строителей коммунизма».
Кодекс, к тому же, мы должны были знать наизусть:

1. Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма.
2. Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест.
3. Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния.
4. Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов.
5. Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного.
6. Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат.
7. Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни.
8. Взаимное уважение в семье забота о воспитании детей.
9. Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству.
10. Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни.
11. Нетерпимость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов.
12. Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами.

Идеологическое воспитание на основе морального кодекса строителей коммунизма, в своей общечеловеческой сущности, не отличалось от заповедей религий библейской традиции. Более того, ряд библейских заповедей усилен.
Если библейские заповеди призывают оказывать уважение отцу и матери и не изменять жене, то моральный кодекс требует взаимного уважения между всеми членами семьи.

Если в заповедях запрет убийства и воровства относится к области морали, то моральный кодекс, относя такие деяния к области права, где они запрещены законом, выдвигает более жесткие требования: честности, правдивости, нравственной чистоты, простоты и скромности.

Часть  заповедей Библии говорит о взаимоотношении человека и Бога, а первая заповедь, утверждающая единобожие и любовь к Богу, является главной.
Аналогично,  в моральном кодексе главной статьей является первая статья  о преданность государственной идеологии и любви к родине, и имеется  шесть статей, устанавливающих отношение человека с  идеологией СССР (2,3,4,10,11,12).

Можно видеть, что ничего предосудительного в этих коммунистических статьях кодекса нет, особенно, если под коммунизмом понимать то же, что понимали под ним основоположники  марксизма.

Существует два понимания слова коммунизм: 1) Общество социальной справедливости, равенства и уверенности в завтрашнем дне, и идеология, основанная на данных принципах. 2) Эта же идеология, а также методы построения такого общества: упразднение частного предпринимательства, отмена частной собственности на средства производства, создание системы плановой экономики. И на ее базе построение бесклассового общества.

 Сейчас даже руководители РКП говорят, что ни первому, ни второму определению «реальный социализм» не соответствует. Но тогда мы были убеждены, что страна идет в правильном направлении. А вся система идеологической подготовки воспитывала нас в верности второй трактовке.

После Двадцатого съезда партии стало возможно открыто критиковать те извращения  «реального социализма», которые были в нашей стране.
Естественно, что тема незаконных  репрессий довольно часто поднималась  среди нас, в том числе, и на занятиях по общественным дисциплинам.

В начале шестидесятых годов многим из нас стало ясно, что социализм имеет тенденцию - дрейфовать в сторону «культа личности».  Но причину этого мы тогда  вряд ли смогли сформулировать.
Тем более понять, что неэффективной оказалась замена рынка, как саморегулирующегося процесса экономического развития, планированием, то есть сознательным руководством.

И это объяснимо. Нам постоянно напоминали об успехах страны. В 60-е годы СССР занимал передовые позиции в здравоохранении.  В стране  выросла обеспеченность населения больницами, школами, дошкольными детскими учреждениями. За семилетку было построено жилья столько, сколько за все предшествующие годы Советской власти.

 Мы знали, что в 1960 г. СССР занимал по числу строящихся квартир  на 1 тыс. жителей первое место в мире, причем, в отличие от прошлых лет, строилось благоустроенное жилье - с водопроводом, канализацией, ванной.
Поэтому мы верили, что ликвидированная частная собственность, плановая экономика, социалистический способ ведения хозяйства обеспечат нам и дальнейший неуклонный рост уровня жизни. И  воспитывались в преданности делу коммунизма.

Вторым  направлением нашего идеологического воспитания была партийно-политическая работа, проводимая через политический аппарат училища.
В своих воспоминаниях  д.т.н., профессор Худяков, мой школьный одноклассник, назвал нас «непуганым поколением». Мы не застали массовых репрессий. Значительная часть нашей учебы в школе и ВУЗе прошла во времена т.н. «оттепели».

Видимо, оттепелью объяснялось, что  во время нашего обучения в училище организацией партийно-политической работы занимался не политотдел, как до 1960  и после 1967 годов, а партийный комитет училища, для руководителей которого предполагалась выборность. На факультетах работали подчиненные парткому Училища факультетские партийные комитеты, возглавляемые освобожденными секретарями, выполняющими функции заместителей начальников факультета по партийно-политической и воспитательной работе.

Помощниками секретарей парткома были освобожденные секретари комсомольских комитетов факультета. В каждой роте  формировались соответствующие партийная и комсомольская организации во главе с секретарем.

 Партийные организации роты включали в себя командира роты, прикрепленных к партийной организации роты вольнонаемных служащих, и, конечно, курсантов - кандидатов и членов партии. На первом курсе это  были  Саша Сысоев и Коля Тихомиров. На третьем курсе членами парии была почти треть нашего класса. К окончанию училища большая часть выпускников была в КПСС.

