IX. Девять лет одного дня. Расстрел

– Пускай выйдет на палубу Липовка, я буду его убивать, – раздалось по громкой связи и эхом разлетелось по Тюва-Губе. Прогремел выстрел.
    Мы с Сергёгой Копейкиным пили чай и играли в шиш-беш.
– Ну, что Макс, марсы карячаться, – и Серёга выкинул очередной кош. – Партия. Ну что, ещё партийку?!
– Серёга, сходи, посмотри, что там происходит, может война началась, а мы тут сидим... не при делах, – процедил я сквозь зубы и сразу затянул голосом Зыкиной “А волны и стонут и плачут…”. – Скучно. Пора на боковую.
      Сергей набросил “сланцы” и вышел из нашего офицерского кубрика в коридор казармы. Через пару минут донеслось семенящее шлепанье тапочек. Дверь не открылась. Наверное, в гальюн проскочил.
       Наши с Серёгой списанные корабли, по-прежнему покоились у второго причала. У третьего стояли два списанных эскээра (третий покоился на дне), а на первом был погранпост: к нему подходили “рыбаки” заправиться водой; граница при этом оставалась для них “открытой” и валюта продолжала капать. Над причалом, на сопке – погранзастава, под командованием Капитана Володи. Когда приходил очередной “рыбак”, на причал выставлялся пограничный пост. К военнослужащим нашего дивизиона  Володя относился лояльно – соседи всё-таки, и желающим разрешал проводить незаконные бартерные сделки, в общем –  бизнес: шило меняли на рыбу, водку – на печень трески, иногда – на норвежские кроны.
       В эти сутки мы с Сергеем остались по графику в “обеспечение”. Дежурным заступил Капитан-лейтенант Михал Михалыч Михалёв. Сегодня он научил нас есть сырое мясо – говядину.
– Точно, Серёга в гальюн поскакал. ..Ъ, гальюна ж в казарме то нет.

       Деревянный сортир, по приказанию начальника штаба дивизиона построил пару лет назад без единого гвоздя дивизионный химик Старший мичман Иван Терентьевич. Место установки  было выбрано начштабом – у смотровой площадки, на  высиженном им однажды пятачке. До берегового сортира было как до причала, и мы ходили в гальюн на боевой СДК-85, корабль  под командованием Капитан-лейтенанта Дмитрия Липовки. Моряки ж мы всё-таки.
       Я закрыл, на всякий случай, дверь изнутри на щеколду. Дверь была деревянная, вставка из оргалита в нескольких местах проломлена. – Ненадёжна, – прикинул я.
       На улице раздался ружейный выстрел, ещё один - в помещении. Кто-то пробежал за дверью... в ботинках. Михал Михалыч - больше некому.

       Береговой электрик, матрос-контрактник, уроженец Сибири и потомственный промысловик-охотник бил белку в глаз с пятидесяти шагов.               
         Этим августовским воскресным вечером он починил береговую колонку электропитания на рыболовецком причале, и рыбаки налили ему стакан. Стакан он выпил впервые и до этого он вообще никогда не пил... Вернувшись в береговую казарму в приподнятом настроении, он вдруг вспомнил про должок и отправился за ним на корабль к Липовке. Спустившись в кубрик, он потребовал у своего кореша охотничий нож, который тот обещал ему смастерить из раскатанного дизельного клапана – наилучшая сталь для таких поделок. Склянки пробили полночь. Тесный кубрик быстро наполнился ещё и перегаром. Двадцать пять морских душ проснулись и хором послали берегового электрика на свежий воздух. Вахтенный дал незваному гостю в морду и вытолкал с трапа. Командир снял вахтенного. “Что бы, ..Ъ, не пускал кого-попало ” – выкрикнул командир.
      Матрос вернулся в казарму обиженный.  – Зачем служивого обидели? “Кого попало…” – обидно.
      Он зашёл в свой кубрик и начал шаркаться. И опять его обматерили и дали в морду. У него были ключи от мичманской “каюты”, в которой те устроили склад бартерной водки, хранили рыболовные снасти и охотничьи ружья со снаряжением. Имелись также капканы. И ещё всякий ремонтный и поделочный инструмент, очень необходимые мичманам в хозяйстве двухсотмиллиметровые гвозди, ящик обувных стелек 46 размера вперемешку с хозяйственным мылом, сломанный раздвижной упор и многое другое.
         “...это Мне нужно…тебе же это не нужно?…вот Это мне Очень надо… Дай мне Это… Дай” – Мичман служит – пока руки носят (не все, конечно!). И ещё они любят играть в карты на деньги, по копеечке. Я так раз за одну игру проиграл одному из них шесть тысяч копеек в 90-ом году. Штурман тогда проиграл тридцать пять тысяч копеек. А у него была семья. Отыграл ему его месячную зарплату Володя Ованесов. За три ночи.
        Потомственный промысловик-охотник открыл зелёную бутылку бартерной Русской водки, зарядил двустволку и перекинул через плечо патронташ. Патроны были начинены 12 мм латунными пулями “на медведя”, выточенными в Североморске на нашей судоремонтной мастерской.
        Не совладавший с обидой матрос-охотник вышел из мичманской, проследовал по коридору в рубку дежурного, увидел Михал Михалыча и вскинул ружьё. Шагов или топота мы с Сергеем не услышали и потом уже догадались, что Капитан-лейтенант Михелёв спланировал в штабной кубрик, и заперся на щеколду. Да, щеколду... вот это мы слышали.

