Прототип

Рассказ для неторопливого чтения

Студенткой Каргаупольского театрального училища Туся Бляшкина особых надежд не подавала. И внешностью – как все, и остальных данных – не более того. Поэтому собачиться бы ей до смерти  в какой-нибудь Мухосрани  с тамошними престарелыми дивами в бледноватой надежде сказать пару слов со сцены. Но ее бог был милостив.
Через интриги любвеобильной мамаши-одиночки, вынудившей очередного любовника продать машину, дабы раздобыть деньги на взятку «кому надо», Туся очутилась на столичных подмостках. Там она, правда, тоже не выделывала Офелию или Дездемону. Своих кандидатур со сценической родословной – пруд пруди. Добросовестно пробегав пару лет почти без слов в какой-то постмодернистской лабуде, получив от ворот поворот на сотне кастингов, наша героиня осознала, что без крутых заступников и «койки прослушивания» о карьере в первопрестольном граде лучше забыть. Впрочем, дурой она тоже не была и ясно представляла себе формулу, в которой количество желающих переспать с тобой не всегда прямо пропорционально зигзагу твоей удачи. Насмотревшись на искательниц счастья из «второго плана», одна из которых в итоге уехала рожать на малую родину, да так и не вернулась, другая кончила психушкой, третья – панелью, а четвертая – лечебницей для больных СПИДом, Туся дала зарок действовать с умом.
На ее счастье подвернулся извращенец-режиссер, провалившийся в попытках создать сценические шедевры. Расписанный отвязной критикой, как черепаха Создателем, он вознамерился напялить на себя лавры теоретика театрального искусства. Однако, как на сцене, без интрижки или романчика с примой спектакля, не ощущал вдохновения, так и тут, где-то в глубине души или чуть ниже, беспокоило нечто, называемое французами шершеляфам. В общем, требовалась муза для выслушивания и озарения. Поиски были долгими и «креативными», как выражаются ныне полуграмотные журналюги. Звезды и звездюшки от гения просто отмахивались, юные хищницы задавали идиотские вопросы или молча хлопали наклеенными ресницами «от херсаче», не представляя себе, что делать, а подсказывать выдающийся деятель искусства не любил. Да и сам толком не ведал, какого черта ему нужно от этих телок, и кончалось, как обычно бывает с дамами наедине – постельной аэробикой и камасутрой. Великие изыскания оставались ненаписанными, и в полном упадке сил гений выходил из себя.
По наитию, которое приходит раз в жизни, Туся сумела найти верный ход. С деланно-непричастной физиономией она пересаживалась то в кресло, то на диван, медленно расставаясь с очередным предметом одежды после каждого пассажа новоявленного Немировича-Станиславского, не делая попыток затащить на себя вошедшего в раж ритора. Тот, давая волю бесценным мыслям, терзал компьютер и исступленно декламировал свои опусы. На пике оных философствований она оставалась в костюме праматери Евы и то выворачивалась в позы девушек из «Плейбоя», то подскакивала на тахте или паласе тощим задом вверх, чем (он сам признавался) «наводила на крутые темы».
Нельзя сказать, чтобы муза получала от сих прослушиваний наслаждение или хотя бы удовольствие. Кандидат в театральные мэтры держал в доме трех кошек, и атмосфера напоминала порою аромат, до которого конюшне далеко. Кроме того, ворсистый палас и старая пыльная мебель были излюбленным местом обитания блох, на коих щедры вышеупомянутые звери. Мелкие представители фауны частенько и больно покусывали Тусю за предметы мужского вожделения, отчего она порою вскрикивала. Другу-мыслителю казалось, будто партнерша испытывает от его идей обильный оргазм. Иная девушка послала бы его подальше при подобных условиях работы, но Туся, как нам известно, не была дурой.
  Под такой аккомпанемент сей выдающийся деятель сумел навалять пару статей в какой-то журнальчик на тему скрытой сексуальной энергии таланта, удостоился чьего-то там внимания, срубил выгодный контракт и в припадке великодушия, что приходит изредка и по большой пьянке, вздумал вознаградить свою помощницу, протолкнув ее в короткометражный телесериал мелкого пошиба из жизни «ночных бабочек».
