Идиоты короткая история в семи картинах

День первый

Открытое пространство смотровой площадки где-то высоко над городом. Так высоко, что и маленькие стайки птиц, и большие чайки, и праздничные шары, отпущенные с земли на счастье – всё, на что мы смотрим высоко, по-детски задрав голову, – всё здесь ниже. И ветер, что на земле не заметен, пока не закуришь и не выпустишь дым, здесь не то чтобы сильнее, он просто есть, и он больше человеческого терпения. Приходится придерживать шляпу, кутать шею в кашне и то и дело поправлять подол плаща. Словом, нечего тут делать. Домой. Домой. Домой. И вся это идиотская идея с фотографированием, вчера казавшаяся такой свежей, нотой свободы на этой земле, - сегодня над этой землёй ощущается пьяным взбрыком, смешным замахом на то, что тебя не боится, на то в чём ты бессилен.
Фотограф поднял фотоаппарат к серому, укутанному в облака солнцу, словно показал ему объективом фигу. Щелкнул затвором. В кадре точно так же пусто как в душе. Домой надо. Глупости эти бросать надо. Скоро сорок, а он скачет как козлик. И глаза такие открытые добрые глупые.
Вторая фотография содержала вертикаль. Канат, скрученный из стальных прутьев. Он является частью конструкции башни, на которой и находится эта просмотровая площадка с ветром. Качество отличное. Никакой цветокоррекции, никакой постобработки не надо. Хоть сейчас в раму. Такое вот дерьмо. Дерьмо в раме.
Третья фотография содержала кроме вертикали еще и живой объект. Вот так постоишь-постоишь, да и дождешься чего. Может, обратит на тебя внимание Создатель. Во всяком случае, эта муха с фотоаппаратом ближе к нему, чем остальные мухи. Ближе птиц. Значит, есть мухи, которые ближе птиц к Создателю.
Живой объект в кадре придерживала у лица концы газового шарфа. Она стояла спиной к объективу и ветру, и лицом к солнцу. Люди обычно любят, когда ветер дуем им в лицо. Изнутри это кажется очень эффектно и приятно. Она же стояла так, словно ждала какого-то особенного порыва. Чтобы уж наверняка оттолкнуться и полететь. В её слегка сутуловатой от зябкости спине не ощущалось ничего кроме ожидания особенного ветра, который подтолкнёт. Но ожидание это заполнила всё её существо. Это было очевидно.
Она стояла спиной к объективу. Для того чтобы произошло чудо встречи двух затерянных людей, чтобы произошла сказка, ну хотя бы для него, – одной фотографии было совершенно мало. И тогда, когда фотограф уже опустил фотоаппарат, но не глаза, когда между ним и живым объектом не было лишних линз и слоев эмульсий на пленке, она как-то сделала плечами… как-то маняще, знакомо и в тоже время инопланетно. Этого неуловимого жеста стало так много, что дальше у фотографа выбора не оставалось.
- Доброе утро. Простите, что отвлекаю. Вы ждёте кого-нибудь. Я могу просить вас позировать мне прямо сейчас это не долго и не затруднит вас просто свет такой необычный и вы всё это родило в моей душе желание, - он набрал дыхание для следующей очереди и чуть помедлил, чтобы дождаться хотя бы лёгкого поворота её головы. Она не двигалась. – Простите… Желание. Желание фотографировать вас прямо вот тут где вы и стоите то есть вам не нужно даже двигаться куда-то просто вы могли бы повернуться ко мне лицом и собственно всё что мне бы хотелось сейчас видеть ваше лицо… Простите.
Женщина прервала это длинное дыхание неожиданным резким поворотом, словно она была намеренно уйти отсюда немедленно. Развернувшись, она тут же напоролась на фотографа. Сняла наушники- выключила плеер.
- Простите. Вы что-то говорили мне. Я не слышала. Я слушала музыку.
- Я фотограф.
- Я вижу.
- Пока вы стояли спиной, я столько вам сказал, что сейчас тяжело повторить.
- Вы хотите, чтобы я снова стояла спиной?
- Я похож на идиота?
- А я похожа на идиотку?
- Я фотограф.
- Вы фотограф. И вы похожи на идиота, господин фотограф.
- Меня зовут Адам.
Женщина секунду молчала, но быстро не выдержала и расхохоталась. Она несколько раз отворачивалась, чтобы успокоится, но стоило ей посмотреть на Адама, как истерика неминуемо возвращалась. Фотограф же был удивленно-серьёзен и не сводил с неё глаз.
- Простите. Простите. Вы должны меня простить, Адам. Представляю, как это смотреться, но вы обязаны мне простить эту сцену. Вы действительно Адам?
- Вас так забавит моё имя, словно вы Ева, - усмехнулся Адам.
- Да, но это ещё не соль.
- А что же тут соль, Ева?
- А соль тут, господин Адам, в том, что в моей жизни ещё ни разу, клянусь вам! Ни разу не было мужчины с другим именем. Мне тридцать пять, Адам, вы понимаете? Это наваждение, честное слово, Адам, - она продолжала смеяться. И смех её входил в такую опасную фазу, которая граничит с истерикой и дальнейшими слезами. Каждый, кто видел нечто подобное, знает, как это парализующее магнитично выглядит. И как сложно что либо сделать в этот момент. Хотя ясно, что дальше будет истерика и тяжелое похмелье за ней. Но сейчас Адам стаял абсолютно загипнотизированный и не мог сдвинуться. – Адам! Господи! Адам!
- Ева.
- Адам!
- Ева.
- Адам!
- А вашей жизни было много Адамов, Ева?
Когда бы знать, чем именно и при каких обстоятельствах трезвить женщину. В данном случае средство было выбрано убойное. Она прекратила смеяться так быстро, на вдохе, словно он выстрелил в неё. Взгляд Евы стал стеклянным, остановился, а точнее стал смотреть сквозь фотографа. Не выходя из этого состояния, Ева влепила Адаму пощёчину. Со стороны это было похоже на крепкий удар в челюсть.
- Всё. Адам. Ничего не получается.
Она надела на голову свой газовый шарф и ушла. Всё. И сколько бы он не призывал её взглядом, она больше не появилась на этой просмотровой площадке. Зато большим порывом ветра, которого, вероятно, ждала Ева, принесло с земли совершенно голубой шар. Он летел очень близко к башне. Быть может в полутора метрах от фотографа. Поднимался выше. Летел вверх. И Адам всё же дождался того мига, когда на шар он смотрел как и положено, снизу вверх.
- Пошло, - подумал Адам.
Высоко в серых небесах раздался тихий чпок. Шарик лопнул.


