Сказки безумного леса

СКАЗКИ БЕЗУМНОГО ЛЕСА.
 
 Мой сон на правах пролога.
Однажды мне приснился сон, не скажу, чтобы странный, и не такие снились, но все же… Слишком он уж реалистичен был. До сих пор запах подземной плесени и сырости в носу чувствуется, да так, что чихать хочется. Где-то капли стучат о каменный пол, и их звон мелким эхом по пещере носится, а на нервы действует так, что просто не в сказке сказать, не пером описать. Сразу же вспомнился кран на кухне, и мысль о сантехнике тут же некстати всплыла — когда ж он зараза придет. А вообще обстановка торжественная. Пещера громадная, высокие своды в темноте теряются, везде белые сталактиты и сталагмиты, очень красиво подсвеченные. Приятный полумрак, видно, что здесь классный дизайнер хорошо постарался. Прям не пещера, а апартаменты графа Монтекристо или пещера из арабских сказок. Там тоже не дураки были под землей со всеми удобствами устраиваться. Вообще-то, надо признаться, что и звон капель был мелодичным, когда прислушался, то понял, то они какую-то мелодию выбивают. Как будто серебряные колокольцы тихую приятную музыку наигрывают.
Помню, что первым моим удивлением было то, что в пещере был сухой воздух, я еще подумал — это, наверное, мне с улицы показалось, что здесь сыро и мрачно. Оглянулся назад, нет ничего. Вернее черная-пречерная стена темноты, в ней какие-то искорки посверкивают, кажется, что что-то громадное движется и это бесформенное черное нечто вызывало очень неприятные чувства, тем более, что оно целеустремленно двигалось в мою сторону. Или мне это со сна так показалось.
Еще раз говорю, сон слишком уж живой.
Я еще подумал: н-да, откуда же меня черти принесли. И что-то мне туда возвращаться совсем неохота.
Куда я попал, в тот момент как-то не задумывался. Поживем – увидим. Во всяком случае, никакой опасности в тот момент я не почувствовал.
Посмотрел вперед, дорожка вперед прихотливо убегает, вьется среди пещерных наростов, но сбиться с нее невозможно: широкая, каменный пол отшлифован до блеска, да и освещена хорошо. Ну, делать нечего, надо идти вперед. Интересно же, что там, впереди, меня ожидает. Еще помню, успокаивал себя: это же сон, ничего с тобой здесь случиться не может. Просто вот сейчас возьму и проснусь, а вы такие загадочные, что хотите, то и делайте. Но решил не пока просыпаться, ведь хорошо знаю, что до утра далеко, а тут сон такой забавный приключился, не каждую ночь такое приснится. И очень интересно, что же дальше будет.
И пошел я по этой дорожке. Знать бы к чему она меня приведет, хоть и во сне, сразу бы проснулся. В общем, шел я, шел, еще не успели мне эти красоты надоесть, и даже не устал, как обхожу очередной толстенную колонну, а на меня золотистое свечение наползает. Неяркое, а так, облачное. Рассеивается этот золотой туман и вижу, что на меня смотрит гигантский змей. Хотя даже сначала не его размеры заметил, а то, что у него несколько зрачков в каждом глазе, и сам весь золотой, от головы до кончика хвоста. Хотя хвост появился немного позже. Длинным этот змей был. И такой мощью и спокойствием от него веет, что я себя забыл, растворился в этом потоке силы. Кого-то он мне напомнил, а кого, хоть просыпайся, не могу понять. Но то, что такую тварь я никогда не видел — это точно. Помню, еще подумал: начитаешься на ночь глядя всякой всячины, а она потом начинает в твоем собственном сне безобразничать.
Мы долго смотрели друг на друга. Не знаю уж, о чем этот странный змей там думал, а мне говорить с ним почему-то совсем расхотелось. Я был поражен громадными размерами золотого змея. С тихим шорохом, откуда-то из темной глубины пещеры, наконец, появился кончик его хвоста. Он положил на него свою большую плоскую голову и неотрывно продолжал смотреть на меня. Кажется, что я для него был прозрачен, как хрусталь, и это было  весьма неприятно, ведь у каждого есть тайны и темные пятна, о которых совсем не хочется распространяться посторонним. И самому бы их забыть на веки вечные, но не получается. А он видел меня до самых темных и потаенных глубин моей собственной памяти. Я невольно поежился.
Неожиданно я услышал голос. Это я потом понял, что он у меня в голове раздавался, перекатывался среди мозговых извилин, а уши в тот момент ничего не слышали. Надо признаться, крайне неприятное ощущение.   Во всяком случае, губы у этой змеюки не двигались.
— Так вот ты каков, мой избранник, — раздался даже не голос, а какое-то бормотание. Но надо сказать, громкое и отчетливое.
Вот тут я по-настоящему перепугался. Смысл слов был настолько многозначителен, что захотелось сразу же проснуться. Но, неимоверным усилием остатков воли, я подавил панику и спросил:
— Не понял, ты, что на мне жениться вздумал или в жертву хочешь принести. Так я категорически не согласен. Я буду жаловаться зеленым и в ООН.
— Твои слова для меня не понятны.
Тут змей повернул свою плоскую голову назад и вдруг громко крикнул куда-то вглубь пещеры:
— Эй, Смертный, поди-ка сюда.
Тут же появился высокий человек. Из-под темных густых бровей на меня взирало два пронзительно синих глаза. Длинные черные волосы с еле заметными седыми прядями падали на могучие плечи. Незнакомец был крепким, хорошо сложенным мужчиной; поражала его необыкновенно гордая осанка, казалось, что вместо позвоночника у него был вставлен лом, его мускулистые руки были сложены на груди. Голову охватывал узкий обруч, сделанный из чего-то золотисто-белого, в него был вделан искрящийся камень. В камнях я не разбираюсь, но он был большой и красивый, а на его гранях стремительно мелькали крохотные яркие радуги. Но, как нестранно, они не слепили и не раздражали своей яркой и наглой красотой, как у обычных драгоценных камней, а наоборот, успокаивали глаза. На камень было приятно смотреть, он притягивал взгляд, завораживал.
Я почему-то сразу подумал, что передо мной стоит бывший король, или император. И одет он был под стать королю: черные кожаные штаны были заправлены в черные же сапожки. На плечи был накинут плащ, тоже черный, ниспадавший до земли. Из-под него торчал меч в ножнах. Одним словом, зрелище было впечатляющее. Золотой Змей и бывший король, причем оба живут в хорошо благоустроенной пещере.
Змей с недоумением спросил:
— Ты это кого мне привел? Это, что и есть наш избранник?!
— Из того, что было, он лучший Великий, — ответил человек с легким поклоном.
— Обмельчал народец. Вот я помню, на заре юности этого мира были люди… — змей мечтательно закатил левый глаз, правый по-прежнему пристально, всеми четырьмя зрачками, смотрел на меня.
— Он справиться, — твердо ответил человек. — А если не сможет сделать этого, то, что ж, будем искать другого.
— У нас времени нет, другого искать. Слушай внимательно и запоминай Избранник. Я повторять не буду.
На этих словах я проснулся… а может чуть позже. Короче, о чем они меня там просили, не помню, главное не съели, не надругались и то ладно. Но, через несколько дней, у меня случился странный зуд.  Неожиданно для себя самого, мне так захотелось взять, да, написать что-нибудь, оставить, так сказать, для потомков, что-то большое, прекрасное и вечное. Ну, хоть как-то наследить в истории, чтобы обо мне была вечная память. И так мне сильно это желание в душу запало, что все другие хотелки в тот момент напрочь исчезли, а если и не пропали до конца, то стали какими-то мелкими и незначительными. Долго я сопротивлялся этому позыву, как мог, боролся с внезапно возникшей страстью к писательству, но ничего не помогало. В конце концов, я все же смирился со странным желанием. И отчаянно отбросив в сторону все страхи и сомнения, я начал писать книгу. А про тот сон со временем совсем забыл, и оказывается совсем напрасно. Ничего так просто в этой жизни не бывает… и так просто не дается.



Самый Первый Тайный Разговор под Горой.
“— …
— А что дальше будет, Великий Бо…
— Тихо, тихо Смертный, не надо имен. А то здесь всякие летописцы, хронисты, борзописцы, журналисты… ах, да, эти еще не родились, хотя потом будут утверждать, что они самые древние и первые. Так, о чем это я… запутался тут с тобой… не надо меня отвлекать по пустякам… а, вспомнил, всякая подозрительная братия вокруг шляется. А потом свои жалкие и лживые измышления на камнях долбят. Уже всю гору исписали. Ну и что, что гора из желтого сланца сложена, так сразу всю дрянь увековечивать?! — Грохнул обиженный голос. — Хоть бы у меня каких пророчеств послушали, так нет, сами анализируют и предсказывают. Не верят мне, что ли?
— Так что будет дальше? Чем дело-то закончится?
— А дальше… А дальше все будет только повторяться. И последующие, только извратят сам смысл своего существования, который я задумал для них. А смысл их бытия забудется в веках и поколениях. И будут они искать забытые ответы на вечные вопросы. Не находить и оттого страшно мучиться.
— Так что делать?
— Все равно будем строить свой мир. Нравиться мне здесь. Столько много удобрений, палку сунь — сразу зацветет. Но для начала заведем здесь каждой твари по паре. Пускай живут и размножаются. Думаю, недели нам с тобой хватит, чего дракона за хвост тянуть.
— …
— А потом про этот, Первый Мир, забудут. Причем напрочь и наглухо. И для последующих поколений он станет красивой сказкой, несбывшейся легендой, которую матери и старики будут рассказывать своим непослушным детям. И по людской привычке всё извратят, что не успеют забыть.
— А почему этот Первый Мир станет сказкой?
— Уф, какой ты глупый и любопытный, Смертный! Да потому, что будет бардак в этом мире, да такой, какого еще не знали ни в одной части познанной и непознанной подзвездной Ойкумены. И чем дальше, тем больше. И когда лопнет мое терпение, тогда лопнет и ткань мироздания, и разлетится все к такой-то матери.
— Значит, наступает Предначальная Эпоха местных миров, Великий?
— Нет, Смертный. Наступает Великое Начало Конца. Вот его-то и засунем в это дерьмо.
— А почему так будет, Великий?
— Да потому что я так хочу!
……»
«Великие Изречения Великого Бормотуха».
«Из неопубликованного и недошедшего до наших дней. Скрижали дополненные и переработанные».



С чего все началось.
Или предсказания начались сбываться.
Этим прекрасным весенним утром ничто не предвещало тех странных событий, которые впоследствии потрясли Безумный Лес и его окрестности. Никто даже предположить не мог, что начали сбываться самые древние мрачные и смутные пророчества, которых, в царском хранилище, было много собрано. Кто и зачем начал собирать эту, никому не нужную, коллекцию, уже никто не помнил. Но весь большой пыльный и полутемный полуподвал под царским дворцом был полностью завален свитками, рукописями, какими-то дощечками, глиняными табличками, обточенными камнями, одним словом всем — на чем можно было долбить, царапать, карябать или писать свои мысли и наблюдения.
Но еще больше, по царству ходило устных рассказов. Их тихими зимними вечерами в кабаках рассказывали подвыпившие мужики, пугая друг друга. И чтоб совсем не впасть в ужас от различных пророчеств, предсказаний, предзнаменований они требовали себе еще по одной чарочке, да побольше — для храбрости. Ведь всем доподлинно известно, что Зеленый Змий самый страшный враг любого страха. Постепенно они доводили себя до состояния такой непомерной отваги и непобедимости, что казалось, могут все иноземные царства поколотить, и даже соседнюю улицу. Благо повод для нападения всегда найдется. Их жены тоже не отставали от  них. Только они повествовали эти мрачные байки своим непослушным детям, доводя бедных до икоты и бессонницы.
Никто и никогда специально не изучал этих пророчеств, не искал тайный смысл, спрятанный в этих манускриптах. Впрочем, иногда, от скуки или от праздного любопытства какой-нибудь проезжий колдун тупо пролистывал толстенные фолианты, чихая от пыли, пытаясь найти что-нибудь интересное, или просто разглядывал красочные картинки. А если таковых не оказывалось, то небрежно откладывал книгу в сторону.
Все ученые были уверены, что раз эти предсказания не доказаны, то их не существует. С пеной у рта они утверждали: их сочинил какой-то пьяный монах или все это — бред сумасшедшего. Так зачем мы должны верить этому абсурду. Нет уж, вы докажите сначала, что все здесь верно, и хоть когда-нибудь сбудется. Вот тогда-то мы поверим и примем соответствующие меры.
 Короче, никто не верил в пророчества. И тупо продолжали не верить, с полным безразличием взирая на появляющиеся предзнаменования. Да и кто мог их правильно истолковать, если во всем Царстве не было человека, или какой-другой чистой и нечистой силы, кто хотя бы полностью прочитал все пророчества, задумался и правильно истолковал. Поэтому никто не замечал странные совпадения, которых становилось все больше и больше. В царстве все жили по принципу: пока Бормотух не чихнет — никто не почешется. А Великий Бормотух все не чихал — то ли здоровьем его мама не обидела, то ли жил где-то далеко-далеко и его чих здесь было не слыхать.
Словом, Бормотух не чихал, а людишки, естественно, чихали на его предсказания. И на зловещие предзнаменования, которые вдруг стали появляться.
В царстве царила тишь да гладь и лесная благодать. Народ работал, Дума думала, Царь царствовал, дети бегали и смеялись, а их матери ругались между собой и с мужьями, когда они возвращались поздно вечером или ранним утром. Тут уж кто как мог.
В общем, все шло своим чередом, как и было, строго настрого, завещано предками, которые, как доподлинно известно, гораздо умнее своих непутевых детей. И уж плохого точно не присоветуют.

* * *
В то позднее утро Иван проснулся как обычно, с тяжелой головой и сухостью во рту. Мутным взглядом посмотрел на солнечный луч, проскользнувший в щелочку занавески и упавший ему на грудь, и вздохнул. Вздохнул тяжело, понимая, что Елена уже знает, чем он занимался всю ночь. И оправдания типа того, что «выполнял очередной царский наказ» — не пройдут.
«И откуда она все знает, — тяжело шевельнулась мысль. — Кажется все друзья надежные, проверенные не раз. А стоит засидеться в пивнушке, пообщаться как следует со старыми знакомыми, зайти к кому-нибудь на огонек — и все… Елена у же встречает около порога. И когда она спать ухитряется, — в очередной раз удивился Иван. — Вот узнаю, кто этот доброхот, все гляделки вырву, вместе с языком, и Карабасу отдам. Пускай их для куклы приспособит. А что, для кого-нибудь щелкунчика в самый раз подойдет, — вяло воодушевился Иван. — Пускай на сцене щелкает, чем по порядочным дворам шляться, и сплетни разносить».
Эти мысли посещали его частенько, почти каждое утро, но именно сегодня отчего-то они были уж очень мрачными. И тяжелыми. То ли действительно вчера слишком сильно поругался с Еленой, то ли опять что-нибудь в медовуху подсыпал проклятый кочмарь. Но как бы там ни было, своего добросовестного доносчика он искать пока не торопился, резонно рассудив, что рано или поздно тот как-нибудь все равно попадется.
Иван встал со старенького коврика, неуверенно держась за стену. Ноги были ватными и дрожали, потолок упрямо съезжал куда-то в сторону, несмотря на героические усилия Ивана удержать его в приличном положении, а пол был похож на палубу кораблика во время сильного шторма. Солнечный свет нестерпимо резал глаза. С большим трудом он  подошел к большому, во весь рост зеркалу, внимательно посмотрел на отражение и содрогнулся. Чувство отвращение ко всему отраженному в стекле потрясло его до самого нутра. Ему стало совсем плохо, к бледности на лице добавилась легкая зелень, внутри что-то неприятно задрожало и напряглось. Казалось сердце бешено колотиться у самого горла, а желудок сжался в крохотный комок. Иван задышал часто-часто, нервно сглотнул и тихо пробормотал:
— А ведь все начиналось вчера так славно. Потом этот сказитель откуда-то взялся со своими чертовыми байками, совсем нас запугал. Пришлось храбрость свою восстанавливать. А вот что же потом было?.. Что-то не вспоминается. Но, кажется все цело, ничего не болит.
Он внимательно, насколько хватило сил и поворота негнущейся, отлежавшейся во время сна шеи, осмотрел себя.
— Немного мятый, но так, вроде ничего. Все цело, даже не грязный. Значит, вчера никуда не ходили. Вот и хорошо, вот и славненько. Значит, Елене нечего на меня дуться. — Сделал он радужные выводы. От этого на душе немного полегчало.
Кряхтя и покачиваясь, он вышел на крыльцо, осторожно спустился по высоким ступенькам и жадно припал к большой дубовой бочке с дождевой водой. Напившись и умывшись, он понял, что утро в самом разгаре. Солнышко не по-весеннему тепло пригревало, птицы пели в высоком синем небе, многочисленная домашняя живность весело и бездумно сновала по большому двору, что-то жуя, клюя, грызя. А также гавкая, хрюкая, кудахча, обсуждая какие-то свои животные дела и проблемы. Но в этой жуткой утренней какофонии звуков, — как показалось Ивану сначала, голова-то болела, и его ничего не радовало, — чего-то не хватало. Чего-то важного, необходимого и привычного.
Иван огляделся, Елены, его горячо любимой красавицы жены, нигде по близости не было видно и слышно. Оттягивая неприятный разговор, он, через весь двор, лениво пиная попадавшихся жирных куриц, побрел в конюшню. Его верный друг и товарищ по многочисленным приключениям грустно поднял морду от большого ведра с водой. Глаза печально посмотрели на Ивана. В них стояло такое страдание и глубокая тоска, что Иван невольно содрогнулся. Ему до слез стало жалко Коника.
— Что, дружище, плохо? — Он погладил Коника по мокрой морде. Зря я тебя вчера с собой взял. Но кто же знал, что этот чертов бард в кабак притащится.
— Да уж, страстей он вчера напел — жуть. До сих пор поджилки трясутся. — Ноги у коня действительно мелко-мелко дрожали. — Давненько я таких страстей не слушал.
— Пророчества Великого Бормотуха без специальной подготовки никто не может слушать. Кроме какого-то Смертного.
Друзья невольно поежились, вспоминая вчерашние пророчества, которые весь вечер гнусаво и фальшиво пел случайно зашедший сказитель. Коник опустил голову в ведро и шумно втянул в себя холодную воду. Потом поднял голову и спросил:
— А чем все-таки дело закончилось?
— Какое дело-то? С прогнозом или как домой добирались?
— Оба.
— Не помню, — честно признался Иван. — Но, кажется, ничего кроме головы не болит. Значит, посидели тихо, мирно. А предсказывать будущее, сам знаешь, дело неблагодарное.
— А жаль, что не помнишь. Интересные вещи он пел. Знать бы, что будет дальше…
— Сейчас сам попробую заглянуть в наше ближайшее будущее. Ну, во-первых мы сейчас…
На этих словах скрипнула входная дверь. Иван спиной почувствовал надвигающуюся опасность. Коник заворожено смотрел куда-то ему за спину, в больших влажных темных глазах метнулся испуг; потом он опустил морду, жесткая нечесаная грива закрыла глаза. В наступившей тишине в ведро с водой звонко падали капли с его морды. Казалось, в конюшне, застыл сам пыльный, прогретый солнцем и настоянный на травах, воздух. Иван осторожно, нехотя обернулся. В дверях стояла Елена. Яркий солнечный свет просвечивал насквозь легкий сарафан, четко прорисовывая великолепную фигуру. Что она держала в руках, Иван рассмотреть не мог, ослепленный этим зрелищем и солнцем, бьющим из-за ее спины. Его товарищ тихо и обречено вздохнул.
— Доброе утро. — Без тени ехидства или злости напевно протянула Елена. У нее был западный протяжный говор. — Как я вижу, друзья опять собрались вместе и пытаются предсказать свое будущее. Стой! Куда пошел?! — Она вдруг повысила голос. Это Коник, прикинувшись, как всегда в случае острой опасности, например, как сейчас, или крайней необходимости, бессловесной скотиной, трусливо попытался отойти в дальний угол конюшни. Она неторопливо продолжила, когда Коник покорно застыл над своим ведром.
— А ближайшее будущее у вас — самое мрачное. Сначала оба отправляетесь на огород пахать землю. Потом привезете воды во все бочки. И смотрите — про баню не забудьте. Потом надо привезти дров. Вот такое ваше светлое будущее на сегодня. А потом я вам напророчествую еще чего-нибудь столь же хорошего и приятного. Так что вы, болезные мои, не ломайте голов из-за таких пустяков, они все равно у вас сегодня ни на что не годятся.
Компания молча внимала мрачноватым предсказаниям Елены. Оба понимали, что с ней сейчас лучше не спорить. И сегодняшнюю их судьбу не изменить никакому колдуну. Эти пророчества должны обязательно сбыться.
— И учтите, никаких царских наказов, случайных встреч, вы меня понимаете, о чем я толкую, у вас не будет. И не вздыхайте так тяжело, — и неожиданно добавила. — Ну, ты то, ты то — конь, животное, с самим Гераклом общался, а туда же, по кабакам шляться. Тебе же нельзя.
— А что Геракл, он тоже человек, — пробормотал Коник в ведро с водой.
Иван, незаметно от Елены, толкнул его локтем. Сейчас спорить и возмущаться было крайне опасным. Коник еще ниже опустил голову, уткнувшись мордой прямо в воду и вздохнул, видимо, что-то вспоминая.
Ни Иван, ни Коник не обратили внимания, что вода в ведре вдруг стала очень спокойной, морщинки волн, пробегавшие по ней от дыхания коня и капель, стекавших с его морды, вдруг исчезли. Поверхность разгладилась и стала напоминать темное стекло. В глубине ведра стремительно мелькнули какие-то тени, очень похожие на худое лицо, внимательно смотрящее из воды. Тени мелькнули и также внезапно исчезли, а поверхность воды снова ожила, заволновалась. Но занятые своими горькими мыслями друзья не уловили этот краткий миг странноватого поведения воды.
— Итак, будущее ваше вам известно. Вопросы есть? — Спросила Елена, внимательно глядя на них.
Друзья дружно молчали, переминаясь с ноги на ногу и отводя глаза в сторону. Елена плавно развернулась и вышла из конюшни. Через минуту ее напевный голос раздавался с другого конца двора. Человек и конь с облегчением вздохнули.
— А что это у нее в руке было, такое черное, — задал риторический вопрос Коник. Иван промолчал. — Неужели опять тещин подарок из сундука вытащила. Быть беде.
На свадьбе Ивана с Еленой, ее мать подарила доченьке небольшую гибкую дубинку. Говорят, это оружие каких-то заморских копов. Синяков от нее не оставалось, но было очень больно. Это приданное очень пригодилось Елене в первый год семейной жизни. Владела она дубинкой мастерски.  Но вот уже три года как тещин подарок лежал в сундуке, под горой всякого старого тряпья. Иван как-то хотел дубинку выкинуть, но потом передумал и спрятал ее туда.
— А ты говорил, что хорошо спрятал. Что теперь делать будем?
— Перво-наперво надо горло промочить, а то смотри какая жара во дворе. Вот только где взять?
— Посмотри под скирдой, кажется, вчера там что-то булькало.
Через полчаса друзья уже весело покидали двор. Им казалось, что сейчас для них любая работа по плечу. Они весело щурились на солнце, широко улыбались и вообще имели вполне довольный вид.
Конь весело тащил телегу, на которой гордо восседал Иван. Черные как смоль волосы были аккуратно расчесаны, их стягивал яркий хайратник. По лицу блуждала довольная улыбка, а глаза весело смотрели на начинающийся пригожий весенний день, на ранних прохожих. Он приветственно помахал рукой своим знакомым мужикам, озабоченно пересчитывающим стружку, мелкую  местную денежку, хлопнул вожжами по крупу коня и покатил вдоль улицы.
Елена подозрительно посмотрела на них из окна, но ничего не сказала.
Казалось, все шло как обычно. И никто даже и подумать не мог, что Пророчества уже начали сбываться.
Пока наказанные пахали огород, возили воду из дальней реки, незаметно наступил вечер. В кабаках зажглись огни, с завистью посматривая на них, прислушиваясь, к начинающему набирать веселую силу, шуму голосов за их гостеприимными стенами, друзья только сглатывали слюну  и грустно качали головами. Но делать было нечего, Еленины предсказания надо было выполнять в точности, и желательно в срок. К этому времени у них оставалось самое последнее задание, привезти дров. Этот наказ  был самым сложным.
В вечернюю пору ни Иван, ни Коник, по своей воле, в лес бы не пошли. Не то что там было опасно, а так, зачем лишний раз искать приключений на свои головы. Их и в городе всегда хватало. Да и состоя на службе у Царя, они видели такое, что лишний раз вспоминать не хотелось. Правда, они всегда выходили из воды сухими, ну, или почти сухими. Но главное, что живыми и без значительного ущерба для внешнего здоровья. Так что опыт общения с лесной силой и нечистью у них имелся. А вот топать в такую даль, когда твои друзья уже пропустили по первой, такой вожделенной после дневной жары, кружке с медовухой и служка торопливо несет еще гроздь кружек с пенящимся напитком, ох, как не хотелось. А как им мечталось побыстрее оказаться в кругу друзей, медленно потягивать из большой глиняной кружки крепкий сладкий напиток. Вспомнить вчерашние события, да так, чтоб дружным хохотом задувало свечи на столе. В общем, все их помыслы сейчас были там, в душном кабаке, за широким столом, пока еще чистым, где под низким и прокопченным потолком висит древняя люстра. Кто ее принес и повесил, уже никто из завсегдатаев кабачка не помнил, но она была для них чем-то вроде талисмана, их небольшой, но ревниво и тщательно охраняемой тайны. Они так и говорили: «Посидим под люстрой. Качнем висюльками». Они свято верили, что непосвященные не поймут их намеков. Но жены мужиков уже давно догадывались о значении этой фразы, поэтому сразу начинали подозрительно спрашивать своих мужей о том, куда это они навострились на ночь глядя.
А что ждало Ивана с Коником в лесу? В лучшем случае вопли разной нечисти, грозные бормотания филина, да упругие ветви деревьев, которые почему-то ночью всегда становятся длинными и хлесткими. А то, бывало, начнешь сухостой какой-нибудь валить, а под ним Леший спрятался. Потом будет всю ночь донимать своими нудными рассказами о своем плохом житье-бытье. Уж лучше бы пугал, как и полагается лесной нечисти ночью. А в худшем… Нет, лучше не думать о таких встречах на ночь глядя. Лес славился своим непредсказуемым характером и странными встречами. Одним словом — Безумный Лес.
— Ну, что в лес пойдем, или как обычно? — На всякий случай спросил Коник.
Иван нерешительно остановился, внимательно оглядывая пустынную по ночному времени улицу. Вернее будет сказать — вечернему. После дневных забот и тревог народ разошелся кто по домам, а кто по кабакам и друзьям. Все были заняты ужином и поправкой здоровья, это кто не смог этого сделать днем. А иные счастливцы уже добавляли, с чувством превосходства поглядывали на невольных страдальцев. Это уже потом, за полночь, начнутся хождения по гостям или из гостей, когда хозяевам надоест честная развеселая компания и ее попросят выйти за порог, а ведь гулять еще ох как хочется. И вот уже по проторенной дорожке гуляки ныряли в заветные двери родных кабачков. А потом потянутся из кабака в кабак те, кому отказали в кредите, или за недостойное поведение намяли бока вышибалы или сами посетители. И уже за полночь начнутся поиски пропавших друзей или потерянных кошельков и вещей. А то и просто народ весело выходит на свежий воздух, чтоб беззаботно пройтись по улицам родного города с громкими песнями и лихими танцами, если ноги еще держат. Этим гулякам так же громко и беззлобно будут отзываться дворовые псы, для них хоть какое-то развлечение долгой ночью. И редко-редко мужики ходили улица на улицу или в другой какой кабачок, чтоб выяснить только им понятные отношения с такими же полуночниками. Это продолжается всю ночь, до первых петухов. А пока на улицах города было тихо и пустынно.
— В лесу сейчас темно, поди всякая нечисть уже повылазила. — Продолжал ныть конь. — Пока туда, обратно и ночь на сухую пройдет.
Они стояли на широкой и прямой улице перед царским подворьем. Называлась она Императорский проспект. Кто такие Императоры, уже никто не помнил. Старый дворцовый колдун и пьяница утверждал, что это что-то вроде царей, только поглавней будут. Но ему по привычке не верили. Потом этот колдун куда-то сгинул. Смысл слова «проспект» тоже затерялось где-то в глубине исторических эпох. Но к названию все привыкли, и поэтому никто не ломал голову, что бы это значило. Кроме вышеозначенного колдуна.
Императорский проспект пересекал весь город: одним концом упираясь в широкую реку, а другим — в деревянную стену, отгораживающую город от Безумного Леса. Все понимали, что это хлипкая защита от загадочного соседа,  но укреплять стену никто не торопился, надеясь, что ничего страшного из его дебрей не вылезет. Проспект был центральной улицей города, и потому был замощен камнем, его время от времени ремонтировали, и по праздникам даже подметали.
Кроме Царя, вдоль Проспекта жили самые богатые и почитаемые горожане: бояре и купцы. Рядом с царским дворцом стояли высокие красивые дома придворных советников. Напротив дворца возвышался темной громадой замок воеводы Красноноса, его огораживал высокий каменный забор с железными воротами. Рядом с царским дворцом, по левую сторону, за ажурным железным заборчиком стоял красивый трехэтажный дом с вычурной колоннадой и балкончиками, высокими тонкими шпилями на крыше. Там жил со своим многочисленным семейством Железный Дровосек — казначей царского двора, главный банкир города, он же главный торговый советник. Вдоль проспекта стояло несколько респектабельных элитных трактиров для золотой боярской молодежи.
Но сейчас на проспекте никого не было, только перед царским дворцом, возле ворот, прохаживалось два стражника. Они с завистью смотрели на ярко освещенные окна караулки, откуда доносились радостные крики. Вдоль улицы кое-где горели фонари и факела. В основном они освещали входные двери трактиров, чтобы припозднившийся путник непременно заглянул на приветливый огонек.
Не доходя до дворца, Иван решительно повернул коня между заборами, и друзья нырнули в темень кривого и пустынного проулочка. Пыльная дорожка затейливо вилась между небольшими уютными домишками. Здесь уже шла совсем другая жизнь. В таких домиках селились ремесленники, приказчики из магазинов и прочий, неплохо зарабатывающий, но незнатный люд.
Городская голытьба и нищие, как могли, устраивались на самой окраине города, возле крепостных стен. И даже за ними, но это в основном те, кому терять уже было нечего и не убоявшиеся ночного Леса.
Стараясь не шуметь, поминутно озираясь, друзья добрались до длинной высокой стены, сколоченной из толстых, широких досок. Она занимала добрую часть проулочка. Это была задняя стенка царских сараев. Здесь было особенно тихо и безлюдно.
Иван внимательно оглядел улочку, ничего подозрительного не заметил и без лишних слов вытащил небольшой, специально припасенный для такого случая ломик. Засунул в знакомую щель и с тихим скрипом  отодвинул несколько досок. Еще раз оглянулся и стал сноровисто вынимать из щели поленья. Через несколько минут телега наполнилась, он закрыл ее дерюжкой. Задвинул доски на место, придирчиво оглядел стену и, взяв Коника под уздцы, торопливо пошел к выходу. В противоположную сторону, с которой они пришли. Только отойдя подальше от царского дворца и поплутав на всякий случай по улицам города, он шумно выдохнул.
— Кажется, никто не заметил, — с облегчением выдохнул он. — Все, это в последний раз. А то уже царские дровишные что-то подозревать стали.
— Вань, — ехидно спросил конь, — ты сколько раз это говорил за зиму?
Своих дров на зиму у них было заготовлено много, и когда они жили одни, им таких запасов вполне хватало. Но с приходом Елены в дом, многое изменилось. И дров стало не хватать, сколько ни заготавливай.
— Нет. Все, хватит. Сейчас весна, не холодно, — оправдывался Иван. — Будем теперь ездить в лес. А то неровен час — заметут.
Коник только весело качал головой и взмахивал хвостом и гривой. Не верил он Ивану, для них этот разговор был привычен. Всю зиму, после каждого набега на царские дровяные склады, Иван говорил, что это в последний раз. Но когда приходило время снова ехать в лес, ноги сами их приносили в этот проулок. Иван боялся не того, что его поймают царские дровишные, перед Царем он как-нибудь выкрутится, не впервой, а того, что приходится воровать. Сам этот факт его немного расстраивал, но он ничего не мог поделать с собой. Ну, не хотелось ему тащиться в лютый мороз в лес. На охоту с друзьями — другое дело. Или просто с Еленой прокатиться по накатанному зимнику. А за дровами… ему казалось как-то глупо и даже не солидно. Но после этого, всегда было как-то тяжело на душе.
Так, за разговорами, торопливо проходя мимо открытых по весеннему времени дверей и окон домов, незаметно добрались до своего подворья. Иван тихо открыл тяжелые ворота подворья и придержал их, пока Коник торопливо втянул телегу. Также тихо он закрыл ворота, хорошо смазанные петли даже не скрипнули. Поспешно задвинул засов и поспешил вслед за Коником к дровяному сараю. Их по-прежнему окружала тишина ночи. Стараясь, быть незамеченными и держась подальше от освещенных окон дома в тени, они тихо проскользнули через широкий двор. Иван, также поспешно открыл двери, а конь втянул тяжелую телегу в сарай. Ворота тихо закрылись. Иван зажег лампу и стал быстро разгружать дрова, складывая их в поленницу. Он торопился, вечер уже в самом разгаре, в его любимом кабаке «Лесной удел» поди уже собралась вся теплая компания. А его нет, непорядок. Может снова придет давешний рассказчик, тогда можно будет опять всласть попугаться. А может и сам, расскажет что-нибудь из своей богатой приключениями жизни.
— Ну, что, мы еще в лесу? — Спросил конь, переводя дыхание. Почему-то последняя часть операции была самая волнующая.
Иван задумался. После сегодняшнего разговора с Еленой брать Коника с собой было опасно. Но оставлять его болезного тоже очень не хотелось. Вон как жалостливо смотрит, прямо вся душа переворачивается. Да и как самому гулять, если знаешь, что твой друг в темной пыльной конюшне сеном хрумкает и хвостом оводов отгоняет. А, была не была! Где наша не пропадала. Сегодня он и так хорошо поработал, так пускай хорошо отдохнет. Тем более жажда стала мучить друзей все сильней.
Иван обречено махнул рукой и пошел вглубь сарая отодвигать старый огромный шкаф. За ним показалась маленькая дверца. Эту потайную калиточку на улицу еще отец Ивана делал. И когда сын подрос и стал хаживать по вечерам за родной двор, он поделился своей маленькой тайной. Кроме них двоих, да еще Коника, про заветный выход никто не знал. Выходил он в маленький тупичок между заборами, а со стороны улицы этот тупичок прикрывали здоровенные кусты, через которые даже зимой ничего не было видно. Конь, нетерпеливо переступал неподкованными копытами по деревянному полу дровяника и, прядая ушами, настороженно прислушивался к звукам со двора. Потом сказал:
— Слышь, Вань, а ведь настучат на нас. Как пить дать настучат.
Иван в этот момент возился с замком и потому ответил невнятно.
— Что, что? — Спросил Коник.
— Я говорю, не каркай, — потом помолчал и добавил. — Попался бы мне этот…, — и вдруг замолчал, потом, справившись с замком и тихо открыв дверь, процедил сквозь зубы. — Не каркай, значит… ну, ну, надо бы поговорить с этим дятлом.
Коник не обратил внимания на бормотания Ивана, мало ли какие мысли могут прийти в голову к другу, надо будет, расскажет сам. А сейчас он был весь в предвкушении наступающего вечера. Друзья протиснулись через дверь, плотно прикрыли ее за собой и бодро зашагали в сторону любимого кабачка, где их ждали нехитрые мужские радости и развлечения. О завтрашних последствиях они постарались забыть. Не хотелось портить такой дивный вечер будущими переживаниями, трезво рассудив, чему быть — того не миновать.


* * *
Елена сидела возле открытого окна и вязала. Стальные спицы, подаренные ей матушкой на день рождения, быстро голубовато поблескивали, отражая свет ламп. Клубок с красной нитью катался по полу. Из-под стола за ним внимательно наблюдал черный пушистый котенок. Вот он прыгнул, упал сверху на клубок, перевернулся на спину и подбросил его вверх всеми четырьмя лапками. Потом вскочил и опрометью бросился обратно под стол. Нитка зацепилась за его хвост, выгнутый трубой, и натянулась. Елена досадливо дернула ее, подтягивая клубок ближе к себе. Котенок, прижав уши к голове, рассержено зашипел и метнулся в угол, под кресло и оттуда блеснул ярко-зелеными глазами.
В углу в кресле вздохнула Глафира, она досталась Елене вместе с Иваном. Она была его кормилицей и няней в детстве, и когда родители Ивана неожиданно пропали, продолжала присматривать за ним. А со временем стала незаменимой помощницей и ближайшей  подругой его жены. Хотя Глаша, как ее все называли, была чуть ли не старше ее матери. Именно она помогла на первых порах обуздать Ивана и его верного друга Коника. Чувствуя поддержку Елены, она грудью вставала в дверях перед их друзьями, когда они по привычке заходили к нему на огонек.
— Иван опять куда-то отправился с Коником, — никому не обращаясь, проговорила она. — Что там в этих кабаках, медом для них намазано?
Елена посмотрела на темный двор, потом перевела взгляд к черному бархатному небу. Звезды равнодушно подмигивали ей из своей недоступной выси. Было весеннее новолуние, именно сейчас просыпались от зимней спячки обитатели Леса. И в дремучих чащах начиналось веселье. Все праздновали приход долгожданной весны.
— Что-то тревожно мне Глаша. Как-то все не так идет.
— Да, что не так. Все как обычно. Весна дружная, ранняя, слава Богу зиму без приключений пережили. Вон, даже Ванька с Коньком перестали приключений искать. Радоваться должна. — Глаша отложила в сторону свое вязание, встала и подошла к столику.
— Елена, тебе сочка березового налить.
—  Понимаешь, какие-то смутные предчувствия…
— Ээээ, милая, это на тебя, наверное луна так действует.
Вдруг в окно влетела черная и взлохмаченная большая птица.
— Карр, — дружелюбно поприветствовал женщин Ворон. Он важно прошелся по столу, топорща перья. Сунул клюв в стакан с соком, который налила Глаша, брезгливо стряхнул каплю сока с клюва, презрительно скосил черный круглый глаз на котенка, зачем-то выглянул в окно, покрутил головой и подлетел к креслу, в котором сидела Елена.
— Здравствуй девочка, — с ласковой хрипотцой проговорил он ей прямо в ухо. Елена досадливо дернула головой и сморщила носик.
— Опять пьяный прилетел.
— Не пьяный, а выпивший. Пора научиться понимать разницу. Пьяные не летают, а на дороге валяются.
— Ну, чего тебе опять надо, — Глаша с неприязнью смотрела на Ворона. — Сказывай, чего прилетел, да лети себе дальше. А то Ванька увидит, все перья по двору пустит.
Глафира не любила Ворона за развязный нрав, наглость, но приходилось терпеть, в свое время он оказал неоценимые услуги Елене.
— Да, кстати, девоньки мои, а где же Ванька с жеребчиком, что-то их в нашем славном городе давненько не видать. Аж со вчерашней ночи они где-то пропадают. Ты Елена уж пусти их с друзьями повидаться, а то, поди, соскучились.
Ворон сделал невинную мину, почесал клювом под крылом, и в то же время внимательно наблюдал за женщинами. Глафира не торопясь пила сок, а Елена продолжала вязать. Видя, что его намеки не поняты, он продолжил:
— Мне тут давеча рассказывали, что вчера-сь в Лесном уделе интересные вещи творились. – Он снова хитро скосил глаза на слушательниц, но те сделали вид, что не интересуются низкопробными слухами, которые разносил старый сплетник. – А, вы, наверное, не знаете, что есть у нас такая забегаловка, надо честно признаться, приотвратная. Даже не могу представить, что там интересного твой Ванька нашел.
— Не приглашают тебя, вот и щелкаешь клювом почем зря.
— Да если бы я захотел…, - обидчиво протянул Ворон. – Я предпочитаю более приличные заведения.
— Ты говори по существу, старая пьянь, а то вишь, моду нашел, всякую грязь по городу собирать, - прервала его Глафира. – Говори быстро чего надо, и убирайся, а то сама перышки на подушку пущу.
— Но, но, спокойно. Я по делу прилетел. Сама знаешь, что просто так я к вам, людям не являюсь.
— Знаю, старый болтун. Вот и говори по делу, а не клювом щелкай
Ворон задумчиво покрутил головой.
— Ладно, расскажу все как есть. Даже сам удивляюсь, и почему я сегодня такой добренький…
В этот момент он увидел угрожающее движение, которое нарочито заметно сделала Глафира, и торопливо продолжил:
— Так вот, вчера в этом самом Лесном уделе, когда Ванька с товарищами пьянствовал, неизвестно откуда пришел предсказитель. Кто он таков, и откуда взялся в наших краях, даже я не знаю. Но перед компанией он вчера целое представление выдал. Жаль, что мужички были малость пьяненькими, и, наверное, не все запомнили, но вещи он действительно интересные рассказывал.
— А ты сам слышал, - наконец-то разговором заинтересовалась Елена.
— Нет. Но мне рассказывали верные люди… тьфу, черт, птицы.
— Такие же, как ты, щелкуны пернатые? – Презрительно скривилась Глафира.
— Зря ты так, - решил обидеться Ворон. – Мы, вороны, птицы полезные…
Глафира резко оборвала его размышления, ей уже надоел этот бесполезный разговор.
— Когда вас мало, может польза и есть. Но что-то твоих родственничков развелось в последнее время уж слишком подозрительно много. Ладно, быстро договаривай и свободен, надоел уже.
Ворон очень внимательно посмотрел на старушку. Вздохнул, словно бы отвечая каким-то своим, потаенным мыслям, и отрывисто проговорил:
— Значит так, премудрая красавица Елена. Многое тебе открыто, многое ты знаешь. Иначе не стал бы я с тобой связываться. Но послушай моего доброго совета.
На этих словах Глафира снова презрительно хмыкнула, но Елена напротив, отложила вязание и приготовилась слушать. Что-то в тоне старой птицы ее насторожило.
— Я знаю точно лишь одно, что тебе придется собирать вещи Ивану. Дорога ему предстоит долгая и опасная. Откуда я знаю, сама догадаешься. Куда он пойдет, сейчас никому не ведомо. Кстати, он сам еще не догадывается о совей судьбе. Я так думаю, на днях узнает. Ты же сама знаешь, что Пророчества должны сбываться.
— Какие Пророчества. Я много о них слышала, но так толком ничего и не поняла.
— А этого никто не знает и не понимает. Точно известно лишь одно, Пророчества должны сбыться.
— А хоть какие пророчества-то, плохие или все-таки может быть добрые.
Ворон снисходительно, словно бы удивляясь женской наивности, хмыкнул.
— Елена, девочка моя, ты когда-нибудь про хорошие пророчества слышала? Вот то-то же. Я тоже о таких не знаю. Если уж кто-то что-то пророчествует, то это обязательно какая-нибудь несусветная гадость. Почему-то вы люди, не любите предсказывать хорошее, постоянно ждете от своей судьбы подвохов и неприятностей. Поэтому-то они и сбываются. Проще надо жить, веселее. Не думать о плохом, и тогда все беды не будут притягиваться, словно мухи на грязный стол, а пойдут себе тихонечко стороной, ища какого-нибудь извращенца, любящего поиздеваться над собой. А Предсказания, о которых так любят здесь поговорить… ну, что же я могу сказать. Их толком никто не читал. Точно известно лишь одно, что будет очень плохо, причем всем. Кто-то болтал, что даже мертвецы из могил встанут, только не совсем ясно, зачем им это. Другие утверждают, что будет или очень жарко, или наоборот, очень холодно. Может даже солнце исчезнет. А один колдунишка клялся и божился, что все люди вымрут, и на земле останутся лишь пауки, тараканы и крысы. В общем, очень оптимистичное будущее вы, люди, себе представляете. И что интересно, эти разговоры появляются каждый раз, как что-нибудь идет не так. То дождей слишком много, то засуха неожиданно грянет, тут же возникает балабол, вопящий о конце света. А уж если лесная нечисть с пьяных глаз начинает в Лесу барагозить, то тут уж точно светопреставление начинается. А на самом-то деле, все это было уже не раз, и даже не два и не десять. Поверь мне, я уж пожил на этом свете не один десяток лет.
— Значит, ничего страшного не предвидится. Тогда зачем пугаешь?
Ворон нехотя, словно бы об очень неприятной вещи, проговорил:
— Понимаешь, Елена, дело в том, что иногда предсказания все же сбываются. Ведь о них говорит и думает слишком много людишек. Вот неприятности и не задерживаются. А сейчас именно такое время наступило, все ждут чего-то плохого. Причем ждут весьма уверенно, и даже с каким-то наслаждением. Все-таки бы все больные. И чем дальше, тем больше народу начинает верить в грядущий катаклизм. И ведь ни одного, даже самого крохотного предзнаменования нет. К тому же наш Лес не допустит такого безобразия, в этом я тоже уверен.
— Но все равно на душе у меня как-то неспокойно.
— А это потому, что все ждут катастрофы. Поверь мне, эти ожидания, как и паника, вещи очень заразные.
— Объясни мне тогда, если ты такой умный и знающий, причем здесь Иван?
— А вот на этот вопрос, я не знаю ответа. Но, мне кажется, что именно эти два друга должны сыграть некую, но очень важную роль, в грядущих событиях. Может действительно надвигается что-то ужасное, ведь, как известно, дыма без огня не бывает, да и наговорено уж страстей столько, что они просто-напросто обязаны сбыться. А Иван с Коником, должны это дело как-то успокоить. Но это лишь лично мое мнение. Я бы очень попросил тебя, Елена, чтобы помалкивала о нашем разговоре. Ведь если Иван узнает о своем предназначении, то он может таких дров наломать, что грядущие катаклизмы покажутся детской шалостью. Ты его не хуже меня знаешь, а уж его дружок, Коник, так вообще, оторви да выбрось. Так что, пусть что будет, и не будем задумываться, о том, чего нет.
— Зря ты так, на Коника. Он просто веселый и немного шебутной. тут ничего не попишешь, такой уж характер. А так, он очень добрый. Сердце у него большое, отзывчивое.
Ворон задумчиво покосился на Елену, таких добрых слов о Конике, он не ожил услышать. Потом, все же продолжил:
— И еще одно. Ты должна твердо помнить, у твоего мужа своя судьба, и негоже ее коверкать. Хочу тебя успокоить Елена, не переживай за них так сильно, эти два друга выкрутятся из любой ситуации, тут я за них полностью спокоен. Ведь я все равно их люблю, и очень волнуюсь за их судьбу и жизнь. – Неожиданно закончил Ворон.
В комнате повисла тишина. Даже котенок замер, напряженно прислушиваясь невесть к чему. Елена вглядывалась в круглые и блестящие глаза старого Ворона, пытаясь понять, что же он хотел сказать на самом деле. Глафира смотрела на яркие звезды и тихонько постукивала пальцами по столу. Неожиданно она спросила:
— Но, все же мне непонятно…
— Заболтался я тут с вами. Так что полетел я, а то дома уж детишки заждались, - прервал ее Ворон. – И так слишком много наговорил.
С этими словами он взмахнул широкими крыльями и, сильно оттолкнувшись лапами от подоконника, бесшумно исчез в теплой ночи. Женщины остались вдвоем, наедине с собственными мыслями и страхами.

