Фьонн. Книга 3. Накануне выборов Архимага. II

– Рэн, а чем Тёмные эльфы отличаются от Светлых? – неожиданно спросил Фьонн, когда вдали показались смутные очертания башенных шпилей.
– Странно слышать такой вопрос из уст бакалавра магии, – усмехнулся Гвейф.
– Знаешь, Рэн, мэтр Лейэрл, профессор сравнительной цветомагии, очень путано излагал данный вопрос, – не растерялся сын Льювина. – И потом, мне же не приходилось раньше общаться с Тёмными эльфами, чтобы я мог самостоятельно сделать какие-то выводы!
Гвейф задумчиво потёр подбородок.
– Они отличаются друг от друга примерно тем же, чем Тёмные маги от Светлых – вывеской и дизайном визитных карточек, – буркнул дракон после довольно продолжительного раздумья.
– Вывеской? Разве маги и эльфы – лавочники, чтобы иметь вывеску?
– Ну, выразился неудачно! – чуть раздражённо сказал Гвейф. – Можешь считать, что вместо вывески у Тёмных эльфов – легенда о том, что когда-то давным-давно, в глубине канувших во Тьму веков, их наставником был некто из Низвергнутых Богов; он будто бы и научил их политическим козням, основам военной стратегии и тактики, а также какой-то особенной магии… Нет, я лучше помолчу! Вот приедем – сам разберёшься, надеюсь. Ты же, я полагаю, хорошо помнишь свою первую встречу со Светлыми эльфами, закадычными друзьями твоего достославного батюшки? Я слышал, люди говорят, что первое впечатление – самое верное! Хотя, с другой стороны, есть версия, что первое впечатление обманчиво… Нет, с вами, людьми, можно окончательно мозги свихнуть – я в этом уже который раз убеждаюсь!
– Так ты поосторожнее, Рэн, – сочувственно предложил Фьонн. – Побереги мозги, они тебе ещё пригодятся, и не раз, я уверен! Я тебе сейчас объясню… Первое впечатление настоящего мага всегда самое верное…
– Так вот и представь свою первую встречу со Светлыми эльфами, чтобы освежить память, а потом сравнишь, – Гвейф придержал коня и одной рукой выудил из седельной сумки какую-то книжку в слегка потрёпанном пергаментном переплёте. – А я хочу дочитать, пока мы не приехали…
Фьонн, заинтересовавшись, что же за литературный шедевр не даёт покоя дракону, подъехал к приятелю поближе и, мельком взглянув на пёструю, как лоскутное одеяло, обложку, прочитал заглавие – «Путеводитель по Арландуну». Выразительно хмыкнув, волшебник пришпорил коня, обгоняя поглощённого чтением дракона…
* * * * *
Фьонн хорошо помнил, как впервые повстречался со Светлыми эльфами. Точнее, это просто было его первое отчётливое воспоминание о них и об их удивительном королевстве…
Вот он, трёхлетний мальчишка, бежит по лесу; деревья высокие-превысокие – такие, что, даже запрокинув голову, не увидишь верхушек!.. Тропинку окаймляют широкие полосы сочной травы; над яркими, душистыми цветами кружат огромные сверкающие стрекозы и пёстрые бабочки. Едва уловимый ветерок колышет тонкие стебли травы, касается листвы на деревьях, и чудится, что этот таинственный шелест вот-вот станет внятной речью…
Фьонн бежит по тропинке, поглощённый одной мыслью – догнать тёмно-пурпурную бабочку с огромными бархатистыми крыльями! Отец и мать идут следом, что-то говорят ему; но он продолжает бежать, не оглядываясь…
И вдруг прямо перед Фьонном возник незнакомец в золотисто-зелёном одеянии. Откуда он появился так внезапно? Словно вышел на тропу из незримых магических ворот! Впрочем, появление эльфов всегда выглядит полнейшей неожиданностью – это Фьонн узнал гораздо позже.
Тогда же сын Льювина, увлечённый погоней за бабочкой, чуть не врезался в эльфа, который невозмутимо стоял на месте. Король Алдалиндора – а это был он – проворно подхватил мальчишку на руки, да так быстро, что тот не успел увернуться или вырваться.
– Здравствуй, Эллэ, – приветствовал короля эльфов отец Фьонна. – Ты, как всегда, в своём духе! Сколько уж я тебя знаю, кажется, должен бы привыкнуть: но я всякий раз не устаю восхищаться твоей потрясающей способностью неожиданно возникать неизвестно откуда, когда этого не ждут!
– Да уж, твой наследник, несомненно, не ожидал моего появления, – с ласковой усмешкой отозвался эльф и обратился со словами приветствия к матери Фьонна; в то же время он, ловко удерживая мальчишку одной рукой, изящным жестом протянул другую руку в сторону, словно подзывая кого-то.
Каковы же были изумление и восторг Фьонна, когда на руку короля эльфов, грациозно помахивая переливающимися крыльями, опустилась та самая бабочка, которую мальчик так упорно преследовал! Эльф поднёс руку поближе к мальчику, и Фьонн потянулся к живой игрушке: но в то же мгновение бабочка расправила крылышки, легко вспорхнула и затерялась среди листвы.
– Похоже, что ваш сын, дорогие друзья, станет великим охотником, – с задумчивым видом сообщил король эльфов.
Родители Фьонна переглянулись, но промолчали, переваривая это предсказание. А король эльфов обратился к Фьонну, которого по-прежнему держал на руках:
– Тебе нравится мой лес, малыш?
Фьонн утвердительно кивнул и, чуть подумав, добавил:
– А о чём ветер говорит с деревьями?
– О тех тропках, которыми пройдёт храбрый охотник Фьонн, – улыбаясь, уверенно ответил эльф. – Ты же хочешь узнать, что за приключения тебя ждут? – с этими словами король Эленнар бережно поставил мальчика на ноги.
Фьонн энергично кивнул, не сводя взгляда с короля эльфов.
– Слушай, – сказал тот.
…Ветер по-прежнему шелестел в листве, над цветами жужжали пчёлы, и, казалось, ничего не изменилось: но вдруг зазвучал стройный хор глубоких и сильных голосов… Они пели негромко, и сначала Фьонн различал лишь мелодию, похожую на рокот волн: но постепенно в этом рокоте возникали слова, фразы, образы…
* * * * *
– Ну ты и замечтался, Кьёр! – дракон нагнал сына Льювина лишь у переправы через ручей, являющийся номинальной границей эльфийского протектората. – Я тебя окликал-окликал, а ты знай чешешь на своём водяном чёрте, и хоть бы хны! Даже не оглянулся, словно ты и не здесь вовсе, а где-то далеко-далеко в облаках витаешь!
– Да, Рэн, – тихо отозвался Фьонн, встряхнув головой.
Но стоило ему взглянуть на крепость, которую он, занятый воспоминаниями, до сего момента не замечал в упор, как молодой волшебник невольно пробормотал пару забористых словечек.
Замков было несколько, причём ни один из них, если верить зрению, не соприкасался с земной поверхностью. Радужные башни, парящие в небе, переливались всеми цветами радуги, осыпались мириадами брызг, взмывали ввысь серебристыми струями фонтанов и низвергались вниз величественными тёмными каскадами. Стены центрального замка, правда, меняли очертания гораздо медленнее; основанием ему, единственному из всего скопища миражей, служило похожее на огромную подушку облако. Оно то темнело, то светлело, уподобляясь то банальной туче, то изящному стогу, в котором места зёрен в колосьях занимали крохотные серебристые звёздочки.
– Миражи Айлфорна, «живое стихотворение», один из магических шедевров леди Ллиэ, – дракон произнёс эту фразу с такой гордостью, словно сам приложил лапу к сему произведению магического искусства.
– Если это стихотворение, то оно, должно быть, нерифмованное, – с ноткой скепсиса в голосе отозвался волшебник и с сарказмом поинтересовался. – И в какой из этих архитектурно-поэтических шедевров мы направляемся, Рэн?
Дракона этот вопрос не смутил.
– Вон туда, – и он указал на цитадель, состоящую из леса копьеобразных башенок, покоящуюся на облаке; для верности Гвейф ещё разок быстренько пролистал «Путеводитель».
– Ты уверен? – по-прежнему с нескрываемым сомнением спросил Фьонн и ловко выдернул путеводную книжицу из рук приятеля. – Так, и кто ж это составил такой замечательный трактат? – протянул маг, нетерпеливо листая блестящие страницы, украшенные затейливыми рисунками. – Ого! – Фьонн даже присвистнул. – «Отпечатано в личной типографии лорда Хьюла Мориэльдэ»! Рэн, нам явно не туда, куда ты думаешь. Неужели ты полагаешь, что премудрые эльфы, находящиеся с кем-то в состоянии войны, станут субсидировать издание справочников, облегчающих работу вражеских шпионов? До настоящего замка ещё несколько лиг, или я безмозглый осёл! С чего ты вообще взял, что настоящий замок – это тот, который на облаке?! Тут такого не сказано!
– Ну и что? Зато подробно описан замок и дана иллюстрация с его изображением!
– Если Тёмные эльфы не сильно отличаются от Светлых своими понятиями о чести, то они никогда не лгут, – выразительно промолвил Фьонн и добавил с ироничной усмешкой. – Но ведь и всю правду говорить и печатать не обязательно, а, Рэн?
Дракон хмуро молчал. Теперь он взирал на миражи с таким выражением, словно собирался испепелить их взглядом. Понятно, что подобный номер не мог пройти по веской причине – невозможно испепелить то, что нельзя потрогать.
– Что ты застыл на месте, Рэн? – поинтересовался Фьонн, оглядываясь назад; резвый эх-ушка скакал не останавливаясь, пока волшебник не дёрнул за поводья, не видя рядом дракона.
– Ты уверен, что замок именно в той стороне, куда сломя голову мчится твой водоплавающий скакун? – процедил Гвейф, пуская своего коня шагом.
– Конечно же, нет! Просто в той стороне удобнее проехать! – огрызнулся маг. – Или ты предпочитаешь, чтобы наши кони калечили ноги на тех каменюках? – Фьонн пренебрежительно махнул рукой влево. – Нет, если ты точно знаешь дорогу – тогда нет проблем, – с этими словами Фьонн снова пришпорил эх-ушку; конь со всадником проскочили сквозь центральную «строфу» «живого стихотворения» леди Ллиэ, и Гвейф, смачно выругавшись, нехотя последовал за своенравным сыном Льювина.
– Эй, Рэн, а это случайно не продолжение архитектурно-поэтического цикла? – Фьонн указал в сторону холма, вершину которого венчало изящное строение в готическом стиле, похожее на центральный мираж, как зеркальное отражение, за исключением основания-облака, здесь отсутствующего; по стенам замка скользили разноцветные световые блики, источник которых магу обнаружить не удалось.
– Не знаю, – буркнул дракон.
– Сейчас узнаем, – беспечно промолвил Фьонн, направляя эх-ушку по тропке, ведущей на вершину холма.
У подъёмного моста приятели остановились – точнее, были остановлены громким окриком дозорного с главной башни:
– Кто вы, чужеземцы? Что привело вас в Айлфорн?
– Об этом мы сообщим лишь лорду Хьюлу и леди Ллиэ, – гордо отозвался Фьонн.
– Сначала назовите свои имена. Я сообщу лорду и леди, а уж они решат, впускать вас в Айлфорн или нет.
Фьонн повернулся к дракону, скорчив неподражаемую гримасу.
– Это они так, для порядка, – успокоил его Гвейф. – Пустят, никуда не денутся – для войны с Фьорданом им нужны воины.
– Ага, скотина, которую гонят на убой, – процедил маг. – Не-ет, друг Рэн, мы с тобой метим чуточку повыше, – и он громко крикнул, обращаясь к дозорному. – Передай, что лорд Кьёртэн, сын Айнумэра, и лорд Рэнхарт, сын…
– … Хэллина, – шёпотом подсказал дракон.
– …Хэллина, – подхватил волшебник, – прибывшие из дальних Миров, желают лично побеседовать с владетелями Айлфорна. И побыстрее передай им наше приветствие: торчать у запертых ворот, будто мы какие-нибудь торговцы-лоточники, не оплатившие таможенный сбор – удовольствие весьма сомнительное.
– Лорд Хьюл и леди Ллиэ готовы выслушать вас, благородные лорды, – примерно через полчаса голос с башни снова врезался в тишину, до этого нарушаемую лишь шелестом ветра в траве.
Фьонн и дракон, удобно расположившиеся на берегу оборонительного рва, от неожиданности даже выронили игральные карты, за которые взялись в надежде скоротать время.
– Какого тролля, Рэн! – прошипел молодой маг, на лету ловя карты, уже нацелившиеся на безмятежную гладь воды во рву. – Ты чуть не утопил мою счастливую колоду!
– Ага, такую же счастливую, как у шулеров в Шичере, – огрызнулся тот, садясь на коня.
– Запомни, Рэн – я никогда не обманываю людей! Я же не виноват, если некоторые идиоты сами сомневаются в своей удаче! Но раз такие скучные типы существуют на свете – почему бы другим ни повеселиться?..
– За их счёт, – безошибочно закончил фразу дракон, когда приятели въезжали на подъёмный мост.
Фьонн наградил приятеля зверским взглядом.
– Добро пожаловать в Айлфорн, благородные лорды, – два стражника-эльфа у ворот расцепили перекрещенные алебарды, пропуская гостей во внутренний двор замка.
Там царила приятная свежесть от фонтанов и зелени многочисленных растений – прямо ботанический сад, а не внутренний двор крепости! Двое гномов, болтающихся без дела неподалёку от ворот, хмуро покосились на Гвейфа.
– Господа заслуженные металлурги, похоже, почуяли, что я вовсе не тот, за кого не стал бы выдавать себя, очутись я лицом к лицу с врагам, – пробормотал дракон.
Однако какие бы догадки не роились в умах представителей горного народа, гномы охотно указали новоприбывшим, куда можно поставить коней, а потом проводили Фьонна и Гвейфа до дверей парадного зала, где гостей ожидали сами замковладельцы.
– Как ты думаешь, может, сначала надо постучаться? – шепнул дракон, когда гномы юркнули в какую-то неприметную боковую дверцу, оставив приятелей наедине с массивными резными створками парадной двери.
Вместо ответа Фьонн, чуть сдвинув брови, легонько коснулся дверных створок – и те распахнулись сами собой, причём это действие сопроводилось мелодичным звоном, вроде позвякивания хрустальных кубков. Молодой волшебник без колебаний шагнул в открывшийся проём: величественной осанке и самоуверенному виду Фьонна мог бы позавидовать иной король. Гвейф следовал за ним в полушаге, с успехом исполняя роли хвоста, телохранителя и оруженосца.
Сын Льювина остановился лишь у небольшого возвышения, на котором в резных креслах сидели двое эльфов – воин в серебристой тунике с вышитым на груди тёмно-зелёным деревом внутри круга (родовым гербом) и девушка в бледно-голубом платье. Если бы даже Фьонн не знал, что владельцы Айлфорна – брат и сестра, то, увидев их, тотчас догадался бы, настолько разительно было сходство между ними. У обоих были длинные чёрные волосы, а взгляд тёмно-синих глаз и у брата, и у сестры был столь пронзителен, что можно было лишь подивиться, как он до сих пор не просверлил стены. Возле кресла девушки топтался гном в алом кафтане, перетянутом усеянным изумрудами поясом, за который был заткнут топорик весьма внушительного вида. Но в первую очередь в облике гнома бросались в глаза не драгоценные побрякушки, а то, что представители этого народа считают истинным украшением воина – длинный росчерк пересёкшего лоб шрама.
– Приветствие лорду Ангэйну, – Фьонн чуть склонил голову в кивке, изображающем поклон, и, повернувшись к даме, изящным движением опустился на одно колено. – Приветствие леди Иэллин, перед красотой и мудростью которой меркнут звёзды, – молодой маг встретил взгляд леди и отметил, что она смотрит на него с нескрываемым интересом.
Кажется, Гвейф что-то прошипел в спину? Фьонн не расслышал, но он и так знал, что именно: несносный дракон пытался напомнить ему, что подлинные имена предводителей Тёмных эльфов, как говорится, изъяты из широкого обращения.
Лорд Ангэйн переглянулся с сестрой.
– Ты произносишь вслух чужие имена, скрывая своё собственное, – голос эльфийской чародейки, негромкий, но мелодичный, отразился от стен зала хрустальным эхом. – Хочешь, я скажу, кто ты на самом деле – ты и твой спутник? – и она задорно подмигнула молодому магу.
Фьонн поднялся на ноги и недоверчиво покосился в сторону гнома. Эльфийка перехватила этот взгляд и улыбнулась.
– Мастер Фолли по прозвищу Железный Лоб – наш верный союзник, которому можно доверять, – уверенно промолвила Ллиэ. – К тому же он знаком с твоим отцом, а уж с твоим спутником – тем более!
– Я вижу, дракон, ты сменил имидж и род занятий, – без предисловий заявил гном довольно-таки развязным тоном, небрежно привалившись к креслу эльфийки, словно к придорожному столбу.
– Железный Лоб – он и есть Железный Лоб, – обречённо выдохнул Гвейф. – Обрати внимание, леди, на его неучтивую позу! Разве так полагается держать себя телохранителю… тьфу, союзнику – но это в данном случае не так важно – знатных особ?!
Ллиэ покосилась в сторону гнома и нахмурилась. Железный Лоб моментально принял стойку почётного караульного, с каменным выражением лица взял топор «на изготовку» в правую руку, а левую вытянул вдоль туловища. Дракон сдавленно захихикал. Эльфийка, не обращая на них внимания, поднялась с кресла, спустилась с возвышения по ступенькам, устланным толстым ковром, и протянула Фьонну свою маленькую изящную руку, унизанную кольцами.
– Фьонн, сын Льювина, – сказала Ллиэ, когда волшебник коснулся губами её руки. – И Гвейф с Драконьих островов, – добавила она, мельком взглянув на дракона в человеческом облике.
– Но ты назвал другое имя своего отца – Айнумэр, – произнёс лорд Ангэйн, или Хьюл.
– Это и в самом деле одно из имён моего отца, – гордо отозвался Фьонн. – У нас, магов, это называют Тёмным именем, плащом души.
– Мы знаем легенду об Айнумэре и его затянувшейся войне с бывшим наставником, – задумчиво сказала Ллиэ. – Значит, Айнумэр, как и было предсказано после его гибели, возродился среди людей? И он наконец победил своего давнего врага, верно? – обратилась эльфийка к Фьонну.
Тот пожал плечами.
– Смотря какого, – неопределённо отозвался молодой волшебник. – Если леди имеет в виду того полоумного типа, который жил в пещере с бутафорским дымоходом в виде башни, то отчасти да.
Эльфийская волшебница, услышав эту своеобразную фразу, хихикнула, как девчонка, которую развеселил ухажёр, и одним прыжком вскочив на возвышение, села в кресло рядом с братом, который без тени малейшего недовольства наблюдал за её выходками, – забавными, но не слишком царственными.
– Надо ли нам говорить, зачем мы явились – или вам и это известно? – поинтересовался наследник возродившегося Айнумэра.
– Нетрудно догадаться, – обронила мигом посерьёзневшая Ллиэ и повернулась к брату. – Хьюл?
– Отряды Фьордана рыщут неподалёку от Линнисфарна, – промолвил тот. – Завтра мы выступим в поход, чтобы покончить с этим сбродом. Вы оба, – эльф поочерёдно взглянул на мага и дракона, – можете присоединиться к моей дружине. Какими бы именами вы себя не называли, настоящего воина узнают по его делам!
– Да, насчёт имён, – поспешно сказал Фьонн. – Мы бы хотели сохранить инкогнито.
– Нет ничего проще, – кивнул эльф, снова обменявшись взглядом с сестрой. – Запомните лишь, что я – лорд Хьюл, а моя сестра – леди Ллиэ. У нас, как и у вас, людей, тоже есть Тёмные имена, – по губам Тёмного эльфа скользнула многозначительная улыбка.
Фьонн понимающе кивнул.
– Мастер Фолли покажет вам свободные комнаты и поможет подготовиться к походу, – Ллиэ легонько подтолкнула насупившегося гнома.
Железный Лоб с важным видом шагнул на нижележащую ступеньку; каким-то чудом он ухитрился споткнуться и слетел бы с возвышения вверх тормашками, если бы Фьонн с Гвейфом не поймали его на лету.
– Да, зря я тратил время на ваше воспитание, господа гномы, – мрачно резюмировал дракон, когда все трое покинули парадный зал.
– Надеюсь, ты не примешься за старое? – с беспокойством спросил Железный Лоб, нервно обдёргивая рукава своего кафтана. – Не станешь нас перевоспитывать, а, Гвейф? Ой, извини, ты же теперь Рэнхарт! Пожалуйста, сделай такую милость, не возобновляй ты свой культурный ликбез! Я слышал, люди платят за то, что их детей воспитывают учителя; а мы, честное слово, готовы заплатить тебе по двойным расценкам, лишь бы ты нас не перевоспитывал!
– Ладно, постараюсь остужать пламя педагогического вдохновения мыслью о полнейшей бесполезности воспитательных воздействий, когда дело касается конкретных личностей, внёсших предварительную оплату за два месяца вперёд, – язвительно произнёс дракон. – Но ручаться не могу, что смолчу, увидев, например, вопиющее в голос нарушение правил этикета. Ладно, ладно! – махнул он рукой, увидев страдальческое выражение на физиономии гнома. – Лучше расскажи, каким магическим ветром тебя и твоих ребят занесло в Арландун?
– Нет, не ветром, – добродушно отозвался Фолли, отчасти успокоившись относительно угрозы перевоспитательных воздействий. – Лорд Хьюл несколько лет назад нанял нас, и леди Ллиэ провела нас через Межреальность в Арландун. В Самоцветных горах стало маловато работёнки, а тут платят неплохо, да и, признаюсь, мне куда больше нравится махать боевым топором, чем кузнечным молотом! А вот и ваши комнаты, – гном толкнул плечом первую дверь за поворотом коридора – кажется, за десятым.
Фьонн слегка нахмурился; однако вид предоставленного эльфами помещения несколько смягчил неприятное впечатление от профессиональных предпочтений гнома, наглядно проиллюстрировавших такие непохвальные качества почтенного мастера Фолли, как жестокость и кровожадность.
– Ну вот, значит, располагайтесь, – гном пропустил мага и дракона в помещение, а сам замешкался на пороге, не проявляя особого желания надолго задерживаться в обществе одержимого педагога-ящера. – Обед у нас… э-э, через полчаса, – поспешно прибавил он и проворно перевернул одни из песочных часов, стоящих на камине в длинном ряду подобных же изделий различного калибра. – Обеденный зал за третьим поворотом от карты звёздного неба, что висит возле парадной лестницы, – с этими словами Фолли шмыгнул за дверь и торопливо захлопнул её снаружи.
– А снаряжение? – грозно вопросил Гвейф, рывком распахивая дверь и хватая не успевшего смыться гнома за шиворот. – Леди поручила тебе заняться нашим снаряжением!
– А разве у вас нет коней, мечей и кольчуг? – огрызнулся гном, пытаясь вывернуться из цепких лап очеловечившегося дракона. – Какого же рожна вам ещё надо, славные воины?
– Вот это мы и должны выяснить, – веско промолвил Фьонн, выглядывая в окно из-за прозрачной занавески, похожей на туманное облачко; магу показалось, что в саду среди зарослей экзотических хвойных растений мелькнула фигурка Ллиэ. – Веди нас в здешнюю оружейную… то есть не сейчас, хотел я сказать, а после обеда, – при мысли о трапезе суровый тон мага заметно помягчел. – И не надо так стремительно сваливать отсюда, мастер Фолли, а то мы, пожалуй, без твоего путеводного руководства ещё заплутаемся среди здешних поворотов и карт звёздного неба, разыскивая обеденный зал, и погибнем от голода во цвете лет – по твоей вине, имей в виду.
