Трудный день

                ТРУДНЫЙ ДЕНЬ

   Первый сон отошёл, но Витя не открывал глаза. Он любил понежиться, вспомнить, что делал вчера, что предстоит сегодня. Он напряг память. Кем он в данный момент работает, где он может находиться? У мамы в Рязани? У Кости в общежитии? У четвероюродного брата Валеры? У жены? У её родителей? Вроде нет. Мысли в голове двигались ещё вяло, и он на минуту забылся. Затем сознание прояснилось снова. Ах, да! Он же в Калуге, в гостинице.
Вчера в двенадцать ночи он приехал сюда, так как сегодня у него по плану три концерта. Потом он сможет на неделю снова поехать в Москву, благо, четыре часа езды. Правда, следующую неделю снова придётся работать здесь,  как вол. Зато потом около месяца отдыха.
«Хорошо, всё-таки я устроился» - подумал Витя, он работал здесь совсем ещё недолго – «одну недельку в месяц можно и поработать, это не четыре раза в неделю вкалывать. Надо директору филармонии новому, кажется, как его, то ли Абрам Исаакович, то ли Исаак Абрамович, условия поставить, чтобы ставку повысил. Так Валера требует. Найдите, попробуйте, такого лирического тенора, как я, ещё где-нибудь. Вон, в Тулу зовут, в Смоленск тоже» - последнюю фразу проговорил он вслух, но продолжать не стал, так как директора, всё же, рядом не было.

   Витя потянулся, зажмурился, протёр глаза и, наконец, открыл их. На кровать подал лучик солнца. Витя повернулся на бок и снова задумался.
   
   «Так что же было вчера? Ага, вспомнил. Весь день в бегах, то с тем поговорить, то с другим. К вечеру с женой встретился, домой к ней зашёл. Прелесть Милка, всему верит. Что ей такое порассказал? А, о своём прошлом. Не забыть бы, а то получится, как со смертью сестры. В прошлом году ляпнул, когда несколько дней в загородной компании пропадал, что Танька, вместе с дочкой, померли, и я не мог эти дни в себя прийти. Теперь вот поженились, и пришлось выдумывать двоюродную сестру, тоже Татьяну, и тоже с дочкой, которая, якобы, мне как родная была. Так что же я вчера говорил? Много, много всего, под вдохновения попал. Она от жалости аж еле слёзы удерживала. Рассказал, что почти в детстве, когда ещё был слепым (кстати, не узнала бы, что слепым не был), затянула меня международная банда гомосексуалистов, особые средства применяли, чтобы возбудить, так что не знаю, какая теперь наследственность может быть. И ни как не мог от них отвязаться, иначе всем моим родным грозила бы гибель. И здоровье с тех пор потерял, и везде мне ужасы мерещатся. Даже сказал, что в меня стреляли однажды, когда хотел от них сбежать, поэтому и будильника боюсь. Даже самому себя жалко стало. Да…».

   Витя неожиданно отключился от мыслей – раздался звонок телефона. Ему напомнили, что пора собираться и пригласили в соседний номер на чай. Неместные артисты филармонии, за неимением общежития, располагались в той же гостинице. Витя тщательно причесался, оделся в моднейший свитер, который сам связал на досуге и, захватив в дипломате концертный костюм, пошёл к соседям завтракать.

   Это была молодая семья, она – музыковед, он – баянист, и, как и все, которые ещё недолго с Витей общались, очарованная им. Для них он был кандидатом филологических наук – перед консерваторией окончивший МГУ, куда поступил в тринадцатилетнем возрасте, пишущий разные научные труды и литературные произведения, благодаря которым и числился в Союзе писателей. Видя в нём светлую интеллектуальную личность, они были счастливы, что  такой человек снизошёл до их общества и угощали его на славу. Уписывая домашние пироги, Витя тонко злословил по поводу всех знакомых и незнакомых, а те слушали, раскрыв рот, поражаясь, что до сих пор ничего подобного о них не знали. О музыковедческих проблемах было переговорено ещё в предыдущие разы.

   - А Щёткин три раза в психлечебнице был, его только и спасло, что Красовкина заступилась, используя свои большие связи – говорил Витя.

   - Красовкина? Она ему родственница? – удивился Сергей.
 
   - Как посмотреть. Официально, конечно нет, а практически, самая близкая. Вы что, ничего не знали?

   - Подумать только, ведь у неё муж, дети!

   - А разве это было когда-либо препятствием? Да и муж не лучше, пятерых детей в разных местах имеет, я сам знаком с одной из его побочных семей…

   В таком духе некоторое время продолжался разговор, затем он перешёл на моду и в связи с ней, на новые приобретения.