  Вся  иерархическая система  партийного аппарата предназначалась для идеологического и воинского воспитания курсантов. На каждом уровне иерархии составлялись и велись свои документы, и проводились соответствующие «мероприятия».

На первом, организационном, комсомольском собрании мы избрали комсомольское бюро 21-й роты в количестве 5 человек, которые из своей среды выбрали секретарем Валеру Богданова. Остальные поделили между собой должности ответственных за секторы учебы, досуга, спорта и «настенной прессы», выпускающей «Боевой листок».

 Все это - и ход собрания, и проведение комсомольского  бюро - обязательно документально оформлялось в соответствующей тетради протоколов. Кроме этого необходимо было вести журнал планов работы комсомольской организации и журнал уплаты членских взносов (две копейки в месяц). Как знак власти секретаря ему вручались штамп «Уплачено ВЛКСМ» и штемпельная подушечка.

 Комсомольские собрания должны были проводиться не реже раза в месяц, а также, по указанию парткома, - для рассмотрения «актуальных» вопросов. Темы задавались без особых затей, например:  «Отличной учебой и образцовой воинской дисциплиной встретим   22-й съезд КПСС!»

Как правило, доклад по таким внушительным темам делал куратор класса. Куратор класса назначался политотделом из офицеров факультетских кафедр. Для кураторов это было партийное поручение, за которое они отчитывались на партийных собраниях своих партийных организаций.

 Наиболее рьяные кураторы, такие, как капитан 3-го ранга Константинов, следили за положением дел в подшефном классе  регулярно, и у них «фактура» для доклада была всегда наготове. Менее самоотверженные, такие, как капитан 2-го ранга Лабзин, «фактуру» добывали из классных журналов, где отражалась не только текущая успеваемость курсантов, но и замечания, записываемые преподавателями.

 По случаю «актуального вопроса» выпускался «Боевой листок». Бланки «Боевых листков», украшенных флагами и кораблями, выдавались секретарю по счету. А тот уже напрягал своего заместителя по настенной прессе, который должен был в срок  организовать не слишком смешной текст с фамилией передовиков и отстающих. На такое ответственное комсомольское собрание заранее являлся командир роты М.А. Беспяткин, он читал текст Боевого листка и интересовался у секретаря, кто намечен к выступлению в прениях.

Обычно такие собрания проходили гладко. Иногда, для контроля над ходом политического процесса, на собрание являлся назначенный офицер из парткома училища. Тут уж должен был волноваться докладчик, так как проверяющий все брал «на карандаш», и если доклад не понравился по нехватке «фактуры» или недостаточной идейной нагрузке, то материал ложился на стол секретаря парткома училища со всеми вытекающими последствиями.

 Такого рода «мероприятия» очень быстро учили, что можно говорить вслух на собрании, а чего нельзя. И озвучивая свое выступление на собрании, мы были значительно более сдержаны в высказываниях, чем в беседах на семинарах с преподавателями общественных дисциплин. Проверяющие офицеры из парткома училища обычно были людьми без юмора и все воспринимали всерьез.

Комсомольские собрания, не нагруженные «актуальным вопросом», проводились значительно более формально, без речей и долгих выступлений. Но как-то так получалось, что большинство собраний приходилось проводить по заданной парткомом повестке дня, и выливалась они в не менее, чем часовую «говорильню».

Обязательной нагрузкой к «актуальному вопросу» были вопросы успеваемости и дисциплины. Они могли выноситься отдельно или быть увязаны с «актуальным» вопросом, но на всех собраниях и всегда о учебе и воинской дисциплине говорили.
Факультетские комсомольские и, особенно, партийные собрания проводили в значительно более торжественной обстановке, но и бывали они не каждый месяц. На них обязательно присутствовали офицеры парткома Училища, а то и представители из Ленинградской военно-морской базы.

Еще более серьезными мероприятиями были обще училищные конференции, к которой долго готовились и проводили в клубе Училища. На конференцию являлись не все, а только по пригласительным билетам, которые вручали только нескольким, избранным, курсантам роты. На все такого рода мероприятия надо было приходить в парадной форме.

 Естественно, что все выступления в прениях заранее готовились. Но, даже если тебе поручили выступить по некой теме, еще не факт, что до тебя дойдет очередь. Хотя партийные конференции планировались на целый рабочий день, но, ораторов,  запланированных к выступлению, было столько, что за один день управиться было нельзя.