Гном с грустным видом плюхнулся на диван в стенной нише. Фьонн едва не расхохотался, глядя на него.
– Похоже, ты совсем запугал бесстрашных потомков Дьюрина, Гвейф, – обратился он к приятелю. – Кто бы подумал, что миролюбивому дракону удастся сделать то, в чём не преуспели самые кровожадные огнедышащие ящеры!
Дракон выразительно хмыкнул.
– Давай лучше посмотрим, что за апартаменты нам отвели, – предложил он.
Фьонн не стал возражать и открыл дверь в одну из смежных комнат. Отведённые друзьям «апартаменты» состояли из трёх комнат. Первая представляла собой нечто вроде гостиной: кроме дивана, камина и пушистого ковра на полу, цветом напоминающего весеннюю траву, в комнате находилась живописная композиция из глубоких кресел, услужливо замерших по углам, небольшого столика перед камином и вешалки для плащей, шлемов и прочих подобных же вещей.
Стоя на пороге смежной комнаты, Фьонн изумлённо ахнул – её интерьер как две капли воды был похож на обстановку его комнаты в родном доме. Дракон, тем временем отворивший дверь в другую комнату, пробурчал что-то восхищённо-ошарашенное. Фьонн заглянул в помещение через плечо приятеля и обалдел – ни дать, ни взять, небольшая, но благоустроенная пещера, где с потолка свисает изящная каменная бахрома; низкая кровать, застеленная звериными шкурами, стоит в углублении, словно выдолбленном в горной породе старательными мастерами, а окошко – точь-в-точь сквозная трещина в скале…
– Вот это стиль! – выдохнул сын Льювина. – Никогда такого не видел! Правда, читал когда-то, что какие-то жрецы живут в пещерках вроде этой…
– Не знаю про жрецов, а вот у нас на Драконьих островах так все живут, – с гордостью сообщил Гвейф. – Одного не пойму – откуда здешние хозяева знают, как выглядит моя комната в родной пещере?
– Наверное, оттуда же, откуда они узнали и про моё логово, – отозвался Фьонн. – Да, конечно, всё нормально. Эльфы легко определяют, что кому нравится – правда, я до сих пор толком не разобрался, как им это удаётся.
– В смысле, они легко угадывают, что людям нравится, – недоверчиво проговорил дракон, прислонившись к дверному косяку и машинально барабаня пальцами по стене. – Но чтоб кто-то мог понять предпочтения драконов…
– Прекрасная леди Ллиэ, несомненно, способна понять даже возвышенную драконью душу, – констатировал Фьонн; инстинктивно взглянув на песочные часы, в верхней колбе которых осталось от силы с десяток песчинок, он обратился к гному, с дремлющим видом развалившемуся на диване в гостиной. – Мастер Фолли!
Гном не стал задавать глупых вопросов, в чём дело и так далее – он прекрасно чувствовал время трапезы. Не торопился же он просто потому, что всегда добирался до обеденного зала за одну минуту, в какой бы части эльфийской цитадели не находился. Эту потрясающую способность Железного Лба леди Ллиэ давно внесла в составляемый ею «Свод достопримечательностей Арландуна и сопредельных Миров, а также великих немагических чудес и героических деяний всех времён и народов».
* * * * *
Когда Фьонн и Гвейф в сопровождении заметно приободрившегося в предвкушении сытной трапезы Железного Лба вошли в распахнутые настежь двери, в зале уже собралось немало представителей разных народов. Создатель, кого там только не было! Фьонн разглядел в толпе эльфов, гномов и людей даже нескольких зеленокожих орков; а Гвейф позже уверял приятеля, что двое-трое воинов лорда Ангэйна… то бишь лорда Хьюла, несомненно, являют собой гремучую смесь из драконов и людей. Фьонн, даже когда Гвейф показал ему эти гибриды, не заметил за ними ничего такого, чтобы позволило бы молодому магу сделать выводы об их драконьих корнях; но, наверное, чистокровные драконы в данном случае ориентируются по каким-то лишь им понятным признакам.
К Железному Лбу, едва он переступил порог, тотчас же с радостными возгласами подскочило с десяток гномов; ещё несколько десятков широким полукругом обступили своего предводителя и его спутников. Эльфы, как народ более сдержанный, неторопливо занимали свои места; но Фьонн чувствовал их пронизывающие вопросительные взгляды так же хорошо, как иностранцы, пересекающие границу Эскелана, ощущают проворные пальцы королевских таможенников в своих карманах и иных личных вещах.
– И где же наши места? – деловито осведомился Гвейф у Железного Лба, озираясь по сторонам.
Почтенный мастер Фолли дёрнулся было в сторону столов, вокруг которых, оживлённо переговариваясь, рассаживались воины-люди; но, взглянув на Гвейфа, гном задумчиво промычал:
– Да-а…
– Чего – «да»? – строго уточнил дракон. – Мой вопрос требует конкретного ответа, а «да» и «нет» в данном случае мне ничего не говорят!
От глубоких раздумий, отнюдь не являющихся для него делом любимым  или хотя бы просто привычным, мастер Фолли сильно помрачнел. Возможно, дальнейшее обсуждение животрепещущего вопроса о почётных местах не принесло бы радости обоим собеседникам; однако, к счастью, проблема была решена вышестоящим руководством.
В просторном зале напротив главного входа находилось небольшое возвышение, предназначенное для хозяев и особ, к ним приближённых. В тот самый момент, когда Фолли тяжело размышлял, куда же следует посадить дракона, чтобы оказать ему подобающий почёт, на возвышении отворилась небольшая дверь, до того скрытая драпировкой, и в зал вошла леди Ллиэ. Лёгким кивком ответив на восторженные приветствия собравшихся, она взглядом отыскала Фьонна и едва приметно улыбнулась ему.
– Воины! – хоть эльфийка и говорила тихо, подхваченные эхом слова были слышны в самых дальних уголках зала. – Два благородных воителя, лорд Кьёртэн и лорд Рэнхарт, сегодня изъявили желание присоединиться к нам, чтобы в открытом бою или хитростью одолеть чернокнижника Фьордана!
Зал одобрительно загудел, а Ллиэ с очаровательной улыбкой пригласила обоих героев-неофитов занять места на возвышении, рядом  со своей неотразимой особой. Выяснилось, что Железный Лоб тоже пользуется привилегией приближённого к властителям лица, так как он уверенно и привычно плюхнулся в кресло через два места от Ллиэ. Едва Фьонн расположился рядом с эльфийкой, а благовоспитанный дракон разложил на коленях обеденную салфетку, украшенную тончайшим кружевом и затейливой вышивкой, как в зал вошёл лорд Хьюл в сопровождении другого эльфа. Оба приветственно помахали руками в ответ на оглушительные вопли «да здравствует лорд Хьюл!» и «да здравствует лорд Хеледэн!», после чего величественно прошествовали к своим местам.
Внешность лорда Хеледэна, как и его манеры, были из тех, что и в толпе крайне сложно не заметить. От облика сего эльфийского князя так и веяло прирождённым, истинно королевским величием – так, как зимой веет холодом на бескрайних просторах Севера. Частенько люди сравнивают королевское величие с лучами солнца; однако лишь отъявленный льстец, которому абсолютно наплевать на правду (а таковых среди эльфов, как Светлых, так и Тёмных, не водится), употребил бы подобное сравнение, характеризуя лорда Хеледэна.
Длинные серебристо-белые волосы лорда свободно рассыпались по тёмно-синей тунике, на которой красовался герб высокородного эльфа – серебряный корабль, чем-то неуловимо похожий на арфу, под парусом, сотканным из звёзд. Серо-стальные глаза Хеледэна смотрели бесстрастно и чуть высокомерно. Конечно же, Хеледэн, как и любой эльф, был высок и строен; у него были очень изящные руки, с длинными тонкими пальцами и тщательно отполированным ногтями. Такие руки одинаково эффектно смотрелись бы и на серебряных струнах арфы, и на рукояти меча, и даже, пожалуй, на горле какой-нибудь омерзительной вражьей морды. В общем, внешний облик благородного эльфа вполне соответствовал его звучному имени .
При виде незнакомых типов, сидящих рядом с леди Ллиэ, равнодушно-холодное лицо лорда Хеледэна чуть заметно оживилось. Вообще этот эльф, несомненно, был очень красив, как и все представители его великой и мудрой расы. Но в облике лорда Хеледэна было слишком уж много ледяного величия, которое, конечно, должно вызывать почтение, однако насчёт любви и дружбы сказать трудно…
Во всяком случае, в душе Фьонна, можно сказать, выросшего среди эльфов и считающего этот народ родным почти в той же степени, что и людей, внезапно зашевелилась смутная и необъяснимая неприязнь к Хеледэну. Сыну Льювина даже стало не по себе: он никогда не питал вражды ни к одному эльфу, да и с чего бы?.. Но Хеледэн определённо чем-то раздражал Фьонна. Может, своей странной замороженностью?
– Хелед, это наши новые соратники, – непринуждённо, даже несколько фамильярно произнесла Ллиэ. – Это лорд Кьёртэн, а это лорд Рэнхарт. Господа, это лорд Хеледэн, государь Дуннвинга, Шэрн-Хоурта и Мак-Дэрра. Мой жених, – после краткой паузы добавила она.
Фьонну показалось, что последний титул лорда Хеледэна очаровательная дама произнесла нехотя, словно только по обязанности. Но сын Льювина, как и полагается благовоспитанной личности, учтиво приветствовал царственного эльфа, так и сверлившего молодого мага надменным взглядом, а затем скромно уставился в свою тарелку, благо на ней имелось на что обратить внимание – как стараниями проворных служанок, так и самой хозяйки, то и дело подкладывавшей волшебнику наиболее заслуживающие его внимания кушанья.
Лорд Хеледэн время от времени перебрасывался парой слов с хозяином замка; иногда он обращался с какой-нибудь галантной фразой к леди Ллиэ, но по большей части молчал, едва притрагиваясь к еде. Энергичного и деятельного Хьюла-Ангэйна, видимо, нисколько не смущала неразговорчивость будущего родича: во всяком случае, хозяин Айлфорна весело шутил с мастером Фолли, успевавшим есть за троих, искренне хохотал над двусмысленными шуточками Гвейфа и тактично не встревал в беседу Ллиэ и Фьонна, разговорившихся о музыке и поэзии.
– Люди не умеют чувствовать красоту мелодии, – вдруг обронил лорд Хеледэн.
– Вот как? – с вызовом протянул сын Льювина. – Простите, государь Хеледэн, но я не могу согласиться с таким категорическим заявлением! Король Эленнар, один из прославленных эльфийских государей, не считает для себя зазорным музицировать с моим отцом! – произнеся это, Фьонн чуть не поперхнулся: Создатель, я же чуть не проболтался об имени моего отца, а там прощай моё инкогнито!
Но надменный эльф не спросил – а кто же отец «лорда Кьёртэна»? Уголок рта Хеледэна чуть дёрнулся вверх – наверное, это движение изображало ироническую улыбку. Государь Дуннвинга и прочих мест ровным ледяным голосом спросил:
– А вы сами, лорд Кьёртэн? Как вы полагаете, сумели бы вы исполнить нечто, достойное внимание такой дамы, как леди Ллиэ?
– Хеледэн, с какой стати союзникам в войне устраивать состязание менестрелей? – мягко осведомился хозяин замка, дипломатично пряча ехидную улыбку за вазой с фруктами.
– Если это вызов, то я его принимаю, лорд Хеледэн, – с достоинством произнёс Фьонн.
– Но лишь на состязание во владении арфой, – поспешно добавила Ллиэ, метнув недовольный взгляд в сторону жениха.
– Мне прежде не приходилось состязаться с людьми, – по тонким губам Хеледэна снова скользнуло слабое подобие улыбки и тут же погасло.
– Всё когда-нибудь происходит впервые, государь, – Фьонн улыбнулся открыто и весело, повторив одно из любимых присловий своего отца.
Когда в зал принесли арфу Хеледэна, Ллиэ нахмурилась. Фьонн внутренне мрачно хмыкнул. Ну и тип – а ещё эльф, называется! Если уж предлагаешь состязание – будь добр предложить своему сопернику оружие или музыкальный инструмент на выбор! Но лорд Хеледэн, похоже, полон решимости всучить наглому магу, дерзнувшему принять его королевский вызов, ту арфу, которую эльф считает наиболее удобной для себя. Возможно, она ещё окажется с каким-нибудь «приятным» сюрпризом?..
Ллиэ, однако, не собиралась бездействовать. Знаком подозвав одну из служанок, она что-то шепнула той на ухо. Девушка кивнула и вышла из зала. Вернулась она очень скоро, неся в руках небольшую арфу, из древесины золотисто-медового цвета, с тончайшими серебряными струнами. Ллиэ с улыбкой взяла её в руки, любовно провела пальчиками по струнам – в зале словно повеял едва уловимый ветерок – и бережно передала арфу Фьонну.
– Ты почему-то не дал своему сопернику выбрать инструмент, Хеледэн, – задорно сказала эльфийская волшебница, обращаясь к своему жениху. – Надеюсь, что лорд Кьёртэн не посрамит мою арфу.
Хеледэн скептически пожал плечами, но не сказал ни слова. Без каких-либо вступлений он начал состязание. Фьонн, как и все присутствующие, внимательно слушал. Сын Льювина никогда прежде не слышал этой мелодии – а ведь он-то самонадеянно полагал, что знает все напевы эльфов! Да, никто не спорит, красивый мотив, исполнение мастерское, но… Фьонн вдруг отчётливо понял, что здесь не так. Магу не составило труда представить, как эта музыка могла бы подействовать на людей слабых духом и дрожащих перед всем непонятным, боящимся до беспамятства и придорожного тернового куста, и собственной тени – и в то же время втайне мечтающих о том, чтоб хоть одним глазком посмотреть на Дивный народ… Воспоминание о музыке Хеледэна легко может стать чем-то вроде занозы, только не в теле, а в душе: человек либо станет потом страдать и чахнуть, либо же сразу подчинится власти эльфийского чародея – если сам Хеледэн того пожелает…
Фьонн не стал ждать, когда эльф закончит игру. Сын Льювина искусно вплетал в мотивы печали – мелодию радости, в мотивы невозможности – мелодию чуда; волшебник с удивлением заметил, что и Хеледэн постепенно переходит к иным мелодиям: вот уже вместо горделивого гимна в честь таинственной магии и власти Дивного народа зазвучали мотивы верной любви и доблести, а там и веселая мелодия весеннего танца…
В какой-то момент Фьонн понял, что арфа Хеледэна умолкла; но серебряные струны под руками мага ещё продолжали звучать, словно арфа Ллиэ, такая же шаловливая и капризная, как и её очаровательная хозяйка, никак не желала останавливаться. Наконец последние звуки упали в объятия эха и затихли.
Воины Хьюла эмоционально выражали свой восторг около пяти минут, пока хозяевам удалось немного утихомирить их. Хеледэн молчал, с выученным спокойствием глядя перед собой. Да уж, в чём – в чём, а в хладнокровии этому эльфу не откажешь, подумал Фьонн. Пожалуй, сумрачный государь Дуннвинга вызывал у него уважение – но и неприязнь тоже никуда не делась.
– Хелед, ради Создателя, не молчи ты с надменным видом! – Ллиэ поднялась со своего места, подошла к жениху и встала позади его кресла, небрежно водя пальчиком по резному дереву. – Мне думается, ты поторопился обвинять людей в том, что их уши в своё время побывали ступеньками для медвежьих лап.
Государь Дуннвинга повернулся к своей невесте и воззрился на неё с нескрываемым удивлением.
– А, извини, я опять выражаюсь не так, как ты привык, – капризно сказала Ллиэ. – Пожил бы ты среди людей, сколько мы с братом! Видишь ли, Хелед: о тех, у кого нет музыкального слуха, люди говорят, что им медведь на ухо наступил.
– Фу, как грубо, – тихо пробормотал он.
– Зато ярко и образно, – Ллиэ вернулась на своё место, взяла кувшин с вином и наполнила до краёв сначала кубок брата, а затем и кубки всех сидящих за одним столом с ней.
– Хочешь предложить тост, сестрица? – поинтересовался Хьюл, обрывая виноградинки с лежащей в вазе веточки и проворно отправляя их в рот.
– Ты здесь хозяин, брат – тебе и слово, – скромно возразила эльфийская волшебница.
– За то, чтоб воздух Мьюнских гор очистился от гнусных выбросов фьорданских подземных коптилок, – громким шёпотом подсказал гном, исподлобья окинув мрачным взглядом и Хеледэна, и Фьонна.
Хьюл взял в руки кубок; но не успел он произнести высокопарную речь, на что Перворождённые всегда были и будут непревзойдёнными мастерами, как и во всём, за что они берутся, как в зал ворвался запыхавшийся эльф, на одежде которого был вышит герб лорда Хеледэна. При виде гонца лорд привстал со своего места. Лицо Хеледэна не выразило никаких признаков беспокойства, однако тонкие пальцы эльфийского лорда непроизвольно сомкнулись на рукояти меча.
– Крепость Дрэгон, мой лорд, – чуть отдышавшись, произнёс гонец.
– Взята? – стальные глаза сверкнули, словно два клинка.
– Пока нет, мой лорд, но…
Хеледэн резко повернулся к хозяину Айлфорна, который сразу посерьёзнел и тоже встал. Ллиэ, побледнев, вскочила со своего места и подошла к жениху.
– Как видно, друзья мои, в наши планы пора внести коррективы, – какие бы переживания не таились в душе Хеледэна, внешне он превосходно сохранял самообладание. – Обстоятельства требуют, чтобы я немедленно отправился под стены Дрэгона.
– Мы готовы присоединиться к тебе, Хелед, – сказал Хьюл.
– Нет, – отрезал Хеледэн. – Нападение на Дрэгон – это вызов мне, и только мне! Я сам отвечу на него! А с разбойничьими шайками можно покончить и потом.
– Не беспокойся, мы сами с ними разделаемся, – небрежно махнула рукой Ллиэ. – Но помни, Хелед: не надо попусту геройствовать! Если что – труби в рог, зови нас на подмогу, а не клади всю дружину вокруг родового знамени, предварительного затопленного в озере, чтоб врагам не досталось!
– Моя жизнь принадлежит тебе, моя королева, – Хеледэн окинул волшебницу долгим взглядом и поднёс к губам её маленькую руку. – Но если речь будет идти о моей чести…
– О, сколько можно, Хелед! – скучающим тоном прервала его Ллиэ. – Будь благоразумен! В конце концов, битву не так страшно и проиграть, когда ещё можно победить в войне! Оставь ты эти заржавленные понятия о рыцарской чести для музейной экспозиции, Хелед!
Хеледэн резко отпустил руку невесты и горделиво выпрямился. Выражение его лица стало замкнутым и отчуждённым. Непроницаемым, как прославленная гномья броня – да только ведь бывает, что и она не в силах защитить своего владельца!
– Я еду немедленно, – холодно обронил он, обращаясь к Хьюлу, и повернулся к воинам, среди которых было немало тех, кто носил его эмблему. – Воины клана Келебриэльдэ – за мной! Не провожайте меня, друзья мои, – величественным жестом остановил Хеледэн хозяев Айлфорна. – «Долгие проводы – горькие слёзы»: или люди говорят как-то иначе, Иэллин? Я постараюсь вернуться, моя королева – хотя бы для того, чтобы иметь честь надеть на тебя корону, – и лорд Хеледэн поспешно вышел из зала в сопровождении своей дружины.
Ллиэ села, хмуро кусая губы, но через мгновение поднялась.
– Какую бы высокопарную чепуху он не изрекал, но я всё-таки пойду проводить его, Хьюл, – вполголоса сказала она.
– Я с тобой, сестра, – так же тихо отозвался Хьюл, и оба покинули зал, воспользовавшись той самой дверью, в которую перед обедом вошла Ллиэ.
– Знаешь, мастер Фолли, – чуть погодя обратился Фьонн к гному, – пожалуй, я бы не прочь прогуляться по крепостной стене.
Гном без возражений повёл мага замковыми коридорами, которые на этот раз быстро привели к цели, а именно – на обширную смотровую площадку, с которой можно было пройти на крепостные стены. Разумеется, Гвейф отправился следом за гномом и своим подопечным. Мастер Фолли, изрядно наклюкавшийся за обедом, что-то невнятно бормотал про живописные окрестности, дальние горные гряды и развитые промышленные и торговые города; но Фьонн его почти не слушал. Сын Льювина замер у парапета, глядя на крохотные силуэты всадников, выезжающих из замка по подъёмному мосту. Наверное, войско шло около получаса, выстраиваясь ровными рядами у подножия холма, на котором стоял замок.
Хеледэн, в сверкающих доспехах, но без шлема, вышел пешком. Его коня вели под уздцы оруженосцы; они же несли шлем, копьё и щит с гербом своего лорда. Рядом с Хеледэном шли Хьюл и Ллиэ. Остановившись на середине моста, волшебница обняла своего жениха; даже на большом расстоянии Фьонн видел, как скользят её пальцы по серебрящейся, словно лёд, кольчуге лорда Хеледэна. Наверное, эльф что-то говорил своей невесте; на краткий миг их губы встретились… Вдруг Ллиэ вырвалась из объятий Хеледэна и опрометью бросилась назад, в замок. Хеледэн сел на коня и пустил его вскачь, догоняя своё воинство, которое, впрочем, и отошло-то всего на несколько десятков шагов от замка. За лордом следовали оруженосцы. Хьюл на прощание помахал будущему родичу рукой, немного постоял на мосту, затем неторопливо вернулся в замок. Ворота Айлфорна закрылись, а по дороге, ведущей на северо-восток, скакала дружина лорда Хеледэна. В душе Фьонна на миг шевельнулась какая-то нехорошая радость…
* * * * *
На следующий день войска лорда Хьюла и его сестры тоже отправились в поход. Их путь лежал на северо-запад, мимо торгового города Линнисфарна. Нападения разбойничьих шаек на трактах севернее города в последнее время настолько участились, что это нанесло существенный урон торговле и промышленности – ведь купцы и ремесленники из отдалённых городов теперь не так охотно, как прежде, везли свои товары в Линнисфарн. Конечно, торговля в этом городе неизменно бывала прибыльной – но кто поручится, что по дороге не расстанешься с товарами или прибылью, а то и с жизнью!
Накануне Фьонн провёл с мастером Фолли дипломатическую беседу, в ходе которой магу обиняками удалось выяснить, где корень заинтересованности Тёмных эльфов в благосостоянии Линнисфарна и Форлиндэна, а также ряда прилегающих к ним земель. Хьюл и его сестра не взимали с подзащитных городов никакой мзды за своё покровительство, однако практичные эльфы вложили значительные средства почти во все крупные проекты многих ремесленных гильдий, а также банкиров и купцов. Таким образом, не полученный из-за активной деятельности разбойников доход чувствительно ударял по насущным интересам деловых эльфов.
Сын Льювина всё больше убеждался, что Тёмные эльфы существенно отличаются от Светлых. Разве можно представить, например, чтобы король Эленнар и королева Линтинэль финансировали горнолыжный курорт в Брене или игорный комплекс в Эскелане, расположенный близ целебных горячих источников?! А вот Ангэйн и Иэллин… Они даже сменили свои эльфийские имена на человеческие – словно предприимчивый делец, прибывший в другую страну и сменивший привычную одежду на наряд, сшитый по местной моде!