– Пускай выйдет на палубу Липовка, я буду его убивать, - раздалось по громкой связи и эхом разлетелось по Тюва-Губе. Прогремел выстрел.
     Штурман списанного СДК-87, командир БЧ-1-4-7, мой друг Старший-лейтенант Сергей  Копейкин пробежал по коридору, теряя на ходу тапочки и военную выправку. Он заперся в комнате писаря ПДП, взял у окна двухсот килограммовый несгораемый шкаф и подпер им дверь изнутри. На окне была решётка. Он спасся от унижения.
       Мимо моей двери уверено протопал морскими гадами матрос-охотник. Он шёл по следам разбросанных тапочек.
       Я замер в раздумье. По громкой связи опять проорали что-то невнятное, что-то про Липовку и его боевой экипаж, слова были сдобрены ятями и пьяными мычаниями. Потом динамик запищал и всё стихло.
        Расковыряв прореху в оргалите дверного полотна, я наклонился в пояс и припал к образовавшемуся отверстию правой линзой очков – ни сги не видно. Встав лицом к двери, я прикрыл кусочком оргалита дырку. Кусочек отвалился и через отверстие  стал медленно просовываться ствол охотничьего ружья, пока не упёрся мне в живот. Я развернулся и встал спиной к стене справа от двери, ствол повернулся в мою сторону, я присел на корточки – ствол повторил моё движение. – Фантастика, моё унижение началось. В долю секунды я нырнул под железную кровать.
– Матрац и сетка могут спасти от выстрела, но не от унижения. Что он будет со мной делать? может надо было дёрнуть за ствол? ..Ъ..Ъ..Ъ..! он может заставить меня дергать потом и за что-нибудь другое, – так в раздумье я пролежал полторы секунды, дверь должна была вылететь через две. Пора. Дальнейшее происходило в замедленном действии: как Вождь Милаша Формана, я медленно поднял табуретку, со всего размаха швырнул её в огромное окно, шагнул из нашего "кукушкина гнезда" в образовавшийся проём и скрылся в сопках. До Канады было не близко.
    Ещё два выстрела.
      Мой дед Максим, когда-то в Ачинске, был тоже промысловиком-охотником, и он рассказывал моему отцу, а отец мне – про тигриную петлю. Поднявшись в сопку и сделав крюк, я убедился, что за мной никто не идёт, вышел к смотровой площадке на склон, поросший ольхой, и стал наблюдать за причалом. Рядом валялись кирпичи и коптильня, сделанная из сейфа, из неё торчали сгнившие крылья баклана. Два часа ночи, отлив, солнышко, стреляют, сортир рядом.
– Пикник, ..Ъ.
         Позже, командир корабля Дмитрий Липовка рассказывал, как он стоял в ходовой рубке и наблюдал в оптический бинокулярный визир за моими "петлями" по сопке, а в спину мне постреливали.
      Я  наблюдал сейчас за происходящим через  линзы в три с половиной диоптрии. По плавпричалу шёл охотник с переломленным ружьём и вставлял в него на ходу патроны. Перед этим, с крыльца казармы он произвёл выстрел по кораблю и с расстояния в сто тридцать шагов попал в закрытую единственную  дверь  надстройки. Облачко порохового дыма ещё долго плыло над водой. Поднявшись на борт боевого корабля, он зашёл внутрь.
    В конце узкого коридора, завешенного электрощитами, из помещения камбуза выглянул командир корабля и начал воспитывать вооружённого берегового электрика. Тот произвёл дуплетом два выстрела и разнёс электрощит вдребезги. Свет в коридоре погас.