День второй
               
 Ева – проститутка
Адам – клиент
Пока проститутка поднималась сюда, на эту верхотуру, она умудрилась сломать каблук. Лифт до самой верхней площадки не поднимается. И каждый, кто сюда забредает должен преодолеть сто двенадцать ступеней.
Адам докурил и собрался уходить. Практически ночь. Надо что-то делать.
Ева – Господи, какая дыра! Нет, я больше в такие игры не играю! Я знаю, ты, наверное, насмотрелся кино и захотел сделать это в небесах. В облаках! Ну да, это же так классно! Вот теперь смотри, как твоя идиотская фантазия превращается в потную действительность. Иду к тебе, мой сладкий!
Адам – Я думал, ты будешь приветливей.
Ева – У меня сломался каблук, и треснула колодка на туфле.
Адам – Сожалею.
Ева – Так что учти это. Ни танцев, ни прыжков в мешках не будет.
Адам – Хочешь выпить?
Ева – Что там у тебя?
Адам – Коньяк.
Ева – А виски есть? Давай. Не люблю коньяк.
Адам – Пей, что есть или отдавай флягу.
Ева – Ладно. (пьёт) Начнём. Полагаю, если ты придумал такое очаровательное место для нашей встречи, у тебя и план есть, как всё должно быть.
Адам – Я хочу, чтобы ты подошла ко мне, положила подбородок на моё правое плечо. Чтобы мы так стояли и смотрели туда.
Ева – Куда? (она записывает его слова, как официантки записывают в блокнот заказ в баре)
Адам – Что ты делаешь?
Ева – Я записываю.
Адам – Ладно.
Ева – Так, а что там, куда надо смотреть?
Адам – Там… как тебя зовут?
Ева – А как ты хочешь, чтобы меня звали?
Адам – Всё равно.
Ева – Меня зовут Всёравно. А тебя?
Адам – Адам.
Ева – Ну тогда, может, я буду Ева?
Адам – Нет. Да. Хорошо. Ты Ева. Ева.
Ева – Да, Адам. Так что там?
(она подошла к Адаму и положила подбородок ему на правое плечо)
Адам – Там Национальный Банк.
Ева – Прекрасная перспектива. Смотрим туда и?
Адам – И ты мне говоришь: Адам, в моей жизни, клянусь, не было мужчины с другим именем.
Ева – У тебя есть жена?
Адам – Думаю, да.
Ева – Ева?
Адам – Да.
Ева – Ты её любишь?
Адам – А как ты это определишь? Как определить через столько лет любишь или нет? Что это вообще такое – любовь? Я работаю. Потом иду домой. Я сажусь в лифт и не смотрю на кнопку, на которую нажимаю. Я знаю, то есть моя рука знает кнопку с цифрой двадцать один. Приезжаю. Меня встречает жена.
Ева – Тебя, Адам, встречает Ева.
Адам – О чём я говорил только что? А, да. Или она меня не встречает. Я говорю «привет» и целую её. Это как нажать на кнопку лифта. Всегда знаешь, что будет двадцать одно.
Ева – Неужели ни разу не промахивался?
Адам – Не твоё дело, шлюха! Ева!
Ева – Ты меня позвал сюда, чтобы назвать свою жену шлюхой?
Адам – Ещё для того чтобы трахнуть кого-нибудь в этом мире по-человечески. А ты болтаешь без остановки. Замолчи.
Ева – Ну, первую часть плана ты выполнил. Что ж, переходи ко второй.
Адам – Заткнись, я сказал. Шлюха. Шлюха. Шлюха.
Ева – Как скажешь. Ты главный.
Они расходятся по разные стороны площадки.
Смотрят друг на друга.
Адам – Подожди. Давай ещё раз. С начала. Прости. Я идиот.
Ева – Ты главный. Как скажешь.
Адам – Ты это специально?
Ева – Что?
Адам – Ты главный как скажешь. Ты знаешь другие слова?
Ева – Иди ко мне, мой сладкий. Не нервничай. Иди ко мне.
Она скидывает оставшийся туфель, танцует, подпевая
себе какую-то странную мелодию, раздевается.
Адам – Что ты делаешь?
Ева – А как ты хочешь, чтобы это называлось? Есть второе мнение? Дай мне своего коньяку.
Адам протягивает ей фляжку. Она выхватывает её. Пьёт.
Адам – Ева, прекрати. Тебя могут увидеть.
Ева – А ты разве не ради этого затащил меня сюда? Не ради того, чтобы нас с тобой кто-то застукал?
Адам – Оденься, Ева.
Ева – Раздевайся, Адам.
Адам – Нас могут увидеть.
Ева – Те, кто нас сейчас видят, видят нас всегда и везде. Не переживай. Они и не то видели. И потом что здесь удивительного? Адам и Ева собираются трахаться. Что именно в этом противоестественного? Пей. Пей до дна, пей. Ты только посмотри! Господи, почему я раньше этого не видела! Адам, посмотри вокруг, это же рай!
Адам – Холодно.
Ева – Пей ещё.
Адам – Холодно.
Ева – Ещё.
Адам – Всё.
Ева – А теперь говори, приказывай мне, что ты хочешь? Не бойся.
Адам – Я хочу домой.
Ева – Адам, ты хочешь домой к своей скучной жене? Ты сам скучный миссионер, хочешь к своей скучной миссионерке? Ты хочешь двадцать одно, Адам? Посмотри на меня, Адам. Посмотри внимательно. Скажи, чего ты сейчас хочешь?
Адам бьет Еву по лицу. Оба успокаиваются.