К разочарованию Фьонна, войска лорда Хьюла не завернули в Линнисфарн – а магу очень хотелось посмотреть, каких успехов достигли горожане под мудрым эльфийским протекторатом. Обогнув город слева, дружина спустилась по пологому склону в большую долину. Заросли ивняка местами скрывали от глаз блестевшую на солнце реку; вдали темнела небольшая рощица.
Фьонн и Гвейф ехали вслед за ближней дружиной Хьюла; за ними топали пешие гномы, которые, несмотря на более чем внушительный вес доспехов, ни разу не отстали от конников. Ллиэ тоже сопровождала брата в походе: волшебница ехала позади войска в окружении лучших воинов-эльфов и двух десятков гномов.
– Не нравятся мне эти заросли, – отрывисто бросил Хьюл, обращаясь к своим приближённым.
Оруженосец тотчас подал своему лорду шлем. Хьюл поспешно надвинул его на голову – и вовремя. Стрела, тонко засвистев, скользнула по сверкающему металлу и с разочарованным звоном упала наземь. Лучники-эльфы немедленно пустили тучи стрел в сторону кустарников, откуда прилетела стрела. Послышались вопли боли и проклятия – похоже, стрелы эльфов, хоть и были пущены практически наугад, отыскали живые мишени. Из кустов полетели ответные стрелы, но этот поток вскоре иссяк. Из-за растительной ширмы на луговину выдвинулись слегка прореженные ряды мрачных уголовных рож, по которым плачет даже не тюрьма, а пыточное колесо, виселица или топор палача.
Хьюл и его воины решительно ринулись в атаку. Разбойники, которым терять особо было нечего, кроме почётного дефиле на лобном месте или, в лучшем случае, исправительного труда на рудниках во благо дружественных народов Арландуна, встретили эльфийскую рать очень горячо – так, что вскоре воздух раскалился от ударов мечей и копий. Однако перевес явно был на стороне хьюлова воинства…
Внезапно с неба вихрем ринулось плотное облако, при приближении к земле неожиданно распавшееся на множество существ, в которых бакалавр лингвомагии признал гибридную форму боевых гарпий – очевидно, одно из новейших усовершенствований этой злокозненной породы. В загнутых клювах твари несли какие-то маленькие комочки, которые при падении на землю ярко вспыхивали и взрывались. На сгибе крыла у гарпий имелись мощные когти – такие же, как и на лапах: в когтях крыльев и лап каждая тварь несла четыре коротких копья. Стрелы, которыми принялись осыпать тварей воины Хьюла, бессильно падали, отскочив от бронебойных перьев гарпий. Понятно, что разбойники, воодушевлённые прибытием столь мощного подкрепления, стали наседать на своих противников с удвоенными – нет, пожалуй, даже с утроенными – силами.
Дело принимало нешуточный оборот. Ближняя дружина Хьюла, вовлечённая в борьбу с крылатыми тварями, оказалась частично оттеснена от своего лорда. Гномы ожесточённо шинковали и гарпий, и разбойников; Гвейф, осознав всю ответственность момента, спешно перекинулся и ринулся в бой уже в своём настоящем виде, что немало устрашило разбойников, но отнюдь не гибридных гарпий. Вдали, на холме, Ллиэ торопливо сплетала заклятья, которые должны были помочь отразить натиск врагов, в первую очередь гарпий, слабо поддающихся воздействию обыкновенного оружия; однако на введение этих заклятий в действие требовалось некоторое время. А вот с ним как раз было проблематично – ведь в бою очень часто одно мгновение решает разом все глобальные вопросы жизни и смерти.
Лорд Хьюл и несколько воинов из его ближней дружины, прислонившись к стволу ивы, отбивались от кучки бандитов, похоже, вознамерившихся взять знатного эльфа в плен. К сожалению, большинство дружинников при всём желании не могли прорваться на подмогу к своему лорду, так как в этом славном начинании им сильно мешали всё те же крылатые твари с копьями. Цвет эльфийского воинства серьёзно пострадал от мерзких гарпий, загадивших лучшие доспехи и боевые плащи.
Фьонн с приятным удивлением отметил, что его-то гарпии старательно облетают стороной. Виной тому, конечно же, был Гвейф, который по мере сил старался не выпускать своего подопечного из вида и разгонял гарпий над Фьонном, грубо расталкивая их своим шипастым хвостом. В конце концов те просто стали избегать пролетать там, где геройствовал молодой волшебник и сновал его приятель-дракон.
Между тем положение лорда Хьюла сделалось куда более незавидным. Во-первых, и его самого, и его дружинников чуть не выворачивало наизнанку от негодования и омерзения – мерзкие гарпии дерзнули осквернить боевой стяг лорда! Во-вторых, после крепкого удара по голове мечом плашмя у Хьюла лопнули ременные завязки шлема, и средоточие великой мудрости и величайших заблуждений, коим является голова, осталось без защитного покрытия. Гнусные гарпии тотчас принялись метать копья, целясь в голову злополучного эльфа; дружинники прикрыли Хьюла своими щитами, что затруднило процесс дальнейшей шинковки разбойников, количество которых вокруг эльфийского предводителя не уменьшалось, несмотря на добросовестный ратный труд хьюловых воинов.
Фьонну между тем давно надоело просто так колошматить врагов, как самому обычному рядовому герою-новобранцу. Молодому магу хотелось совершить какой-нибудь крупный подвиг, который достоин песен, прославляющих подобное деяние, а также одного из высших командных чинов. Спасение главнокомандующего из окружения, конечно же, явилось бы именно таким великим деянием, и сын Льювина, расшвыривая разбойников ударами меча, без колебаний ринулся на подмогу к лорду Хьюлу. Гвейф, распростёрший над молодым магом свои широкие крылья, плавно заскользил в ту же сторону, отчего воздушная волна сбила с ног десяток разбойников, неосторожно кинувшихся вслед Фьонну.
К тому моменту, когда Фьонн очутился подле Хьюла, лорд и его дружинники порядком устали. Ещё бы – ведь им приходилось отражать нападение и с земли, и с воздуха! Но как только в вышине мелькнула драконья тень, всех гарпий словно ветром сдуло! Впрочем, тех из них, кто замешкался, действительно унесло прочь стремительным потоком, так как Гвейф тяжело вздохнул, мельком обратив внимание на плачевное зрелище, являемое в данный момент эльфийской орифламмой.
Однако врагов, пока ещё твёрдо стоящих на земле, а не лежащих на ней или, тем более, в ней, это не обескуражило. Они, правда, изменили тактику: если раньше они явно стремились захватить лорда Хьюла в плен, то теперь они, несомненно, вознамерились прикончить его во что бы то ни стало. Когда Фьонну наконец удалось пробиться к Хьюлу, число защитников лорда сильно уменьшилось. Из раны на лбу Тёмного эльфа струилась кровь, но держался лорд Хьюл стойко, главным образом благодаря гордости и презрению к врагам. Фьонн вовремя заслонил раненого эльфа, на лету перерубив брошенное врагами копьё. Несомненно, что сын Льювина совершил бы и множество других ратных подвигов, которые потом дали бы богатую пищу для творчества менестрелей – однако в тот самый миг Гвейф, кругами летавший над своим подопечным, оглушительно чихнул. Врагов и друзей разбросало в стороны, после чего кто-то приземлился в заросли колючего кустарника, кто-то на мягкую травку, а кто-то и прямо в речку. После непродолжительного, но запоминающегося полёта в никуда не шмякнулись лишь Фьонн и лорд Хьюл, которых дракон ловко поймал в воздухе и посадил себе на спину.
– Это ещё что за штучки, Рэн?! Опусти меня на землю, если не хочешь, чтобы я спрыгнул сам, рискуя разбиться! – потребовал сын Льювина, ужасно раздосадованный тем, что его героическое начинание размазалось несвоевременным чихом дракона.
Дракон покружил над полем боя, выбирая местечко для приземления. Там, где он пролетал, боевой дух врагов ослабевал; пожалуй, если бы не гарпии, он – то есть боевой дух разбойников – упал бы совсем и уже не поднялся. Гвейф наконец опустился на землю – как раз на тот холм, где Ллиэ нервно вычерчивала магические фигуры и бормотала сложные заклинания. По её мнению, всё это должно было устрашить и изгнать гарпий: но, по-видимому, новая гибридная форма оказалась куда устойчивей к магии, чем представители исходной породы. При виде дракона и слезающих с него брата и Фьонна эльфийка на время приостановила свои магические манипуляции.
– Хьюл, ты ранен? – бросилась она к брату.
– Могло бы быть куда хуже, если бы не они, – он кивнул в сторону мага и дракона.
– О, я постараюсь достойно вознаградить героев, – эльфийка кивнула дракону и, шагнув к Фьонну, крепко сжала его руку. – Но сейчас я бы хотела просить лорда Кьёртэна о помощи…
– Всё, что прикажешь, леди Ллиэ, – с готовностью отозвался волшебник.
– Мне никак не удаётся прогнать этих мерзких птиц, – смущённо призналась волшебница. – Может быть, ты…
– Да-да, конечно, – кивнул маг, сосредоточенно разглядывая начерченную эльфийкой магическую звезду. – Возможно, тут дело в искривляющем эффекте поверхности, а может, в отражающем действии реки… Попробуем так… – он добавил к рисунку несколько едва заметных штрихов, машинально подправил одну кривоватую прямую и что-то скороговоркой пробормотал себе под нос.
В центре звезды появилась крохотная воронка вихря, которая стала расти на глазах. Фьонн инстинктивно отступил подальше, увлекая за собой Ллиэ. Хьюл и дракон, глядя на них, тоже поспешили убраться в сторону. А воздушная воронка всё росла и росла – и вдруг гарпии полетели по небу задом наперёд, увлекаемые силой, исходящей из магического смерча. Некоторые попытались воспротивиться этой силе – но напрасно. Через пять минут в чистом небе плыли лишь похожие на кудрявых барашков облака, и не ни одной гарпии! Сделав своё дело, магический смерч медленно растаял в воздухе.
Разбойники, ещё уцелевшие к этому моменту, потеряв солидную поддержку со стороны гарпий, сбились тесной кучей, всем своим видом показывая, что они предпочитают скромно погибнуть в бою, за компанию прихватив в неведомый путь нескольких врагов, чем с помпой сложить голову на плахе или качаться на ветвях одного из близлежащих деревьев, словно праздничные украшения. В подобном поведении наглядно проявилось отсутствие элементарных навыков общения с драконами – ведь плотно сбившаяся толпа врагов являла для Гвейфа идеальный вариант для того, чтобы устроить их торжественное массовое сожжение. Дракон уже и намеревался покончить с разбойниками именно этим, ужасно негуманным способом – впрочем, не возбраняемым межмировыми правовыми нормами – но тут разбойники в страхе побросали оружие. Теперь виселица и топор казались им чуть ли ни желанным избавлением по сравнению с жуткой перспективой огненного конца. Гвейф, так уж и быть, милостиво даровал бандитам жизнь вплоть до справедливого вердикта эльфийского суда.
Гномы тщательно обыскали разбойников, изъяли всё мало-мальски ценное и старательно связали пленных. Дракон принял человеческий облик и с доброжелательным выражением лица расспросил разбойников, есть ли ещё поблизости их отряды и так далее. Умение дракона выуживать чистую правду даже из столь грязного источника, как уста и душа отъявленного бандита, оказало добрую услугу славному воинству лорда Хьюла: выяснив, что поблизости нет никакой опасности, Гвейф скромно предложил остановиться на отдых у реки, перекусить, почиститься, а затем поворачивать назад с гордо развёрнутыми знамёнами, предварительно, конечно, тщательно отстиранными. Такой совет пришёлся по душе лорду Хьюлу, невыносимо страдающему от того непотребного зрелища, которое по вине зловредных гарпий сейчас являло собой его родовое знамя. Долину огласило победное пение боевых рогов, и дружина бодро принялась сооружать временный лагерь на берегу реки.
* * * * *
– Ты думаешь, это были обыкновенные разбойники? Если б так! Их поддерживает Фьордан – и снаряжением, и магией, – говорила Ллиэ Фьонну, когда оба они, незаметно покинув круг пирующих, прогуливались по каменистому берегу реки, вызолоченной закатными лучами. – Откуда бы у простых разбойников взялись те летающие твари?
– Чего ему надо, этому Фьордану? – спросил сын Льювина, галантно поддерживая свою даму, которая, как малолетний ребёнок, принялась прыгать по обточенным водой камням.
– А что нужно большинству людей? – хитро улыбаясь, в свою очередь спросила эльфийка.
– Деньги, – криво усмехнулся волшебник и, воспользовавшись тем, что его дама чуть не поскользнулась на гладком, как выбритый череп, камне, обнял её.
– А власть? – она чуть помедлила, прежде чем высвободиться из его объятий.
– О, конечно, – беспечно согласился Фьонн. – Итак, хищный паук Фьордан намеревается заглотить весь Арландун… А подавиться он не боится?
– Но ведь было время, когда многое совершалось в соответствии с его замыслами, – серьёзно сказала Ллиэ. – Когда его воины проникли в Дуннвинг и перебили всех лордов из рода Келебриэльдэ. Кроме Хеледэна…
Фьонн, услышав это имя, ощутил неприятный осадок в душе.
– Но ему-то удалось спасти не только жизнь, но и остаться на свободе, – пробормотал маг.
– Ну, не совсем так, – усмехнулась эльфийка. – Скажем, он попал из вражеской тюрьмы в плен, где держат не железные цепи, а золотые нити благодарности и военного союза. Не будь этого, Хеледэн вряд ли делал бы вид, будто мы с братом никогда не числились вассалами клана Келебриэльдэ!
Фьонн промолчал, хотя и был заинтригован. Однако волшебница без каких-либо расспросов с его стороны рассказала довольно много о трагической судьбе лорда Хеледэна.
– Тогда в Дуннвинге осталось мало воинов – у юго-восточных границ королевства шла война с троллями, и прежний король, отец Хеледэна, отправил туда почти всю дружину. Сам же король и его семья остались в Дуннвинге, чтобы сыграть свадьбу младшей сестры Хеледэна. И вот тогда…
Волшебница огляделась по сторонам и присела на большой пень.
– Садись, Кьёртэн, – предложила она; когда он расположился рядом, она продолжила свой рассказ. – Не стану перечислять кровавые подробности – если тебе интересно, то почитай «Хроники рода Келебриэльдэ», когда мы вернёмся в Айлфорн. Короче говоря, все погибли, кроме Хеледэна. Он был тяжело ранен в бою, потерял сознание – поэтому воины Фьордана его и сгребли. Келебриэльдэ – древний род Светлых эльфов, род верховных эльфийских королей Арландуна. Представители этого рода предпочтут десять раз погибнуть, чем один раз попасть в плен, который у них считается величайшим бесчестьем, – для них неважно, как вышло, что кто-то попал в лапы врагов. Дикость, правда?
Фьонна несколько удивило, что чужая невеста рассказывает ему о своём женихе, да ещё сопровождает повествование подобными комментариями. Маг пробормотал нечто маловразумительное. Волшебница снисходительно улыбнулась и продолжала:
– Хеледэн никогда не рассказывал, каково ему пришлось в плену. Но догадаться было нетрудно, – Фьонн заметил в глазах эльфийки печаль и нечто, очень похожее на жалость. – Да и узнать нам кое-что всё-таки удалось – правда, не от него… В общем, сначала Фьордан пытался уговорить Хеледэна стать его учеником. Представляешь себе такое: Светлый эльф, да ещё королевского рода – ученик какого-то заштатного чародея-неудачника, который уничтожил его семью?! А уж Хеледэн и подавно такого вообразить не мог! Хотя тут, несомненно, была превосходная лазейка для бегства… Но разве Хеледэн хоть кому-то сумеет солгать – путь даже для спасения собственной жизни? Возможно, в личном общении он не всегда приятен, характер у него ужасно тяжёлый – ты, наверное, это уже заметил, Кьёртэн – но правила чести для Хеледэна всегда были и останутся непоколебимой основой мирозданья! Итак, Фьордан, отчаявшись запятнать честь Келебриэльдэ тем, что последний из этого рода унизился до сотрудничества с убийцей своих родных, решил разделаться с законным государем Дуннвинга, живым сбросив его в старые шахты Кэффарских гор.
– И он бежал по дороге? – не удержался Фьонн.
– Бежал? О нет, Кьёртэн! – с горькой улыбкой отозвалась Ллиэ. – Когда дружина моего брата и отряд гномов перебили охрану, Железный Лоб, обнаружив в повозке Хеледэна, поначалу решил, что тот мёртв или очень близок к этому. Ох, уж этот Железный Лоб! Он вполне серьёзно вознамерился добить бывшего пленника нашего врага, чтобы избавить злополучного эльфа от лишних мучений! Даже мой брат – и тот не верил, что Хеледэн вернётся к жизни…
Она замолчала. Молчал и Фьонн. Волшебнику вдруг стало тоскливо, но отнюдь не потому, что он отличался чувствительной натурой, раскисшей от повести о злосчастной судьбе последнего эльфийского короля из рода Келебриэльдэ. Нет! Всё очень просто. Вот рядом сидит очаровательная девушка, и она явно к нему благосклонна, а уж он… Да только она – чужая невеста! Фьонн никогда не был образцом добродетели, но смысл запрета, заключённого в этих двух словах, он отлично понимал. Хотя Ллиэ вряд ли любит этого Хеледэна – скорее всего, просто жалеет его, да и то, что он – король, несомненно, тоже играет определённую роль…
– Кьёртэн, я ведь должна вознаградить тебя за то, что ты спас моего брата, – неожиданно сказала Ллиэ.
Уже сгущались сумерки; в полумраке Фьонну показалось, что глаза эльфийки странно блеснули, но маг поспешил приписать это своему излишне живому воображению.
– Лучшая награда – безвозмездно служить тебя, леди Ллиэ, – он неуверенно взял её за руку.
– Ты так не думаешь, врунишка, – она шутливо погрозила ему пальчиком, мельком огляделась по сторонам и поцеловала его в губы.
– Твоему жениху не понравилось бы, леди, что ты столь щедро награждаешь какого-то бродягу, – тихо сказал сын Льювина.
– Что мне за дело до этого? – усмехнулась она. – То, насколько прочно Хеледэн сидит на троне своего отца, зависит от поддержки моего брата.
– И твоей? – предположил Фьонн.
– Благоразумный мальчик! Да, конечно, и моей тоже… Пойдём, пора возвращаться, а то, пожалуй, нас ещё начнут искать.
* * * * *
Победоносная дружина лорда Хьюла вернулась в Айлфорн, в качестве трофея везя дюжины две пленных разбойников. После короткой обвинительной речи лорд Хьюл торжественно приговорил их всех к повешению. Никто не пожелал выступать в качестве защитника, да это и не играло особой роли – виновные были захвачены на месте преступления, имелись многочисленные свидетели, так что тянуть судебное разбирательство, когда всё и так ясно, не было смысла. Приговор был немедленно приведён в исполнение, после чего состоялся небольшой банкет. Лорд Хьюл то и дело придирчиво косился на свой боевой стяг, водружённый над почётным возвышением. Эльфу порой казалось, что после стирки на шёлковой ткани остались едва заметные разводы. Будь прокляты эти гнусные гарпии! Лишь после осушения нескольких кубков владетель Айлфорна заметно развеселился, на время позабыв об уроне, нанесённом мерзкими тварями нетронутой свежести эльфийской орифламмы.
От лорда Хеледэна через пару дней пришло письмо, доставленное почтовым голубем. Государь Дуннвинга в изящных выражениях сообщал, что его войска полностью очистили окрестности Дрэгона от врагов. Лорд передавал наилучшие пожелания своей невесте и её брату, обещая вскоре прибыть в Айлфорн.
Когда Фьонн услышал об этом, ему стало муторно. Он уже понимал, что бороться с антипатией к лорду Хеледэну практически бесполезно – она, как сорная трава, сколько её ни выкорчёвывай, так и прёт наружу. Но что ж это делается-то? Никак, он влюбился в Ллиэ?! Но он же старательно спрятал фейный знак! Хотя, конечно, и без всяких фейных заклятий он раньше влюблялся довольно-таки часто…
Однажды Фьонн, пребывая всё в том же взбаламучено-растерянном состоянии духа, в одиночестве прогуливался по саду. Гвейфа ему чудом удалось спровадить в компанию гномов, которые, наконец уверившись, что теперь дракон вроде как и впрямь несколько охладел к педагогике, воспринимали его общество вполне дружелюбно. В саду почти никого не было; лишь вдали группа эльфов оживлённо обсуждала какие-то нововведения в садово-парковом искусстве и ландшафтном дизайне.
Фьонн настолько погрузился в свои раздумья и махрово-эгоистические переживания, что не сразу заметил подошедшую служанку.
– Леди Ллиэ просит лорда Кьёртэна найти несколько минут для важной беседы, – бойко проговорила девушка и ускользнула прочь прежде, чем Фьонн дал хоть какой-то ответ.
Сыну Льювина потребовалось несколько мгновений, чтобы переварить это сообщение. О чём она хочет говорить с ним? У молодого мага имелись некие догадки; но тут вставал следующий вопрос, неумолимый, как могила – а зачем говорить об этом? Ллиэ и её брат очень честолюбивы: ясно, она всё равно выйдет за этого Хеледэна, неважно, любит она его или нет!
Но, как бы то ни было, а раз дама зовёт, неучтиво не явиться. К тому же подобное поведение, по мнению Фьонна, уж слишком отдавало бы трусостью, которую сын магистра Мон-Эльвейга считал одним из самых наипозорнейших качеств. Трусу каждый вправе плюнуть в лицо, и никогда за столом, за которым собираются рыцари Мон-Эльвейга, не будет места для труса!
* * * * *
Фьонн негромко постучался.
– Это ты, Кьёртэн? Входи, – раздался из-за двери звонкий голос Ллиэ.
Очутившись в комнате, молодой маг огляделся, но никого не увидел. Лишь ветерок колыхал занавески, скрывающие распахнутое окно…
– Я здесь, – голос эльфийки безошибочно указал направление.
Фьонн осторожно отстранил рукой лёгкое струящееся полотнище занавески – Ллиэ вполоборота сидела на широком подоконнике; встретившись взглядом с молодым волшебником, эльфийка звонко рассмеялась.
– Присаживайся… Кьёртэн, – непринуждённо предложила она, указывая на подоконник. – Впрочем, я бы предпочла называть тебя настоящим именем – если, конечно, ты позволишь. Или ты опасаешься, что ветер подхватит звук твоего имени и выдаст тем, от кого ты скрываешься?
– Называй меня так, как тебе нравится, леди Ллиэ, – беспечно отозвался он и почти неслышно добавил. – Хоть лордом Хеледэном… – и громко произнёс. – Я ничего не боюсь.
– Вот как? – переспросила она. – Возможно, напрасно.
Слова волшебницы несколько озадачили юношу – он как-то привык думать, что эльфам страх неведом. И ведь только что Ллиэ явно подтрунивала над его двуимённостью, тонко намекая на то, что он, возможно, проявляет чрезмерную для отчаянного искателя приключений осторожность!
– Но ты назвал имя лорда Хеледэна, – продолжала эльфийка. – Что ты хотел этим сказать?
– О, ничего, леди Ллиэ, кроме того, что у лорда очень хороший вкус, – Фьонн выдержал её пристальный пронизывающий взгляд.
– Будто бы только это? – лукаво усомнилась Ллиэ.
– Если даже и нет, то мне не подобает говорить об этом открыто, – уклончиво ответил Фьонн. – Лучше скажи – о чём ты хотела говорить со мной, леди Ллиэ?