И к концу рабочего дня секретарь парткома говорил сакральную фразу: «Товарищи, нам надо посоветоваться. Записалось в прениях 30 человек, выступило 20, есть предложение дать слово товарищу Иванову Ивану Ивановичу и закончить прение. Не выступившим сдать тезисы предполагаемого выступления в секретариат конференции». Все с готовностью голосуют за долгожданное предложение.

 Доклад, который обычно, делал секретарь парткома, и выступления в прениях протоколировались. По окончанию конференции создавали перечень замечаний, высказанных коммунистами на конференции, и определяли порядок их устранения. Так как этот  перечень  шел в вышестоящую инстанцию, то руководитель конференции был заинтересован в контроле над предполагаемыми замечаниями.

Поэтому  полагалось текст или тезисы  выступления согласовать с офицерами, готовящими конференцию.  Но, несмотря на  жесткий контроль болезненные вопросы службы, которые  иной раз, начальники хотели бы замять, имели возможность быть озвученными. А когда они попадали в список замечаний, то замолчать их было уже нельзя. Таким вопросом, например, был вопрос большого отрыва курсантов от учебы на  мероприятия и большое количество нарядов.

 Командованием парткома эта проблема воспринималась только после подачи снизу, однако, раз вопрос поставлен, то задача решалась. Предпринимались организационные меры, позволяющие упорядочить отрыв. И в шестидесятые годы, когда мы учились, отрыв курсантов от занятий был значительно меньший, чем последнее время, когда исчезла возможность с трибуны объявить проблему.

 Аналогичным вопросом был вопросы протекционизма при поступлении в училище, и процентомании, постановка  которых в любые годы  не нравилась начальником, но  которые на конференциях и собраниях поднимались, и ограничивали явление. В последние же годы эти проблемы расцвели пышным цветом.

Уже не считается ни чем исключительным требование аннулировать результаты экзаменационной ведомости, и провести экзамен  с другим составом педагогов, готовых поставить те оценки, которые больше устроит командование ВУЗа.

Участие курсантов в комсомольских и партийных собраниях, на мой взгляд, помогало формировать активность  человека в общественной жизни, чувствовать причастность к делу класса, факультета, училища, страны. Не маловажное значение имело приобретение ораторских навыков, умение облачить  свою мысль в слова и успешно донести до слушателей.

Одним из направлений комсомольской  работы было организация досуга. Чем ниже иерархический уровень организации, чем большее внимание уделялось этой стороне нашей курсантской жизни. Возможности, которые предоставлял нам наш прекрасный город, мы активно использовали. Это, прежде всего, посещение театров и концертных залов и музеев Ленинграда.

 В коллективных походах в театры или музеи мы участвовали достаточно редко, только когда соответствующие посещения планировалось сверху. Это были, как правило, политизированные мероприятия в виде похода в музей Октябрьской революции, музея Истории Ленинграда или посещение выступления ансамбля Александрова.

 Посещения дворца Кшесинской, и дома Румянцева где полковник Капырин проводил с нами плановые занятие по Истории КПСС, были интересными, но,  больше всего запомнился, как настоящий фейерверк музыки, цвета, песен и плясок,  концерт ансамбля Александрова. 

 Значительно чаще мы ходили в театры индивидуальном порядке, обычно со своими девушками. Большим уважением у нас пользовались  Товстоноговский  БДТ имени Горького, Театра Комедии, который, хотя еще не был академическим, но под руководством  Николая Акимова переживал свои лучшие дни, но и, конечно, театр оперы и балета имени Кирова.

Иногда билеты получали по линии шефских связей, через партком,  бесплатно, но обычно покупали билеты прямо в училища, куда их приносила пожилая женщина распространитель билетов, работающая при нашем клубе. Она приносила билеты по нашему заказу, и  умела квалифицированно помочь выбрать спектакль.

«Вот возьмите есть два билета к Товстоногову на «Горе от ума», Чацкого играет Юрский, а Молчалина Кирилл Лавров. Есть недорогие билеты на «Три сестры» с Басилашвили в роли Андрея Прозорова. Рекомендую, сходите к в театр Комедии. Акимов поставил еще одну пьесу Шварца «Дракон», не пожалеете»!- уговаривала она курсантов.

И мы охотно брали билеты и на «Тень», и на «Дракон» и на «Дон-Жуан». Даже на балетные и оперные спектакли в Маринку можно было взять билеты всего  за 30 копеек . Мы брали, и слушали  с третьего яруса «Кармен» и «Евгений Онегин», смотрели в театральный бинокль балетные спектакли Константина Сергеева «Лебединое озеро» и «Спящая красавица».

