Ларион. Гл. 8. Шатун

               


    На новом месте жительства у друзей-фронтовиков жизнь пошла по-новому, но у каждого по-своему.

   Для Сергея каждый день тянулся, казался вечностью. Он целыми днями просиживал в землянке. Иногда выходил на улицу прогуляться с двумя самодельными костылями. Его еще сильнее грызла тоска по дому, по родственникам, по любимому занятию с пчелами. Сильно жалел о своей беспомощности.

   Ларион – наоборот. С раннего утра брал ружье или винтовку и отправлялся на охоту. Он целыми днями бродил по лесу, а вечером, вернувшись в землянку, долго рассказывал Сергею о своих приключениях, произошедших за день, и жалел, что день короткий, быстро пролетел.
   С каждым днем его охотничьи трофеи все увеличивались, а ему казалась, что если бы световой день был часа на два-три больше, то удалось бы выследить и шатуна, и  волчью стаю, хозяйничавших в этом лесном массиве.

   В один из вечеров, вернувшись в жарко натопленную землянку с охоты, Ларион аккуратно положил добытые за день охотничьи трофеи, снял шинель, как бы, между прочим, произнес:

   – Знаешь, Серега, какие волки умные? В стае их четырнадцать. Всем прокормиться надо. Кормятся, живут. Сколько зверей они губят! Ужас!

   – Откуда тебе знать, что их четырнадцать, а не три, или четыре? Вы – охотники всегда приврать любите. Выдумываете разные небылицы пока целый день по лесу бродите без всякого полезного дела.

   - А зачем мне врать и выдумывать? Считай неделю уже снег лежит. На снегу всё написано, лучше, чем на бумаге. Здесь ошибки быть не может. Вот, к примеру, ты идешь по дороге после снегопада, а впереди тебя прошли четыре человека. Ты же по следам сразу увидишь, сколько их было. Отличишь следы взрослых от детских мелких шажков. Так?

   – Вообще-то я никогда не пробовал по следам считать, сколько впереди меня человек прошло. Обязательно посчитаю, когда нога заживет.

   – А зачем тебе ждать? – не соглашался Ларион, – вот завтра, прямо с утра, бери костыли, винтовку и отправляйся бродить по лесу. По следам  увидишь, сколько интересных историй у зверей происходит.

   – Как я смогу понять эти истории, если не знаю, какие следы кому принадлежат? Рядом с землянкой в густом мелком ельнике видел какие-то следы: как будто кто в рваных валенках ходил. Половина ступни в валенке, а пальцы голые отпечатались на снегу.

   Лариона как пружиной подкинуло со своего топчана. Он вскочил, схватил винтовку, передернул затвор, выкрикнул:

   – Когда ты эти следы видел? Утром, или сейчас? Это же медведь! Шатун! Понимаешь? Он мог тебя заломать.

   У Сергея непроизвольно раскрылся рот, глаза округлились. Даже при тусклом свете коп-тилки, Ларион увидел, что лицо Сергея стало белее снега. В каком-то оцепенении, заикаясь, он шепотом произнес:

   - Ве-вече-ром...

   - А почему сразу мне не сказал?

   Сергей непонимающе смотрел на Лариона, стал беспорядочно хлопать глазами, раскрыл рот, как будто хотел что-то ответить и не мог. Голова, плечи, руки, всё туловище его затряслось, как в судороге.

   – Ты что? Ты что? – не понимал Ларион.

   Сергей, продолжая истерически трястись, показал рукой на незакрытую дверь. Обернув-шись, Ларион увидел в двери, в трех шагах сзади от себя огромную раскрытую пасть медведя. Наполовину войдя в дверь, медведь стал подниматься на задние лапы, готовился к нападению.

   В то же мгновение раздался оглушительно-резкий выстрел трехлинейки, через секунду – второй. И тут же – страшный рёв дикого зверя.

   До автоматизма отработанными быстрыми движениями правой руки, Ларион в очередной раз щелкнул затвором, заслал в патронник третий заряд, замер.