– О, на самом-то деле ты очень хорошо знаешь, о чём, мой мальчик, – грустно вздохнула она и неуверенно провела кончиками пальцев по его щеке. – Или скажешь, что это не так?
– Ллиэ, я не должен, не вправе, – взмолился он, однако не оттолкнул её руку, а, наоборот, бережно накрыл своей рукой и сначала прижал к своей щеке её тонкие пальцы, потом ласково прикоснулся губами к нежной, бархатистой ладошке эльфийки. – Твой брат и лорд Хеледэн… Я же обещал верно служить им…
– В войне с Фьорданом, – закончила Ллиэ.
– Разве ты не любишь Хеледэна? – напрямик спросил Фьонн.
Эльфийка улыбнулась печальной и мудрой улыбкой; отвернувшись от юноши, она несколько мгновений смотрела на сад за окном, а потом тихо заговорила:
– Хеледэн? Видишь ли, Фьонн… Конечно, Хеледэн по-своему неотразим – знаешь, как заледеневшая гладь озера под лучами зимнего солнца. Более величественного государя трудно представить! Как короля, который и меня сделает королевой – вот как я люблю его. Вся беда в том, что Хеледэн может быть только королём – или не быть вообще, то есть умереть. Лёд хрупок: он тает под лучами солнца, растрескивается под могучими ударами топора… А ты, чародей, сын Айнумэра… О, ты мог бы быть даже простым наёмным солдатом или странствующим менестрелем – но и тогда самые красивые, самые знатные дамы всё равно искали бы твоей любви, как величайшего счастья! В тебе словно перемешались тепло весеннего солнца и пыль дальних дорог, соль морских брызг и горделивый блеск недосягаемых звёзд… Да что я говорю! Ты мог бы выиграть сотню битв, завоевать не одно, а два, десять королевств – и так же легко во мгновение ока расстаться с ними! Ты – игрок, Фьонн, охотник за приключениями! Тебе дорого каждое мгновение настоящей жизни, бурной, словно водоворот, а не застывшее величие! Ты – такой же, как я…
– И всё же – ты дала слово Хеледэну, – мрачно отозвался Фьонн.
– Что тебе за дело до этого, Фьонн? – жёстко усмехнулась эльфийка, и её чёрные глаза страстно расширились. – Разве тебя останавливает это? Ты же просто боишься завязнуть в моих сетях, верно?
– Согласись, леди, что охотнику очутиться в роли дичи… несколько дискомфортно, – попытался пошутить сын Льювина, с беспокойством вспомнив о треклятом заклятье Риэйли.
– Да брось ты думать об этом заклятье фей! – нет, положительно, осведомлённость Ллиэ иногда бывает ужасающей! – Неужели ты воображаешь, что я бы не сумела ему противостоять, если бы захотела? – говоря это, Ллиэ ласково перебирала золотистые кудри Фьонна. – Но в том-то и штука, что я хочу совсем другого… И ты тоже думаешь совсем не о правилах вассальной верности! Да ты вовсе и не вассал моего брата или Хеледэна! Я отлично знаю – рыцари Мон-Эльвейга подчиняются лишь своему магистру да Создателю, который не особенно-то активно вмешивается в дела вашего Ордена!
Как опасно близко оказались её страстные чёрные глаза и чувственные губы! Фьонн пробормотал: «Нас могут увидеть», – чувствуя, что этот довод в его устах сейчас прозвучал как-то вяло и крайне неубедительно.
– Никто нас не увидит, – ободряюще шепнула Ллиэ. – А даже если какой-нибудь не в меру любопытный субъект откуда-нибудь и выплывет, он всё увиденное сочтёт игрой расстроенного воображения – мои заклятья помогут ему полностью поверить в то, что это лишь галлюцинация.
Фьонн опомнился, когда горячие губки эльфийки коснулись его губ.
– Нет, Ллиэ! – воскликнул он, героическим усилием, вполне достойным искушаемого праведника, заставив себя отпрянуть от девушки, хотя жгучее сожаление о подобной необходимости терзало молодого человека, как раскалённое пыточное железо.
– Ты слишком щепетилен, Фьонн, – опустив длинные ресницы и тяжело вздохнув, эльфийка соскользнула с подоконника и села за письменный стол, заваленный пергаментными свитками и разными загадочными шкатулочками и коробочками.
Юноша нехотя направился к дверям, но Ллиэ остановила его.
– Фьонн… – позвала она.
Он подошёл к столу и встал напротив девушки, опершись локтем о кипу книг.
– Фьонн… – вкрадчиво заговорила чародейка, выразительно взмахнув длинными ресницами. – Ты когда-нибудь станешь королём, я это вижу. Скажи только слово…
– Сейчас я всего лишь бродяга Кьёртэн, – небрежно сказал он, но в зелёных колдовских глазах Фьонна застыло отчаянное, страдальческое выражение, совершенно не вязавшееся с его тоном. – Хеледэн даст тебе корону, Ллиэ – корону, которой ты достойна. Тебе нужна власть, моя леди – а я совершенно не умею подчиняться. Прости меня, Ллиэ, – он склонился в низком поклоне, быстро выпрямился и вышел.
* * * * *
– Твой ход, Фолли, – небрежно обронил Фьонн, скептически поглядывая на свои карты.
Втроём с гномом и Гвейфом они уже несколько часов безвылазно сидели в апартаментах, отведённых магу и дракону. Все трое успели изрядно освежиться; но главное – поистине небывалое явление – Фьонн чаще проигрывал, чем выигрывал! Такого с ним не случалось со времён обучения в Академии Магии, когда он, едва поступив на первый курс, за одну ночь спустил щедрое родительское содержание, на которое полагалось жить целый месяц. Тогда-то проигрыш потряс молодого человека, хотя и не настолько сильно, чтобы Фьонн навсегда отказался от азартных игр. А вот сейчас сыну Льювина было абсолютно безразлично, проигрывает он или выигрывает…
Когда Фьонн, желая как-то заглушить отвратительное настроение, если уж не получается от него избавиться, выступил с инициативой о проведении свободного времени за вином и азартными играми, дракон, педагогический талант которого, как дремлющий вулкан, мог пробудиться в любой момент, поначалу неодобрительно морщился и даже попытался прочесть лекцию о вреде подобных занятий. Но сын Льювина в ответ мрачно заявил, что лишь кипучая деятельность могла бы ещё спасти его страдающую душу; а раз в ближайшие пять минут эпических подвигов вроде не предвидится, то он запросто может зачахнуть от вопиющего несоответствия желаний и возможностей.
– Что-то я тебя не понимаю, Кьёр, – хмуро процедил сбитый с толку дракон, расхаживая взад и вперёд по комнате и подозрительно поглядывая на мага, с подавленным видом развалившегося в глубоком кресле, а в качестве подставки для ног остроумно употребившего стол. – Где ж оно, это несоответствие, объясни ты мне, ради Создателя? Мне думается… да нет, я просто уверен, что всё при тебе… а дама, несомненно, очень даже тобой заинтересовалась…
– Ничего ты не понимаешь, Рэн, – с горечью отозвался волшебник, наливая себе вина, но с таким выражением лица, словно в бутылке бултыхалась по меньшей мере непереносимо горькая микстура. – Ни-че-го! Она – невеста этого Хеледэна, чтоб его тролли съели!
– Ну и что? – пожал плечами Гвейф, который, как и большинство драконов, относился к подобному обстоятельству без священного трепета. – Даму можно похитить…
– А ты знаешь, какой размер штрафа предусмотрен за подобные противоправные деяния? – с сарказмом поинтересовался страдающий маг. – Я тоже точно не знаю; зато я уверен, что мой отец не придёт в восторг, если в двери Башни Сервэйна однажды постучится судебный пристав и предъявит счёт на кругленькую сумму за мои мелкие прегрешения!
– Ну, иногда можно прийти к полюбовному соглашению, – дракон попытался снизить драматический пафос приятеля.
– С кем, Рэн? – ехидно спросил Фьонн. – С дамой-то, может быть, и можно – а с её родичами и судебным приставом? Ох, Рэн, перестань! Давай лучше позовём Фолли для компании и в три рыла напьёмся до одурения!
– Ты уж и так одурел, куда тебе ещё, – пробормотал дракон, крайне недовольный мрачным настроением и деструктивными устремлениями своего подопечного. – Если ты и впрямь влюблён – где же тут место расчётам сумм будущих штрафов? Великие герои и даже боги нередко похищали своих возлюбленных, не глядя, чья она невеста или ничья!
– Если бы дело было только в этом, Рэн, – тоскливо признался Фьонн. – Ты разве не заметил? Ей нужен подкаблучник, которым можно помыкать, как угодно! Ты видел, как она ведёт себя с этим Хеледэном? Хоть мне он и глубоко неприятен, но иногда мне кажется, что я ему даже сочувствую! Особенно, если у него есть какие-то чувства к этой обольстительной дикой штучке! Впрочем, насчёт чувств сказать трудно – он настолько напоминает своими манерами перемороженного лосося мудрости… А её достославный братец? Вспомни, как мы впервые переступили гостеприимный порог Айлфорна! Лорд Хьюл ловил каждое слово сестрицы, чтобы ненароком не поступить против её воли! На самом деле всем тут заправляет она – а хочет повелевать её большим, чем имеет. Но, увы, я что-то не замечаю в себе ни малейшей склонности к послушанию!
– Так чего же ты маешься, если она такая стерва? – не выдержал дракон. – Это что, побочный эффект от заклятья фей?
– Типун тебе на язык, ящер! – взорвался маг, с грохотом ставя кубок на стол – как раз возле своих сапог. – Нет, дело не в этом, – смягчившись, нехотя пояснил он. – Может, заклятье тут и сыграло роль… но это не главное. По крайней мере, я что-то пока не уловил особого влияния фейной магии на мои приключения. Нет, это моя дурацкая влюбчивая натура, скорей всего. А страдаю я потому, что всё-таки люблю эту эльфийскую ведьму, хотя и понимаю, что никоим образом не желал бы видеть её своей женой.
– А почему бы, в таком случае, не поразвлечься просто так?.. – робко заикнулся Гвейф – и тотчас же пожалел о столь аморальном совете, в особенности неприличном в устах педагога, наставника юношества, имидж которого дракон обычно старался формировать и поддерживать по мере сил и разумения.
– Я не собираюсь тебе сто раз объяснять! – с неподдельной яростью рявкнул раздражённый волшебник. – Заткнись и больше не смей говорить на эту тему! Давай зови этого тупорылого гнома, тащи выпивку – или я сейчас пойду и крупно поссорюсь с лордом Хеледэном, а если он не прибьёт меня на поединке, в одиночку поскачу биться с войсками Фьордана!
Фьонн даже опустил ноги со стола на ковёр, таким образом демонстрируя готовность немедленно приступить к осуществлению продекларированных безумств. Видя, что спорить с капризным чадом магистра Мон-Эльвейга бесполезно, дракон с недовольным бормотанием удалился, а вскоре вернулся в сопровождении гнома и бочонка с вином…
– Выигрыш твой, мастер Фолли, – ровным голосом произнёс Фьонн, небрежно уронив в руки гнома свой кошелёк. – Первый раз мне довелось увидеть столь необычайно удачливого игрока, при этом не пользуясь зеркалом. А теперь выпьем, друзья!
Но успели они пригубить вино, как в дверь громко постучали.
– О, проклятие! – пробормотал дракон, торопливо пряча винный бочонок за спину.
Гном с вороватым видом сунул свой кубок с вином под стол, а кошелёк с выигранными деньгами на всякий случай накрыл салфеткой. Один лишь Фьонн остался невозмутим. Он вполголоса произнёс: «Входите, открыто», – но не предпринял ни малейших попыток придать попойке вид чинного чаепития.
Дверь отворилась. Вошедший эльф хладнокровно посмотрел на живописную компанию – дракон и гном застыли в напряжённых позах, словно только что проглотили по портновскому аршину, а Фьонн, как сидел, положив ноги на стол, так и остался; кубок с вином картинно замер в руке мага.
– Лорд Хьюл приглашает всех вас на военный совет, – бесстрастно произнёс посланец и удалился.
Фьонн проворно вскочил на ноги и бросился в свою комнату. Через пять минут он явился свежий и бодрый, в парадном одеянии. На красивом лице молодого мага не было заметно ни малейших признаков опьянения; Фьонна сопровождал едва уловимый горьковато-пряный аромат дорогих духов, а величественностью манер сын Льювина сейчас вполне мог бы поспорить с рафинированным лордом Хеледэном. Гном тихо ахнул при виде столь быстрого превращения азартного игрока и выпивохи в благороднейшего рыцаря, а дракон лишь снисходительно хмыкнул.
– Идёмте, господа, – изрёк волшебник, и дверь услужливо распахнулась от одного его взгляда.
Дракон неспешно поднялся с места. Физиономия Гвейфа, человеческая ли, драконья ли, всегда выглядела благопристойно вне зависимости от того, сколько дракон выпил спиртного. Тем ярче на фоне респектабельных спутников выделялась красная рожа Фолли Железного Лба, привести которого в трезвое состояние не помогли ни ведро холодной воды, ни заклятья Фьонна. Плюнув на это безнадёжное дело, волшебник и дракон поспешили на совет, а позади них, поминутно спотыкаясь на ровном месте, плёлся гном.
* * * * *
Обсуждение дальнейших военных операций против Фьордана зашло в тупик, где и остановилось в растерянности. Дело в том, что никто толком не представлял, какими резервами располагает противник. Лазутчики, которых Тёмные эльфы посылали в логово врага, либо возвращались ни с чем, либо не возвращались вообще. Из всего воинства лишь лорду Хеледэну довелось побывать во владениях злобного мага, находящихся где-то в пещерах Мьюнских гор: однако, принимая во внимание, в каком плачевном состоянии пребывал тогда отважный король Дуннвинга, было бы бессмысленно надеяться получить из его правдивых уст сколько-нибудь ценные сведения о численности вражеских войск, их боеспособности и так далее.
Сидя у окна, Фьонн рассеянно считал чёрных дроздов, скачущих по крыше соседней башни. Гвейф украдкой подравнивал ногти, а из того угла, где разместился Фолли, порой доносилось безмятежное похрапывание. Приглашённые на совет эльфы старательно изображали внимание, подавляя зевоту, а военачальники-люди отчаянно ёрзали на своих местах, рассматривали фрески на стенах зала или машинально ковыряли резьбу на подлокотниках кресел.
Хеледэн сидел с мрачным видом, глядя куда-то в сторону. Ллиэ переводила недовольный взгляд с брата на жениха; когда же она пыталась поймать взгляд Фьонна, волшебник притворялся, что не замечает этого.
Лорд Хьюл отлично чувствовал всеобщее настроение. От сестры почему-то на этот раз не поступает никаких предложений – но честолюбивый эльф на самом-то деле прекрасно умел обходиться без опеки, хотя сын Льювина всерьёз воображал, что Хьюл всегда поступает только в соответствии с указаниями Ллиэ.
– Раз мы не располагаем нужными сведениями, значит, нужно их раздобыть, – внушительным тоном произнёс лорд Хьюл-Ангэйн.
Это глубокомысленное сообщение, понятно, не вызвало никаких возражений; однако и рационализаторских предложений относительно конкретных методик и способов не поступило.
– Кто готов рискнуть и попытаться пробраться в логово Фьордана? – напрямик спросил Ангэйн, обводя собравшихся пристальным взором.
– Я! – не раздумывая, вызвался Фьонн.
– Дурак! – прошипел дракон, толкнув его локтем в бок. – Ты же местных обычаев не знаешь! Тебя сразу поймают, как вражеского шпиона! – и тут же громко произнёс. – Я тоже готов рискнуть, лорд Хьюл.
Лорд смотрел на них с нескрываемым изумлением, а его сестра даже не пыталась скрывать охватившее её волнение.
– Не паникуй, Рэн, – с беспечным видом обронил Фьонн, обращаясь к дракону. – В случае чего, благосклонные боги… или норны? нам подыграют!..
– И что же эдакое ты намерен им пообещать, дабы снискать их благосклонность? – скептически поинтересовался дракон, не обращая внимания на ошалелые взгляды окружающих. – Полное раскаяние во всех грехах и благочестивую жизнь в течение… ну, хотя бы ближайших пятидесяти лет? Хотел бы я знать, кто же из Высших Сил способен в это поверить?!
– Не богохульствуй, Рэн, – строго заметил Фьонн. – Имей в виду, это глубочайшее заблуждение, будто отношения с богами следует строить по принципу взаимозачётов. Впрочем, всякие местные божества нижнего звена особо принимать в расчёт вообще вряд ли стоит. А Единый Создатель справедлив и милосерден; и если справедливость нужна Ему, дабы по заслугам вознаграждать праведников, то милосердие – затем, чтобы снисходительно взирать на мелкие проступки не столь святых людей и не отказывать нуждающимся грешникам в помощи – моральной, информационной и материальной. Кроме того, запомни, Рэн: хоть у меня, конечно, куча дурных привычек, но обыкновения лгать, особенно Высшим Силам, среди моих пороков до сих пор не числилось. Надеюсь, что и впредь не запятнаю себя подобными деяниями, так что нечего безосновательно приписывать мне обеты безбрачия и добровольного нищенства, практически неосуществимые для личностей вроде меня! Я смиренно сознаю свою недостойность и не замахиваюсь на духовные подвиги, которые мне не плечу! Ох, честное слово, сама ситуация мне кажется несколько странной – я, не отличающийся особой набожностью, вдруг разъясняю основные принципы теологии, да ещё столь коварному и хитрому существу, каковыми традиционно считают драконов!
– Нечего скромничать, – огрызнулся Гвейф, впрочем, слегка польщённый той характеристикой, которую маг дал его сородичам, а значит, некоторым образом и ему. – Всем известно, что коварней человека никого на свете нет!
– Может быть, вы обсудите животрепещущие проблемы этики и теологии потом? – осторожно поинтересовался лорд Хьюл.
– Мы, собственно, уже закончили, – заявил Фьонн. – Зато у нас имеется вопрос по существу – в какую сторону нам идти? Имеются ли какие-нибудь карты, чертежи и генеральные планы, которые помогут нам определить места расположения загородной виллы, бань и овечьих загонов этого Фьордана?
– К сожалению, нет, – с сокрушённым видом покачал головой Хьюл. – Известно лишь общее направление. Мьюнские горы… – тут на стене за спиной лорда появилось чёткое изображение горного хребта, тянущегося с юго-востока на северо-запад – или наоборот, смотря с какой стороны идти. – Вот Айлфорн, – Хьюл указал на небольшое, но довольно реалистичное изображение своей крепости. – Вот Линнисфарн, а вот селение Мак-Дин – оттуда до гор рукой подать. Подумать только, – горестно воскликнул Тёмный эльф, – если бы не этот хрыч Фьордан, Мьюнские горы могли бы стать одним из доходных  центров туристического альпинизма! Ах, я ведь и не спросил – а ты имеешь навыки спортивного лазания по горам, лорд Кьёртэн? Лорда Рэнхарта я, понятное дело, не спрашиваю: для драконов горы – дом родной, – эльф замялся, с сомнением глядя на молодого мага.
– Ну, спортивного разряда по альпинизму у меня, конечно, нет, – медленно произнёс Фьонн, с интересом наблюдая за реакцией Тёмного эльфа, который заметно помрачнел, услышав подобное заявление. – Я ведь в студенческие годы занимался скалолазанием как любитель, а не как профессионал, – с усмешкой добавил волшебник.
* * * * *
Фьонн и Гвейф уныло брели по узенькой горной тропке, которая то предпринимала отчаянную попытку подняться повыше, цепляясь за крутой склон, то бессильно скользила вниз. Новоиспечённые лазутчики мрачно помалкивали. Дракон подозрительно озирался по сторонам, а Фьонн то и дело рассеянно обрывал цветущие веточки вереска, пока не составил из них бутоньерку. Насвистывая жалостный мотивчик старинной баллады о двух влюбленных, на могилах которых выросло по большому кусту чертополоха, сын Льювина уже собрался приколоть душистые веточки вереска к своей одежде. Но стоило магу взглянуть на свой наряд, как его настроение моментально изгадилось – а он ведь почти уж позабыл об этом странном одеянии, которое ему всучили хитрые эльфы и которое, по мнению Фьонна, придавало ему вид чучела из музея народного костюма! Надо заметить, что в подобный же наряд был вынужден облачиться и Гвейф, однако дракон, в отличие от мага, отнёсся к этому более терпимо. Но вот Фьонн, стоило ему поглядеть на себя, невольно морщился и бормотал проклятия. Дело в том, что с целью маскировки эльфы выдали приятелям одеяния, какие, по их словам, носят все жители селений, расположенных в Мьюнских горах и у их подножия. Когда Фьонн впервые развернул короткую юбку в крупную красную, зелёную и чёрную клетку, а также клетчатый шарф – или плед? – который полагалось носить на плече вместо плаща, на пару секунд маг онемел. Зато потом необычный костюм удостоился многих слов, не менее колоритных, чем само это одеяние, но едва ли допустимых в приличном обществе. Между тем клетчатый наряд, несмотря на непривычный покрой, выглядел достаточно стильно; но Фьонн, чьё  душевное равновесие пока что сильно напоминало колеблющиеся чаши весов, оказался не готов по достоинству оценить своеобразие фольклорных тенденций, которых почти не коснулись современные веяния моды.
– Перестань шуметь, Кьёр, – сварливо пробурчал Гвейф, когда его спутник вновь начал насвистывать, на этот раз подражая пению дрозда. – И перестань ты, пожалуйста, рвать цветы и надламывать ветки кустарников! Другое дело, если бы мы кому-то хотели дорогу указать… Мне уж и так кажется, что за нами кто-то незаметно чешет…
– Если незаметно, то как же ты заметил? – равнодушно поинтересовался Фьонн, перестав свистеть.
– Чую, – кратко обрубил дракон.
– Я никакой опасности пока не ощущаю, – беспечно заявил волшебник. – Может, присядем передохнуть, а, Рэн? Мы же с тобой как-никак два полоумных туриста, лазающих по горам исключительно ради удовольствия! Правда, сомнительно, что здесь водится хоть что-то, от чего можно его получить, – прибавил Фьонн, сдергивая с плеча всё время сползающий плед и закутываясь в него, как в одеяло: но эта оригинальная деталь одежды оказалась не столь просторной, как привычный плащ, отчего волшебник недовольно поморщился.
Фьонн и Гвейф, принаряженные в горскую амуницию, топали пешком аж от самого Линнисфарна. В город они тоже прибыли не совсем обычным путём. Хотя Тёмные эльфы тщательно прочёсывали окрестности своих владений, однако кто бы мог полностью поручиться, что поблизости от Айлфорна не ошивается какой-нибудь особо ловкий вражеский шпион? Например, какая-нибудь специально обученная птица?.. Поэтому эльфы провели Фьонна и Гвейфа подземным ходом, который вёл прямёхонько в винный погреб одного почтенного линнисфарнского гражданина. Там-то, в доме этого человека, Фьонну с драконом и пришлось принарядиться в странные – по крайней мере, с точки зрения мага – костюмы, после чего друзья отправились на рыночную площадь, пошлялись по улочкам города, зашли в пару-тройку кабачков…
Несколько дней приятели пробыли в городе, а затем неторопливо потопали по дороге, ведущей в сторону деревушки Мак-Дин, откуда им предстояло начать героическое восхождение на вершины Мьюнских гор (и последующее нисхождение в горные пещеры), изображая простоватых туристов-любителей. И Фьонн, и Гвейф сильно сомневались, что их излишне интеллигентные рожи сойдут за физиономии тупиц, не разбирающих, где север, а где юг: оставалось лишь надеяться на удачу да уповать на своевременную помощь со стороны богов, вернее, Всемогущего Создателя, о милосердии которого Фьонн так красноречиво рассуждал на военном совете в Айлфорне.