* * *
В это время друзья торопливо шли по темной улице, и даже не подозревали, какие тучи сгущаются над их непутевыми головами. Но даже если бы они и знали, что сегодняшние вечерние посиделки за кружкой пива могут привести к непредсказуемым последствиям и опасному путешествию, то они все равно бы не согласились пропустить чудесный вечер, оставшись дома. Но сейчас Иван с Коником бодро подошли к двухэтажному деревянному дому под высокой крышей. Над низеньким крыльцом в четыре ступени, висела освещенная чадящим факелом вывеска с нарисованным древним дубом и каким-то чудовищем под ним, сверху прихотливо шла вязь букв: «Лесной удел». Хозяин, правда, утверждал, что неведомый художник нарисовал не чудовище, а древнего рыцаря, мол, это ему бывший хозяин кабака рассказал. А в свою очередь, тому, заезжий художник объяснил, что обитали когда-то такие рыцари-сэры, ходили по лесам и воевали со всякой нечистью и несправедливостью, которой в те смутные времена было слишком много.
Если подняться по широким ступенькам и сильно толкнуть тяжелую дверь, срубленную из толстенных дубовых плах, то можно попасть в большую светлую комнату с небольшой стойкой слева и большим камином напротив двери. С другой стороны было прорублено два небольших окошка, света через них попадало мало, так как загораживали большущие кусты и высокий забор соседнего дома, поэтому здесь никогда не гасили светильников. В зале стоял постоянный, уютный полусумрак, привлекавший спокойных и солидных посетителей, не любивших шумных попоек, предпочитающих неторопливую дружескую беседу, пьяному угарному веселью.  На стенах висело много картин с изображениями Леса и его обитателей. Лесных жителей в городе старались не рисовать, это считалось плохим вкусом. А их изображение, в это верили все, от мала до велика — обязательно принесет большие беды в дом. Но хозяин не верил местным обычаям, посмеиваясь над людскими суевериями.
Постоянные клиенты знали его любимую поговорку, что самый страшный враг человека, это сам человек. С ним спорили, но тот никак не желал менять свои взгляды на жизнь. В конце концов, с этим все смирились, и даже находили в этом своеобразную прелесть, разглядывая страшноватые картинки. Видел ли художник все эти ужасы воочию, или это был достойный плод его бесноватого воображения, осталось неизвестным. Во всяком случае, даже половины лесной нечисти Иван не видел, и даже не догадывался, что в Лесу могут встречаться такие чудища.
Как-то в кругу близки друзей, хозяин признался, что эти изображения приносят неплохой доход. С удовольствием разглядывая удивленные лица, он объяснил, что нарисованные жуткие страсти вызывают у клиента неодолимое желание напиться, так как лучшее лекарство против страха, это хорошая чарка вина. Все были вынуждены с ним согласиться, и даже похвалили за находчивость. Но все же предпочитали лишний раз не вглядываться в рисунки. Зато сюда любили захаживать гости города. И, в конце концов, под утро, кабацкая явь и нарисованный реализм настолько смешивались с выпитым вином, что, даже приехав домой, они были уверены, что воочию видели все эти ужасы. Царь, и особенно местные купцы этим пользовались, добавляя своих кошмарных рассказов о своем житье бытье под сенью Безумного Леса. Наслушавшись таких повествований, потенциальные конкуренты и враги особенно сильно задумывались, а стоит ли самим ехать сюда.
 Возле стойки, за которой всегда стоял сам хозяин, была небольшая дверь, она вела на второй этаж и кухню. Там жил сам хозяин и сдавалось несколько комнат, большей частью времени пустовавших. Иногда там ночевали засидевшиеся случайные гости или слишком пьяные друзья-знакомые. Приезжие и проезжие гости и купцы, предпочитали жить в центре города, там гостиницы были поприличней и поспокойней. Некоторые останавливались в корпоративных гостиницах. Каждый купец держал свой постоялый двор. Но в последние годы в город стало приезжать очень мало людей. Почему это происходило, старались не задумываться, своих печалей хватало, но все сходились во мнении, что Лес стал какой-то беспокойный. Внутри него, там, куда нет хода простому человеку, что-то стало изменяться. Неспешно, но очень целеустремленно. Многие, по необходимости бывавшие в Лесу, соглашались, что там становиться с каждым днем все тревожнее. В городе даже стали появляться всякие нехорошие и нелепые слухи. Но пока они передавались шепотом, и даже не каждый вечер, то никто всерьез и не беспокоился. Чем это было вызвано, никто даже не догадывался. Мало ли, что в Лесу происходит, Лес он Лес и есть — сплошная загадка. Одним словом — Безумный Лес.
Подойдя к любимому кабаку, друзья не стали подниматься на крыльцо, а обогнули дом, толкнули низенькую неприметную дверцу и спустились на несколько ступенек. Эта комната была только для завсегдатаев, и то не для всех. Об ее существовании даже не все городские пьяницы и стражники знали. Здесь собиралась дружная компания, и здесь никто не смотрел на сословные различия. Все называли свое убежище от мирской суеты: «Под люстрой». Эта люстра висела в самом центре низенького потолка, и, когда ее задевали головой, то звенела хрустальными висюльками, тихо и печально. Если же их аккуратно отодвинуть рукой, пока хозяина нет, то можно увидеть пять вкрученных стеклянных колб с тонкими ниточками внутри. Хозяин ревниво следил, чтобы какой-нибудь пьяный не вздумал трогать ее руками, каждый день он ее очищал от копоти светильников. Откуда взялась эта люстра, кто ее повесил, и как она дает свет и светит ли она вообще, среди завсегдатаев существовало несколько легенд. Их всегда рассказывали новичкам, правда, появлялись они все реже и реже. Эта была гордость и маленькая тайна дружной и тесной компании, собиравшейся под люстрой почти каждый вечер.
Иван и Коник спустились по ступенькам и удивленно остановились. Их не встретил привычный радостный шум голосов, вопли приветствий и вопросов типа того, как вчера добрался до дома, и что тебе за это было. Никто не посочувствовал друзьям, ведь то, что они сегодня впали в немилость к Елене и целый день занимались хозяйством, знали, поди, все. Никто не заорал: «О, Иван с Коником приперлись! Пива им, пива! Скорей хозяин, а то они от жажды умрут!». Нет. Сегодня было непривычно тихо. Такого здесь на памяти Ивана не было еще ни разу. Все сидели за столом, и о чем тихо и напряженно переговаривались. Кружки с пивом и вином стояли почти не тронутые. Хозяин заметил их и кивком головы пригласил присесть на почетные места, к камельку, в котором весело трещали поленья. Несмотря на весенний день, в полуподвале было все-таки сыровато. Коник, по привычке, решил нарушить покой собравшихся:
— Чего приуныли, друзья? Что это вы тут отмечаете, поминки или похороны?
— Ты того, помолчи. Тут такое случилось, а ты со своими шуточками.
— Да, что произошло? — Встревожено спросил Иван.
— Ты сегодня в Лесу был, возле Торговых ворот? — Тяжело взглянул кузнец.
— Нет, мы с Коником на поле через Дворцовые Бреши проезжали. А воду домой возили из колодца. — Откуда появились дома дрова, он решил дипломатично умолчать. История со стукачом не давала ему покоя весь день.
— Утром охранники видали несколько странных человечков.
— Ну и что. Мало ли в Лесу, какого народа обитает. Может дети лешаков погулять вышли.
— Не-е. У них волосы нормальные, черные, только вот длинные. Стражники сказывают, до самого пояса вьются. А росточка совсем невеликого, нам по пояс будут. И в лесу скрываться горазды. Еле-еле их следы потом нашли.
— Говорят, где-то далеко на Востоке такие половинчики живут. Но у нас таких не видали, — показал свою осведомленность Коник. Он уже успел опустить морду в широкую чашу с пивом, которую принес расторопный хозяин, и теперь облизывал пену с морды. Глаза у него опять начали жизнерадостно посверкивать.
— Про половинчиков я слыхал, даже в детстве довелось видеть. Они нам табак возили торговать. Но у тех, настоящих, ноги лохматые. Шерсти, что на твоем диком кабане, а лица светлые.
— А у этих? — Встревожено спросил Иван. История ему начинала нравиться все меньше и меньше.
Какие-то смутные воспоминания, предчувствия зашевелились где-то глубоко внутри. Он внимательно посмотрел на кузнеца, не разыгрывает ли он его. Может, наслушавшись вчерашнего сказителя, они решили пошутить над ним. Но нет, не похоже. Кузнец вообще шутки плохо понимал, а тут еще вон какая неподдельная тревога стояла у него в глазах.
— А эти, тьфу, какая мерзость, — кузнец легонько пристукнул по толстой столешнице рукой.
Дубовый стол содрогнулся, а ведь на нем, чего только не делали. При случае на нем и танцевали и дрались, а он ничего, все выдержал, даже трещин не пустил. Лишь слегка подпрыгнули кружки и кувшины с вином и пивом, тарелки с нехитрой снедью. Потом взял кружку и одним махом выпил содержимое, вытер опаленные горнилом бороду и усы, аккуратно поставил ее на стол. Немного помолчав, продолжил:
— Представляешь Ваня, у этих морды черные, только глаза красные поблескивают. А ноги чистые.
— Как это, чистые? — Изумленно спросил Коник.
— А вот так, ни волосинки.
— Может, побрили, сам знаешь, как ветки за волосы цепляются. Полдня походишь по лесу, а потом весь вечер всякие веточки да иголочки из шкуры выковыриваешь. А лица черные, так возможно, загорели, солнце, вишь как припекает, прямо как летом…
Иван одернул своего гривастого друга:
— Подожди ты со своими шуточками. Мне вот интересно, как это наши стражнички все рассмотреть успели. Ведь от ворот до Леса километра два будет. Это кто ж там такой востроглазый?
— Они то может, и не разглядели, сам знаешь — врать да хвастать они горазды, да вино в «Одиссее» бесплатно хлестать. А вот как до дела доходит, тут они хуже лесных оборванцев. Те то хоть ножичками могут махать, а с охраны привратной взятки гладки, только и могут, что  въездную плату вымогать, да еще кулаком мужику в ухо от души заехать, если что им не понравится.
Кузнец снова сделал глоток из своей полведерной кружки, обвел собравшихся тяжелым взглядом и продолжил:
— И не только они видели. Вчера вечером купцы приехали. Так это они и предупредили стражу, что возле города крутятся какие-то недомерки. Жаль, нашего купца, Афанасия, сейчас нет. Он бы подтвердил.
На этих словах все примолкли, видимо про это никто не знал. Тишина стояла такая, что стало слышно, как в верхнем зале кто-то фальшиво пел, да весело постреливали сухие сосновые поленья в камельке.
— Все, кончилась торговлишка, — тихо произнес невысокий коренастый мужчина, начальник царской гвардии. Почему-то все его называли Жуком. Он выпустил большой клуб ароматного дыма из короткой, хитро изогнутой трубки, покрутил длинный седой ус и повторил. — Отторговался наш славный город. Теперь купцов сюда и калачом не заманишь. А на стражников ты зря напраслину возводишь. За такую стружку, которую им платят, не каждый согласится ворота охранять. Вот они и пытаются хоть как-то на хлеб подзаработать.
Иван задумчиво вертел кружку в руках, из которой он сделал всего один глоток. Новости не давали полностью расслабиться. Пиво не шло в горло, мысли неслись вскачь, да и вчерашние возлияния давали о себе знать. Почему неожиданно он вспомнил историю, как в крепостной стене появились эти злополучные Бреши.
Когда-то давно, еще до рождения Ивана, с войной на город пришли соседи. Что уж там не поделили, о том уже никто не помнит. Так часто бывает, что причины войны забываются в первую очередь. Важно чем она заканчивается. Когда враги с ходу не смогли взять их город, то по всем правилам осадили его. Простояли все лето, осыпая друг друга грязными ругательствами, но так никто и не решился на решительные действия. А вот когда нападавшим надоело лаяться, тем более эту схватку они безнадежно проигрывали, то позвали на помощь одноглазого великана. Где они его нашли, так и осталось загадкой, хотя некоторые уверяли, что такие чудища живут далеко за теплым морем и зовут их циклопами. Когда такое одноглазое страшилище внезапно вылезло из леса, то защитники поняли, что пробил их последний час. Циклоп без лишних рассуждений выломал часть стены и собрался было уже войти непрошеным гостем, как увидел вывеску ближайшего трактира. Там, на синем фоне, белыми заковыристыми буковками было написано «Одиссей». Кто дал такое имя этой захолустной забегаловке, расположившейся возле самой стены, тоже никто не помнил. До этого, об «Одиссее», даже на прилегающих улицах мало кто знал. Там находили свой тайный приют самые уголовные и нищие горожане. И когда великан внезапно увидел вывеску, то грязно выругался, впрочем, его языка никто не знал, так что это уже были досужие вымыслы очевидцев. Потом тоскливо взвыл и топча своих союзников позорно умчался в лес. Защитников очень удивило, что при этом, он закрывал свой единственный глаз рукой.
Потом все-таки пришла подмога, ворога отогнали от родных стен. А вот пролом в стене заделывать стало как-то неохота, праздники по случаю нежданной победы затянулись надолго. И тогда, чья-то мудрая голова, немного протрезвев, предложила, не заделывать громадную дыру  в стене, а просто приладить в ней ворота. А уж остряки дали новым воротам название «Дворцовые Бреши». Почему именно дворцовые, всем было непонятно, так как царский дворец располагался далеко от этого места. Может быть из-за спасительного кабачка, который, ну совсем уж на дворец не был похож. Но как бы там ни было, название всех сначала рассмешило, а потом понравилось и моментально прижилось.
Пока Иван предавался непрошеным воспоминаниям, беседа за столом текла своим чередом.
 — Ну, уж, Жук, ты хватил. Сам знаешь, торговый люд завсегда храбрее солдата.
— Храбрее, — охотно согласился Жук, — когда это им барыши приносит. А в нашем царстве,  где один город и несколько поселков, чем торговать? Сам знаешь, только тем, что Лес-батюшка подарит. А тут еще эта непонятная нечисть объявилась. Надо будет завтра поднимать гвардию. Прочешем ближайшие кусты, а то местная нечисть давно распоясалась.
Тут с дальнего конца стола возвысился голос худого и высокого мужчины, дворцового повара, а по совместительству собирателя слухов. Никто даже представить не может, сколько полезного может услышать повар, который, вроде бы постоянно находится на кухне. Но именно в поварской находился основной центр сбора слухов и сплетен. Впрочем, Иван тихо подозревал, что главные сплетни именно там и рождаются, где-то между кипящими кастрюлями и шипящими сковородами. Но своими наблюдениями ни с кем не делился.
— В Пророчествах и Предсказаниях сказано, что…
— А ты сам их читал, — перебило его сразу несколько голосов. — Давай вон у Ивана спросим. Он побольше твоего грамоту изучал, да и побродил по Лесу, незнамо сколько. А ну, Иван, поведай нам, что это в нашем славном Лесу за новая напасть объявилась.
— Не знаю, братцы. Пока ничего не знаю. Вот завтра, прямо с утра, в царское хранилище схожу, может, что и вызнаю. А, кстати, Царю и Красноносу доложили?
— Знают они, сразу же их известили. Но они, вестимо, и слышать ничего не хотят. Краснонос как всегда про бабьи сказки и пьяный бред говорит. Сам его знаешь, а Царю, что, лишь бы его не пугали, да налоги исправно платили.
Общество еще долго обсуждало последние новости, но товарищи так и ничего путного придумать и не смогли. Порешили на том, что завтра вечером, Иван расскажет о своих поисках в древних книгах. И уж тогда надо будет принимать решения.
Жизнь города и ближайших деревенек, все это небольшое пространство в глубине бескрайнего леса называлось Лесным Царством, уже много поколений протекала спокойно. Стычки с лесными обитателями давно вошли в привычку; торговля шла не шатко не валко, до ближайших крупных городов было далеко. Сам Лес охранял рубежи царства лучше любого наемного войска, а уж слухи о нем отпугивали любого военачальника. Из глубин лесной чащи было удобно грозить всем далеким и близким соседям, во дворце это называлось «международной политикой». Как это называли в Лесном уделе лучше не говорить. Даже сами мужики иногда краснели, и испуганно озирались, нет ли поблизости детей или женщин, когда кто-нибудь в запале спора говорил эти срамные слова. «Маразм» — это был самый мягкий эпитет, которым награждали местную власть. Вообще-то, это древнее слово, все любили повторять, вставляя его к месту и не к месту.
Перечитав много старых летописей и после этого долго шевеля мозгами, во-время очередного жаркого спора, с не менее горячим пуншем, это слово когда-то вспомнил Мягкий Человек, по прозвищу Страшила Мудрый. После этого он еще много чего говорил, но собравшиеся почти ничего не поняли. Мудрый когда-то был Главным Советником Царя, но после интриг хитрых придворных был смещен до Аграрного Советника. А после его обличительных выступлений против Царя на площади перед дворцом был совсем отставлен и позже сослан в дальнюю деревню. Ему еще повезло, интриганы предлагали выдернуть все иголки из его головы, чтобы думал поменьше, но царь смилостивился. Рядом с деревней, Мудрый, построил себе неплохую келью, где тихонько жил и много размышлял о несправедливом устройстве жизни в государстве. Впрочем, иногда приходил навестить старых друзей, делая это тайком. Но об его посещениях знали все, так как обычно это заканчивалось стихийным митингом, порой переходящим в драку между пьяными мужиками. А когда стража все-таки вмешивалась, пытаясь разрядить обстановку, то народ неожиданно объединялся и смело вступал с ними в схватку. Обычно беспорядки заканчивались под утро, когда женам надоедало это безобразие.
Они смело входили в гущу боя, и громко ругаясь, тащили своих разбушевавшихся не на шутку мужей, домой. Главы семейств сначала отчаянно сопротивлялись, а потом покорно брели домой,  за очередной порцией неприятностей. А Страшила Мудрый снова надолго замыкался в своей келье, продолжая с грустью размышлять о несовершенстве мира, и ища пути выхода из него. Говорят, он даже начал писать труд «Как обустроить свое царство», но пока его никто не видел. А Коник даже предположил, что Страшила Мудрый таким образом себе цену набивает.
Когда компания, собравшаяся в Лесном уделе, все обсудила, то мало помалу успокоилась. Разговоры вернулись в привычное русло: кто, как и когда вернулся домой, да, что потом делал, как день провел. Посмеялись над Иваном с Коником. Оказывается, вчера, уже под утро, когда самые стойкие пытались разойтись по домам, друзья вместо дома попали в Лукавый Тупичок. В конце этой небольшой улочки, действительно тупика, стояло большое каменное здание. С широким крыльцом, толстыми колоннами, вечерами, ярко освещенное. Здесь, с недавних пор располагался театр «У Буратино». А весь город знал, какая пылкая любовь была у Ивана с панкующей Мальвиной, постоянной, немеркнущей звездой местного театра. У Мальвины был вздорный характер. Она предпочитала дружить со зверями, чем с людьми, и по этому поводу в театральных кругах ходило множество кривотолков. Раз в неделю она перекрашивала волосы: то в синий, то в красный, то в зеленый цвета. На это уже мало кто обращал внимания. Но актрисой она была действительно превосходной, и зрители с удовольствием смотрели ее выступления.
Но когда сгорело старое деревянное здание театра, и Долгоносик, руководитель этого культурного заведения пригрозил Ивану, что если увидит его ближе чем за километр, то подвесит его на крюк, как самую последнюю куклу. Почему приключился пожар, толком никто не знал. Поговаривали, что Иван с Долгоносиком устроили в честь начала новой постановки свое представление, с участием всей труппы актеров и небольшого числа приглашенных, особо приближенных к театру, друзей. Что Иван в пылу любовной борьбы с Мальвиной опрокинул свечу на пол и ковер вспыхнул как летняя трава в засуху. Другие глупо улыбались и доказывали, что вспыхнул огонь от жара его сердца и искр, которые сыпались из глаз Ивана, когда видел Мальвину. Иван же, когда немного улеглись страсти, признался в компании друзей, что театр поджег сам Долгоносик, мол, где-то в театре был очаг, то ли нарисованный на холсте, то ли настоящий, никто толком об этом не знал, а за ним хранилась какая-то тайна, вот он туда и сунул свой длинный нос. Про этот очаг сам Долгоносик как-то раз, по пьяни,  ему проболтался.  Что же там на самом деле произошло, он не знал, но только Долгоносик ходил несколько дней какой-то ошалелый, сам не свой. Оклемался только когда получил страховку за здание. И сразу же стал строить новый, каменный театр.
Как-то, за кружечкой пива, Иван задумчиво сказал своим друзьям: «но за одну страховку такой домище не построишь. А обстановочка внутри, сами видели, как в царских покоях. Да еще «печь» шестисотую купил, побеленную. А за что он на меня взъелся, честное слово, даже и не догадываюсь».
Друзья тогда обсудили внезапное обогащение вечно нищего Долгоносика, да и забыли. Мало ли откуда у человека лишняя «стружка» появилась. Радоваться за него надо, а не завидовать. Но про тайну очага Иван нет, нет, да и вспоминал, что-то здесь ему не нравилось. Он хотел обсудить свои мысли и догадки с Жуком, но в тот раз начальник стражи его резко оборвал, сказав, что нечего не свое дело лезть. И строго настрого наказал со своими дурацкими вопросами больше ни к кому не приставать:
— Нет у Долгоносика никакой тайны. Была картинка, там какой-то очаг был нарисован, так, мазня несуразная, сам видел. Сгорела она при пожаре, — при этом он почему-то побледнел и настороженно оглянулся. Иван тогда еще сильно удивился, чего такого испугался Жук, всем известный своей безрассудной храбростью. Удивился, но и понял, что действительно надо придержать язык за зубами. Видно на самом деле тут дело нечисто.
Иван внял предостережениям Долгоносика, и перестал появляться в театре. Во всяком случае, его видели только на представлениях и только вместе с женой. Правда, они потом они снова помирились, и Иван еще не раз устраивал там веселые ночные представления. Даже в первый год семейной жизни он частенько туда захаживал, пока после одной не очень удачной шутки, Мальвина, тогда она как раз покрасилась в красный цвет, не капнула о его похождениях жене. Дома Елена устроила ему такой концерт, что потом об этом долго говорил весь город.
К Мальвине Иван с тех пор не ходил. Вернее изредка, после представлений захаживал, но так, чтоб никто не видел. Елена знала о его похождениях, но ничего не говорила. И вот надо же, как на грех, видно действительно хозяин чего-то добавил в пиво, потянуло к старой возлюбленной.
— Интересно, — громко икнув, протянул Коник, — а что же нам Елена ничего сегодня утром не сказала.
— Еще скажет, не волнуйся. Помнишь, как ты в гвардейской конюшне скрывался, когда Ванька нехорошую болезнь от Мальвины подцепил? Так, что твое стойло еще никем не занято, — мрачновато пошутил Жук.
Коник поспешно опустил морду в чашу с пивом, Иван тоже сделал большой глоток из кружки, и постарался перевести разговор в какое-нибудь, более приятное русло. Они очень не любили вспоминать первый год семейной жизни. Тогда весь их привычный жизненный уклад был круто изменен решительной рукой Елены. Жук понял, что шутка вышла очень неудачной, и замолчал, прихлебывая из своей кружки, пуская синеватые клубы дыма. Он о чем-то сильно задумался и не слышал дружеский треп собравшихся.
В общем, вечер шел как обычно. Вдруг Жук, мрачно молчавший почти весь вечер, тихо спросил, ни к кому особенно не обращаясь:
— А кто же вчера того сказителя приволок, хотелось бы мне очень узнать.
— Как кто, он сам пришел. Вот так, шел, шел, да и пришел. На огонек, значится, забрел. А здесь мы сидим. Вот ему и радость, а нам развлечение, — пьяно икнув, пошутил Коник.
— Вот так, шел, шел, да и пришел, — зловеще усмехнулся, передразнивая Коника, сказал Жук. — Открыл первую попавшуюся дверь, а за ней мы сидим.
В комнате повисла тишина, второй раз за вечер, такого здесь отродясь не бывало, все вдруг озадачились, действительно, а кто же вчера его привел. Об их тайной норе знало всего несколько человек, по пальцам двух рук пересчитать можно. Но вчера, как назло никого из посторонних не было. А из них никто не мог привести случайного, непроверенного человека.
Все сразу стали вспоминать вчерашнего сказителя. Он был высоким худым мужчиной, неопределенного возраста. Длинные седые волосы были перехвачены черной лентой. Из-под густых седых бровей внимательно смотрели черные, глубоко посаженые газа. Когда он пел, то прикрывал веки, и поэтому его лицо приобретало возвышенно-отрешенное выражение.
В наступившей, в который раз за вечер, тишине, казалось, послышался его голос — глубокий, напевный бас. Собравшиеся как-то дружно посмотрели на лавку у стены, на которой тот просидел весь вечер. Наступила тяжелая, гнетущая тишина. Даже наверху уже никто не пел и огонь в камельке притих.
— Вы кого опять увидели, — раздался спокойный голос. — Опять скажете, что я вам чего-то в вино подсыпал.
В комнату вошел хозяин кабачка и насмешливо посмотрел на гостей. Все нервно выдохнули и неуверенно заговорили-зашумели — неприятное видение исчезло. Компания дружно потянулась к забытым кружкам, даже Жук выпустил впечатляющий клуб дыма и заметил:
— Ты, как всегда вовремя.
— Так, что случилось. Чего-то вы все такие хмурные, весь вечер. Я там наверху сижу, а вас не слышно. Я уж думал, вы все разошлись по домам.
— Да вот пытаемся вспомнить, откуда приперся вчерашний певун.
— Как откуда, — удивился хозяин. — Вы сами же сами вчера мне все уши прожужжали, что не худо бы было послушать чего-нибудь новенького. А то, мол, живем в глуши, от жизни отстали. А у меня как раз остановился странствующий проповедник Бормотухового учения. Вот я вам его вниз и спустил.
Все смущенно переглянулись, а Коник потряс гривой и громко заявил, подтвердив мнение собравшихся:
— Ничего не помню. Признавайся хозяин, опять вчера что-то подсыпал.
— Да вы так пьете, что вам хоть чего сыпь, все едино выпьете, и еще мало будет. Вы ж как бочки ненасытные и дырявые, — возмущенно заявил хозяин.
— Да ты уважаемый не обижайся, — проговорил Жук, — мы пытались вспомнить, кто его вчера к нам привел. А, кстати, где он сейчас?
— Да кто их знает этих артистов, рано утречком встал и ушел себе. Ему то что, свободный человек.
Неприкрытая зависть зазвучала в его голосе.
Иван вскользь заметил:
— Ты бы Жук, у своих охранников узнал бы, откуда это сказитель пришел, и когда ушел.
Неугомонный Коник тут же встрял:
— Во-во, а то шляются всякие разные по нашему Лесу, а потом хомуты пропадают. Ты уж Жук, там хорошенько всех расспроси, да накажи, кто его пропустил в наш славный город.
— А за что наказывать-то? Документы у него видимо были в порядке, иначе я бы сразу узнал, что какой-то беспачпортный тут заявился. У меня хоть охрана и ленивая, но все же свою службу туго знает.
— А, может, он твоим ребяткам взятку дал? Откуда ты знаешь, что у тебя все такие честные.
— Ладно, все узнаю.
С этими словами Жук встал из-за стола и пошел к двери. Уже взявшись за ручку, он неожиданно обернулся, внимательно обвел всех взглядом и угрюмо сказал:
— Завтра собираемся здесь же. Надеюсь за ночь ничего не случиться.
Вскоре, вся компания разошлась по домам. Настроение у всех было тревожное. Каждый предчувствовал наступление каких-то перемен. И почему-то росла уверенность, что они будут не в лучшую сторону.
Иван задумчиво шел к дому, даже его верный товарищ помалкивал, погруженный в свои размышления. Из-за этого они чуть не прошли мимо заветной калиточки. Тут Иван очнулся, встрепенулся, негромко пожелал Конику спокойной ночи и зашел в дом. Он знал, что таиться бесполезно, Елена все равно знает, когда он вернулся. Прилег в горнице на широкую лавку и уставился в потолок. Он не знал, что делать дальше. Какие-то смутные мысли тревожили его, видения мелькали перед ним. Но успокоительный сон разом выгнал все ненужное, и Иван заснул.
Рано утром он уже был во дворце. Там стоял шум. Между собой скандалили Главный Дровишный и Великий Хранитель Ключей, а в просторечии Ключник. С некоторой опаской он прислушался к их лаю. И тут же с тревогой понял, что речь идет о царских запасах дров. Ответчик за дрова обвинял хранителя ключей, что тот разбазаривал царское добро, втихаря продавая дрова. А ведь они находятся на его подотчете. И даже более того, самой бородой перед самим царем-батюшкой. Борода у него действительно была уникальной, черная как вороново крыло, густая и длинная по пояс. Многие мужики отчаянно завидовали ему, и даже пытались подпоить его, чтобы лишить такого мужского украшения. Но Дровишный был всегда начеку, и, выпив все, что наливали доброхоты, тихо мирно отчаливал домой, посмеиваясь над ними. Но те все же не теряли надежды, поэтому ему всегда приходилось быть начеку.
Ключник в свою очередь орал, что он отвечает только за ключи. И почему у того пропадают дрова, он не знает, и знать не хочет. А вот царю он все доложит как есть. Дровишный сам должен смотреть за своим хозяйством, а не трясти тут своей бороденкой. Это он сказал абсолютно зря, и поняв свою ошибку попытался как-то перевести разговор в другое русло. Ему повезло, он увидел Ивана.
— Добрый день, Иван. По какой надобности к нам пожаловал? Или так просто, проведать своих старых друзей.
Иван про себя перекрестился, подумав: «лучше с лесной нечистью гавкаться, чем с такими друзьями пиво пить». Но ничего, конечно, не сказал. Улыбнувшись как можно радушнее, он попросил отвлечься его от важной беседы, чему тот был несказанно рад. Дровишный негодующе тряс бородищей, сжимал кулаки, но ничего поделать не мог. Хотя Иван и не служил при дворе, но весьма часто выполнял для царя различные поручения. Как его называли придворные недоброжелатели: «конфиденциальный порученец».
— Тут такое дело, мне надо попасть в хранилище. Ну, это туда где всякий мусор свален.
— Зачем тебе это, - несказанно удивился хранитель ключей. – Пойдем лучше в винный погребок. Я тебе открою по старой дружбе. Посидим тихонько, за жизнь поболтаем. А там же одна рухлядь, да пыль. Все никак руки не доходят выгрести весь этот мусор. Да и царь сильно возражает, говорит, что там какая-то мудрость храниться.
— Ничего важного. Так, просто захотелось кое-что посмотреть. Может, Елене что-нибудь на подарок высмотрю. Она у меня любит всякие разные интересные штуки.
— Понимаю. Надо будет учесть на будущее. – Ключник, ухватив Ивана за локоть, незаметно, но целеустремленно удалялся по коридорам от Дровишного. Но он рано радовался, тот крался сзади, дожидаясь, когда Иван уйдет, и бросал на Ивана такие свирепые взгляды, что тот и рад бы поскорее получить заветный ключик, но Хранитель не отпускал его, развлекая разговорами.
Зайдя в какую-то комнатенку, Ключник откинул полу своего кафтана. Под ним, на широком кожаном, вытертом до блеска ремне висело множество ключей, самых разных форм и размеров. Некоторые достигали в длину нескольких ладоней взрослого мужчины, другие были не больше ногтя младенца. Шутники утверждали, что с этим ремнем он не расстается даже во время выполнения супружеского долга. И именно за это его жена ходит все время недовольной, и какой-то скособоченной. Но Иван не верил этим слухам, он точно знал, что жена Ключника, когда была девкой на выданье, неудачно упала с лестницы и что-то сломала. С тех пор она и хромает. А характер у нее и в детстве был очень скверным, потому-то женихов и не было. Хотя папаша обещал хорошее приданое.
Ключарь вздохнул, словно бы размышляя о чем-то неприятном, но все-таки достал огромную связку, висевшую отдельно и нашел нужный ключ. Он был с очень хитрой бородкой, потемневший от времени и тяжелый. Иван вспомнил, как Хранитель жаловался, что нынешние замки можно простой проволочкой открыть, а вот старые, до сих пор верно служат.
— Веришь мне, Иван, — он показал какой-то очень старый ключ, — если он сломается, или не дай Лес – потеряется, то замок открыть будет уже невозможно, проще сломать. И то, только с большим трудом. Сейчас даже такого железа нет. Вот же были мастера, а теперь что, только одно пьяное безобразие. А сколько гонору, ты не поверишь.
Он торжественно вручил ключ Ивану:
— Вечером отдашь. И кстати, если, что интересненькое найдешь, то может, и про меня не забудешь. Тоже надо бы чем-нибудь женушку удивить. А то совсем запилила, ничего ее уже не радует. Ну, в общем, сам посмотри, я твоему вкусу полностью доверяю.
— А ты сам зайди и выбери.
— Нельзя. Я же поставлен охранять, а не разбазаривать, как этот бородатенький. – Он осторожно выглянул в коридор и с облегчением потрусил вдоль стены, постоянно озираясь. 
Иван взвесил на руке знакомый ключ, в очередной раз подивившись его необыкновенной легкости, несмотря на тяжеловесный вид и пошел своей дорогой. Уже выходя во двор, он вдруг услышал яростный вопль Дровишного, тому не терпелось довести свою беседу до конца.
Иван даже подумал:
— Ну, все, вот и еще одна вакансия освободилась. А вот с дровами надо будет поосторожнее. Все-таки я не один туда захаживаю, вишь как разобрало бородатого. А вот крайним быть в этом деле до обидного не хочется.
Иван спустился в подвал  и открыл дверь. Она тихонько скрипнула, впуская его внутрь. Он зажег фонарь и огляделся. Со времени его последнего посещения, здесь практически ничего не изменилось. Только добавилось паутины и пыли. Последний хранитель умер много лет назад, а замену так и не удалось найти. Никто не хотел идти сюда служить. Даже Иван не согласился, хотя и любил почитать древние фолианты. Правда, многие слова были незнакомыми, попадались и такие книги, где вообще не было не одной знакомой буквы. Но все равно было интересно.
Неожиданно Иван сообразил, в хранилище все же что-то изменилось. Нечто еле уловимое витало в воздухе. Иван принюхался, может, какой-нибудь любопытный заходил сюда, испортил воздух факелом. Нет, гари не ощущалось, воздух был привычно затхлым и пыльным. Он осторожно прошелся по комнатам. Нет, все было привычным. Все также в навал на полу валялись книги, какие-то дощечки, свернутые в трубочку пергаменты. Вдоль стен громоздились сундуки. На полках стояли книги. Иван подошел к огромному столу, зажег свечи. Их неподвижное пламя осветило заляпанную воском столешницу, и все ту же вездесущую пыль. Он нашел тряпку и аккуратно вытер стол. Снова оглядел хранилище, раздумывая, с чего бы начать. В последний раз, когда он читал предсказания Бормотуха, то этот тяжеленный фолиант поставил на ближайшую полку. Сейчас его не было. Книги по-прежнему плотно стояли в ряд, но Предсказаний не было. Иван озадаченно почесал затылок. Разбуженный Внутренний голос недовольно пробормотал:
— Что-то здесь не то, Ванюша.
Он и сам начинал видеть, что в хранилище кто-то побывал. Причем давно. И постарался сделать так, чтобы его пребывание здесь, осталось незамеченным. В глаза сразу же стали бросаться мелочи, которые в первый момент он не заметил. Тут Иван вспомнил, что хранитель архивов как-то вскользь заметил, что Предсказаний было несколько книг. Ту, которую пытался осилить Иван, он назвал «самым полным и расширенным изданием». Что такое «издание» Иван не знал, но догадался, что эта книжка самая верная, и потому проникся чувством глубокой благодарности к старенькому хранителю.
Иван так ярко вспомнил этот давнишний разговор, что даже невольно оглянулся, ища глазами дедка, всегда приветливо встречающего очень редких посетителей. Даже послышался его дребезжащий от старости голос и ярко-синие, совсем молодые глаза, лукаво смотрящие из-под морщинистых век.
Иван отогнал непрошеные воспоминания. И попытался сообразить, где еще могли лежать Предсказания. До самого вечера он исследовал полки, сундуки, вскрывал какие-то ящики, перебирал сваленные в углу пергаменты и глиняные таблички. Но ничего так и не нашел. Эти книги просто-напросто исчезли. В этом он был абсолютно уверен. Потом сообразил, что не хватает еще нескольких книг, где тоже комментировались пророчества Бормотуха.
С тяжелым сердцем он закрыл хранилище и отправился искать Ключника. Побродив по дворцу, он понял, что Ключник где-то прячется. Но во дворце тайн не может быть в принципе. И если надо кого-то срочно найти, то есть единственный выход, спросить слуг. Эта человеческая порода знает все. Какой-то служка, хитро ухмыльнувшись, посоветовал Ивану заглянуть на кухню. Побродив среди кипящих кастрюль и шипящих сковородок, исследовав все помещения едоварни, Иван случайно заглянул в холодную комнату. Там, среди льда и мороженных мясных туш, он увидел, сидящего на чем-то мягко набитом мешке, Ключника. Тот грустно прикладывал к глазу кусок льда. Капли воды стекали ему в рукав, он брезгливо сморщился и взял новый кусочек. 
Иван сочувственно подумал: «Похоже, вакансия пока не освободилась, но искать временную замену надо. Эк, его Дровишный уделал. Крепкий мужик, правду говорят про него».
Увидев Ивана, он страдальчески улыбнулся и спросил:
— Что так быстро? Мог бы и завтра ключ занести.
— Все что надо, я уже увидел. – Потом добавил. – Слушай, а ты в хранилище, когда в последний раз был?
— Иван, я разве похож на больного? – Мучительно улыбнувшись, вопросом на вопрос, ответил Ключник.
— Ну, вообще-то…, — Иван широко улыбнулся, глядя на громадный синяк.
— Выщипаю я ему бороденку, чтоб мне в Лесу с кикиморами всю жизнь жить! А в хранилище, нет, давно не ходил. Там хоть все нормально? Мыши не все еще слопали?
— Кстати, мышей я там почему-то никогда не видел. Странно.
— А это был подарок одного колдуна. Он их очень не любил, вот и наложил заклятие на подвал, когда там чего-то искал.
— А когда это было, - вдруг заинтересовался Иван.
— Даже и не упомню сейчас. Я еще тогда совсем молодой был. Только-только начинал службу при дворе.
— А в последнее время никто туда не заходил? Может, кто-то просил у тебя ключ?
— Нет. А что это ты вдруг так заинтересовался? Там точно все в порядке?
Ключник приложил очередную порцию льда к глазу, и пытливо взглянул на Ивана.
— Не переживай, там все как всегда. Что там может измениться.
— Ваня, ты не поверишь, но последним, кто просил у меня ключ, это был именно ты. И это было несколько зим назад. С тех пор этой свалкой никто не интересовался. Хотя… подожди.
Он задумался. Иван боялся лишним словом спугнуть память Ключника, поэтому в леднике повисла напряженная тишина. И тот не подвел ожидания Ивана:
— Этой зимой кто-то спрашивал о нашем хранилище. Это было без меня, я в те дни болел. Так что ключей я никому не давал. А попасть туда не так просто, как тебе это кажется. Там наложено защитное заклятие: «Свой-чужой». Так что без этого ключика никто войти не сможет. А если попытается, то беды не оберется. Тот маг говорил, что дерзнувшего покуситься на эти духовные исторические богатства, да Иван, он именно так и выразился, как сейчас помню… так о чем это я. Ах да, о заклинании. Так вот, он гарантировал, что у ослушника будут в жизни огромные неприятности. Но это если он все же туда пролезет, а так это заклятие чем-то его сильно ударит, может даже огнем испепелить. Чтоб неповадно другим было.
— А кто интересовался-то? ты же откуда-то об этом узнал. – Продолжал допытываться Иван. Почему-то неведомый искатель книжной премудрости его очень заинтересовал. Он еще не мог понять, чем и почему, но уже почувствовал, что это произошло совсем неспроста.
Ключник недовольно ответил, разглядывая свой глаз в маленькое зеркальце:
— Говорю же, не знаю. Что это тебя так заинтересовало? Там все-таки что-то пропало? – Прозорливо догадался Ключник, отрываясь от созерцания своего свежего фонаря.
— Пропало. Исчезли все книги, где были предсказания Бормотуха.
— Вот это да! А может Ваня, ты плохо искал? – С надеждой спросил Ключник.
Взглянув на мрачное лицо Ивана, тот понял, что это суровая правда.
— Знаешь, что, я разузнаю, кто это так сильно интересовался нашим хранилищем, и завтра скажу. А ты пока помалкивай. Все-таки я за его сохранность отвечаю. Там хоть и хлам всякий собран, но все равно жалко. Люди старались, собирали. Да и если царь узнает, он мне все ключи знаешь, куда запихает? Значит, говоришь, пропали все Пророчества. Плохо дело. И так как-то тревожно на душе, а тут еще и это дело. Как же все это не во-время. И главное, не выйдешь никуда. – Он с грустью показал на свой, уже заплывший глаз, сверкавший всеми оттенками радуги.
Вечером, в Лесном уделе, Иван вкратце рассказал о своих поисках. Компания озадачено молчала. Никто даже не мог предположить, что книгами из хранилища может кто-то заинтересоваться. Чтение здесь считалось чем-то совсем необязательным, хотя грамотных было много. У многих дома даже были книги, но брали их в руки только от великой скуки. А уж чтобы куда-то идти, тем более рисковать жизнью, не могло идти и речи.
Афанасий, купец хоть и не самый богатый в лесном царстве, но очень влиятельный неожиданно заметил:
— Действительно, был зимой у нас человек. И причем весьма странный. Но не купец, мы свою братию издалека видим, кошельком чувствуем. Я его как-то раз видел, он возле дворца ошивался. Одетый весь в черное, на плаще какие-то знаки серебром вытканы. Сам высок ростом, очень худощав. Еще тогда подумал, каким ветром его к нам занесло, не иначе как шпион или ищущий приключений волшебник. На посла он был похож как Коник на беременную русалку. Тем более он у нас не отмечался. Он немного пожил в городе и уехал. Мы то что, мы же купцы, только торговлю и знаем, в государственные дела не вмешиваемся. Если только не призовут, когда какая напасть приключиться. Так что завтра все разузнаю, что за гусь к нам залетал, и скажу.
Афанасий немного лукавил, все знали, что даже послы иноземных государств, не говоря уж о более мелкой сошке типа купцов и простых гостей обязательно должны были зайти к нему. Как это называлось «откушать чаю». Жук с Афанасием давно уже сами стояли на охране порядка в царстве, не доверяя этого сложного и ответственного дела государевым чиновникам, и надо отметить не без оснований.
Жук согласно кивнул головой:
— Правильно. Твои люди быстрее узнают, что за хлыщ к нам приезжал. А то мои…, - тут он замялся и закашлялся, пытаясь подобрать не очень ругательное слово, но в то же время соответствующее государевым людям. Не нашел. Потом взглянул на Ивана и спросил. – Так ты думаешь, что это он мог украсть Пророчества.
— Даже не знаю. Но если он колдун, то вполне мог постараться. Ведь там, Ключник мне сегодня рассказывал, какое-то охранное заклятие на двери положено.
Афанасий коротко рассмеялся:
— Сразу видно, что тот, кто это делал, в людских делах ни чего не петрит. – Видя недоуменные взгляды, он весело пояснил. – Ну, положил он заклятие на двери. Так ведь же остаются еще окна. А для некоторых умельцев стены, пол и даже потолок это не проблема. Было бы желание туда просочиться, а там уж никакие запоры не спасут. К тому же, если очень постараться, можно ключик-то и самому взять. Есть такие искусники… Так что Жук, надо бы это хранилище получше проверить. Может, и найдутся следы. Тогда можно будет покумекать, кто это туда так ловко проник.
— Сделаю. Не проблема. Давно надо было проверить весь дворец. Так что заодно и туда загляну. А то воровать стали уж слишком в наглую. Вот, например, дрова как будто тают в воздухе. Не успевают из Леса возить.
При этих словах Иван весь напрягся. Но когда обвел взглядом присутствующих, то, к своему немалому удивлению понял, что не он один стал старательно отводить глаза.
Беседа вяло перетекала с одной темы на другую. Обсудили слишком раннюю и теплую весну. Виды на урожай. Поговорили о предстоящей охоте на лесного зверя. Сразу же вспомнили кучу охотничьих баек, посмеялись. Обсудили драку Дровишного с Ключником.
Заглянувший хозяин обвел всех вопросительным взглядом:
— Тут ко мне гость пришел. Спрашивает, можно ли к вашей компании присоединиться.
— Конечно, можно, - ответил за всех Жук. – Все равно скучно, так может он что-нибудь интересное расскажет. И еще пива принеси. А кстати, а кто таков будет, этот гость? Мы его знаем?
— Знаете. И даже очень хорошо знаете, так что не переживайте. – Загадочно ответил кабатчик и скрылся за дверями.
Не успели друзья выпить по глотку пива, как дверь вновь скрипнула, впуская очередного гостя. Все с любопытством уставились на него.
В следующий миг, здоровое любопытство сменилось нездоровым шоком.
— Все в порядке. Можете не вставать. – Весело ухмыльнувшись, сказал гость. – Можно мне тут присесть. А то что-то с непривычки ноги гудят. Пока нашел вас, кучу кабаков пришлось обойти. Даже не знал, что у меня в городе столько питейных заведений. Может, надо половину прикрыть, а то некоторые сплошной срам, пьянка и разврат. Ты, Афанасий, навел бы в этом деле порядок, а то перед гостями неудобно.
Вскочившие было завсегдатаи Лесного удела, снова уселись на лавки, потеснившись, уступая место вновь прибывшему. Все они отлично знали этого человека. И не только по имени, но и в лицо, все-таки это был их царь.
Мгновенное замешательство улетучилось. Царь у них был личностью популярной. С ним было легко встретиться, чтобы обсудить свои насущные проблемы. Но вот чтобы он сам к кому-то пришел… такое было впервые. Значит, ему очень надо было с ними встретиться. Это понимали все, собравшиеся в этот вечер под люстрой в Лесном уделе.
— Ну, что приумолкли, заговорщики? Думаете, я не знаю о ваших делах? И кто в городе реальный хозяин? Сильно ошибаетесь. – Царь помолчал, оглядывая присутствующих. – Но, пришел я не за выяснением отношений. Тут вы молодцы. Признаюсь, что без вашей неофициальной помощи мне было бы трудно справляться. Отрицать не буду. С моими боярами только пиво хорошо пить, да ругаться на них, хотя тем все едино, как с водяного вода. Даже обидно иногда становиться, слова новые придумываешь, а тем хоть бы хны. Вот тут и задумаешься, а за каким лешим все эти дармоеды мне нужны. Может их повесить, и вся недолга. И народец будет очень доволен, и казне прибыток. Как думаете, стоящее дело?
Все молча ждали, что еще скажет царь. Ведь неспроста он тайно вышел из дворца в такой поздний час. А то что он здесь с неофициальным визитом, было видно невооруженным глазом. Первое лицо царства был одет в поношенную тужурку, из-под которой торчали ножны, потертые кожаные штаны были заправлены в короткие сапожки из юфти. Несмотря на молодость, глаза у него были мудрыми, спокойными, только иногда, в очень редких случаях, в них взрывались искорки ярости. Те, кому не посчастливилось их увидеть, могли смело рассчитывать, что следующего утра они уже могут не увидеть. Царь у них отличался весьма уравновешенным характером. И своеобразным чувством юмора.
— Так что молчите? Ты же Жук сам часто говорил, что с этими дармоедами каши не сваришь, им лишь бы свой кошель потуже набить. Кстати, Афанасий, по-моему ты тоже жаловался на мздоимство моих чиновников и придворных лизоблюдов. А уж тебе Иван так вообще об этом надо мечтать. Сам знаешь, с какой нежной  и страстной любовью тебя мечтают сжить со света. Своими проектами мне уже все уши прожужжали. Ты даже не представляешь какие изощренные планы иные выносят. Даже мне не по себе становится. Про остальных я умолчу, к ним тоже есть претензии.
Компания ошарашено молчала. Все знали, что их царь весьма мудр. Когда он взошел на престол, то дела в стране пошли в гору. К тому же он был опытен в придворных интригах, так что фаворитов у него не было. все терялись в догадках, зачем он к ним пришел. Не обсуждать же, на самом деле, как навести порядок в управлении страной и городом. К тому же было предельно ясно, что он знает о них многое из того, о чем бы каждый предпочел промолчать. Это очень настораживало. От его слов пахло крупными неприятностями.
Первым нарушил молчание Коник. Он оторвался от своей чаши с пивом и равнодушно посмотрел на царя:
— Ну, если пришел с миром, так зачем запугивать честной народ. А если разборки чинить, то зови своих охранников. Может им удастся нас захомутать.
— Ты бы вообще помолчал. У нас с тобой разговор будет особый. Конюший уже всю жилетку мне проплакал, рассказывая о твоих похождениях в конюшнях. Я уже не знаю, кому всех твоих отпрысков раздавать, пони никому не нужны. 
— Какие пони! - Не на шутку взъярился Коник. – Я наоборот, твоим доходягам кровь новую вливаю, а то смотреть на этих кляч больно. А то, что маленьким один жеребенок уродился, так эта кобылица сама была небольшого роста. Все остальные получились – одно загляденье. Ты мне жалованье за это еще должен платить, как породистому производителю. А то Ваньке одному меня не прокормить.
Царь с возрастающим удивлением слушал эту отповедь. Мало кто решался с ним спорить, а уж в таком тоне… Иван с опасением ждал справедливого царского негодования, понимая, что после таких слов Конику может не поздоровиться. Но на удивление царь спокойно его выслушал, чему-то ухмыльнулся, и как ни в чем не бывало, продолжил:
— Вообще-то я здесь не за тем, чтобы ругаться, и уж тем более слушать критику от какого-то мало воспитанного коня. – Пресекая дальнейшее возмущение Коника, добавил. – Все я о тебе знаю. Впрочем, как и о других тоже. Но сейчас это к делу не относиться. Меня заботит другое. И почему-то я уверен, что ради этого вы сегодня здесь и собрались. Хотя нет, ошибаюсь, уже во второй раз.
Коник пробормотал себе под нос, но в тишине его услышали все:
— Какая же это зараза нас заложила? Вот бы поймать гаденыша…
— Кто? Это к делу не относится. Еще спасибо ему скажете, что меня предупредил о вашей тайной сходке. Без меня вам все равно ничего не сделать. Тут надо подходить гораздо шире, чем вы себе можете представить. Ну, хотел Иван сегодня посмотреть пророчества, ведь так? А их и нет? Спер кто-то. Кто? Сам не знаю. Могу только догадываться. Кстати, уверяю тебя, Иван, что ничего хорошего ты бы там не нашел. Можешь завтра ко мне придти, у меня одна книга чудом сохранилась. А теперь подумайте сами, вот вы сидите здесь, решаете, что делать дальше. И никому не в домек, что похожие дела творятся и в других странах.
На этих словах все удивленно зашептались. Действительно, почему-то они были уверены, что только в Лесном царстве началось что-то нездоровое, с далеко идущими последствиями.
Царь между тем продолжил:
— Вот то-то же. Я еще раньше вас узнал, что Пророчества начались сбываться. Не спрашивайте, откуда и как, это государственная тайна. А теперь перейдем к другому вопросу. Что делать в этой ситуации. – Он помолчал, обводя всех внимательным взглядом. – Что молчите? Еще не придумали? Это вам не дрова тырить и налоги не платить. Но одному мне не справиться. Дело слишком щекотливое. Если Пророчества не подтвердятся, а они написаны слишком смутно, ты Иван знаешь, это не хуже меня, то выйдет форменный скандал. Мне он не нужен. Пойдут потом шуточки и анекдоты. Кстати, этого же опасаются и наши соседи. А вдруг все же что-то в Пророчествах есть? Значит необходимо срочно принимать меры. Но для этого неплохо бы найти написавшего эти Пророчества. И спросить у него, правда это, или нет. А заодно уж вызнать, что нам делать. Погибать в расцвете лет как-то неохота.
Иван переглянулся с Коником. Тот помотал головой, словно бы с чем-то не соглашаясь, а потом покорно сунулся в чашу и громко начал втягивать в себя пиво, выражая этим свой протест. Иван вздохнул, как будто собрался нырнуть и прямо спросил:
— Вы хотите сказать, что кто-то должен найти Бормотуха?
— Ну, почему же «кто-то». Ты меня, Иван, всегда радовал своим умом и сообразительностью.
— Это-то даже Коник сообразил. Но ведь же Бормотух сказочное создание. Тем более никто не знает, где он живет, и как к нему пройти. Если он существует на самом деле.
— Вот Иван и займешься этим делом. Кроме тебя некому. А насчет того, есть ли на самом деле этот пророк, и, как утверждают некие мудрецы, создатель нашего мира, я так думаю, что он существует, а значит, где-то обитает. Вспомни-ка, в одной из скрижалей говорилось, что все дороги ведут к Бормотуху. Но это при условии, что человеку очень надо с ним встретиться, и он будет не против этого общения.
— Что-то я не слышал, что бы с ним кто-то встречался.
— Ты не слышал, это еще не значит что этого не было. Встречались, и не один раз. Я точно знаю. Так что вот тебе мой совет, настройся как следует на встречу с Бормотухом, и тогда обязательно повстречаешься с ним. Тем более мне почему-то кажется, что и он будет тебе рад.
Допив свое пиво, царь резко встал, и уже от дверей добавил, но уже обращаясь специально к Конику:
— Командировочные будут по высшему разряду, не беспокойся. И на тебя тоже выпишут. Я лично проконтролирую. А теперь позвольте откланяться. До скорой встречи.
Компания тоже начала быстро расходиться. Все с сочувствием посматривали на Ивана с Коником, отлично понимая, что их ждут опасные приключения, а помочь им они ничем не могут. Это очень расстраивало их друзей.
На следующий день началась предкомандировочная суета. Надо было не только собраться в дорогу, но и переделать все работы по хозяйству. А на дворе стояла весна, время пахоты и сева. Так что дни у Ивана с Коником пролетели незаметно. Хорошо, что хоть друзья помогли, кто, чем мог, ведь у них самих было дел по горло. Также они пообещали помогать Елене по хозяйству, если понадобиться грубая мужская сила, а Иван, паче чаяния надолго задержится в дороге. Все были уверены, что Иван и Коник благополучно вернутся из своего загадочного путешествия. Во всяком случае, делали бодрый вид. В последние дни выяснилось, как неизвестный вор проник в хранилище. Он не стал рисковать, ломая заклятие на дверях «Свой-чужой», а поступил гораздо проще, проник туда через печной дымоход. Рассказывая о проведенном дознании, Жук очень сильно ругался, поминая на чем свет стоит зря, строителей дворца, а также волшебника, поставившего магическую охрану.
— Вот же, обалдуй. Заклятия есть не только на двери и замке, но и на оконце, полу и потолке. А вот на эту дыру, болван магический, не догадался поставить. В общем, оказалось, что попасть туда проще простого, как в сараи нашего Дровишного. Там тоже оказалось, что стена вроде и есть, а на самом деле, доски висят на одном гвозде. Как они вообще не развалились, одному Лесу ведомо. Ладно бы воров завалило, а так и дворцовые истопники могли пострадать. – Разорялся Жук, обводя подозрительным взглядом компанию. 
Слушая его, Иван с тревогой подумал, вот теперь точно всю зиму за дровами в лес ездить. Ну, надо же, как не повезло. Из-за этого недоучившегося или просто рассеянного колдунишки, такое мощное  подспорье в хозяйстве накрылось. Он уже давно привык к мысли, что царские дрова его практически личная собственность. И оправдывался лишь тем, что это небольшая компенсация за его честную и полную опасностей, работу. Он посмотрел на своего друга, но тот ничего не сказал, лишь грустно помотал головой, и снова припал к пиву, видимо, утешаясь.
Кто-то постарался перевести разговор в прежнее русло, а то его выступление стало для  многих досадным. Они скромно потупили глаза и скрыли покрасневшие щеки за кружками с пивом. Мысли о неотвратимом возмездии многим испортили настроение в такой чудесный вечер.
— Ты не отвлекайся на такие мелочи. Лучше подробнее расскажи, как все-таки ловкачу удалось туда пролезть.
— До обидного просто. Этот пролаза залез на чердак, замков там уже давно не было… слуги там, понимаете, иногда отдыхают, то есть с девками развлекаются, и казенное вино хлещут. – Жук был полон праведного гнева. Люди лишь сочувственно и понимающе покивали головами. Было очень похоже, что иные там тоже умудрились побывать. Во всяком случае, о вещах, творящихся на чердаках царского дворца, ходили развеселые рассказы. – Так вот, на чердаке, он сломал трубу, спустил вниз веревку и по ней туда-сюда шмыгнул. Дымоход-то широкий, сейчас таких не строят, экономят. Потом дыру снова заложил кирпичом и был таков. По всему похоже, что все-таки здесь побывал наш таинственный незнакомец. Афанасий, а тебе что удалось узнать?
Афанасий сидел и широко улыбался, пытаясь сдержать веселый смех. Потом попытался сделать серьезное лицо, но не получилось. Жук раздраженно махнул рукой.
— О том, как тот попал в хранилище? Я уже знаю. Даже знаю, чем он кирпичи выламывал. Как говорят воры, что кроме двери в дом, есть еще несколько входов, о которых даже хозяева не знают. Только их надо хорошо поискать. Так что, Жук, твоей вины здесь нет. Ведь дворец строили очень давно, и незнамо сколько раз ремонтировали, перестаивали и достраивали. Так что дырок в нем очень много. Ты себе даже не представляешь. И дровяные сараи, это так, детский лепет. Ладно. По доброте своей душевной как-нибудь покажу. – И тут же торопливо добавил, видя, как вытягивается лицо Жука. – Но, конечно не все. Мне-то не жалко, а вот у других кусок хлеба, считай, из горла вырвем. К тому же, не знаю я всех щелей во дворце. А вот кто это был, это очень интересная история. Приехал этот маг…, да, да, именно маг, причем очень хороший, этой зимой. Пожил несколько дней на одном постоялом дворе средней руки и съехал. Откуда он взялся и куда подевался никому толком неизвестно. Служка вспомнил, что этот человек где-то пропадал две ночи. Он еще подумал, что тот где-нибудь загулял. Но вот что интересно и любопытно. Конечно, понятно, новый человек в городе, к тому же выглядел не как все мужики, так что видели и запомнили его многие. Но вот эти две ночи он нигде и никому не попадался на глаза. А после последней, сразу же рано утром он рассчитался, не торгуясь и не ругаясь и уехал. Причем, когда маг приехал, из багажа у него была только небольшой мешок за спиной, а вот когда уезжал, то нагрузил на лошадь три большие сумы.  Тот же служка подумал, что кто-то хорошо подзаработал на этом госте, продав кучу сувениров. Наши купцы в последний раз его видели уже на западной границе. Он куда-то сильно спешил.
Все помолчали, обдумывая сказанное Афанасием. И пришли к выводу, что ничего интересного разузнать не удалось. Разошлись поздно вечером.
Время отъезда, назначенное царем и местным ззвездочетом, стремительно приближалось. Откуда они взяли именно эту дату, никто даже и не подозревал, но почему-то царь очень настаивал именно на этом дне.
В последний вечер, перед выходом в неведомые дали, в Лесном уделе было очень грустно. Всех беспокоили тревожные мысли. Даже Коник по своему обыкновению не шутил, а молчаливо пил пиво. Впрочем, от него не отставали и остальные. Когда-то еще доведется собраться всем вместе.