День третий

Адам долго рыскал по карманам в поисках сигарет. Нашёл. Затем зажигалка. Нашёл. Чиркал несколько раз. Сдерживал гнев. Чиркал снова.
- Спички?
Адам обернулся. За его спиной стоял юноша. Или девушка... По современным молодым людям сложно что-либо сказать определенное при первой встрече. И голос никак не помогал в решении этого вопроса. Единственное в чём можно было не сомневаться – это существо продаёт цветы. Перед Адамом распространился тонкий запах фиалок, а чуть левее в белой юной ручке спичечный коробок. Он потянулся, чтобы взять его.
- Но тут курить нельзя, - продолжил юноша. По второй фразе можно было уже сказать с вероятностью восемь из десяти, что это был юноша.
- Тогда какого чёрта ты мне предлагаешь спички? – разозлился Адам.
- Вы знаете вон ту даму? – всё никак не отвязывался цветочник.
- Какую? Нет. Не знаю.
- Она на вас смотрит. Уже давно. По-моему, она прикольная, - цветочник отмерил женщину длинным взглядом, аккуратно закладывая длинную прядь чёлки за ухо, кокетливо оттопырив худой мизинец.
- А не старовата она для тебя? – спросил Адам, отмерив цветочника подобным же взглядом.
- Купите ей фиалки. Это будет… ну…- слов у цветочника не находилось.
- Что, ну?
- Ну, прикольно.
- Слушай, иди-ка ты со своими фиалками.
Цветочник ушёл не только не обидевшись, но даже не заметив грубости в тоне Адама. Какое-то время он слонялся как пластиковая бутылка в фонтане, а потом прибился к Еве. Она по-прежнему стояла на противоположной стороне от Адама. Смотрела в подзорную трубу на красоты ландшафта, на панорамы города, и всё же большее время отводила персоне Адама.
- А вы не подскажите который час? – спросил он таким заунывным подростковым тоном, в котором на равнее с нахальством читалась смешная робость.
- Четыре сорок две, - сообщила она, приглядываясь к цветочнику, силясь определить, какого он, собственно, пола.
- Надо же, такая точность. Спасибо. У меня работа до пяти. Осталось чуть-чуть. Не хотите фиалки? – спросил он всё тем же тоном, всё так же с периодичностью в десять секунд закладывая длинную прядь чёлки за ухо, смешно оттопыривая худой мизинец.
- Спасибо. Всё-таки, мне кажется, я ещё не дожила до того страшного момента, чтобы самой себе покупать цветы.
- А. Понятно.
- Что тебе понятно? – разозлилась Ева.
- Всё мне понятно, - закатил глаза цветочник.
- Ну, что всё? – пристала она к нему. Зачем?
- Ну, блин, что понятно, то понятно. Вам нравится этот парень. Он на вас не обращает внимания. Вы злитесь. Хотите, чтобы он вам купил эти фиалки. А он не покупает. Всё понятно.
- Да ты психолог, - Ева разочаровалась, потому что злость срывать на этом не представлялось возможным.
- Но я могу вам сказать стопудово, что вы ему нравитесь, - торжественно, но устало сообщил цветочник.
- Кому, ему?
- Этому парню, - он ткнул в Адама пальцем, и тот внезапно повернулся в их сторону. Ева засмущалась.
- Этот парень, между прочим, тебе в отцы годится. На вид, - она отвернулась.
Цветочник засмеялся. Он смотрел на Адама. Адам, как щенок добермана, гордо и глуповато переминался с ноги на ногу.