Фьонн всё ещё пребывал в глубоком душевном расстройстве, поэтому он, возможно, и был сейчас похож на рассеянного туриста-одувана, чего нельзя сказать о драконе: Гвейф шагал с таким настороженным выражением лица, что достаточно было одного взгляда на него, чтобы серьёзно призадуматься о цели его прогулки. Дело в том, что ещё на грязных улочках Мак-Дина, где приходилось тщательно выбирать, куда поставить ногу, чтобы не поскользнуться на овощных очистках или, что ещё хуже, не угодить в сточную канаву, шарахнувшись в сторону от проезжающей повозки, Гвейфу показалось, что за ними кто-то следит. Но даже дракону иногда бывает сложно разом уследить за множеством предметов и явлений окружающей действительности, поэтому Гвейф не был абсолютно уверен в правильности некоторых выводов, основанных на весьма отрывочных наблюдениях. Лишь ощущение, безошибочное драконье чутьё твердило ему: «За нами кто-то идёт». Но почему же тогда нет предчувствия опасности?..
Вот и теперь, когда дракон и волшебник расположились на камнях, нагретых солнечными лучами, Гвейфа не оставляло чувство, что поблизости кто-то ошивается.
– Интересно, а что у нас на обед? – мечтательно подняв глаза к небу и внимательно следя за проплывающими облаками, поинтересовался Фьонн.
– Сухая овсяная крупа, – хмуро пробурчал дракон. – Но если ты её сваришь, будет овсяная каша.
– Овсяная каша! С детства её терпеть не могу, – чистосердечно признался сын Льювина; но, принимая во внимание походные условия, то есть практические полное отсутствие атрибутов цивилизации, он со вздохом вымолвил. – Ладно, Рэн. Если ты разведёшь костёр и принесёшь воды, я, пожалуй…
– Ну, ты хотя бы хвороста пока набери, – ядовитым тоном предложил дракон. – А то сидишь, как у праздника…
Фьонн с ещё более тягостным вздохом поднялся на ноги и нехотя побрёл к зарослям кустарника, где торчали и сухие ветки. А дракон тем временем ловко вскарабкался по склону – откуда-то сверху явственно доносился плеск воды. Фьонн, погружённый в свои мысли, даже не заметил, что приятель скрылся за камнями.
– Эй, Рэн, может, лучше сухарей погрызём? – окликнул он дракона.
Тот не отозвался; однако Фьонн чувствовал чьё-то присутствие. Странно – почему он не слышал шагов… Фьонн резко повернулся, на всякий случай прикидывая, где тут удобнее всего было бы отбиваться от нападающих… и вдруг, охнув, ущипнул себя за руку и поспешно сдёрнул с головы клетчатый берет с длинным петушиным пером. Этот головной убор, нарядный и вполне приличный, вызывал у мага необъяснимое раздражение. Фьонну казалось, что в этой шляпе он смахивает на ярмарочного шута – хорошо хоть, что к этому головному убору колокольчиков не полагается!
Любой непредубеждённой личности подобное суждение показалось бы абсурдным – шуты носят колпаки, а не береты! Но волшебник невыносимо страдал от романтической трубадурской любви, так что ему вполне простительны мелкие заблуждения относительно шутовских аксессуаров.
Фьонн уже перестал скрывать родинку, зачарованную феей – зачем, когда и так втреснулся?!
– Ллиэ! – волшебник ещё не вполне поверил своему зрению. – Ты чего тут делаешь? Или я просто брежу? А может, это горный дух меня за нос водит?
– Нет, мой милый бродяга Кьёртэн, – она подошла к нему и неуверенно положила руки ему на плечи. – Видишь, это я, – эльфийка обвила руками его шею. – Как ты думаешь, призраки так могут, или всё-таки нет? – она хотела поцеловать его, но Фьонн, наконец осознав, что это всё происходит не во сне или в бреду, решительно отстранил её.
– Какого тролля! – пробормотал он и громко сказал. – Значит, это ты шла за нами? Гвейф, между прочим, почуял что-то неладное! Зачем ты здесь?
– Иногда и я умею быть бескорыстной, – проговорила она. – Не веришь?
– Это совершенно лишнее, – поспешно заверил её Фьонн. – Вот когда тут будет цивилизованный горнолыжный курорт, тогда и приезжай сюда с Хеледэном на зимние каникулы, а пока тебе здесь делать нечего. Немедленно возвращайся домой!
В этот самый момент вернулся дракон с полным котелком воды. Увидев эльфийскую волшебницу, Гвейф чуть не выронил посуду.
– О, тысяча гномьих молотов! – вырвалось у него. – Мне теперь что, готовить на троих?! Ой, извини, леди Ллиэ!
– Да-да, мы захватили мало провизии, а эти дурацкие пледы ночью почти не греют, – Фьонн, не зная, как убедить Ллиэ вернуться домой, понёс уже полную ахинею.
Волшебница иронично смотрела на растерянных мага и дракона, скрестив руки на груди.
– Почему бы ни сказать напрямик, что вы не хотите брать меня с собой? – ровным голосом спросила она.
– Это было бы невежливо, – смущённо промямлил Гвейф. – Но в самом деле, леди… Твой брат и жених, наверное, уже разыскивают тебя, беспокоятся…
– Они ничего не знают, – гордо сообщила волшебница. – То есть Хьюл думает, что я на несколько дней уехала в гости в подруге. А Хеледэн вообще ничего не знает: когда вы ушли из Айлфорна, он отбыл в одну из своих приграничных крепостей.
– Значит, сейчас самое время тебе возвращаться домой, Ллиэ, – серьёзно сказал Фьонн, нервно выдёргивая нитки из наплечного пледа.
Волшебница нахмурилась, молча прислушиваясь к чему-то.
– Неужели он меня выследил? – прошептала она, с досадой кусая губы.
Гвейф и Фьонн с изумлением переглянулись: они не слышали никаких подозрительных звуков. Но очень скоро всё разъяснилось – из-за большого валуна бесшумно вынырнул взволнованный лорд Хьюл – в таком же пёстром наряде, в каких щеголяли маг и дракон. Увидев сестру, эльф заметно успокоился. Зато Гвейф нахмурился, видя, что количество потенциальных едоков всё увеличивается – а они с Фьонном и правда взяли не такой уж большой запас провизии!
– Ллиэ, тебе не кажется, что ты заходишь слишком далеко в своих увлечениях? – мягко поинтересовался лорд Хьюл, даже позабыв о приветствии – небывалое дело для высокородного эльфа! – Я догадывался… А уж когда сторожевой дрозд принёс мне сообщение, что ты выехала из Форлиндэна, то я сразу понял, куда!
– Поздненько же ты вздумал проявить власть старшего брата, Хьюл, – язвительно отозвалась эльфийка. – Не забывай, что я – сама себе хозяйка, а без моей магии ты вряд ли бы стал чем-то вроде короля, пусть пока и без короны! И это ведь только начало, брат, – вкрадчивым тоном добавила она.
– В том-то и дело! – с воодушевлением подхватил Хьюл. – Ты же сама мечтала, что станешь королевой! И теперь, когда до осуществления этой мечты осталось всего ничего, ты…
– Я не собираюсь отчитываться в своих поступках, брат! – надменно отчеканила эльфийка. – Ты явился, чтобы вернуть меня домой? Хорошо. Я подчиняюсь – но не тебе, а судьбе. Эта шалунья, как видно, на сей раз не хочет мне подыграть, – Ллиэ пристально и нежно посмотрела Фьонна, но волшебник скромно опустил глаза.
– Фьонн… – она подошла к молодому человеку и выразительно оглянулась на брата и дракона.
Те смущённо потупились и отошли подальше, делая вид, что крайне заинтересовались прелестным кустиком цветущей эрики. Фьонн и Ллиэ стояли на выступе скалы, озарённой лучами солнца, и волшебник невольно подумал: «Если поблизости есть шпионы, я уже неплохо засветился».
– Фьонн, ты ничего не хочешь мне сказать? – спросила эльфийка.
– Разве это что-то изменит, Ллиэ? – грустно отозвался он. – А если б даже и могло изменить… Но это ведь на самом деле просто твой каприз, верно?
– Не знаю, – она обняла его. – Но всё равно я люблю тебя, сумасшедший, дерзкий чародей!
– И власть над людьми ты тоже любишь, эльфийская колдунья, – нежно проговорил Фьонн и вдруг страстно прильнул к её губам.
– Да, мой милый, – честно ответила она. – Возвращайся поскорее в Айлфорн, Фьонн, – шёпотом добавила она.
– Я вернусь, – уверенно пообещал сын Льювина и тоже шёпотом произнёс. – Я люблю тебя, Ллиэ… Прощай!
– Ещё не сейчас, милый, – она смахнула слезинку. – Скажи – до встречи!
– До встречи, Ллиэ…
* * * * *
– Какие новости, Мэлл? – спросил Льювин, когда его соратник вошёл в кабинет магистра.
– Не думаю, что тебе они понравятся, – со вздохом ответил Мэллан, который изо всех командоров Мон-Эльвейга принимал самое деятельное участие в предвыборной кампании.
– Если это какая-то очередная пакость со стороны моих конкурентов, то я обязательно должен знать о ней, Мэлл, – твёрдо произнёс Льювин. – Мне, может быть, сама рожа Ордэйла не нравится – и что ж из этого? Давай уж, Мэлл, без долгих предисловий и пространных вступительных статей... И, ради Создателя, не стой столбом передо мной, словно придворный шаркун перед королём!
– На арминдэнской крепостной стене появились нехорошие надписи, – начал Мэллан, уютно устроившись в кресле-качалке возле открытого окна. – Старик Илвар, правда, как узнал о них, приказал немедленно стереть или замазать, но…
Льювин нахмурился. В обычное время Арминдэн, цитадель Архимага, являлась чем-то вроде священной коровы: лишь отъявленный святотатец или законченный безумец отважился бы украшать стены этой крепости надписями и рисунками. Однако накануне выборов нового Архимага, согласно давней традиции, сторонники кандидатов были вправе писать на стенах замка всё, что угодно – как хвалебные оды своему патрону, так и нелестные отзывы о его соперниках. Конечно, следовало ожидать, что конкуренты Льювина, в первую очередь несносный Ордэйл, ректор Академии Магии, воспользуются старинной привилегией.
– И какую гадость они накарябали? – процедил магистр. – Обвинили меня в тесном сотрудничестве с вампирами, химерами и горгульями? А, может, в стремлении к ниспровержению неконституционного абсолютистского режима, существующего в Эскелане? Или попросту окружили моё доброе имя живописной виньеткой из ненормативных слов и выражений?
– Некто, пожелавший остаться неизвестным потомкам, написал, что ты пытаешься подкупить выборщиков, Льюв, – сообщил Мэллан, с интересом разглядывая кустик цветущей бегонии какого-то нового вида – командор даже снял кашпо с цветком с подоконника и поставил к себе на колени, крепко придерживая рукой. – Да ты не беспокойся, Льюв: когда эту ересь замазали, мои ученики ночью набросали на том же месте картину, несомненно, великую по замыслу – «Ордэйл-сеятель». Наш милейший ректор получился очень похоже! Он идёт по полю, пригоршнями развеивая золотые монеты, а из глубоких борозд тянутся руки, и на табличках, которые они держат, крупными рунами написано имя нашего дорогого ректора! А на крепостной стене возле главных ворот Арминдэна я лично написал балладу, восхваляющую твои высокие добродетели и рассказывающую о твоих доблестных подвигах во славу Добра, Сил Света и Ордена Мон-Эльвейг! Твоими любимыми эльфийскими рунами – правда, из-за недостаточного освещения и мелких дефектов стены они вышли немного кривоватыми, но всё равно красиво! Не правда ли, это лучше банальных «голосуйте за такого-то» и типовых обвинений в адрес конкурента, всем уже набивших оскомину? Ты же сам не раз говорил, что искусство обладает огромной убойной силой, если оно близко и понятно народу!
– Так-то оно так, – задумчиво протянул магистр, – но Архимага-то ведь будут выбирать не широкие народные массы, а их представители, точнее, руководители и идейные наставники. Впрочем, если ваша карикатура так хороша, как ты описываешь, возможно, она вызовет смех. А то, над чем смеются, уже не вызывает почтения и трепета. Наша задача – низвергнуть авторитет противника, морально уничтожить его. Однако каков Ордэйл! Ну, была у меня мысль подкупить пару-тройку упрямых скряг… Но Данхэйм испугался дождя, так что даже перспектива наживы не выманила его из дома: и я решил, что судьбе угодно сохранить в целости мои деньги и репутацию правосознательного мага! Конечно, я не идеал в своих сокровенных мыслях: но обстоятельства зачастую вынуждают меня быть гораздо достойнее, чем я есть! Так с какой стати старый лис Ордэйл клевещет на меня? – всё более распаляясь праведным гневом, произнёс Льювин.
– А почему бы тебе ни обнародовать ту старую историю с зачарованным мечом, который Ордэйл подбросил королю Эскелана? – предложил Мэллан. – Подобные делишки, как известно, не имеют срока исковой давности, так что вполне возможно даже притянуть нашего ректора к суду. Вот был бы номер, если бы вместо вожделенного кресла Архимага под задницу Ордэйла услужливо подкатилась скамья подсудимых!
– Нет, – Льювин отрицательно покачал головой. – Во-первых, у нас нет прямых доказательств того, что Ордэйл злоумышлял против меня, хотя, конечно, естественная логика указывает именно на это. А во-вторых, пусть нас с ним рассудит Создатель, а не земной суд. Наверное, тебе такая позиция покажется странной, Мэлл, да и не только тебе. Я и сам этого толком не понимаю – но пусть будет так…
* * * * *
– Кьёр!!!
Услышав это энергичное воззвание, Фьонн поднял голову и непонимающе посмотрел на дракона.
– Чего тебя, ящер? – отстранённо вопросил волшебник, тщетно пытаясь зачерпнуть очередную ложку овсянки из давно опустевшей миски.
– Честное слово, мне тошно смотреть на твоё выражение лица! – импульсивно заявил Гвейф, забирая у мага пустую миску. – Хватит стучать ложкой, ты уже всё слопал! – пояснил дракон в ответ на негодующий возглас Фьонна. – И перестань беззвучно оплакивать разлуку с милой! Нет, в голос рыдать тоже не надо, Кьёр… Вообще это к лучшему, что братец увёл её подальше от влюблённого в неё грешника, а то ведь так и до греха – то ли шаг, то ли полшага; сейчас же у тебя на первом месте должно стоять выполнение ответственного задания!
– Конечно, Рэн, – кивнул маг, но в его голосе не прозвучало большого воодушевления. – Всё правильно и замечательно, но от этого ведь на душе-то не легче…
– Надеюсь, свежий горный воздух и регулярные занятия альпинизмом излечат тебя от этой дури, – высказал дракон искреннее пожелание.
– Я тоже надеюсь, Рэн, – отозвался Фьонн, поплотнее закутываясь в плед. – Но, говорят, сон тоже неплохо лечит от многих заболеваний, в том числе и душевных. А любовь, сдаётся мне, что-то вроде помешательства, – с этими философскими словами волшебник попытался прилечь на охапку сухого вереска, которая вообще-то была подготовлена в качестве будущего топлива.
Однако немедленно испытать на деле целительное действие сна Фьонну не удалось; не успел он закрыть глаза, как дракон бесцеремонно схватил его за ворот рубашки и энергично встряхнул.
– Подъём, лорд Кьёр! – рявкнул он. – Из-за внеплановой встречи с прекрасной леди мы не выполнили дневной норматив по восхождению – значит, придётся идти ночью. Скоро полнолуние, так что видно будет хорошо.
– Ты хочешь сказать, что хорошо видно будет нас? – съязвил сын Льювина, с видимым неудовольствием поправляя воротник, слегка помятый цепкими лапами дракона.
– Будь проклят тот час, когда твой отец связал меня своим заклинанием и приставил к тебе на роль ментора, повара и телохранителя в одном лице, – с чувством произнёс Гвейф. – Столько лет я считал магистра своим другом и, уж конечно, не ожидал от него подобной каверзы!
– То же самое он говорил про тебя, возмущаясь, что ты утаил от него, где спрятан Меч Королей, – сообщил Фьонн, карабкаясь по каменистому склону.
– Ш-ш-ш! Не упоминай здесь это название! – хмуро предостерёг дракон.
…Круглый немигающий глаз луны задумчиво следил за двумя странными типами, среди ночи разгуливающими среди уступов Мьюнских гор. Наверное, с небесной высоты путники должны казаться не больше муравьёв – так же, как далёкие звёзды кажутся отсюда сверкающими булавочными головками…
Фьонн поймал себя на том, что думает об отвлечённых философско-поэтических категориях, почти позабыв о подлинной цели своей «прогулки». Поёживаясь от холода – ночью в горах даже летом бывает очень прохладно – молодой волшебник наградил своё излишне оригинальное туристическое снаряжение парочкой не менее оригинальных эпитетов, при этом чуть не споткнувшись о какой-то камень.
– Что б чума забрала этого Фьордана и его гнусное логово! – искренне пожелал сын Льювина и вдруг воскликнул. – Рэн, ты только посмотри! Что за удивительная форма скалы – точь-в-точь кресло, которое стоит у меня в комнате перед камином! Как ты думаешь, откуда оно тут взялось? Магии не чувствуется… Может, оно возникло под воздействием сил природы? Ветра, например?
Дракон недоверчиво посмотрел на таинственное кресло.
– Его тут специально сделали, Кьёр, – уверенным тоном заявил Гвейф. – Чтоб окрестности озирать… Эй, Кьёр, ты куда?! Не садись на него, не надо!
Однако предостерегающий возглас дракона, уже заподозрившего ловушку, пропал даром: Фьонн, который унаследовал от отца обыкновение смело двигаться вперёд, крайне редко обременяя себя подробнейшим анализом вероятных последствий своих шагов, проворно подбежал к каменному креслу и уселся на сиденье, отполированное до блеска, – вероятно, задом не одного седока.
На несколько мгновений молодой человек увидел, как на ладони, окрестные селения и города, среди которых он без особого труда отыскал Мак-Дин, Линнисфарн, Форлиндэн и Шичер. Фьонн искал взором Айлфорн: но там, где полагалось бы находиться эльфийской крепости, сын Льювина видел лишь туманное облако и переливы призрачных водопадов. Однако всё это продолжалось недолго; не успел Фьонн понять, что же произошло, как каменное кресло, видимо, снабжённое хитрым механизмом, бесшумно повернулось, и неосторожный маг полетел в открывшуюся бездну. Он слышал дикий вопль – нет, рёв – бросившегося на выручку дракона и шум камней, от этого вопля сорвавшихся со своих мест. Но Гвейфу не удалось предпринять ничего путного: механизированное кресло быстро встало на место, отгородив дракона от его опрометчивого, неосторожного подопечного. Как ни пытался Гвейф свернуть с места каменное седалище, как ни ёрзал, усевшись на него, по примеру Фьонна – кресло оставалось неподвижным, словно было всего-навсего частью скалы, причудливо выветренной за долгие годы…
* * * * *
В это самое время Фьордан, объект обоснованной ненависти и законной конкурентной борьбы Тёмных эльфов, понуро сидел в одном из бесчисленных залов своего пещерного бункера. Хотя было уже довольно поздно для ужина, зловредный волшебник злобно обгладывал холодную куриную ножку, в то время как злоба, верная подруга с мерзким нравом, глодала то, что ещё оставалось от души Фьордана после многолетней и неустанной грызунской работы.
Фьордан в который раз мысленно возвращался к тому дню, когда… О, будьте вы прокляты – и тот день (вообще-то на самом деле ночь, но это не столь существенно), и благоденствующий ныне в почёте, славе и материальном достатке магистр Мон-Эльвейга, и та ведьма, из-за которой это случилось! Нужно заметить, что Фьордан регулярно сыпал проклятиями в адрес Льювина и Вэйлинди, а также их сына и всех их ближайших родичей и друзей: но, судя по всему, проклятия чародея, неполноценного духовно и физически, не причиняли ни малейшего вреда упомянутым лицам. На месте Фьордана более разумный волшебник давно задумался бы – уж не приносит ли моя злость пользу моим врагам? А может, моя ярость обращается только против меня самого?
Но Фьордан, увы, был неспособен мыслить здраво, хотя в том злополучном поединке с Льювином он не получил травм головы. Однако не зря же говорят, что в организме всё взаимосвязано! Очевидно, утрата жизненно важного органа, вроде бы не имеющего прямого отношения к мыслительному процессу, пагубным образом сказалась не только на способности Фьордана к продолжению собственного рода…
Итак, Фьордан хмуро догладывал куриный окорочок, попутно размышляя о своей злосчастной судьбе (которую он вполне заслужил длинной чередой мерзких поступков, позорящих честь мага и человека), а два больших нетопыря, сидя на резных столбиках его кресла, лениво помахивали крыльями, изображая опахала. В свете факелов лицо мага-евнуха, некогда не лишённое привлекательности, но за долгие годы превратившееся в злобную маску, вроде тех, что некоторые народы используют для своих магических ритуалов, выглядело особенно отталкивающим. Наконец Фьордан швырнул обглоданную кость в мусорное ведро, стоящее возле одной из дверей, однако промахнулся, и кость ударила по лбу вошедшего тролля. Тот без всякого стеснения в соответствующих ненормативных выражениях высказал всё, что думает по этому поводу, прямо заявив хозяину, что ещё одна кость и один день просрочки месячного жалованья, выдаваемого вперёд – и подразделения троллей широким маршем отправятся обратно, в родные Фаарнские горы, и только их Фьордан и видел сквозь стёкла запотевших от ярости очков!
Понятно, что это наглое заявление лишь усугубило страдания мага-евнуха. Не говоря ни слова, но морщась так, словно ему заново отсекали некую часть тела, Фьордан вытащил из-под своей просторной мантии объёмистый кожаный кошель и с показной небрежностью швырнул его не в меру захапистому предводителю наёмников. Тролль ловко поймал мешок, из которого послышалось приятное позвякивание. Любовно погладив тугое вместилище «начала всех зол», как философы иногда называют деньги, тролль отрывисто сообщил:
– Я, собственно, насчёт чего пришёл, хозяин… Тут с твоего горного насеста один малый сверзился…
Фьордан молча поднялся на ноги и ринулся в противоположный угол зала. Сдёрнув тёмное покрывало с волшебного кристалла, маг с жадностью уставился в сумрачную глубь камня. Неожиданно из горла Фьордана вырвался странный булькающий смешок.
– Эхе-хе! Вот так шуточка! Сынок магистра и его ведьмы! Наконец-то я смогу им отомстить!
– Какие будут приказания, хозяин? – приняв боевую стойку, как почуявший дичь охотничий пёс, осведомился тролль. – Доставить пленника сюда? Или?.. – тролль с кровожадным выражением морды провёл ребром ладони поперёк горла.
– Э, нет, любезный, не угадал, – с выражением омерзительной радости на физиономии покачал головой Фьордан. – Он пришёл сюда как шпион…
– Так будем пытать? – хладнокровно поинтересовался тролль, не выражая ни восторга, ни отвращения.