Большое место в нашей общественной жизни занимал клуб училища, где по субботам и воскресеньям, обычно проводились танцевальные вечера. В дни увольнения, если не было танцев, демонстрировали кинофильмы, которые  были для нас  бесплатными. Курсантам вход на танцевальные вечера был, тоже, естественно,  бесплатным, а все остальные должны были покупать билеты.

Надо сказать, что «все остальные» - это почти исключительно представительницы прекрасного пола. Хотя вход на танцевальные вечера не был заказан ни кому.  На танцевальный вечер можно было войти и со двора училища, не имея увольнительной записки. Но выйти в город через главный вход в клуб, расположенный под портиком западного крыла основного корпуса Адмиралтейства, без увольнительной записки было нельзя.

Часто курсанты, стоящие в суточном наряде  дежурными по ротам на полу законных основаниях проходили в танцевальный зал, предварительно сняв повязку дежурного.  А курсанты из дежурного взвода и подсменные дневальные, не стоящие в данный момент на вахте, с разрешения дежурного офицера могли посещать танцевальные вечера.

И нередко, в разгар танцев звучала команда: «Дежурному взводу построиться перед рубкой дежурного по училищу»! Или : «Дневальным 21 роты прибыть к дежурному по факультету»! Обычно танцевальный зал клуба наполнялся публикой к моменту выхода на сцену джазового оркестра, примерно через час после начала вечера. До прихода оркестра, и в перерывах между отделениями, танцевальная музыка давалась в магнитофонной записи, через мощные усилительные колонки.

Иногда, в перерывах между отделениями, показывали мультфильмы. Девушек на вечерах было, как правило, не меньше чем курсантов. Приходили и совсем молоденькие девчонки, школьницы из 9-11 классов, и уже вполне солидные дамы лет 30. Некоторые из них запомнили уже не один выпуск молодых лейтенантов, но все еще рассчитывали найти себе достойную пару.

 И надо сказать, что многим искательницам это удавалось. Мне нравились наши танцевальные вечера, и только изредка, обычно по объективным причинам, я изменял родному танцевальному залу. Нравилась  радостная атмосфера, оживленного  возбуждения среди нарядных, в большинстве своем молодых и симпатичных, таких же, оживленных, ожидающих приглашения девчонок.

Среди обычных, танцевальных вечеров выделялись так называемые «курсовые вечера», когда подготовку и проведение мероприятия отдавались на  откуп, организующему вечер курсу. К курсовому вечеру тщательно, и задолго до него, готовились. На это время клуб отдавался в распоряжение организаторов, которые сами определяли порядок прохода на вечер.

Обычно оформляли пригласительные билеты и приглашали своих самых любимых подруг. Художественное оформление и иллюминация зала также выполнялась инициаторами вечера.
 Обязательным составляющим курсового вечера всегда считался музыкальный   «капустник».

На четвертом курсе сценарий капустника, режиссерскую работу и функцию ведущего выполнял я. Игорь Морозов занимался иллюминацией зала. Ребята с первого факультета рисовали пригласительный билет с бригантиной, русалкой и Нептуном и  делали фотокопии с него, так как принтеров тогда не было.

Начинался капустник при закрытом занавесе. И я читал заставку:

Когда «система» за спиной, и ты
Порога кубрика её не переступишь,
Когда курсантских радостей, простых
Ни за какие деньги ты не купишь,

Когда тебе вернуться не дано
На старые училищные плацы,
Когда тебе впервые всё равно
Который час и скоро ли двенадцать,

Когда «система» окнами вослед
 Тебе шепнет прощально, будь уверен,
Что в жизни, даже через много лет,
Ты снова возвратишься к этим стенам

          Открывается занавес и начинается показ нашей курсантской жизни с самого утра:

                Рота построена, как на картинке
                И ловит старшинское слово-олово:
                «Живи по уставу, наденешь ботинки
                Утром на свежую голову».

           Сцены меняются как в калейдоскопе: зарядка, приборка, завтрак, учеба. На каждую сценку, с шутками и прибаутками - не больше 2-3 минут, и вот главное: встроенный в текст капустника концерт художественной самодеятельности, изображающий курсантский досуг.

Гена Шатаев играет  соло на саксофоне,  Лёша Боровский и Толя Попов исполняют песни под гитару, Дима Скороходов поет русские романсы, Мурат Темиров вышел с огненной пляской. По моему замыслу, «капустник» не должен длиться больше чем  сорок минут, а концерт - не больше двадцати. А Мурат только разошелся. Даю занавес.

На мой взгляд, получилось все динамично и гармонично. Но Мурат обиделся, что  опустили занавес до окончания его номера. Если бы  я знал, что он, единственный из нашего выпуска, дослужится до вице-адмирала - непременно, дал бы ему дотанцевать.

Продолжение:http://proza.ru/2010/06/29/35