- Он мне в отцы? И всё-таки у меня родословная получше будет. Но вы ему нравитесь нереально.
- Сколько сейчас? Тебе уже пора? Приятно было поболтать.
- Ну, блин. Есть ещё такая тема. Вы покупаете у меня цветы для него. По большому счёту, какая на фиг разница кто к кому первый подойдёт. Как вариант? – он подставил ей под нос всю палитру своих букетов.
- Я поняла. Ты решил свести нас? С этим человеком?
Адам устал скрываться и нахально развернулся в сторону диалога. Распластал руки по перилам, прищурился. Достал очки. Стало значительно легче, а главное – интереснее.
- Да нет, ну…- мальчик не ожидал такого напора. Тем более, что сейчас он чувствовал себя просматриваемым со всех сторон. Из вершителя судеб он мгновенно превратился в коверного, в Жучку.
- Хорошо. Уговорил. – Ева едва успела ухватить цветочника за шиворот, когда он надумал уходить. – Какие посоветуешь? – она не сводила с Адама глаз.
- Ну, блин, я посоветую какие-нибудь, с длинным крепким стеблем.
- Хорошо, сколько?
- Ну, блин, можно один цветок, а можно букет.
- Я поняла, дружок, сколько стоит?
- Так, а что вы решили взять? Есть вот тюльпаны или георгины, откуда мне знать, что вам нравится.
- Мне нравится антрекот. В красном вине. Есть?
- Нет. – Цветочник перестал что либо понимать, и теперь только покорно ждал пока его выгонят.
- Тогда давай вот этот. Нет. Красный. Да.
- Спасибо. Простите, можно я пойду? Там ещё клиенты. – Он вложил в руку Евы цветок, словно она была слепа, а в другую руку сдачу монетками. Цветочник испарился.
Адам и Ева стали двигаться друг к другу со скоростью заката. Наконец, сошлись.
- Это вам.
- Пошли?


День четвертый

Слева, как обычно стоял Адам. Однако вопреки привычному, он не прятался в городских панорамах, не утыкался взглядом вниз.
Адам смотрел на Еву.
Ждал.
Ева.
Чересчур большое ожидание приумножает надежду и приуменьшает событие.
Ева томилась, ожидая внутри себя того самого единственного порыва ветра, которого всегда так хотела её душа. Ветер не приходил к бедной Еве. Наконец, она приняла мужественное решение действовать безо всяких. Как есть.
Она повернулась к Адаму. Оперлась на одну ногу, словно сейчас встанет в аттитюд.
Адам разбился волною страшного хохота. Как в цирке.
Ева заплакала и растаяла. 

День пятый
(скороговорка)

- Добрый день
              - День добрый
- Прекрасный день, не правда ли?
                -Не правда ли, день замечательный.
- И этот вид…
           - Вид просто изумительный…
                -Просто восхитительный вид…
                - Вид на парк! Посмотрите, а этот ракурс!
                - Этот ракурс, в свете заката, в особенности замечательный.
- А если туда, где закат               
              -Туда, где закат. Сегодня будет изумительный закат. Такое ясное небо.
                -Сегодня будет волшебный закат.      Такое ясное небо.
- Не правда ли.
- Не правда ли, не правда ли, там…
                - Там
- Что там…
          -Там Национальный Банк.