В поисках неведомых знаний.
Или приключения начинаются.
Иван с Коником выехали из города рано утром. Коник свято верил в Ивана, а сам Иван – в свою счастливую звезду. Все-таки засиделись они за зиму в городе, которая выдалась на редкость скучной, очень хотелось новых впечатлений. Заспанные охранники с руганью открыли скрипящие ворота и выпустили друзей навстречу новым приключениям. Куда идти было не совсем ясно, но будущее им рисовалось в сдержанном оптимизме. И приключения не заставили себя ждать. Уже в полдень, когда друзья уже переговорили обо всем на свете, в полной мере насладились тишиной и покоем  лесной дороги, они увидели менгир. Этот здоровенный древний каменный дорожный указатель лежал прямо посереди дороги. Не заметить его было трудно, еще сложнее обойти. Камень был такой древний, что аж в землю врос, плесенью и мхом весь покрылся. А за ним, как и положено, три кривые дорожки в разные стороны разбегаются.
Подходя к менгиру, Коник спросил:
— Ваня, а почему они такие тяжеленные. Помнишь, мы как-то пытались такой же поднять, так даже с места не сдвинули.
— Ты что не понимаешь, чтобы не уволокли. Сам знаешь, шутников в Лесу нынче много развелось.
Не успели они подойти вплотную к менгиру, как из леса прилетел их старый знакомый, Ворон.
— Уф, Ваня, еле догнал тебя, — прохрипел он, тяжело и неверно плюхаясь на верхушку камня. — Больно уж ты быстро едешь. — И дохнул перегаром. Потом спохватился, что не то что-то несет, и привычно каркнул: Кар-р-р! Кар-р-р!
Коник, верный конь и товарищ Ивана по всяким приключениям, неприветливо скосил глаз, не любил он пьяных, когда сам был с похмелья, и тяжело переступил потертыми копытами.
— Что, Коник, плохо тебе?  Опять Царь весь кайф обломал. И куда, спрашивается, торопимся. — Начал издеваться Ворон.
Иван тихо выругался, и нагнулся к дорожной пыли.
Ворон, птица мудрая и старая, таких телодвижений насмотрелся, и знал, чем это грозит. Поэтому тяжело захлопал крыльями, пытаясь взлететь. Но тут, камень, пущенный тренированной рукой Ивана, попал прямо в левый глаз мудрой птице. Нелепо взмахнув крыльями, с тяжелым стуком Ворон упал за камень.
— Смотри-ка, Ваня, даже каркнуть не успел, — весело хохотнул Коник.
— Что б тебе, Ваня, напиться, да не похмелиться, — ласково похрипела птица из-за камня. Что б тебе …
Дальше Иван не слушал, ничего нового, несмотря на свою мудрость, Ворон не скажет. Ведь это была их не первая встреча.
Иван неторопливо подошел к менгиру и провел рукой по теплому каменному боку. Потом присел возле него на корточки. С одной стороны камень был гладко отшлифован, и там были выбиты кривые буковки. Иван хорошо знал, что подобные инструкции надо обязательно прочитать. Выполнять их или нет, это уже отдельная история, а вот с наставлениями необходимо ознакомиться. Тем более, обычно, они были до крайности скупыми и лаконичными.
Он присел и стал смотреть на надпись, водя пальцем по неровным строчкам, внимательно вглядываясь в кривые строчки, не обращая никакого внимания на птицу. И только он навострился разобраться в выбитых каракулях, как Ворон снова подал свой голос.
— Что Ваня, так и не научился читать? — Ехидно поинтересовался он, высовывая клюв из-за менгира и моргая одним глазом. Рука Ивана непроизвольно потянулась за камнем. — Ладно, ладно тебе, я же пошутил.
— Слушай, дятел, — вступил в беседу заклятых друзей Коник. — Летел бы ты отсюда. Разве не видишь, люди важным делом заняты.
— Я не дятел, — оскорбилась древняя птица. — Я Ворон. Птица мудрая, триста лет прожил, жизнь видел. И таких как ты…
— Вот тресну башкой об этот дуб, и будешь дятлом, — пообещал конек. — Сказывай, чего приперся. Ведь поди, тоже из-за стола оторвали. И опять гадость какую-нибудь на хвосте принес.
— На хвосте сороки носят. А я с делом прилетел, — гордо промолвил Ворон, снова усаживаясь на верхушке камня. — Ванька-то наш опять чего-нибудь напутает и не туда попадет, вот Змей Горыныч и подсуетился.
— Лучше бы он со своей Василисой подсуетился, — пробормотал Иван, а его рука снова сама потянулась к земле.
Ворон нервно скосил здоровый глаз и торопливо прохрипел:
— В общем, ситуация стандартная, Ванюша. Налево пойдешь, от жены схлопочешь, направо — коня потеряешь, а прямо — сам пропадешь. Крайние радикалы замучают, — загадочно добавил Ворон. Потом помолчал и добавил. — Уф, совсем в горле пересохло, жажда замучила. — Заплывший глаз жалобно мигнул, влажно глядя на друзей.
— Лети, лети отсюда, самим мало, — рука Ивана по-прежнему шарила в пыли. Тут нервы Ворона не выдержали, он хлопнул крыльями и тяжело взлетел.
— Стой, а кто такие Крайние радикалы, — запоздало заорал Иван.
Но Ворон сверху лишь злорадно прокаркал что-то насчет Ванькиной политграмоты и растворился в вечернем небе.
Дочитав строчки, Иван заметил:
— Ворон хоть и сволочь порядочная, но сейчас не соврал. Все так и написано, как прокаркал.
— Лишь бы не накаркал, - сострил Коник.
— Интересно, зачем Горынычу все это надо. Неужели дела так плохи, что он сам решил нам помочь. Не верю я что-то в его доброту.
Пока друзья обедали и отдыхали от первых впечатлений, день перевалил за полдень, и они решили поторопиться. Ведь неизвестно сколько им предстояло идти. И главное – куда направить свои стопы. Иван по привычке подкинул стружку, мелкую местную денюжку. Коник тут же начал подсказывать, не обращая внимания на косые взгляды своего спутника:
— Орлом упадет, направо пойдем. Решкой — налево, а если ребром — прямо.
Иван только зло косился, а тому хоть бы хны. Видно и его верный друг не доверял памяти Ивана. Неожиданно случайный сквозняк, вырвавшийся из-за деревьев подхватил стружку и унес в лес. Оттуда раздался радостный возглас, потом затрещали ветки и кости, кто-то или что-то всхлипнуло и коротко застонало. Внезапно все стихло. Только летний ветерок легко шумнул в высоких кронах деревьев. Шумнул и улетел своей дорогой.
Друзья не обратили на странный шум никакого внимания. Мало ли какая нечисть шастает по Лесу. Вот когда вылезет, да начнет приставать к добрым путникам, тогда и будет видно: сражаться или быстро уносить ноги. А так, чего зря волноваться. И не такое Иван с Коником видели в этом Лесу.
Друзья помянули недобрым словом царский монетный двор за легковесность родной валюты и поехали налево, резонно рассудив, что из трех зол, надо выбирать наибольшее. Больше почестей и наград потом выпадет. Иван старался по мелочам не размениваться.
Стоило им только заехать за менгир, как увидели диво дивное. Во всей стране после вчерашних выходных была страшная засуха, а тут, сразу же за вросшим в землю камнем появилась большая, глубокая лужа. Она весело  пускала в глаза солнечные зайчики. Из нее выходило три дороги. Даже не дороги, а так — еле видные колеи в высокой траве. И даже они вдруг стали мокрыми и скользкими, даже трава вокруг отсырела и покрылась росой, хотя солнце тоже пекло по-летнему.
 Пригорюнился Иван и понял, что неприятности, кажется, начались. Он вздохнул и сел на конька, повыше подняв ноги в новых сапогах. Тот недовольно заворчал, нехотя вступая в грязную воду:
— Слышь, Иван, а вода-то теплая. — Коник, осторожно ощупывал копытами мягкое дно лужи.
— Ты давай, давай, шевели копытами, а то завязнем, кто вытаскивать будет. — И добавил, когда Коник замешкался на середине лужи. — А с тебя я все равно не слезу.
Конику все же удалось благополучно пересечь водное препятствие, проклиная чудеса Безумного Леса и царскую дорожную службу. Хотя она была здесь ни причем. Давно было замечено, что не любит Лес каменных дорог, даже проселки еле терпит. Стоило не походить, не поездить по дороге месяц-другой, как она исчезала. Только пустые банки да бутылки в высокой траве указывали, где она проходит.
— Первый рубеж взят, — хмыкнул Коник. — То ли еще дальше будет.
За первым же поворотом дорожка стала опять сухой, но все такой же кривой  и неказистой.
Долго ли, коротко ли ехали, а стало вечереть. Солнце быстро скатывалось за лесной горизонт, тени придорожных деревьев росли и падали на дорогу. Казалось, ее начали пересекать глубокие расщелины. Благополучно миновав очередной неожиданный поворот, друзья увидели красное пятнышко на горизонте. Предчувствуя скорую выпивку и отдых, Коник скорее зашевелил копытами. Кривая дорожка привела их прямо к маленькому уютному домику на высоком холме. С трудом поднявшись по крутому склону они подошли к нему и с трудом перевели дух.
Крыльца, как давно заметил Иван, в таких ситуациях не наблюдалось. На крутой двускатной тесовой крыше висел маленький красный фонарик. Вокруг него тихо зудела небольшая тучка дальних родственников вампиров: комаров и мошкары.
Настоящие вампиры обижались, когда эту мелкую и зловредную нечисть причисляли к их племени. Они с кровавой пеной у рта доказывали, что мелкие летающие кровопийцы живут сами по себе. И никаким боком они не родственники, даже отдаленные. И кто им перечил, мог запросто расстаться со стаканом другим собственной крови. Лишней, конечно же, последнее даже Вампиры-извращенцы не выпивали.
Глядя на эту зудящую темную тучку, тупо бьющуюся о стекло фонарика, Иван вспомнил разговор с Вурдалакычем, главным в вампирьем лесном племени. Как-то довелось с ним поболтать за жизнь.
— Какие же это родственники, если они сами у нас кровь пьют, днем житья от них нет, спать не дают. Если уж на то пошло, то они вам роднее.
— Это почему же, — удивился тогда Иван. Он был еще молод и неопытен.
— У комаров-то вестимо кто кровь пьет — комарихи. Самцы-то просто зудят и летают, никому не мешают, толкутся кучкой. Ну, сам понимаешь, как и простые мужики. А бабы ихние в этот момент кровь пьют, да так, что пока не треснет, не оторвется. Как и у вас — людей. А у нас нет, мы норму знаем. И даже наши женщины себе такого не позволяют, хотя…
Тут он нервно оглянулся по сторонам, замер, принюхиваясь и прислушиваясь, но вокруг было тихо, все домашние Вурдалакыча тихо мирно спали. День на дворе, вон как солнце ярко светит, в такое время у них самый крепкий сон. И хозяин вон как отчаянно зевает, того и гляди, челюсть вывихнет.
— Короче, нам пиявки ближе и родней чем эти кровососущие твари. Они же даже нас кусают, спать спокойно днями не дают. — Повторил он зевая. — Кровососы они и мироеды, а больше никто.
Иван оторвался от своих воспоминаний, совершенно сейчас лишних. Надо было думать о ночлеге. Совершенно не хотелось ночевать под открытым небом, сказывалось спокойное зимнее житье-бытье. Это потом станет совершенно без разницы, где и на чем спать, когда за лето напутешествуешься и нагуляешься, привыкнешь к свету звезд. А сейчас хотелось спокойно поужинать, а потом прилечь на чем-нибудь мягком. И чтобы уютно за печкой пел сверчок, а не ветер из-за кустов налетал.
 — Избушка, избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом, — произнес путник дежурное приветствие. Немного подождал. Но ничего не произошло и после третьего приветствия.
— Эй, там, в конюшне, отворяй ворота, не вишь, гости знатные пожаловали! — Вдруг громко и возмущенно заржал Коник.
Тут же со скрипом приоткрылось маленькое оконце, и заспанный голос спросил:
— Это кого там черт принес, неужто Иван с Коньком на очередное задание отправились? Давненько вас здесь не было. У нас уж и пароль сменился. Теперь надо говорить: коттеджик, коттеджик. А вообще-то можете обойти домик кругом.
— Обломайся, недвижимость лесная, а то сейчас Риэлтеров позову, — снова рявкнул конек. — Ноги и так по самый круп истоптали, пока сюда добирались.
В лесу повисла тягостная тишина, этих тварей здесь никто не любил, и после захода солнца старались не поминать.
Смирившись с неизбежным, Иван не стал перечить, а спокойно произнес новый пароль для избушки:
— Коттеджик, коттеджик, повернись ко мне передом, а к лесу задом. – Потом, подумав, зачем-то добавил. – В натуре.
Из земли вылезли две симпатичные женские ножки в растянутых на коленях импортных колготках из лайкры, и, грациозно пританцовывая, развернулись вместе с избушкой. Почесались одна об другую и снова зарылись в землю. Друзья поднялись по крутым скрипучим ступенькам, без стука толкнули тяжелую дверь и вошли в темень горницы. Сразу же зажглась лучина, словно бы только и ожидая их появления. Ослепшие от неожиданно яркого света, друзья быстро проморгались и опешили. Перед ними стояла  очень красивая девушка. Причем одетая по последнему слову забугорной моды. Коник среагировал моментально:
— Ну, ты Яга даешь? Как помолодела, небось молодильного яблочка пожевала? Или влюбилась в какого-нибудь молодца? — Скомплиментил конек. — А может, снова в комсомол подалась?
За последнюю пошловатую шуточку, Иван незаметно ткнул приятеля локтем в бок. С чувством юмора у бабки было плохо, вернее оно было, но весьма своеобразным. И потому тут же попытался за него извиниться:
— Извини бабушка Яга, сама знаешь, у моего друга было тяжелое детство. Так что с воспитанием у него большие проблемы. Сама знаешь, из Геракла воспитатель никудышный.– И тут же добавил. – И наши традиции знает плохо.
— Бабушка, с другими ведьмами уехала в командировку, на Лысую гору. Там у них секретный полигон. Вот сейчас испытывают ПО-2. Соединили два помела, хотят грузоподъемность увеличить. Поэтому сейчас в лесу очень опасно. Даже Горыныч свой обычный маршрут изменил. Надеюсь, вы понимаете, что это великая тайна. Все даже давали клятву именем Полишинеля. — Игриво взглянув на Ивана, она добавила.  — А я внучка бабушки Яги. Вот на каникулы к бабушке приехала. Садитесь, добры молодцы, сейчас кушать подам.
Юная хозяйка начала хлопотать, накрывая на стол.
Иван и Коник не стали выяснять, откуда взялось мясо и иные продукты, только молча посмотрели на еще теплую печь и груду разной одежды, аккуратно сложенной в углу. Так же молча поели и легли спать. Иван постарался не обращать внимания на страстные внученькины взгляды.
Он еще любил свою жену. И хотел жить.
Унылую тишину ночи лишь изредка нарушал рев низко пролетающих каких-то объектов.  Под утро они проснулись от далекого грохота, докатившегося из-за леса. Не успели они снова толком заснуть, как внучка их разбудила и стала собирать в дорогу. Друзья так же молча встали, позавтракали и отправились восвояси. За коттеджиком, как это водилось и раньше, дороги не было. А обидевшаяся внученька клубка почему-то не дала. Иван так и не понял, почему она так грубо нарушила освященные веками традиции. Лишь Коник понимающе хмыкнул, когда юная ведьма проводила их словами:
— Я бы тебе намотала клубочек, да ты не взял, — загадочно произнесла молодица. — Вот и возвращайся к перекрестку. Там вас уже ждут.
Резко развернувшись, она ушла в коттеджик, снова бросив на Ивана странный взгляд.
Мрачные друзья возвращались к менгиру. Лужа уже начала подсыхать, но задумчивый Иван все-таки снова взгромоздился на своего друга. Тот только тихо ругнулся, но спорить с ним не стал. Он по собственному горькому опыту знал, что когда Иван пребывал в таком задумчивом расположении духа, то лучше ему не перечить. Даже Елена в такие моменты старалась не попадаться на глаза мужу.
Когда они подъехали к знакомому каменному указателю, то снова увидели Ворона. В этот раз он был абсолютно пьян. С трудом сидел на верхушке менгира, и гнусненько ухмылялся. Наверное, узнал, что-то паскудное и радовался этому. Конек от такой наглости аж пену пустил, и желтые зубы наружу выставил. Завидно ему стало.
Старый Ворон, наклонив голову набок, с трудом фокусируя глаза на друзьях, с трудом проговорил, слишком четко разделяя слова:
— Влетел ты Ванек со страшной силой. С чистой и нечистой. Жена уже все про твои похождения с внученькой Бабы-Яги знает. — Задумчиво говорил старый Ворон, а сам внимательно наблюдал за тем, как Иван слезает с Коника, да зачем-то нагибается к самой дорожной пыли. — Ей Волшебный Кристалл  с вашей записью, прямо с самого утра доставили.
Ивану надоело шарить в пыли, понял, что камни на дороге не валяются. Тяжело вздохнул и полез в переметную суму, бормоча себе под нос:
— Позавтракать надо, а то у внученьки какой завтрак, так, одно  расстройство желудка и нервов.
Иван шарил в суме, коник капал слюной на дорогу, а ворон, успокоившись, вальяжно переступал с лапы на лапу, заложив крылья за спину. Он с трудом держал равновесия, но изо всех сил старался этого не показать. Заплывший глаз победно посверкивал всеми цветами радуги. Иван нутром чувствовал, что-то не договаривал посланец Горыныча. Он незаметно взвесил в руке каменный хлебец, что выдали ему в дорогу на царском хлебо-бетонном комбинате, и резко метнул в Ворона. Птица успела только моргнуть уцелевшим глазом. Камень со свистом пролетел над его головой, даже перья встопорщились.
— Хороший бросок. Классический, — похвалил Коник. — Только надо было чуть пониже взять.
Из-под Ворона, вниз по камню, скатилась серая струйка. Из-за ближних кустов, куда улетел хлебец, раздался истошный вопль и подозрительный треск  чего-то ломаемого.
— Интересно, кто это там шастает, — равнодушно поинтересовался конек. В кустах затрещали ветки, поволокли что-то тяжелое. — Развелось в лесу всякой нечисти, отстреливать некому. Как же, сам Илюша в егеря записался, то-то Зеленые обрадовались.
— А вот этого не прощу тебе Ваня, никогда не прощу, — хрипло прокаркал Ворон. — Все Горынычу расскажу.
— Во, во, я же говорил, дятел ты, все стучишь, стучишь, вынюхиваешь, — обрадовался друг Ивана. — Лети, лети отсюда, а то у нас еще два хлебца осталось. А хлебцы знатные в этот раз получились. Гранитные.
— Что за Кристалл? Кто привез, не ты ли случаем, — равнодушно поинтересовался Иван. — На меня уж столько компромата насобиралось, что музей можно открывать. «Боевой и трудовой славы» имени меня.
— Не знаю. Горынычу и даже Бессмертычу такой мелочевкой как ты, заниматься лень. — Презрительно прищурил уцелевший глаз Ворон. — Может Долгоносик. А может Емеля под тебя копает. А может братишки-поросятки. Помнишь, как ты на них Риэлтера натравил.
Иван вздрогнул. Про Пиф-Пифа, Паф-Пафа и Пых-Пыха ходили самые гнусные слухи, которые пересказывали только шепотом и при этом нервно озираясь по сторонам. А Иван, ради смеха, как-то раз сговорился с Риэлтером, и пустил слушок, что, мол, скоро Царь всех будет уплотнять и лишние дома забирать в казну. Братишки испугались и за бесценок продали свои домишки Риэлтеру. То-то смеху было, когда они свои домишки обратно выкупали. Правда, потом заказали они Ивана Волку Позорному, местному киллеру. Пришлось срочно за море в командировку ехать. Спасибо Царю, вошел в тот раз в его положение. А потом, когда все немного успокоились, еще откупаться от них.
А в театре «У Буратино», когда он Карабасом, бывшим хозяином вырядился, вырядился и плеткой семихвосткой щелкал, тоже сначала смешно было. А потом Пудель-Артем Баскервильским псом прикинулся и всю ночь его гонял по лесу. И именно тогда, панкующая Мальвина наградила его нехорошей болезнью, да еще и жене капнула. А разъяренный Долгоносик пригрозил повесить на крюк для кукол. Так что с ними со всеми он в расчете. Сейчас даже стали здороваться. А к Долгоносику он уже давно привык, тот постоянно ему чем-то и за что-то грозит, и потом долго не разговаривает. Хотя они по-прежнему, как ни странно, оставались хорошими друзьями. Нехорошие воспоминания закопошились в голове.
«Нет, не то. От них такой подлости не должно быть, — попытался успокоиться Иван. — Здесь кто-то другой расстарался».
— А запись в Кристалле класс, — злорадно продолжал Ворон. – Там вы все втроем, в коттеджике, при свете красного фонарика развлекаетесь.
Видя их замешательство, он продолжил издеваться пуще прежнего, гнусаво и фальшиво причитая:
—Бедная, бедная бабушка, стоило ей только уехать в командировку, а тут ты с конем завалился. И совратил несчастную, наивную девушку. Как же ей в глаза то людям после этого смотреть? – Потом по деловому добавил. — Кстати, копию, говорят, Илюше послали, чтоб посмотрел защитник бедных животных, что ты с собственным конем делаешь, а потом вы вместе с девушкой.
Друзья растеряно переглянулись, ведь ничего не было. Такой долгий путь проделали, да еще с похмелья и на голодный желудок, так что после скромного ужина, они быстро сомлели и спали всю ночь без задних ног.
— Колдовство какое-то. Спали как убитые. — Вытаращил глаза от такого поклепа конек.
— Ага. Веселое кино, надо сказать, получилось. Прямо «Ночь живых мертвецов». А это колдовство — монтаж называется.  — Весело закаркал Ворон, приплясывая на камне.
Видя смятение Ивана, Коник решил помочь другу.
— Ладно, пожиратель падали, чего прилетел, настроение испортить. Так испортил, лети, досматривай свое кино.
— Горыныч велел присмотреть, чтоб вы дальше пошли, и не вздумали возвращаться домой. А про Кристалльчик, это я так, на всякий случай рассказал. А то приедете домой, а там такой конфуз вас ожидает. Вот и решил предупредить, чтобы потом не удивлялись, если скандальчик получиться. Ну ладно братцы, я дальше полетел. Некогда мне, заболтался я с вами. — Ворон посмотрел на каменный хлебец в кулаке Ивана, из которого уже начинала капать вода, на серую струйку под собой, уже начавшую высыхать на камне под весенним полуденным солнцем, и торопливо взмахнул крыльями.
Сам Горыныч в городе не любил бывать, постоянно жаловался, что там ему тесно и сразу же начинается клаустрофобия. Поэтому жил в Лесу, обосновавшись в горной пещере. Но за делами в городе зорко смотрел. Кто ему докладывал, доставалось тайной, но змей был в курсе всех событий и новостей. Зачем ему это было надо, никто даже не догадывался, тем более в людские дела он обычно не вмешивался.
За глаза его называли Герой или Герычем, но змей этих кличек не жаловал, и беспощадно наказывал наглеца, дерзнувшего его так обозвать. Обычно просто окатывал горячим дымом, или просто брал зарвавшегося человека в свою когтистую лапу и бросал куда подальше. Кому удалось побывать у него в гостях, с разочарованием в голосе рассказывали, что никакого злата и серебра у него в помине нет, но все же там было что-то необычное. Ивану как-то удалось там побывать и потом он долго пытался объяснить своим друзьям в Лесном Уделе, что же его так поразило.
— Ну, понимаете, пещера как пещера. Большая, теплая. Там даже стол и стулья есть, как я понимаю для гостей. Самому-то Гере это все ни к чему. Никаких сундуков я там не видел. Груд золота и украшений тоже. Единственная стоящая там вещь, так это подсвечник. Вот это настоящее произведение искусства! Здоровенный, весь из золота, камнями отделан, и такой ажурный, что кажется сильнее на него дунь и он сломается, или улетит. Хотя тяжеленный. Сам попробовал в руки взять.
Коник тут же его поддел:
— Что, Ванюшь, приглянулась вещица-то, так сразу захотелось в своем хозяйстве где-нибудь приспособить?
— Да ты что! Кто же у Горыныча воровать будет, он ведь долго разбираться не будет, съест и вся недолга. А подсвечник я только с трудом от стола и смог оторвать, такой он тяжелый. И свечей на нем видимо невидимо. В пещере очень светло.
— А девиц там не видел? Ведь говорят, что он очень охоч до молоденького женского тела. – Не унимался Коник, с жадным любопытством слушая Ивана. Почему-то Горыныч попросил Ивана не брать с собой его верного товарища. Причину не объяснил, а лишь плотоядно ухмыльнулся. Иван тут же все понял, но Конику ничего объяснять не стал.
— Так кто же до него не охоч, - расхохотался Жук. – Ты сам, поди, всегда кобылиц помоложе выбираешь.
— Девушек там не видел. – Признался Иван. – Хотя очень внимательно все оглядел. Так что все врут легенды. Бабы поди сами и придумали, что Гера любитель поживиться молоденькими девахами. Как очередная дуреха с заезжим гостем исчезнет из города, так они рады на него все грехи повесить. Нет, чтобы лучше за дочерьми следить. А вот ощущения там действительно странные, как будто легкость во всем теле, и думается так хорошо. Мысли всякие приятные. Наверное, не зря говорят, что Герыч магией потихоньку балуется.
Иван очнулся от воспоминаний и долго смотрел вслед улетающей птице, потом положил  смятый хлебец в  суму и тяжело взгромоздился на конька. Тот снова зашаркал копытами по дорожной пыли, сворачивая на право. Из-за кустов, им вслед, смотрело несколько пар налитых кровью глаз. Дорога снова стала мокрой, извилистой и скользкой. Но за ближайшим поворотом она снова высохла, хотя осталась такой же извилистой.
Солнце торопилось скрыться за лесом, когда друзья выехали к небольшой извилистой речушке с покатыми берегами. Дорога была знакомая, не первый раз по ней проходили, поэтому всегда здесь ночевали, вон и старое кострище, оставшееся с прошлого года, еще заметно, ржавые консервные банки под кустами валяются. Путники поужинали заморскими консервами из личного запаса Ивана, а то Царский двор совсем обнищал. Правда, злые языки утверждали, что подвалы под царскими палатами битком набиты разной вкусной и питательной снедью. Но, на этот гнусный навет, Главный Хранитель царской Сокровищницы официально заявлял, что это стратегический запас на случай войны. И его трогать нельзя ни при каких обстоятельствах, тем более его очень мало. А уж Ваньке тем более там ничего не обломиться, так что пускай свои заграничные харчи ест, которые он из-за границы мешками возит.
Иван и Коник сыто завалились в мягкую траву, молча смотрели в темное небо и ни о чем не думали. Тихо журчала речушка, таинственно шелестел Лес, потрескивал угасающий костерок. Где-то, вдалеке, зародился тихий шум, потом быстро перешел в рев и визг, и над их головами, чиркнув красными полосками по черному небу, пронеслась эскадрилья. Так же быстро шум стих.
— А говорили, ночные полеты запрещены, — проворчал Коник. — Ишь, небесные тихоходы, со скоростью звука летают. Это, что новые ПО-2?
— Нет, пикирующие ступы дальнего действия.  Видать на Юсу полетели. А то они нам обещали показать маму Кузьмы, жуткое дело надо сказать. — Иван очень хорошо знал внешнюю политику, в отличие от внутренней, так как из загранкомандировок не вылазил. — Давай спать, дружище. А то завтра день будет тяжелый, опять мне тебя терять. Надоело.
А терялся Коник у Ивана частенько. У них даже свой бизнес был такой маленький. Иван продавал коня на базаре, а тот, потом, при первой возможности сбегал. А если не получалось, то валился на пол и прикидывался безнадежно больным или даже дохлым. То-то новые хозяева пугались. Они наивные думали, что он подцепил какую-нибудь заразную болезнь. Поэтому тайно и быстро оттаскивали куда-нибудь подальше в лес. А Конику только это и надо. Местные, правда, давно поняли их нехитрый трюк и только грозили друзьям кулаками или вилами завидя их на базаре, стоило им подойти к кмоу-нибудь. А вот всякие заморские колдуны и цари еще не поняли этот фокус, и поэтому, прослышав о чудесном коне, выросшем в самих Авгиевых конюшнях, предлагали Ивану очень выгодные сделки. И, по доброте душевной, друзья еще никому не отказывали.
А еще любил верный друг Ивана теряться возле кабаков. Зайдут, бывало, вместе в какой-нибудь придорожный кабачок, где их не знают или уже подзабыли. Хорошо посидят, медовухи выпьют, а потом всю ночь друг друга ищут. Только под утро и находят.