В нем все мало-мальски известные актрисы отказались участвовать из соображений собственной репутации, не говоря уже о примах. Впрочем, и там Тусе предложили рольку размером две-три минуты в серию, но в силу мудрости своей житейской она поняла, что и за это следовало бы сказать спасибо. Почуяв Эльдорадо, восходящая звезда на одном перепуге отработала три недели в студии, просиживая после театра большую часть времени в готовности №1 к своим скоротечным эпизодам, почти без выходных, с коротенькими перерывами на сон, прием пищи и элементарные гигиенические процедуры.
Во время съемок режиссер, известный лишь тем, что проиграл Тусиному благодетелю крупную сумму в покер, дважды обругал ее малопонятным словом. Костюмерша пообещала вычесть из зарплаты за попорченную кофейными пятнами жакетку «от Валентино с Бутовской барахолки». Лопоухий юнец, еще не окончивший ВГИК, робко сделал нашей героине предложение, на которое она до сих пор не дала ответа, а рослый мачо, игравший одного из злодеев, попытался втихаря изнасиловать в гримерной. Туся в принципе не возражала, но случайно заглянувший туда претендент в суженые узрел сию сцену, рассвирепел, дал своему обидчику в ухо, в ответ получил по физиономии. Сбежалась толпа, и дуэлянты долго еще угрожали друг другу влиятельными заступниками из-за спин разнимавших коллег.
Вообще-то, сериал должны были снять очень быстро, но, поскольку режиссерская команда состояла  в основном из «рефлексирующих интеллигентов от кухонных клубов», дело двигалось туговато. Самые мелкие эпизоды вызывали бурные дискуссии, а актеры вынужденно травили анекдоты или занимались кто чем мог.  Герой, доблестный опер, к месту и не к оному пытался цитировать Плиния, которого недавно бегло прочел, сидя на очке. Антигерой, негодяй-бизнесмен, шокировал честную публику манерами, коих у людей вовсе не бывает, споря с постановщиком света, с какой стороны он выглядит «киногеничнее». Режиссер выражался ненормативной лексикой, угрожая прикрыть эту лавочку, и дело после долгих дебатов кончалось тем, что именно он и решал, как в фильме всему быть, наплевав на то, каким образом оно в реальной жизни происходит.
Творческая группа мудро резюмировала, что зритель все схавает, и процесс шел дальше. Тем более что разговоры и слухи о спонсорах с их неконкретным финансированием были основной темой в кулуарах сего достойного собрания. Персонажи сыпали из кадра словечками, принятыми среди мелочных картежников, отставных актеров, недоучившихся студентов и эстетствующих снобов, внося достойную лепту в развитие современного русского языка и отечественного искусства.
Пару раз заглядывали стареющие дивы, рискнувшие на закате советского кинематографа сняться в нашумевших фильмах с островками «обнаженки». Одна подвыпившая матрона смерила исполнительницу главной роли взглядом с головы до пят, покровительственно потрепала по загривку и, оглянувшись на менеджера по кастингу, покрутила пальцем у виска. Тот пожал плечами, указывая взглядом куда-то вверх, дива еще раз посмотрела на героиню, пробормотала «Ну, и ну» или нечто вроде оного и ушла, величественно миновав Тусю, как проходят мимо фонарных столбов на знакомой улице.
Перед выходом шедевра на экран заштатного телеканала, едва сводящего концы с концами, подбегала какая-то девица, похожая на сердитого Буратино в очках, и брала интервью у создателей. Режиссер вальяжно умничал, исполнители мужских ролей произносили пространные монологи, не имевшие отношения к заданным вопросам. Случайно подвернувшейся Тусе дали пролепетать пару фраз насчет сверхзадачи, глобальной идеи, положительных и отрицательных персонажей, а также «возрастающего уровня нашего кино». Фразы потом, как выяснилось, вырезали.
После всего этого кавардака, завершившегося грандиозной попойкой в каком-то ресторанчике, Туся, проснувшись наутро в непонятно чьей квартире и выбравшись из-под груды полубесчувственных тел, благоухавших духами, носками и перегаром, почувствовала себя знаменитостью.