оба смеются
пауза

Адам – Адам
Ева – Ева
Адам – Какое у вас имя.
Ева – У вас, знаете ли, тоже.
Адам – Удивительно, как наши имена подходят друг другу.
Ева – Да уж. Сложно и представить более подходящие друг другу имена, чем эти.
Адам – Чем наши.
Ева – Чем эти.
Адам – Я где-то читал, что имена могут многое предопределять в судьбе. Да что там! Они могут просто судьбу продиктовать. Например, уже если ты Адам, то ищи…
Ева – (перебивает) Ну знаете, мы можем далеко зайти с этой вашей теорией и нашими именами. У меня на эту жизнь иные планы.
Адам – Планы у вас, а судьба не у вас. Поэтому уж если ты родился Адамом, то смирись с судьбой и ищи…
Ева – (перебивает) Значит, вы полагаете, что все Адамы и все Евы должны ну…
Адам – Образовать пары?
Ева – Да. Образовать пары.
Адам –  Нет.
Ева – Простите?
Адам – Но, каждый Адам должен прилепиться к своей Еве.
Ева – Не надо было мне пить кофе с сахаром.
Адам – Простите?
Ева – Кофе пила сегодня с сахаром. Зря.
Адам – Не понимаю.
Ева – Сладко во рту.
Смеются, пауза
                Чем вы занимаетесь, Адам?
Адам – К сожалению, абсолютно не тем, чем планировал, когда был ребёнком. Чем занимаюсь? Итак… Слишком большая пауза, да? Хорошо. Да, всё просто. Финансы. Финансовые потоки, оффшор, займы дроби. Цифры – единички, нули.
Ева – А нули после единичек или перед ними?
Адам – Вы удивительное создание, Ева. Вот так просто, безо всяких, вы, дорогая Ева, ухватили самую суть моей работы. Весь вопрос действительно именно в том, где стоят и где должны стоять нули – перед единичкой или после неё. А вы знаете, это совсем не так скучно, как может показаться на первый взгляд. Признайтесь, я вас немного разочаровал соей заурядной профессией.
Ева – Нет, что вы.
Адам – Было бы куда приятней, если бы я представился художником.
Ева – Это не так.
Адам – И тем не менее. В своей области, я творец. Из абсолютного хаоса, поверьте мне, Ева, я создаю крохотные, или не такие уж крохотные потоки. Я сообщаю им русла и привожу к счетам, которые пополняются, как горные озера процентами. Потоки становятся сильными полноводными. Я регулирую их скорость и русло. Я создаю контрольные зоны и участки конфликтов. Я предвижу. Правда, Ева, в эти моменты я всесилен.
Ева – Именно эту судьбу продиктовало вам ваше имя? Судьбу творца финансиста?
Адам – Нет, почему же.
Ева – Тогда, какую судьбу продиктовало вам ваше имя?
Адам – Я первый и любимейший сын своего отца. А вы?
Ева – О, ну вот. Сейчас я вас разочарую, Адам. Действительно, разочарую.
Адам – Пока вы только интригуете.
Ева – Хорошо. Я ничем не занимаюсь. Всё. Вот так.
Адам – Господи, неужели вы существуете, Ева? Вы не снитесь мне? Вы действительно существуете? Господи, я встретил абсолютного человека! И вдобавок к такому чуду это ещё и женщина. Вы настоящий человек, Ева, без примесей. Вы знаете? Вы человек вне системы! Дорогая Ева, если вы теперь скажете, что не пишите и не читает, я не отстану от вас никогда.
Ева – Когда-то вы всё же отстанете, уверяю вас.
Адам – Простите.
Ева – Пишу. И читаю.
Адам – Мысли?
Ева – Мысли.
Адам – Мои?
Ева – Вы хотите, чтобы я прочитала ваши мысли?
Адам – Почему нет.
Ева – Вы полагаете, их стоит озвучивать?
пауза
Скороговорка
- Добрый день
              - День добрый
- Прекрасный день, не правда ли?
                -Не правда ли, день замечательный.
- И этот вид…
           - Вид просто изумительный…
                -Просто восхитительный вид…
                - Вид на парк! Посмотрите, а этот ракурс!
                - Этот ракурс, в свете заката, в особенности замечательный.
- А если туда, где закат               
              -Туда, где закат. Сегодня будет изумительный закат. Такое ясное небо.
                -Сегодня будет волшебный закат.      Такое ясное небо.
- Не правда ли.
- Не правда ли, не правда ли, там…
                - Там
- Что там…
          -Там Национальный Банк.
Адам – Я, наверное, много говорю, Ева. Я вам наскучил?
Ева – Нет.
Адам – Мужчина всегда говорит. И всегда говорит много. Женщина всегда слушает. Не так ли?
Ева – Мужчина всегда говорит да. Женщина не всегда слушает. Непонимание.
Адам – Непонимание.
Ева – А чем вы хотели заниматься, когда были ребёнком?