– Нет, – помолчав, ответил маг-евнух. – Слышишь, Дрыл? Пусть мальчик спокойно погуляет по переходам и камерам костяной темницы! До сих пор те, кто хоть сутки провёл в ней, если и выходили из неё, то сумасшедшими, ни на что не годными идиотами! Славная месть! Пусть мальчишка как следует всё рассмотрит! Не надо ему мешать. Не думаю, что ему понадобится экскурсовод! А когда мальчишка спятит, я верну его отцу с матерью. После костяной тюрьмы никакая магия не поможет вернуть рассудок! Пусть тогда магистр и его девка радуются возвращению своего ненаглядного сынка!
Судя по поведению Фьордана, на его психику упомянутая костяная тюрьма, видимо, в своё время тоже оказала соответствующее дурное влияние. Маг-евнух с идиотским хихиканьем потирал руки, приплясывал вокруг обеденного стола, корчил рожи… Дрыл, видя, что хозяин впал в нелепый экстаз, неприязненно поморщился, пробормотал под нос «и такому ярмарочному петрушке приходится служить из-за проклятой бедности», для верности пощупал мешок с деньгами и вышел, аккуратно притворив дверь. Кажется, Фьордан даже не обратил внимания на то, что его наёмный работник покинул помещение; похоже, злополучный евнух неблагоразумно позабыл обо всём на свете, кроме внезапно открывшейся перспективы долгожданной мести.
* * * * *
К худу или к добру, но пропасть, в которую Фьонн сверзился с каменного кресла, оказалась отнюдь не бездонной. Вероятно, Создатель или же благосклонные к молодому магу местные божества в последний момент подстелили невидимой соломы на то место, куда миг спустя свалился сын Льювина – во всяком случае, Фьонн не переломал костей и не особенно сильно ушибся.
Во время внепланового полёта маг инстинктивно зажмурился – да и на что смотреть в темноте? Но, ощутив под собой какую-никакую, а всё же опору, Фьонн открыл глаза. Резкий свет, неприятный и неестественный, неожиданно больно ударил в глаза. Волшебник снова зажмурился, бормоча нелестные отзывы в адрес этого выжившего из ума старикашки Фьордана. Одновременно Фьонн судорожно искал карман, в котором лежали очки от солнца. Ллиэ еще в Айлфорне снабдила этими нехитрыми приспособлениями обоих лазутчиков; однако Гвейф лишь иронично хмыкнул, осмотрев очки, и, заявив, что эта ерунда ни к чему существу, для которого огонь является родной стихией, отдал их Фьонну. Таким образом, у мага должно было быть двое очков; но при падении Фьонн приземлился на тот карман, где лежали одни из них. Конечно, изделия эльфов несравненно прочнее, красивее и удобнее аналогичных предметов, изготовляемых людьми; однако даже прославленное эльфийское качество не выдержало вопиющих нарушений правил эксплуатации. Разбились как раз те очки, которые забраковал дракон; но та пара, которая была вручена пылкой эльфийкой лично Фьонну, хранилась в другом кармане и ничуть не пострадала. Водрузив очки на нос – кто бы подумал, что солнцезащитные очки могут пригодиться под землёй! – Фьонн осторожно открыл глаза. Тьфу! Теперь темно, только какие-то корявые решётки вокруг странно мерцают… Впрочем, вскоре волшебник привык и к эльфийским очкам, и к странному освещению. Теперь можно и по сторонам осмотреться…
Вид помещения, в котором очутился Фьонн, никоим образом не настраивал на лирические раздумья. Даже такого отчаянного типа, каким и полагалось быть сыну Льювина, передёрнуло от крайне неприятного чувства.
Доподлинно неизвестно, откуда в недрах Мьюнских гор возникла сложная система переходов – специально её пробили в толще горного хребта или же она образовалась сама под воздействием сил природы – но дополнительное оформление, несомненно, было делом рук и воображения какого-то извращённого садиста. Всё вокруг было облицовано костями – и не только человеческими, но и многих других существ. Вон несколько скелетов застыло в позах мифических атлантов, в данном случае подпирающих отнюдь не небо, а свод подгорного коридора; там из гигантских драконьих костей сооружено нечто вроде клетки; а под ногами похрустывает мозаика из фаланг пальцев… Детские черепа, симметрично расставленные по углам, кажется, должны были изображать вазы, а над головой изящным ажурным шатром нависали китовые рёбра… Все эти кости были ослепительно белыми – точнее, ослепляющими, потому что странный свет исходил именно от них.
В общем, зрелище, которое предстало взорам Фьонна, и в самом деле было способно довести до умопомешательства практически любого человека, даже наделённого очень крепкими нервами. Но Фьордан просчитался в ряде пунктов, ожидая, что сын его недруга обязательно спятит. Во-первых, Фьонн был влюблён, а значит, некоторым образом уже являлся сумасшедшим. Кроме того, некоторая сумасбродность вообще являлась наследственной чертой молодого мага. А во-вторых, Фьонн, как и его отец, превосходно разбирался в тонкостях психоанализа, и безумный выплеск из недр фьордановского бессознательного, зримым воплощением которого явилась костяная темница, не был так уж опасен для его душевного здоровья.
Так что Фьонн, вопреки надеждам Фьордана на скорое сумасшествие наследника Льювина, вскоре уже не обращал внимания на жуткие оскалы черепов и неестественные позы скелетов, словно навеки оцепеневших под изуверскими пытками. Отталкиваясь от гипотезы, что у этого помещения должен быть выход, Фьонн наобум пошёл по костяным коридорам. Вскоре маг почувствовал слабое дуновение ветерка; сверх того, до слуха молодого человека донёсся мелодичный звук, словно кто-то пробует струны арфы. Фьонн ускорил шаг. С потолка то там, то тут капала вода: капли падали в небольшие лужицы, из которых вода тонкими струйками растекалась по костяной мозаике пола. Кости зловеще хрустели под каблуками; но Фьонн чутко прислушивался – не раздастся ли снова тот звук, похожий на трепет струн?..
И он снова прозвучал, на этот раз ближе и явственней. Снова повеял ветер – он проникал в помещение откуда-то справа, и Фьонн, не колеблясь, свернул в ту сторону. Через какое-то время молодой маг очутился в пещере. Узкий проход, сквозь который, пожалуй, мог бы протиснуться столь стройный и гибкий индивидуум, каким являлся сын Льювина, преграждала решётка из всё тех же фосфоресцирующих костей. Фьонн, не долго думая, вытащил из ножен меч и ударил клинком по хрупкой с виду преграде: однако, к изумлению мага, оружие пружинисто отскочило от костей, не причинив им не малейшего урона. Молодой волшебник попытался выбить костяную решётку заклятьем – но почти тотчас понял, что здесь его магия бессильна. Фьонн испытал такое чувство, словно его заклятье засосало в трясину… Тогда сын Льювина скрепя сердце решил прибегнуть к последнему средству – мысленно позвать на помощь Гвейфа. Конечно, это явилось бы добровольным признанием своей беспомощности – однако лучше уж вовремя честно признать свою некомпетентность, чем с ослиным упрямством погибать из-за неё. Но и мысленный вопль Фьонна потонул всё в той же трясине, гасящей волшебство.
Было от чего прийти в отчаяние! Внезапно Фьонн с ужасающей остротой осознал, что все эти жалкие останки, которые он только что видел, некогда были живыми существами из плоти и крови, как и он. И вот от них остались только кости, непонятной магией соединённые в подобие жуткого здания в недрах гор… Неужели и его кости тоже останутся здесь, и больше не увидит он ни солнца, ни прекрасных зелёных равнин и лесов, ни своих родителей, ни друзей? Сердце, малодушно прислушавшись к этим упадническим мыслям, ответило частыми ударами, словно птица, отчаянно бьющаяся о прутья клетки. Сын Льювина в изнеможении даже не сел, а рухнул прямо на костяной пол, тем более что больше и некуда было.
Неизвестно, как далеко мог бы Фьонн зайти в грехе отчаяния – однако его тягостное раздумье было прервано всё тем же странным звуком, похожим на звон струны. Молодой волшебник в недоумении огляделся, но не увидел ничего такого, откуда, по его мнению, мог бы исходить подобный звук. Вода по-прежнему капала с потолка, ветер шелестел подобранной на полу костяной пылью, а странные звуки, повторяясь всё чаще, сливались в подобие мелодии. В ней не было ничего зловещего, не было в ней и целенаправленной магии – иначе волшебник сразу почувствовал бы её. Фьонн огляделся внимательнее. Здесь потолок тоже подпирал скелет кита. Странно – как кости морских животных, да ещё такие крупные, попали в недра горы?..
По причудливому сцеплению мысленных ассоциаций Фьонн вдруг вспомнил старинную легенду о том, как была придумана арфа: одна молодая женщина, гуляя по берегу моря, услышала, как ветер гудит в скелете кита, а её возлюбленный, когда она рассказала ему об этом, сделал первую арфу. Раньше сыну Льювина эта история, при всей его вере в чудеса, казалась слишком похожей на красивую сказку, но теперь волшебник призадумался – может, эти странные звуки и впрямь наигрывает ветер на рёбрах кита?
Кому-то подобное объяснение, скорее всего, представилось бы неубедительным; но Фьонна никогда не смущали такие мелочи, как излишняя фантастичность и вопиющая антинаучность явления. Загадочные звуки сейчас отдалённо напоминали мотив одной песенки, очень популярной у молодёжи, и Фьонн, совершенно не думая о том, что на его голос могут притащиться какие-нибудь мерзкие рожи, вполголоса запел:
За холмами уснуло солнце –
Нас с тобой никто не увидит!
Отвори же, любовь, оконце,
Иль ко мне на тропинку выйди!
Дальше сюжет песенки складывался не очень благопристойно: молодая девушка, сдавшись на уговоры влюблённого, пришла на свидание у ракитового куста, где и оставила свою девичью честь. Впрочем, заканчивалась песня вполне благополучно: герой баллады оказался честным человеком и женился на своей доверчивой возлюбленной.
Вообще-то Фьонн затянул песню вовсе не так бездумно: втайне он как раз и надеялся, что, услышав его голос, явятся какие-нибудь местные гады, и, если повезёт, можно будет их перебить, а одного всеми доступными способами, не исключая и пытки, принудить указать выход.
Тихий писк где-то на уровне костяного плинтуса внезапно вторгся в мотив баллады. Острые коготки вцепились в рукав Фьонна. Волшебник инстинктивно отдёрнул руку и увидел белую мышь, которая определённо была живым существом, а не призраком или порождением маниакального бреда.
– Привет, – сказала мышь, поднявшись на задние лапки и глядя на волшебника блестящими глазами пронзительно-синего цвета.
Фьонну не раз доводилось видеть говорящих животных; но белая мышь с синими глазами, а не с красными, как полагается альбиносам?..
– Привет, – отозвался волшебник.
Порывшись в своих карманах, он обнаружил несколько сухарей. Отломив небольшой кусочек, Фьонн предложил его странному зверьку, а остальную часть сухаря принялся грызть сам. И тут маг был потрясён ещё больше – в уголках глаз мышки появились две крупные слезинки.
– Ты чего? – спросил Фьонн. – Тебя кто-то обидел?
Мышь торопливо захрустела сухарём, глотая его вперемешку со слезами. Покончив с угощением, она тихо пискнула:
– Как ты сюда попал?
– Вряд ли это интересно, крошка, – пожал плечами сын Льювина. – Вот если бы найти ответ на вопрос – как отсюда выбраться, это было бы куда интереснее!
Мышь пугливо огляделась по сторонам, потом тихо пискнула, так, что волшебник едва расслышал:
– Выход ты нашёл, но кости, скреплённые слезами и магией, можно разбить только Мечом Королей.
Фьонн с изумлением посмотрел на столь осведомлённое животное и осторожно подставил мыши ладонь. Странная зверушка без колебаний взобралась на руку мага; тогда Фьонн поднял руку повыше и тихо спросил:
– А знаешь ли ты, где его искать?
– Знаю, – пискнула мышь. – Но пообещай: если тебе удастся выбраться отсюда, ты отнесёшь меня в любое поселение эльфов.
Фьонн нахмурился. Кто знает, что на уме у этого зверька? Не принесёт ли он в дом своих союзников вражеского шпиона? Но, с другой стороны – станет пособник врага добровольно отдавать такое сокровище, как Меч Королей?
– Зачем тебе туда? – подозрительно осведомился сын Льювина.
– Не скажу, – в тоне мышки прозвучали точь-в-точь такие же нотки, как у заупрямившегося ребёнка, который отказывается есть кашу. – Раз ты мне не веришь, я тебе тоже ничего не скажу.
– Хорошо, обещаю, – Фьонн поднялся на ноги. – Куда идти?
Мышь, цепляясь за его одежду, проворно взобралась магу на плечо. Следуя её указаниям, Фьонн около получаса шагал по костяным коридорам, пока мышь не скомандовала:
– Стой! Видишь вон ту кучу костей? Убери её и копай на этом месте!
– Чем, интересно? Ногтями? А, может, зубами? – устало поинтересовался Фьонн.
Мышиный писк сейчас сильно походил на смех. Сын Льювина, вспомнив, как в балладах воины порой копают могилу для погибшего вождя своими мечами, решил, что в тех случаях, когда, наоборот, требуется извлечь зарытые ценности, меч тоже может сослужить верную службу.
Копать пришлось недолго. Меч Фьонна наткнулся на что-то твёрдое, и вскоре маг уже держал в руках два меча. С виду мифический Меч Королей не представлял ничего особенного – обычный полутораручный меч с простой рукоятью, безо всяких украшений. Прежний меч Фьонна был отделан намного богаче: но сын Льювина достаточно хорошо разбирался в оружии и магии, чтобы по достоинству оценить ту вещь, которую он только что извлёк из-под кучи костей и слоя земли. Самым же ценным было то, что Меч Королей, очевидно, признал Фьонна своим господином – в противном случае маг безрезультатно копал бы на том месте, где был спрятан Меч, хоть на протяжении десятилетий, и даже не увидел бы легендарного клинка.
Однако надо было ещё выбраться из костяных переходов на вольный простор. Если бы не белая мышь, Фьонн, возможно, ещё долго плутал бы в недрах горы; но странный зверёк безошибочно указывал верное направление.
* * * * *
…В это время Фьордан, которому не терпелось увидеть сына своих заклятых врагов жалким безумцем, не способным отличить правую руку от левой, день от ночи, а друзей от недругов, сунулся к магическому кристаллу. Каковы же было потрясение и ярость мага-евнуха, когда он увидел, что Фьонн уверенно топает в сторону выхода, неся в руках Меч Королей!
Когда Фьордан, изгнанный из родного Мира, облюбовал эти горы и принялся сооружать в них свой бункер, он сразу почувствовал, что где-то под землёй скрыт мощный артефакт. Но как ни пытался Фьордан его найти, всё было тщетно. Со временем маг-евнух узнал из местных легенд, что под Мьюнскими горами запрятан легендарный Меч Королей, но отыскать его Фьордан не смог, как не мог он и кое-что другое. И вот, пожалуйста – наглый мальчишка не только не спятил, но и похитил сокровище, а очень скоро выберется наружу!
По тайным ходам Фьордан опрометью кинулся к выходу, попутно скликая своих солдат-троллей. Те не очень охотно следовали за ним: многих он оторвал от таких важных дел, как пьянка и азартные игры, кто-то на ходу протирал глаза, чтобы не заснуть, и всем, как одному, прижимистый, склочный и мелочный хозяин давно опротивел.
Когда Фьордан со своим воинством примчался к выходу, Фьонн почти освободил проход от костяной баррикады. Увидев нестройную толпу троллей во главе с каким-то мерзким сморчком, молодой волшебник с отвращением поморщился. Белая мышь испуганно поджала хвостик, но не убежала, а осталась на плече Фьонна.
Тролли, как ни странно, особой враждебности не проявляли, как не скакал перед ними Фьордан, брызжа слюной и призывая их изрубить нахального чужака, превратить его в фарш для котлет – заодно и утреннюю трапезу можно будет разнообразить. Однако наёмники с явным уважением косились на Меч Королей, который Фьонн уверенно держал в руках, и не спешили нападать на молодого чародея. Тогда Фьордан не выдержал. Он выхватил боевой топор у стоящего поблизости тролля и кинулся на Фьонна. Но сын Льювина одним взмахом меча – своего прежнего меча, а отнюдь не легендарного клинка – выбил топор из рук мага-евнуха, давно утратившего боевую сноровку.
– Иди-ка ты в баню, дедок, – спокойно посоветовал Фьонн и, оглушив Фьордана ударом меча плашмя по голове, гибким движением скользнул в трещину между камнями. – Пока, ребята! – чуть позже донёсся до троллей его жизнерадостный голос.
Наёмники одобрительно переглянулись. Никто из них не предпринял попытки преследовать молодого мага. Хотя троллей нередко считают тупыми существами, на самом деле они ничуть не хуже других понимают свои интересы. Если бы кто-то из них и оказался столь опрометчив, что сунулся вслед Фьонну, для мага не составило бы особого труда, встав возле узкого прохода, по очереди перебить героических идиотов, даже если бы их оказалось много.
Возможно, проявлением тупости сочли бы то, что тролли вообще позволили волшебнику беспрепятственно смыться – однако и это утверждение далеко не столь бесспорно, как кажется на первый взгляд. Кто знает – может, в данном случае наёмники проявили небывалые для представителей их племени прозорливость и благоразумие?..
* * * * *
Злополучный дракон, приняв свой настоящий облик, всю ночь нервно метался над проклятыми горами, отыскивая хоть какую-то лазейку. Но, увы – то ли ходы-выходы были очень хорошо замаскированы, то ли Гвейф, находясь под воздействием сильного стресса, порастерял часть своей обычной наблюдательности, а только отыскать хоть какой-то вход – или же выход, что принципиальной разницы не имело – дракону так и не удалось. Кружа над вершинами Мьюнских гор, Гвейф с душевным содроганием думал о том, что может приключиться с неосторожным сыном Льювина, попавшим во вражье логово. От переживаний Гвейф ужасно утомился, даже больше, чем от бесплодного круженья в воздухе – это дракон-то, о которых говорят, будто они бесчувственные бестии, которым только и дела, что до золота и драгоценностей, а больше ни до кого и ни до чего, кроме разве что собственной бронированной шкуры! К чести дракона, нужно сказать, что он терзался отнюдь не от страха перед гневом магистра Мон-Эльвейга, а именно от беспокойства за судьбу Фьонна. Хоть Гвейф и был драконом, но таких друзей и среди людей не просто отыскать!
Вконец утомлённый дракон плюхнулся на какой-то скальный выступ, мрачно размышляя, что же делать дальше. Приближался рассвет – небо на востоке едва заметно светлело.
«Эй, Рэн, ты где?» – усталые мозги дракона вдруг уловили мысленный оклик Фьонна.
Эге, похоже, что этот шалопай где-то поблизости!
«А ты где?» – в ответ поинтересовался дракон, сразу же позабыв об усталости и взлетев ввысь – как в прямом, так и переносном смысле.
«Хм, хороший вопрос, – прозвучало в ответ. – Где-то у подножия горы… Справа холмы виднеются и какая-то чахлая роща… Хотя почему справа? Если повернуться другим боком к горам…»
«Тьфу, пустомеля!» – мысленно выругался дракон, зорко оглядывая окрестности.
Наконец-то! Внизу Гвейф различил крохотную человеческую фигуру, закутанную в пёстрый плед. Траектория полёта дракона моментально изменилась, и вскоре Гвейф круто затормозил прямо перед носом волшебника, который то и дело косился в сторону гор, ожидая нападения фьордановского воинства. Странно, что ему вообще удалось относительно легко смыться из костяного подземелья!
Белая мышь ещё до приземления дракона торопливо спряталась в сумку мага и теперь сидела там тише воды, ниже травы, полностью оправдывая своим поведением поговорку «тихо, как мышь».
– И где ж тебя носило, хотел бы я знать? – строго вопросил Гвейф, принимая человеческий облик.
– Гулял по старинному парку под ручку с красоткой, – в тон ему отозвался Фьонн. – Не задавай дурацких вопросов, Рэн! Я был в подземелье, где кругом костей больше, чем в древнем склепе или археологическом музее! Зато посмотри, что я оттуда принёс! Это же тот самый Меч, или я окончательно свихнулся!
При этих словах дракон как-то подозрительно посмотрел на приятеля: как-то чересчур внимательно, словно выискивая в его поведении нехорошие симптомы…
– Ну, чего ты на меня так уставился, Рэн? – хмуро процедил волшебник. – И, знаешь, давай-ка побыстрее куда-нибудь переместимся, что ли… Видишь ли, я полагаю, что Фьордан всё-таки должен снарядить за мной погоню. По крайней мере, вражеских шпионов обычно стараются ловить, как я слышал. Хотя нет, пока нам уматывать нельзя. Мы ведь не выполнили задание…
– К свиньям собачьим все задания! Ты, значит, был в знаменитой костяной тюрьме?! Кьёр, ты как после этого… вообще?
– Что – вообще? – не понял маг. – Сам видишь – руки-ноги на месте, голова, какая ни на есть, вроде тоже… А что должно было произойти?
– Да знаешь, Кьёр, – задумчиво проговорил дракон, – я слышал, что все, кто проведёт там хоть несколько часов, вроде лишаются рассудка. Я, правда, пока не замечаю в твоём поведении никаких опасных изменений…
– Брось, Рэн, – беспечно перебил его Фьонн. – Я ведь туда уже слегка спятившим угодил. Может, наоборот, стану рассудительнее, а?
– Посмотрим, – уклончиво отозвался дракон, сейчас не склонный к излишнему оптимизму. – Пока давай подальше уберёмся отсюда.
– Я же тебе только что объяснял, что сначала надо задание выполнить, – нетерпеливо повторил сын Льювина. – Или ты воображаешь, что в подземном бункере я в качестве почётного гостя был на парадном смотре войск Фьордана? Конечно, лезть снова в эту яму нет смысла. Но можно захватить пленника, который в доверительной, дружеской обстановке непременно расскажет нам всё, что ему известно о военных силах нашего противника. Ого, наконец-то! – маг встрепенулся, услышав какой-то шум. – Ну наконец-то соизволили за мной погнаться, а то мне даже как-то обидно становится от подобного невнимания! Итак, Рэн, это наш шанс захватить «языка»! Пожалуй, тебе стоит временно принять свой подлинный вид, если не возражаешь.
Вместо возражений Гвейф мгновенно перекинулся; Фьонн влез на широкую спину дракона, и тот поднялся в воздух, но не очень высоко, а так, чтобы было удобно высматривать будущего пленника.
Нужно сказать, что тролли крайне неохотно пустились в погоню. Уже одна мысль о встрече с обладателем Меча Королей повергала их в растерянность. Они прекрасно знали, что даже тот, кто вообще не умеет обращаться с оружием, будучи признан Мечом в качестве своего хозяина, способен совершить великие ратные подвиги. А уж тот тип, которого Фьордан приказал схватить любой ценой, отнюдь не походил на увальня, прежде ни разу не бравшего в руки оружие – троллей, несмотря на их тупость, вошедшую в поговорку, не сбили с толка внешняя утончённость и интеллигентная физиономия потенциального противника. Наёмников, посланных в погоню, передёрнуло от самого выражения – «схватить любой ценой». Если б речь шла о том, что за пойманного беглеца можно будет любую цену заломить с Фьордана – тогда ещё стоило бы подумать. Но наёмники хорошо знали своего нанимателя, поэтому на подобное не надеялись. Платить же за поимку опасного лазутчика ранами на собственной шкуре, а то и поистине бесценной жизнью, естественно, не хотелось никому. Поэтому тролли и не торопились. Но всё-таки приказ есть приказ, и наёмники, разделившись на группы по двое-трое, поминутно проклиная скрягу Фьордана и поминая его неприличными словами на каждой колдобине, нехотя принялись рыскать вдоль склонов Мьюнских гор.