   Смертельно раненый хозяин глухих непроходимых лесов, поднявшись на задние лапы,     покачнулся, взмахнул несколько раз передними лапами, как бы хватаясь за воздух, пытался удержать равновесие, но медленно повалился вперед.
   При падении медведь правой передней лапой пытался ухватиться за печную трубу, в результате чего добрая половина раскаленных кирпичей оторвалась от печки и с грохотом отлетела в сторону. По полу загремели котелки с приготовленным ужином, кружки, ложки.   
   Нижней челюстью зверь угодил на острый угол им же полуразрушенной печки, шмякнулся об неё и грузно рухнул на пол. Еще не потухшие угли, от удара, выбросили в помещение горячий столб ярко блеснувших искр и пепла.
   Голова и передние лапы нежданного гостя оказались почти у самых ног стрелка.

   Выждав несколько секунд, Ларион, как бы раздумывая, без спешки прицелившись, произвел третий, контрольный, выстрел в ухо медведя. Снова передернул затвор, отступил на два шага, по-хозяйски окинул медведя взглядом, дрожащим голосом произнес:

   – Выстрел в ухо – самый надежный для такого крупного зверя. Да и шкуру такой выстрел не испортит.

   Ларион виновато улыбнулся, взглянул на забившегося в угол Сергея, устало вздохнув, опустился на свой топчан, несколько секунд помолчав, продолжил:

   – Как же такую громадину мы из землянки вытащим? А здесь разделывать нельзя. Крови много под пол набежит, жить невозможно будет... Печку разворотил. Зверюга! Что мы ему плохого сделали, чтобы к нам, вот так в гости, приходить?... Посмотри, Серега, что-то горит. Паленым пахнет.

   Еще через некоторое время, Сергей, оправившись от шока, вдруг громко закричал:

   – Ларион! Твоя шинель на кровати горит.

   Ларион окинул взглядом свой топчан. Лежавшая на нем шинель тлела, издавая неприятный запах паленой шерсти. Он медленно встал, потянулся к стоящему в углу ведру с водой. Тут он заметил, что рука его дрожала крупной дрожью.

   Залив тлеющую шинель, немного успокоившись, он снова обратился к Сергею:

   – Ну, а теперь давай думать, как этот вагон мяса в шубе из землянки вытаскивать будем. Наверное, пудов двадцать пять, а то и все тридцать будет вместе с требухой, да со шкурой.

   - Ларион, посмотри получше, может быть он еще живой. Видишь, глаза открыты? На меня смотрит.

   - Теперь нам его бояться нечего. Всё страшное позади. Вон, смотри, уши у него повисли, как мочалки. У раненого зверя уши всегда прижаты.

   Для того чтобы убедить своего товарища, Ларион взял винтовку, стволом ткнул медведя в голову. Голова перевалилась на бок. У зверя не проявилось никаких признаков жизни.
Сергей, уже полностью придя в себя, скороговоркой начал выражать своё восхищение:

   – Ну, Ларион! Как ты его! Когда я увидел эту морду в дверях, сразу подумал, что нам конец пришел. Глупо было бы погибнуть вот так. От немца убереглись, а здесь, дома...
 
   – Вовремя ты рассказал о следах, а я успел в руки винтовку схватить. С такой винтовки любого зверя завалить пара пустяков.

   –  Ларион! А сколько у тебя медведей убито?

   – У меня? – Ларион задумался, как бы подсчитывая в уме, затем махнул рукой, улыбнув-шись продолжил. – Если по-честному, то этот ПЕРВЫЙ!  Не приходилось мне их вот так, живьем видеть.

   - А когда ты с ним разделывался, мне показалось, что ты раньше только и занимался тем, что медведей стрелял.

   - С моей одноствольной шомполкой только на зайца ходить. Другое дело – трехлинейка! Поднимайся, пойдем ворот делать. Будем эту громадину воротом из нашей хаты вытаскивать. Веревки у нас есть.

   – Может быть, до утра подождем? – предложил Сергеи.