Адам – Сразу после того, как разрушилась моя надежда стать волшебником,  я мечтал изучать динозавров и одновременно захотел стать скульптором.
Ева – Скульптором?
Адам – Именно. Не художником, а скульптором. Такая вот редкая детская фантазия.
Ева – Скульптором. Действительно странная идея для мальчика.
Адам – Для Адама, как видите, нет. Я даже ходил к одному скульптору в мастерскую. Нас там было трое или четверо – не помню. Я, честно говоря, мало что помню, но… Вам не скучно, Ева?
Ева – Совсем нет.
Адам – Нас было трое или четверо. У старика, скульптор был древним стариком, может лет пятидесяти, у него в тёмной маленькой кладовке стояла старинная чугунная ванна на высоких металлических ножках. В этой ванной неизменно была влажная глина. Каждый из нас заходил в эту комнатку и накладывал руками несколько кусков на доску. Доску мы укладывали на станок в мастерской и творили. Но уверяю вас, самое интересное с нами происходило именно там, около чугунной ванной. 
Ева – Что же?
Адам – Нам очень нравилось погружать руки в глину. Хотелось самого дна коснуться пальцами. Но рука погружалась и погружалась. Дна не чувствовалось. Ванна была высокая, глины было предостаточно, а мы были маленькими. Кто-то пустил слух, что на дне этой ванной не дно ванной, а кит. И если дотянуться, можно дотронуться до его спины. И однажды, у меня получилось.
Ева – Да ты что!
Адам – Я пошёл туда последний, чтобы никто не дышал мне в спину.
Стал медленно погружать руку вглубь. Медленно, чтобы она ещё немножечко успела вырасти в длину. Рука росла. И я её погружал. Глина была тёплая, влажная. Пальцами я ощущал маленькие неразмятые комки. В ладони у меня не лопались воздушные пузыри. Временами мимо моей руки проскальзывали большие каменные куски наших вчерашних творений. После занятия скульптор заставлял нас бросать наши шедевры обратно в эту ванну. Из глины мы ваяли, и в неё всё потом уходило. Рука кончалась, пальцы уже не шевелились под такой толщей всего. Я чувствовал – вот-вот.
Ева – Ну?
Адам – Да.
Ева – Что? Дотронулся?
Адам – Да. Я дотронулся до его спины. Это был предел. Спина кита. Когда я его коснулся, он шевельнулся. Я вздрогнул и упал в глину. Целиком. Весь.
Ева – Весь был в глине? Адам, надо же! Что же было вашим первым творением?
Адам – Ну, это уж совсем как-то…
Ева – Что?
Адам – Я слепил женскую грудь.
Ева – Да ну!
Адам – Причём, только одну. Но со всеми подробностями.
Ева – Адам, вы действительно слепили женскую грудь? Сколько вам было?
Адам – Лет пять-шесть. Я этого не помню. Отец рассказывал.
пауза
Ева – А вы знаете, Адам, я обожаю рукодельничать!
Адам – Как?
Ева – Да. Знаете, я практически всё умею из таких вещей. Да не практически – всё! Это правда. Вот сейчас занялась пэчворком. Это такое лоскутное шитьё. Когда из множества вроде бы ненужных кусочков тряпиц создается такое полотно. Я сейчас делаю покров. Покрывало. Знаете, чем-то похоже на вид нашей земли из самолета. Или вот спутник так может видеть. Это невероятно – крохотные кусочки складываются друг с другом по безупречным законам. Один к одному. Один к одному. А бывает что четыре, шесть лоскутков должны встретиться в конкретной точке и только определенным углом. И тогда… 
На просмотровой площадке появляется Цветочник.
Он несёт перед собой большую коробку с цветами.
Цветочник – О! Здасте.
Адам – Привет. Проходи давай.
Цветочник – Вы меня не узнали? Я тут цветы продаю. Да мы с вами виделись. Помните?
Адам – Нет. Слушай, парень. Или ты девушка. Короче говоря, проходи. Просто иди куда шёл и всё.
Цветочник – Да ладно! Чё за фигня! Вы меня реально не помните? Я же вас тогда свёл и потом…
Ева – Послушайте, молодой человек. Или девушка! Вам не ясно объяснили?
Адам – Ему, кажется не ясно объяснили. Объясним ещё раз. Мы с вами, молодой человек…
Ева – Или всё же девушка
Адам – Это парень. Итак, мы с вами молодой человек не знакомы. И знакомыми быть не может.
Цветочник – Чего-то я не догоняю. Да я вам тогда тему эту втёр про цветы.
Адам – Так. Достаточно.
Ева – Подождите, Адам. Может просто, молодой человек хочет, чтобы мы у него что-нибудь купили?
Адам – Молодой человек ничего не хочет, не так ли, молодой человек.
Цветочник – Неблагодарные вы.
Цветочник уходит.
Пауза
скороговорка