Путешествие продолжается.
Или все идет по неведомому плану.
Утро окрасило Лес нежным красным цветом. Эхо привычно разнесло над рекой и деревьями добрые утренние позывные и пожелания Коника этому царству, царю, ворону и так далее, насколько хватило терпения Ивана. Все-таки сказывалось воспитание Авгиевых конюшен, где конь провел молодость, да и влияние Геракла было заметным.
Низко-низко, над самыми верхушками деревьев, со свистом и визгом обратно пронеслась эскадрилья ступ. Иван задумчиво посмотрел им вслед.
— Не все вернулись. Видать жаркий был бой.
— Интересно, как там Юса поживает? После таких бомбардировок у них должен кризис разродиться. — Полюбопытствовал Конек.
— А у них всегда кризис. Что только они с ним не делают. И в трубочки сворачивают, и прошивают на десять рядов, и кулаком бьют, а ему хоть бы хны. Сейчас додумались крылышки к нему приделать, там очень надеются, что улетит куда-нибудь подальше.
— Как бы он к нам не прилетел, — забеспокоился Конек. — А то у нас своих проблем хватает, а тут еще кризис заморский свалиться. Да еще и крылышками. Тогда вообще не будет жизни.
— Не, через наши ПВО не прорвется. – Успокоил друга Иван. Потом, подумав, тяжело вздохнул и добавил. – А жизни у нас и так нет. Тяжело придется этому кризису, если забредет к нам, не выживет, бедолага. Ну, ладно, пошли, что ли дальше. Дорога сегодня длинная будет.
Через мелкую холодную речку перебрались вброд. Коник, поворчав для порядка, все же подставил спину другу. Выбравшись на крутой берег, они немного полюбовались весенними красотами Леса и излучины реки, и пошли дальше по кривой дорожке. День прошел без встреч и ненужных приключений. Это очень настораживало Ивана. Обычно, на этой дороге, сидел Соловей Разбойник, вон и будочка на высоком дереве среди толстых веток виднеется. А где же он сам? Непонятно. Кто же за дорогой следить будет. Если так дело пойдет, то все быстренько про правила движения забудут. Начнут низко на помелах летать, пьяным на конях да  в “коробчонках” ездить.
— Обидно, Ванюш, — скосил глаз на седока конь. — Соловушки нет, а мы трезвые. Может, по этому поводу привал сделаем. Отдохнем. Ведь неизвестно, сколько еще ехать. Сам знаешь, какие пути-дорожки нас выбирают, все запутанные да кривые. На трезвую голову и не проедешь.
— Сам знаешь, на работе не пью. Да и откуда ты знаешь, что Соловей снова не спрятался где-нибудь за поворотом. От этого племени любых гадостей можно ждать.
— Это точно, схоронится в кустах за поворотом, а потом как выскочит, как выпрыгнет, да свистнет громко-прегромко и прощай твоя бедная головушка.
— А причем здесь моя голова-то? — Удивился Иван.
— Как это причем, штраф-то тебе платить. А твоя Елена семейный бюджет в своих слабеньких ручках крепенько держит. Это тебе не перед царской казной отчитываться. Спрос, сам знаешь, у Елены строгий, а расправа скорая и беспощадная. – Издевался Коник над Иваном.
Друзья грустно помолчали, вспоминая о своих прошлых подвигах.
В Лесу было по-весеннему тихо, только птицы пели в синем поднебесье. На чье-то пыхтенье в густых кустах и треск веток, они не обращали никакого внимания. Хотя Иван  случайно заметил, как в листве мелькнули чьи-то красные глаза, внимательно подсматривающие за ними.
Под вечер, из кустов  раздалось громкое пыхтение и пение, на мотив одного очень популярного заморского хита:
Черный кактус,
Что ж ты гнешься
Над моею головой
Медовухи не дождешься
Захлебнешься ты слюной…
Дорогу перешли пьяные, как всегда небритые, покрытые прошлогодней листвой и сосновыми иголками, ежики. Они качались, цеплялись колючками за траву и деревья. Смешно шевелили красными носиками, наверное, вынюхивая еще выпивку.
— Где-то рядом пивная,— обрадовано проговорил Коник. — Есть такая народная примета. Если пьяные ежики попадаются на дороге, быть к вечеру пьяным.
Ежики посмотрели мутными глазами на друзей и попытались свернуться в клубочки.
— Привет, самоходные кактусы, — весело заржал конек. — До трактира далеко?
Ежики только посмотрели на шутника. Потом презрительно запыхтели и скрылись в кустах. Оттуда раздалась еще одна песня:
Из тумана, на поляну,
Под высоку сень дубов,
Выползали расписные
Жутко пьяные ежи.
Над высокими густыми кустами, как обычно внезапно, поднялся туман и скрыл веселую колючую компанию из вида. Разудалая песня тоже заглохла в плотной голубоватой вате тумана.
— Где проходят ежики, там обязательно поднимается туман, — задумчиво проговорил Иван. — Интересно, почему так.
— Да ничего загадочного. Это же не простые ежики, а Туманные. Понимать надо разницу. Они когда выпьют, начинают лошадь в тумане искать. Найдут ее, столкнут с обрыва и пойдут спокойно спать. Это у них такой прикол. — Объяснил Коник. — Хорошо еще, что ты со мной рядом идешь, а то бы они меня быстренько с обрыва сбросили. Видел, как на меня смотрели эти рожи колючие?
— А я слыхал, что они только на столбы лазают, да по высоковольтным проводам ходят.
За разговорами незаметно выехали на большую поляну, а там чудо стоит, замок громадный, серый, неприветливый. Высоким каменным забором обнесенный. Сверху колючая проволока натянута. В бойницах зеркальная слюда поблескивает.
— Это кто ж такую махину построил. Месяц назад здесь проезжали, ничего не было. — Удивленно протянул Иван. — И кто там живет? Интересно.
— Ваня, здесь пахнет неприятностями. И притом, большими. — Тревожно пробормотал конек, раздувая ноздри и к чему-то принюхиваясь. Потом громко чихнул и замотал головой.
Дорожка вела к большим железным воротам. Над ними висел, криво прибитый, красный транспарант. Иван прищурил глаза, пытаясь прочитать в неверном свете заходящего солнца выцветшие бледно-желтые руны. Они оказались незнакомыми. Какой-то древний забытый язык. Наверное, еще сохранился из тех жутких времен, когда по лесу бродила Совесть и другие призраки, последыши  жуткого Коммунизма. Тогда, говорят, было невероятное множество человеческих языков и диалектов.
— Этими рунами писали в древности, — проговорил Коник, задумчиво ковыряя копытом дорожную пыль.
— Знаю. Еще говорят, что тот, кто их прочитает и правильно поймет, что там написано, обязательно с ума сойдет. Уж, не от таких ли рун наш колдун рехнулся. Помнишь, он еще древней книгой хвастал, что в ней все ответы есть. Как же она называется?
— То ли «Сума», то ли «Кошелек», как-то так, что-то связанное с деньгами. А вспомнил: «Капитал».
— Здесь начертано: «Отдай долги, всяк сюда входящий». — Внезапно  загрохотал голос. Друзья от неожиданности подпрыгнули. — Заходи, заходи, Иван. Поди, должок принес, а то я уже заждался.
Заскрипела незаметная калиточка, впуская друзей внутрь. Их встретил неприветливый охранник. Он был гладко выбрит, носил черные очки. Был одет в пятнистую зеленую куртку и штаны. Такой моды Иван еще не видел.
— Ванька, драпать надо! Это они, из древности. Точь-в-точь  такой же в старом справочнике нарисован «Кто есть ху у Силовиков. Или о Силовиках: вредных, полезных и иных. А также методы борьбы с ними». — Запаниковал Коник.
Иван с тоской оглядел широкий двор. Он был залит асфальтом, нигде не было ни камушка, ни кустика. На время смирившись, им пришлось идти вслед за странным охранником. Когда они поднялись  на высокое крыльцо, то даже не успели постучать, как тут же плотоядно скрипнула дверь, впуская их внутрь. Друзья оказались одни в огромном зале, охранник остался снаружи. Там стоял только один вращающийся мягкий трон на колесиках, обтянутый черной кожей, сделанный фирмой  «Винигретти».
— Отдай долги, облегчи душу, и будешь спать спокойно. — Опять заорал голос. Его эхо долго бродило по пустому залу, звякая стеклянными висюльками на люстре, слепо тыкаясь в голые стены и прокуренный потолок.
— Какие долги, — непритворно изумился Иван. — Да и нету у меня денег. Я ж в командировке.
— Кто это здесь вякает. — Конику надоели непонятные наезды.
— С тобой не вякает, а разговаривает мудрый и ужасный Волшебник Изумрудного Доллара. И мое дело правое, так как на правой дороге стоим. — Продолжая вопить, понес околесицу голос. — И подчиняются мне все ясачные инспекторы. И инспекторы податей, и ваш главный Железный Дровосек, вы его еще царским казначеем кличете. Так что, скотина необразованная, молчи. Лучше бы копыта вытер.
— Значит, у тебя Закрома Родины находятся. А то мы уже все ноги стерли, ищущи их. Нас Царь за ними прислал. Говорит, что спер их какой-то злой дух. — Иван решил сам наехать на страшный голос, свято помня древнюю мудрость: «Кто дрейфит, тот гибнет». — Так что гони награбленное. А то в стране жрать нечего. Народец возмущается. Того и гляди, опять чего-нибудь учудит.
— Ты что, Ваня, белены объелся. Это ты должен долги Родине отдать. За границу сколько раз ездил, а, я спрашиваю? А где отчеты, что-то я до сих пор не вижу. А сделки с недвижимостью, а игра на тотализаторе? — Голос еще долго перечислял Ивановы левые и правые заработки. — Короче, я здесь подсчитал, должен ты мне Иван своего коня отдать. — И, помолчав, загадочно добавил. — В счет долгов и по взаимозачету.
От таких цифр и слов у Ивана закружилась голова. Он побледнел и непроизвольно зашарил рукой в поисках чего-нибудь метательного. Но в зале было пусто, а сума осталась во дворе. Предусмотрительный охранник их обыскал и отнял все опасные предметы. Даже крошки из кармана заставил вытряхнуть.
— А по бартеру не хочешь, — не выдержал Коник. — Мы сейчас вагон отгрузим и голубиной почтой вышлем.
— Нет, принимается только натура, — не понял шутки голос. — У меня заведение приличное и солидное. Принимаются только чеки: «Лес-экспресс», «Кредит-наезд» и «Ковер-эрлайнз». Мы свое реноме очень бережем. Ты, скотинка гривастая, даже не представляешь себе, на какой недосягаемой высоте находиться наша репутация, а какая она хрустально чистая, как родниковая вода.
— А кредитки «Меж Лесной кредитно-долговой ямы» не берете. Мы там почетные постояльцы, завсегда самое теплое местечко уступают. Можем и тебе посодействовать, так сказать, по старой памяти словечко замолвим, глядишь, и тебе место поближе к окошку найдется. А насчет репутации…, кстати, Ваня,  это слово ругательное или как, можно сразу кастетом по этой самой репутации заехать, чтоб не чирикал здесь.
— Ты мне уши не заговаривай, иди в стойло. А репутацию можно только подмочить, скакунчик необразованный. А с Иваном у меня еще разговор есть.
— Эй, голосок, личико-то покажь, — продолжал издеваться Конек-Горбунок. — Мы на него сейчас макияж ложить будем. И заодно уж проверим кислотно-щелочной баланс твоих зубов.
Между тем Иван бочком-бочком продвигался вдоль стены, пытаясь определить, откуда исходит голос. И вдруг исчез за темными тяжелыми портьерами.
— Да уж, давно к «Вампир энд компани» обратиться надо, — закручинился голос. — А то пока учился, все зубы об гранит науки истер. А все из-за чего, что б вас, злостных неплательщиков выявлять! — Вдруг озлился голос, да так, что от эха начала осыпаться копоть с потолка.
— Апх-хчи. Апх-хчи. Ай я-я-яй, — вознеслись к потолку неприятные звуки. На середину зала выкатился человечек. — Только без рук. Насилие к человеку при исполнении служебных обязательств знаешь, к чему может привести, Иван? — Плаксивым голосом запричитал человечек.
— Будьте здоровы. — Растерялся Коник. — Ты кто?
— Я мудрый и ужасный Волшебник Изумрудного Доллара.
— Эх, жалко не взяли с собой справочник по «Силовикам», сразу же определили бы, к какому отряду Древних он относится. Там-то все подробно описано, как с кем бороться.
— Ничего, морды у всех одинаковы. И бьют по ним одинаково. — Зловеще произнес Иван, подходя к человечку. – Коник, мне очень кажется, что этот колдун хочет все же получить по своему наглому бартеру, и прямо сейчас.
— Правильно, Ваня. А чего откладывать, сейчас и сделаем все расчеты. Заодно и на репутацию помочимся, а то она у него пересохла, как я погляжу.
— Но, но, но! Только без рук! Терпеть не могу насилия к своей персоне.
Человечек взгромоздился на трон фирмы «Винигретти» и откинулся на спинку. Задумчиво покачался, повращался на троне. Поерзал, поудобнее устраиваясь, под ним скрипнула новая кожа. Потом закинул нога за ногу и взглянул на Ивана.
— Как я понимаю, должок ты возвращать не собираешься. И за сохранение моей конфедициальности потребуешь платы.
Друзья молчали, ошарашенные происходящим. Такой переход от таинственного, и даже в чем-то страшного голоса, к его странному владельцу был слишком неожиданным. Человечек был невысокого роста, упитанный, с лысеющей рыжей шевелюрой. Одет был в серый потертый пиджачишко с черными нарукавниками на локтях. На ногах штаны, с волдырями на коленях, стоптанные башмаки. Весь он был какой-то пыльный. На конопатом лице поблескивали мелкие капли чернил.
— Ну, что ж, — неправильно понял молчание пришельцев человечек, — обсудим дела наши скорбные. Может, и найдем общий консенсус. А для начала может чайку, с хрустящими палочками. — Заискивающе предложил человечек. — Недавно, в счет долга, целую корзину привезли. “Стикс” называется.
«Не пей Ваня из Стикса, — вдруг вспомнилось Ивану древнее предостережение. — Проклятая это река, и палочки, что там плавают, хуже палочек Коха и его денежной реформы».
Между тем человечек продолжал беседу, совершенно не обращая внимания, что его собеседники молчали.
— А потом я вам свою поэму прочитаю. Знаете ли, после трудов праведных, так хочется чего-нибудь возвышенного, для души. Вот послушайте:
Дебет, дебет,
Ты могуч,
Ты гоняешь стаи …
Тут друзья пришли в себя, и Коник нагло прервал излияния хозяина:
— Слушай, хлорофил заморский, сказано тебе, гони награбленное. Да пойдем мы, а то уже вечер на дворе. Дорога-то дальняя и очень опасная у нас. А по ночам всякой нечисти видимо невидимо, уж и не знаем как домой доберемся.
— Успокойтесь друзья мои, к чему такая спешка. — И рявкнул куда-то в даль, голос у него действительно был мощный. — Фараон, принеси-ка для моих друзей по креслу и чаек завари. Да погуще, заварки не жалей. Для них ничего не жалко. — И зачем-то добавил многозначительно. — Очень дорогие гости пожаловали.
— А еще я пишу повесть, прекраснее ее нет на свете, «Бюджет» называется. — Волшебник Изумрудного Доллара продолжал давить на психику друзей, видимо на что-то надеясь.
— Слышал, слышал про нее. Там еще, чем короче строчки, тем лучше. – Показал свою эрудицию Иван.
— Ну, положим не все строчки, друг мой. Далеко не все. Именно в длинноте этих божественных строчек кроется сакраментальный, тайный смысл. Можно сказать — смысл нашего бытия, и даже самого мироздания. Я каждый год по одной главе пишу. К сожалению, работа много времени и сил занимает.
Охранник прикатил два зальных креслица. Иван заметил, что фирма изготовитель похуже, чем у Волшебника, наверное «Чайна ширпотреб» или еще чего похуже «Дерибас контрабанда».
«А у самого-то кресло новое, вон, кожа скрипит еще. А у нас из кожи молодого дермантина. — подумал Иван. Но всякий случай решил не обижаться. — Врет гад,  что бедный. Ну, ничего, мы тебе как-нибудь покажем, как в чужих кошелях руками елозить!».
— Всех посокращал, — ответил на невысказанный вопрос человечек. — Мы здесь ввели режим жесткой экономии. А то у всех инфляция. Ведь деньги имеют странное, прямо скажем, необъяснимое свойство — обесцениваться. Вот, с тех пор, как Великий Бормотух их придумал и вел в оборот, так они и не перестают обесцениваться. Знаешь, как про них написано в его «Великих Неопубликованных Скрижалях»?
Волшебник прикрыл глаза, поднял голову к закопченному потолку, лицо его приняло одухотворенный вид. Сразу и не подумаешь, что за ним могло скрываться такое великое чувство, и затянул нараспев, постепенно повышая голос:
— Эти кусочки вещественной материи будут благословением и проклятием для тех, кто их имеет. Они понесут семена раздора в этот мир. И мир содрогнется от ужаса и отвращения, от кризиса и сиквестра!!! — На этих словах Волшебник взвыл, да так, что у Ивана и Коника заложило уши, а с потолка снова посыпалась сажа, оседая на одежде и полу. В носу засвербило, захотелось чихнуть, но тут Волшебник Изумрудного Доллара снова продолжил декламацию, на этот раз постепенно снижая голос. — Денег никому и никогда не будет хватать. Их всегда будет мало. Они будут, словно вода, протекать сквозь пальцы. Они уподобятся Великому и Постоянному Времени, про которое все знают, что оно есть, но никто не может его ни поймать, ни остановить. И деньги будут все время дешеветь.
Человечек замолчал, тяжело вздохнул. Оглядел присуствующих очень грустным взглядом и продолжил декламацию, но совсем тихо и печально, словно делясь сокровенным:
— Пока они совсем не исчезнут. Не сгинут во тьме времен, реформ и перестроек. И тогда все в этом мире превратится в дым и вылетит в трубу.
На этих словах Фараон принес столик и чай. Все молчали, подавленные грядущими безрадостными перспективами и очередным дурным пророчеством. Нечто подобное Иван когда-то читал, но продолжение, за ненадобностью и неопределенностью пророчества,  совсем забылось. Поэтому Иван тихо спросил, помешивая ложечкой в чашке:
— И, что, не одна валюта не выживет? Даже иноземная?
— Ни одна, Иван, ни одна. Конечно, им на смену что-то придет. Вот этими исследованиями я и занимаюсь. Пытаюсь предвидеть будущее и подготовиться к нему. — Глаза Волшебника стали подозрительно блестеть, он отвернулся и провел рукавом по лицу.
Иван попытался сгладить возникшую неловкость и перевести разговор в другое русло:
— А чем вы сейчас занимаетесь?
— Да практически ничем. Все страны дефолт нам объявляют, — и грустно показал рукой, согнутой в локте, древний неприличный жест, мол, какой дефолт ему объявили.
Он согнул руку в локте, потом подумал, что-то вспоминая, неуверенно сжал кулак, а на сгиб локтя положил ладонь ребром. Посмотрел на получившуюся фигуру и перевел вопросительный взгляд на друзей, мол, правильно ли.
— Вот такой дефолт нам все показывают. А мы тут ночи не спим, все думаем, как всем помочь, как от сиквестра спастись. А то он уже все строчки бюджетные съел. И еще хочет. Такой проглот, ужас. И откуда только взялся на нашу несчастную голову. Пытаемся с ним бороться, а нам дефолтом по больным мозолям. Вот такая нам благодарность от клиентов выходит. Обидно. Так что извини Иван, нету у меня ваших Закромов. У самого в подвалах пусто, — начал прибеднятся Волшебник.
Друзья молча смотрели на него, и он, приободренный их молчанием, прихлебывая чай, начал расспрашивать Ивана какая экономика у них в царстве.
— Рыночная или плановая? — задумался Иван над неожиданным вопросом.
— Стихийная, — буркнул Коник. Он очень устал и хотел спать, а эти непонятные заумные разговоры незаметно вгоняли его в дрему.
— Как это стихийная: — Удивленно поднял редкие брови Волшебник Изумрудного Доллара. — Поясни, будь добр. Столько лет занимаюсь экономиками, кажется, все про них знаю, а о такой даже не слышал.
— А вот так, — нагло зевнул конек, — стихийная. Как весна, начинается сплошная стихия: паводки, дожди, наводнения, заморозки, оттепели. А еще мужички за зиму изголодаются, сырых свежих овощей наедятся, у них естественно расстройство желудка начинается. Значит, работать никто не может. А осенью — там вообще битва с урожаем начинается. Никто не знает, что делать, особенно если хорошо уродиться. А если еще дождик, не дай Бог, пройдет, или морозец раньше времени ударит то все, сразу же протягиваем свою костлявую руку голода к соседям. А им куда деваться — помогают. А то мы сразу на них войной пойдем, а голодный солдат завсегда смелее сытого. Но, пожалуй, самая страшная наша из экономик, это думская стихия. Никогда не знаешь, куда они завтра повернуть вздумают. Мы даже на них ставки иногда делаем.
Задумался мудрец в кресле, причем всерьез и надолго. Он подпер пухлый подбородок кулаком и уставился в какие-то, одному ему видные, дали. Даже чернильные пятнышки задумчиво потускнели. Друзья уж успели весь чай выпить, печенье съесть и начали уже, было, задремывать, усталость все-таки брала свое, как неожиданно он начал бормотать:
— Налицо все признаки переходного этапа периода перехода в рыночную экономику с остаточными признаками плановой экономики.
И еще долго, что-то в том же духе. Коник слушал-слушал, потом не выдержал невнятного бормотания, которое его нервировало своей непонятностью и монотонностью, тихо подкрался и рявкнул в ухо:
— Беги дед, сиквестр с талоном пожаловали.
Волшебник аж подпрыгнул в кресле, оно покатилось на колесиках и чуть было не свалилось с постамента.
— Уф, напугал, — утер он холодный пот со лба. Подкатил трон к столику и, задумчиво глядя на Ивана, сказал:
— Ну что Иван, подпишешь свой декларационный свиток?— Откуда-то в руках у него появился толстый рулон розоватого пергамента. — Я уже здесь все заполнил. Видишь, какие красивые цифирки. Ты посмотри, посмотри внимательней, полюбуйся какая красота. И пергамент специально для тебя самый розовый подобрал. Вот здесь поставь свою подпись. И дело с концом.
— Пошли отсюда, Конек, а то мы засиделись. Спасибо за чай, за приятную беседу. Надо будет Царю доложить, что здесь за гостеприимная нечисть завелась. Заодно и про Закрома Родины не забыть рассказать, пускай своих молодцов пришлет разобраться.
Они поднялись и, громко топая по мраморному полу подкованными сапогами и неподкованными копытами, пошли к двери. Рывком ее открыли и захлопнули, да с такой силой, что зеркальная слюда в рамах задребезжала, грозя рассыпаться на мелкие кусочки. Из темноты двора с угрожающим видом вынырнул Фараон. Но его остановил мрачный взгляд друзей и подозрительные стойки, которые они приняли. Коник прижал уши к голове, оскалил крупные желтые зубы и чуть-чуть присел на задних ногах, передние копыта нервно пристукивали по асфальту дворика. Иван пригнул голову, сжал свои пудовые кулачищи и пристально смотрел в глаза охранника. Видимо ничего хорошего Фараон в глазах Ивана не увидел, потому что нерешительно застыл. Но потом, повинуясь своему долгу, двинулся вперед. Громкий голос Волшебника, донесшийся из-за двери, немного разрядил обстановку:
— Пропусти их Фараон. Пускай идут, все равно придут ко мне. Рано или поздно. Никуда не денутся, — и ехидно добавил. — От Пророчества еще никто не спрятался. Так что запомните мои друзья — незнание Пророчеств не освобождает от их исполнения. И неотвратимого наказания, за уклонения. — И громко, злорадно захохотал.
Забрав свои вещи у охранника, и, обмениваясь с ним взглядами, полными ненависти, друзья пулей выскочили из замка. Их окружила теплая летняя ночь, приняв в свои уютные объятия. В небе им загадочно подмигивали огоньки звезд. Ветерок ласково обдувал разгоряченные лица. Они торопливо пошли по дорожке, и остановились только тогда, когда порядочно удалились от чекнутого волшебника с его негостеприимным замком. Когда друзья развели костерок, и теплый свет и дымок начали потихоньку разгонять тяжелые мысли, Коник спросил:
— Вань, а что за Пророчество такое, про которое он намекал?
— Про которое? Он их эвон сколько наговорил…
— Ну, где он грозился с нами опять встретиться. Мол, все равно ты к нему придешь.
— Не знаю. Честное слово не знаю. Кажется, в царском хранилище все манускрипты и свитки с пророчествами прочитал. А про такого что-то не упомню. Видать заморское. Они всегда как чего-нибудь придумают и напишут, так весь мир с ума начинает сходить. Пока не разберутся что к чему. Запомни, друг мой Коник, нет пророков в этом мире. Но есть один и истинный Пророк и Провидец — это Великий Бормотух. Ох, чувствует моя поясница, придется к нему идти.
— А где он живет? А то я про него много чего слышал, а видеть не довелось. Пообщаться бы.
— Этого никто не знает. Он сам к тебе приходит. Вернее, когда ты ему понадобишься, все дороги будут вести к нему, Великому Бормотуху.
— Н-да, — задумчиво протянул Коник, поудобнее отбрасывая копыта. — С Царем легче. Он сам иногда приходит. И хоть знаешь где его искать, в случае неприятностей.
Постепенно они успокоились и задремали. Вокруг было тихо и спокойно. Кажется, заснула вся лесная нечисть, а может ее здесь и не было. Слишком уж неуютное, небезопасное соседство. От замка даже на таком расстоянии исходили какие-то флюиды неуверенности и даже беспричинного страха. Говорят, так в душе шевелилась Совесть, когда ее ненароком разбудишь, но подтвердить или опровергнуть этого в целом мире никто не мог.
В кустах тоже было очень тихо.
Солнце только-только осветило макушки высоченных деревьев, а друзья уже тушили костер и разбрасывали консервные банки под ближайшими кустами. Правда, Коник предложил костер не тушить, а наоборот, развести побольше да смотаться побыстрее и подальше, пускай лес вокруг замка выгорит, чтоб Волшебнику было веселее.
— Ты представляешь, Ванюш, он тогда все-все дефолты увидеть сможет. То-то обрадуется старина.
Друзья представили такую прекрасную картину, когда Волшебник рано утречком проснется, подойдет к окошку, а там, по всему горизонту — дефолты, и большие, и малые. А за ними пожиратели бюджетных строчек — сиквестры, суетятся. И все орут, руками, или что там у них, размахивают. Бегают туда сюда, в общем развлекаются как могут.
От такой картины у них даже на душе потеплело. Все-таки как приятно делать добрые дела своим недругам. Но потом вспомнили крутой нрав Илюши, и с сожалением, стоя вокруг костерка и закатив глаза к небу, залили его из подручных средств. Он еще долго пускал тоненькие, призрачные в свете легкого лесного утреннего тумана дымки, когда к нему из кустов подошло несколько существ. Понюхали, сморщили носы от запаха, зачихали и негромко, невнятно что-то пробормотали. Язык у них был нездешний, но, судя по интонации и темпераменту, выругались и притом очень и очень грязно.
Обратная дорога к менгиру была, как всегда быстрее и легче. Вот только радости от этого не было. В душе что-то тяжело ворочалось. Чувство было незнакомым и оттого отвратительным.
Из-за крутого поворота показался знакомый, уже порядком надоевший, древний камень, а на нем старый знакомый. Ворон сидел спиной к дорожке и даже головку под крыло спрятал. Пригрелся на солнышке и дремлет. Только покрасневший кончик клюва торчал, и на нем поблескивала капля и какие-то крошки. Ничего не боялся, наверное, не ждал Ивана с Коником так быстро. Запах перегара еще издалека неприятно защекотал ноздри друзей. Коник шумно сглотнул слюну и предложил:
— Давай Ваня тихо подберемся и ощиплем этого кащеева дятла. А то он своим видом меня нервирует. Тут света белого не видишь, все стараешься, царские заказы выполняешь, а тут этот прихвостень на нервы действует. Сыт, пьян, и вон смотри, клюв в табаке. Ну, давай, Ваня, пожалуйста, быстренько ощиплем этого столетнего куренка, пока спит себе спокойно.
Иван неторопливо достал из сумы каменный хлебец и, взвесив в руке, спрятал за пазуху.
— Еще рано, — тихо успокоил он своего верного товарища. — Сварим мы как-нибудь из него супчик. Но не сегодня. Да и со спины нападать грех. — И, подъехав поближе, рявкнул прямо в птичье ухо. — Здравствуй, хрен старый. Опять пьешь на работе. Смотри, скоро белых лебедей погонишь.
Бедный Ворон чуть с камня не упал, неловко взмахнул крыльями, и в панике мотая головой, хрипло закаркал: кар-р-р, кар-р-р!
Когда его глаза перестали бешено вращаться, и он, наконец-то, разглядел неразлучную парочку, то злобно выругался:
— Ну, вы у меня дождетесь. Я на вас такие чары наведу, что взвоете, свету белого не увидите. Я вам…
— Пить на работе нельзя, или тебе этого в детстве мама не говорила, — перебил его угрозы Коник, потянувшись мордой прямо к клюву птицы, злобно прижимая уши к голове и оскаливая желтые зубы. — Я тебе сейчас такую ворожбу покажу, лебедь чернокрылый. Одни перышки полетят. И будешь ты новым блюдом, ворона в табаке и собственном винном соусе.
Иван слез с коня и медленно поднял с дорожной пыли несколько перьев, выпавших из Ворона, и внимательно разглядывая их, пробормотал себе под нос, но так, чтобы каждое слово долетело до старого крылатого пьяницы.
— Вот на этом можно колдовать. Славная порча выйдет.
— Ваня, ты это брось. Это нехорошие шутки, — беспокойно забормотал Ворон. — Ты что, опомнись, у меня дети, внуки, всех на крыло поднимать надо. Выбрось-ка этот мусор, пожалуйста, зачем он тебе. Пожалей старого бедного Ворона, ради Леса вековечного. Ну что я такого тебе сделал. А, Ванюш!
Птица беспокойно переступала на камне, умоляюще смотря на человека. Он спокойно завернул перышки в тряпочку и сунул в потайной карман. Потом, не говоря ни слова сел на зеленую траву на обочине, подложил под спину суму и вытянул ноги. При этом он даже не взглянул в сторону птицы, как будто его тут и не было. Рядом пристроился конек, отбросив копыта в строну. Они дружно помолчали, успокаиваясь.
— Ну, теперь и поговорить можно. Зачем прилетел, какую опять гадость принес?
Ворон, видя, что опасность пока миновала, начал успокаиваться и переходить к своей всегдашней форме общения:
— Ну, ты, Ваня, не перестаешь меня удивлять, — он презрительно окинул запыленных друзей взглядом. — Как же так, Ванюша, государство в беде, денег нет, а ты должок не хочешь отдавать. Нехорошо.
— Коня не отдам. Что хочешь, отдам, а конька не получите.
— А жену? — Невзначай полюбопытствовал Ворон.
— Забирай, — легко согласился Иван.
— Ну, ну я пошутил, — содрогнулся от такой перспективы Ворон.
Характер Елены все очень хорошо знали и втайне сочувствовали Ивану. Поэтому Царь так часто и посылал его в загранкомандировки. Сопереживал. У самого жена была из лягушачьего племени. Так что Ивана он понимал очень хорошо. Ворон задумчиво склонил головку к плечу и смотрел на друзей. Коник не выдержал пристального взгляда круглых черных блестящих глаз и, мотнув хвостом, спросил:
— Ну, чего уставился, почтальон голубиный. Али забыл, как мы выглядим.
— Я не голубь, я птица серьезная, — беззлобно отозвался Ворон. — А смотрю я на вас и думаю, как же вы, такие бестолковые, четвертое задание выполните.
— Ты, крылатый Печкин, думай, о чем говоришь. У нас с Царем договор только на три задания был.
— А четвертое задание само собой вытекает из этих трех: возвращение блудного сына и его коня домой. — Злорадно захохотал Ворон. — Вас там такие сюрпризы ожидают, врагу не пожелаешь. Короче, вам приказано — выжить.
Крылатый вестник встревожено посмотрел, как Иван лениво засунул руку за пазуху. Это движение ему было не знакомо. Ворон на всякий случай взмахнул крыльями, взлетев, сделал круг над друзьями и оттуда ехидненько закаркал:
— Ты Ваня хлебцами-то не разбрасывайся, еще пригодится достояние народное. Да и камень за пазухой грех носить.— И торопливо улетел, оглядываясь через крыло. Силу броска Ивана он помнил очень хорошо.
— Ну что, — устало спросил Иван, засовывая каменный хлебец обратно в суму. — Пошли что ли дальше.
Коник вздохнул, вставая и зашаркал копытами, огибая менгир, ступая на третью, центральную дорожку. Для придания бодрости духа и восстановления пошатнувшегося оптимизма он затянул древнюю песенку ежиков:
—  А мы едем,
— А мы едем за туманом…
Из-за кустов за их движением опять смотрели красные горящие глаза. Слышался треск веток и чье-то громкое сопение.
Солнце по привычке торопливо скрывалось за горизонтом, когда Иван с другом выехали к будочке. Дорогу перегораживала большая, разрисованная красными и белыми полосками, толстая жердина. За ней начиналась дорога, вымощенная Красным кирпичом.
— Коттеджик, коттеджик… — начал, было, Иван по-привычке, обращаясь к будочке.
— Да, какой же это коттеджик. Будка собачья и то приличней выглядит. Эй, на посту, хорош дрыхнуть, поднимай жердину, мы торопимся. — Заржал Коник.
Скрипнула дверь, и вышел их старый добрый знакомый.
— Привет Соловушка, а что ты здесь делаешь? — удивился Иван. —  Ты никак место работы сменил. А то мы все думали, куда ты подевался. Даже переживать стали.
— Пригласили, вот и сменил, — важно протянул Соловей Разбойник. — Платят больше, работы меньше. Я на вас, дорожный лиходеев, уже смотреть больше не мог. Свистишь, свистишь, штрафуешь, штрафуешь, о вас же заботишься, а вы чуть что — драться лезете. Один Илюша чего стоил.
— Дык, какой русский не любит быстрой езды, — вспомнил древнее наблюдение Коник. — А мы, что хуже.
— Вот, вот, и я про то вам талдычу, лихачам…, любили, любили и где они все. И вы там будете. Конечно, не дай Лес такого. Но все же Правила дорожного поведения надо любить, выполнять неукоснительно и тогда ничего с тобой не случиться. — По привычке начал поучать Соловей Разбойник.
От этих слов у друзей скривились лица, как будто пожевали кислых яблок.
— Ладно, ладно, Соловушка, уговорил, пропусти, и мы тихонечко поедем дальше. Честное слово, никого обгонять не будем. Даже на поворотах скорость будем сбрасывать.
— А пропуск у вас есть?
— Есть, — ответил Иван, и протянул подорожную, выписанную самим Царем. — Ты уж не волынь, Соловушка, спешим мы, а то рассерчается Царь-то, не сносить мне тогда головы. Да и тебя по фуражке не погладит.
Соловей Разбойник сдвинул фуражку на затылок и стал внимательно разглядывать подорожную, вертя ее руках. Потом близко поднес ее к глазам и начал рассматривать пергамент на свет. Иван грустно посмотрел на конька, тот кивнул головой, соглашаясь. Жесткая, пропыленная, давно не чесаная грива взлетела вверх и живописным беспорядком закрыла морду и глаза.  Иван тяжело вздохнул и полез в потаенный карман, что-то там нашаривая и чем-то шелестя. Соловей еще более заинтересованно уставился в лист и протянул:
— Так. Что это у вас? Говоришь самим Царем подписано, и печать его стоит? Вот только, Ванюш, сургуч не царский. Да и пергамент без водяных знаков. Хотя сделано первоклассно.— И выжидательно уставился на Ивана.
— Сколько, — обречено спросил Иван, переставая шелестеть в кармане и глядя в лесную даль.
— Что сколько? — Удивился вопросу Соловей. — Я спрашиваю, что это за фальшивка. Где взял? Здесь дорога особая, понимать надо. Кому попало здесь делать нечего. А ты с такими липовыми документами прешь. Неприятностей захотел, или как?
Повисла тягостная пауза. Только в кустах кто-то тихонечко привычно потрескивал сухими ветками. Иван молча продолжал смотреть в даль, пытаясь заглянуть за вечерний горизонт. Конек молча переступал пропыленными копытами, свесив голову вниз и устало прищурив глаза смотрел, как маленькие столбики пыли оседали на его копытах. Соловей Разбойник по-прежнему вертел грамоту  в руках и пытливо, с понятием, смотрел на друзей, потом тоже отвел глаза и посмотрел в тускнеющее небо, по которому медленно плыли вечерние облака. Помолчали. Каждый думал о чем-то своем.
Первым не выдержал Коник. Перестал топтать пыль, поднял голову, стряхнул гриву с глаз, взглянул в упор и тихо душевно произнес:
— Сволочь, ты все-таки Соловушка. Нет на тебе креста.
— Что! Оскорбление при исполнении! Да я вас … — неискренне попытался изобразить возмущение, Соловей.
— Ничего ты нам не сделаешь. Ты, нехристь, поди, забыл, как мы тебя от басурманского наезда спасали. А кто будочку из-за моря привез, когда твое гнездо Горыныч по пьяни спалил и Царю на тебя же нажаловался, за превышение твоих полномочий. Кто тогда за тебя заступился? Все только ухмылялись, да радовались твоей беде. А ты сколько раз ты нас штрафовал? Забыл? Мы же ничего, не возмущались — исправно платили. Понимали, что тебе детей поднимать надо. Кстати, кто их в музыкальную школу к Дудочнику устроил. Может напомнить?
Опять повисла гнетущая напряженная тишина. Даже в кустах все стихло. Соловей смущенно потер выбритую до синевы щеку, потом неуверенно почесал в затылке и решительно махнул рукой.
— Проезжайте. Для друзей мне ничего не жалко.
— Таких жертв нам не надо, Соловушка, — пожал плечами Иван. — Мы же понимаем — дорога специальная, не зря Красным кирпичом вымощена. Только на царские суточные, сам понимаешь, особо не разбежишься. Но, на подарочек для твоих детишек, хватит.
Никто долго не кочевряжился, все-таки старая дружба не ржавеет. Все понимали друг друга с полувзгляда. Скрипнула полосатая жердина, поднимаясь одним концом вверх, к темнеющему небу. Соловей, одной рукой придерживая ее за веревочку, другой показал — проезжайте быстрее. Друзья неспешно проехали под жердиной и ступили на дорогу вымощенную Красным кирпичом. Они помахали постовому рукой и Коник бодро затрусил по новой дороге. Здесь идти было гораздо удобнее и приятнее, чем по пыли да по грязи лесные кривые версты наматывать на свои ноги. А Соловей еще долго смотрел им вслед, качая головой. Потом торжественно опустил жердь на место, привязал и пошел в будочку. Немного погодя, уже в сгустившейся темноте, пригибаясь под жердиной, в неярком желтом свете падавшем из окошка, промелькнуло несколько невысоких, пригнувшихся к самой земле теней и, негромко топая по кирпичной дороге, растаяли в ночи. Но Соловей уже ничего не видел. Он смотрел волшебный кристалл, где как раз показывали результаты бомбардировок пикирующих ступ на Юсу.