   Здесь Витя, как знаток этого вопроса, блеснул эрудицией, посоветовав Ляле такие детали, о которых даже искушённый в таких делах Серёжа не имел понятия. Витя пообещал устроить супругов к самому знаменитому портному в Москве, который ему много чем обязан.

   Тут все вспомнили, что пора выходить и спешно направились к филармонии, возле которой уже ждал автобус.

   В дороге Витя, как всегда, моментально познакомился и произвёл большое впечатление на новое лицо – пожилого баса, только недавно переехавшего в Калугу. Бас мечтал устроиться в Москве, и Витя, рассказав ему, что у него очень высокопоставленные родственники, пообещал это устроить, причём, с предоставлением трёхкомнатной квартиры. К тому же он дал ему несколько ценных рецептов от язвы желудка, которой, якобы, страдает сам, и тот аккуратно записал их в блокнот.

   Сообщив ещё о том, как сохранить в свежем виде розы с осени до января, Витя пересел к концертмейстерше Викочке, недавно окончившей Ленинградскую Консерваторию, которая пожирала его глазами с самого начала поездки.
               
   - Ну, как дела, как жизнь? – осведомился он нежным вкрадчивым голосом.
   
   - Да ничего, нормально. Вот, возьмите, я вам футляр для очков вышила.
               
   - Ой, спасибо, надо же, какая прелесть! Стоило ли беспокоиться? Ну, как дела?
               
   - Мама пишет, что больна, зовёт к ней приехать, да мне жалко уезжать.
               
   - Это почему из такой дыры жалко?
               
   - Да так, к людям привыкла.
               
   - Это к кому же, к Норцману,  или к Фиктенштольцу?
               
   - Да вы всё шутите, – покраснела Вика – лучше расскажите, как ваши дела.
               
   - Ничего, помаленьку, пока тяну, хотя недолго осталось.
               
   - Ой, почему так?
               
   - А как вы думаете? Порез печени, рак лёгких.
               
   - Это точно?
               
   - Да что врачи понимают? Я сам знаю, чувствую.
               
   - Но ведь у вас ребёнок, вы не должны так думать! Лечиться надо, хотя бы ради него.
               
   - Что ж  поделаешь, такая судьба. Ничего, сестра воспитает. (Витя всем рассказывал, что  приёмный сын сестры, якобы, его ребёнок от погибшей в автокатастрофе подруги). – Да, а вы слышали, что американские учёные установили связь с душой умершего человека?

   - Нет, а что? Расскажите, пожалуйста! Это правда?
   
   - Да, это точные данные. Им удалось с ней поговорить. Использовались самые точные математические расчёты и новейшая техника. Душа рассказала, что души живут в другом ритме, но находятся тут же, с нами. Из-за этого и не удаётся людям с ними общаться. Так что видите, всё это есть.
   
   - Ещё бы, и без учёных я всегда знала, да и раньше люди…

   - Вот именно, вы ведь знаете, моя бабушка – сестра Великого князя, а дед – бывший митрополит. Так вот, раньше и без науки всем было ясно, что нами движет. Я вам книгу принесу по этому вопросу.

   В это время они приехали и начались переодевания к концерту.
Закончив своё выступление, Витя, ожидая конца концерта, от нечего делать разговорился с парнем – рабочим сцены.

   - Ужасная у тебя работа – говорил он вдохновенно, - ведь сам из рабочих. Мои предки крестьянами были, а как отменили крепостное право, в город поддались. Я же всегда петь любил. Кладу паркет, а сам пою. Меня заметили, в самодеятельность пригласили. А там и в консерваторию. Видишь, как бывает.

   Рабочий, смущаясь, поделился, что тоже любит петь песни под гитару и попросил Витю проверить, нет ли у него голоса.

   Они пошли в дальнюю комнату, где Витя заставил парня спеть упражнение, а затем с жаром пожал ему руку и заверил его, что у него отличный голос, его ждёт большое артистическое будущее и тут же пообещал поговорить с профессором консерватории, чтобы его в виде исключения приняли среди года и без десятилетки.

   - А можно так? – ошалев от счастья, всё же усомнился тот.

   - Ради меня они на всё пойдут. – Успокоил его Витя. – Уж я знаю, и не того добивался. Недавно одну дворничиху в Большой Театр певицей устроил, а у неё три класса.