Сериал пошел далеко не в  «прайм-тайм», поскольку, по мнению высоких цензоров из «комиссий по закрытым просмотрам», «в иное время дети еще не спят». Больше двух серий Тусе увидеть не удалось, телефон разрывался от междугородных звонков, едва на экране начинали мелькать первые титры. Подруги по школе, училищу и дальние родственники нахваливали, то придавливая снедавшую черную зависть, то плохо прикрывая насмешки. Известное дело, большинство зрителей до сих пор готово наивно верить, что актриса играет свою жизнь. Мать охала от показанного столичного вертепа и звала жить домой, а наша героиня, сердясь, что не может полюбоваться на себя любимую как следует, отвечала впопад и не совсем.
- Да-да, Любаша, трудно было очень… Что ты, что ты, времени нисколько… Да, общалась… И с этой тоже обсуждала. Грымза старая, песок сыплется, а туда же, с советами, что там эстетично … ха-ха-ха… О, нам это в мастерской Юдашкина шили, ну, знаешь, он Аллы Борисовны первый друг… да, в этом топике я – такой эротик…
- Нет, ну что ты говоришь, мама?! Кино – есть кино! Думаешь – дочь у тебя тупая и придумать ничего не в состоянии? Да о чем речь, мне предложений море! Мама, я – разноплановая актриса, почему – одних проституток?! Какая Марья Афанасьевна? Ну, у меня тут столько знакомых, я – не компьютер, чтобы всех помнить… нормально, у нас творческие буфеты – ваш ресторан за пояс заткнут… ну, не маленькая же я уже… бедненькие, как только вы там живете…
- Помню, Митя, помню. Конечно, кто забудет наш выпускной… а, в кафешке у реки? Круто мы там оторвались! Не помнишь, что ли? Ну, я же не забыла, как мы с тобой на набережной целовались… А с кем тогда? Время идет, идет… глупенький, это же – детство… нет, нет, у меня, извини, другие планы… Ну, что делать, я же в Ма-аскве…
После сериала Туся ждала внимания и предложений наперебой, но в театре получила лишь роль престарелой служанки с парой реплик типа «Кушать подано», а средства массовой информации не спешили интересоваться ее особой. Попытавшись пройти отбор в какую-то мыльную оперу, получила отказ под предлогом «специфичности фактуры», поскольку туда связи ее извращенца не распространялись. Да и сам он пропал, не напоминая о себе. Звонки с малой родины постепенно сошли на нет, и новоявленная звезда невольно ощущала себя аквариумной рыбкой, кою, дав поплавать в пруду, выловили и посадили обратно, забыв о ее существовании.
В эти самые дни шла одна из самых утомительных репетиций в театре.  Постановщик часами растолковывал отдельные эпизоды героине премьеры, бестолковой и бездарной дочке звездных родителей;  труппа, скучающая поневоле за кулисами, втихомолку острила о природе, отдыхающей на детях, и травила анекдоты. Во время одного из них вахтер сообщил, что Тусю вызывают на проходную для собеседования. Вообразив себе невесть что, она кинулась вниз по лестнице, но, не дойдя ступенек пяти-шести до выхода, вдруг замерла.
У дверей стояла женщина, выглядевшая на пятый-шестой десяток лет. Профессия посетительницы угадывалась с ходу, столица полна таких дам, проведших буйную молодость и перешедших в силу возраста и издержек общественного темперамента из разряда ночных бабочек в категорию навозных мух.
- А вы в жизни еще лучше, - сказала женщина, оценив Тусю пытливым взглядом.
Та в ответ хмыкнула что-то неопределенное. Лицо гостьи показалось где-то виденным, но вспомнить ввиду перегруженности и малого объема памяти не представлялось возможным. Не зная, зачем ей это, Туся напрягала воображение, тщетно пытаясь извлечь из мозговых файлов, где же она встречала свою собеседницу, и от бесполезности собственных усилий приходила в раздраженное состояние. Она стала на лестнице вполоборота, но не ушла, так и застыв в этой позиции в течение всего разговора.