    Ничего интересного на поверхности земли больше не происходило, и я отправился на погранзаставу. Капитан-пограничник Володя, несмотря на позднее время, встретил меня с радушием и предложил горячего чая.
– Ты доложил кому-нибудь?
– Володя, так там старший есть на дивизионе – командир 85-го. У него и связь, и реактивные установки сто тридцатого калибра.
– Понятно всё с вами. Вот вертушка, звони.
– Байкал … Кондор… с Вербой соедините. - На другом конце провода представился оперативным дежурным по соединению десантных кораблей  Капитан второго ранга Смолин – флагманский штурман соединения.
– Товарищ Капитан второго ранга, вас беспокоит Старший-лейтенант Буровцев, командир БЧ-5 СДК-76. Вам из Тюва-Губы или с 85-го, капитан-лейтенант Липовка – ничего не докладывали?
– Нет, а что?
– Нет-ничего-извините-за-беспокойство-проверка-связи. Спокойной ночи. – Я дал “отбой”.
– Ты что – дурак? А если он там всех перестреляет?! – возмутился Володя. – Бери телефон и докладывай. Командир погранзаставы открыл пирамиду и достал  два снаряжённых АКСа.
– Это же ЧП. Скажут, застучал, – засомневался я. – Товарищ капитан второго ранга, докладывает старший лейтенант Буровцев, Тюва-Губа, ну-значит-вот: вооружённый охотничьим ружьём  пьяный матрос службы обеспечения, предположительно береговой электрик, фамилию не знаю, ходит по дивизиону и стреляет. Пострадавших, вроде, нет. Доклад закончил. Мои действия?
– Механик, погоди! я запишу. – Тишина в трубке. – Ты катер за нами сможешь пригнать в Североморск?!
– Запустить двигатель и отойти от причала смогу, но по Кольскому заливу не ходил, всех премудростей не знаю. Там матрос – старшина катера должен быть, посоветуюсь. Думаю, дойдём!
– Докладывай мне обстановку каждый час. Жду! – Дежурный закончил принятие оперативного решения и запись под номером 9/1 в строку “События”.

                Да-а, это Событие подходило к концу.

       Старшина рейдового катера РК-1756, ошвартованного у пограничного причала, внимательно выслушал меня. Он поддержал начальника заставы, и мы двинулись в сторону дивизиона. На причале старшина, увидев спускающегося с корабля по трапу охотника, подобрал на причале деревянный брус, подошёл и произвёл им удар. Торчащий из бруса гвоздь пробил  береговому электрику грудину. Его связали, посадили на катер и отвезли в Североморск.
          Он отсидел трое суток в корабельном карцере на самом большом десантном корабле "Митрофан Москаленко" и был переведён и назначен береговым электриком в посёлок Сафоново, в дивизион катеров на воздушной подушке, которые летали по морю только на День ВМФ. Благополучно там дослужил и уехал в Сибирь бить белок в глаз и всякую куницу.
       Остальные участники события прибыли в Североморск тем же рейсом. Во главе колонны участников шествовал с видом Георгия Победоносца новый начштаба дивизиона Лапшин. О случившемся он узнал утром, после чудесного выходного дня. На его левом предплечье покоилось переломленное ружьё, через плечо был перекинут пустой патронташ. Мы с Серёгой плелись сзади и с придурковатым видом хихикали. Михал Михалыч и Дмитрий Липовка были напряжены.
– ..Ъ тот клюз забортным гаком ..ъ ..Ъ ..Ъ – ТРёхэтажным эхом звенело в коридоре флагманского Большого десантного корабля: рёв вылетал из каюты Командира соединения, ударялся о перегородку и разносился по коридорам. Он долетел до центрального поста управления и дежурный моторист, поправив вахтенную повязку на рукаве, запустил дизель-генератор и перевёл корабль на бортовое питание – из трубы заструился дымок.