   Витя подробно записал адрес парня на какой-то бумажке и, так как концерт кончился, пошёл с остальными обедать в ресторан. За обедом он поразил всех новыми подробностями о летающих тарелках, слышанных им где-то недавно и немного дополненными его воображением. Но засиживаться было особенно некогда, так как предстояло ещё два концерта. Выпили, поэтому, только по стакану красного.

   Далее, в автобусе, Витя развлекал всех новой скандальной историей, имевшей место, по его словам, в Большом Театре и о которой никто ничего не слышал. Тем интереснее было узнавать о самых интимных подробностях из жизни звёзд.

   Ожидая своего выхода на сцену в следующем областном центре, Витя, представившись перед двумя уборщицами бывшим врачом, подробно объяснил им, как излечить мать одной из них, у которой отнялись ноги и даже пообещал устроить её в Кремлёвскую  больницу.
   Записав адрес Костиного общежития на обратной стороне той бумажки, где был записан адрес рабочего сцены, Витя, перечеркнув прежнюю запись, вручил её благоговейным слушательницам, чтобы те ему позвонили через несколько дней и сообщили о состоянии больной.

   Времени до следующего концерта оставалось лишь на переезд, поэтому в ресторан не заходили, а пару бутылок распили в автобусе, закусывая вафлями, оказавшимися у кого-то запасливого с собой. Витя сообщил между делом новый и самый верный способ сохранения молодости.

   Последний концерт был недалеко от Калуги. Здесь в артистическую зашёл местный любитель музыки, по профессии математик, преподающий в школе свой предмет, астрономию, физику, химию и рисование. Он поздравил артистов с выступлением, и, естественно, Витя с ним тут же разговорился. Новый знакомый сказал, что его дочь оканчивает училище по скрипке и теперь не знает, куда ехать поступать. Витя выразил живейшее участие и, понизив голос, сообщил, что его дядя (Витя назвал фамилию известного скрипача) преподаёт в консерватории, да и сам он лауреат международных конкурсов в Лос-Анжелесе и в Сан-Франциско по виолончели, так как до вокального факультета окончил струнное.

   Математик, с трудом поверивший своей удаче, робко попросил Витю прослушать дочь, которая, к великой радости, сейчас находится дома. Он пригласил Витю на ужин, обещая отвезти его в Калугу на собственном запорожце. Витя согласился. Он сказал остальным, когда посетитель вышел, чтобы, пока Витя переоденется, предупредить домашних по телефону, какой ожидается гость, что его пригласил председатель Горкома города  к себе на ужин, поскольку он поражён Витиным голосом. Конечно, ему это ни к чему, ехать туда никак уж не хочется, но что поделаешь, нельзя отказать. К тому же у председателя Горкома есть к нему, Вите, просьба личного характера. Одно лишь утешение, что домой, в гостиницу его доставят на горкомовской волге.

   Артисты с завистью посмотрели вслед баловню судьбы и, когда за ним закрылась дверь, заговорили об исключительных человеческих качествах нового молодого тенора и его поразительных связях. Это, однако, не помешало позлословить о его не ахти каких голосовых и артистических возможностях.

   В доме математика его встретили, как могли. На стол выставили всё самое лучшее, что смогли достать за полчаса в ресторане. Хозяин, хозяйка, тёща, дочь с подобострастием прислушивались к каждому его слову. Сначала сытно поели, рассуждая об искусстве и музыкальных новостях столицы. Вскоре нашлись и местные «общие» знакомые, так как брат Вити, якобы, жил одно время в Калуге, и Витя его частенько навещал. Витя знал о знакомых даже то, что не знали хозяева.

   - А Лепёшкиных, случайно не знаете? – осведомился хозяин.

   - Это которых? Фамилия знакомая.

   - Ну, Надежду Ивановну, врача и мужа, инженера.

   - Надежду Ивановну, эту, блондинку в очках?

   - Нет, она не блондинка, среднего роста, полная такая.

   - Да-да, припоминаю… А, Надежда Ивановна! Ну конечно, знаю. Это она! Она тогда блондинкой красилась по моему совету. Так ей больше к лицу. Мы у них частенько бывали.  Знаете, она сама тайно лечится у моей тёти, не буду говорить, от какой болезни – медицинская тайна.

   Таким же образом поговорили и ещё кое о ком.

   Затем девушка играла программу на скрипке, и Витя с видом знатока посоветовал ей поступать только к дяде в Москву, поскольку лучшего специалиста нет, и перед которым он пообещал за неё похлопотать.

