Флобер. Глава 8

                Глава VIII.  1850



               

  Прыгаем от радости, что мы в Афинах. Прощайте, мечети! Прощайте, женщины в чадрах. Прощайте, милые турки в кофейнях. Придётся ли мне ещё когда-нибудь увидеть негритянку, сопровождающую свою госпожу в баню? В большом цветастом платке они несут с собой смену белья; их толстые бёдра покачиваются; их жёлтые туфли, шаркающие по мостовой, при каждом шаге звонко шлёпают их по голым ступням. Когда теперь увижу я пальму? Сяду ли вновь на верблюда?
  Оказавшись в Афинах, мы как будто перенеслись в весну после Константинополя, который в декабре – всё равно что Сибирь. В Константинополе на вас дуют холодные ветры из России. Накануне отъезда я проскакал верхом 15 лье, отделяющих Константинополь от фермы нашего польского друга графа Козельского. Мы мчались галопом по снегу, покрывающему пустынную землю. Вокруг, словно гигантские волны, со всех сторон вздымались голые холмы; их однообразную белизну тут и там изредка нарушали низкорослые дубы и заросли вереска. Бледное солнце декабря освещало этот холодный пейзаж. Мы сбились с пути. Пастухи-болгары в меховых капюшонах, похожие скорее на медведей, чем на людей, указали нам дорогу. Её не было видно, всё вокруг покрывал снег, тут и там испещрённый следами пробегавших здесь ночью зайцев и шакалов. Было очень холодно, но от тряски в седле мы вспотели. Графу вспомнилась родина, а мне казалось, что нас занесло куда-то в Центральную Азию или в Татарию. Мы скакали через холмы, и наш проводник орал во всё горло какую-то песню на высоких нотах, и ветер тотчас срывал её с уст и уносил в пустоту.
  Прошло несколько дней – и вот мы в Афинах. Здесь гораздо теплее, и мы вновь увидели оливы и мирты, столь полюбившиеся нам в Сирии. А рядом – великолепие руин древнего Парфенона. Между руинами и деревьями, как это сплошь и рядом случается на Востоке, натыкаешься на характерные сценки человеческих нравов. То сынишка просит у вас яду, чтобы отравить папашу, то мамаша предлагает купить у неё дочь; и от этого сочетания красот и мерзостей в душе рождается мечтательное спокойствие и ты понимаешь, что животные милы тебе больше, чем люди, а мокрая галька на пустынном берегу ближе твоей душе, чем красоты городских набережных.
     Итак, Восток остался позади.
     Заполненная закатами солнца, шумом волн и листвы, ароматами, лесами и стадами, воспоминаниями о человеческих лицах, отмеченных здесь всеми мыслимыми выражениями и гримасами, душа переваривает поглощённое ею и безмолвно улыбается, словно одурманенная опиумом баядера.