Тайна доктора Марского

     Ничего особенного не произошло.  На девяносто втором году жизни умер Николай Васильевич Марский. Вот так жил-жил человек и умер. Жил с женой, которая была моложе его лет на двадцать. Культурный такой вежливый старичок.  И вот умер. Это и понятно. Годы. Я хорошо знал Марского. Частенько бывал  у него дома.  Знал, что он врач. Даже одно время заведовал какой-то закрытой психиатрической больницей. Занятный был старичок. А потому я и не был удивлен, когда, примерно, через неделю после похорон, его жена Виктория Александровна позвонила мне и попросила зайти, сказав, что хочет сообщить мне нечто важное.  Я не мог проигнорировать её просьбу. Во-первых, я уважал Николая Васильевича. Во-вторых, я – журналист.   


     Виктория Александровна рассказала, что мужу стало плохо, когда он смотрел передачу «Жди меня».  Она вызвала «Скорую». Николай Васильевич ненадолго пришёл в себя и распорядился, что если он не выкарабкается, то коричневый конверт, который лежит в его столе,  надо передать мне. И что именно я разберусь, что нужно делать.  И вот я держу в руках объёмистый конверт, склеенный из грязно-коричневой бумаги, образца сороковых годов прошлого столетия.  Чернила почти выцвели, но надпись разобрать можно.  И надпись гласила, что настоящий конверт можно вскрыть после его, доктора Марского, смерти. А ниже стояла дата: 23 мая 1940 года. И доктору Марскому в то время было двадцать четыре года.


     Конверт лежит на столе. Я докуриваю, наверное, двадцатую сигарету. Что же такое в этом конверте?  Что мог упаковать туда доктор? Наверное, что-то очень важное и, надо полагать,  представляющее опасность для Марского. Ведь он уже тогда знал - то, что, там, в конверте, представляет угрозу для жизни. Для его жизни. Разрезаю конверт. Толстая тетрадь в клеёнчатой обложке, несколько заполненных медицинских формуляров. Сверток, завернутый в обрывок газеты и перетянутый крест-накрест скрученным бинтом. Небольшая, примерно шесть на девять, черно-белая фотография мужчины в фас и в профиль. Мужчина как мужчина. А то, что фас и профиль… Так больничка-то закрытая. Вон и на формулярах вверху: «Народный Комиссариат Внутренних Дел».


     Раскрываю тетрадь. Боже мой! Косая линейка. И четкое письмо пером. Синие чернила. Так… дневник… Прочитаю попозже. Формуляры. Так… История болезни… Пациент -  Варакин Александр Фёдорович.  Почитаю… Бинт разрезан, обрывок газеты развёрнут… «Правда» за май сорокового года. А вот то, что лежало на газете, заставило меня резко подскочить со стула. Я раздавил в пепельнице очередную сигарету.  Рука непроизвольно нырнула в карман. В руке был мобильник. «Nokia». Последняя модель. Писк моды.  А на газете пластмассово блестел его двойник. Это мне так показалось. Модель была та же самая. Вот только из отсека с батареей лезла какая-то сине-зелено-коричневая слизь. И еще неосознанное понимание, что телефон очень и очень старый. Но ведь этого не может быть! Не мог телефон, выпущенный чуть более полугода назад, оказаться в конверте, упакованном в сороковом году прошлого века.


     Пара рюмок коньяку вернули твердость моим рукам. А вот сознание никак не хотело мириться с реальностью.  Я читал дневник. День за днём доктор Марский описывал свои наблюдения за самым странным пациентом психиатрической больницы, в которой он работал.  Он был на дежурстве, когда в больницу привезли мужчину, который позже назвался Варакиным Александром Фёдоровичем. Марский был первым, кто беседовал с доставленным больным. То, что он психически болен, Марский не сомневался. Истерика, не совсем адекватное восприятие действительности. И еще Марский почувствовал, что этот больной уж точно заинтересует НКВД. Одет он был как-то странно. Брюки темно-синего цвета. Такая же куртка. Как Марский не присматривался, так и не смог определить материал, из которого был сшит костюм.  Когда Варакин в очередной раз впал в истерику, доктор вызвал санитаров. Больного увели. Вот тут Марский и увидел на полу небольшую коробочку черного цвета с несколькими рядами кнопочек.  Назначение этого прибора доктору было не знакомо. То, что он выпал из кармана буйного пациента, Марский не сомневался. 


     На следующий день Марский не видел Варакина. Как он и предполагал, им вплотную занялись контрразведчики. Встретились они только через четыре дня. Варакин был уже в больничной пижаме, вел себя поспокойнее. Доктор узнал, что его пациента подозревают в шпионаже. Вот здесь Марский испугался. Ведь, если станет известно, что он скрывал в течение четырёх дней вещь, принадлежащую шпиону, он сам будет признан пособником шпиона с вытекающими отсюда печальными последствиями. Вот так загадочный предмет и остался у доктора.  А пациент продолжал удивлять доктора своими речами. То заговорит о скорой войне с Германией, то о войне с финнами, то с японцами. Марский начал записывать рассказы больного. Иногда верил, иногда нет. Уж очень много необычного и загадочного рассказывал Варакин. Доктор считал это проявлением больного воображения и уже подумывал написать статью в журнал. И написал бы. Но пациент значился за контрразведкой. Это меняло дело. А 23 мая 1940 года Варакина из психиатрической больницы перевели во внутреннюю тюрьму НКВД.  В этот же день Марский упаковал конверт и спрятал его в надёжном месте.


     Было далеко за полночь. Голова гудела. Ещё бы! Кто же ты Варакин? Что с тобой стало? И что же такое увидел Марский по телевизору, что его сердце не выдержало? Так. Передача «Жди меня». Чёрт. Там же разыскивают пропавших без вести.  Ну, братья по перу, помогайте. Утром я уже сидел в студии «Останкино» и смотрел ту самую передачу. Калейдоскоп женщин, мужчин, которые кого-то разыскивают, что-то говорят… Стоп! На экране женщина лет пятидесяти просит помочь найти её пятидесятипятилетнего мужа. Он бывший военный. Каждое утро делал пробежку вокруг дома. Около полугода назад он не вернулся домой. Одет был в синий спортивный костюм. С собой брал только телефон, который незадолго до этого, ему подарила дочь. Женщина вытащила из сумочки фотографию. Я в шоке. С экрана на меня смотрел Варакин Александр Фёдорович – пациент доктора Марского.