   После был чай, разговор коснулся научных проблем, и Витя снова оказался на высоте. О чём бы ни говорил хозяин, делящийся с ним плодами своих раздумий в самых разных областях науки, гость поддакивал с умным видом, вводя слова - «как это верно», «да, я об этом читал», «муж моей тёти специалист в этой области».  Иногда же он вворачивал подходящую к случаю целую научную тираду, позаимствованную у кого-либо из многочисленных знакомых.
   Хозяева поражались его образованности и начитанности.

   Когда заговорили о языкознании, Витя чуть было не ляпнул, что сам филолог, но вовремя вспомнил, что приглашён в качестве виолончелиста. Желая блеснуть эрудицией, он высказался было об общении учёных с душой усопшего, но тут хозяин, задетый за живое, не смог удержаться от возражения, заявив, что он убеждённый атеист и в такую чепуху поверить не может.

   - Вот и я только хотел сказать,  – подхватил Витя – что чего только не напишут в целях сенсации.  И про летающие тарелки, столько всего невероятного! Сам в руках держал записки об этом, которыми все увлекаются, но не заглянул, противно стало.

   - А хотелось бы верить, что в этом что-то есть – мечтательно заметила хозяйка – так, без чудес жить неинтересно.

   Витя на секунду растерялся, но, тут же, нашёлся:

   - Много всего слышно, науке не всё известно. Вон, генетику раньше тоже считали чем-то вроде мистики. Так что, кто знает. Но я за истины, доказанные наукой – перевёл он взгляд на хозяина.

   В заключении поговорили об атеизме, и Витя, привлекая интереснейшие факты, к полному удовольствию хозяина доказывал невозможность сверхъестественного.

   Было поздно, и ему предложили переночевать, но Витя отказался, вспомнив, что утром хотел уехать в Москву, так как его пригласили на вечер Клюшкины. На прощанье он пообещал написать, как только переговорит с дядей, а в машине рассказал новому приятелю о своих предках, убеждённых атеистах-революционерах.

   В холле гостиницы его ждала средних лет женщина, бухгалтер филармонии.

   - Витенька – просяще заговорила она после тёплого приветствия – никак вас не поймаешь. Я думала, вы со всеми приедете, прямо заждалась. Скажите, как насчёт английской дублёнки для Леночки, помните, вы обещали достать? А то холода надвигаются.

   - Как же, помню, всё время думаю об этом. Но представляете, у тёти, заведующей ГУМом, так некстати  инсульт, в больнице лежит. Вот поправится немного, а то сейчас говорить неудобно как-то об этом.

   - Ну, конечно, не надо. Что поделаешь, куплю пока зимнее пальто. – И огорчённая женщина покинула  гостиницу.

   В Витином номере сидел Валера, четвероюродный брат Вити, филолог, годящийся ему в отцы. Он специально приехал из Москвы, чтобы провести с Витей время наедине, поскольку ещё с нежного Витиного возраста состоял с ним в столь тесных дружеских отношениях, что все расценивали это однозначно. Последнее давало друзьям повод для бесконечных разговоров о порочности окружающих.

   - Совсем меня замучили – отчитывал он Витю – звонят с утра до вечера твои приятели, чего-то от тебя хотят. Телефон не давай им, что ли. Из театра звонили, откуда ты ушёл. Сегодня некий Чайкин надоел – ты обещал ему гадалку, что ли, привести какую-то особую. Ещё Мышкина…

   - Да посылай всех к чёрту, – флегматично отозвался Витя – насели на человека, что им только от меня надо?

   - И ещё Милка твоя звонила, спрашивала, когда приедешь, если не скоро, то сама к тебе явится. Не кажется ли тебе, что ваши отношения слишком далеко заходят? Говорил, женюсь для видимости, чтобы чего не подумали со стороны, а то люди на нас косятся. Вместе кандидатуру обсуждали. А теперь что, любовь открылась?

   - Не волнуйся, надоест, разведусь, когда найду нужным, а ревновать нечего. Приехал, и хорошо. А то уходи, если ныть будешь, настроение портить. У меня день трудный был. Я устал, есть хочу – с интонацией капризного ребёнка протянул Витя, в то же время, думая о том, как завтра поразит Клюшкиных по части сведений о точных науках, подчерпнутых сегодня вечером в гостях.

   Валера достал привезённую им из Москвы еду, вино, и Витя принялся рассказывать о грандиозном успехе, который он имел сегодня на концертах и поклонницах, толпами осаждавших его и чуть не разорвавших концертный костюм на сувенирные лоскутки.               


Л. О. Бокова-Кнопп.

Ноябрь, 1980.