Турбины и Ко Тусовочный роман

В «Белой гвардии» — живой дух истории, апокалипсис, писанный с натуры, что, на самом деле, довольно редкая вещь для классической прозы. Чего стоит только бронепоезд Тальберга: «Он пробежал восемь верст в семь минут, попал на Пост-Волынский, в гвалт, стук, грохот и фонари, не задерживаясь, по прыгающим стрелкам свернул с главной линии вбок и, возбуждая в душах обмерзших юнкеров и офицеров, скорчившихся в теплушках и в цепях у самого Поста, смутную надежду и гордость, смело, никого решительно не боясь, ушел к германской границе». Ради таких вот импрессионистских, сделанных на воздухе «мазков», даже Толстому пришлось заимствовать у Стендаля (участника битвы при Ватерлоо) целые страницы.
Булгакову не нужно вклеивать и в свой роман куски чужих художественных свидетельств, и недавно опубликованные мемуары и документы лишь подтверждают это: Булгаков — очевидец самых страшных и драматических эпизодов падения гетманского Киева, в том числе, и бесславного боя безусых юнкеров с петлюровцами.
Но ладно – история. Сны, видения производят такое же впечатление истинного опыта, на этот раз мистического, и, во всяком случае, такие сны могут видеть только люди, на глазах которых, самым ужасным образом, с баржами заложников, с подвалами, полными людей с простреленными затылками, гибла тысячелетняя культура.
Но есть в романе еще одна линия, еще одна мелодия, не слишком заметная, особенно после первого прочтения, но именно она стала главной в «Днях Турбиных» — пьесе, написанной по канве романа. Это тема дома Турбиных. Дом Турбиных – синоним того, что сегодня принято называть «тусовкой», "тусой", «тусняком» в самом высоком значении этого слова.  В подлинной, искренней тусовке, отходят на дальний план мелкое тщеславие, «понты», поиск нужных знакомств и прочий PR и JR. Остается – чистый «кайф», кайф широкого человеческого общения и эмоциональной близости. Некоторые считают тусовку антиподом семье («Новый Год —семейный праздник», «любите вчерашний борщ – приходите завтра» и т.д.), но это совершенно не так. Между Тусовкой с большой буквы "Т" и гармоничной семьей может стоять только знак равенства. Двери тусовки всегда открыты и здесь не удивятся ни друзьям, которые приходят и остаются, ни нелепому кузену из Житомира. Есть в этом что-то патриархальное, общинное, цыганское, что-то от жизни «настоящих индейцев» (потому им везде и «ништяк») И как ни были биты судьбой те или иные люди тусовки, с горечью надо признать: они счастливы, не мы.
Разумеется, идеальная тусовка бывает разве что в романах, но и романов таких на удивление мало. Их мало, хотя любой уважающий себя классик стремится написать хотя бы один роман с полноценной тусовочной линией. Бальзак, например («Отец Горио»), но вышло несколько натянуто, эгоцентризм не спрячешь. А вот Дюма создал один из величайших тусовочных романов – «Три мушкетера». Сказались миллионы франков, потраченные на пиры с участием многочисленных друзей и бесчиленных приятелей. На смертном одре Дюма перечитал «Граф Монте-Кристо» и сказал: «Отличный роман! Но с «Тремя мушкетерами» не идет ни в какое сравнение!»
К «тусовочным» шедеврам можно смело отнести «Гаргантюа и Пантагрюэль» (причем у Рабле государство – это одна крепко спитая компания); рассказ («минироман») «Зеленая коса» Чехова; «Фиеста», «Праздник, который всегда с тобой», «Острова в океане» и отчасти «Прощай, оружие!» Хемингуэя; «Романтики» Паустовского, «Квартал Тортилья-Флэт» Стейнбека; кризис жанра представлен, например, «Пляжем» Гарленда, а авангард - "Бродяги Дхармы" Керуака. Тусовочными можно назвать и многие страницы «Войны и мира», «Анны Карениной». Именно тусовочное мышление Вронского пришло в непримиримое противоречие с всепоглощающей и эгоистичной страстью Анны Карениной. Потому что у тусовки – только два девиза: «ничто не слишком!» и «пошли к нашим».
Роман «Белая гвардия» — настоящий шедевр тусовочной прозы. Герои романа радуются жизни, любви и дружбе в самом пекле гражданской войны, в Киеве, осажденном Петлюрой. Каким-то чудом в квартире Турбиных сохраняется нормальный быт, «кремовые шторы», лампа под абажуром, всегда белая и накрахмаленная скатерть.
В «Белой гвардии» Алексей Турбин умирает от ран и тифа, а в «Днях Турбиных» все остаются живы: они заслужили этот дом и этот покой.
Тусовка – тайна. Но, возможно, часть этой тайны немного приоткрылась в одном из снов Алексея Турбина. В том, где ему являются погибшие товарищи.
— Как же вы? — спрашивал с любопытством и безотчетной радостью доктор Турбин, — как же это так, в рай с сапогами, со шпорами? Ведь у вас лошади, в конце концов, обоз, пики?
— Верьте слову, господин доктор, — загудел виолончельным басом Жилин-вахмистр, глядя прямо в глаза взором голубым, от которого теплело в сердце, — прямо-таки всем эскадроном, в конном строю и подошли. Гармоника опять же. Оно верно, неудобно... бабы, говоря по секрету, кой-какие пристали по дороге...
— С бабами? Так и вперлись? — ахнул Турбин.
Вахмистр рассмеялся возбужденно и радостно взмахнул руками.
— Господи боже мой, господин доктор. Места-то, места-то там ведь видимо-невидимо.