- Добрый день
              - День добрый
- Прекрасный день, не правда ли?
                -Не правда ли, день замечательный.
- И этот вид…
           - Вид просто изумительный…
                -Просто восхитительный вид…
                - Вид на парк! Посмотрите, а этот ракурс!
                - Этот ракурс, в свете заката, в особенности замечательный.
- А если туда, где закат               
              -Туда, где закат. Сегодня будет изумительный закат. Такое ясное небо.
                -Сегодня будет волшебный закат.      Такое ясное небо.
- Не правда ли.
- Не правда ли, не правда ли, там…
                - Там
- Что там…
          -Там Национальный Банк.
пауза


День шестой

Ева  появилась на площадке  с огромным  опозданием. Никого не было. Там где обычно стоял Адам, в крепление подзорной трубы, какие часто стоят в подобных местах, был заткут бумажный кофейный стаканчик, на скамейке букет фиалок. Ева уселась на эту скамейку успокоенная, что всё как она и предполагала,  что он ушёл, что сюрпризов не будет, что это конец.
Фиалки. Они пахли как добрые приведения – нежно и прозрачно.
Он пил американский кофе. Когда Адам ждёт, он  пьёт американский кофе, когда не ждёт – эспрессо. Ева прислушалась к собственным мыслям, и нырнула обеими руками в карманы плаща. Нащупала в одном монету. И уже совершено уверенная в своём предположении, бросила её в щель подзорной трубы.  Аккуратно, стараясь не двинуть её, Ева посмотрела через окуляр на город. Подзорная труба  показывала  на здание Национального Банка. Она на секунду подняла глаза,  чтобы высушить их и снова приникла к окуляру.
Цветочник  посмотрел на Еву, вернее на её спину, со стариковской ухмылкой. Хотел было что-то сказать, но передумал. Просто прошёл мимо.
Ну не стоять же так всю жизнь.
Она вдохнула, выдохнула, подошла к периллу, туда, где стояла обычно, посмотрела на свой город и ушла. Уже у самого входа на лестницу, Еву догнал порыв ветра. Точным мастерским движением, ветер сорвал с неё газовый шарф и повесил на канат, скрученный из  стальных прутьев. Она немного понаблюдала, как полощется её шарф и направилась вниз, на землю.
А  через минут десять-пятнадцать на площадку вылетел Адам. Он увидел её газовый шарф, вяло постарался достать его, подпрыгнув несколько раз, оглянулся. Увидел фиалки рядом с подзорной трубой.  Всё тут же понял. Бросил монетку в щель подзорной трубы и заглянул в неё. Подзорная труба смотрела на здание Национального Банка.
Адам ругнулся про себя, но тут же успокоился, что всё было как он и предполагал. Опоздал, Ева ушла, сюрпризов больше не будет, это конец. У выхода он столкнулся с цветочником. Они разошлись молча и аккуратно, словно ожидали нападения друг от друга. Но всё обошлось.    

