Не Боги горшки обжигают

- Я все сказал, я все правильно вам сказал, профессор, я вам все ответил. Профессор Воскресенский, я вам все ответил... Я ВСЕ ПРАВИЛЬНО ОТВЕТИЛ, ВСЕ ПРАВИЛЬНО ОТВЕТИЛ...

Он сидит и бормочет одно и тоже, старенький сморщенный беззубый с землистым лицом, похожий на инопланетянина.
На Йоду, но только затравленного и потерянного.
Он потерял себя лет сорок тому назад, и я знаю как.
Старательный застенчивый прилежный ребенок, отличник. В институте тоже все только на "отлично".
Учеба - получение систематизированных знаний, - смысл всей его жизни.
Прочитать - запомнить - осознать, прочитать - запомнить - осознать. Повторить.
Он всю жизнь будет учиться и учить других, он точно знает - только для этого и стоит жить...

На экзамен как на праздник. Экзамен - итог. Экзамен - ТРИУМФ!
Незаметный и невзрачный он становился значимым и почти великим.
Лучше чем по этой дисциплине он никогда не был подготовлен.
Профессор - кумир. Такой же невидный и сухенький, он блистал всеми своими интеллектуальными гранями и освещал путь в академическое завтра.
Непременно понравиться, обаять, чтобы позвал в свою лабораторию, и батрачить на него, отдаваясь этой страсти без остатка.
Сегодня или никогда!

Он был великолепен! На каждый вопрос он отвечал полно, логически безукоризненно и со всеобъемлющем знанием учебника, лекций мэтра и сдабривая все это нечеловеческим, почти божественным проникновением в суть.

Профессор слушал его внимательно и молча, не перебивая.
Также молча написал что-то в зачетке и закрытую отдал.
В лабораторию не позвал.
Это не страшно, пусть подумает. Все равно позовет.

В коридоре ребята, слышавшие ответ, восторженно благоговели: "Ну ты даешь!".
Он открыл зачетку, хотя зачем?
Замер.
Четко и утрированно жирно стояло: "УДОВЛЕТВ."
Он бормочет раскачиваясь, испуганно глядя на меня: "Я все сказал, я все правильно вам сказал, профессор, я вам все ответил. Профессор Воскресенский, я вам все ответил... Я ВСЕ ПРАВИЛЬНО ОТВЕТИЛ, ВСЕ ПРАВИЛЬНО ОТВЕТИЛ..."
Жалкий и никому ненужный доживает свой век в интернате для психохроников.


Вспомнила себя.
Студентка.
Пока все экзамены только на "отлично". Непременно буду идти на Красный Диплом.

По госпитальной хирургии занятия ведет старый доцент. Не сильно старый, но дряхлый.
Алкоголик с паркинсонизмом, а точнее с Гентингтона... Дергается и кривляется. Шутит и кривляется. Шутит ли?
Но так смешно! Думала шутит. Умирала со смеху.
Оказалось не шутит.

На экзамене позвал меня сам и поставил "хорошо", это "хорошо" обнаружила в коридоре.
Вошла, спросила "почему?", ответил "просто так, чтобы красный диплом накрылся медным тазом".
Спряталась где-то в углу, обревелась.
За что?!

Когда тебе плохо, надо сделать кому-то хорошо. Промокнула слезы. Умылась.
Купила букет цветов и подарила их профессору с этой же кафедры.
Профессор немолодой, но не дряхлый.
Очень обрадовался, поинтересовался результатами экзамена, сильно удивился и опечалился.
 Он меня заприметил еще на лекциях, хотел, чтобы я отвечала ему, но доцент должен был отыграться за мою жизнерадостность и вызвал меня раньше.
- Хотите пересдать?
- Нет, не буду.

Доброе дело сделала, но не полегчало.
Пришла домой, надела кеды, костюм спортивный и на стадион, километраж наматывать.
Ну хоть тресни! Всю аж на изнанку выворачивает! Злоба душит. Как хорошо, что нет пистолета, пристрелила бы гниду!

На стадион просачивается ватага юных хулиганов, человек пять не меньше, гомонят и матерятся.
Все так ясно помню, будто было вчера...
На краю беговой дорожки куча ламп дневного света. Так в советской время "утилизировали" вредные для здоровья предметы.
Мальчишки нетрезвы и радуются возможности напакостить, а то что там некто маячит в сумерках, ровным счетом не имеет значения. Скорее наоборот.
Они с жутким вакуумным треском и звоном бьют эти лампы прямо на беговой дорожке передо мной. Ах, как их заводит безнаказанность!

Вот повезло так повезло! Случай идет навстречу тому, кто его ищет!
- Пррекратить безобрразие!, - иду я со всей накопившейся за день яростью на эту банду.
Кто-то по инерции брякнул очередную лампу.
- Собррать осколки!, - иду я тараном на них всех разом.

- Щас уберем, будь сделано, - они совершенно спокойно смели на обочину рукотворными вениками из травы все и, извинившись, удалились.

А я приняла решение: да чтобы я из-за каких-то там оценок так рвала себе душу, да никогда!
Как говорится, лучше иметь красную рожу и синий диплом, чем синюю рожу и красный диплом.

К слову сказать, в субординатуре, через пять лет, я училась именно у этого профессора, которому подарила цветы.
Профессор во мне души не чаял, не знаю, помнил ли он тот букет.
А доцент в то время еще оперировал.
Он входил в операционную танцующей походкой святого Витта, гримасничая, с трясущимися руками и подкашивающимися ногами.
Мылся, одевался в стерильный балахон с тесемками сзади, дергаясь становился к операционному столу.
Нестерильная сестра приносила ему стакан чистого спирта, он его выпивал.
Постепенно дрожь унималась.
Он серьезный и сосредоточенный брал в руки скальпель, инструменты... и оперировал как Бог!
Это бывало крайне редко и по личной просьбе некоторых пациентов.
Пациенты знали, что работать он будет только после стакана спирта, он их предупреждал, но они его умоляли...

Осложнений у него, практически, не было.