Уха по обски

Спроси любого рыбака, как сварить уху и он расскажет десятки рецептов, один лучше другого. Но варево, которое мне пришлось искушать на заливных лугах Оби, где рыбачили с напарником, запомнился на всю жизнь.
Рыбалка сразу незадалась. С утра начал моросить дождь, поднялся ветер. В таких условиях  пытались поставить сети, но это плохо удалось – часть скомило. Затем забарахлил лодочный мотор, потом оказалось, что забыли на лодочной станции топор. В общем, намучились досыта. К вечеру, однако, развиднелось: дождь и ветер прекратились. Григорич (мой постоянный напарник и старинный друг)  поехал проверять сети, а я занялся разбором рыбацких пожиток, просушкой спальных мешков, установкой палатки, собиранием дров, которых бы хватило на всю ночь для костра. Улов оказался на редкость скромен, но на уху хватило. Через некоторое время мы уже дружно гремели ложками о котелок, поедая рыбу неслыханной вкуснотищи, запивая ее наваристой юшкой из окуней, подлещиков, печени налима.
Темнело. Опять накрапывал дождь. Григорич, прибрав остатки нашего пиршества, пристроил котелок с недоеденной ухой около кострища (чтобы была горячей), и завел нескончаемый разговор о рыбалке в ранешние времена. Это была его излюбленная тема. Ведь родился он на Оби и знал эти места не понаслышке. Под неторопливую болтовню старика я задремал. Проснулись затемно, с вечера был  договор -  пораньше проверить снасти, затем снять их и перебраться в другое более уловистое место. Костер практически погас, только несколько угольков светились красными глазками. Быстро подбросили валежин, подвесили на таган чайник и котелок с ухой. Минут через двадцать завтрак был разогрет и готов к употреблению. Настоявшаяся за ночь уха была вкусней вечерней. Оставшийся кусок рыбы на дне котелка Григорич ненавязчиво подталкивал ложкой  мне, зная, что это мое любимое кушанье. Я же, чтобы не посчитали нескромным, передвигал к напарнику. Наконец, не выдержав соблазна, зачерпнул его своей деревянной ложкой. Что - то заставило меня насторожиться. Поднося  очередную порцию еды ко рту, рука дрогнула, и взгляд остановился на том, что находилось в ложке! Это была дохлая мышь. Чувство, которое меня охватило словами не передать. Рванув за палатку, долго приходил в себя. Григорич же, как ни в чем небывало тут же стал рассказывать как во время войны, они, тринадцатилетние пацаны, от постоянного чувства голода, тоже ели что попало.
- Конечно, мышей специально мы не пробовали. Но всяких там полевых зверушек, сколько хочешь, - успокаивал он, - а эта видимо ночью, когда уха остыла, решила полакомиться, да утонула. Не дрейфь, жить будешь, тем более ты ее даже не надкусил.
Подташнивало меня целый день