День седьмой

Адам
Что в ней действительно раздражает, это её гипноз. А ещё такой тихий подкожный диктат. Например. Мне нужны носки. Мы подходим к полке с носками в магазине. По большому счёту – какая разница, какие? Мне главное чтобы хлопковые. Она снимает с крючка какие-то и говорит – «Тебе  они нравятся?» Вот как ответить на этот идиотский вопрос? Что значит, нравятся ли мне эти носки? Да, говорю. Всё. Едем дальше. Но в следующий раз, когда мы стоим перед этой же полкой и снова покупаем мне носки, она уже говорит – «О! Вот носки, которые тебе нравятся». Хорошо, говорю. В третий раз она сама приносит мне носки и говорит – «Вот, твои любимые». И волей не волей, я начинаю верить, что у меня есть любимые (любимые!) носки. Таким же образом у меня появляются любимые свитера, домашние туфли, чашка из которой я пью чай. Да и сам чай. В конце концов, я оказываюсь в мире, любимых вещей. Я хожу в кино, в гости,  дарю подарки, выбираю радиостанцию в машине, когда мы куда-нибудь едем. И везде выбор делаю я. Но меня там уже давно нет. Адам, ау! Где ты?    
Ева
Иногда мне  кажется, что до встречи с ним меня не существовало. Я была, но я спала. Мы так долго и так подробно вместе, что жизнь с ним и он сам, вытеснили из моей маленькой головы всё прочее. Мне кстати совершенно не страшно его потерять. Как мне не страшно потерять руку, или ногу. Потому что ничего подобного в моей жизни не было. Я ничего не теряла. Один раз ключи от машины. Он принёс на следующий день. Говорит, лежали в листве. Правда, вчера мы утром пили чай и у меня сам собой появился один глупый вопросик. Дело в том, что вот я пью чай некрепкий. Чуть окрашенный заваркой. А он наоборот. Крепкий. И так уж давно повелось у нас, что я разливаю кипяток по кружкам и беру один чайный пакетик. Макаю его в свою чашку. На мгновение.  А потом сразу к нему. Надолго. И вот вчера я подумала – ему отсутствие моей чашки будет практически не видно. Он кинет себе пакетик и той малости, что нужна была мне от его заварки, той капельки цвета и вкуса что он мне отдавал всю жизнь, а сейчас она тут, - он не заметит. А я вот замечу отсутствие его кружки. Поскольку куда мне будет девать практически полный, да даже просто новый, но мокрый чайный пакетик?
Адам
Мы были в театре. Это самое начало наших отношений. Смотрели я не помню что.  Было скучно смертельно. На сцене что-то постоянно говорили. И ещё не просто, как нормальные люди, а  на распев. Я заснул. Просыпаюсь в отличном настроении. Все аплодируют. Значит,  в гардероб.  Смотрю,  моя в слезах. Молчала до самого дома. А когда подошли, говорит:
Ева – Эта пьеса была о нас. Ты проспал всю нашу историю.
Адам – Скажи, как она хоть закончилась?
Ева – Она плохо закончилась.
Мы не разговаривали три дня. Она не подпускала меня к себе три ночи. Наконец, я не выдержал.
Ева
Возвращаюсь из магазина. В магазин я тогда ездила на велосипеде. За седлом корзина, перед рулём корзина. Еле кручу колёса. Еду, вдруг слышу:
Адам – Девушка, подождите! Девушка, а давайте мы с вами познакомимся. Вы мне понравились ещё в рыбном ряду. Вы такая красивая. Как вас зовут?
Ева – Ева.
Адам – А меня зовут Адам. Скажите, Ева, в чём смысл жизни?
Ева – Не знаю.
Адам – Тогда выходите за меня замуж, Ева.
Мы тогда загадали, если поссоримся, то знакомимся заново.
Адам
Ева – Ева.
Адам – Ева. Какое чудесное имя. Я  Адам.
Женщина как проникающая радиация. Наступает момент, когда ты перестаёшь её замечать. К этому времени, она заполняет собой абсолютно всё. И извести её, значит убить себя. Тебе ничего не остаётся делать, только умереть, или жить с ней до скончания времён. Интересно, кому это может понравиться. Адам, ау!
Ева
Этот рецепт оказался залогом долголетия наших отношений. Всё начинать заново и ни в коем случае не оборачиваться назад. Так и жили.
Ева – Меня зовут Ева. А вас?
Адам – Адам.
Ева – Адам, превосходно. Адам посмотрите на меня внимательно, вы меня не узнаёте, случайно?
Адам – А должен?
Ева – Вообще-то,  я ваша будущая жена.
Адам
Мы играли в эту игру до тех пор, пока она не стала играть в нас.
Адам – Адам.
Ева – Ева.
Сказать, что я сопротивлялся, ничего не сказать. Я дрался до самого предела, пока чувствовал в себе хотя бы частицу жизни.
Адам – Ева.
Ева – Адам.
Ева
Мы, наверное, заполнили все клеточки на поле. Пустых не осталось. Больше мужчин во мне просто не уместилось бы. В прошлый понедельник  я поняла, что смертельно устала. Мне стало себя так жалко, что я проревела весь день.
Адам – Адам.
Ева – Ева.


Адам
Когда игра становится интереснее жизни, в неё надо играть профессионально, либо что-то менять в этой жизни.
Адам – Ева.
Ева – Адам,  в чём смысл жизни?
Адам – О, вот так вопросец! Мы вроде взрослые люди с вами, Ева, а вы такое говорите. Вы, Ева, очаровательный ребёнок.
Ева – И всё же, Адам, в чём смысл жизни?
Адам – Не знаю, дорогая. Всё очень сложно.
Ева
Мне кажется, всё просто. Мы обречены дёргать друг друга за пуповину, как дети малые. Потому что мы… потому что мы… идиоты. Мы делаем больно друг другу. Это входит как бы в меню. Тот прекратит эту игру, кто не Адам или не Ева. 
 Ева – Адам.
Адам – Ева.
Адам
Наказание.
Ева
Наваждение.
Адам
Ева.
Ева
Адам.
Занавес

Питер-Москва 2010г.