-Я ваш сериал не отрываясь смотрела, - продолжила между тем пришедшая, - верите ли, вы мою историю сыграли.
Она вздохнула.
- Каждый молодым был когда-то, вспомню, как лет двадцать назад вся Москва за мной бегала, даже из совета товарищи любили под юбку залазить, меня и сейчас есть за что потрогать, а уж тогда…
Туся фыркнула, подумав, какому дураку надо трогать это чучело за прелести и сделала шаг на ступеньку вверх, увеличив дистанцию между собой и визитершей, не бросая попыток вспомнить, где она ее видела, но результат был все тот же.
- Впрочем, - гостья не замечала Тусиных телодвижений, - мужчинам надо всем одно, кем бы они ни были. Уж ради этого чего только не пообещают… Мне один мелкий начальничек какие только звезды с неба не сулил, а кому они нужны? Ваша героиня, даже занимаясь этим, не перестает мечтать о карьере, учебе, это – неправда, конечно…
Туся сделала что-то наподобие возмущенных глаз, посетительница не заметила оной мимики.
- Ремесло наше засасывает, - развивала женщина свою мысль, - тут не до планов, когда ты нарасхват, поэтому у нас все гораздо проще: есть внимание, доход – и ладно, кажется, что так всегда и будет.
- Но вы же не думаете… - наша прима сделала попытку поспорить, однако опять отвлеклась на мысли о том, где бы она могла видеть эту женщину, и спора как-то не вышло, тем более что собеседница говорила, проскочив реплику Туси, как вездеход проходит мелкий ухаб.
- Вот и Надя Беглова, - незваная гостья назвала имя когда-то не взошедшей кинозвезды, - знала ее, знала, мужиков терпеть не могла, сколько раз мне плакалась, что за девушку замуж выйти не может, да в то время разве речь о таком шла? Тоже считала, что хватать во все фильмы наперебой будут, а не стала спать с бугром одним – и кто теперь вспомнит, что за тетка? Недавно видела ее на Кутузовском, бутылки собирает.
Перегруженный информацией мозг Туси получил еще одну непосильную задачу вспомнить, что за экс-приму кино назвала пришедшая, захотелось повернуться и уйти, но кто знает, почему, дарование стояло, глупо пялясь на сию гетеру.
- А ваша героиня, вообще-то, больше других на нашу сестру похожа. Остальные слишком умны да интеллигентны. Клиентов сами нашли, рассуждают, как студенточки. Не сильно просто это. Самой искать, самой с милицией да бандитами дела решать, и не охраняет никто. На этом поприще этак и трех дней не проработать. У вас там ни один сутенер не показан, а без них и нас нет. Это – как теперешний менеджер, ими только самые отчаянные пренебрегают. Из жадности, еще из чего. Одна так вот захотела жить легко, нашли потом на помойке с дыркой в черепе и палкой промеж конечностей. А крутая, драться умела, как мужик, Римка Селиверстова. В армии где-то прапорщиком служила, потом поперли по сокращению, у нее и кличка была Рэмбо. Не знаю, уж, что и с кем там она не поделила. А c внешностью ваших актрис девочкам в одиночку – совсем никак.
Туся почувствовала себя неловко, представив описанного собеседницей монстра в юбке, она все так же пыталась что-то вспомнить слабеющим от напряжения мозгом, а визитерша говорила и говорила.
- Умные, как ваши героини, у нас сами потом девочек к рукам прибирают, деньги снимают, так им после того ни университетов, ничего такого не надо. Но мало их. То увлекаются кем-нибудь, то подхватят СПИД какой-нито, а то с ментами проблемы. Соня-Швабра так вот в свидетели попала, у нее убийца клиентом был, понравился ей, что ли, не захотела на него показания давать, саму упекли на пять лет, а там раскрутилась на дела, до сих пор сидит…
От клички вышеупомянутой Сони Тусе стало дурно, она живо вспомнила дикие споры творческой группы о псевдониме ее героини, в которых родилось романтическое прозвище «Одуванчик».
