1 Июля

 

    Может быть, это последнее моё письмо тебе, если ты запретишь писать дальше. Что гадать: может – не может, внутри всё поёт. Чудеса!
Если бы кто-то три месяца назад сказал мне, что совсем скоро я сойду с ума от этой малознакомой женщины, даже имени которой я не знал, что одна мысль будет две недели подряд неотрывно биться в голове – увидеть её, подойти, обнять, поцеловать.., я бы без комментариев покрутил пальцем у виска и посчитал разговор оконченным.
Но это произошло – я сошёл с ума и эта мысль не давала мне покоя… Но сколько радости она мне дарила! И  я не смог не поделиться своей радостью с тобой, не побоявшись поставить в неловкое положение. И, похоже, сделал правильно.
   И уже не просто радость, а пронзительное счастье заполнило меня и я решаюсь написать тебе об этом. Милая, нежная, желанная! Да, да, желанная, как бы ты не краснела, но это не должно быть стыдно, да, ты-женщина, которую я хочу. И ты единственная женщина, которой я это написал и могу сказать, глядя тебе в глаза. Я могу это сказать, стоя на коленях перед тобой. Я готов сказать сейчас это, когда мы идем по улице, танцуем, обнимаемся. Пойми, это не плохо, это восхитительно, волшебно, нет, ни одно слово не определит, пожалуй, всю значимость этого ощущения.
Вот я и сказал, сказал, сказал!  И ещё скажу тысячу раз, если ты разрешишь (и сто тысяч раз подумаю, если ты не разрешишь мне говорить).
    Да, если бы кто-то сказал, что я ТАКОЕ напишу, напишу тебе, я ответил бы: «Такого не было, нет и не будет, потому что не может быть никогда!». Но, оказывается, это может быть и ты, ты, ты – этому причина.
И я подхожу к окну – внизу на кустах уже редкие пятна шиповника, а впереди под деревьями белые ромашковые россыпи. И те и другие шепчут мне: «Она прекрасна!». А я им отвечаю: «Вы не можете это знать. Это знаю только я, знаю на половину, на треть, на одну десятую, но, если мне повезет и она станет моей, то по-настоящему знать, как она прекрасна, будет только один человек, и этот человек – я». Милая моя, что же ты закрываешься руками, зачем смятенно говоришь: «Так не бывает, так не должно быть!» Отведи руки, чтобы я ещё раз увидел, как ты хороша и молча прислушайся к своему молодому, сильному, гибкому, горячему телу. И если ты услышишь, как оно, напружинившись, говорит уже не за тебя, а за себя: «Так есть и так будет», то тебе уже ничего не останется делать, как с хрустом закинуть руки за голову, и, понимая, что ты сейчас совершенно неотразима, шепнуть: «Я жду тебя» или «Я жду Вас». И я приду к тебе, т.к. сколько бы я ни шёл, куда бы я ни шёл, выясняется, что я шёл к тебе. И то, что будет дальше – это только наше с тобой и об этом ни эта ручка, ни этот лист бумаги знать уже не будут. А об этом будем помнить, знать, нести в себе дальше только ты и я, ты – моя женщина и я – твой мужчина. Я так счастлив этим.
Может быть, я сумасшедший? Говорят, они бывают счастливы, построив свой мирок и находясь там внутри. Да, я построил свой мир, но он весь состоит из тебя, из твоего тела (не пугайся, согласись, что твоё тело прекрасно, а если оно желанно, то оно многократно прекрасно).
И без него, без тебя мне будет плохо. А с ним! Боже мой, выдержало бы сердце, достучалось до той минуты, что будет воротами в вечность, где будет написано «Мы». Сколько будет длиться эта вечность, я не знаю – десять минут, три часа, две недели, год? Но эта вечность НАС ждет. Пошли? Пошли!