Начались неприятности.
Или встреча с неведомыми помощниками.
Дорога, вымощенная Красным кирпичом, не петляла, не змеилась по лесу, не колдобила и не пылила, она солидно шла прямо, и если попадались повороты, то были они степенными, плавными.  Это была очень ухоженная и ровная дорога. Не чета иным лесным дорогам и дорожкам, по которым привыкли бродить друзья.
Вскоре они увидели симпатичную табличку, прибитую к придорожному столбику: «Постоялый двор «Вдали от жен». 100 шагов прямо». Вскоре показался другой столбик с табличкой:  «Постоялый двор «Вдали от жен». 50 шагов туда же». Через положенные пятьдесят шагов появился еще один столбик со стрелкой: «Постоялый двор «Вдали от жен». Идти налево 100 шагов». От дороги сворачивала узенькая дорожка и исчезала за придорожными кустами.
Коник, прочитав табличку, вздохнул:
— И долго нам еще по табличкам ездить. Вот так, едешь, едешь, а в гостинице мест нет. И кто это придумал гостиницы в кустах прятать. Того и гляди на лиходея какого-нибудь нарвемся. В таких кустах им самое милое дело скрываться.
Иван, широко ухмыльнувшись, посмотрел на своего друга, словно бы удивляясь его наивности:
— Ты меня очень удивляешь, Коник. Сам подумай, такому постоялому двору только и прятаться в кустах. Ведь от жены спрятаться, чтобы спокойно погулять гораздо труднее, чем, от нашего перьястого сплетника.
— Ты про Ворона, что ли?
— Про него самого. Сдается мне, что это он нас вкладывает Елене. Летает зараза, по всему городу грязь собирает, а потом  эту заразу всем разбалтывает. Помнишь, в древности люди были, которые такой же гадостью занимались. Нам еще колдун рассказывал.
— Кажется, помню. Сейчас соображу… что-то с желтым цветом было связано. А, вспомнил – репортеры.
— Точно. Вот и этот дурью мается. Мне вот интересно, зачем ему это надо. Те-то хоть стружку получали, и вроде бы немалую.
— По клюву хочет получить, вот и роется в мусоре.
Так разговаривая, друзья неспешно шли по дорожке. Через пятьдесят шагов им встретился еще один столбик с табличкой-указателем:  «Постоялый двор «Вдали от жен». 50 шагов». А внизу было дописано торопливыми большими неровными буквами: «Сворачивать и шастать по кустам не рекомендуется. Администрация».
Совсем стемнело. Высокие шипастые кусты обступили дорожку, протягивали свои черные ветви, цепляли путников за одежду. Легкий ветерок шелестел молодой листвой, разгоняя стайки надоедливо зудящих комаров.
Неожиданно Коник задумчиво сказал:
—Ваня, мне кажется, что твоя Елена не только от Ворона знает о наших загулах.
— Ну, что ты хочешь. Ведь она баба, а значит она сердцем чует, что с ее мужиком твориться.
— Ведьмы они все. – Недовольно проворчал Коник. – Стоит какой-нибудь дуре сказать, чтобы к вечеру мужик не напивался, так обязательно что-нибудь случиться, и домой только к утру попадаешь. Как будто-то сглазили его. А ведь даже в мыслях не было, чтобы в кабачок или к друзьям заглянуть. В общем, они сами во всем виноваты.
От неожиданного умозаключения Коника Иван громко расхохотался.
— Ты прав, дружище. Действительно, сколько раз так получалось. Даже и не думаешь о выпивке, а стоит ей только сказать, чтоб не пил, как все сразу же идет к этому мероприятию. И главное, с этим бесполезно бороться, как будто она приказ отдает.
— Им, наверное, скучно становиться, вот и начинают говорить под руку. Бабе хоть какое-то развлечение выпадет вечером, мужика скалкой погонять или попилить его несчастного от души. А мы страдаем. За что, Иван, нам эти мучения, а?
Когда они выехали на большую освещенную поляну, то к своему удивлению обнаружили, что посередине ее стоял большой трехэтажный дом. Друзья такого не ожидали увидеть, чтобы посреди Леса стоял такой шикарный дом, причем оказавшийся гостиницей. На привычный постоялый  двор он никак не походил. Обычно вдоль дороги стояли скромненькие постоялые дворишки, в некоторых даже не было гостевых комнат, поэтому приходилось спать прямо в обеденной комнате на грязном полу. А если повезет, то можно удобно расположиться на широких столах или сеновале.
Коник задумчиво протянул:
— Ндаа… не ожидал… вот что значит солидная дорога. Недаром ее вымостили красным кирпичом. Вань, она мне нравиться. Давно с таким комфортом не путешествовал.
Иван не разделял радости Коника. Он с неясным подозрением смотрел на дом. Где-то внутри шевелились тревога. Что-то здесь было неправильным. Такого просто-напросто не могло быть. Но все его чувства показывали, все это происходит на самом деле. Он проворчал:
— Ладно, давай зайдем, посмотрим, что это за чудесная такая гостиница. Но, ох, как мне все это не нравиться.
— Ладно, не ворчи, - жизнерадостно сказал Коник. Он уже бодро шагал к гостинице.
Ее окна приветливо светились желтым светом, который выбивался из-за плотных штор, узкими лучиками падая на маленький уютный дворик. Но света все равно хватало увидеть, что за двориком старательно ухаживали, подстригали траву, посыпали дорожку мелким камнем. Неширокая дорожка упиралась прямо в высокое крыльцо. Рядом  с ним был врыт столбик. Подъехав ближе, друзья увидели освещенную надпись: «Коней и «коробчонки» постояльцы ставят сами. Администрация за их поведение ответственности не несет». Снизу кто-то тем же торопливым почерком дописал: «А также за все последствия их поведения».
— За чье поведение-то?  — спросил Коник, неизвестно у кого, с завистью глядя на освещенные окна и прислушиваясь к доносившимся оттуда звукам. – И какие такие могут быть последствия?
— Вот так сервис. — Тихо, чтоб кто-нибудь не услышал, пробормотал Иван. А то, вдруг, хозяева еще услышат, как обычно не так поймут, сразу же обидятся, оправдывайся потом. — За морем таких надписей точно не увидишь. Только в нашем славном Лесу может быть такое ненавязчивое обслуживание.
Иван поднялся по ступенькам и увидел на дверях приколоченную маленькую, красиво сделанную из меди, табличку: «Мест нет! И не будет!» Содержание было до боли знакомым, похожие таблички были приколочены ко всем дверям постоялых дворов и гостиниц Леса. Он смело толкнул дверь и вошел в маленький уютный зал. Коник сунулся было вслед за ним, но вопль человека за стойкой остановил его:
— Сколько раз говорить, с лошадьми здесь делать нечего. Здесь заведение приличное, — продолжал разоряться на весь зал человек.
Иван ласково похлопал Коника по морде, выпроваживая его за дверь.
— Ты иди, иди в конюшню. Я потом, обязательно, к тебе зайду. А вдруг там кобылица какая-нибудь сыщется, — постарался утешить он друга.
— Пива не забудь принести.
— Ладно, ты иди, а то вишь, разоряется, еще не пустит, а где мне потом спать? Опять комаров в лесу кормить? Или с тобой на сеновале ночь коротать?
Конь вздохнул и скрылся в темноте. Иван плотно закрыл дверь, подошел к стойке и грозно посмотрел на человека.
— Чего орешь. Всех постояльцев перебудишь. И кстати, это не лошадь, это конь, причем самых благородных кровей. Хорошо, что он тебя не услышал, а то бы ……
— Лошадь, конь, мне все едино. Животное, оно животное и есть. И нечего ему в человеческом заведении делать. Ежели бы собака, или кошка, тогда дело другое. А то взяли моду коней приводить. А кто после них убирать будет?
Он уставился на Ивана своими заплывшими от жира черными глазками-бусинками. Слипшиеся реденькие волосенки прилипли к голому покатому лбу, не прикрывая потную лысину, а наоборот, подчеркивая ее. Крупные толстые руки то суетливо перебирали на стойке какие-то бумажки, то просто нервно постукивали нежными пальцами по деревянной поверхности. Но одет он был в костюм-тройку, темный галстук перехватывала заколка с симпатичным блескучим камушком. Иван еще подумал: что, наверное, фальшивка. Пальцы украшало несколько крупных колец из золота, из-под обшлага пиджака виднелись большие часы. Хозяин гостиницы чуть успокоился и неприветливо спросил:
— Ну, чего надо?
О том, что мест в его постоялом дворе нет и не будет, он и не заикнулся, лишь выжидательно смотрел на гостя. Так поступали во всех гостиницах Леса. Иван привык к этому мелкому вымогательству. Он вздохнул и, глядя прямо в гнусно поблескивающие бусинки глаз, твердо произнес:
— Мне комнату на ночь. Еду по важному царскому делу.
— Все тут по важным делам. И все прямо от самого Царя. — недовольно проворчал человек. Но, к сильному удивлению Ивана, ключ от комнаты все же выдал. — За конем сам смотреть будешь. Да, слушай, твой недомерок, какой породы будет? Никак пони? Я таких еще не видел.
— Недомерок!? — Иван даже задохнулся от таких слов. — Да знаешь ли ты, отельская твоя душа, что он взращен в самих Авгиевых конюшнях. Что он у самого Геракла воспитывался.
— Неужто сам…— открыл рот и вытаращил глаза человек.
— Да, да, — прервал его Иван, пока кто-нибудь не услышал. — Он самый и есть. А ты говоришь — недомерок.
Иван привык к такой реакции людей. Когда они узнавали, какие благородные корни на самом деле скрывались под непрезентабельной внешностью коня, то их восхищению не было предела. Иногда это помогало, но чаще мешало, привлекая ненужное внимание. Обычно, сразу же появлялся желающий купить Коника за любые деньги. Их наглые предложения сильно раздражали обоих. Одно дело самим провернуть аферу с продажей коня, совсем другое, когда весь вечер донимают расспросами и гнусными предложениями. Все же негоже друзей продавать. А Коник уже давно стал для Ивана больше чем просто другом.
Но сейчас, поднимаясь по лестнице, Иван уже прикидывал какую пользу из этого можно извлечь. Слишком уж был неприятен хозяин этой гостинцы, поэтому хотелось как-то его наказать. Их афера уже была опробована много раз, и осечек почти не давала. А то, что хозяин, или кто он там на самом деле, не сможет пройти мимо такого случая, Иван даже не сомневался. Его почему-то насторожило, с какой легкостью хозяин пустил на ночь. Ведь он даже не намекнул на причитающиеся в таких случаях дополнительные вознаграждения. И даже не спросил никаких документов. В таких солидных гостиницах, какой выглядела эта, это было совсем не принято. Иван знал об этом совершенно точно. Но тут он вспомнил многообещающее название этого постоялого двора, и немного успокоился.
— Ну и черт с ним, — пробормотал Иван, открывая дверь и входя в номер. – Потом разберемся. А сейчас отдохнуть надо бы.
Комната была небольшой, но довольно уютной. Слева стояла большая широкая, мягкая с виду кровать, и первым его желанием было плюнуть на все  завалиться на нее. Рядом стоял низенький столик, на нем небольшая зажженная лампа. Справа был шкаф, а за ним, хозяева поставили два кресла и стол побольше. Окно было занавешено темно-синими шторами. Вся комната была выдержана в таком же стиле. Незаметная дверь слева, вела в туалетную комнату. Иван закрыл дверь на засов и с  блаженным вздохом опустился в кресло, вытянув ноги. Он закрыл глаза и улыбнулся. Казалось, все тягости путешествия остались позади. В комнате было тихо, только откуда-то снизу доносились приглушенные голоса и смех. Хотелось просто сидеть, и ни о чем не думать, никуда не идти. Потом он все же встал, снял сапоги и прошел в ванную комнату.
Иван уже умылся и одевал свежую рубаху, когда в дверь вежливо постучали.
— Чего надо? – Недовольно спросил он, подходя к двери. Открывать ее он не торопился, нехорошие предчувствия с новой силой стали его мучить.
— Это коридорный. Не желает ли ваша милость откушать в нашем ресторане. У нас самый лучший повар во всей округе. Блюда, пальчики оближете. А можем и в нумер принести. Как вам, сударь, будет удобнее.
Иван открыл дверь. В слабо освещенном коридоре, стоял пацан. Причем, совсем маленького расточка. Какие-то нехорошие воспоминания мелькнули в голове. Но Иван не успел их уловить. Он ему какого-то напомнил, что-то неприятное было связано с ним. Хотя лицо коротышки Ивану было совсем незнакомо, но он понимал, что в неверном свете двух фонарей в коридоре немудрено было ошибиться. Но, вот, голос и росточек мальца-коридорного его чем-то очень настораживали. Он никак не мог сообразить, что же его так  напрягает, и оттого еще сильнее начинал нервничать.
— Так как, где будете кушать? – Приветливо улыбаясь, спросил коридорный. – Можем и вашего коня накормить, напоить. Все расходы по его содержанию заведение берет на себя.
Последние слова совсем не понравились Ивану. Он возвышался над коридорным, и мрачно размышлял – какую же гадость замыслил хозяин этого заведения? Ох, и не любил он вот такого слащавого приема. Обычно, после такой встречи всегда случались разные неприятные вещи. Он тут же живо припомнил странную беседу с хозяином постоялого двора. Малец терпеливо ждал его ответа, задрав голову вверх, подобострастно вглядываясь в лицо Ивана. Руки у него были вытянуты по швам, как у хорошо вышколенного слуги.
«Да кого же он мне напоминает? — Продолжал мучиться Иван. – Что-то до боли знакомое в нем. Но вот что?».
Неожиданно он заметил, что вроде лицо у коридорного совсем молодое, а вот взгляд выдавал хорошо пожившего мужчину. Глаза были пожилого человека: опытные, пристальные, и отчего-то печальные. Это открытие неприятно поразило Ивана, заставив еще раз попытаться вспомнить свои похождения. Но чем больше он напрягал свою память, пытаясь сообразить, где же мог видеть лицо этого странного служки, тем дальше ускользала мысль. Но предчувствия от этого не становились более радужными. Напротив, все более и более он хотел побыстрее скрыться от такого ласкового приема. Молчание затягивалось, становясь неприятным.
Все-таки решившись остаться, Иван, скрывая свою неуверенность, сказал:
— Ладно, спущусь вниз. А для моего коня приготовь овса и ведро пива. Потом сам отнесу.
— Как Вам будет угодно, — подобострастно согнулся коридорный, прижимая ручки к груди и пятясь к лестнице, ведущей вниз.
Иван продолжал пристально вглядываться в мальчика.
«И эти его замашки мне хорошо знакомы. Но вот только откуда? Я же его никогда не видел, это точно. Ну, ладно, сейчас поедим, отдохнем, а утречком только нас и видели, — попытался успокоиться Иван».
Но тут проснулся давненько спавший Внутренний Голос. От его звука Иван даже вздрогнул. За это время он совсем забыл о его существовании. А ведь Голос никогда его не подводил, своими советами всегда выручал из самых безнадежных передряг.
— Если проживем ночь-то, Иванушка, — вяло произнес он. Похоже, он еще не совсем проснулся. — Если хочешь моего доброго совета, то нам надо прямо сейчас вылетать через черный вход, в конюшню за Коником, и быстро-быстро валить отсюда. Что б к двенадцати ночи между нами и этим постоялым двором было много-много верст. И все Лесом. Желательно непроходимым буреломом. — Внутренний голос сладко зевнул. — Так что давай, Иван, действуй. А то потом будет поздно.
В мрачном раздумье Иван спустился на первый этаж и остановился. Очень хотелось съесть чего-нибудь горяченького, запах из столовой комнаты был многообещающим. И очень не хотелось снова разогревать тушенку на костре. Страстно мечталось поспать на мягкой перине. Мягкие лесные травы ему уже порядком поднадоели. Вообще, романтика дороги хороша в начале пути или дома, когда мечтаешь или вспоминаешь о ней.
Он внимательно оглядел большую комнату, где за маленькими столиками сидело человек двадцать. Считать ему было лень, и не интересно. Разговаривать, а уж тем более заводить знакомства он ни с кем не собирался. Тут, откуда-то вынырнул коридорный и, кланяясь, отвел его за столик, стоявший в углу:
— Сударь, здесь очень спокойно, вам понравиться.
— Только никого больше не подсаживай, - попросил Иван. – А то знаю я вас, халдеев.
— Как вы сами можете видеть, заведение у нас очень спокойное, и народу бывает немного. Так что можете не беспокоиться, вас, никто не побеспокоит.
Исподволь наблюдая за мальчишкой, с взрослыми глазами, Иван постоянно напрягал свою память. Но она напрочь отказывалась заниматься своим делом, только исправно подкидывала какие-то смутные образы, не на шутку тревожащие Ивана.
Усевшись в удобное кресло, Иван вспомнил заморские ресторации, и потому решил опередить еще одно предложение слуги, какое обычно за этим следовало:
— Девочек, женщин не предлагать и не подсаживать. Я хочу побыть один.
Глядя на недовольно вытянувшееся лицо слуги, он довольно усмехнулся, значит, угадал. Везде все одно и то же.
Малец исчез и тут же появился вновь, услужливо положил на столик меню, и снова растворился где-то в зале.
Иван снова задумался. Эти стремительные передвижения ему кого-то напоминали. Что-то ужасно знакомое было в этом. Ведь когда-то он уже видел подобные перемещения, но вот вспомнить так и не смог. Поэтому он расслабился  и стал выбирать, чем бы попотчевать себя любимого в этот вечер, ведь когда удастся еще раз нормально поесть, он не знал. Только он собрался позвать коридорного, а по совместительству еще и официанта, видимо обязанностей у него здесь было очень много, как тот сам бесшумно и неожиданно возник около его столика. От неожиданности Иван даже вздрогнул, и тут же обругал себя, за излишнюю настороженность. Он постарался приветливо улыбнуться и заказал себе ужин. Не забыв и про своего друга, который сейчас томился в конюшне.
В зале было спокойно, тихий мерный шум голосов наполнял его, успокаивал. Иван окончательно расслабился, хотя где-то внутри отчетливо понимал, что совершенно зря это делает. Но еда была вкусной, обстановка в ресторации была уютной, располагающей к долгой, неторопливой беседе с приятным человеком. Но Иван все равно не торопился завязывать с кем-нибудь знакомство, пускай даже и короткое. Он спокойно кушал, про себя отдавая дань уважения местному повару. Коротышка все-таки не соврал, здешняя кухня действительно была отменной. Тревожные мысли куда-то ушли, он спокойно размышлял о дальнейших своих действиях. Хотя до сих пор ничего не было ясно. Туман загадок клубился перед его мысленным взором, поэтому понять, что будет дальше, и тем более спланировать свой дальнейший маршрут, он не мог. Но его сейчас это мало тревожило. Иван наслаждался долгожданным покоем. И потому не сразу заметил, как за дальним столиком, где сидело пять крепких мужчин, одетых по-дорожному, разговор пошел на повышенных тонах. Хотя это еще было совсем незаметно для соседей.
Мужчины выделялись среди окружающей публики, и поэтому Иван заметил их сразу, как только вошел сюда. Еще тогда он отметил про себя, что они командировочные, но явно не местные. Их одежда была сшита где-то в заморье. Здесь таких фасонов еще не носили. Иван даже подумал, что не плохо бы в следующий раз приобрести подобный дорожный костюм.
Умиротворенно откинувшись на удобную спинку кресла, он вспомнил дом, свою прекрасную Елену, друзей из Лесного удела. Что-то они сейчас делают в городе, наверное, постоянно вспоминают его, тревожатся и ждут его с Коником поскорее обратно. От этих благостных мыслей его отвлек недовольный голос Внутреннего Голоса:
— Ванька, хорош мечтать. Оглянись вокруг. Кажется, что-то надвигается.
Иван недовольно вернулся в окружающую действительность. В первый момент он не смог понять, что же так его насторожило. Но Голос был прав. Обстановка в зале неуловимо изменилась, стала напряженной, как погода перед грозой. Вроде бы все по прежнему спокойно, но нечто неуловимо тревожащее, заставляло оглядываться вокруг, ждать очередной неприятности. Иван взглянул на столик, где сидели мужчины, и понял, что опасность исходила именно оттуда. Они уже не спорили между собой, а явно ругались. Причем все громче и сильней. Неожиданно один из спорщиков вскочил и, сильно размахнувшись, ударил кулаком в лицо своего соседа по столику. Тот не удержался и, нелепо взмахнув руками, грохнулся вместе со стулом спиной на пол. Иван еще успел подумать, что хорошо хоть пол деревянный, а не каменный, а то точно беды было бы не миновать. Это была его последняя внятная мысль. Дальше события развивались со стремительной скоростью.
Тут же вскочил еще один из бывших собеседников и, схватив бутылку со стола, со всего маха ударил по голове ударившего. Тот бессильно ткнулся лицом в тарелки на столе. Послышался звон разбитой посуды. Двое других, дружно перевернули стол, стараясь попасть им в человека с бутылкой. Но не тут то было, он ловко увернулся, отпрыгнув в сторону, и также стремительно подскочил к ним сбоку. Они не ожидали такого лихого маневра и потеряли какую-то долю секунды. Ему этого вполне хватило, он снова размахнулся своим неожиданным орудием, и опустил бутылку на очередную голову. Бутылка не выдержала, и разлетелась на мелки осколки, которые красиво блестя, разлетелись в стороны. Брызнула кровь.
К дерущимся едокам метнулся официант-коротышка, но тут же отлетел в сторону, отброшенный чьей-то сильной рукой. Ему повезло, он точнехонько попал в фикус, который спокойно рос себе в огромной кадке, и даже не догадывался, что может когда-нибудь спасти чью-нибудь жизнь. Его мясистые листья спружинили, и мальчонка мягко упал на пол. Потом с трудом встал, тряся головой и начал отходить в сторону кухни. Иван давно подозревал, что фикусная мода в ресторациях многих стран, появилась совершенно не случайно, и теперь смог убедиться в этом воочию.
Внезапно он почувствовал острую опасность. Краем глаза Иван увидел стремительно летящий предмет, причем мишенью выступала его голова. Это ему очень не понравилось, поэтому он инстинктивно пригнулся и тяжеленный глиняный кувшин разбился о стену, заляпав пахучим вином все вокруг. Иван с немалым удивлением понял, что кувшин метала худенькая девушка, одетая в открытое красивое платье. Только странно смотрелась ярко алая косынка на голове. Но, несмотря на субтильное телосложение девушки, платье фигуру почти не скрывало, он мимоходом отметил, что бросок был очень сильным. Если бы он вовремя не увернулся, то лежал бы сейчас тихонечко около стены, без всяких признаков жизни. На краткий миг он встретился с ней глазами. И содрогнулся. В них металась страшная ярость. Девушка себя уже не контролировала. Тут же Иван понял, что это был не последний бросок девицы, так просто она не успокоится. И почему-то своей жертвой выбрала именно его. Уже ни о чем не думая, он схватил большое блюдо и ловко метнул в ее сторону. Девица увернулась, но ей в этот раз крупно не повезло. Ее спутник, толстенький мужчина, азартно размахивал подсвечником, отгоняя лишних от своего стола, вот тут-то две траектории, железного подсвечника и головы, молниеносно сошлись в одной точке. В этой краткой схватке победа досталась металлу. Девушка без лишних слов и движений рухнула под стол, а мужичок этого даже не заметил, продолжая в восторге что-то орать.
Иван посмотрел вокруг. Ресторация превратилась в ожесточенное поле боя. Было совершенно непонятно, кто с кем дерется. Все были против всех. Еще он заметил, что народ тут подобрался сильный и весьма меткий, если кому-то попадало посудой, то страдалец на некоторое время выбывал из борьбы. Кругом летали обломки мебели, посуда со свистом рассекала накаленный воздух. Победные вопли и стоны раненых заглушали треск ломаемой мебели и звон разбиваемой посуды. Но никто не переживал и не отступал, трусов здесь не было.
Тут Внутренний Голос окончательно проснулся и начал вещать, вернее громко верещать:
— Я же говорил тебе, голова твоя садовая, драпать надо.
— Ты не ори, говори, что делать. Тут и без тебя ору до небес. Поди, сам Великий Бормотух проснулся.
— Вперед, Ванька, только вперед, — Внутренний Голос внезапно успокоился. Он так всегда поступал в минуты острой опасности и, наконец-то, стал подавать дельные советы.
— Да куда вперед? Не видишь разве, что тут деется.
Тут на них вылетел крупный господин. Несмотря на зверское лицо, оскаленные крупные зубы, яростно блестевшие глаза, действовал он на удивление хладнокровно. Тростью с тяжелым набалдашником он бил попадавшихся у него на пути, ловко уклоняясь от слишком больших и плотных скоплений увлеченно дерущихся людей, и уверенно двигался к выходу. Слева, к его руке, прицепилась красивая молодая женщина.
Среди всего этого бедлама они выглядели совсем неплохо. Сразу было видно, что опыт подобных переделок у них имелся немалый.
Внутренний Голос моментально посоветовал:
— Ванька, давай за ними! Может, и прорвемся.
Но Иван и сам видел, что делать. Он тут же пристроился к ним сзади. Но два, неожиданно вылетевших наперерез господинчика, отрезали его от неразлучной парочки. Один размахивал обломком стула, другой держал в руке рестарационный нож. И хотя он был, как и положено очень тупым и с округленным концом, но блестел все же воинственно:
Голос тут же прокомментировал:
— Таким ножиком только пятки чесать. Ванька дай-ка ему в глаз, а то ударится о свой ножик, бедолага, синяк будет.
Иван выполнил этот наказ от всей души. Но уворачиваясь от его уцелевшего товарища, ему пришлось запрыгнуть на стол. Взглянув сверху на побоищный зал, он начал прикидывать безопасный путь к отступлению. Но ему пришлось очень поторопиться. Что-то мягкое, сильно врезалось ему в спину. Он оглянулся и понял, что это был большой, жирный кусок мяса. Кто его швырнул, он не стал разбираться, поняв, что является превосходной мишенью для всех любителей  кидаться продуктами. Коротко выругавшись, ведь рубашку он только что поменял, Иван, резко оттолкнувшись от стола, прыгнул на чистый кусочек пола, еще не заваленный обломками и телами. А оттуда, сметя по пути сильными ударами рук и ног нескольких, дравшихся между собой мужчин, он начал перемещаться по залу короткими скачками. В конце концов ему с трудом удалось укрыться за кадкой с фикусом. Внутренний Голос кратко прокомментировал:
— Неплохо, совсем неплохо Ванюш. Сразу видно, что ты сноровку еще не совсем потерял, — похвалил Голос. Потом все же ехидно добавил. — Видно по всему, частенько приходилось тренироваться.
Иван потер сбитые костяшки пальцев и ничего не ответил. Он прищуренным взглядом наблюдал за разыгравшимся представлением. Кажется, драка стала стихать сама собой. Во всяком случае никто не рискнул разнимать развлекающихся таким образом граждан. Народу в зале ощутимо поубавилось. Но тут веселья добавили вылетевшие тяжеленные дубовые входные двери. Неведомая сила сорвала их с петель и бросила прямо на гостей, чуть ли ни в центр зала. Визг, проклятья стали еще громче и пронзительней. От этого гама уже начали болеть уши. Почти сразу за дверьми, из рам начали вылетать стекла. Осколки, веселой радугой блестя под светом фонарей, осыпали яркими блестками визжащий ком посетителей, продолжавших с воодушевлением волтузить друг друга. Со двора стали доноситься гнусные, зловещие завывания. Вскоре они перекрыли шум гостей. Размахивая руками, пинаясь ногами, распихиваясь локтями и головами, людской ком стал прорываться сквозь себя на улицу и там исчезать в кустах.
Иван увидел девушку, метательницу кувшинов, она яростно пробивалась к выходу, коротко и точно ударяя кулачками попадавшихся на ее пути женщин, а мужчин угощала подлыми ударами коленей или острыми концами туфель. Косынка криво трепыхалась на ее шее, один уголок был оторван. Это яркое пятно очень выделялось среди всей кутерьмы. Но бесноватая девица в то же время упорно искала кого-то глазами. Почувствовав острый кол опасности, Иван спрятался за свой фикус, трезво рассудив, что вторая встреча с этой боевой девушкой, может закончиться для него не столь благоприятно.
— Вот это баба! – Искренне восхитился Внутренний Голос. – Вот бы с ней познакомиться.
— Она меня чуть не убила.
— Ваня, чуть не считается, сам знаешь. А ты бы с ней составил великолепную пару для прогулок, по столь увеселительным заведениям.
— Не уж, упаси Лес от такой спутницы! – Проворчал Иван прислушиваясь.
В дворике громко трещали ветки. Вопли незадачливых, вечерних посидельцев постепенно затихали, в удаляясь в разные стороны. Зловещий вой также внезапно стих. Стало очень тихо. Только было слышно, как на кухне что-то шипит, и в конюшне кони встревожено всхрапывают.
Внутренний Голос, окончательно проснувшись, поинтересовался:
— Ванюш, что здесь было. Я, кажется, пропустил самое интересное.
— Потом расскажу. – Отмахнулся от него Иван.
Иван вышел на улицу, там уже никого не было. Настороженно озираясь по сторонам, подошел к конюшне, ее ворота были приоткрыты. Он осторожно заглянул внутрь, фонарь около входа не мог разогнать темноту в глубине помещения, мелькали какие-то причудливые тени, в темноте было слышно как тревожно всхрапывали кони, и глухой стук копыт по деревянному полу.  Коника нигде не было видно. Иван тихо позвал друга:
— Коник, ты где?
В дальнем, темном стойле раздался сдавленный хрип, как будто кому-то накинули на шею веревку. Иван вгляделся, но ничего не смог разглядеть, тогда решительно шагнул в конюшню. Стараясь ступать неслышно, он прошел в угол, из которого доносился подозрительный хрип и увидел Коника. Его верный конь находился в ужасном положении. Ноги были связаны, сам он лежал на боку, а на шею была накинута петля, другой конец веревки был привязан к крюку на стене. Шея изогнулась под опасным углом, еще чуть-чуть и шейные позвонки не выдержали бы. Внутренний Голос тихо охнул и спросил:
— Кто же это так постарался… 
Дальше он произнес длинную тираду, которую в приличном обществе никто бы не рискнул сказать и даже подумать. Он помянул недобрыми словами тех негодяев, которые сотворили с Коником такую жестокую шутку. Видно со сна у него не совсем восстановился лексикон, поэтому вспоминались только самые простые и доходчивые слова. Коник жалобно скосил глаза на человека, от боли у него выступили слезы. Иван вынул нож из голенища сапога и осторожно перерезал веревки. Коник бессильно опустил голову и несколько раз глубоко вздохнул.
— Да кто же это тебя?
— Не знаю.
— Вставай, родной, потом расскажешь,— Иван ласково потрепал по гриве коня. — А сейчас надо убираться отсюда. Сдается мне, что это только начало.
Внутренний Голос что-то невразумительно пробормотал, видимо соглашаясь и замолчал, наверное обратился за консультацией к Шестому Чувству.
У многих обитателей Безумного Леса это чувство было плохо развито и подавало сигналы только в случае крайней опасности. Поэтому на его советы и предостережения мало обращали внимания. Подумаешь предчувствия, ну, и что такого, они же ведь неопределенные, туманные, такие же, как и Предсказания Бормотуха. Но Иван, много путешествуя и попадая в разные переделки уже давно привык полностью доверять своему Шестому Чувству. За это оно отвечало ему верной службой, и часто выручало в самых сложных моментах.
Коник с трудом встал и пошел к выходу, вслед за Иваном. Они осторожно выглянули во двор, но ничего подозрительного не заметили. Посмотрели на выбитые окна, из которых струился свет, на раскуроченные двери, но и в доме было тихо. Слишком тихо. Никто не стонал, не ругался, не звал на помощь. Ни гостей, ни слуг, ни хозяев. Иван вдруг вспомнил маленького коридорного и невольно ему посочувствовал — в такой буче остаться целым было очень сложно. Тут же пришла мысль о своих вещах, оставленных в комнате. Оставив Коника приходить в себя около крыльца, он снова зашел на постоялый двор. Но как же там все изменилось за это непродолжительное время. Из уютного, со вкусом обставленного помещения остались только руины. Покрошенная в мелкие кусочки мебель, разбитая посуда и стекла, кровь, обрывки чьей-то одежды и волос. Большие лужи вина и пива тускло блестели на полу. Иван даже заметил новый туфель, сиротливо валявшийся на подоконнике. Пострадали даже фонари и подсвечники. Но больше всего Ивана поразило то, что на стене и потолке виднелись отчетливые следы чьих-то башмаков. Кто исхитрился промчаться по ним, для него так и осталось загадкой, вроде бы все посетители были людьми солидными и отличались завидной комплекцией.
Он с трудом разыскал хозяина. Тот тихо лежал за стойкой, заваленный битой посудой и непонятными деревянными обломками, судя по-всему — все той же  мебели. Он постарался привести его в чувство. Но хозяин лишь тихонько постанывал, и никак не желал открывать глаза.
Внутренний Голос тихо посоветовал:
— Ваня, оставь этого страдальца. Выживет, хорошо, а если нет, то ты все равно ничем ему не сможешь помочь. А нам надо поспешать, тут Шестое Чувство чего-то начало тревожиться. И не спиться ему… вечный век кайф обламывает. Так что давай за вещичками и ходу отсюда.
Иван прислушался к этому дельному совету. Поднявшись на свой этаж, он увидел, что от кем-то разбитого фонаря уже начала тлеть дорожка. Он поспешно затоптал ногами начинающийся пожар и влетел в комнату. Здесь все было без изменений.
Тут же снова влез Голос. Иногда он становился просто невыносимым.
— Кажется, ничего не трогали. И даже не обыскивали. Наверное, не успели.
— Сам вижу. – Буркнул Иван.
Он торопливо схватил свою суму, попутно радуясь, что вещи остались в ней. Наученный горьким жизненным опытом, он всегда держал все свои вещи в суме, не раскладывая их по номеру, как это любят делать другие постояльцы подобных мест. Он всегда был готов моментально покинуть негостеприимный постоялый двор, если он там предчувствовал опасность. Все-таки первое впечатление от беседы с хозяином у него ставило чувство тревоги, пускай и не очень внятное, поэтому он решил не изменять своим привычкам. И этот навязчивый малец его тоже насторожил.
Выскочив в полутемный коридор, он заметил скорченную человеческую фигурку. Она что-то делала с погасшим фонарем. Тут же полыхнул сноп искр от кресала и огонек заплясал на маслянистом пятне. Не раздумывая Иван подскочил и со всего маха пнул фигурку. Коротко охнув, человек отлетел в угол и там затих. Внутренний Голос ехидно заметил:
— Удар, конечно, точный, Ваня. Но не сильный. А ведь раньше он бы даже и не пискнул. Вот что значит семейная жизнь. Расслабился ты, Ванюша. Надо бы собраться, а то до дому так не доживем.
— Заткнись, - коротко огрызнулся Иван. – Не видишь разве, крепкий паренек попался. Вон, уже ворочаться начал.
— Вот уже и дети в поджигатели подались. И куда только этот мир катиться, - задумчиво протянул Голос.
Иван пригляделся к ворочающейся на полу фигурке и от удивления присвистнул, это был маленький коридорный, он же, по совместительству – официант. Он не стал выяснять, зачем тому понадобилось поджигать постоялый двор, где он работал, а просто взял и выбросил пацана во двор, через разбитое окно. От греха подальше. С мягким стуком тело провалилось сквозь кусты и больше не подавало признаков жизни. Размышляя о человеческой неблагодарности, он торопливо спустился вниз. Снова осмотрел безжизненного хозяина.
Внутренний Голос снова влез со своими советами:
— Ваня, ты слышишь меня? Давай, загляни в кассу, стружка ему все равно не понадобиться.
— Совсем офонарел, что ли. Жив хозяин.
Иван нашел своего друга. Коник уже стоял на всех четырех копытах, хотя еще и не совсем твердо, и тяжело дышал.
— Оклемался, Коник? Ну, тогда пошли отсюда побыстрее.
Они прошли через двор, и зашагали по дорожке, ведущей обратно к дороге вымощенной Красным кирпичом. На ветках болтались лоскутки одежды, под ногами попадались какие-то предметы туалета, однажды под кустом блеснуло украшение, но они не рискнули останавливаться и лезть туда, трезво рассудив, что это может быть ловушка. У Ивана не шли из головы мысли и предположения о его неведомых спасителях, которым так ловко удалось отвлечь всеобщее внимание от его скромной персоны. Он тяжело вздохнул, его десерт из вина с большим куском пирога остался где-то на полу негостеприимной ресторации. Вдруг над верхушками деревьев полыхнуло красное зарево.
— Все-таки маленький подлец не успокоился, поджег таки забегаловку, - проворчал себе под нос Иван. – Надо было посильнее его пнуть, может быть, и успокоился бы.
Тут же он вспомнил и давешнюю девицу, и встревожено завертел головой.
— Не нравиться мне все это. Ну, ни в какие ворота не лезет. Какие-то неправильные приключения у нас. – Продолжал ворчать Иван.
Остаток ночи они прошли не останавливаясь. Больше на их пути никто не попадался. И даже в кустах ничего не было слышно.
Дорога все дальше уводила ошалевших друзей от негостеприимного отеля. Они молчали, каждый был погружен в свои мрачные думы и подозрения. Коник иногда крутил шей, как бы не веря, что голова осталась на месте, и тихо всхрапывал. Иван потирал сбитый кулак, и что-то неразборчиво бормотал себе под нос.
Бурная ночь подходила к концу, в лесу было тихо. Подозрительно тихо. Друзья, уставшие от неожиданных приключений, напряженно вслушивались в эту нездоровую тишину. Но все было тихо. Кажется, сам Лес устал от всех этих неприятностей бушевавших у него под кронами. Даже постоянный, ставший привычным шум в кустах куда-то исчез. Так они и шли, тихо ступая по ночной Дороге Вымощенной Красным Кирпичом.
Наступавшее утро ознаменовалось неприятным хрустом чего-то аппетитно жуюемого в кустах. Кто это так вкусно трапезничал с утра пораньше, друзья решили не уточнять, резонно рассудив, что тот, кто издает такие звуки, вполне может и их на закуску пустить. Но вот желудок у Коника сразу же напомнил о себе, своим громким урчанием распугав чуткую предутреннюю тишину. Уже сутки как у него маковой росинки не было во рту. Иван, хоть и остался без десерта, все же успел плотно поужинать. Дорога делала плавный изгиб, и они увидели, среди мрачной и темной стены Леса, вплотную подступившую к дороге, маленькую уютную полянку. Они сошли с твердой дороги и с наслаждением прошлись по мягкой траве. Иван стал собирать сучья, тихо ругаясь:
— Хоть глаз коли, ничего не видно.
— Может тебе под глаз фонарик подвесить, — ехидно поинтересовался Коник. Он уже успел прийти в себя после заварухи в конюшне, и теперь с любопытством оглядывался по сторонам, пытаясь разглядеть в утреннем сумраке какое-нибудь сухое деревцо. — Ты, Вань, как-то подозрительно легко отделался от той военной кампании на постоялом дворе. Тебе это не кажется странным?
Ничего не найдя, он прилег возле кучи веток, которую собрал Иван, и с насмешливым любопытством  наблюдал, как его товарищ пытался ее поджечь. Импортное, газовое кресало, кроме чахлых и блеклых искр никак не реагировало на попытки и ругань Ивана.
— Ванюш, ты старым дедовским способом попробуй, он еще никогда не подводил.
Иван, тяжело вздохнув, полез в переметную суму, долго там шарил и, наконец, достал завернутый в промасленную бумагу коробок. Костерок разгорелся с первой спички.
— Откуда у тебя такое богатство, — конек удивленно уставился на коробок в руке друга. — Уже сто лет спичек не видел.
— Старые запасы. Еще от деда достались.
Он аккуратно завернул коробок в бумагу и убрал обратно в суму. Достал оттуда несколько банок.
— Опять тушенка, — жалобно протянул Коник. После того как вкусный ужин у него был совсем близок и уже практически щекотал ноздри, сама мысль о тушенке казалась кощунственной. Но с голодным желудком сильно не поспоришь, почему-то он всегда оказывается прав. И сильнее хозяина.
— Не нравиться, жуй траву, — равнодушно бросил Иван, открывая первую банку. — Ну, ты, любитель кобылиц, будешь есть, или опять на подножный корм. Смотри какая здесь травка — зеленая, сочная, вкусная поди.
Коник мрачно посмотрел на него. От одной мысли о траве его сильно замутило.
— А бобы есть?
— Ну, ты и привереда, — деланно восхитился Иван. Но все же достал другую банку и открыл ее. — На, ешь свои бобы в собственном соусе.
После, то ли позднего ужина, то ли раннего завтрака, успокоив на время свои желудки, друзья прилегли на траву и уставились в светлеющее небо. Где-то запела ранняя пичуга, прошелестел утренний ветерок, в кустах клубился туманец, костерок тихо постреливал сучьями и пускал синий дымок. В общем, самое обычное утро, если не считать, что оно застигло друзей вдали от дома, с кучей проблем и вопросов.
Коник все посматривал на своего друга, словно бы ожидая, что тот сам расскажет о бурных событиях на постоялом дворе. Но, неожиданно Иван сам спросил:
— Ну, что, дружище, удалось познакомиться с какой-нибудь кобылицей.
— Не успел. Была там одна, ничего так, симпатичная. Но сильная гордячка, сразу же заявила, что она благородных кровей. А по всей ее стати очень было похоже, что ее мать согрешила с обыкновенным битюгом. Сам знаешь, я таких зазнаек и врушек терпеть не могу.
— А ты разве не сказал ей, кто ты на самом деле?
— Конечно, сказал. Но она не поверила.
— Хвастун. Сколько раз я тебе говорил, чтобы лишний раз не трепал своим языком.
— Не завидуй. Может у меня с ней бы что-то и получилось, но там еще один жеребец крутился.
— Неужели ты не смог бы ее отбить у какого-то жеребчишки? Я тебя не узнаю!
Коник строго взглянул на друга, и заявил:
— Ты мне зубы-то не заговаривай. Я же тебя как облупленного знаю. Отлично вижу, что ты чего-то скрываешь. Так что лучше сам расскажи, что там произошло, а то я, кажется, пропустил самое интересное.
Коник поудобнее устроился на земле и, повернув голову, внимательно смотрел на Ивана. Тот задумчиво кусал травинку, подняв лицо к небу.
— Ну, что, что. Устроился я на этом постоялом дворе, все честь по чести. Номерок, правда, тесноватый. Потом вниз спустился, в ресторан, или как у них это ристалище рядом с кухней, называется. В общем, поесть хотел тихо и мирно. Только сел, а тут и началось побоище.
— И ты здесь, как всегда, ни причем оказался, — недоверчиво протянул Коник.
— Конечно.
— И пиво ты мне не присылал?
— Не присылал. Вернее так, я сделал заказ, но не уточнил какого пива. Пивной карты мне почему-то не принесли.
— Вот это друг называется, сам желудок набивает, а верный товарищ в холодной темной конюшне слюной должен захлебываться, — подначил его Коник.
— Ну, не успел я вашему коняжьему нахальству заказ сделать. Я же говорю, только сел, а тут и началось… Даже толком меню не посмотрел.
Ивану было немного стыдно, что его друг остался без нормального ужина, поэтому решил кое о чем умолчать.
Коник долго и проницательно смотрел на Ивана, потом сказал:
— Ну, давай, рассказывай, что тебя гложет. Что там опять не так.
— Понимаешь, с самого начала мне это заведение не понравилось. Еще, когда только к нему шли. Потом этот хозяин как узнал, кто ты такой, так хоть на рану прикладывай, такой он стал вежливый и обходительный, аж елей из всех щелей попер. Сразу же и номерок нашелся. Правда, маленький и неуютный, — зачем-то добавил он. — Вообще-то я хотел ужин в номер заказать.
На этих словах Коник многозначительно хмыкнул.
— Да, Вань, к хорошему быстро привыкаешь. Пока друг в конюшне страдает, можно и ужин в номера заказывать, а там глядишь, к этому мероприятию чего-нибудь приятное и симпатичное приложиться. Ужин вдвоем при свечах, это так романтично.
— Да успокойся ты. Не хотелось мне вниз спускаться, вдруг опять какие-то знакомые попадутся, начнут разговорами донимать. Сам знаешь, как это надоедает. Только помылся, коридорный пришел. Какой-то он был подозрительный. Долго он меня донимал, уговаривал, вот и пришлось вниз пойти.
— А чем тебе коридорный не понравился, — вдруг заинтересовался Коник.
—Понимаешь, весь он какой-то фальшивый, приторный, вроде как к тебе со всей душой. «Чего изволите-с, все ли хорошо», — передразнил его Иван. — А взгляд у него хитрющий, глазки так и бегают. И вот еще что, лицом, фигурой вроде – пацан пацаном, а вот глаза старого мужика. Непонятно это мне. И еще пальчиками своими все играет, то веером их растопырит, то в кулачки сожмет, то за спину спрячет. Непростой хлопчик.
— А сам такой маленький-маленький, щечки красные, упитанные и ухмылочка наглая.
— Ты его знаешь что ли? Откуда?
— Эх, Ваня, Ваня. И когда же ты научишься людям не доверять. Это же Мальчик-с-Растопырчик. Помнишь, они с Котярой Сапожным землей мухлевали.
— Да, что-то такое слышал. Я как раз в командировке был. Это когда Маркиза сначала кинули в реку, а потом киданули на стружку?
— Было дело. Ребята шустрые оказались.
— То-то я смотрю морда знакомая, вроде. Где-то видел, а где, не помню.
— Я же тебе и описывал этих красавцов, чтоб ты с ними нигде не пересекся. И повадочки опять те же, паренек ничуть не изменился. А вишь ты, все-таки сошлись наши пути-дорожки. Кстати, они же тогда и под твой домик примерялись, но твоя Елена им такой отворот поворот показала, что вся улица над ними хохотала.
Друзья замолчали, вспоминая дом, родных и друзей. Как они там сейчас живут-поживают? Что новенького в царстве, в городе. Чтобы стряхнуть грустные мысли, Коник неожиданно спросил:
— А кто это так дико в лесу завывал, и забегаловку напрочь порушил?
— А вот этого точно не ведаю. Сам бы хотел узнать, что за богатыри дверь вышибли.
Друзья снова замолчали, обдумывая все события прошедшей ночи. Утро входило в свои права, солнце поднялось над деревьями, и под его теплыми лучами они задремали. Поднялись около полудня, головы спросонья  были тяжелыми, во рту сухо. Было уже жарко, солнце припекало не шутку.
— Ну, куда дальше двинем? — Коник зевал и потягивался. Потом помотал головой и всхрапнул, обвел, еще мутным, взглядом поляну и поднялся. Снова повторил. — Куда дальше двинем, а, Ванюш?
Иван потянулся, сплюнул и потряс головой, хлебнул из фляжки и посмотрел на своего товарища.
— А ты, куда хочешь идти? Обратно домой или вперед?
— Назад нельзя, задание не выполнено. Царь по головке не погладит, да и …, — и замолчал.
Вчерашние приключения были еще слишком свежи в памяти. Что их ждало на обратном пути, кроме этого непонятного постоялого двора, было покрыто мраком будущего. Но скорее всего, тоже ничего хорошего. Это понимали оба. С самого начала, их путешествие больше походило на попытку выжить. Словно кто-то задался гнусной целью, не только провалить их задание, но и, при любой маломальской возможности свести их в могилу. Но пока удача была на их стороне. Но, как давно убедился Иван, эта ветреная дама вполне могла бы от них отвернуться, вздумай они повернуть свои стопы и копыта домой.
«Удача, смелых любит!» - неожиданно вспомнил Иван, любимое изречение Жука. Еще он говорил, что по любой дороге надо идти только вперед. «Понимаешь, Иван, а вдруг там, за следующим поворотом тебя счастье ждет!». Так, давным-давно,  он напутствовал Ивана, когда он только начинал свою службу у Царя.
Так что выхода у друзей никакого не было, надо было идти только вперед. Это было яснее ясного, но хотелось еще хоть немного посидеть, никуда не двигаться, не торопиться к новым приключениям. Они могут и подождать. Но сильно рассиживаться тоже не стоило, время неумолимо шло вперед. Да и неизвестно, что ждало их впереди. Предчувствия у Ивана были нехорошие, тяжелые.
Костер решили не тушить, нечем, да и пока спали, он сам полностью прогорел, даже головешки подернулись серым пеплом.
Иван решительно встал, приторочил суму на спину Конику и потрепал его по пыльной спутанной гриве:
— Пошли дружище, великие дела нас ждут.
— Ну, ты и поэт, — хмыкнул тот.— Дела то может и великие, да как бы живым и здоровым домой вернуться. А то вернемся инвалидами царской службы, Елена тебя и на порог не впустит, и будешь ты ходить сирым и убогим, на паперти сидеть, милостыню  у прихожан просить.
И затянул мерзким голосом:
— Подайте пострадавшему на царской службе струууужеееечкуу. Подайте безвинно пострадавшему от царской немилости и боярского разгильдяйства.
 Иван только весело хмыкал. Им было не впервой попадать в разные передряги. Так что опыт выживания кой-какой у них имелся. Да и при свете дня, вчерашние события не казались такими уж страшными и зловещими. Они бодро вышли на дорогу вымощенную Красным кирпичом и бодро пошли вперед.
Когда друзья отошли подальше, вроде совсем погасший костерок, неожиданно пустил последний, синий предсмертный дымок, который вдруг странно застыл в воздухе. В нем замелькали прозрачные тени и через мгновение замерли в форме глаза, который, долго не мигая, смотрел вслед уходящим друзьям. Потом из-за деревьев налетел легкий нагловатый сквознячок, разогнал струйку, разворошил пепел и умчался. Глаз только успел моргнуть, и исчез.

* * *
Человек в черном сильно потер свой глаз, ему показалось, что в него что-то попало. Нечто неприятное и сильно вонючее. Он зло сказал, по своей привычке уставившись в потолок:
— Этого просто не может быть, я же смотрел через кристалл. Он не может материальные объекты передавать.
Он стукнул кулаком по столу и подозрительно осмотрел свой хрустальный шар, через который наблюдал за друзьями. Потом осторожно снял с подставки и поднес к глазам. Но даже вблизи его грани невинно отливали изумительной чистотой. Он аккуратно вернул шар на место и, потянувшись, продолжил размышлять вслух.
— Ничего не понимаю. Все идет как-то не так. Даже кристалл стал странно работать. В прошлый раз так вообще показалось, что мне в лицо набрызгали.
Он еще раз потер глаз, ощущение, что он продолжает слезиться от въедливого дыма, все не как не проходило. Человек вспомнил, как в прошлый раз он отмывал свое лицо. Тогда он был вообще в полной уверенности, что струйки друзей угодили прямо в него.
— Ну, подлецы, дождетесь вы у меня! Я вам покажу, как в костры гадить. Ведь это же огонь, благороднейшее природное создание, а они так гнусно и подло его тушили. И как только его дух на них не разгневался, не понимаю. А ведь огонь и за меньшие провинности может наказать.
Выговорившись, человек немного успокоился и продолжал размышлять о своих неудачах:
— Почему Ивану удалось так легко ускользнуть из постоялого двора? И ведь название такое удалое придумалось, что даже и мне самому понравилось. Сколько в нем романтики и предчувствия исполнения самых сокровенных желаний. Но нет же, черствые души, даже не обратили внимания на мой перл. Так бы и протопали мимо, если бы жрать не захотели, и поспать на мягких простынках. А вот потом совсем непонятно становится. Моя западня не сработала, хотя на самом деле все сработало безукоризненно. – Человек замолчал, вспоминая увиденное. Потом тяжело вздохнул. – Ндааа. С таким помощничками каши не сваришь. Недоросток этот так и не смог коня толком уложить, а Анка так нелепо промахнулась. Конечно она бой-девица, ей палец в рот не клади, по самое не балуй откусит. – На этих словах он ехидненько ухмыльнулся, а потом продолжил свою речь. – А ведь всего-то надо было их остановить, то есть немного покалечить. Они же мне живыми нужны. Но неторопливыми. А то разбежались непонятно куда, даже и не угнаться. Все-таки сказывается, что Анка когда-то была строительницей Светлого Будущего. Сказали, что враг, так она и рада стараться. Ваньке просто повезло, что она промахнулась.
Темный маг нежно сдул с кристалла невидимые глазу пылинки и недовольно проворчал:
— Но все же, этим искателям неведомых истин кто-то сильно помогает. Не может быть, чтобы их звезда счастья стояла так высоко и так ярко им светила. Ну, просто не может быть такого.