   – Ни в коем случае нельзя. Мясо испортим. Нужно зверя вытащить на улицу, хотя бы вы-пустить кровь и требуху. Остальное – уже можно до утра оставить. Хотя путящие охотники делают всё по порядку: выпустят кровь, снимут шкуру, а потом уже внутренности выпускают.

   Только далеко за полночь им удалось вызво¬лить убитого зверя из землянки.

   – Самое большое дело сделали, – отметил Ларион, – остальное уже проще. Теперь бери приготовленные смоляные факела, светить будешь, а я ножом поработаю.

   Дело продвигалось очень медленно. Ларион, как всегда, работал остро отточенным ножом аккуратно, не торопясь, чтобы не испортить шкуру. Он решил делать всё по порядку.

   Сергеи, подсвечивая факелом, помогал придерживать лапы, чтобы Лариону было удобнее обдирать шкуру. Ему было интересно наблюдать за незнакомой работой охотника. Руки так и тянулись к ножу, хотелось тоже попробовать снимать шкуру. Но Ларион пояснил, что медвежью шкуру может снимать только человек с большим опытом такой работы, чтобы не испортить ни шкуру, ни подкожный толстый слой жира.

   Когда шкура была ободрана, Ларион предложил:

   – Давай-ка, Серега, отойди на три-четыре  шага в сторону и посмотри на этого ободранного красавца.
 
   Сергеи отошел, высоко поднял факел, долго присматривался, затем громко закричал:

   – Ларион! Ты сам взгляни! Это же не медведь. Это голая брюхатая баба на шкуре лежит. Только морда у нее не такая, как у людей. Чудно!

   Ларион не спеша, подошел к нему, встал рядом:

   - Я тебе специально предложил посмотреть. Вот в таком виде я раньше видел медведя. Только тот был раза в два меньше. Того батя взял! Сейчас немного перекурим и будем внут-ренности выпускать. Тогда точно увидим, куда две пули попали.

   - Всё-таки, какая огромная сила у трехлинейки! Через такого зверюгу все три пули
насквозь прошили.

   - Не три, а две. – Закуривая, поправил его Ларион. – Одна пуля на выходе под кожей осталась, видимо от первого выстрела. Первый выстрел был точнее второго. Поспешил со вторым.

   - И второй был точный. Посмотри, грудь медведю насквозь прошил, а через спину пуля вышла и еще неизвестно куда улетела.

   – Но первый выстрел был прямо в сердце. – Доказывал Ларион. – Вскроем, тогда увидим. Вторым – в лучшем случае, легкие пробил, а с такой раной зверь может еще много дров
наломать. Надо еще учесть, что у винтовки пуля тонкая, пройдет навылет, а вреда зверю немного принесет. Другое дело охотничья – она диаметром больше, тяжелее. Если удачно попадешь, то внутри всё разворотит. Тогда уже зверю далеко не уйти.

   Немного отдохнув и добавив в костер дров, друзья снова принялись за работу. Всю ночь возились они с этим охотничьим трофеем, самым почетным даже для бывалых охотников.

   Уже рассвело, когда Ларион с Сергеем здесь же, на улице присели попить чаю, согретого на костре. При утреннем свете туша медведя казалась еще больше, внушительнее.

   После тяжелого изнурительного труда, продолжавшегося всю длинную зимнюю ночь и
горячего, ароматного от костра чая, друзья могли позволить себе немного расслабиться и отдохнуть. Глаза у обоих слипались сами по себе. Но крепчавший к утру мороз быстро давал о себе знать: забирался в рукава, проникал за воротник и судорожно пробегал по спине.

   Сквозь дремоту до слуха Лариона донесся какой-то храп. Он вздрогнул, открыл глаза, прислушался. Рука невольно потянулась к лежавшей рядом винтовке. Вдруг храп повторился, а затем послышался басовитый мужской голос:

   – Ну, что с тобой? Али зверя почуял? Не дол¬жно быть здесь зверя, мы уже рядом.

   – Батя на Вороном приехал! – вскочив, закричал Ларион. – Батя! Давай сюда!