В это время дверь широко распахнулась, и в вестибюль внесли корзину с цветами. Вошедший, по виду таксист, назвал вахтеру имя той самой незадачливой примы, коей режиссер до сих пор, как азбуку, объяснял роль на потеху труппы. Выслушав, что данная актриса выйти в настоящий момент не может, таксист сказал, что цветы от одного серьезного человека, который велел ей передать их, и собрался удалиться, но вдруг узнал Тусину собеседницу. 
- Миля, ты как здесь? – удивился он, - в искусство податься решила, что ли?
- Привет, привет, Лешенька, - откликнулась та, - где нам, дурам, чаи гонять. Так, в гости зашла, фильм, вот, про меня показали…
Она продолжила беседу с водителем, но Туся уже не слышала, о чем они говорят. Разом всплыло, что женщина эта действительно известна всей столице по передачам о жрицах любви, на которые так щедро телевидение. И то, что обыкновенный шоферюга, в которых она, Туся, видела потенциальных телезрителей и обожателей, узнал какую-то «прости господи» и не пожелал узнать ее, восходящую звезду голубого экрана, несказанно взбесило. От порыва выдать этим двоим что следует отказалась (ведь она не была дурой, чтобы скандалить с кем попало на людях) и только отвернулась, и пошла наверх, по-лошадиному цокая каблучками.
- Кстати, Леша, - Миля оглянулась, - вот, как раз, актриса, которая про меня… а куда она делась?
- Да ушла, бог с ней. Подвезти тебя?
Вдвоем они покинули театр и разошлись за его пределами каждый по своему ремеслу. Миля заглядывала в проезжающие иномарки с вопросами об интересе хозяев насчет любви. Леша мерил колесами неведомые московские просторы до той самой поры, когда и такие клиенты, как Миля, убираются восвояси, оставив улицы этого сумасшедшего города на произвол грабителей, бомжей, неугомонных гуляк, бродячих псов, кошек, крыс и вечных стражей ночи фонарей.
А Туся, с трудом дождавшись окончания репетиции, где у нее откровенно ничего не клеилось, и постановщик отвел на ней душу, высказав все, что думает о ней и бестолковой приме с родословной (не упоминая оной напрямую),  поехала домой на метро. Почтенная публика изредка оглядывалась, но никто не подходил за автографом, Мало ли кого похожего на кого-нибудь другого можно там встретить, девушки нынче все на одно лицо. Дома она никак не могла выкинуть из головы сегодняшнее событие, поэтому бестолково пялилась в экран, где по первому каналу показывали какую-то героическую драму советских времен. Подумалось вдруг, что куда легче жилось актерам тех лет, которым не приходилось играть ни барыг, ни ожиревшее коррумпированное начальство, ни девушек древнейшей профессии в качестве главных героев и героинь. И, уж наверное, нынешние стареющие и сошедшие с экрана и сцены примадонны в молодость свою выслушивали скорее комплименты от поклонников, чем разглагольствования разных шалав из подворотни…В конце мелькнули титры "Н. Беглова", вспомнив разговор днем, Туся слегка подосадовала, что не обратила внимания, как выглядела эта актриса.
Телефон молчал, она думала о жизни, что ей было далеко не свойственно.  Хотелось плакать от того, что она, думавшая, будто в свои без малого тридцать лет достаточно о ней знает, вдруг обнаружила почти полное отсутствие самых элементарных понятий об этой загадочной форме существования белковых тел. Но она, разумеется, не была дурой и не распускала соплей иначе как по служебной необходимости. Поэтому позволила себе лишь напиться в одиночку до хорошего состояния и всю ночь громко материлась в туалете, вызывая могучее эхо на весь подъезд и регулярно спуская воду. Это Туся прочитала в детстве, что так одна певица снимает стресс. 
Через несколько дней вдруг позвонил деятель искусства, давший ей путь на экран.
- Ну, звезда, как дела? – весело спросил он, - поклонники не замучили?
- Какое там, - зло ответила Туся, - где их нынче сыщешь! Шляются только ****и разные да жить учат… Ну, что за жизнь такая?
На предложение послушать вечером пару новеньких эссе хотела послать публициста по неизменному русскому адресу, но со вздохом согласилась. Ведь она не была дурой.