* * *
Друзья шли по пустынной дороге, посматривая по сторонам в надежде увидеть табличку или что-нибудь указующее, куда они держат путь. В этой стороне они еще ни разу не были. Но Лес стоял темной, непроницаемой стеной, дорога не петляла, не раздваивалась и не троилась, а тянулась себе прямо к горизонту, рассекая молчаливый, суровый Лес надвое.
— Что-то здесь пустынно, — проворчал Коник, когда они отмахали уже порядочную часть пути. — Даже спросить не у кого, куда идем.
— А ты что хотел, чтоб тебе здесь как у нас в городе, туда-сюда, туда-сюда мужички ездили, да с телег матом крыли. А может, соскучился по эскорту Горыныча, когда он с мигалками и завываниями куда-то летит?
— Не хотел, но хоть спросить куда идем-то, надо.
— А ты иди себе потихоньку, да иди. Радуйся, что никого нет. Кстати, вспомни-ка, что давеча Соловей-то сказывал, что эта дорога не простая, а особой важности, и ездить здесь, кто попало, не будет.
Беседа потухла сама собой и опять повисла летняя знойная тишина. Даже в самом Лесу было тихо, только где-то в голубом небе щебетали пичуги. Зной и тишина разморили путников. Они уже ни на что не обращали внимания, а лишь тупо переставляли ноги и ни о чем не думали. Да и как в такую жару думать, лето только начиналось, а зной стоял как в июле.
Неожиданно они увидели странную статую. На высоком постаменте стоял человек, правой рукой указывал куда-то вперед, а левой он зажимал какую-то тряпку. Друзья подошли поближе и, прячась от солнца в его куцую тень, присели около каменного постамента.
— А ты говоришь, что некому указывать, куда мы идем, — обрадовано вздохнул Коник. — Видишь, куда он рукой кажет, значит и нам туда надо. Такие менгиры завсегда верную дорогу в древности указывали. Помнишь, наш Колдун о таком рассказывал. Ванюш, смотри-ка, тут что-то написано.
Иван нехотя встал и начал рассматривать полустершуюся надпись, водя по ней пальцем. Коник тихонько хмыкнул, но ничего не сказал, заметив предостерегающий взгляд друга.
— Золотом, когда-то было написано, — тихо пробормотал Иван. — Хорошо жили тогда. А камень, видишь, Коник, настоящий мрамор. Не из наших каменоломен.
— Что там написано, — лениво поинтересовался тот. — Ты же знаешь этот язык. Куда этот истукан показывает, может нам туда не надо, и врет все этот Колдун. С него станется.
— Тут написано «Верной дорогой идете, товарищи».
— Ваня, «товарищи», это какое слово, хорошее или ругательное? Что-то Колдун тогда про этих товарищей сказывал, а что, толком не помню.
— Надоел ты со своим Колдуном. Повесили его и правильно сделали, нечего народ баламутить. Одного Мудрого нам за глаза хватает. А что не помнишь, так ты тогда из гвардейских конюшен не вылазил. Помнишь, какая у тебя любовь была.
Они долго рассматривали потрескавшийся мраморный постамент, ботинки и ноги истукана. Выше было лень задирать голову, а из короткой тени памятника выходить не хотелось, солнце стояло в зените. Гигантская скульптура гордо вздымалась вверх, до самого неба. То, что им с дороги показалось небольшой статуей, вблизи поражало размерами. В ее тени было приятно сидеть и ни о чем не думать.
— А кому это памятник такой отгрохали. Вань, ты только посмотри, сколько железа угрохали. — Снова поинтересовался Коник, лениво позевывая. Но вдруг  он трепетно размечтался. — Вот бы все переплавить, да продать. Представляешь, сколько можно было бы гулять, а так стоит без дела и ржавеет. Здесь же все равно никто не ездит. Никому он здесь нужен.
— Это памятник какому-то средневековому колдуну поставлен. Люди говорят, он мог ловко зубы заговаривать и на уши макаронные изделия вешать. И еще умел предсказывать будущее. Одним словом – фокусник. Так что мы верно с тобой идем. Если верить твоему Колдуну.
— А ты ему не веришь, — закончил за друга конек. — И, кстати, правильно делаешь. Помнишь, сколько он дел наворочал, когда этот, изучил… как его там, почему-то постоянно забываю… кошелек, заначку…, а вспомнил, наконец, «Капитал» прочитал. Вань, может, обратно пойдем, домой, от греха подальше.
Иван решительно встал, зашагал обратно к дороге. Конь, лениво смотрел ему вслед, потом тяжело вздохнул, все-таки встал и двинулся следом. Вскоре они увидели похожую статую, но одетую в длиннополый кафтан. Приближаться к ней не стали, так как решили, что ничего нового они там не увидят. Потом статуи стали попадаться чаще, некоторые из них лежали, из высокой пыльной придорожной травы торчали только показывающие куда-то вверх и в стороны руки. Сиротливо стоявшие постаменты были чем-то исписаны. У других статуй были отломаны руки и головы, эти части тел валялись в придорожной пыли, навевая мрачные мысли о бренности всего сущего. Казалось, что здесь пронеслась страшная и неуправляемая сила, которая, шутя разломала и разметала то, на что всемогущему времени нужно многие столетия. В прогретом солнцем воздухе повисло мрачное предчувствие, как будто бушевавшие некогда здесь силы никуда не ушли, а притаились в кустах. Звенящая знойная тишина давила на уши и психику. Очень неприятно было идти по этой дороге. Друзьям даже постоянно стало казаться, что за ними наблюдают, и они невольно ускоряли шаг и крутили головами, пытаясь увидеть грядущую опасность. Что-то здесь было нечисто. Да и дорога стала резко сворачивать то в одну сторону, то в другую, делая большие петли и зигзаги. Ближе к вечеру, с другой стороны дороги они увидел статую, точь-в-точь похожую на первую, только повернутую в другую сторону.
— Интересно, а что там написано, пойдем, посмотрим, — устало проговорил Коник. — Все-таки в другую сторону смотрит.
Они свернули, и в лучах заходящего солнца Иван прочел: «Верной дорогой идете, товарищи». К их немалому удивлению, этот идол был очень похож на первый, увиденный ими в самом начале пути.
— Ты смотри, — удивленно восхитился Иван, — куда ни иди, а все верно идешь. Нечисто что-то тут.
— И похож-то так, словно они братья-близнецы. – Заметил его друг. А потом вдруг задумался и предположил. – Ваня, а может это тот же самый памятник. И мы никуда не идем.
— Ну, тебе совсем голову напекло. Или после вчерашнего не совсем оклемался. Ты внимательно посмотри. Конечно, сильно похожи, но не совсем. Этот как будто помоложе выглядит. И на голове кепка. А тот, вспомни-ка, совсем был поцарапанный, и кепку в руках держал. Здесь и надпись не так стерлась.
Но статуя молчала, загадочно всматриваясь куда-то, в только ему видную даль. Левую руку он заложил за спину, а правую просительно протягивал вперед. Вся его фигура была сильно наклонена  вперед, словно бы он за чем-то тянулся, хотел достать, но не получилось. Вот и замер навсегда в этой нелепой позе. На потемневшем от времени металле было видно только бородку клинышком, как у деда нынешнего Царя, редкий пучок волос на затылке, да кепку, лицо и плечи украшали какие-то подозрительные серые потеки. Друзья еще немного постояли, поудивлялись, но все же решили идти вперед.
На ночь остановились около моста. Спустились вниз к небольшой речке, сполоснули разгоряченные лица. Иван подумал, разделся и нырнул в воду, поплавал, пофыркал, крикнул:
— А ты чего не лезешь. Иди сюда, водичка, что твое парное молоко, из-под гвардейских кобылиц.
На это сравнение Коник ничего не ответил, а лишь пробормотал, что в незнакомом водоеме купаться опасно, вдруг какая-нибудь тварь за ноги схватит, да утащит на дно. Выручай потом непутевого. Иван вылез посвежевшим, весело блестя каплями воды на белом теле. Попрыгал на одной ноге, вытряхивая воду из ушей. Вдвоем быстро натаскали веток. На этот раз Коник расстарался не на шутку, вывернув вместе с корнями засохшее деревцо. Иван пощелкал заморским кресалом, на этот раз огонек весело выскочил, поджег сухую щепку.
— Огонь есть, вода есть, а вот, что жрать будем, — задумчиво протянул Коник. — Странная дорога, ни тебе кабаков, ни постоялых дворов.
— Мало тебе вчерашнего отдыха, что ли. Чует мое сердце, здесь скоро будет нечто такое, что мы с тобой эту идиллию с тоской будем вспоминать.
Коник покосился на друга:
— Сплюнь дурак, а то накаркаешь. У самого на сердце неспокойно. Надо искать обратную дорогу домой, хватит, погуляли.
В полном молчании друзья поужинали консервами, запили крепкиам чаем.
— Иван, что-то мешок стал совсем легким. Завтра надо хоть что-то найти съедобное, а то ты у меня совсем с лица спал. Одни кости да кожа, — ворчал Коник, удобнее устраиваясь на траве. Иван положил на теплый конский бок голову и смотрел в быстро темнеющее небо.
— Тебе легче, ты и травой перебиться можешь, а вот мне, что прикажешь делать? Грибы, ягоды собирать, так еще рано. Так что ты прав, завтра с утра охотой и займемся.
Через некоторое время, когда конек стал задремывать Иван вдруг тихо и тревожно произнес:
— Ой, как не нравиться мне все это.
— Что, например, — недовольно промычал сквозь сон его верный спутник.
— Ты на небо посмотри.
— Что я, неба не видел, что ли.
— Ты внимательней посмотри.
— Ну, звезды мигают, эка невидаль, — приоткрыл он один глаз.
— А ты хоть одно созвездие узнаешь?
Коник широко распахнул второй глаз, замер, а потом вскочил на все четыре ноги, сбросив голову Ивана. Тот даже не поморщился, продолжая спокойно лежать на теплой земле. Коник, не отрываясь, смотрел на вечернее небо. Потом стал прикрывать то один глаз, то другой. Но ничего не изменялось. Он потряс головой, пыльная грива упала на глаза, он раздраженно ее смахнул и уставился на Ивана.
— Ванька, мы где? — Тихо и растерянно произнес он. — Это что такое получается, где наши звезды? Куда это мы попали?
— Хрен его знает, — спокойно зевнул Иван. Он ругался очень редко, и если уж делал это, то значит, дело стоило того.
Он уже давно заметил, что вокруг происходит что-то непонятное. Взять хотя бы эту жару, слишком уж ярило солнце, не по-весеннему, да и закатилось оно слишком быстро. Такой закат бывает только на юге. А если еще вспомнить, как длинно тянулся день, казалось, он уже никогда не закончится, то можно смело предположить, что они оказались далеко от дома. Очень далеко. Иван понимал толк в таких делах, недаром побывал разных странах. Приходилось ездить далеко и на юг. У Царя  иногда возникали странные желания. Вот и приходилось Ивану мотаться по всему миру, в поисках требуемой вещи.
А Коник между тем продолжал, постепенно повышая голос:
— Мы ж, когда выезжали, было полнолуние. Вспомни, Ванюш, вспомни, мы еще тогда из кабака возвращались. Так все ее ругали, луну-то, оттого, что Елена твоя, нас заметет. А здесь где луна? Я спрашиваю? Почему небо такое темное, что за звезды ненашенские. Куда это нас занесло?
Последний вопрос прозвучал тонко и с надрывом, как будто, прошедший сквозь все мыслимые опасности Конек испугался и запаниковал. Вопрос тонким визгом умчался к чужим звездам и растворился в черном бархате неба. Над поляной повисла гнетущая тишина. Звезды равнодушно подмигивали им с темных небес.
— Ты давно знал, — не спрашивал, а утверждал конек. — А почему мне раньше ничего не сказал.
— Да я все никак не мог понять, что происходит. Потом долго сам не верил своим глазам. А вот как звезды появились, тут и понял, что мы опять куда-то не туда с тобой попали.
Коник нервно ходил по поляне, поднимая морду к звездам, словно не веря самому себе и Ивану. Подходил к реке, шумно пил воду, и снова кружил по поляне. Ивану надоело глядеть на бессмысленные передвижения друга, и он рявкнул:
— А ну, сядь! Успокойся! Подумаешь, эка невидаль, куда-то не туда занесло. Выберемся, чай не в первой.
— Ты хоть представляешь, куда нас занесло? Что за страна? Где наш дом? Куда идти? — Коник тоскливо взглянул на друга.
Иван никогда не видел его таким расстроенным. Во всяких переделках им приходилось побывать, казалось, его ничем уже нельзя было удивить или испугать. А тут его друг совсем растерялся. На Коника это совсем было непохоже. С его энергией и оптимизмом Иван всегда чувствовал себя спокойным и свято верил, что с таким другом он никогда не пропадет. Поддавшись его настроению, он и сам стал впадать в панику. Но потом взял себя в руки и снова рявкнул:
— Тихо! Что бы Геракл сказал, если бы сейчас тебя увидел.
Пристыженный Коник устало сел и уставился на Ивана. Глаза печально и влажно смотрели на спутника. Он снова помотал головой, прикрыл глаза и почти спокойно произнес:
— Все Ванька, завтра с утра идем домой. Надоели мне эти тайны и загадки. Хватит. Пускай царские знатцы и советчики разбираются с этими загадками. А мне это все надоело.
— Согласен. Прямо с утра и пойдем.
— Давно пора, а то вы вообще непонятно куда пошли, — вдруг от кустов раздался голос. — Не ту дорогой вы выбрали, братцы.
Друзья замерли, напряженно пытаясь определить, откуда идут звуки. Иван старался найти что-нибудь, но руки, в темноте, кроме травы и сухих веток для костра не могли ничего нащупать. Коник нервно всхрапнул, и начал вращать головой, дико блестя глазами в неверном свете чужих звезд и затухающего костра. Иван тихо и негромко произнес в темноту:
— Выходи, человече. Поговорим, — и подбросил веток в затухающий костер.
— Можем и выйдем, если драться не будете, — насмешливо произнес голосок в кустах. — А то вы такие бойцы, что даже нам страшно.
В темноте раздались смешки и из-за кустов, к вновь разгорающемуся костру, вышло несколько существ. Ростом они были Ивану по пояс, но широкие в плечах, ступали абсолютно бесшумно. У каждого за спиной горбился рюкзак, а в руках они сжимали короткие мечи. Пришельцы подошли поближе и внимательно разглядывали Ивана с Коником. Иван подбросил еще сучьев в огонь и во взметнувшемся пламени он смог получше разглядеть нежданных существ..
— Половинчики, что ли? — Недоуменно протянул он. — А все говорили, вы не существуете, что вы легенда и россказни купцов. Хотя вы на половинчиков-то особо и не похожи. Наши легенды вас не так описывают.
Один из них, росточком повыше остальных, важно вскинул голову и прямо посмотрел на друзей, после чего громко и отчетливо произнес:
— Мы не половинчики, это вы дылды нас так называете. Мы хоббиты.
— Хоботы, — удивленно протянул Коник. — Это же такие наросты у слонов, вместо носов. Они еще двигаются туда сюда, словно рука.
— Хоббиты, — нисколько не обидевшись и не удивившись, повторил их вожак. — Мы древний и уважаемый народ. Мы хоть и малы ростом, и страна у нас невелика, и население небольшое, но след в мировой истории мы оставили громадный и глубокий. Вам Дылдам и не снились подвиги наших пращуров. – Высокопарно закончил их предводитель.
Друзья не обратили ни малейшего внимания на его выспреннюю речь, и не таких ораторов удавалось послушать. Поэтому их следующий вопрос был приземленный, но более важный:
— Это не вас ли у Дворцовых брешей несколько дней назад видели?
— Может и нас, — уклончиво протянул вожак, — а может и кого другого. Много разной швали по вашему Лесу нынче таскается. Порядочному путнику без опаски и не пройти.
Друзья во все глаза глядели на пришельцев. Действительно, на хоббитов, из их древних сказаний, они были мало похожи, только ростом. Ноги у них небыли лохматыми, как описывали некоторые очевидцы, которым все-равно никто не верил. Так, какая-то чахлая поросль, как успел заметить Иван. Лицом пришельцы были черны, и еще, в свете разгоревшегося костра красные глаза загадочно поблескивали. Кажется, он где-то уже успел увидеть похожие глаза. И, как сначала показалось Ивану, хоть и жутковато в них было смотреть, но глубоко-глубоко в них застыла непонятная тоска. Помимо его воли у него возникло желание помочь этим незнакомцам.
— Ну, присаживайтесь к огоньку, сейчас посмотрим, что у нас поесть осталось, — пригласил их Иван.
Коник, молча и не отрываясь, смотрел на хоббитов. Иван даже подумал, что от всех событий у его друга с головой может случиться что-нибудь неприятное. Например, сойдет с ума, что тогда с ним делать. Половинчики от консервного угощения отказались. Достали из заплечных сумок вяленое мясо и фляжки. При их виде у Коника нервно начали раздуваться ноздри. И он начал приходить в себя. Во фляжках оказалось превосходное вино.
— Хорошее вино, Коник, хорошее, — протянул вожак фляжку Конику. — Из самого дома нес, специально для тебя. Уж и ты Иван попробуй, не побрезгуй. Знаю, что на работе не пьешь, но ради нашей встречи уж уважь, не обижай.
Когда гости и хозяева выпили и поели, повисла пауза. Никто не знал с чего начинать. Вдруг Иван сообразил, что гости знают их имена. «Откуда, — завертелись тревожные мысли. — Кто это такие? Что им от нас нужно?». Будто прочитав его мысли, вожак, важно приосанившись, гордо произнес:
— Как я уже говорил, мы хоббиты. Из далекой Хоббитаннии. Меня зовут Долбо, а это мои друзья и спутники. Сэмюель, можно просто Сэм, его так назвали в честь его великого пращура.
Сэм важно покачал головой, словно бы гордясь деяниями своего предка. А Долбо между тем представил своего последнего спутника:
— А вот это Хохмо. В кого его так назвали я даже не могу себе представить. Его родители всегда отличались большим чудачеством.
Хоббит исподлобья посмотрел на Ивана с Коником, как будто ожидая насмешки. Но те не обратили никакого внимания на его имя. За время своих странствий им и не такие чудаковатые имена встречались, так что привыкли. Как верно когда-то подметил Коник, в очередной раз от души поражаясь неистощимой человеческой фантазии на имена:
— Как его зовут мне не важно, лишь бы человек был хорошим. А уж имена можно всякие придумать, тут вы люди мастаки. Нет бы чем действительно полезным заняться, так вы словоблудием извращаетесь, - не преминул подначить своего друга конек. Тогда Иван ему рассказал, какой великий и эзотерический смысл скрыт за любым человеческим именем. Коник лишь недоверчиво качал своей крупной головой, но с тех пор перестал издеваться над человеческими именами, воспринимая их как должное.
Между тем Долбо начал свою нелегкую повесть о постигшей их непростой судьбе. Неотрывно глядя в огонь, куда кто-то из хоббитов не забывал подбрасывать сучья, он тихим голосом неторопливо рассказывал:
— Печальна и ужасна наша судьба. Наши предки служили великим людям. Пращурам повезло, их жизнь была очень насыщенна и безумно интересна, хотя и полна опасностей. Но они гордо смеялись им в лицо и продолжали совершать великие подвиги. За это их даже удостоили великой чести, быть занесенными в нашу «Алую книгу почета Хоббитаннии». И мы, их потомки, которые должны бы гордиться великими деяниями своих предков, и просто обязаны были продолжать их дела. Но из-за проклятия, наложенного на нас, мы сами проклинаем их. Из-за наших славных предков, из за их великих подвигов, нас выгнали из славной Хоббитанни, нам нигде не дают крова, не дают спокойно жить. Мы давно потеряли покой. Родственники от нас отвернулись, в ближайших странах, где знают о нашей стране, и о достославных подвигах наших предков, которые не раз спасали их неминуемой гибели, нас, их славных потомков, везде гонят прочь. Нас боятся и ненавидят. А за что? Я вас спрашиваю, за что?
Его друзья согласно кивали головами, молчаливо поддерживая своего вожака. В красных глазах блестели слезы. Они бессильно сжимали кулаки. Коник и Иван тоже помалкивали. Они не понимали, что происходит, почему эти удивительные половинчики жалуются им, самим попавшим в сложное положение. Чем они могли помочь этим славным ребятам? Но они молчали, придерживаясь древнего закона дороги, что попутчик сам расскажет о себе, если этого хочет. А если не желает, то не надо обижаться и лезть к нему с расспросами. Поэтому два друга терпеливо слушали грустное повествование Долбо, давая ему полностью выговориться. И в то же время они пытались понять, что же он хочет от них на самом деле. А то, что они появились здесь не просто так, Иван с Коником поняли сразу же.
— Слушайте Иван с Коником нашу печальную повесть. Мы не просим сочувствия, а просто хотим, что бы знали нас лучше, и не боялись.
Сделав торжественную паузу, Долбо начал повесть о своем житье-бытье и о своей незавидной доле:
— У нас очень маленькая, но славная и спокойная страна. С тех пор как вышел приказ, никого в нашу страну не впускать, и транзитом через наши границы не ездить, в Хоббитаннии стало совсем спокойно. Все войны, бушевавшие в большом мире, нас мало трогали. Мы спокойно торговали и не лезли в чужие дела. Пока моему родственнику Фродо не попалась на глаза странная вещичка. Как оказалось потом, это было кольцо Всевластья. Как вы понимаете уже из названья, колечко было непростым и очень волшебным. К тому же давало невидимость и большие преимущества над другими людьми, ими можно было запросто командовать. За ним охотились Светлые и Темные Силы, но наши предки всех обошли и выбросили Кольцо в вулкан Ородруин. Чтобы не было соблазнов управлять всем миром. Очень мудрый и мужественный поступок. Ведь кольцо они могли прихватить себе, и тогда никто не знает, чтобы случилось с этим миром. Если вы хотите узнать все подробности этого беспрецедентного, фантастического приключения, то можете ознакомиться с ними.  Это очень подробные, и главное правдивые воспоминания самих участников вояжа по Средиземью – Фродо со товарищи. Их мемуары полностью опубликованы в нашей «Алой книге почета Хоббитании». В ней есть глава: «Хождение С Кольцом Всевластья Туда-Сюда».
Долбо помолчал, отхлебнул из своей фляжки и продолжил. Иван с Коником его не перебивали, слушали внимательно, чужие горести для них вдруг стали очень близкими и понятными. Что-то было у них общее.
— Потом был Фолко. Ему тоже пришлось долго носиться по всему Средиземью с Адамантом Хенны. Естественно, что этот камень тоже был волшебным, и его, как вы понимаете, тоже необходимо было уничтожить. Его воспоминания также же полностью занесены в «Алую книгу». Так что я здесь не буду рассказывать все подробности. Да вам, наверное, это и не интересно. Главное то, что происходит сейчас, а историю оставим любителям чихать пылью прошлого. Нам надо смотреть вперед.
На этих словах Иван хотел перебить собеседника, чтобы поспорить, но Долбо поднял руку, останавливая его реплику.
— Подожди немного, Иван. Мы еще наговоримся по этому поводу. Сейчас я хочу сказать, что произошло с лично нами. Понимаешь, как-то получилось так, что на седьмом колене, хотя у кого как, то сейчас не важно, это все похождения вылезли для нас боком. Нашими предками до сих пор гордиться вся Хоббиттания, а нас, прямых потомков этих героев,  прокляли, потому что мы не такие как все. Не похожи на остальных, на родителей. У Хохмо даже родители чуть не развелись, отец все не верил, что это его родной сын.
— Мутанты, — вдруг сказал Коник. Потом виновато посмотрел на всех. — Извините, это древнее слово. Говорят, что кто долго с волшебными предметами контачит, у того детородный орган перестает работать, волосы выпадают, и дети на родителей совсем не похожими становятся.
Иван с изумлением посмотрел на своего друга, что бы он извинялся перед посторонними, да еще знал такие словечки… Воистину, его товарищ не переставал удивлять. Хоббиты не обратили никакого внимание на слова Коника, они мрачно смотрели в огонь. Потом Долбо сказал:
— Да, так нас тоже назвал Гэндальф. У нас он появился весной, когда мы уже совсем отчаялись, и хотели наложить на себя руки или уйти куда-нибудь в лес. Он рассказал нам, что Светлая Галадриель, королева эльфов, послала ему сообщение о нашей беде.
— Не спрашивай, откуда она узнала о нас, — остановил рукой Долбо любопытство друзей. А потом, видимо уже по привычке добавил. — Мы не знаем, а Гэндальф не рассказывал. Да это и не важно
Иван обратил внимание на то, что все связанное с деяниями их предков, и прошлой жизнью их новых знакомых, держится в тайне. Конечно же, все это для них очень важно, но посторонним туда входа не было. Хоббиты явно старались что-то забыть, поэтому не хотели, чтобы другие об этом им напоминали, случайно или специально. Иван оторвался от своих рассуждений и услышал, как Долбо продолжает свой рассказ:
— …. Великий волшебник примчался к нам на помощь. Он долго что-то химичил, колдовал. Потом куда-то исчез, но через несколько дней вернулся довольный. Потом, вечером собрал нас, местных изгоев у меня дома, и сообщил приятную весть.
Хоббиты дружно закивали головами, радуясь приятным воспоминаниям.
— Мудрый Гэндальф где-то узнал, что в волшебном Лесу есть небольшое царство, и там начали происходить странные события. Как я понял, он сам толком не знал какие, лишь сказал нам, что скоро в дорогу будет оправляться странная парочка.
Долбо виновато взглянул на Ивана, потом на Коника.
— Это он так сказал. Я передаю его слова. Потом он велел нам найти ее, и набиться к ним в спутники. Но сделать это надо очень осторожно. Так как путь у них полон опасностей. Поэтому мы должны им помочь, не жалея живота своего, и даже содержимого котомок. Именно такими словами и напутствовал нас Гэндальф. Когда мы спросили, зачем нам это надо, он объяснил, что два друга, сапоги и подпруга… Так он изволил выразиться…
Он снова виновато взглянул на внимательно слушавших друзей и продолжил:
— В общем, они должны помочь нам. Потом он намекнул, что цели и задачи у нас одни и те же. Толком объяснить он ничего не пожелал, впрочем как всегда. Загадочный старикан, этот Гэндальф. А утром он с нами распрощался, взял мешок с нашей знаменитой репой, даже монетки не оставил, и исчез. Вот мы и оказались здесь.
Все молчали, размышляя над странными событиями, сведшими на одной поляне таких далеких друг от друга существ.
Теперь им стало понятно кто следовал за ними по кустам, кто помогал им в придорожном ресторане. Ведь всем известно, что, несмотря на маленький рост, хоббиты обладали удивительной ловкостью и силой.
— А как вы нас нашли?
— О, это долгая и полная опасностей история. Пока мы следовали за вами, потеряли своего товарища.
— Мне очень жаль, — пробормотал Иван.
— А кстати из-за вас.
— А мы-то тут причем, — возмутился Коник. — Это вы за нами шли, а не мы за вами. Да, мы про вас даже и не слышали.
— Не слышали, — согласился Долбо. — Только вот деньгами-то, зачем разбрасываться.
Друзья озадаченно молчали. История со стружкой уже подзабылась. Видя их замешательство, Долбо напомнил их историю:
— В самом начале вашего нелегкого пути, вы еще решали, в какую строну идти, и потому решили подбросить стружку. Помните? Ее еще ветром унесло в кусты. А мы как раз там сидели. И наш товарищ имел неосторожность ее схватить. Тут на него набросилось страшное животное и сожрало нашего товарища вместе с вашей денюжкой.
— Жадность еще никого до добра не доводила, — прокомментировал это событие Коник. Потом сообразил, что что-то не то ляпнул и тут же исправился. — Нам очень жаль, что так получилось. Мы же действительно не знали, что за нами кто-то идет. А кто это на вас напал?
— Мы не успели толком рассмотреть. Что-то зубастое, небольшое, страшно голодное и вонючее.
Компания еще долго думала, кто бы это мог быть, перебирая всех зверей и тварей разных мастей, как магических, так и просто клыкастых и когтистых, обитавших в Лесу, но так ничего и не решили, слишком много их развелось в последние годы. Причем, самых разных, поражающих своей формой, прожорливостью и наглостью. Все они почти не боялись людей, при случае с удовольствием могли пообедать неосторожным путником. К самому городу они пока не приближались, насколько знал Иван, но вот жители маленьких деревушек уже начали тревожиться. Даже посылали Царю слезные прошения, о защите их домов и жизней.
Подводя итоги обсуждению, Долбо по своей привычке сказал:
— Да это и не важно, кто сожрал нашего товарища. Знать такова его судьба. Важно другое, куда нам сейчас надо идти.
Неожиданно Хохмо, самый младший из хоббитов, во всяком случае, так на вскидку определил Иван, все-таки от костра было слишком мало света, спросил:
— А что вы называете Дворцовыми брешами? Неужели те ужасно смешные ворота, которые криво приколочены к стене.
Иван лишь коротко хмыкнул, а Коник весело заржал, вспугнув предутреннюю тишину:
— Понимаешь, некогда им, людям, было за красотой следить. Враг к стенам подступал. – Почему Коник вдруг решил выгородить безалаберных строителей, вешавших ворота, для Ивана так и осталось загадкой. Обычно Коник не преминул бы воспользоваться случаем чтобы посмеяться над людскими слабостями. Хотя и сам был многим подвержен. – Старые ворота как раз на реставрации были, поэтому на скорую руку приладили что было. А потом как-то недосуг стало этим делом заниматься. Другие проблемы, ну, сам понимаешь. А так этими воротами все равно мало кто пользуется. Закрываются, и ладно. Вот, правда, по утрам их открывать, так это целая эпопея. Зато от их скрипа и ругани стражников, которые их отворяют, весь ближний квартал просыпается. А какие они ругательства произносят! С каким чувством они вспоминают строителей, ты бы Хохмо только послушал. Это же целая песня. Я иногда хожу послушать, много новых слов и словосочетаний для себя узнаю.
Тут Иван наконец-то сообразил, что Коник все-таки начал свои издевательские насмешки, поэтому решил пресечь фонтан красноречия своего друга. Как-то и за город неудобно стало, и за разгильдяйство некоторых людей. Поэтому он веско сказал, перебив на полуслове от души веселящегося друга:
— Зато ни один лазутчик незаметно не откроет.
— Поэтому стражнички там самые толстые, ленивые, и быстрее других спиваются. – Невозмутимо парировал Коник.
Иван хотел было возразить на несправедливые слова насмешника, но тут в намечавшуюся перепалку друзей вмешался Долбо.
— Это все хорошо, но сейчас неважно. Дело в том, что вы ведь не той дорогой пошли. Не туда свернули. Поэтому мы вас и потеряли. – Потом, после паузы, как бы невзначай добавил. – Еле-еле вас нагнали, чтобы предупредить. Вы же совершенно не знаете, что там дальше, по этой дороге, находится.
— Как это не туда. Здесь другой дороги и нету.
— Другая дорога всегда есть, — назидательно произнес Долбо. — Только ее надо еще найти. А вы могли попасть в такую неприятность, если бы пошли дальше, что все ваши прошлые приключения показались бы детской забавой. Вот и пришлось нам раньше времени с вами познакомиться, а то вы все предсказания чуть не нарушили.
— А куда это дорога ведет, — лениво поинтересовался Коник. Время было раннее утро, вся странная компания так и не ложилась спать. Он зевал, щурился на огонь и в общем разговоре почти не участвовал. В подобных случаях он предпочитал уступать инициативу Ивану, что бы потом, в случае неудачи, по-дружески припомнить его промахи, пошутить при удобном случае.
Хоббитты мрачно посмотрели на него и дружно уставились в костер. Иван и Коник с проснувшимся любопытством смотрели на них, любая тайна и загадка тянула их, заманивала в новые приключения, не всегда, скажем, приятные, но они все равно не могли остановиться. Наконец, Долбо вздохнул, посмотрел на своих спутников, как бы спрашивая у них разрешения, и помертвевшими губами тихо вымолвил на одном дыхании:
— В Светлое Будущее.
Коник громко икнул и скинул с себя дрему.
— В светлое будущее? Так это же хорошо, нам как раз туда и надо, а то мрачное прошлое и гнусное настоящее уже порядком надоели. Знаешь, друг Долбо, как хочется чего-нибудь светлого, приятного. Ты даже себе не представляешь, какая у нас с Иваном тяжелая жизнь.
— Ты ничего не понимаешь, — с отчаянием воскликнул Долбо. — Это не наше Светлое Будущее. Оно чужое и там очень, очень страшно. Там есть только кровь и смерть. Если бы вы прошли чуть дальше, за мост, то увидели бы высоченную стену, даже не стену, а как бы это объяснить… это как занавески на окнах. Эта стена колышется, но ее ничем не пробить, она непрозрачна, а если ты приблизишься к ней слишком близко, то она втянет в себя. И ты пропадешь навсегда. Оттуда возврата нет.
— А вы откуда знаете? Были там что ли?
— Нет. Но нас предупреждал Гэндальф. И мы сами видели, как она засосала одного несчастного путника. Он случайно слишком близко подошел к этой занавеси. Как он страшно кричал. — От этих воспоминаний хоббитты поежились, как будто подуло холодным сквозняком. Они сделали охраняющие жесты пальцами, поплевали через плечо. В общем, показали, что это место для них страшнее некуда.
Неожиданно Внутренний Голос, о котором Иван, в связи со всеми этими событиями совсем забыл, с подозрением проворчал:
—Сдается мне, что эти карлики его туда сами подтолкнули. Ты, Ваня, поосторожнее с ними. И еще мне непонятно, как они там оказались? Где же они нас так ловко обогнали? Надо подумать, посовещаться.
Иван запомнил это предостережение. Продолжая с неослабевающим вниманием слушать рассказчика.
Помолчав, словно что-то припоминая, Долбо продолжил:
— Но самое страшное, что в окрестностях этой стены постоянно бродят отряды людей, которые ловят зазевавшихся прохожих и волокут их туда. Так что нам, друзья, надо поспешить. С первыми лучами солнца они выходят на свою охоту. В прошлый раз нам очень повезло, что мы смогли от них уйти. Эти комиссары, так они сами себя называют, отличаются жестокостью, хитростью, наглостью. Местные жители их прозвали комса, за их жадность. Есть еще ночные ловители, но те редко выходят за стену. Ночами они своих ловят да сажают. Катаются на воронках.
Тут друзья с грустью вспомнили своего крылатого приятеля. Он хоть и сволочь, но все же свой, родной, можно сказать, все они были с одной рюмки вскормлены. Но понастальгировать им не удалось. Дела принимал скверный оборот, нужно было, как обычно и происходит в таких случаях, что-то решать и, причем, очень быстро.
Хоббитты встревожено заговорили между собой, и вроде язык их был похож на тот, на котором говорило большинство обитателей Леса, даже смысл некоторых слов Иван смог уловить, но о чем конкретно они спорили он так и не смог понять. Совещались они недолго и, наконец, Долбо повернулся к ним и торопливо пояснил:
— Мы не будем ждать, когда солнце выйдет из-за горизонта, выступаем прямо сейчас. Второй раз нам от них не уйти, не может быть, чтобы нам так крупно повезло и в этот раз. Понимаете, Комса нам припомнит все, и тогда прощай наши жизни. Кстати, и ваши тоже будут стоить меньше стружки. Так что ходу, отсюда, ходу, да, побыстрее. До восхода нам от этого проклятого моста надо убраться как можно дальше.
Неожиданно Внутренний Голос поддержал Долбо:
— А ведь половинчик прав, надо драпать.
— Ты хоть один другой совет можешь дать, а то все драпать, драпать. Ты где раньше был, когда мы на не ту дорогу сворачивали.
— Так если ты все время в какие-нибудь неприятности встреваешь, что мне прикажешь советовать. А был я, кстати, на консультациях. Теперь мне многое ясно. Мы тут с Шестым Чувством посовещались, оно меня просветило в какое дерьмо ты, Ванюш, в этот раз вляпался. Выход один — драпать, то есть бежать сломя голову, улепетывать, смазывать пятки салом, мчаться скачками, ну как тебе еще популярнее объяснить. Эти половинчики абсолютно правы, с этими, которые за шторкой, нельзя ни договориться, ни спрятаться, ни убежать. Эти из-под земли достать смогут, серьезные разбойники. — И помолчав многозначительно, добавил. — Мы еще с этой Комсой встретимся, но не сейчас. Сегодня слишком рано. Действительно, как-то все наперекосяк пошло, не по-пророчески.
Иван хлопнул ладонями по коленям и решительно встал. За ним поднялись и другие, только Коник продолжал лежать и лениво смотреть на их суету. Потом повернул морду к темному пока еще небу, на котором стали зажигаться утренние звезды и зевнул.
— А тебе, что, отдельное приглашение требуется, — поинтересовался Иван. Все остальные с интересом наблюдали за их препирательствами.
— Не верю я им Ванюш. Не верю, хоть подковы на меня надевай.— Раздельно повторил Коник. — Красивую они нам сказочку рассказали, а ты и поверил, наивная твоя душа. Сколько раз я тебе говорил, учил, что нельзя первому встречному верить. Слишком много тут всяких по нашему Безумному Лесу шляется, тут они действительно правы.
Иван растерялся. В глубине души он был согласен с своим другом, тем более и Внутренний Голос его предупреждал о том же, но все же что-то подсказывало ему, что здесь половинчики не врут. Действительно надо побыстрее уходить из этого опасного места. Иван замер с сумкой в руках, размышляя, что делать дальше. Хоббиты тоже застыли и неизвестно, чем бы закончился их спор, но в предутреннем похолодевшем сыром воздухе откуда-то издалека донесся печальный вой. И такая тоска звучала в нем, что даже Коник вскочил на ноги, и торопливо подставил спину под суму. Кажется, он полностью поверил хоббитам. Вой повторился, вселяя в их души непонятный ужас. Хотелось закрыть уши руками, броситься на землю и замереть, покорно дожидаясь хозяина этого безумного гласа.
Вся компания со страхом посмотрела в сторону моста. Над ним клубился плотный туман. Неожиданно из него раздалось дикое завывание, сменившееся плотоядным смехом и радостными воплями. На человеческие, эти звуки были мало похожи. Иван даже представлять себе не хотел, что за зверь может издавать такие звуки.
С первыми лучами солнца, не туша костра, как торопливо объяснили хитрые хоббитты, чтобы они там подумали, что мы не надолго отошли по свои делам, компания выбралась на дорогу и быстро, почти бегом, пошла назад по дороге вымощенной Красным кирпичом. Сзади раздался конский топот, крики, их явно кто-то догонял. Они остановились и приготовились к сражению.
Иван увидел, что от моста скачет небольшая группа конников, одетых в черные курточки. Неожиданно, впереди раздались вопли, это на дорогу выскочили люди. Их окружили. Хоббиты молча и ловко натянули луки, у каждого в зубах уже было зажато по стреле, их взгляды не выражали ничего хорошего. Они приготовились к худшему. Иван с Коником еще не знали, кто напал на них, и потому не торопились, надеясь уладить дело миром. В жутковатые рассказы новых попутчиков они все-таки не очень-то поверили, а зря.
Люди, как, оказалось, были крестьянами, причем вооруженными чем попало. Они сжимали в руках старые ржавые мечи, кривые копья. Кое у кого были дырявые щиты и даже сильно помятые доспехи.
«С такими драться, себе грех, — подумал Иван. – Но, судя по всему, они настроены весьма решительно. Значит, придется их поучить жизни. Нечего за просто так добрых путников пугать».
Среди этой разношерстной толпы выделялся человек, одетый в длинное черное кожаное пальто. В руке он сжимал черную железную коробочку с трубочкой на конце.
— Именем революции, стойте! Кто вы, и куда бежите? — Засыпал вопросами, брызгая слюной Кожаный Плащ, как окрестил его про себя Иван. – Отвечать быстро! Смотреть мне в глаза!
Он был высок, худощав, на длинном горбоносом носу поблескивали круглые стеклышки, в железной оправе. Друзей поразил его взгляд, он был безумен, даже искорки разума там не проблескивало. В черных глазах плескалось, горело жуткое пламя безумия и ненависти ко всему живому.
— Мы в командировке, командир, - хотя Коник и оторопел от столь наглого напора, но быстро пришел в себя. И не таких горячих граждан он видел на своем веку. – Идем, никого не трогаем, мы здесь проездом.
— Возле наших священных границ – проездом? – Подозрительно прищурился человек. – Вы хотите сказать, что вы здесь очутились случайно?
— Ну, да, абсолютно случайно.
— Ничего случайного не бывает. Этому учит нас диалектический материализм. - Наставительно поднял грязный указательный палец кожанноплащный. – А это значит, и вы здесь оказались не случайно. А коли так, то выходит по всему, вы шпионы. Засланы, чтобы опорочить священное дело нашей революции. Одним словом, контры вы, и больше никто. И, следовательно, вас по законам революционного времени надо бы по-хорошему быстренько расстрелять. Так сказать без суда и следствия. Не откладывая этого важного дела в долгий ящик.
Он рассмеялся собственной шутке. А потом продолжил:
— Но так как вы еще ничего не успели совершить, а только замышляли, значит, вас надо отправить на стройки великого социалистического строительства, чтобы вы, своим честным трудом, искупили свою вину. Ведь труд на наше благо, во имя Светлого Будущего, не только облагораживает человека, но делает его покорным. Или мертвым. Тут уж кому как повезет. Или не повезет.
Он снова противно засмеялся. От смеха у него выступили слезы и запотели очечки. Кожаный плащ достал грязную тряпицу и стал протирать стеклышки.
— Какая вина? Тебе же нормальным языком говорят, мы туристы, проездом здесь. Маршрут у нас такой проложен, транзитный, и ваших дел знать не знаем, и, главное, не хотим знать.
— Ах, не хотите знать! Значит, на дело мировой революции вам тоже наплевать, так? Значит, пожар мировой революции раздувать отказываетесь?
— Отказываемся. Лично мне хватило пожара в гвардейских конюшнях, честное слово, ничего хорошего.
— Ну, что же, особая тройка разберется и каждому определит его вину. А по вине и наказание. Не бойтесь, никого не забудем. Всем воздастся по его заслугам. И не заслугам тоже.
—Ванюш, - обратился Коник к своему товарищу, который все это время молчал. - Знаешь, кого мне напоминает этот хмырь? Нашего колдуна. Теперь я понимаю, почему наш государь-батюшка его повесил. И, честно говоря, слишком мило и добросердечно обошелся с ним.
— Какого колдуна? – Человек подозрительно прищурил глазки. Очечки подозрительно сверкнули.
— Да был у нас такой же орун, вещун и балабол. Тоже все чего-то хотел разжечь.
— А! Вы нашего товарища повесили, сатрапы. Ну ладно, кровь наших братьев отольется вам полной мерой, изверги.
— Все, надоел ты мне, рупор мрачного будущего. Мы пошли дальше. А вы тут сами занимайтесь своими пожарами. Только учти, если сильно разгорится, мы тушить не будем. А вот по твоему оралу мы настучим с превеликим удовольствием, чтобы, значит, не баловались с огнем, как маленькие детишки.
Неожиданно человек в кожаном плаще переключил свое внимание на новых спутников Ивана с Коником.
— А вот этих мы уже знаем. Сбежать от нас хотели, но от Революции не скроетесь. Наш карающий пламенный меч везде вас найдет! — Продолжал он, брызгая слюной. Потом спокойнее добавил. — Этих недомерков расстрелять, нечего их в штаб тащить. А вот с этими отдельно разберемся.
Он еще раз окинул жутковатым взглядом Ивана, а потом Коника.
— Пожалуй, в штаб человека отправим. А вот эту кобылешку мелкотравчатую, надо на завод сплавить. Вот и выполним нашу Продовольственную программу. Маловата тушка, конечно, но ничего, пару палок колбаски из нее выйдет.
Иван только открыл рот, чтобы спросить, что это все значит, как его перебил Коник, возмущенный до глубины души беспардонным обращением:
— Ты кто такой, громкоговорящий? Я тебе вот сейчас все-таки копытом в рыло заеду. Много я вас таких по Лесу гонял, видно не всех добил. — И он с самым угрожающим видом двинулся на вожака.
Командир странного отряда испуганно попятился, пытаясь спрятаться за спинами своих людей, но не успел. Коник наступил на его хромовый блестящий сапог своим копытом. И когда человек заорал от боли и подпрыгнул вверх, пытаясь вырвать ногу, то Коник ловко боднул его головой в грудь. Человек рухнул на кирпич дороги, извиваясь всем телом. Иван заметил, что голенище сапога, попавшего под тяжелый пресс копыта, до этого свернутое в гармошку, по моде некоторых отсталых стран, вдруг стало идеально ровным.
Иван укоризненно посмотрел на своего разбушевавшегося друга. Коник нехотя убрал копыто, давая человеку свободу. Тот поднялся на четвереньки и, тонко подвывая от боли и унижения, неуклюже перебирая руками и ногами, скрылся за ногами толпы. Когда широкие спины его помощников надежно встали между ним и Коником, он тут же заорал:
— Вас тоже сейчас расстреливать будем, именем Революции. Такую контру надо давить в зародыше. Чего стоите, взять их, — набросился он на своих людей. — Повесить всех на ближайшей осине, чтоб неповадно другим было на священную Революцию свои грязные мерзкие копытца поднимать.
— В гробу мы видали твою революцию, тебя и твоих комсят. — Вдруг окрысились хоббитты. — А ну ребята, покажем этим краснопузым кто мы такие.
И полетели бы стрелы, но Иван все же успел заорать:
— Стойте! Лешего вам на спину! Что здесь происходит? Кто вы такие, в самом деле? И что вам от нас надо? И кто такая, эта ваша революция? – Потом обратился к другу. – Коник, ты всех баб в Лесу знаешь, случаем про нее ничего не слыхал?
— Про эту девку что-то Колдун как-то плел, но я тогда не понял ни слова? Вспомни, мы же вместе тогда пили пиво.
— Что? Про нашу славную Революцию, такие непотребные слова говорить? Да мы вас сейчас…, — человек в кожаном плаще задохнулся от возмущения.
На свою беду он уже встал, и сильно прихрамывая, ярился за спинами своего отряда. Он схватился за свою железную коробочку и навел ее трубочкой на друзей. Но в этот момент, никто и не заметил когда, Иван наклонился к дороге и камень, метко пущенный умелой рукой, попал точно в глаз орущему товарищу, тот снова тонко взвыл и схватился за голову. Через мгновение второй камень влетел в орущий рот, оттуда брызнула кровь, и вопль захлебнулся, превратившись в тихий скулеж. Коробочка отлетела в кювет, скрывшись в придорожной траве.
— Вот так. Правду умные люди говорят, что булыжник надежнейшее орудие пролетариата. И главное, никогда осечек не дает. — Удовлетворенно проговорил Иван. — А теперь можно поговорить спокойно. Ну, кто ответит мне, что здесь происходит.
Не ожидавшие такого лихого отпора люди растерянно смотрели то на своего предводителя, то на Ивана. Потом очень большой мужик, видимо сжалившись над старшим товарищем, мягко стукнул его по затылку своим громадным кулачищем. Стон прекратился, и кожаный плащ мягко осел в пыли. Этот же мужик взял человека за руки и отволок на обочину. Присел на корточки и пощупал жилку на шее, заботливо поправил его очечки, удовлетворенно вздохнул и поднялся:
— Жить будет, я еще ни разу не обманулся. Минут через пятнадцать оклемается.
Его голос был глухим, но каким-то знакомым. Иван, прищурившись, смотрел на незнакомца, но кто это такой так и не узнал. Здоровяк подошел к толпе, несколько человек в кожанках испуганно шарахнулись в стороны, остальные спокойно наблюдали за развитием событий:
— Вот я и говорю, зачем кричать, ведь можно и полюбовно разойтись. А то от этого горлопана у меня голова трещать начала, — зачем-то начал он объяснять друзьям. — Представляете, с самого утра орал. Раньше-то у нас все петухи кричали по утрам, а теперь этот появился. Все карающим пламенным мечом революции пугал, а что это такое, сам толком не знает. Больше ножичка, да стакана в руках не держал.
Силач оглянулся, кого-то ища взглядом, потом небрежно махнул рукой в сторону людей в кожаных куртках:
— А все эти деятели, только и умеют, что жрать и пить в три горла. Да еще у каждого по несколько баб, так тем тоже подавай хорошую жизнь. Все они такие, новые строители… Мы-то когда строим, то все основательно, не торопясь ладим, строительство-то спешки не любит. А эти… — он с отвращением сплюнул. — Все у них: скорее, скорее, «даешь новую жизнь с самого рання». А кто не согласен, того тут же в распыл.
— А чего вы тогда не сбежите? Вон ваш охранник пока отдыхает кверху воронкой, руки в ноги и бегом.
— Не можем, — вздохнул кто-то в толпе. — У нас там дети, жены, родители остались. Если к вечеру не вернемся, их повесят или сошлют на великие стройки народного хозяйства.
— Какие-то жуткие дела у вас творятся. У вас, что Бога нет?
— Наш Бог лежит под большой трибуной, а на ней стоят наши вожди.
— Это как, прямо по могиле топчутся?
— Это еще что! У нас еще парады прямо на погосте проходят.
— Какие страшные дела творятся у вас. – Пораженной повторил Иван. – Я о таком беспределе даже нигде и не слышал. Конечно, всякое бывает, народы разные, обычаи у них тоже, но что бы прямо по могилам ходить, это уже выше моего понимания. Ведь предки могут очень сильно рассердиться и покарать вандалов.
Понемногу все успокоились. Хотя хоббитты уже спрятали свои луки и стрелы, но держались по-прежнему напряженно, видимо не совсем доверяя толпе крестьян.
— А вы нам не верили, — тихо произнес Долбо.
Коник сочувственно смотрел на крестьян. Потом повернул голову к Ивану и насмешливо сказал:
— Что-то это мне очень сильно напоминает. Не подскажешь, Ваня, где такое же еще могло приключиться.
Коник сам терпеть не мог узды  и принуждения. Подчинялся только Ивану, и то с трудом. Даже Елена не всегда могла совладать с его необузданным и веселым нравом. Ели она начинала его приводить в чувство, то Коник сразу же грозил пожаловаться Илье Муромцу, защитнику всех животных в Лесу, что защемляются его права. На что Елена, не выдержав его прохиндейств,  как-то летом, в сердцах пригрозила страшными карами. Она не стала ругаться, а просто неторопливо подошла, начала ласково теребить его по гриве. А потом, нежно глядя в глаза оторопевшему коньку, Елена почти прошептала:
— Знаешь, дорогой ты мой пони. Если еще будешь взбрыкивать не по делу, то я защемлю не только все твои права, но и все, что болтается без дела у тебя внизу. – Она кивнула в сторону конюшни, где около дверей, как назло, лежали кузнечные клещи. Тогда Коник с ужасом понял, что Елена не намерена шутить, и всем его взбрыкам пришел конец, потому что в противном случае придет конец его конячьему достоинству. Она мягко подтолкнула конька к конюшне. – Иди туда, и подумай о своей дальнейшей участи.
Покорно стоя в стойле, он с сильной горечью подумал о многочисленных несправедливостях жизни. Но делать было нечего, после этого задушевного разговора, отлично осознав, что экзекуция будет неотвратимой, он стал ее слушаться. Во всяком случае, при хозяйке дома он вел себя вполне прилично. На заступничество Ваньки он не надеялся, понимая, что и тому может влететь по первое число. Когда Коник, в самых печальных тонах обрисовал свою дальнейшую незавидную судьбину, то Иван, вместо ожидаемого сочувствия, долго хохотал над своим другом:
— Точно, с Елены станется, лишить гвардейских кобылиц твоей гордости. Так что ты, дружище, будь поосторожнее. А может тебе железный чехол приделать? Тогда женушка уж наверняка не доберется до твоего достоинства.
В тот момент Коник только зло выругался, до конца осознав, что с приходом Елены в их дом, закончилась прекрасная пора холостяцкой жизни.
Иван отогнал непрошеные воспоминания. Жителей Зашторья ему было жаль, но сделать ничего не мог. Надо было самим как-то спасться от кровожадной комсы. Но присоветовать им что-нибудь дельное, все же было в его силах.
— Я почему-то уверен, что у вас все гораздо хуже, чем вы нам рассказали. Здесь вам даже Бормотух не поможет. Только вы сами сможете это зло победить.
— А как победить-то эту гадину, подскажи мил человек. – Воодушевлено попросили крестьяне.
В их разговор вмешался Коник:
— Помнишь, Ваня, наш колдун, как-то раз по пьяни признался, что в нашем Безумном Лесу, как-то давным-давно такая же нечисть объявилась. Тогда у нее с честью, умом и совестью были какие-то проблемы. Он тогда еще диагноз поставил… подожди сейчас вспомню… Острый припадок шизофрении на почве классовой ненависти к окружающим. Кажется, что-то подобное говорил. Так эту нечисть тогда быстро извели.
— Расскажи подробней, добрый конь. – Оживились крестьяне. – Мы тогда тоже сможем их уничтожить, и зажить как прежде.
Внезапно раздались крики и стоны. Кто-то просил пощадить его, клянясь всеми своими идолами, что больше так плохо не будет поступать. Все с недоумением посмотрели в сторону Леса. А там, на поляне, два хоббита развлекались во всю свою неумеренную прыть. Они от души били руками и ногами людей в кожаных курточках. И хотя хоббиты  были им по пояс, но устоять против них, у людей не было никаких шансов. Невысоклики-бойцы стремительно двигались, кружась около дылд, наносили сильные удары руками в живот, то неожиданно подпрыгивали, доставая руками и даже ногами их лица. Иван невольно залюбовался этой нежданной сечей. Один из драчунов, Хохмо, взглянул в их сторону, оскалил в диковатой улыбке свои зубы и проорал:
— Эти комсята хотели своего начальника откачать! – Неожиданно развернувшись, он сильно пнул человека в кожаном плаще. Тот снова закатил глаза и откинулся на траву. – А еще, ты не поверишь, Иван, они что-то записывали.
Хохмо подбежал к друзьям и показал смятые грязные бумажки, на которых корявыми буквами было что-то написано. Видимо он подобрал их на земле. И тут же убежал обратно, на помощь другу. Долбо одобрительно покачал головой, с удовольствием глядя, как двое молодых хоббитов нещадно бьют пятерых здоровых мужиков, намного превосходящих невысокликов и ростом и весом.
— Пускай молодежь развлечется. А то скучно им иногда бывает, сила молодецкая так и прет из них, выхода требует.
Иван повертел бумажки в руках и засунул их в потайной карман. В кулацком хозяйстве все сгодиться, так любил иногда говаривать купец Афанасий.
Кто-то из крестьян, покачав головой, грустно объяснил:
— Это они на нас компромат собирают. – И видя вопросительные взгляды друзей, объяснил. – То есть кто, что говорил, делал.
— А если наоборот, молчал и ничего не делал? – Сразу же уточнил Коник.
— Тогда они смотрят, с каким выражением лица это делалось. В общем, все плохо.
— Не бойтесь. Бумажки у нас, а эти долго ничего не смогут сказать. – Успокоил Коник, с удовольствием наблюдая, как воинственные хоббиты добивают невезучих собиральщиков компромата.
Размышлять над судьбой несчастной страны и ее жителях путникам было уже некогда. Силач предупредил, что из-за шторок может прибыть помощь. Их перепалку и драку на поляне, там, наверняка слышали, так что можно было даже не сомневаться, что меры уже принимаются. И действительно, до их слуха донеслись какие-то подозрительные звуки, словно строился большой отряд. Слышались команды и лязг оружия.
Иван успел только присоветовать несчастным крестьянам:
— Вообще-то, вам бы лучше к Советникам обратиться. Знаете такое племя?
— Живут у нас такие. Но они тоже против нас. Никакого доброго совета мы так от них и не дождались. А если они что-то и говорили, так нам от этого выходило только хуже.
— Тогда у вас, братцы, лишь один выход. Объединяйтесь. И вот только тогда, всем миром сможете очистить свою страну от этой напасти. Конечно, есть и другой путь. Колдун вроде говорил, что можно и какой-то экономикой победить эту гадину, но он слишком долгий и трудный. Так что прощайте и удачи. А нас свои проблемы ждут.
Вся компания быстро пошла своей дорогой, кем-то неведомым им предназначенной. Когда Иван оглянулся, то увидел, что крестьяне о чем-то оживленно беседуют и размахивают своим оружием.


Неведомое вмешательство.
Или появление новых персонажей.
Дорога, вымощенная Красным Кирпичом, услужливо подставляла свою спину друзьям. Они дружно шагали навстречу своей судьбе, отмеряя пыльные версты.
Хотя если разобраться, куда бы ты ни шел, даже если бежишь от своей судьбы, то все равно идешь к ней. А если ты еще бежишь и от себя, то все равно – конец один. Эта ветреная дама вездесуща. И может показать человеку как и свой брутальный зверский оскал, смердящий смертью, так и послать обольстительную улыбку надежды и веры в лучшее. Все зависит от ее настроения. Но компанию мало интересовали подобные рассуждения, они старались как можно дальше уйти от негостеприимных Железных Занавесок, с их опасными обитателями.
Раскаленное солнце, краснея, стремительно скатывалось за лес. Все очень устали, но старались, чтобы от странных строителей мрачного Светлого Будущего оставалось как можно больше шагов и поворотов. 
Первым не выдержал Коник. Он еще до конца не отошел от приключений на постоялом дворе. До сих пор на шее виднелся рубец от веревки.
— Все, приехали.
Компания согласно остановилась. Стали озираться, выискивая место, где можно спокойно переночевать.
Лес сплошной черной стеной вплотную придвинулся к дороге. Никому не хотелось лезть за эту темную загадочную стену, места были незнакомые, и кто мог там жить, друзьям было как-то неинтересно знать. Живет, и пускай себе живет, а мы здесь не надолго, только переночуем, никого трогать не будем. После недолгих споров, все таки решили идти вперед, пока не попадется место поприличнее, и главное у дороги. Как всегда, в таких случаях, Лес добросердечно помог. Тех путников, которые не нарушали его немудрящих законов, он не обижал. И иногда даже немного помогал. Спрямляя тропинки, или выдавая во временное владение маленькие полянки.
Вскоре, рядом с обочиной появилась такая уютная полянка. Быстро и дружно разбили лагерь и развели костер. Недружелюбные лесные тени попрятались в густых кустах, когда веселый рыжий огонь костра стал весело лизать дно котелка с похлебкой. Когда все поели, Долбо достал свою вместительную фляжку и налил всем вина. Теплая тихая ночь мягко опустилась на землю, костер угомонился и лишь изредка пускал крохотные язычки пламени да постреливал сгоравшими сучками, как бы одобряюще подмигиваю Ивану со спутниками, успокаивая, что все будет хорошо.
Никто не решался нарушить благостную тишину, молча смотрели в уголья, и каждый думал свою думу. Первым, как всегда, не выдержал Коник:
— Ну, что, товарищи, - очень похоже пародируя давешних встречальщиков у Железных Шторок. - Куда путь держим?
Мягкая, спокойная тишина стала тягучей. Никто не решался задать этот животрепещущий вопрос вслух. И даже про себя старался не думать о дальнейшей дороге. Коник повернул голову к Ивану.
— Давай Иван, не томи душу, чего удумал-то? Ведь сам говорил, что в царских архивах что-то читал о Советниках.
Иван долго молчал, покусывая травинку. Потом тяжело вздохнул, словно решаясь на что-то очень неприятное.
— О племени Советников я, надеюсь, все слышали?
Хоббиты недоуменно переглянулись и отрицательно покачали головами.
— Ваш Гэндальф, кстати, тоже был из этого племени, только он почему-то с ними расстался.
Вдруг Коник весело заржал:
— Эти деятели случайно не из страны Советов будут?
— Говорят, кто-то из них там окопался. Врать не буду, загадочная это страна. А может они все оттуда родом. Кто ж их знает. Они могут только много советовать, а вот о себе рассказывать не любят.
Вдруг кто-то из хоббитов печально протянул:
— Гэндальф Белый покинул нас. Сейчас он живет…
— Где живет, неважно, - перебил Коник, на этот раз, пародируя Долбо. – Важно, с кем нам сейчас посоветоваться, и где найти этого советчика.
Все согласно промолчали. Иван продолжил:
— Советники есть во всех уважающих себя царствах и странах. Но только толку от них мало. Нам надо искать главных. Мелюзга нам ничем помочь не сможет, только запутают, как это у них заведено.
— А зачем? – Резонно возразил Коник. – Что мы вообще забыли на этой дороге. Пошли лучше домой, Иван.
— Боюсь, домой мы теперь попадем не скоро. Сам видишь, куда бы ни шли, дорога идет от дома. От судьбы не убежишь.
С этими словами Иван потянулся и умиротворенно улыбнулся. Для себя он решил, пока не задавать столь далеко идущих вопросов. В первую очередь необходимо было разобраться с настоящим, а там, дальше, будет видно. Тем более он догадывался, что от них теперь мало что зависит. Он вытянулся во весь рост и откинулся на суму. Его примеру последовали все остальные, устраиваясь, кто как сможет, благо земля была теплой и сухой. Никто даже не удосужился на ночь выставить дежурных. Но ночь прошла спокойно. Судьба пока хранила друзей, явно для каких-то своих, неведомых им, целей.
Утро застало путешественников уже собирающихся в дорогу. Первым на дорогу Вымощенную Красным Кирпичом вступил Долбо и тут же его горестный стон унесся к верхушкам деревьев, а оттуда умчался в чащу, будя неприветливый с утра Лес и всех его обитателей. Когда встревоженные путники выскочили на дорогу, их глазам предстало то, чего они никак не ожидали увидеть. Такое им не могло присниться даже в самом страшном сне. Привычная дорога, Вымощенная Красным Кирпичом, к которой они уже успели привыкнуть, исчезла, а вместо нее рассекала лес ровная серая полоса, уходящая вдаль по обе стороны от опешивших компаньонов. Все дружно уставились на Ивана, ожидая от него объяснений.
– Я же говорил, что нас ожидает еще много интересного. – На удивление спокойно промолвил Иван.
Он почесал затылок, попробовал ковырнуть Серую дорогу носком сапога и безмятежно посмотрел на своих товарищей.
Вдруг по серой бесконечной полосе прокатилась красная волна. Казалось, в глубине дорога бурлит всеми оттенками красного и серого. Друзья испуганно отскочили на безопасную обочину и во все глаза уставились на бесплатное чудо. Через несколько минут все оттенки красного исчезли, растворившись в сером фоне. Но зато прокатился долгий утробный вздох, словно кто-то громадный только что что-то проглотил, и теперь удовлетворенно откинулся в кресле. Все также внезапно затихло. Неугомонный Коник понюхал серое плотное полотно, ковырнул его копытом, пробуя на прочность. Потом подумал, развернулся, вздернул хвост, и на дорогу пролилась горячая струя. Все остолбенели от такого хамства, но ничего не произошло.
— Настоящая, - удовлетворенно промолвил парнокопытный экспериментатор. – Но что же это было, а Ванюшь? Ты же спец по всяким колдовским загадкам.
— Это неважно. Вопрос в другом, - вмешался Долбо. – В какую сторону идти?
— Мы как всегда налево, - весело скаля зубы, заржал Коник. – Верно, ведь, Ваня. Так что, кто куда, а мы налево.
Иван вздохнул и почесал затылок. В этот раз надежнейшее средство для усиления мыслительного процесса не помогло. Однообразная Серая дорога уходила влево и вправо, одинаково скрываясь за лесом. Никаких указателей не наблюдалось. Он приставил ладонь козырьком к глазам и посмотрел на право, а потом на лево. Вздохнул. Сплюнул на дорогу.
— Уговорил, гривастый. Пошли налево. Впрочем, нам все равно куда идти. Глядишь, куда-нибудь и придем. Тем более там мы еще не были.
 — Где там, а, Ваня? Что-то ты темнишь.
— А там, где нас не было и нет, но глядишь, можем и быть. – Загадочно сказал Иван, потом неопределенно махнул рукой куда-то в сторону Леса, и зашагал по новой дороге.
Компания, вслед за своим предводителем, сначала осторожно, а потом все смелее зашагала по новой дороге, Вымощенной Черт Знает Чем, как выразился Долбо. Через несколько минут все дружно выдохнули и выругались, когда неожиданно дорога превратилась в тропу, а потом исчезла за непроходимой стеной леса. Деревья недружелюбно ощетинились штыками ветвей, недвусмысленно намекая, что дальше дороги нет. Тут даже Коник не нашелся, что сказать, только пробормотал:
— Явно Елена расстаралась. Даже здесь нельзя налево сходить.
Никто не стал комментировать шуточку  коня, а просто молча повернули назад.
— Хоть бы истукан какой-нибудь верную дорогу показал, - пожаловался Коник. – А то идем, незнамо куда.
— Куда-нибудь да придем, - философски ответил Иван. Помолчав, все же добавил. – Теперь от нас мало что зависит.
— Я вот сейчас прямо здесь сяду, и пущай мне извозчика в ливрее на шестисотой печке подадут. – Упрямо заявил Коник. – А своими ногами я дальше никуда не пойду.
Хоббиты молчали, напряженно вглядываясь в лес. Все понимали, что время для легкой прогулки закончилось. Но что их может ожидать в ближайшем будущем, было непонятно, и это пугало.