   Не выпуская винтовки из рук, он бросился навстречу отцу, ехавшему верхом на коне.

   - Батя! Что случилось? Ты же не собирался сегодня приезжать.

   - Это у вас что-то случилось, – слезая с коня, пробасил Захар Захарович, – с вечера мы с матерью не могли заснуть. Всякие дурные мысли в голову лезли. Я всю ночь на постели прокрутился, к утру не выдержал: взял ружье, пошел на конюшню, сел на Вороного и к вам. Рассказывай, что произошло? Или может быть я стареть начал? Где Серега?

   – Серега у костра дремлет. Жив, здоров. А происшествие у нас действительно было. К нам гость заходил.

   – Кто? По дороге никаких следов не было… – встревожился Захар Захарович.

   – Подойдем ближе к костру, сам увидишь. 

      Не доходя метров тридцать до костра, по предложению Лариона, Вороного крепко привязали к дереву.
 
    Теперь Захару Захаровичу стало ясно, почему Вороной храпел.

   - Волка взял, что ли?

   Ларион лукаво ухмыльнулся:
   - Бери выше, батя!

   - Неужто косолапого?

   – Угадал! – гордо ответил Ларион, – проходи вперед, сам увидишь.

   Захар Захарович, подойдя к туше медведя, остановился, любуясь на зверя. Затем несколько раз обошел вокруг охотничьего трофея, внимательно осмотрел шкуру медведя, осмотрел и прощупал тушу. Долго крутил в руках пробитое навылет огромное сердце медведя, которое было величиной с голову крупного барана.

   За действиями Захара Захаровича неотступно наблюдали две пары глаз.

   – Ну, что батя скажешь? – не вытерпел Ларион и подмигнул Сергею, – не каждый день приходится видеть таких красавцев?

   - Да что тут сказать? С выстрелами всё понятно. Решающим – был выстрел в голову. Но я не пойму, как это ты умудрился шею сломать этому медведищу? Видно здорово он тебя
напутал. От перелома шейного позвонка медведя парализовало, вот ты ему в упор и шарахнул в ухо. Так?

   - Так-то так. Но ты видишь, что сердце насквозь пробито?

   –  С пробитым сердцем такой медведь может еще не меньше версты отмахать. – Пояснил Захар Захарович. – Но меня больше всего интересует тот момент, как ты ему шею переломил? Пуля в шею не попала, а перелом есть. Прикладом, что ли? Так не похоже – удара не было по шее.

   С этими словами Захар Захарович снова присел на корточки и стал внимательно изучать перелом шейного позвонка. Еще несколько раз осмотрел огромную тушу, одобрительно хмыкая про себя, но хвалить стрелка не собирался. Ему хотелось самому понять всю картину
произошедшего.
   "Картина примерно понятна. – Размышлял бывалый охотник.– Медведь подошел к землянке, получил две пули в грудь, затем ему сломали шею, он упал, затем получил третью пулю – уже в ухо... Как же ему сломали шею? Не пойму!"

   – Ну, Ларион, выкладывай, как шею сломал медведю?

   Только после слов отца до Лариона стало доходить, какую важную роль в жизни его и Сергея сыграла печурка, установленная отцом посредине землянки. Эта счастливая     случайность спасла их от неминуемой гибели.

   – Это не я, это печка… – пролепетал Ларион.

   – Что, печка? – не понял Захар Захарович.

   - Об печку медведь шею себе сломал, теперь и я это понял. Я же не на улице его стукнул. Он к нам в землянку пришел. Пойдем, посмотри, что этот зверюга у нас в землянке натворил.

   - Я же вам говорил, что двери в землянку всегда запирать нужно. – Проворчал Захар Захарович и все втроем направились в землянку, чтобы осмотреть место происшествия.

   «Ну, Ларион! Такого зверюгу взял! Молодец! Но всё равно хвалить не буду. Теперь я уве-рен, из него  получится настоящий охотник». – Так про себя размышлял Захар Захарович, а вслух произнес:

   – Не слушаетесь старших, двери не запираете… А печурку мы сейчас отремонтируем.