Ориент

Ушастый, ужасающий бурятский Будда в сарае, позолоченный, с трапецией подкачанной спины атлета. И одичавшие безгорбые полуверблюды, роскошные, раскосые, чернявые и смуглоликие. Арыки вони в мерзлоте.
Я полз на поезде мимо священности Байкала. И ражий местный телеоператор в белых валенках на босу ногу доказывал мне с жаром, что у них тут – едва не геометрическое сердце родины, что это «вам там» только кажется, будто Иркутск – конец всему. «По карте еще два лаптя до Владика!»
(С востоком этим всегда морока, морок. Потому как не представить… Где он?! Куда молиться, если уж припрет?)
…Румяный похмельный поп бесконечно длинной ночью в купе плацкарта с чего-то безутешно возвещал, по пунктам, в чем исповедался недавно духовнику, и вот что набежало: он падал духом, творил блудные грехи сам с собой и с другом и разжигался мыслями, простирал руки к своему нагому телу, смотрел и трогал руками уды, при тесноте в автобусе испытывал удовольствие от прикосновений и не старался их избежать, не воздерживался с женой в ночь на среду, пятницу, воскресенье и посты, при случках животных имел худые желания и мысли, рисковал жизнью, переходя Ангару по льду, в храме на часы глядел, не посылал подарки обидевшим его, не имел любви к врагам, согрешал гортанобесием, кушал рыбу без чешуи и жареную кровь, имел недушевнополезные знакомства, не думал, что ждет его за гробом, плакал о временном, дерзко поднимал глаза, мочился при посторонних, устраивал свидания на кладбище, пугал прохожих и приставал к ним.
Он разрыдался, привалившись к оператору, затем же – потребовал стакан.
Э, говорю вам, по фотографии мой иркутский якутский прадед выглядел, как постаревший Чан Кайши, в очочках. На шатуна ходил, однако, без очков… А русская прабабка-барыня напоследок, похоже, гладила ручищей ветку облепихи на своей заимке, и расширяющиеся капли крови божьими коровками срывались с пальцев – ибо кисть руки ее от старости уже дрожала… Так и нашли, изглоданную каким-то зверем. Осталась кисть, вся в иглах облепихи. Я вижу в этом чистоту, отчетливость сибирского ухода – ТУДА…
Главное, определяющее какую-то безудержную дурь в структуре моей личности, – это каллоидный раствор сибирского востока в моей крови. И, между прочим, когда-то я был добровольным донором, ребята…