* * *
Человек в черном одеянии удовлетворенно потянулся в кресле. Волшебный кристалл нехотя, пуская искры, гас. Он почесал свою давно немытую бороденку и раздумчиво проговорил:
— Ну-с, господа хорошие, теперь все идет как надо. И главное все идут куда надо. – Он неприятно рассмеялся. – Простите за каламбур. А вот этому хвостатому надо будет при первой возможности какую-нибудь бяку сделать, а то можно сказать, прямо в душу нагадил. Я им первоклассный хайвэй с таким трудом воздвиг, что любая Юса обзавидуется, топай и топай в свое удовольствие, а эта скотина… ни стыда, ни совести.
Выговорившись, он легко встал, сморщившись от боли в застоявшихся от долго сидения мышцах.
— От такой работы геморрой скоро можно будет получить, причем бесплатно. Так, что даже никакой Айболит не поможет.
Человек в черном одеянии вздрогнул, когда вспомнил некогда увиденное в волшебном кристалле. Этот доктор Айболит, добрейшей души человек, всегда одетый в белый халат с красным крестом, любящий всех животных и помогающий им изо всех своих сил, как-то раз приехал в Африку. Человеку в черном одеянии тогда было любопытно взглянуть на этого чудо-доктора, о котором молва слагала легенды. Но то, что он тогда увидел, поразило его в самую зачерствевшую душу. Таких методов лечения он не видел даже у святой инквизиции, когда они с молитвами и огоньком изгоняли разную нечисть из упрямых закоснелых еретиков и волшебников с ведьмами.
Вдруг он представил, как Доктор осматривает его, и, с доброй улыбкой, прямо весь светясь от счастья и доброты, выносит свой вердикт. Человек в черном одеянии попытался отогнать эту мрачноватую картинку от себя, по своему горькому опыту зная, что любая мысль материальна, и желание может воплотиться в реальности, причем, зачастую, в извращенной форме и как всегда не вовремя.
Покряхтывая, он взял с полки большую и толстую  книгу в кожаном переплете с тисненной золотом надписью: «Атлас автомобильных дорог СССР и сопредельных стран. Малое пособие для автостопщиков и гаишников». В какой библиотеке он приделал ему ноги, волшебник уже толком не помнил. Почему-то только не забывался разговор со стареньким хранителем книг, который по каким-то неведомым причинам врезался ему в память. Так в жизни бывает, незамысловатые мелочи помнятся до самого склероза, и даже тогда иногда вдруг всплывают, навевая приятные воспоминания. А вот действительно важные вещи, мгновенно улетучиваются из памяти. Тогда этот старичок случайно обмолвился, что обложка атласа сделана из кожи самого кадиляка. На полном серьезе он утверждал, что в не совсем глубокой древности жили такие страшные животные. Сверху они были покрыты железом, а вот зато внутри у них была мягчайшая, тонкая кожица. Вот ее и использовали для переплета особо ценных книг. Правда, сам маг ему не поверил, не без оснований подозревая, что если атлас когда-то и был покрыт кожей кодаляка, то теперь, обложка была обтянута обычной шкуркой молодого дермантина. Но даже эта кожа, в том захолустье, ценилась весьма дорого. Наверное, именно поэтому он и прихватил эту книгу, по пути удивляясь ее тяжести. Библиотекарь даже и не заметил, как обеднел на целый фолиант. Свою библиотеку маг очень любил. И всегда очень удивлялся тому, что книги, причем всегда особо ценные и редкие экземпляры, сами прилипали к его рукам. С этим он ничего не мог поделать, незамысловато объясняя эту свою странную склонность дурной наследственностью, доставшейся от папашки. Или каким-то очень хитрым проклятием. Поэтому он привозил литературу, откуда только возможно.
С трудом донеся атлас, маг буквально уронил его на стол. Потом стряхнул пыль и раскрыл слипшиеся страницы на букве «Л». Чихнул, после этого выругался:
— Ну, почему на «Л»? Это же не просто лес, а Безумный Лес. А на «Б» у тоже нас много стран. Попробуем найти.
С этими словами он стал водить грязным пальцем с обкусанным ногтем по разноцветным линиям, и, шевеля губами, начал читать названия городов и сел.
— Ну-с, голубчики, куда теперь путь держать будем?

* * *
Бормотух грязно выругался.
- Этот теневик в черном может всю обедню испохабить. Ишь чего придумал, хайвэи бесплатные строить. На все готов пойти, лишь бы мне пакость какую-нибудь сделать, вот же упрямый мерзавец. Я же через доверенных лиц просил его, чтобы он там дорог не тянул. Не должно там быть никаких дорог, а лишь только направления, да и то приблизительные. Смертный, надо что-то делать.

* * *
А друзья между тем все шли и шли, даже не догадываясь, какие темные силы их так злобно гнетут. Они уверенно, и ни в чем не сомневаясь шагали навстречу своей судьбе. Ведь в Пророчествах было неумолимо сказано, что они должны выполнить предначертанное Судьбой. Или кем-то еще…


Мой второй сон как продолжение.
Лето промелькнуло как один день. Заботы и хлопоты сменялись активным и не очень, отдыхом. Про свой Первый Сон я уже и думать забыл, пляжные костюмы девушек навевали другие сны, не такие загадочные и смурные. Начало рукописи пылилось где-то в глубине ящиков стола, надежно погребенное другими, не менее важными бумагами, писанины в то лето хватало и без каких-то странных, и, на мой взгляд, глупых и бессмысленных, ночных заданий.
Иногда на глаза попадались какие-то разрозненные листочки с разными записями, они вызывали смутное ощущение чего-то не сделанного, но текущие дела надежно выпихивали это мешающее жить ощущение куда-то вглубь мозгов, и оно благополучно исчезало. Приятные предотпускные хлопоты сменились гулом самолетных турбин, стуком вагонных колес, расслабляющим ничегонеделанием. К сожалению все заканчивается, причем хорошее всегда проходит моментально. Не успел я оглянуться, как наступили тяжелые послеотпускные заботы. Деньги закончились, работы накопилось валом, так что даже некогда было отдохнуть после отпуска.
Вот в такой день, когда я совсем ошалел от всех своих проблем, сыпавшихся как из рога изобилия, меня сморил легкий дневной сон. С тяжелыми последствиями.
Я снова оказался в знакомой пещере. Только теперь ничему не удивлялся и не оглядывался назад, а смело пошел по знакомой тропинке. Так же, как и в прошлый раз, высокие своды пещеры терялись в темноте, сталактиты и сталагмиты были оригинально подсвечены, и звон капель ничуть не изменился, как будто серебряные колокольцы и не выключались все это время. Хорошо помню, что я еще подумал, музыку они подхватили с того самого момента, как я оттуда исчез, и продолжили приятную мелодию в момент моего возвращения. Дышалось в подземелье по-прежнему легко.
Я неторопливо шел между карстовыми наростами и размышлял о своих сиюминутных проблемах, поэтому по сторонам не смотрел, ведь все было знакомо, и навряд ли здесь что-то изменилось за то время, пока я занимался своими насущными проблемами. Не торопясь, обошел знакомую толстенную колонну, смутно вспоминая, что где-то здесь меня встретило нечто странное. Покрутил головой в разные стороны, но никто не появлялся, вокруг было подозрительно тихо и пустынно.
— Наверное, я рано заснул и еще никто не пришел, — пробормотал я. — Так что надо просыпаться. А может подождать еще пару минут. Все-таки не зря я снова здесь очутился. Может быть, скажут что-нибудь хорошее, доброе и ласковое.
В тот момент, я отлично понимал, что ничего хорошего мне не скажут. Скорее всего, это будет очередная гадость. Или напоминание о чем-то забытом.
Тропинка шла еще дальше, пока через несколько метров не уперлась в темную, глухую каменную стену, на которой было что-то то ли нарисовано, то ли выбито. И только я сделал шаг к этой стене, что бы посмотреть на этот загадочный рисунок, как непонятно откуда появилось знакомый золотистый туман, и тут же стал наползать на меня. Я с любопытством ждал продолжения, вспоминая прошлый сон. Кто или что, тогда так мерцало, я так и не вспомнил.
Загадочное свечение стало тухнуть, и появились знакомые очертания старых знакомых. Вот тут я их и вспомнил, причем очень хорошо. А также припомнилось и задание, которым они меня озадачили. Конечно же, передо мной, собственной персоной лежал многозрачковый золотой змей, а рядом стоял царственного вида человек. Сразу же благостная и благочинная тишина превратилась в долгое тягостное молчание.
— Добрый день, — промямлил я. Почему-то чувство вины заставило меня покраснеть и опустить глаза. Руки непроизвольно спрятались за спину.
Парочка молчала, недобро глядя на меня. Я уже не купался в потоках чистой и приятной силы, как было в прошлый раз, а испытывал незнакомые доселе мне чувства: всеобъятной вины, раскаяния. В голове появилась неотвязная мысль:
— Я сейчас проснусь, и все будет по-другому, я исправлюсь, честное пречестное слово. Я все сделаю, только отпустите меня по-хорошему.
Но, как было видно по всему, мои оппоненты были настроены по-другому. Весьма решительно они хотели выяснить у меня какие-то свои вопросы.
В чувство меня привел мой собственный бредовый шепот. Неужели это я такие слова говорю. Да еще какие-то обещания делаю. Наверное, совсем крыша поехала. Ведь точно знаю, что не выполню их.
— Ты исправишься. И выполнишь все, что мы скажем тебе. — Мрачно изрек человек, сжимая кулаки и грозно блестя глазами. — Это твой единственный шанс уцелеть и продлить свое жалкое существование. Так что никуда ты не денешься… из этой пещеры.
Змей скосил на него пару из своих многочисленных желтых зрачков, а потом снова уставился на меня.
Я замолчал, раздумывая, что бы такое сказать, чтобы они поскорее от меня отстали. Вот же приставучки на мою голову откуда-то выяснились. Внезапно я вспомнил как зовут этого золотого змея. Обозвать по научному –гадом, у меня не повернулся бы язык. Поэтому радостно заорал, протягивая руку для приветствия. О том, что пожать ее змей не сможет, я как-то не подумал.
— Здравствуйте. Наконец-то я узнал Вас. Вы Великий Бормо…, ох извините, Орлангур, Великий Дух Познания. Как же я не узнал Вас сразу. А ведь так много читал о Вас. Но сразу видно, что писатели Вас никогда не видели. И даже не представляют, как Вы выглядите. Только подумать, все описания на Вас не похожи. Так что извиняйте, если можете. Я человек маленький, волшебной грамоте не обученный. – В этот момент мои гнусные переживания стали куда-то улетучиваться. Так бывает в момент острой опасности.
— Хватит зубы заговаривать, я таков, какой я есть. Но в одном ты прав, все эти бумагомараки меня никогда не видели. Разве, что Толкиен успел мельком взглянуть, когда с Фродо заходили ко мне. Но и то он снаружи оставался, не рискнул зайти. Пришлось самому выглянуть. Ведь не каждый день такие писатели ко мне в гости заходят.
— А вы почаще приглашайте. Я бы вот с удовольствием на чашечку чая заглядывал. Но только по субботам, после дневного монтажа телевизионных передач. А то сидите тут отшельником, и даже не знаете, что в мире твориться.
Зачем я стал хвастаться, мне самому было не понятно. Ведь и ежу понятно, что обо мне он знает гораздо больше, чем я сам о себе и ФСБ обо мне, вместе взятые. А уж про мировые катаклизмы, наверняка смог бы рассказать много интересного.
— У меня не чайхана. Но все же я подумаю над твоим предложением. Да, кстати, еще один момент. Если уж вспомнил, как меня зовут на самом деле, то хватит Бормотухом обзывать. Я ведь могу и обидеться.
После небольшой паузы, надо отметить выдержанной весьма эффектно, так что я даже мельком подумал, неужели в театральном училище бывал, он продолжил:
— Ладно, начало можешь не переделывать. А сейчас вернемся к нашим проблемам. Ты думаешь, Избранник, было легко сделать так, чтобы ты без помех и взяток поступил в университет. Вон, благодари его, — Орлангур кивнул плоской головой в сторону человека. — Правда, здесь надо особо отметить, я его методы не особо одобрял, и до сих пор не одобряю. Но, зато эффект оказался впечатляющим. Оказывается, он лучше меня знает современное человечество.
Тут он надолго задумался. Мы, затаив дыхание, ждали продолжения его речи. Тишину нарушали лишь равнодушные капли воды, выстукивавшие свою тайную песнь. Вздохнув, Великий познаватель мироздания, неспешно продолжил:
— Ну да, кому же, как ни ему знать все ваши человеческие дела и тайные стремления. Ведь он тоже Смертный, из твоего роду племени, правда, живет уж очень долго. Кстати, а не зажился ли ты на этом свете? А, Смертный? Чего молчишь? — Вдруг захохотал Орлангур. От его смеха у меня мурашки пробежали по спине. Смертный побледнел, его глаза потемнели, а сам он весь подобрался, как будто для прыжка.
— Ну, ну, я же пошутил, — ухмыльнулась золотая голова. — Кстати, шутка принадлежит не мне, а одному вашему Великому Вождю и Учителю, так что все претензии к нему.
После этих слов обстановка как-то разрядилась. Мне стало легче дышать, и я даже осмелился переступить с ноги на ногу. Потом совсем расслабился, и потому смог внимательнее посмотреть на своих собеседников. Ничего страшного и угрожающего моему здоровью, и уж тем более жизни я в тот момент не обнаружил.
«Кажется, тучи прошли стороной, — с возрастающим оптимизмом зашевелились мысли. — Теперь бы узнать, чего они на самом деле от меня хотят. И вообще, что за грязные инсинуации о моем поступлении?».
Воспоминания о трехгодичном абитуриенстве чуть не испортили мое настроение.
— Вообще-то я поступал сам, — я попытался оскорбиться. — Никто мне не помогал. Взяток я тоже не давал.
Мои собеседники с веселым любопытством воззрились на меня. Смертный покачал головой, то ли восхищаясь, то ли чему-то удивляясь. Потом, взглянув на Золотого Змея, проговорил, ухмыляясь краем тонких бескровных губ:
— Ты хоть знаешь, что мы для тебя сделали?
— Откуда же, ведь он усиленно готовился, света белого не видел, — издевательски протянул Змей.
— Да, готовился, — храбро заявил я. – Знаете, сколько я книг прочел. И, между прочим, все по истории, никакой беллетристики, а уж тем более фантастики или тупых современных детективов. Общеобразовательная школа-то у нас в союзе сами, небось, знаете, какая была. Настоящая, средняя-пресредняя. Так что все своим упорством приходилось постигать.
— Наглец. – Кратко прокомментировал Смертный, не переставая чему-то ухмыляться.
Это его ухмылочка меня стала потихоньку раздражать, но пока я решил воздержаться от решительных выпадов в его сторону. Что-то меня все же настораживало, несмотря на почти дружескую перепалку.
— А, английский ты тоже учил? — Голос у Золотого Змея стал уж очень ехидным. — Историю отставим в сторону, ты ее и без того неплохо знал. Нечего поклеп на школу возводить. А вот язык вашего вероятного противника…
В пещере повисла пауза, они ждали от меня ответа. А что я мог на это возразить. Действительно, английский для меня был… был… ну не знаю как бы это помягче выразиться. Хорошо, что теперь он для меня действительно «был». Очень надеюсь, что хотя бы в ближайшем будущем, этот язык не станет для меня «есть». В общем, когда я его в очередной раз пытался зубрить, эти слабые попытки вызывали у меня стойкую аллергию. Которая, в свою очередь, порождали мрачные мысли о слабости нашей армии и, чахлой разрядке в международных отношениях. А также страшные проклятия в сторону строителей небоскребов из Вавилона.
— Ты знаешь, что он придумал? — с гордостью поглядев на Смертного, с долей уважения проворковал Орлангур. В его устах эти слова и интонации звучали так странно, как будто бы он гордился своим сыном, который с золотой медалью окончил школу и с блеском поступил в университет. На бесцветных щеках человека медленно проступила бледно-красная краска, он потупил глаза, и пробормотал:
— Да ничего сложного, им все равно бомбы девать некуда было.
— Какие бомбы? — Такой поворот разговора меня обескуражил. Сначала моя учеба, а потом какие-то бомбы. Что будет дальше, я уже даже и предположить не мог.
— Ты, что новостей не смотришь? Там в каждом выпуске о войне говорят.
— О какой из… их сейчас много. Все со всеми воюют, воюют, никак поделить не могут чего-то.
— На Балканах.
— А причем здесь эта война. Там уже лет сто никак не могут успокоиться. Даже больше.
— На первый взгляд действительно ни причем. И с твоим поступлением ну никак не может быть связана. В том и прелесть таких многоходовых комбинаций, когда истинную правду знаешь только ты. В смысле, конечно же я, и еще мой помощник. А другие даже не догадываются о настоящих целях, которые мы преследуем. Должен с гордостью сказать, что нам в этот раз это удалось от и до.
— Это совпадения, и ничего более. Подумаешь, в этот год отменили вступительные экзамены по иностранному языку. Об этом еще говорили за год до этого. – Упрямо сказал я. – Не верю я, что это был наш ответ американским бомбардировкам на Балканах.
— Совпадения совпадениям рознь. Ты об этом отлично знаешь. Не мне тебе рассказывать. А вот то, что люди не связали эти события между собой, и даже ты подумал, что это странное, но удачное стечение обстоятельств, наглядно доказывает, что мы все-таки самые умные существа в данной части Вселенной.
Мне уже надоели эти хвастливые разговоры, хотелось как-то их осадить. Ишь чего удумали, распоряжаться чужими жизнями. Крутить историей, как этим двум отшельникам вздумается. В конце концов мы люди, и можем сами выбирать что нам делать в данный конкретный момент времени. Мне как-то очень не хотелось думать, что я обычная тряпичная кукла, привязанная ниточками к рукам кукловода. Тем более такого странного.
— Умища у вас действительно девать некуда, так и прет в разные стороны. Так что если вы такие умные и великодушные, то сделайте меня богатым и счастливым. А вообще-то если это хоть немного правда, то осмелюсь сказать, если вы не знали об этом – там же люди гибли.
— Правды не бывает «много» или «немного». Правда она и есть правда. А тебе Избранник я бы очень хотел напомнить…
В этот момент пещера с моими собеседниками закружилась перед глазами, размазываясь в яркие, светящиеся золотым и красным тона, полосы. Голос Орлангура отдалялся, размываясь эхом. И я потерял сознание.
А может, и заснул.
Когда я проснулся, то все дела, которые до того казались неотложными и важными, неожиданно мне представились не стоящими и выеденного яйца. Тем более денег как всегда ни у кого не было, так что перехватить до зарплаты не удалось, пришлось выкручиваться на левых шабашках. А разговоры моего чуткого руководства о том, что надо честно и много работать, а зарплата подождет, мне уже к тому времени порядком поднадоели. А уж фраза, «не в деньгах счастье», меня просто добивала своей простотой и глупой наивностью. Так и хотелось сказать: «Сделайте меня несчастным. Можете сделать даже очень несчастным. Я не против, но дайте много денег». Все-таки об этом хорошо размышлять на полный желудок. Я всегда был абсолютно уверен, что автор этой фразы явно погорячился, ляпнув ее, совсем не подумав о последствиях. Все-таки, скорее всего, он был в благостном расположении духа, а такое состояние бывает только после плотного и вкусного обеда.
Как бы там ни было, но эти хлебные шабашки не занимали много времени, работа тоже сильно не отвлекала, и поэтому я снова засел за свой любимый старенький компьютер. Долго искал файлы, где хранились похождения необычной компании: человека, коня и хоббитов, которые стали мутантами, кстати совершенно неожиданно для меня. Попутно находились старые документы и материалы, о существовании которых я уже и забыл. Или не смог найти в свое время. Еще очень отвлекали картинки игривого содержания когда-то скачанные из интернета. Все эти увлекательные занятия отнимали очень много времени. Но все же, в результате упорных поисков нужные файлы были найдены, причем, как всегда это и бывает, в самом неожиданном месте. И я снова погрузился в приключения.

События начинают стремительно развиваться.
Странная компания продолжала уныло брести по Дороге Вымощенной Черте Чем. Даже Коник подрастерял свое прекрасное чувство духа. Он угрюмо переставлял копыта. И иногда донимал Ивана одним единственным вопросам, когда же они пойдут домой. Иван отмалчивался, только один раз озадачил своего друга странным ответом:
— А, может, мы и идем домой.
От удивления Коник даже споткнулся.
— Как это «идем домой?»
— А вот так. Ты же не знаешь, куда эта дорога идет? Не знаешь. И я не знаю. И даже не догадываюсь. Так что перестань ныть, а то перед хоббитами неудобно. Им же еще тяжелее, чем мне или тебе, приходится. Кстати, помнишь, что тебя дома кузнечные клещи ожидают. Елена пообещала все-таки твое добро межножное вырвать под самый корешок, чтобы не трепыхалось, где ни попадя.
— Ну, сходил вечерком в конюшни, с подружками и друзьями попрощаться…, - хмуро буркнул Коник. – Ведь не известно когда обратно будем.
— Значит, все было тихо и спокойно. – С ехидцей уточнил Иван. – А почему тогда с самого утра Главный Конюшный прискакал? И весь в синяках?
— Понимаешь, Ванюша. Так, случайно, получилось. Там же темно, в этих стойлах, вечный век экономят на нас, бессловесных тварях. – Коник по своей извечной привычке попытался перевести неприятный разговор в иное русло, или найти других виноватых. Зачастую у него это отлично получалось. – Вот я там невзначай споткнулся. И, не поверишь, когда начал падать, то ненароком зацепил его копытом.
— И сколько же раз ты падал, болезный мой? – Иван продолжал подначивать друга, отлично зная эту историю из первых уст. – Не устал там, в грязи валяться?
— Там чисто. Сам знаешь, как с этим строго, все-таки гвардия, не какие-нибудь стражники у Дворцовых Брешей. А падал…,  - Коник замялся, но, видя насмешливое выражение лица Ивана, и догадавшихся обо всем хоббитов, с вздохом сознался. – Не считал, конечно, как-то не до этого было. Но два разочка промахнулся, это точно. Ведь он же прутиком махал, мог и в меня случайно попасть. Верткий он гад оказался, и темно к тому же. Так что я просто защищался. А всего-то делов-то было, что задержался после полуночи… ну, под утро. Ладно, не ухмыляйся так гнусненько, перед самым построением со своей подругой развлекался.
— Елена его с крыльца спустила, сказав, что не верит ни одному его слову и синякам. Заступилась, цени, неблагодарный. Но твое хозяйство все-таки обещала оторвать. Так, на всякий случай.
Трусливо поджав свой роскошный пышный и длинный хвост, Коник затрусил вперед, обгоняя компанию. А те только рады были позубоскалить над его приключениями. Вскоре Иван тоже ускорил шаг, пытаясь догнать друга, успокоить его. Хоббиты тоже не отставали от неразлучной парочки, упрямо таща свои тяжелые мешки. Только иногда о чем-то тихо переговаривались. Уже под вечер, Иван все же спросил, о чем они там всю дорогу шептались. Долбо нехотя ответил:
— Понимаешь, в чем дело, Иван. Мы с вами оказались в общем-то случайно. Если бы не совет Гэндальфа, мы бы никогда не встретились. К тому же цели у нас, как я догадываюсь, совершенно разные. Мы должны найти способ стать такими же как и все наши милые родственники. А вы… уж извини меня, но ты так и не сказал, зачем ты с Коником отправились в путь. Но, как я понимаю, ваша миссия тоже важна, хотя мы до сих пор даже не догадываемся об ее значении.
Иван переглянулся с Коником. Тот согласно кивнул головой:
— Правильно он говорит. Раз уж мы все оказались здесь, на одной дороге, и к тому же вместе куда-то идем, то, конечно, надо ребят просветить. Пускай удивляются.
Иван помолчал, продолжая ходьбу. Потом, решившись, сказал:
— А мы сами не знаем, куда идем.
— Как это, - опешил Долбо. Остальные хоббиты лишь молча слушали, не вмешиваясь в разговор. Долбо с понятным подозрением спросил. – Ведь если человек куда-то идет, значит ему туда нужно. Или не так?
— Так-то оно так. Но бывает, что человек знает свою цель. Но не знает, как туда дойти. Вот как с вами. Ваш же Гэндальф точно не сказал, куда вам надо попасть. А направил к нам. Ты не подумай ничего худого, мы ничего не скрываем. И уж если оказались вместе, значит кому-то так очень надо.
— Найти бы этого, «кому так очень надо», - проворчал Коник. – Я бы, по его хотелкам, с превеликим удовольствием бы постучал. Чтобы расхотелось, раз и навсегда. И не сбивал людей с пути истинного.
Иван не обратил внимания на ворчание Коника, и спокойно продолжил свой рассказ:
— Дело в том, что есть предсказания великого Орлангура.
— Шибко умный змей. – Тут же влез Коник. – Некоторые недовешенные умники утверждают, что именно он создал наш прекрасный, но недоделанный мир. Ну, и как создатель, он отлично знает, когда все вокруг в один прекрасный миг накроется лесными шишками.
Долбо вопросительно взглянул на Ивана. Тот снова покивал головой, полностью поддерживая Коника.
— На этот раз он не врет. Так вот, с древних времен сохранились Пророчества Орлангура. Я не знаю, сам он их писал, или кто-то другой расстарался. Я как-то слышал, что в глубокой древности жил один такой предсказатель, кажется, его звали Мишейде Страдамусом. Как-то так, сейчас это не важно. Так он тоже любил предсказывать гибель мира, причем в его пророчествах, это было сделано несколько раз. А ведь говорят, что он был лучшим в этом деле. Так что здесь без нашего творца, Орлангура, не разобраться.
— Ну и что такого, - не унимался Долбо. – Подумаешь пророчества, у нас тоже они есть. И тоже конец света предсказан.
— А жить-то хочется? - Неожиданно спросил Коник.
— Конечно, хочется. – Согласился Долбо. – Но я не понимаю, вы то здесь причем. Эвон сколько всяких колдунов, магов и волшебников по свету обретается. Вот они пускай, и занимаются нормальным делом, мир спасают. А то толку от них, что гоблин наплакал.
— Наверное, они зачем-то нужны, если живут. – Иван снова помолчал. – Но вот с Орлангуром встретиться они почему-то не могут. Какой-то запрет существует. Насколько я знаю, несколько отчаянных магов пытались организовать с ним встречу. Типа хотели разобраться, кто здесь главный. И в ответе за все. Но он на их рандеву не пришел, зато у них начались крупные неприятности. Больше никто не рисковал. Зато он может встретиться с обычным человеком.
— Значит, вы пошли, надеясь на встречу с ним. И даже не предполагая, где этот змей может жить? Авантюрист ты, Иван. Я думал у тебя только Коник совсем без головы. Уж извини. Но это какое-то безумное путешествие.
— Между прочим, вы идете с нами. – Немного обидевшись, парировал Иван. – Так что тоже неведомо куда. И такие же безумцы.
Разговор не клеился. Хоббиты чувствовали, что Иван о чем-то умалчивает. Но тут уже не выдержал Коник. Он спокойным, ровным голосом, без обычных для него дурашливых выпадов, посоветовал Ивану:
— Ваня, да расскажи ты им все. Тем более, что остались так, одни мелочи. 
— Ладно. Так вот. В нашем городе начало что-то происходить. Вроде бы ничего такого особенного. Но…, как бы это внятней выразиться…, постоянное ожидание чего-то плохого. К тому же, в ближайшем Лесу, тоже стало очень неспокойно. Вот мы с друзьями и задумались, что же такое происходит. Вроде бы, на первый взгляд, все как всегда. Ничего тревожащего. Птицы хвостом вперед не летают, рыбы из реки не выползают. Мертвые тоже спят себе спокойно на погосте. Ну, разве что весна необыкновенно ранняя наступила, и притом очень теплая. Но так и раньше бывало. Но вот у всех на душе стало неспокойно. А еще всякие предсказатели зачастили к нам.
Тут Долбо задумчиво произнес.
— Знаешь, Иван, а ведь у нас в Хоббитании тоже самое происходило. Я-то думал, что это только у меня с товарищами. Ну, ты же знаешь о нашей беде. А перед самым нашим уходом оказалось, вся страна чего-то плохого ждет. Я скажу больше, хоббиты почти совсем перестали ходить в кабачки. С наступлением темноты все сидят дома, и даже носа на улицу бояться показать.
— Вот и я о том речь веду. Только наши мужички не прекратили по кабакам шастать, нет ничего лучше для успокоения нервов, чем добрая кружка пива. Но вот дети, действительно, перестали по вечерам по улицам носиться. И вот тут-то и всплыли эти Орлангуровы Предсказания. Вернее сказать, они исчезли из царского хранилища. И никто даже не может предположить, как это случилось. Вы зря мне не верите. Можете спросить у Коника. Он расскажет, как охраняется это хранилище. Я как раз хотел их перечитать, может что-то дельное там есть, но все книги с пророчествами оттуда исчезли. Это, конечно, может, ничего и не значило бы, если бы не всеобщее беспокойство. Потом, как-то раз, у меня была встреча с нашим царем. Ему тоже было тревожно, хотя на границах было очень спокойно. Все соседи выказывали свою дружбу, никто с войной на нас не пер. Он и попросил меня разобраться в этом странном деле.
— Ванька, ты еще расскажи, как тебя Елена, ни с того, ни с сего провожать вздумала. – Коник подошел поближе к компании, слушая Ивана. И добавил. – Елена, это его жена.
— Да, было дело. Я сам в тот вечер немного ошалел. В общем, приходим мы с этим гривастым обалдуем домой, поздно вечером. В кабаке сидели, все думали да размышляли, что это вокруг творится. Ну, почти трезвые. В общем, норму мы сейчас знаем. А тут Елена нас встречает прямо во дворе. Обычно она меня дома дожидается, на улицу не выходит, чтобы, значит, перед соседками не позорить, когда воспитывать начинает. А тут такое удивительное дело. Его даже в стойло не стала отправлять. Смотрит на нас так грустно, у меня аж сердце захолонуло. А потом говорит, что нам пора собираться в дорогу, мол, все наши вещички уже собрала. Мы с Коником чуть не протрезвели. А она добавляет, что сегодня днем у нее было странное видение. Средь бела дня, когда она убиралась в доме, ей явился странный, здоровенный змей. Глаз у него много, а сам весь золотом блестит. Она, конечно, вначале испугалась. А потом слышит, как змей человеческим голосом ей вещает. С перепугу она сначала, конечно, ничего не поняла. Но этот змей все же сумел ее успокоить и втолковать, что мне с Коником надо собираться в путь-дорогу. Зачем и куда, она так толком и не поняла. Змей что-то шипел о предначертанном пути, о спасении мира. Потом исчез. Но, вот что странно, после него возник какой-то человек. Елена его не сумела запомнить, вроде бы был одет во все черное. Он тоже попытался что-то ей втолковать. Но тут снова возник этот золотой змей, и они стали ругаться. И почти сразу же оба исчезли.
Иван замолчал. Компания, затаив дыхание, слушала его. Даже Коник не сопровождал его рассказ своими замечаниями, погруженный в какие-то размышления. Вздохнув, Иван поправил свою суму на спине Коника, и продолжил:
— Мне много довелось увидеть, а еще больше услышать о всяких разных удивительных событиях. Знаю и о видениях, приходящих к людям. И точно знаю, что во время такого сеанса видения,  не может быть одновременно несколько вещунов. Всегда приходит только один. Так не бывает, чтобы человек сразу несколько голосов слышал, а тем более видел говоривших. А тут они еще спорили и ругались о чем-то. Так что сами понимаете, я Елене сразу поверил, уж слишком странное у нее было видение. Какое-то очень неправильное, а потому очень правдоподобное.
Воспоминания с такой силой нахлынули на Ивана, что он даже почувствовал прохладу ночного воздуха, запахи цветущих  деревьев, знакомый, до самого последнего звука и  травинки родной двор. Ощутил, как руки Елены трепетно гладили по его голове. Даже довольный всхрап Коника, когда она потрепала его гриву.
Иван постарался отогнать грустные воспоминания о доме, и быстро закончил свое повествование:
— В общем, вышли мы как можно скорее.
Долбо долго молчал, что-то обдумывая, а потом снова спросил:
— Иван, ты извини, но мне все же непонятно, как вы дорогу-то выбирали? Вот просто взяли и пошли? Мне что-то плохо вериться. И куда вы путь свой держите?
Иван терпеливо повторил:
— Сейчас мы ищем дорогу, ведущую к Орлангуру. Мы хотим узнать, что за такие мрачные предсказания он написал, нельзя ли их отменить или хотя бы отсрочить. А вот как попасть к Великому Змею, я не знаю. Но легенды говорят, что если тебе надо с ним встретиться, и он не против, то все дороги будут вести к Орлангуру. Такой закон, хитрец придумал, чтобы лишний раз не мешали, раздумывать о судьбах этого мира. Поэтому мы просто вышли из города и пошли, куда глаза глядят и ноги несут.
— Слишком уж путаные дороги. Нельзя ли попроще, как-нибудь.
— Не знаю. Но что-то мне подсказывает, что сейчас не все так просто, как может показаться на первый взгляд. Чем дальше я иду, тем больше у меня сомнений, правильно ли мы выбрали дорогу.
Так, за разговорами, незаметно наступил вечер. Лес снова не подвел, организовав уютную полянку, окруженную низкорослым, но плотным кустарником. Здесь же стояло высохшее дерево, поэтому не пришлось снова лезть в чащу, рискуя каждую секунду напороться на острейшие ветви, которые всегда ощетинивались перед ними, стоило только переступить невидимую границу.
Утро начиналось как обычно. Не успело солнце взойти, как компания уже дружно шагала по странной серой дороге. Но ближе к полудню начались странные вещи.
Нежданно-негаданно дорога сделала крутой поворот. Такого здесь еще друзья не видели, но не обратили внимания на эту странность. Стоило им только миновать его, как рядом с серым полотном начала вспухать земля. В разные стороны побежали трещинки. Они оторопело смотрели, как из-под твердой земли начало что-то вылазить. С легким чпоканьем над ней показалась верхушка камня. Что-то еще раз чпокнуло и камень стал лезть быстрее. Вскоре он появился во всей своей красе и оказался большим менгиром.
Друзья с удивлением уставились на новое чудо. Ивану сразу показалось, что менгир здесь появился совсем не случайно, не просто так. Впрочем, просто так они никогда не показывались. У него крепло убеждение, что этот древнейший каменный дорожный указатель вылез на свет божий по чьему-то наущению. Хотя, может, и недосмотру. Слишком как-то вся их экспедиция состояла из сплошных странностей. Такого в его жизни ещё не было. Конечно, случались всякие происшествия: приятные и не очень, запланированные и совершенно нежданно негаданные, но такого как в этот раз… Как ни напрягал он память, так и не смог припомнить. Даже слухов о так чуде не было.
Между тем менгир полностью вылез из земли. Покряхтел, устраиваясь поудобнее. Спутникам показалось, что чьи-то заботливые руки разровняли вокруг него потревоженную почву, заделывая маленькие трещинки и высаживая новую травку. Через минуту уже было такое ощущение, что этот древний камень пролежал на этом месте много веков, если не сказать – тысячелетий.
Повинуясь древней традиции, Иван подошел к камню, с его рост высотой, и поклонился. Он уже давно убедился, что менгиры просто так на дороге не валяются, и чаще всего встречаются на развилках трех дорог. Почему именно трех,  а не четырех или двух, ни один волшебник так и не смог внятно объяснить. Поэтому никто не обращал никакого внимания на эту их странность. К тому же, не каждому путнику он являлся. Почему так происходит, тоже никто не знал. Да, в общем-то, и не стремились. На расспросы Ивана, специалисты от волшебного цеха, только недоуменно пожимали плечами, глубокомысленно покачивали островерхими колпаками и теребили седые бороды. Но вразумительно объяснить природу этих волшебных камней так никто и не смог. Но одно Иван понял давно, наученный горьким опытом – прислушиваться к советам менгиров не стоило. Мало ли кто мог выдолбить послание на каменистом боку. Но прочитать их все же следовало. Хотя бы отдавая дань традиции и усилиям неведомо кого, поставившим предостерегающий указатель на их дороге. Мало ли, может, что путное и присоветует. Но пока толку от их советов было совсем немного.
Иван провел рукой по теплому, чуть замшелому камню, хорошо отшлифованному с одной стороны. Потом стал вчитываться в послание, составленное неведомо кем и где. И главное, для чего и для кого. Но выбитые буквы, как ни странно, никак не хотели слагаться в слова. Даже не помогало то, что читал в слух, правда, тихо, бормоча себе под нос, чтобы его верный товарищ не услышал. Но Коник уже догадался, что у Ивана снова возникли проблемы с грамотностью. Он хотел, было, по-своему обыкновению отпустить какую-нибудь ехидную шуточку, но, перехватив предупреждающий взгляд Ивана, внезапно заткнулся, и только нетерпеливо переступил копытами, подгоняя Ивана.
А у Ивана действительно возникли проблемы. Только не те, о которых подумал Коник. Перед его удивленным взглядом буквы на камне кривлялись, расползались в разные стороны, прихотливо менялись местами, а то начинали превращаться одна в другую, чтобы потом внезапно исчезнуть, и появиться вновь. Прочитать послание не было никакой возможности. Иван хотел было уже выругаться или стукнуть кулаком, бывалые читатели менгиров говорили, что это иногда помогает, но тут раздался глухой голос, шедший прямо из глубин менгира. Медленно растягивая слова, этот голос предупредил:
— Только без рукоприкладства, пожалуйста, ведь сам себе руки отобьешь. И мата не надо. Учти, дорога тоже общественное место, здесь даже культурные люди встречаются. – А потом тяжело вздохнул и добавил: - Но, почему-то так редко.
От неожиданности Иван присел и замер, глядя на валун. А тот неторопливо продолжал:
- Погоди, торопыга. Сейчас настроюсь.
Действительно, через несколько секунд, буквы самостоятельно выстроились в стандартные три строки. Теперь уже Иван, напряженно морща лоб и шевеля губами, прочитал:
«Направо пойдешь – славу найдешь!
Налево пойдешь – деньги найдешь!
Прямо пойдешь – домой вернешься!»
Компания с большим удивлением услышала выдолбленные пророчества. Еще больше недоумение вызвало само появление указателя, да ещё к тому же словоохотливого. О говорящих менгирах никто никогда не слыхом не слыхивал. А уж встречаться с ними никому не доводилось. Мало того, даже слухов или легенд о таком чуде нигде не существовало.
После этого, сам прогноз уже удивлял не так сильно. Хотя подобных предсказаний менгиры отродясь не делали. Обычно это были жутковатые предупреждения или предостережения чего не надо делать. Но такой благоприятный прогноз почему-то тревожил и пугал ещё больше, чем известия о грядущих неприятностях.
Только Коник остался верен себе, пошутив:
— Иван, а Иван, а там четвертой дорожки нету? Ну, чтобы все вместе, а то пока туда сюда, деньги да славу соберем, сколько же времени пройдет! А домой уже охота, сил моих лошадиных нет!
— Ну, сил то у тебя хоть отбавляй.
Немудрящие шутки немного развеселили путников. Но неожиданно менгир проскрипел:
— Подожди Ваня. Это еще не все. Совсем забыл, старый, что ли стал? Вам тут хмырь один поскриптум оставил. Что уставились, сам о таком чуде впервые слышу. Ну и времена нынче настали, - тяжело вздохнул камень. – Всякие поскриптумы принялись долбить на нас. Ох, и куда катимся?
— Ну, тебе катиться уж точно некуда, - пошутил Коник.
Менгир не обратил внимания на эту незамысловатую шутку. Он замолчал, и словно бы глубоко задумался. Потом он стал тяжело раскачиваться из стороны в сторону и потихоньку вылезать вверх. Как будто больной, но еще крепко сидящий в своем дупле зуб, вырывал не очень умелый, и к тому же слабый, зубодер. Камень замер, потом снова тяжело вздохнул и вылез еще на несколько сантиметров.
— Читай Ваня, больше не могу. Боюсь свалиться на бок. Вам меня потом не поднять.
Иван нагнулся к самой земле. Раздвинул рукой невысокую реденькую травку и прочитал вслух:
— Пункт А: слава – дым.
— Пункт Б: деньги – грязь.
— Пункт В: возвращаться – плохая примета.
Иван оторвался от странной надписи и задумчиво спросил:
— И кто это такой грамотный здесь выискался.
Коник тут же громко возмутился:
— Ну и какая скотина это выдолбила. Мало того, что такой приличный камушек, такими неприличными поскриптумами испохабил, так ещё нам несчастным, все мозги запудрил. Эх, попался бы мне этот шутник под копыта!
Остальные недоуменно молчали. Покачиваясь, видимо действительно на земле держался очень плохо, менгир объяснил:
— Да говорю же, хмырь один, весь в черном одетый. Перехватил меня в дороге и давай долбить. А я что, школьный туалет или, спаси меня Орлангур, забор какой-нибудь дощатый, чтобы всякую фигню на мне писать, - обиженно просипел камень. – Но, я сделать ничего не мог. Сила у этого дятла-долбителя была немереная. Магическая.
— А на словах он ничего не просил передать?
— А что, это ваш знакомый? А вы, вроде, мне показались вполне приличными людьми, ну, кроме этого гривастого копытного безобразия. Знал бы, в жизни бы не стал с вами связываться коли вы с ним знаетесь.
— Но, но, за безобразие ответишь, - с этими словами Коник недвусмысленно повернулся к камню задом и сделал очень задумчивую морду.
Пришлось Ивану срочно вмешиваться, пока дело не дошло до полного скандала. Успокаивая, он похлопал по морде своего друга, а Менгиру сообщил:
— Сами в первый раз о таком чудике слышим.
Менгир задумался, надолго погрузившись в какие-то, исключительно ему ведомые, дали. Тяжелый мыслительный процесс отражался только его монотонным покачиванием и тихим поскрипыванием. Коник от нетерпения даже его копытом легонько ткнул. Очнувшись от своих раздумий и размышлений, наверное, о несовершенстве мира и безобразиях невоспитанных пешеходов, он проворчал:
— Но, но, скотина хвостатая, копытцем-то своим полегче пинайся. А то не смотри, что рук, ног у меня нет, но могу ведь и под землю утащить.
— За скотину ответишь, глыба неотёсанная.
— Это кто тут неотесанный? На себя посмотри пони-переросток.
Иван вновь был вынужден прервать неожиданную перепалку, как бы она ни нравилась неожиданным собеседникам. Как говориться, Менгир и Коник нашли друг друга в этом увлекательном занятии. Но время не стояло на месте, постоянно напоминая, что конец мира все ближе и ближе. Он напомнил вопрос увлекшемуся менгиру, тот говорить даже стал быстрее и чище, видно, у него было мало возможностей поболтать с другими.
— Так он что-нибудь говорил?
— Говорил. – Лаконично отозвался обиженный менгир.
— Ну, и что он говорил? – Поторопил Иван.
— Иван, ты, где учился? – Неожиданно спросил у него менгир.
Коник злорадно покосился на своего друга, но тот проигнорировал этот взгляд. Иван тоже начал злиться. Мало ему своих неприятностей, а тут Менгир ещё взялся, откуда ни возьмись. И тоже пытается учить.
— А это здесь при чем?
— Видимо, уроки риторики ты пропустил.
Что это такое, никто из собравшихся не знал, поэтому все дружно промолчали. Даже Коник задумался.
— Надо точно формулироваться свои вопросы, во избежание последующих недоразумений. – Назидательно произнес Менгир.
Столько наставительных ноток прозвучало в его голосе, что Иван даже подумал, вот сейчас он ещё поднимет вверх палец, как один из придворных колдунов, чтобы эта мысль быстрее дошла до их сознания, и сделает в этот момент многозначительную морду лица. Он потряс головой, отгоняя непрошеные воспоминания, и терпеливо спросил:
— Нам он что-нибудь велел передать?
— Нет.
— А вообще, что-нибудь говорил?
— Да так, ничего особенного. Бормотал что-то себе под нос.
Коник не вытерпел такого содержательного диалога и влез в неспешную беседу:
— Ну и о чем этот хмырь в черном болтал? Не тяни Кота В Сапогах за хвост, каменюка безголовая, не молчи словно столб каменный. Не видишь что ли, спешим мы очень, за славой и деньгами. Дома-то, поди, нас уже заждались.
— Я то может и без головы, только разума во мне побольше, чем в тебе.
Иван так посмотрел на Коника, что тот словно чем-то подавился. Он обиженно засопел и отошел в сторону.
— Сейчас, сейчас вспомню. Ага. Вот. Не дословно, конечно, но уж извините, не очень я вслушивался. Извините великодушно, я его немного ругал. А этот человек в черном сказал, что эти недоумки все равно не догадаются о четвертом пути, безопасной дороге назад, домой, а будут упрямо лезть вперед. Себе на погибель, а мне на радость. В смысле ему на радость, а не мне. – Уточнил Менгир. – Мне-то все равно, я свое дело сделал, вам дальнейшую стезю выбирать. Так что мое дело маленькое, и как говориться у нас, менгиров, «сторона у обочины».
Путники удивленно слушали разговорившийся валун, потом переглянулись, чудеса не убывали. А совсем даже наоборот, увеличивались с каждым часом, словно снежный ком. О четвертой дороге ни в одной сказке или легенде даже не упоминалось. Это было против всех мыслимых и немыслимых правил и традиций. Тут было о чем подумать.
Менгир пошевелился и сказал:
— Ну, все. Застоялся я тут с вами. А у меня еще дел по горло.
При этих словах Коник снова ехидненько ухмыльнулся и с преувеличенным интересом уставился на каменный дорожный указатель, словно что-то у него ища, но не находя. Тот не остался в долгу:
- Молчи, ленивый рысачок, а то с собой захвачу, - предостерег он от продолжения перепалки. – Буду на тебе кататься, битюжок коротконогий. А то знаешь, под землей трудновато передвигаться, вот и буду на тебе ездить, скакунок ты мой тихоходный. А кроме вас, у меня знаешь, еще сколько заданий, ведь по свету искателей приключений шарахается весьма много. И чего вам только дома не сидится. Вот то-то же, не знаешь, а у меня на сегодня еще три заявки, и откуда вы только беретесь на нашу голову. Ну, чего вам дома не сидится, а? Жили бы себе потихоньку, пиво пили, девок бы лапали, детишек делали, так нет, как будто шило в одном месте сидит. Ну ладно, разворчался я что-то тут с вами. Действительно старый стал, совсем плохой. Так что до встречи на перекрестках.
С этими словами менгир стал бодренько зарываться в землю. Зашуршала потревоженная земля. Друзьям снова показалось, что невидимые ладошки разровняли место, где только что незыблемо лежал здоровенный камень, распрямили травку, заделали все трещинки. И вот уже никаких следов не осталось, только растревоженные муравьи ошалело носились взад вперед, разыскивая приглянувшееся теплое место.
Вдруг из-под земли раздался глухой тихий голос. Менгир всё никак не мог распроститься с компанией:
— А развилка скоро будет, мимо не пройдете. Просто земля там слишком твердая. Вылезать неудобно.
И совсем уже затихая:
— Кстати, Ворону вашему, птичке этой вечно обдолбанной, передайте, если будет ещё на менгиры гадить, мы ему все лапки игривые поотрываем или с собой под землю заберем, а там слишком не полетаешь!
На дорогу неуверенно опустилась пыльная, вязкая летняя тишина.
Хоббит Долбо неуверенно проговорил:
— Я слышал, что где-то обитает человечья голова, лежит одна на земле, и совсем без туловища. Так говорят еще, что она ограмадная, с голосом чудовищным, одета в древний островерхий шелом и с бородой. Так лежит сама по себе и с путниками разными грязно ругается. Ветром может так дыхнуть, что конь богатырский вместе с богатырем от этого дуновения, летят далеко, далеко аки пушинки. Думал все, врут, пустобрехи купеческие. А вот про говорящие камни даже слыхом не слыхивал.
Коник горделиво вскинул голову. Нечесаная грива взвилась, вытряхнув тучу пыли. Иван чихнул, а его друг хвастливо заявил:
— С нами пойдете, еще ни такое увидите. Мы с Иваном всякого навидались, так что разговорчивыми каменюками нас особо и не удивишь. А про голову, что ты говорил, эка невидаль. Подумаешь, дыхнуть она может, так мы с Ванькой по утрам иногда тоже так можем дыхнуть, что гвардейские лошади прям с гвардейцами, замертво падают. К обеду только оживают. И сразу похмелиться просят.
— Хорош, трепаться, друг ты мой гривастый. Надо подумать, что делать дальше.
Хохмо, как всегда стеснительно улыбаясь, задумчиво спросил:
— Я вот только две вещи не понял. Что это за четвертый путь и куда он ведет? И что за человек в черном? Зачем он всякими поскриптумами такой хороший и нужный камушек испоганил?
Компания замолчала, обдумывая последние события, которые, нежданно негаданно, вдруг стали сыпаться на их неподготовленные головы.