Узенькая полоска солнца неуверенно проглянула из-за горизонта – словно полусонный ребёнок чуть приоткрыл глаза. Стало посветлее, и тролли, обращай они больше внимания на небо, непременно заметили бы тёмный силуэт дракона, парящего над горами.
– Смотри-ка, Рэн, вон, по-моему, вполне подходящая кандидатура! – негромко сказал волшебник.
– А-а-а! – отчаянно заорал тролль, сдёрнутый могучей драконьей лапой с горного уступа, куда он непонятно зачем взгромоздился. – Караул!
Его соратники, услышав вопль, дружно задрали морды вверх, но помочь своего злополучному соплеменнику они уже ничем не могли. Дракон быстро набирал высоту, крепко держа в лапе предводителя тролличьего отряда, а на спине дерзкого ящера спокойно восседал тот самый тип, которого Фьордан приказывал поймать любой ценой. Но, похоже, на этот раз сделка не состоялась.
– Надо где-нибудь приземлиться, Кьёр, а то мне уже надоело держать это ценное приобретение, – честно признался дракон, когда очертания Мьюнских гор расплылись в туманной дымке далеко позади. – У меня уже лапа затекла! Можно, я его брошу? Говорят, тролли сделаны из камня. Если это правда, ему ничего не сделается.
Полузадушенный тролль, который давно перестал орать – частично оттого, что понял всю тщетность этого занятия, частично же оттого, что охрип – услышав это непосредственное заявление, чуть не окаменел от ужаса. Он-то хорошо знал, что будет…
– Не смей, Рэн! – одёрнул приятеля волшебник. – Мы же с тобой не для того его схватили, чтобы проверять на удароустойчивость! Но приземлиться действительно надо. Заодно и побеседуем с нашим пленником. Кстати, что это там за башни виднеются?
– Возможно, это Дрэгон, пограничная крепость лорда Хеледэна, если только я смотрел на план местности с той стороны, с которой нужно, и ничего не напутал, – отозвался дракон, опускаясь на землю у подножия невысокого холма. – Прими это сокровище, Кьёр, да свяжи покрепче, – эта ценная рекомендация, разумеется, касалась пленника.
Как ни странно, услышав имя Хеледэна, Фьонн на этот раз не испытал неприятных эмоций, которые прежде вызывало у него не только присутствие данной личности, но и любое упоминание о ней. Сын Льювина крепко связал пленника, примостив его возле живописного нагромождения валунов. Между тем дракон брезгливо посмотрел на свою лапу, которой он только что держал тролля, и перекинулся в человека.
– Неплохо бы руки помыть, – мрачно заявил он, старательно отряхивая ладонь о клетчатый килт.
– Ага, – подхватил Фьонн. – А ещё умыться и почистить зубы. Да, ещё неплохо бы ванну принять, – вспомнив обо всех этих атрибутах комфорта, которых он в данный момент лишён, сын магистра Мон-Эльвейга заметно погрустнел.
– Ты мне ещё про завтрак расскажи, – огрызнулся дракон, окончательно расстроив молодого мага этим напоминанием.
У подножия холма приятели отыскали родник, так что частично им удалось выполнить свои скромные пожелания.
– А позавтракать мы сможем в гостях у лорда Хеледэна, к которому очень скоро заявимся в гости – вот только сначала допросим нашего пленника, – обнадёжил Фьонна Гвейф, зачем-то собирая хворост.
– Этак мы попадём разве что ко второму завтраку, – скептически отозвался волшебник и язвительно спросил. – А сейчас ты утренний чаёк вскипятить собрался, что ли?
– Нет, устроить допрос с пристрастием, – хищно осклабился Гвейф. – Эти тролли, они, знаешь ли, такой дуболомный народ – если не припугнуть как следует, могут и не вспомнить, что нужно. У них частенько с памятью и сообразительностью бывают проблемы: но тёплая атмосфера внимания и одобрения творит чудеса даже с камнями и троллями!
Фьонн поморщился. Он не был сторонником пыток, но рассуждения приятеля показались ему логичными. Маг уселся на травянистый пригорок поодаль и молча наблюдал, как Гвейф хлопочет вокруг пленника, раскладывая подготовленное топливо. Нет, как-то нехорошо всё же…
– А может, он и так расскажет, что ему известно? – предположил сын Льювина, но без особой уверенности в голосе.
– Попробуй, – скептически отозвался дракон и предупредил. – Только имей в виду: магия на этих типов почти не действует.
– Так ты волшебник? – выпучив глаза, тролль уставился на Фьонна.
– Я что-то не понял – кто тут допрашиваемый? – любезно поинтересовался сын Льювина. – Для начала скажи, как тебя зовут.
– Дрыл, – скромно сообщил тролль.
– Замечательное имя, – с лёгкой усмешкой высказался Фьонн. – Под стать его носителю, ничего не скажешь. Но знаешь, ещё мне очень хотелось бы знать, чего это вы оказались такими рохлями, что проворонили возможность выслужиться перед хозяином и позволили мне беспрепятственно уйти, а?
Тролль замялся.
– Нам же совсем не это нужно узнать, Кьёр, – шепнул дракон на ухо магу.
– Скажи лучше – эльфам не это нужно узнать, – также шёпотом отозвался Фьонн. – А мне интересно то, что касается лично меня, – тут он возвысил голос, обращаясь к пленнику. – Дрыл, ты, надеюсь, понимаешь, что эти вопросы были, так сказать, разминкой перед дальним забегом. А теперь расскажи-ка нам – только честно, без выдумок – о том, какое войско у Фьордана, кто поддерживает этого колдунишку, какое вооружение у его солдат и союзников… Ну! Я жду с нетерпением твоего рассказа, – резко сказал маг, видя, что пленник не торопится с чистосердечным признанием.
– Я же тебе говорил, – сварливо напомнил дракон. – Нет, по-хорошему эти типы не понимают, – и он с решительным видом подступил к пленнику.
– Неужели то, что говорят о гуманизме Светлых магов – брехня?! – отчаянно возопил тролль, поняв, что Гвейф вряд ли шутит. – Они могут запросто подвергнуть пыткам невиновного… то есть оступившегося на горной круче?!
Фьонн слегка удивился – откуда эта дубина узнала, что он Светлый маг? У него же это на лбу не написано… Другое дело – фейное заклятье, предназначенное для пылких девиц!
– Заткнись, вражье отродье! – цыкнул на пленника дракон, старательно подгребая хворост и прикидывая, с какой стороны удобнее запалить костерок. – Во-первых, ты не человек – так о каком же гуманизме ты болтаешь? А, во-вторых, ты, отродье Тьмы, виновен уже в том, что появился на свет!
– А презумпция невиновности? – метко возразил Дрыл.
– А ведь он прав, Рэн, – вполголоса промолвил Фьонн.
Несмотря на некоторую предрасположенность молодого человека к правовому нигилизму, мэтру Улльдару, главному правоведу Мон-Эльвейга, всё же удалось в своё время привить наследнику магистра Льювина основные правовые понятия; кроме того, Фьонн до глубины души был потрясён тем, что безмозглый, как принято считать, тролль знаком с юридическими терминами. Волшебник резко поднялся с места, решительно отстранил дракона и принялся торопливо расшвыривать хворост, симметрично разложенный Гвейфом вокруг пленника.
– Эльфы, а в особенности Светлые, друг Рэн, резко выступают против применения пыток, – пояснил Фьонн дракону, который изумлённо вытаращился на него.
Но изумление Гвейфа лишь возросло, когда из-за ближайших деревьев бесшумно появился сторожевой эльфийский отряд с самим лордом Хеледэном во главе.
– Как ты их услышал, Кьёр? – спросил дракон, которого всякий раз передёргивало от странной манеры эльфов появляться без единого звука, причём в том момент, когда их совершенно не ждут.
Фьонн лишь отмахнулся и как ни в чём не бывало приветствовал своего соперника, которого формально, наверное, следовало бы назвать более счастливым. Стоило магу произнести имя Хеледэна, как говорящая белая мышь, принесённая Фьонном из костяных переходов, высунула мордочку из сумки волшебника, внимательно осматриваясь по сторонам. Однако никто её не заметил. Хеледэн особой радости от встречи с Фьонном и его спутником, понятно, не выказал, однако повёл себя, как и полагается благовоспитанному эльфу и гостеприимному хозяину – пригласил мага и дракона позавтракать в его замке.
Мимоходом Хеледэн упомянул о том, что его дозорные заметили летящего дракона, который, по-видимому, где-то поблизости приземлился  – поэтому-то лорд и решил лично проверить, кто это пожаловал в его владения. Фьонн как бы невзначай встряхнул за шиворот пленённого тролля, ненавязчиво демонстрируя сей ценный военный трофей гордому эльфу. Передав пленника на попечение эльфийских воинов, Фьонн вместе с Гвейфом охотно присоединились к Хеледэну, который, выяснив, что в окрестностях замка всё благополучно, поспешил домой.
На этот раз Хеледэн оказался чуть более разговорчивым, чем в их предыдущую встречу: он даже снизошёл до того, что рассказал кое-что из истории возведения сей достославной цитадели, уже несколько веков служащей оплотом против врагов эльфийского народа и колдунов-вредителей. У Фьонна, правда, на языке так и вертелся один вопрос – а что ж это за многочисленные и непоседливые враги и вредители? Ясно, что речь шла не о Фьордане – ведь ему, собственно говоря, вряд ли может быть намного больше лет, чем отцу Фьонна, хотя, если судить только по внешнему виду злополучного мага-евнуха (которого Фьонн как раз и не видел), возможно, несколько веков не показались бы таким уж большим преувеличением. Однако Фьонн, вероятно, и впрямь стал чуточку благоразумнее и тактичнее после экскурсии по костяной тюрьме: как бы то ни было, молодой маг удержался от колкости, уже готовой сорваться с языка, и лишь кивал с видом величайшего внимания к речам собеседника.
Приблизившись к стенам крепости, Хеледэн внезапно умолк на полуслове. Дело в том, что он и его спутники подоспели как раз к заключительному этапу установки новых стальных ворот. Лорд критическим оком взирал на то, как три десятка гномов с гаечными ключами и отвёртками в руках суетятся у ворот, проверяя, насколько легко и бесшумно ходят взад-вперёд огромные створки. Руководитель работ, коренастый гном в позолоченной каске и тёмно-зеленом комбинезоне, проворно подкатился к работодателю, то есть к лорду Хеледэну: эльф, нахмурившись, отрывисто высказал ряд пожеланий не терпящим возражений тоном, и гном побрёл отдавать соответствующие распоряжения своим подчинённым.
Глядя на старые ворота, валяющиеся поодаль, Фьонн предположил, что они, видимо, были сорваны с петель врагами в ходе ожесточённой осады крепости. Обе створки были сильно ободраны и покорёжены; лишь отдельные уцелевшие фрагменты покраски указывали на то, что некогда ворота были ярко-зелёными и, сверх того, на них было что-то нарисовано – вероятно, герб рода Келебриэльдэ, причудливый корабль-арфа. Но волшебник очень удивился бы, если бы узнал, что ворота изуродованы отнюдь не врагами: в столь плачевное состояние они были приведены мастерами-гномами, которые еле-еле отодрали старые ворота, установленные их соплеменниками. Новые ворота изготавливались по индивидуальному проекту самого лорда Хеледэна – из более современных материалов и в соответствии с требованиями моды. На светло-сером фоне мерцал радужный контур королевского герба, а вверху, над воротами, бегущая строка приветствовала всех входящих с миром на трёх языках: эльфийском, человеческом и гномьем.
– Круто! – выразил своё одобрение непосредственный Гвейф.
– В самом деле, лорд Рэнхарт? – с сомнением осведомился Хеледэн. – Право, не знаю, понравится ли это леди Ллиэ?
– О, конечно, понравится, – живо заявил Фьонн, который при упоминании имени эльфийской волшебницы почему-то остался совершенно спокоен – это его даже удивило. – Леди Ллиэ вообще сочувственно относится к современным тенденциям в строительстве и дизайне; а уж ваше стремление сделать ей приятное, лорд Хеледэн, она обязательно оценит по достоинству!
– Вы так полагаете, лорд… Кьёртэн?
В голосе эльфа Фьонну послышалась едва уловимая горькая нотка; кроме того, почему он сделал короткую паузу перед именем собеседника?.. Мага это насторожило; однако он ограничился тем, что скромно кивнул и постарался перевести разговор на другую, менее скользкую тему.
* * * * *
Завтрак оказался просто замечательным: знаменитый эльфийский сыр, корзиночки из заварного теста, фаршированные грибами и креветками, ветчинный рулет, взбитые сливки с земляникой, ореховые кексы и восхитительное вино – рубинового оттенка, с непередаваемым сладковато-пряным ароматом и вкусом…
Фьонна немало порадовало и то, что он наконец-то избавился от клетчатого килта и пледа – Хеледэн предоставил в распоряжение гостей свой гардероб, и волшебник облачился в одеяние из тёмного шёлка, казавшегося чёрным, если бы не зеленоватый оттенок, которым материя отливала на свету. Дракон выбрал пурпурную тунику и плащ из золотистой парчи.
– Ну ты и расфуфырился, Рэнхарт – прямо император какой-то, – фыркнул сын Льювина. – Только короны и не хватает!
– Да, если ты не забыл, Кьёр, на следующем этапе нашей деятельности как раз и планировалось её приобрести, – напомнил Гвейф, разглядывая своё отражение в большом зеркале.
Тем временем белая мышь проворно подбежала к Фьонну, который пристёгивал к поясу легендарный Меч Королей, и царапнула коготками по сапогу мага.
– Чего тебе, крошка? – благодушно спросил волшебник.
– Ты с кем там разговариваешь? – немедленно поинтересовался дракон, снова вспомнивший, что его подопечный побывал в костяной тюрьме; вдруг после подобной экскурсии сойти с ума можно и некоторое время спустя?
– О, я совсем позабыл вас познакомить, – извинился молодой маг, сажая мышку на ладонь. – Это всё ты виноват – завёл волынку, что я могу спятить и так далее… А эта очаровательная леди, между прочим, помогла мне отыскать Меч Королей и выбраться из темницы! Ой, прошу прощения, леди – я ведь до сих пор не знаю вашего имени!
– Зато я ваши знаю – я ведь слышала, как мой брат… ой, я хотела сказать, как тебя называли Кьёртэном, а его Рэнхартом, – пискнула мышь. – Ты выполнил своё обещание, но я хочу попросить тебя ещё об одном небольшом одолжении…
Однако речь мышки была бесцеремонно прервана неожиданным стуком в дверь.
– Да, да, входите, – отозвался Фьонн.
Дверь распахнулась. На пороге стоял лорд Хеледэн.
– Я бы хотел поговорить с вами наедине, лорд… Кьёртэн, – промолвил он.
– Я весь в вашем распоряжении, – отозвался сын Льювина, выдав сей стандартный речевой штамп с хорошо заученной учтивостью.
– Не буду мешать, – буркнул Гвейф и поспешно вышел, аккуратно притворив за собой дверь.
Мышь, всё ещё сидевшая на ладони мага, вдруг настойчиво дернула его за рукав. Эльф с интересом посмотрел на животное.
– Вы, кажется, талантливый дрессировщик, лорд Кьёртэн, – со вздохом высказался Хеледэн.
– Вы к чему это говорите, лорд Хеледэн?
Видя, что мышка проявляет заметные признаки беспокойства, Фьонн посадил зверька на низкую резную скамеечку. Мышь, похоже, сначала хотела спрыгнуть на пол, но вдруг присмирела.
– О, конечно, за каждым моим словом стоит скрытый смысл, вы правы, – невесело усмехнулся эльф. – Но сначала мне бы хотелось прояснить – как следует вас называть? Ведь вы вовсе не Кьёртэн, как упорно себя именуете, а Фьонн, сын Льювина, магистра Ордена магов.
– Неужели леди Ллиэ… – начал помрачневший наследник магистра.
– Нет, – отрезал Хеледэн, глядя в глаза собеседнику. – Леди хорошо держит слово, да! В этом я и сам убедился, только не знаю, радоваться этому или нет, – с оттенком горечи прибавил он. – Да и какая разница, откуда я знаю твоё имя, волшебник?
– Железный Лоб, – скривился Фьонн. – И много он вылакал, прежде чем проболтался?
– Как легкомысленно ты судишь обо всех и всём, юноша! И она такая же, как ты, хоть вы с ней из разных Миров и народов! В ней, как и в тебе, есть что-то такое, что притягивает окружающих и словно греет… Если бы не она, уж конечно, я бы тогда ушёл в Край Ожидания…
Фьонн знал, что Краем Ожидания эльфы называют нечто, вряд ли являющееся местом в привычном смысле слова, где их души пребывают после гибели; так как эльфы вообще-то бессмертны, они потом возрождаются в прежнем облике и отлично помнят о своём прошлом, но времени от одного рождения до другого может пройти, ох, как много! К тому же Фьонн никогда не слышал об эльфийском Крае Ожидания ничего хорошего, что и понятно – что за удовольствие творческим личностям, которыми являются практически все эльфы, невесть сколько ждать в бездействии?!  Вспомнив, что рассказывала о своём женихе Ллиэ, Фьонн сделал вывод, что Хеледэн, которого все вокруг считали почти безнадёжным пациентом, остался жив лишь благодаря неусыпным заботам эльфийской волшебницы. Понятно, что наследник королей почувствовал к ней благодарность – нет, всё-таки, видимо, нечто большее: хоть эльфы, будучи бессмертными, не особенно высоко ценят свою жизнь, однако долг короля перед подданными и долг мести за убитых родичей они считают священными обязанностями. А уж тем более такой помешанный на рыцарском кодексе тип, как Хеледэн!
– Её невозможно не любить, верно? – помолчав, промолвил эльф, не столько спрашивая мнение собеседника, сколько высказывая собственное. – Она как ребёнок, и если делает больно, то, конечно, не по злому умыслу, а от непосредственности или из озорства.
– Зачем вы говорите мне всё это, лорд Хеледэн? – спросил Фьонн, теряя терпение.
Уж хоть бы сразу сказал, напрямик: «Вызываю тебя на поединок!» Или он совсем не к этому клонит?
– Не притворяйся дурачком, сын мага, – резко бросил эльф. – Что ж, ты думаешь, я не знаю, что было между ней и тобой?
– Если вы действительно так хорошо осведомлены, как уверяете, лорд Хеледэн, – сухо отозвался молодой волшебник, – то должны знать, что ничего серьёзного не было.
– До чего же большое значение вы, люди, придаёте плотской страсти! – презрительно поморщился Хеледэн. – А душевная привязанность, по-вашему, пустяк?
– Да чего вы от меня хотите, лорд Хеледэн? Если вызвать меня на честный бой, то не слишком ли большое предисловие? – Фьонн решил во чтобы то ни стало поскорее покончить с этой нудной беседой.
– Хочу узнать твои намерения, сын мага, – жёстко отозвался Хеледэн. – Если ты действительно её любишь, и она тоже тебя любит – я готов отказаться от своих прав на неё. Она хочет быть королевой… Что ж, я готов отдать ей своё королевство, свою жизнь, которую сохранил только благодаря ей одной – лишь бы она была счастлива! А сражаться с тобой… Что это изменит? Но, конечно, если ты настаиваешь…
Фьонн отнюдь не считал поединок с Хеледэном необходимым условием своего благополучия и душевного равновесия; однако мага так и подмывало съязвить, что один точный удар очень даже много может изменить – как в политике, так и в любви. Понимая, насколько неблагоразумным и невоспитанным было бы подобное заявление, Фьонн лишь молча хлопал глазами, глядя на эльфа. Уж не повредился ли благородный Хеледэн рассудком, закралось в мысли мага смутное подозрение. Ллиэ намекала на то, что, вероятно, её жених, очутившись в лапах Фьордана, подвергся жестоким пыткам. От этого вполне можно сойти с ума – во всяком случае, сейчас-то лорд Хеледэн действительно рассуждает как полоумный. Нет, покажите мне идиота, который добровольно отдаст – ну, свою невесту это бы ещё ладно – но власть, собственность, титул и прочее достояние?!
Неожиданный поворот событий избавил Фьонна от необходимости продолжать странный разговор. Белая мышь вдруг спрыгнула с резной скамейки на пол… и вместо неё перед собеседниками очутилась эльфийская девушка в белом платье с распущенными светлыми волосами. Прежними остались пронзительно-синие глаза, которые Фьонн ещё раньше счёл нетипичными для белых мышей.
Увидев эту даму, Хеледэн отступил на шаг, словно перед ним появилось привидение.
– Оэйлин? Сестра? Быть не может! Или это морок?
Девушка избрала самый убедительный и быстрый способ, чтобы разом покончить с подобными сомнениями – она не стала тратить лишних слов, а просто обняла брата и прикоснулась губами к его щеке.
– Но мне же говорили, что ты погибла, – всё ещё не мог прийти в себя Хеледэн.
– Как видишь, это была неправда, – коротко ответила Оэйлин. – Я-то знала, что ты остался жив, что тебя потащили в логово Фьордана. Я пыталась тебя найти, но… Понимаешь, наша матушка… перед тем, как… я хотела тоже, как и вы все, сражаться с врагами, но она превратила меня в мышь и приказала уйти. А я не ушла. Я всё видела… А потом незаметно влезла в одну из повозок врагов, когда увидела, что тебя взяли в плен. Но в подземелье я быстро потерялась и блуждала там, не зная, что мне делать… Если бы не Кьёртэн… Или Фьонн? Не знаю, сколько ещё времени мне бы пришлось там оставаться… Конечно, я через какое-то время разобралась в матушкином заклятье – но, сам понимаешь, мышью в логове Фьордана быть куда безопаснее. Кошек там нет, а тролли мышами не интересуются.
– Теперь ты, Фьонн, сын Льювина, вправе требовать от меня, что угодно, – сказал эльф. – Ты ведь спас мою любимую сестру!
– Ну, не стоит благодарности, – небрежно махнул рукой Фьонн. – Во-первых, я знать не знал, что это ваша сестра, лорд Хеледэн, а, во-вторых, почему бы ни выполнить маленькую просьбу маленькой мышки, которая крупно помогла мне в подземелье? А награду я уже получил, – волшебник прикоснулся к Мечу Королей.
– А Ллиэ? – грустно спросил эльф.
– Была и остаётся вашей невестой, – отозвался маг. – Я пока не собираюсь связывать себя узами брака. И, клянусь своей душой, я не посягал на её честь! Да и стоит ли вам так убиваться, лорд Хеледэн, так драматизировать ситуацию? Леди Ллиэ, конечно же, полюбит вас, когда узнает ближе, и скоро позабудет обо мне.
– Эльфы не столь забывчивы и непостоянны, как вы, люди, – с достоинством изрёк Хеледэн, но тут добавил, уже гораздо мягче. – Хотя, когда дело касается Ллиэ, подобные вещи нельзя говорить с полной уверенностью.
Фьонн пожал плечами.
– Леди Оэйлин, вы, кажется, о чём-то хотели попросить меня? – обратился он к эльфийке, побывавшей в мышиной шкурке. – Хоть я и являюсь представителем ужасно непостоянной и забывчивой расы, но слова очаровательной дамы не так-то просто позабыть!
– Я всего лишь хотела попросить тебя отнести меня к брату, но теперь эта просьба утратила свою актуальность, – слабо улыбнулась Оэйлин.
Под её грустным взглядом Фьонна, как молния, пронзила мысль о фейном знаке. Он нервно схватился за лоб. Ох, не хватало только, чтоб и эта тоже в него влюбилась!
* * * * *
Военный конфликт с Фьорданом разрешился самым выгодным образом для практичных Тёмных эльфов. Песен о славных подвигах героев, правда, не предвиделось; зато превосходная база для создания горнолыжного курорта теперь целиком находилась в распоряжении честолюбивого Ангэйна-Хьюла и его своенравной сестры.
Дело в том, что предводитель наёмников-троллей, пленённый Фьонном и Гвейфом, оказавшись в руках Тёмных эльфов, благоразумно решил воспользоваться моментом, дабы сменить изрядно поднадоевшего работодателя на нового, более успешного и щедрого. Дрыл отлично знал, что большинство собратьев, если не все, активно поддержат его в любом начинании, которое окажется достаточно прибыльным. Благородный Хеледэн, конечно, счёл бы ниже своего достоинства привлекать к сотрудничеству троллей; но практичный и не столь щепетильный Ангэйн пообещал нанять всё их подразделение на строительные работы в Мьюнских горах, причём за плату, вдвое превосходящую довольствие наёмников, если те мирно и без кровавых эксцессов выдадут Фьордана эльфам. Беспринципный Дрыл, разумеется, легко согласился на подобное предложение, тоже не отличающееся особой принципиальностью – Фьордан опротивел и ему, и его подчинённым настолько, что троллю порой очень хотелось абсолютно безвозмездно сдать своего работодателя куда угодно, хоть на свалку истории, хоть в пункт приёма пустых винных бочек.
Итак, бывший пленник целым и невредимым вернулся к своим соратникам; а вскоре тролли в торжественной обстановке передали лорду Ангэйну тщательно укутанного в смирительную рубашку Фьордана. Сие знаменательное событие, вошедшее в хроники Арландуна, произошло у новых врат Дрэгона, пограничной крепости лорда Хеледэна. Мага-евнуха с должным почётом препроводили в надёжную одиночную темницу, где ему и надлежало пребывать до справедливого, мудрого и гуманного суда эльфийских присяжных. Возможно, в тиши и уединении эльфийской темницы Фьордан не раз пожалел и о тех костях, которыми не так давно швырял в предводителя наёмников, и о регулярной задолженности по денежному довольствию своей бывшей армии…
А эльфы и их союзники тем временем победным маршем шествовали по землям, недавно находившимся под игом духовно и физически неполноценного чародея. Самыми активными и воинственными сторонниками низложенного мага являлись шайки разбойников, которыми кишели окрестности Мьюнских и Фаарнских гор. Но несколько молниеносных боевых операций под руководством Фьонна быстро искоренили эту противоправную заразу. В этих сражениях молодой маг сумел в значительной мере оценить некоторые свойства Меча Королей. Волшебный Меч сметал врагов десятками, укладывая их останки в подобие аккуратных стогов; дошло до того, что при виде Меча кровожадные разбойники, некогда не щадившие ни стариков, ни женщин, ни детей, бросали оружие и либо пытались спастись бегством, либо малодушно сдавались в плен.
Значение Фьонна при объединённом дворе Ангэйна-Хьюла и Хеледэна очень заметно возросло. Когда молодой волшебник в сопровождении Гвейфа и победоносных эльфийских отрядов, наголову разбивших кровожадных бандитов, с триумфом вернулся в Айлфорн, Ллиэ встретила его приветливо и с большим почётом. Но ветреная эльфийская волшебница больше не предпринимала попыток соблазнить молодого мага. Держалась она с ним учтиво и любезно, ни словом, ни взглядом не напоминая о своих былых проделках, и, как заметил Фьонн, всё больше внимания и расположения выказывала своему жениху. Волшебница очень доброжелательно отнеслась к сестре Хеледэна; вскоре стало известно, что Хеледэн предложил руку Оэйлин своему союзнику Ангэйну, брату своей невесты.
Обе свадьбы сыграли в один день. Фьонн и Гвейф, в самых дорогих и модных одеждах, сидели на самых почётных местах. Нужно заметить, что хотя Фьонн после посещения костяной тюрьмы вроде как избавился от увлечения эльфийской волшебницей, какая-то смутная досада тем не менее тихо копошилась на самом дне его души. Сын Льювина героически постарался уверить себя, что всё сложилось как нельзя лучше – ведь он и Ллиэ друг другу совсем не подходят. А затем, чтобы развеяться, молодой человек быстро перенёс свою досаду на мастера Фолли, который нагло выдал тайну его имени лорду Хеледэну. Ведь этот проклятый гном отлично слышал, как Фьонн просил никому не называть его настоящее имя! Допустим, от излишней болтливости гнома он нисколько не пострадал: но не оставлять же просто так подобное пренебрежительное отношение!
В уме Фьонна быстро созрел весьма остроумный и отчасти коварный план. Сын Льювина ничем не выдал своего негодования, напротив, очень любезно беседовал с гномом, постоянно подливая в его кубок крепкого вина. Сам же волшебник решил отныне быть более воздержанным и строго ограничить употребление спиртных напитков. Достаточно посмотреть на Фолли, чтобы почувствовать отвращение к пьянству! Однако очень скоро не только Фьонн, но и все присутствующие на пиру имели возможность на печальном примере Железного Лба убедиться в том, что красный нос и заплетающаяся походка – ещё не самые худшие последствия злоупотребления алкоголем. Как давно известно, самое замечательное и самое худшее у разумных существ – язык; Фолли, потеряв над собой контроль, наглядно это продемонстрировал.
– Д-давайте в-выпьем за прек-расную леди Ллиэ! – гном, пошатываясь, встал со своего места и поднял кубок.
Качнувшись, словно под ногами у него была корабельная палуба в штормовую погоду, а не идеально ровный дубовый паркет в замке, выстроенном вдали от сейсмоопасных районов, Фолли расплескал на скатерть добрую половину вина, однако его ораторский пыл от этого орошения ничуть не остыл.
– Ник-кто её не достоин! Мож-жет, ты, л-лорд Хел-ледэн, вооб-ражаешь, что достоин так-кого сокровищ-ща? Да твоя к-корона – пыль по сравнению с её муд-ростью и крас-сотой!
Хеледэн побледнел от подобной наглости, но быстро отпустил рукоять меча, в которую инстинктивно вцепился, услышав оскорбительные речи гнома – ну что возьмёшь с пьяного! Ллиэ смущённо вспыхнула и опустила глаза.
Понятно, что после подобного заявления очень многие из присутствующих – как эльфы, так и соплеменники Железного Лба – попытались заглушить выступление гнома и заткнуть ему рот. Но это оказалось не так-то просто: хотя гном и качался, словно тростинка на ветру, – внешне, впрочем, он больше походил на средней комплекции бурдюк – всех, кто пытался помешать ему высказаться, Фолли бесцеремонно отпихнул в сторону мощным локтем и продолжал как ни в чём не бывало:
– Позволь, леди, сказать тебе то, о чём я молчал так долго, – видимо, сознавая всю важность предстоящего сообщения, гном даже перестал заикаться. – Я кладу своё сердце к твоим ногам, моя королева! Где ещё, спрашивается, найдёшь столь верную любовь, как ни в сердце гнома?! Моя любовь к тебе – крепче кольчуг и мечей, которые мы, потомки Дьюрина Великого, куём в своих подгорных кузницах! Это не то, что любовный бред какого-нибудь пригожего мальчишки, который забывает о своих чувствах, стоит ему денёк не повидаться с милой! Верно я говорю, лорд Фьонн? – внезапно обратился пьяный в стельку гном к сыну Льювина, который в этот момент готов был голыми руками растерзать несчастного пропойцу.
В зале наступила зловещая тишина. Интеллигентные эльфы были шокированы до глубины души; даже люди, более привычные к безобразным сценам на свадьбах, чувствовали себя как-то неуютно. Гвейфа терзали непереносимые угрызения совести – он в своё время не сумел привить этому неотёсанному, как бревно, гному элементарные навыки поведения в порядочном обществе, и вот, пожалуйста, захмелевший нахал дошёл до того, что осмеливается задевать сына его старинного друга!
Не будь Фолли так сильно пьян, он бы, конечно, почувствовал неладное в столь неожиданно обступившей его тишине, несмотря на недостаток образования и хороших манер. Но Железный Лоб находился именно в том состоянии, когда море по колено. Он залпом осушил кубок – и винные волны захлестнули гнома с головой. Кубок со звоном покатился по полу, а Фолли рухнул мимо кресла и громко захрапел.
* * * * *
– Эй, кто там в такую рань стучится? – недовольно спросил Фьонн на следующее утро, торопливо закутываясь в халат и выходя из своей комнаты в гостиную, дверь которой подвергалась настойчивому механическому воздействию с наружной стороны.
Утро после ночных празднеств начиналось где-то после полудня, так что упоминание молодого мага о рани было сильно преувеличено. Гвейф, этот неутомимый страж, всё ещё крепко спал в своей комнате, оформленной под пещеру. Он, похоже, даже не слышал стука или притворился, что не слышит. Дракона утомили отнюдь не танцы на свадьбе – просто он долго не мог прийти в себя после невоспитанной выходки пьяного гнома, так что усталость Гвейфа была целиком вызвана нервным потрясением.
– Я… – сдавленно откликнулся из-за двери голос Фолли.
Фьонн рывком распахнул двери.
– В чём дело? – без особой любезности, но и не проявляя открытой враждебности, хладнокровно поинтересовался волшебник.
– Хоть ты можешь мне объяснить, в чём дело? – слезливым голосом спросил гном, вваливаясь в комнату и плюхаясь в кресло. – На меня все смотрят так, словно я – не я, а пустой бочонок, призрак… Нет, хуже – словно я заклеймённый всенародным судом отщепенец!.. Скажи честно, Кьёр: ты всё помнишь, что вчера было?
– Надеюсь, что да, – с саркастической усмешкой отозвался маг, но гном, донельзя расстроенный необъяснимым безмолвным порицанием общества, не заметил его иронии. – Вчера, если мне не изменяет память, лорд Хеледэн и леди Ллиэ поженились. А лорд Хьюл женился на леди Оэйлин. Как и полагается, были пир, состязания менестрелей, рыцарский турнир и танцы. Кто-то, конечно, как водится, выиграл приз и заслужил многообещающие улыбки красавиц, а кое-кто напился до потери сознания и облика разумного существа, – волшебник сделал продолжительную паузу, испытующе глядя на гнома.
Тот заёрзал так, словно хотел насквозь протереть сиденье кресла.
– А ты не помнишь, Кьёр – я случайно ничего не говорил на пиру? – почти умоляющим тоном обратился гном к магу, который с рассеянным видом перелистывал пыльный роман, валяющийся на каминной полке.
– Говорил, – лаконично отозвался сын Льювина, делая вид, что крайне заинтересован чтением.
– Кьёр, скажи, ради Дьюрина Великого – что я там наговорил?! – возопил злосчастный Железный Лоб.
Тут из соседней комнаты донеслось недовольное ворчание.
– А, так это опять кошмар наяву, а не во сне, – мрачно обронил дракон, появляясь на пороге своей комнаты. – А я-то думал, что мне это только снится! Вот проснусь, думал, и не будет поблизости несуразных гномов, которые произносят нелепые поздравительные речи в нетрезвом виде!
– Так, значит, я на пиру осрамился, – упавшим голосом простонал Фолли, нервно дёргая себя за бороду. – Что же мне теперь делать? Может, ты, дракон, прикончишь меня в славном поединке? Негоже мне просто так на чей-то меч бросаться; на свою секиру неудобно, а вот если бы ты…
– На меня в этом деле не рассчитывай, – жёстко оборвал его причитания сумрачный Гвейф и, разведя в камине огонь, принялся молоть кофе.
Фьонн, который не только ни оставил мысли коварно подшутить над гномом, но, наоборот, после вчерашней сцены укрепившийся в своём намерении, ехидно посмотрел на Фолли.
– Да, теперь твоё дело труба, Железный Лоб, – с притворным соболезнованием высказался волшебник и язвительно добавил. – Хочешь, я тебе напомню, что ты вчера наболтал?
Гном молча вжался в кресло. Дракон, который в подобных напоминаниях не нуждался, выразительно фыркнул, так что пламя в камине бешено заплясало. Подождав, пока его родная стихия немного успокоится, Гвейф поставил на угли кофейник и сел возле камина прямо на пушистый ковёр, которым был застелен пол.
– Вчера некий гном по имени Фолли был очень весел, – начал сын Льювина, с мечтательным видом прирождённого сказителя подняв взор к потолку, украшенному затейливой резьбой по дереву. – А весел на пиру, как известно, чаще всего означает пьян. И вот, пребывая в том блаженном состоянии, когда ничто не мешает напрямик высказывать свои мысли и чувства – ни благовоспитанность, ни расчёт, ни иные причины, представляющиеся уважительными лишь трезвому рассудку – сей гном признался в любви королеве Ллиэ. Это бы ещё ничего, – снисходительно продолжал маг после того, как Железный Лоб перестал охать слишком громко. – Но славный Фолли осмелился заявить, что высокородный государь Хеледэн не стоит своей невесты, и его корона перед её высокими добродетелями – всё равно что пыль на сапогах наёмного солдата перед сияющей крышей небесного храма…
Отчаянный вой злополучного гнома заглушил речь мага. В это время кофейник тоже заурчал, хоть и намного тише; дракон мгновенно уловил этот долгожданный звук за тоскливыми воплями Фолли и проворно выхватил из камина сосуд с бодрящим напитком.
– Давай свою чашку, Кьёр, – спокойно сказал Гвейф, не обращая внимания на Фолли, который сполз с кресла и покаянно бился головой об пол, покрытый толстым ковром.
– Тебе сколько ложек сахара положить, Рэн? – так же спокойно спросил Фьонн, отодвигая стол подальше от беснующегося гнома.
– Даже весь сахар и мёд, а также кондитерские изделия Арландуна в придачу не скоро подсластят пилюлю, которую мне тут подсунули, – процедил дракон, недружелюбно покосившись на внезапно притихшего гнома, и тут же скромно добавил. – Трёх ложек мне вполне достаточно, спасибо, Кьёр.
Друзья неторопливо прихлёбывали горячий напиток, а их мысли непринуждённо бродили в неизмеримо далёких сферах, когда возле края стола показалась физиономия Фолли. Его борода, этот предмет гордости каждого уважающего себя гнома, сейчас напоминала только что переворошенное граблями сено, а выпученные глаза наводили на печальные раздумья о состоянии рассудка сего потомка Дьюрина. Даже Фьонну и Гвейфу, изображающим из себя философов, наслаждающихся утренним кофе, но в глубине души изрядно рассерженным на Фолли, стало слегка жаль злосчастную жертву алкоголя.
– Ты кофейку не хочешь, Фолли? – участливо спросил дракон, осторожно подтягивая к себе кофейник, чтобы ополоумевший гном случайно не опрокинул его.
– Ужасная гадость, но иногда удивительно бодрит, – жизнерадостно сообщил Фьонн, берясь за сахарницу. – Тебе сколько ложек сахара класть, Железный Лоб?
– Ох! – гном, казалось, не верил своим глазам и ушам. – Друзья, вы ещё можете со мной разговаривать после того, как я вчера… Я знал, что вы не такие гордецы, как эти несносные эльфы! – в приливе восторга воскликнул он.
«Да уж, мы малость похуже будем», – мысленно усмехнулся Фьонн. Мстительность отнюдь не являлась неотъемлемой чертой характера молодого мага; напротив, сын Льювина отличался большой снисходительностью ко многим прегрешениям окружающих, особенно если эти проступки не затрагивали его интересов. Фьонн и сам толком не знал, зачем он так старательно скрывал своё настоящее имя – но это отнюдь не означает, что каждый пьяный гном имеет право посягать на неприкосновенность его инкогнито, хотя бы оно и было всего лишь капризом взбалмошного мальчишки!
Между тем гном, который, очевидно, ещё недостаточно проветрился после вчерашнего пира, на радостях сделал попытку разом обнять мага и дракона, сидевших напротив друг друга. К счастью, им удалось уклониться от мощных объятий Железного Лба, а иначе они бы неизбежно стукнулись собственными лбами, изготовленными Создателем из менее удароустойчивого материала. Фьонн решил, что настал благоприятный момент для того, чтобы приступить к осуществлению своего коварного плана. Он незаметно подмигнул дракону, который прекрасно понял этот знак, и начал:
– После того, что ты натворил, Фолли, тебе неплохо бы убраться подальше. Возможно, потом… Насколько я помню, лорда Хьюла ты не бранил, так что он, может, не будет возражать против твоего возвращения – конечно, если сочтёт тебя достаточно полезным для осуществления хоть одного из своих грандиозных проектов.
– Но все же слышали… – горестно простонал Фолли. – Как же я смогу смотреть в глаза… Ладно свои братья-гномы, да и люди тоже… Но эти эльфы! Они, конечно, слова дурного не скажут, интеллигенты, но будут смотреть так, словно видят перед собой кусок навоза!
– Брось, пожалуйста, своё нытьё, Фолли, – строго одёрнул его волшебник. – Чем стонать и биться головой об пол и предметы интерьера, поедем-ка лучше с нами на небольшую прогулку! Подвиги – это, конечно, прекрасно, но иногда хочется просто так полюбоваться живописными ландшафтами. Не правда ли, замечательно вечерком сидеть у костра, жарить куропаток или зайцев и любоваться звёздами?
Фьонн, как и полагается магу, чьим основным инструментом воздействия на окружающую действительность является слово, неплохо умел захватывать воображение собеседников теми картинами, которые он разворачивал перед их мысленным взором, приукрашивая собственными эмоциями. Гном слегка оживился и задумчиво протянул:
– Да, пожалуй… А когда вы едете?
Фьонн допил свой кофе и неторопливо ответил:
– Мы вообще-то не собираемся тут надолго оставаться. Когда гости разъедутся, можно будет снова отправиться в путь.
– А что ж мне до тех пор делать? – тоскливо вопросил гном.
– Поменьше попадаться на глаза эльфам, – уверенно посоветовал Гвейф и налил себе ещё кофе.
* * * * *
Ллиэ, или, вернее, королева Иэллин, вместе со своим мужем покидала Айлфорн. Предполагалось, что они объедут владения Хеледэна, а потом или вернутся назад, или некоторое время проведут в Дрэгоне, или в каком-нибудь другом из замков короля – точно это ещё не было решено.
Фьонн и Гвейф, которые тоже намеревались покинуть Айлфорн, чтобы продолжить свои развлекательно-приключенческие странствия, пришли попрощаться с эльфами. Хьюл очень сожалел, что столь ценные союзники и верные друзья не останутся до суда над Фьорданом; ведь заседание эльфийского трибунала, несомненно, будет великолепным зрелищем. Конечно же, и Хьюл, и Хеледэн, и его сестра Оэйлин, а в особенности Ллиэ, приглашали мага и дракона в гости в любое время. От горы подарков, которыми обоих наделили Светлые и Тёмные эльфы, кони друзей немного пошатывались. Пришлось принять в подарок ещё и вьючную лошадь. Это тем более было кстати, что куда-то требовалось взгромоздить Фолли, горевшего желанием поскорее скрыться из замка, где он так ужасно себя дискредитировал. Фьонн высказал остроумное предложение замаскировать гнома под тюк с вещами и привязать к спине коня – гном и не упадёт, и лишнего внимание к себе не будет привлекать! Однако на это Фолли не согласился, несмотря на то, что стыд за своё поведение с каждым днём мучил его всё сильнее.
Фьонн с неудовольствием отметил, что эх-ушка, на долгие промежутки времени остававшийся без его глаза, очень сильно разбаловался. Эльфы, на попечении которых оставался водяной конь, конечно, поняли, что это за субъект на самом деле, однако обращались с эх-ушкой так же, как с любым из своих скакунов – то есть без той строгости, которую Фьонн полагал необходимой во взаимоотношениях с этим наглым оборотнем. Несколько грубых окриков и угроза плети как будто напомнила эх-ушке о его участи пленника, но Фьонн сильно подозревал, что от водяного коня в обозримом будущем вполне можно ждать нехороших шуток.
Как бы то ни было, всё было готово к путешествию. Покидая Айлфорн, Фьонн подумал о королеве Ллиэ. Конечно, всё к лучшему, но…
– Я знала, что ты захочешь попрощаться со мной, Фьонн, – услышал он её голос.
Сын Льювина оглянулся, при этом чуть не выронив мешок с провизией, который собирался приторочить к седлу своего коня. Фолли, маячивший поодаль, поспешил спрятаться. Дракон как ни в чём не бывало занимался делами – привязывал тюки и чемоданы, проверяя, всё ли на месте.
Ллиэ прикоснулась к плечу молодого мага.
– Пойдём в сад, – предложила она. – Там сейчас никого нет. Там мы с тобой и простимся…
– Мы ведь уже попрощались, моя королева, – сказал Фьонн, когда они вдвоём пошли по узкой тропке среди плотных зарослей экзотических растений, оставив Гвейфа одного разбираться с поклажей.
– Ты про эту официальную, торжественную сцену? – небрежно отозвалась эльфийка. – Перестань. Мы же оба понимаем, что… Увидимся мы или нет – это уже неважно. Фьонн, – она остановилась и взяла его за руку. – Ты любил меня когда-то…
– Да, – кивнул он. – Но, Ллиэ, моя королева, пойми – это было безумие! Я побывал в костяных переходах Мьюнских гор, где, говорят, все сходят с ума. Наверное, вышло то же, что и в математике, когда складываешь два одинаковых числа с разным знаком… И всё-таки я буду помнить тебя, моя королева…
– Нет, – вдруг тихо засмеялась она. – Ты меня позабудешь, и очень скоро. Рассказать тебе, кто будет твоя настоящая любовь? Или о том, что ждёт тебя через десять лет? Какими будут ваши дети? Хочешь узнать свою судьбу, Фьонн?
– Нет, – он поднёс её руку к губам, поцеловал, но тут же отстранился от эльфийки. – Нет, я не хочу знать свою судьбу, Ллиэ. Я не верю в предопределение, а если оно и есть – я хочу прожить свою жизнь, думая, что всё можно изменить, если этого действительно желаешь. Жизнь хороша и одновременно страшна ожиданием чуда; а если всё известно заранее – где же место для неведомого? Нет, Ллиэ, нет. Может, уже завтра мне суждено погибнуть – но я хочу отчаянно верить, что впереди меня ждёт долгая, бесконечная жизнь! А, может, мне предстоит жить долго-долго – но каждый день я хочу прожить сполна, так, как если бы это был мой последний день на свете! Но хватит обо мне, Ллиэ. Лучше скажи – ты счастлива? Ты ведь любишь Хеледэна и не жалеешь о том, что выбрала его? Я не хочу, чтобы воспоминания обо мне омрачали твоё счастье, моя королева!
– Конечно, я люблю Хеледэна, – улыбаясь, ответила она. – Но это не значит, что я не любила тебя, мой сумасшедший, мой дерзкий чародей! Так бывает иногда – любишь не одного, а двоих… Мы с тобой выбрали свою судьбу, Фьонн, и я ни о чём не жалею. Будь счастлив, мой любимый!
Она торопливо надела ему на шею золотую цепочку с медальоном, шепнула ещё раз «будь счастлив, Фьонн», поцеловала его в губы и скрылась за поворотом тропинки. Постояв на месте несколько секунд, сын Льювина побрёл туда, где его ждали дракон и гном.
– Счастливчик, – тихо пробормотал Гвейф себе под нос, но с таким расчётом, чтобы волшебник его услышал.
Фьонн ничего не сказал, лишь пару раз легонько стегнул зашалившего эх-ушку. Айлфорн остался позади.