* * *
— Ну, что, други мои, куда теперь свои сандалики направите? – Прозвучал ехидный вопрос под мрачными сводами.
Человек в черном удовлетворенно откинулся на спинку неудобного кресла, и хрустнул пальцами. В хрустальном шаре таяли, размазываясь в серый цвет удрученные и озадаченные лица дружной компании.
— А то вишь ты, чего удумали себе, - беззлобно продолжил волшебник. – Сами себе дороги выбирать. Нет, все будет по-моему. Как я захочу. А то что-то меня эти невнятные предсказания начинают малость тревожить.
Расстроенные лица компании очень поднимали его настроение. Он даже подумал, что для полного счастья иногда нужна такая малость, как, например, у соседа корова померла, вроде мелочь, а так приятно на душе становиться, что хочется ему даже посочувствовать. Или даже подарить что-нибудь, ну хотя бы доильный аппарат. Или на худой конец колокольчик для коровы.
Тут он вспомнил, как ему пришлось ловить Менгир, и тень прошедших неприятностей омрачило его давно немытое лицо, углубив морщины на лбу и вокруг глаз.
Эти камни были совсем из другой жизни и потому не подчинялись современной магии. А древние знания, как и положено местным традициям были давно утеряны. Конечно, какие-то крохи чудом сохранились, но как их правильно использовать никто не знал. Вот и взрывались волшебники сами, или уничтожали ни в чем не повинных обыкновенных граждан или своих коллег по опасному ремеслу, экспериментируя с древними магическими артефактами и заклинаниями. Бывало так, что целые села, а то и города сильно страдали от этих экспериментов. Потом коллегия магов пыталась найти виновных, но, как обычно, никого не наказывала, списывая на плохое стечение звезд или неучтенных обстоятельств. А, иногда обвиняя ни в чем не повинных жителей, мол, они своим неправильным поведением помешали опытам колдуна. В общем, чародеи были всегда не виновными.
Человек в черном потер ногу и сморщился от боли.
— Магия магией, а вот умелая и вовремя подставленная подножка это вещь! Получше иных заклинаний!
Он вспомнил, как пришлось гоняться за этим гордым магическим артефактом по неизведанным дорожкам. Его магия на независимый менгир не действовала, поэтому пришлось припомнить боевой арсенал из голоного детства. Вот где он наловчился так ловко и незаметно делать подножки своим товарищам. Взрослея, чародей не оставил этого увлекательного занятия, правда, подножки стали уже другими, он стал мастером интриги. Ведь несмотря на кажущиеся и различия, принцип остался тот же. И хотя сам человек уже не падал на землю, но ведь падения бывают и другого рода.
Самодвижущийся камень не ожидал такой подлости от невесть откуда взявшегося здесь человека, и, потому двигался себе не торопясь на встречу с очередным искателем приключений. А человек в черном, использовав весь свой богатый магический арсенал понял, что надо применять радикальные методы, поэтому он просто подставил ногу. Камень издал удивленный вздох и плавно завалился на бок. Пока он так валялся, поливая руганью на чем свет стоит, хитрого мага, он торопливо долбил свой поскриптум на неподатливой поверхности менгира. Сбивая в кровь пальцы, он между делом удивлялся, как это другим удается так ровно и красиво царапать на нем свои послания. Никак без магии здесь тоже не обошлось, вот только какой?… Но ему то ведь пришлось долбить камень вручную. С непривычки кинжал, хоть и заговоренный, норовил порезать руки своему хозяину. Наверное, защитная магия менгира оборонялась как могла. Но, как известно даже детям, против тупой силы любое чародейство практически беззащитно. Он только-только успел доцарапать свой покриптум Ивану со спутниками, как камень вернулся в исходное положение, и, поминая тихим и недобрым словом всех его родственников до седьмого колена, грозно двинулся на наглого мага. Тот еле-еле успел отскочить в сторону и вернуться в свой мир.
Ему в голову вдруг пришла простая мысль. И настолько она оказалась банальной, что он застыл с отвисшей челюстью. Но долгие годы суровой жизни научили волшебника ничему не удивляться. Во всяком случае, надолго. Он закрыл рот. Звук от щелкнувшей челюсти  звонким эхом разнесся по захламленной комнате.
— А, собственно, зачем мне все это надо? И за каким чертом я стал вдруг гоняться за этим каменным болваном?
Вопросы недоуменно зависли под прокопченным потолком, боясь спугнуть говорившего. А ведь, как известно даже малолетним непоседам из детского садика, если есть вопросы, то значит, должны быть ответы. Вот только детишкам еще неведомо, что вопросы зачастую недолюбливают ответов, потому всячески маскируются в различных формах, чаще всего в словах, этим запутывая пытливых и любознательных людей. И так это у них ловко иногда получается, что один простой вопрос, на первый взгляд не стоящий и выеденного яйца динозавра, вдруг превращается в десятки сложных. К сожалению, это может продолжаться до бесконечности, пока кому-нибудь не надоест. Ведь ответы уничтожают вопросы. А жить хочется всем.
Сейчас вопросы волшебника лихорадочно старались усложниться, почкуясь на более мелкие, пока человек не очнулся от своей внезапной задумчивости. Но так как их было мало, всего два, и были они до пошлости простыми и риторическими, то это размножение у вопросов получилось неудачным.
Маг неожиданно хлопнул по сильно исцарапанной столешнице, сделанной из трехсотлетнего дуба и отшлифованного самим Папой Карло, этим величайшим столяром всех времен и народов. Вопросы вздрогнули, понимая, что уже ничего не успевают сделать. И тут же прекратили свое сильно запоздалое деление.
— Надо посоветоваться, - мрачно сказал маг. – Ведь что-то здесь не то! Вот только с кем? Кто может дать путный совет?
Ещё один вопрос добавил оптимизма предшественникам, тем более что он был очень важным. К тому же тоже мог распадаться на бесконечное множество вариантов. Но быстро пришедший ответ поверг их в уныние.
Он решительно произнес:
— Пойду к Гингеме!
Вопросы под потолком, хоть и сжались в размерах, но совсем не исчезли, ведь толковые ответы на них так и не появились, бродя где-то в мироздании. Хотя имя давным-давно пострадавшей колдуньи им оптимизма не внушило.
— Да, надо идти к ней. Она хорошо знает принцип любых пророчеств. Сама когда-то от них пострадала, старая карга.
Он ехидненько усмехнулся, вспоминая старушку. Гингема у них преподавала странный предмет: «Тайны пророчеств и их предзнаменования».
После того как летающее ранчо непоседливой девчонки Элли точнехонько приземлилось на тыковку престарелой колдуньи, буквально размазав ее по земле, пришлось самому Эскулапу собирать ее из оставшихся частей. Бабульке сказочно  повезло, что перед самым ранчометанием, в ее подведомственной стране прошел сильнейший ливень, и потому, наиболее крепкие части злобной старушки были буквально вбиты в раскисшую землю свалившимся, в прямом смысле этого слова, на голову, юным и симпатичным несчастьем. После лечения и реабилитационного курса, прописанного Эскулапом, она совсем занемогла на голову. Неожиданно для всех, Гингема решила найти подлинные причины своей беды, и, не придумав ничего лучшего, начала изучать природу предсказаний и предзнаменований. Свои открытия она хранила в строжайшем секрете. Сначала над ней подсмеивались, ни один из опытных магов или практикующих волшебников не придавал особого значения ее научным изысканиям.
— Пускай старушка трудиться, - говорили иные, тихонько посмеиваясь над пострадавшей в магической войне колдуньей.
— Дело это бесперспективное. Уже сколько голов сломали и более компетентные чародеи, -  шутили другие, многозначительно покручивая пальцем у виска, и зачем-то похлопывая себя по голове.
— Дело это безопасное, - вторили им третьи. – Так что особого вреда не будет. Пускай Гингема хоть так развлечется, если ничего другого уже не может.
А упрямая старушка меж тем все глубже проникала в природу предсказаний, пока одним прекрасным днем не обнародовала на очередном научном шабаше первый принцип, который она открыла.
 Хриплым старческим голосом, непрестанно подрагивая головой, она объявила во всеуслышание:
— Вы, придурки магические, слушайте меня сюда внимательно, и потом не говорите, что уши дома забыли, ослы чародейские. Главное во всех предсказаниях это то, что их незнание не освобождает от их исполнения.
Присутствующие рассмеялись. Иные сочувственно покачивали головами, словно бы говоря:
— Эк, нашу-то старушку повело в сторону. Видно Эскулап что-то недоглядел или недоделал, перепив халявного медицинского спирта. 
Другие начали между собой перемигиваться и отпускать неприличные шуточки. В общем, как и на любом человеческом научном сборище, о принципиально новых открытиях никто и слушать не хотел. Это никому не было надо, ведь появятся лишние проблемы. Надо будет спорить и доказывать, что оппонент в корне не прав. А это занимает массу времени и уносит много сил, которые могут сгодиться для чего-нибудь более приятного, например, посидеть с друзьями над кубком с вином или попутешествовать. Но ведь может случиться и так, что выскочка окажется прав, и тогда все, что с таким трудом нажито, изучено и апробировано, станет никому не нужным. И как тогда жить, как зарабатывать на хлеб насущный. К тому же и обидных насмешек не избежать от злых, беспринципных и неверных коллег не избежать.
Тогда старушка не обратила никакого внимания на реакцию собравшейся магической публики и нечисти. Она продолжила свое выступление, как ни в чем не бывало, и ее дребезжащий голосок разносился по всей Лысой горе. Внезапно подняв вверх свою клюку, она провозгласила:
— Для особо одаренных, я все же поясню: как бы вы не трепыхались, а конец все един. От предначертанного никому не отмазаться!
Эти слова вызвали уже целую бурю неприкрытого смеха и сальных шуточек. Собравшиеся сами неплохо распоряжались чужими жизнями, и потому так привыкли считать себя неподвластными чужим волям, судьбам и предсказаниям, что не придали никакого значения словам старой инвалидки-волшебницы. А зря. Ее дальнейшие изыскания доказали истинность этих слов. Но об этом она уже никому не рассказывала, обидевшись на своих коллег по черному ремеслу.
А жизнь шла своим чередом. Не прислушавшиеся к мудрым словам Гингемы, чародеи на собственных ошибках, наставляя шишки на лбу и синяки на всем теле, на суровой практике познавали этот незыблемый принцип местного мироздания. Им было невдомек, что если даже они отрицали этот закон, то все равно ему подчинялись, так же как и все живое в этом подлунном мире и его ближайших окрестностях. А некоторым даже пришлось навсегда распрощаться со своими столь любыми жизнями. Но все равно ей никто так и не поверил.
Зато старушка после этого шабашного симпозиума совсем замкнулась. И хотя со временем перестала обижаться на своих бестолковых коллег, в научный мир практически перестала выходить. Только иногда ворчала себе под нос, когда узнавала, что еще один неудачник отправился в мир иной или потерпел сокрушительное фиаско:
— А ведь же я же говорила этому дурню, умей читать предсказания. Научись заглядывать дальше своего носа. Вот и доигрался, самоуверенный бездарь! Туда тебе и дорога…
Гингема дерзко утверждала, что с предначертанным можно бороться. И даже необходимо. Все являются кузнецами своего счастья, это тоже незыблемый закон природы. Впрочем, несчастья тоже можно накликать на свою непутевую голову. Но вот почему это сделать легче и быстрее, она этого ещё не знала, но была полна уверенности, что и этот секрет когда-нибудь разгадает. Записывая свои размышления, она иногда бормотала:
— Вот придумали же словечко – фаталист! А кто его придумал, спрашивается? Да такие же глупые, ленивые неудачники, которые уверены, что все дело в карме.
Но, как обычно, умных слов никто не слушал. Всех почему-то больше привлекала возможность изменить судьбу своего ближнего, причем изменить так, что бы ему стало как можно хуже. Повернуть свою собственную жизненную стезю в лучшую сторону, это как-то никого не вдохновляло. Многие резонно считали, что нагадить в карму других, гораздо проще и приятнее, чем искать свои ошибки. Ведь все познается в сравнении. И были в чем-то правы. Но инвалидка, сама пострадавшая от неправильно прочитанных и, соответственно прокомментированных, пророчеств, упрямо доказывала обратное. Пока волшебники поумнее не прислушались к ее словам и не взяли работать в престижную академию магов. Правда, злые языки утверждали, что старушку просто-напросто пожалели. Энтузиастка влачила жалкое существование. А может ее, таким образом, пытались изолировать от внешнего мира, чтобы не смущала неустойчивые умы своими странными исследованиями.
Вот с ней-то и собрался проконсультироваться человек в черном.

* * *
Унылые размышления путников как всегда прервал неугомонный Коник.
— Так, направление получено, да, Иван? Значит, надо идти. Есть другие мнения? Да. Нет. Воздержавшиеся. Принято единогласно.
И Коник затянул песню, на манер древнего хита, который иногда пели местные мужички, возвращаясь под утро из кабачков:
— Дорога дальняя, тюрьма Центральная
— Меня парнишечку по новой ждет…
Иван бесцеремонно прервал фальшивое пение своего компаньона по застольям:
— Тьфу, на тебя! Репей тебе в хвост за такое пение, еще накаркаешь чего-нибудь. И так неприятностей хватает.
— А что может быть еще хуже? – Философски спросил Коник, от нетерпения постукивая копытом. – Сам же знаешь, Ваня, что эти неприятности, они как царские указы, никуда от них не денешься. Все равно придут и постучаться.
Но остальные не разделяли нетерпения Коника отправиться навстречу неизвестно чему. К тому же было очень жарко. Поэтому они присели у обочины, лениво разглядывая уходящую вдаль Дорогу Сделанную Черт Знает Из Чего. День действительно перевалил за полдень, из-за разговора с Менгиром время пролетело незаметно. Солнце припекало совсем по-летнему, пыльный воздух дрожал маревом над дорогой, прямой серой лентой уходящей куда-то в леса. Никаких развилок или перекрестков в обозримых далях не наблюдалось. Это уже начало настораживать не на шутку.
Долбо неожиданно спросил:
— А почему, все-таки, этот менгир появился именно тут?
Коник недоуменно воззрился на него, удивленно захлопав роскошными ресницами, от которых были без ума все кобылицы из гвардейских конюшен. Сейчас его гордость была белесой от пыли и слипшейся от пота.
— Тебе же, мохноногий, человечьим языком каменюка объяснила, почва здесь мягкая. Сам попробуй как-нибудь на досуге сквозь землю полазить, поймешь тогда почему у крота морда узкая.
Иван ухмыльнулся, вспомнив, как его вечно неспокойный друг пытался гонять знакомого крота по полю, чтобы он не воровал у них урожай. Скача по всему полю, Коник чуть не сломал ногу, провалившись в кротовью нору. Иван тогда вовремя подоспел и вытащил застрявшего и грязно ругающегося Коника из случайной западни.
Но неугомонный искатель приключений на свой хвост, на этом не успокоился. Через несколько часов, он все-таки подкараулил подземного жителя и торжествующе придавил копытом:
— Ну что, мерзкий пожиратель земли, будешь еще пастись на наших полях? – Грозно сверкая глазами сквозь спутавшуюся челку, спросил Коник.
— Я не ем землю, - прохрипел крот. Тяжелое копыто перекрыло ему кислород, и он уже был согласен на все, лишь бы Коник хоть немного ослабил давление своей ногой.
— Так будешь! - Честно и без обиняков пообещал Коник. И даже примерил свое широкое растоптанное копыто к узкой мордочке крота. В пылу страсти ему это плохо получалось, и он громко ругался. –Уф, даже и не попадешь в эту заточенную морду. Ну что за моду взяли, обтекаемое носить! – Возмущался он.
Вовремя подоспевший Иван вытащил полузадохшего зверька из-под разгоряченных копыт. Терпеливо выслушав взаимные обвинения, он попытался потушить накал разбушевавшихся страстей, и потому прибег к проверенному средству – выпить мировую. Иногда это неплохо помогало, но, как известно, все хорошо в меру. В результате, прямо посереди поля с колосившейся пшеницей, состоялась грандиозная пьянка. Погуляли они тогда на славу. Коник быстро успокоился, и даже захотел побывать в гостях у крота. Его новые подземные друзья, подслеповато щурясь, сноровисто измерили его и уже приступили к рытью большой ямы, но пива было слишком хорошим, и его было слишком много. Земляные работы прекратились самым неожиданным образом, когда из-под большой кучи выкопанной земли раздался придушенный вопль. Это возмущался старый крот, прилегший отдохнуть на солнышке после нескольких кружек пива. Его дружно начали раскапывать и успокаивать. Затем все снова согласно выпили за своевременное спасение погребенного и вновь приступили к земляным работам, которые становились все масштабнее. А потом, где-то глубоко под землей подрались два молодых кротеныша. Они потеряли ориентацию и, роя подземные ходы, столкнулись нос к носу. Коник заливисто хохотал:
— Вот это точность, такими узкими носами, да еще в темноте – столкнулись!
Разнимать внезапную драку полезли другие кроты, а так как все были уже изрядно поддатыми, то получилась небольшая всеобщая свалка. Причём каждый рыл свой индивидуальный туннель, с пеной у рта доказывая, что он лучший копатель. Твердая почва стала похожа на громадный кусок сыра с большими дырами. Кончилось все тем, что полная луна, со своих небес, удивленно смотрела, как танцующий с молоденькой кротихой Коник, внезапно исчез с лица земли. Иван с хохотом попытался помочь неуклюжему танцору вылезти из ямы, а вокруг на все лады ругались придавленные конем кроты. Только ближе к утру, развеселая компания смогла расползтись по домам. Раненых, пострадавших и не выдержавших такого возлияния, кроты унесли в свои норы, а Ивану с Коником целое утро пришлось отмываться от налипшей земли. Зато на следующий день кроты заделали все свои нарытые ночью дыры.
— Ты уж Иван извини, мужик ты хороший. И Коник твой тоже ничего, добрый и веселый, - говорил новоявленный подземный друг. – поэтому мы  тут решили, что свои норы и ходы у тебя на полях заделаем. Переберемся на другие поля, земли-то много, а нам все равно где жить и работать, под землей все одинаково. Ты только точно скажи, где твои угодья начинаются. А уж если кто враг тебе, только свистни, мы ему такую жизнь покажем, что век урожая ему не видать.
Иван его успокоил, сказав, что никаких таких врагов особых у него нет, ни тайных и ни явных. Но с тех пор на его полях набегов кротов больше не было. Хотя иногда летом они встречались где-нибудь на ничейной опушке леса и воздавали хвалу пиву, принесенному Иваном.
Очнувшись от воспоминаний, Иван почувствовал как тоска по дому тоненькими коготками царапалась где-то в душе. Прогоняя грустные мысли прочь, он прислушался к беседе своих спутников.
Коник жарко доказывал, что развилка всенепременно должна быть, хотя ее сейчас и не видно. Просто, когда надо будет, вот тогда она и появится. Не раньше и не позже. Хоббиты возражали, что, мол, менгир им попался какой-то неправильный. Мало того, что разговорчивый, так ещё непонятным поскриптумом исцарапанный, а таких чудес нет даже в Алой книге. Коник раздраженно махнул хвостом, отгоняя невесть откуда взявшихся мух:
— Далась вам эта ваша Атласная книга. Когда она была написана? Вот-то то же. С тех пор в мире многое изменилось. А назад нам никак нельзя, только вперед.
— Нельзя, - неуверенно согласились хоббиты. Кто-то даже добавил, вспоминая неприветливый Лес. - Там даже не ветки, а прямо какие-то гномьи копья. Не пройти там.
— Вот видишь, значит, только вперед, а развилок ещё на наш век хватит.
Коник повернул голову к своему другу:
— Вань, а Вань, а куда эта дорога, по-твоему, ведет. Вот тут общество весьма интересуется.
— Не знаю. Сам видишь, места все сплошь незнакомые, - честно признался тот. – Но куда-то все равно ведет, ведь дороги для того и строят, чтобы куда-то вести. Так что, куда-нибудь, да, попадем.
После этого философского замечания он неуверенно вступил на серую дорогу. Ничего не произошло и на этот раз. Иван вздохнул, как человек принявший очень важное решение и зашагал сквозь жаркий воздух, цокая поковками на сапогах по плотному и ровному покрытию. Спутники тоже быстро собрались, и скоро вся компания бодро шагала навстречу своей судьбе, уготованной неизвестно кем.
Никаких перекрестков им на пути не встречалось. И на следующий, и через два дня, дорога напоминала прямую стрелу, упрямо разрезающую лес надвое. Свернуть в лес тоже не удавалось, стоило только углубиться в чащу на несколько шагов, как податливые ветви вдруг превращались в острые пики, а трава оборачивалась в кинжалы, которые легко могли проткнуть сапоги Ивана, и даже копыта Коника. Изрядно оцарапавшись и порвав одежду, они были вынуждены возвращаться на дорогу. Казалось, будто кто-то неведомый заставлял их идти к неведомой им цели. Их желания, естественно никто не спрашивал. Все эти монотонные дни дорога оставалась пустынной. Долбо верно подметил, что этой дорогой давно никто не пользовался, не ездил и не ходил. На ехидное замечание Коника, что, может, по ней летали, он только пожал плечами и поправил рюкзак.
На третий день уже никто не разговаривал. Однообразная ходьба выматывала не хуже, чем монотонная работа по хозяйству. Это ведь только в первое время все интересно, в охотку идет, а потом приедается. Иван с Коником знали об этой особенности домашней работы не понаслышке. И эти дни под палящим солнцем, особенно незнамо куда идешь, показались им самыми длинными в их жизни. Даже неутомимый на шутки Коник приуныл и лишь тупо передвигал копытами. Он только однажды порадовался, что эта дорога ровная. Действительно, за все время, что они по ней шагали, не попалось ни одной ямы или колдобины, не говоря уже про вездесущие лужи. А эти постоянные атрибуты лесных дорог очень усложняли и без того непростую жизнь путешественников, будь то обычный пешеход или развеселый пассажир. Иван на это, лишь равнодушно заметил, продолжая широко отмахивать шагами дорогу:
— Дорогой ты мой товарищ… верхом, вообще-то любая дорога в радость. Лучше уж плохо ехать, чем хорошо идти. А на тебе так вообще одно удовольствие прокатиться.
— Ну, ты скажешь… обо мне-то хоть подумал? А еще друг называется! А о тех бессловесных лошадках подумал? Им-то, как несладко приходиться. – Неожиданно взъярился Коник.
— Вот я и думаю о бессловесных животных, и даже им сочувствую. А с болтающими, и при том беспардонно наглыми скотинами, даже говорить не хочу. – Иван тоже взорвался. – Мог бы, и подвезти, по старой, так сказать дружбе. Или хоть бы рюкзаки взял. Ведь налегке же идешь, сил не меряно. На попойки и кобылиц так тебя хватает, а помочь… ау, где ты бедная животинка? А нет ее, где-то уже от усталости отдыхает. А чему тебя Геракл учил, помнишь, парнокопытный?
Хоббиты попытались успокоить друзей, рассказав, как несладко пришлось их пращурам, когда они мотались по всему Средиземью с древними и опасными артефактами. Но Иван и Коник, многое повидали в своей жизни, потому о приключениях, записанных в хоббичью Алую книгу отозвались лишь пренебрежительными взмахами руки и хвоста. Хоббиты обижено умолкли. И над дорогой вновь опустилась вязкая тишина. Монотонная ходьба, жаркое солнце делали свое дело – друзьям было даже лень думать, не то что говорить, а тем более ругаться или спорить.
Во время привала Долбо мудро заметил:
— Друзья мои. У меня создалось стойкое впечатление, что мы никуда не идем. А то, что мы видим вокруг, это мираж, или как бы сказал великий Гэндальф – морок. Морок обыкновенный, вызванный заурядным чародейством.
Все удивленно смотрели на говорящего. Коник тут же ехидно поинтересовался:
— А что, бывают мороки и необыкновенные?
— Бывают, - спокойно отозвался Долбо. – Это когда все вокруг, все что ты видишь, полно всякими чудесными вещами. Страшными и не очень. Ну, вы меня понимаете, не то, что мы сейчас видим. Один лес кругом стоит и странная дорога. И мы по ней, как дураки, куда-то бодро шагаем.
— Подожди, подожди, как это мы никуда не идем. У меня, например, от ходьбы уже все копыта до колен стерлись.
— Правильно говоришь – мы идем. Но, как бы это попроще высказаться…, - замялся хоббит, подбирая нужные слова.
— А ты говори, как есть, все, что думаешь. Тупых здесь нет. Даже тягловая скотинка имеет свой разум,… хотя и небольшой. – Коник покосился на Ивана, но тот не обратил никакого внимания на прозвучавшую обиду в его словах. Он с любопытством и разгорающейся тревогой слушал Долбо.
— Ну, не знаю, как объяснить, - он беспомощно посмотрел на хоббитов, словно прося поддержки или нужных слов. Но все недоуменно смотрели на него. – Понимаете, мы идем уже третий день, а ведь ничего не изменилось. Абсолютно ничегошеньки. Дорога точь-в-точь такая же, как мы вступили на нее в первый раз. Да что там дорога, даже лес вокруг ничуть не изменился. Вот, например, где-то через час, мы увидим ель с полуобломленной веткой. А потом пойдут высокие густые кусты с красными цветами. А потом будет ручеек, в точности такой же, как был вчера и позавчера. Мы около него и заночуем, потому что солнце будет уже садиться. Только вот следов наших там почему-то не видно. Наверное, кто-то их стирает. А утром, справа, мы снова увидим небольшую прогалину, а за ней, тут же, начнется сосновый бор, в который мы раньше попытались заходить. И вот так идет уже третий день.
Он грустно махнул рукой и повесил голову. Друзья ошеломленно молчали. Одно дело, что ты все-таки куда-то идешь, худо-бедно движешься к какому-то концу, правда, не совсем ясно, зачем и куда. А совсем другое – узнать, что все твои усилия были напрасны. По всему выходит, зазря почти три дня топтали серую дорогу, дышали нагретой пылью. И откуда она только взялась, вроде дорога каменная, вокруг лес и трава. А на самом деле можно было все эти дни со спокойной душой проваляться на поляне, подставляя незагорелое тело яркому солнцу, купаться в речушке.
— И чего ты молчал, мохноногий?
— Извини Коник, но я еще утром заметил, что здесь что-то не то. И стал после этого внимательно приглядываться.
— Вот почему развилки так долго нет, - сделал неожиданный вывод Иван.
Коник от понятного волнения начал ходить кругами вокруг своих спутников, резко встряхивая пыльной гривой и хвостом. От этого у всех засвербело в носу и захотелось чихнуть.
— Значит, шли себе, шли и пришли, в конце концов. А куда пришли, никто не знает! Ванька, это что же получается, нас ночью кто-то обратно относил, пока мы спали себе тихо и спокойно?!
— Успокойся. Нет, скорее всего, друг мой, дорога просто шла по кругу, а мы этого не замечали… до сегодняшнего дня, пока вот внимательный Долбо не сообразил.
— Но как же так, ведь солнце катилось нормально, туда куда надо. Мы бы заметили, что идем, словно цирковые лошадки по кругу. Это они тупые, привыкли по арене ходить, а мы-то нормальные. Сколько уж дорог исходили, сам вспомни, и всегда видели, если дорога начинала пакостить.
— Ну не мы, а скорее я, - усмехнулся Иван.
— Ладно, пускай будешь ты, внимательный ты наш. Но ведь невысоклики тоже ничего не видели. И к тому же дорога ровная, нигде никаких поворотов, поворотиков, изгибинок или скачков в стороны.
- Кстати, первым заметил Долбо, так что ты зря тут хвостом пылишь. – Иван все-таки не выдержал и чихнул.
Долбо сильно почесал затылок, да так, что из волос поднялось тонкое облачко пыли, оно сразу заиграло на солнце всеми цветами радуги. Надо признаться, что все-таки странная пыль была на этой дороге. Он не выдержал и тоже чихнул. Видимо этот древний жест мудрецов, чесание затылка, помог разрешить ему какую-то загадку, потому что он просветлел лицом и радостно сообщил:
— А может, этот тракт так плавно поворачивает, что мы даже и не заметили.
Коник сразу же отреагировал, передразнивая его интонации:
— А может это так тебя проворачивает, после вчерашнего вина?
Иван поднял руку, прерывая чуть было не начавшуюся перепалку:
— Нам неведомо, что на самом деле происходит с этой дорогой, Вымощенной Черт Те Чем. Скорее всего, она заколдована… места здесь странные, сами видите. Но это не важно. Вопрос сейчас в другом, как нам быть дальше?
Самый младший из хоббитов, Хохмо, вдруг горестно застонал, все повернулись к нему, ожидая новых напастей, которые так и валились на их головы с самого начала этого путешествия. Очередная проблема не была столь глобальной и загадочной как дни, проведенные впустую на этой чудесной дороге, но очень важной и животрепещущей.
Юный хоббит поднял свой рюкзак вверх и вытряхнул его содержимое на придорожную траву. Путники увидели две аккуратно сложенные рубахи, короткие штанишки, какие принято носить в далекой Хоббитании, большую фляжку, несколько полузасохших корочек лепешки и какие-то полуобглоданные кости.
- А зачем тебе…, - начал было Коник, но осекся, увидев как остальные лихорадочно начали потрошить свои вещмешки.
Вскоре голубое и бездушное небо услышало горестные и недоуменные возгласы хоббитов. А ближайшие сосны содрогнулись от ругани и проклятий Коника и Ивана. И с них стыдливо посыпалась враз порыжевшая хвоя. Невесть откуда взявшаяся здесь рябинка сразу покраснела, наливаясь своими ягодами, и даже как-то показалось, что она отступает вглубь леса, пытаясь спрятаться за мрачными, не столь впечатлительными, соснами.
Когда друзья подсчитали весь  оставшийся запас провианта, то окончательно приуныли. Выходило, что если еще на ужин удастся что-то наскрести, то уж на завтрак, а тем более на обед будет приготовлен лишь свежий воздух и вода, которыми, как доподлинно известно всем путешествующим, сыт никогда не будешь. Ведь еще древние мудрецы заметили, что эти два индигриента всегда были первыми зловещими вестниками наступающего голода.
— Даже вина не осталось, - всхлипнул Коник. Крупная слеза выкатилась из глаза и, оставляя дорожку на пыльной морде, горестно склоненной к рюкзаку сорвалась вниз, ярко блеснув на солнце, словно передавая от кого-то горячий привет.
— Тебе-то хорошо, ты можешь и травку пощипать, а нам-то что делать? – Безутешно спрашивал своих товарищей и Коника юный хоббит. Обычно он был очень веселым и общительным, под стать Конику, но тут неожиданно сник.
— Тихо, ты, Хохмик, - поднял тяжелую руку Долбо, словно бы собираясь отвесить тому подзатыльник. Тот испуганно всхлипнул и снова встряхнул свой мешок, надеясь, что в его складках могли завалиться еще остатки продуктов. Ничего кроме мелких крошек оттуда не выпало.
Коник в ответ лишь тяжело посмотрел на своего юного приятеля, но на удивление ничего не сказал, а лишь переступил копытами. Иван знал все безграничное отвращение коня, которое он питал, к зеленой траве. Сеном он еще могу похрумкать, но только в свое удовольствие, а вот от свежей зелени его товарища начинало мутить. Видимо сказывалось тяжелое детство, проведенное в конюшнях имени Авгия.
— Не иначе как еще одно колдовство. Ну, сколько можно, я спрашиваю. Надоело уже. – Мрачно пробурчал Долбо. – И что интересно, мы даже ничего не заметили, как опустели наши мешки. А ведь еще утром там была снедь. Эх, и какая снедь, - он грустно закатил глаза. – И вдруг…, но все-таки интересно, куда все исчезло.
Иван внимательно осматривал оставшиеся продукты, подносил близко к глазам, принюхивался и даже попытался полизать языком. Все личные вещи остались на месте. Он аккуратно брал в руки корочки хлеба, недоеденный окорок, пустые консервные банки и фляжки из-под вина, в которых остался лишь один запах. И тот очень слабый, точно его тоже вынюхали вместе с приятным содержимым. Потом он брезгливо вытер руки о траву и уставился невидящим взглядом в какие-то, только ему ведомые глубины мироздания. Что он там видел, своим внутренним взором, оставалось лишь гадать. Даже Коник хранил глубокое молчание, грустно рассматривая ближайшие деревья и траву, к дороге он демонстративно повернулся задом, считая ее виновницей во всех свалившихся на них бедах. Но дороге было глубоко наплевать, что думал о ней конь-недоросток, пускай даже говорящий и наделенный магическими способностями. Так же равнодушно, она по-прежнему рассекала таинственный лес на две половины.
А мысли в голове у Ивана бродили очень тяжелые и мрачные. По сравнению с ними, грозовые тучи выглядели невинными легкими облачками, которые иногда, в жаркий летний полдень скользят по безмятежной небесной сине. Так, словно бы само небо обмахивается от духоты нежнейшим и тончайшим батистовым платочком, пытаясь вдохнуть прохладного воздуха и вытирая пот. Мысли Ивана грозили прорваться ужасным ураганом страстей и необдуманных действий. Коник уже знал по собственному опыту, что значит когда его друг вот так внезапно умолкает, словно уходя в глубь самого себя. Потом начинает шевелить желваками, тяжело дышать, раздувая ноздри и нервно сжимать кулаки, да так сильно, что ногти до крови впивались в ладони, а суставы пальцев скрипели и щелкали. Если же еще крепкими зубами закусывает губы до крови, то жди страшного взрыва страстей. Поэтому он осторожно отодвинулся от него подальше.
Внезапно Иван раздвинул побелевшие от нервного напряжения губы в улыбку. Вернее даже в оскал, который ничего хорошего никому не предвещал. Он мотнул головой и уже осмысленным взором обвел своих невольных спутников.
— Я знаю, кто сожрал наши запасы. Это были Олины Гархи. Их еще в одной стране олигархами кличут. Как-то мне один знакомый предсказатель под страшным секретом проговорился, что эти крохотные зубастые твари через много времени мутируют до жутких гигантов, которые захватят весь мир.
— Подожди Иван, - Долбо поднял руку, с опаской в голосе останавливая его. – То, что будет потом, это конечно интересно, а вот скажи-ка нам, откуда взялись эти твари, и как они попали в наши мешки? Да так ловко, что мы ничего не заметили. А еще меня интересует, что мы будем дальше делать. Вот в чем вопрос.
— Откуда эта зараза берется, не знаю. А вот жрут они, пока маленькие, только продукты. Могут прогрызть даже железо на консервных банках. Зубы у них хоть и крохотные, но острые, что твой меч. А вот когда подрастают, начинают трескать все, что на глаза попадется. И главный у них деликатес – деньги.
— Ванька, ты в свой кошель-то глянь, может эти звери и туда уже забрались, - вклинился в разговор заботливый Коник.
Иван встревожено вытащил из-под рубашки не слишком туго набитый кошель. Их царь был известным жмотом и скрягой, и потому командировочные отсыпал очень неохотно. И это еще было слабо сказано. А его казначей так вообще исходил нервной слюной, отсчитывая стружку, при этом всегда жалобно бормотал себе под нос:
— Ну, куда же ты, милая струуужееечкаа от меня уходишь? Ведь эти же злобные супостаты тебя, мою ненаглядную красавицу-струууужееенькуу пропьют али потеряют. А то чего еще хуже, мою радость на беспутных девок изведуууут!
О казначее ходило множество слухов. Например, знающие люди утверждали, что если в этот момент собрать хоть каплю его слюны, то это будет лучшим средством от болей в спине. А если собрать побольше, то и отравить можно запросто. Даже любую тещу, а уж у  тех яд был сильнейшей силы. А о том, что царский казначей сильно любил свою козу, было страшным секретом, о котором, впрочем, знали все вокруг.
От этих воспоминаний Иван брезгливо сморщился.
Когда он внимательно пересчитал содержимое, благо его было мало, то облегченно вздохнул:
— Все здесь, целехонько. Видать, еще не вошли в полную силу.
Хоббиты тоже хлопотливо пересчитывали в кошелях свою валюту, а потом начали радостно улыбаться. Олины Гархи почему-то не смогли добраться до денег друзей. То ли действительно ещё не вошли в полную силу, не набрали своего жизненного сока. А может, были еще слишком маленькими, чтобы понимать настоящего вкуса денег, то ли заначенная валюта им не понравилась. Но как бы там ни было, настроение у компании значительно улучшилось. Ну, хоть одна приятная новость за день. Коротко посовещавшись, единогласно решили никуда сегодня уже не двигаться, а заночевать прямо здесь. Они резонно рассудили, что если уж топча ноги по этой странной дороге, постоянно остаешься на одном месте, то уж лучше тогда вообще никуда не идти.
— Пускай голова болит у того дятла, который втравил нас в эту передрягу. А нам и здесь неплохо, - кратко подвел итог совещаньица Коник и бодро пошел в лес за дровами.
Тут же раздалась его незамысловатая ругань, лес по-прежнему не пускал друзей внутрь себя.
— Ну, хоть что-то не изменилось, - пробормотал Иван.
Теплым вечером, сидя у костра после не очень сытного ужина, чтобы заглушить унылое бурчание своих желудков, хоббиты попросили Ивана поподробней рассказать об этой новой нечисти – Олиных Гархов, которые вдруг откуда ни возьмись, появились в Безумном Лесу.
— Мало что ли своей нечисти, так еще какое-то заморское паскудство привалило.
— Почему же невесть откуда? – Невесело усмехнулся Иван. – Я сам толком про них нечего не знаю. Так, просто какие-то слухи, легенды и те же Предсказания. И тот предвидец будущего, тоже о них мало что знал. Говорил только, что они будут властвовать всем миром. Причем долго. И принесут с собой неисчислимые страдания. Еще балакал, что у них естественных врагов не будет. Вот такую громадную силищу они обретут, ну это будет тогда, когда они пойдут в рост, и будут питаться одними финансами, причем эти капиталы обязательно должны быть чужими, очень желательно, чтобы государственными. Поэтому перекраивать мир они будут уже между собой, а люди смогут только смотреть и возмущаться.
— И что же, никакой управы на них не будет, - испуганно спросил Хохмо.
— Ну почему же не будет, - успокаивающе усмехнулся Иван. – И на самого сильного всегда найдется свой победитель.
Он многое повидал на этом свете, и легенды об Олиных Гархах для него были не страшнее детских сказок. Не верил он, до самого сегодняшнего дня, что они вообще существуют. А вот же, как получилось – у самого продукты сожрали. Значит, не врут люди, ну хотя бы иногда, для разнообразия. И это уже сильно настораживало.
— Этот предвидец обмолвился, что с ними по-настоящему смогут бороться только волшебники, которые всегда спешат на выручку…. Коник, ты не помнишь, как их там зовут.
— А их Ваня никто и никогда не зовет, потому что они сами приходят, прямо таки мчаться, когда чуют, что дело пахнет выручкой. – Хихикнул Коник. А потом блеснул эрудицией. – Кличут их – налоговыми инспекторами.
— Точно, что-то типа нашего Волшебника Изумрудного Доллара. Ну, еще какая-то Счетоводная палата, но там вообще странная и мутная история, о ней вообще ничего толком не известно. – Вздохнул Иван. – Это предсказатель, как я понял, про них тоже ничего не знал. Только утверждал, что они могут быть как на стороне добрых так и злых… А вот вспомнил, эти палаты будут называться имени счетовода Вотрубы.
— Наверное, потому что все деньги в трубу пускают, - снова ехидно добавил Коник.
— Может быть. Я не знаю.
— А как бороться с этими злыднями – Олиными Гархами, - спросил Хохмо. Он грустно зашивал свой кошелек, подсев поближе к огню. Острые зубки олигархов, словно бритвой распороли толстую кожу, но денег к счастью не тронули, только немного надкусили пару монеток, словно пробуя хоббичью валюту на вкус. У остальных кошели остались в целости и сохранности.
— Не знаю, Хохмо, - сочувственно произнес Иван. – Говорят, это какая-то мутация новых лесных бизнесменов. А может они сами по себе появились. Просто какой-то бардак в нашем Лесу начался, вот и повылазила всякая чисть и нечисть. Провидец, правда, утверждал, что когда есть крепкий хозяин, то Гархи сидят тише воды и ниже травы. Едят мало и очень осторожно. А уж чтобы нападать на беззащитных, так это вообще ни-ни…
Компания внимательно слушала неспешный рассказ Ивана, веря и не веря ему. Хотя все они были тертыми калачами, и многое в этой жизни повидали. Так что удивить их, чем-либо было трудно.
— А вот еще вспомнил одну вещь, правда, верить ей как-то…, - он замялся, подбирая нужное слово. Ну, в общем, они, конечно же, жрут все, до чего только смогут дотянуться, особенно когда вырастут. Но все же соблюдают осторожность, ведь иные хозяева могут им и зубы выхлопать и из собственной шкурки вытряхнуть. Вот. А то, что съедят, они потом во что-то превращают…
Иван строго посмотрел на Коника. Тот хмыкнул, проглатывая фразу, которая готова была сорваться с его губ. Он глупо помотал головой, под гривой скрывая смешок. А Иван, как ни в чем, ни бывало, продолжил:
— То, что им удалось украсть или отобрать, силой или хитростью, они несут к себе в норку и там уже превращают в какие-то драгметаллы. – Он помахал горящей веткой, искры весело разлетелись в черноте ночи. – Не знаю, что это такое и как это им удается делать превращения. Не иначе колдовство какое-то, вредоносное. А, еще говорят, они предметы, выуженные обманом у доверчивых, могут сразу превращать в деньги. Только им почему-то приходится эти деньги зачем-то отмывать. Уж даже не знаю от чего.
Тут Коник все-таки не выдержал и весело заржал:
— Ванька, да ты сам подумай, как будут эти самые деньги вонять, если их сначала съели, ну, или переварили из чего-то. Я бы, лично, сначала их родимых, обмыл бы водичкой.
Иван усмехнулся и почесал небритую щеку. Он вспомнил эту случайную, на первый взгляд, беседу с предсказателем. К тому же позже выяснилось, что он еще оказался по совместительству хиромантом. Его заплывшие от постоянных попоек глаза, в которых застыла неизбывная тоска. Предсказатель сидел в кабаке и допивал очередную кружку пива, когда повинуясь своему Шестому Чувству он подсел к нему. И даже ничуть не удивился, когда незнакомец назвал его по имени.
Было что-то загадочное в этом человеке, вызывающее уважение и, одновременно, почему-то немного сочувствия.
— А ты думаешь, Иван, легко знать все будущее, - неожиданно поинтересовался его неожиданный собеседник.
Голос у него был хриплым. С похмелья видать мужичок-то, решил для себя Иван. У него самого такой голос бывал по утрам, когда сама жизнь бывает не в радость. Зато предыдущий вечер удавался на славу. Но в голосе провидца чувствовались нотки человека, привыкшего отвечать за свои слова, а уж тем более за поступки. Хотя, в тоже время, в интонации слышалась какая-то усталость. Он непривычно длинно растягивал слова.
— Вот я смотрю на тебя Иван, и знаю, что тебя ожидает в ближайшем будущем.
— Это дело нехитрое, - ухмыльнулся Иван, сдувая пену с пива. Желтоватая шапка пены скатывалась по крутобокой глиняной кружке крупными, редкими каплями, оставляя на столе четкий круглый след от дна кружки.
Сосед по столу тяжело вздохнул и, отставив пустую кружку, поискал взглядом полового, коротко кивнул ему, прося очередную порцию. Потом скривился:
- Ну и гадость здесь варят. От благородного напитка только одно название осталось. Даже цвет мерзкий.
Иван, соглашаясь, кивнул. Этой забегаловки он сильно не любил, но уж очень сильно вдруг пересохло горло, когда он проходил мимо. Да и ноги помимо воли сами сюда его занесли. Он даже удивиться не успел, как уселся напротив этого странного человека.
— Нет, Иван, ты меня не понял. Я действительно ЗНАЮ. – Он взял кружку в свои узкие ладони и сделал большой глоток, даже не сдувая пены. Его борода и усы стали желтоватыми и мокрыми. Почему-то Иван подумал, что этими руками провидец может легко гнуть подковы, несмотря на всю их кажущуюся хрупкость. Может, даже камни сминать, воду добывая. Он снова тяжело вздохнул. – Ты только пойми меня правильно. Я на самом деле могу предсказывать будущее. И это не какие-нибудь святочные гадания или пошлые карты, а подлинное знание будущего. Откуда оно ко мне приходит, я не знаю. Да и знать не хочу, но… вот когда я получаю такие вот послания, то приходится переться мне к человеку хоть на край света, лишь бы его найти и предупредить о будущем. Ты думаешь легко мотаться по городам и весям? А еще попробуй найти нужного человечка! Одно радует, что это бывает нечасто. Но эти знания меня зачастую печалят.
Иван недоуменно слушал сумбурную речь, прерываемую только большими глотками пива. Пока он ничего не понял, но внезапно почувствовал, что это все неспроста. Не зря он сюда зашел, не зря подсел к этому человеку со странными руками и взглядом. Что-то за этим кроется. И эта тайна его будоражила, но вызывала и опасения. Неведомое всегда страшит. Но и манит. Поэтому он уселся поудобнее и продолжал внимательно слушать. Авось что-нибудь интересное и услышит.
— И еще хочу добавить Иван, что мои предсказания это не цыганские «казенный дом» или «дальняя дорога», а четко определенные указания. Именно они суть будущего.
— То есть я должен сделать то-то и то-то, чего и сам пока не знаю? Это мне напоминает бесценные указивки нашего царя: «Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, сам не знаю чего хочу».
Иван попытался пошутить, но тут его внезапно очнувшийся Внутренний Голос начал встревожено нашептывать, что это все суровая правда нашей жизни, и потому надо быть предельно осторожным.
— Этот человек не врет. Внимательно слушай его, Иван, - напоследок завещал Голос и так же внезапно заткнулся. Наверное, чтобы тоже послушать предсказателя, пившего напротив пиво.
— Ты, Иван, так не шути. Знание будущего, тем более своего, вещь весьма и весьма опасная.
— А разве его нельзя избежать?
— Можно. Вот для этого я и мотаюсь по всему белу свету. Предупреждаю, пытаюсь наставлять на путь истинный…. Тьфу, извини, я конечно же, хотел сказать на «безопасную дорогу». Но, к сожалению, чаще всего людишки лишь пренебрежительно отмахиваются. А вот когда прозревают, то уже становится поздно метаться и истошно верещать «спасите». И задавать глупые вопросы «а что делать?». Ну, тебя же предупреждали умные люди, ан нет, у нас своя голова на плечах имеется. А выясняется, что держится-то она неважно, и может в любой момент скатиться. – Он снова отхлебнул пива и наклонясь через стол к Ивану, обдавая его запахом хмеля, прошептал. – И, ведь, что характерно, такие неслухи сразу же начинают искать виноватого. И, как сам понимаешь, сразу вспоминают меня тихим и добрым словом. Иногда так поминают, что спать не могу, все уши горят. Начинают очень настойчиво искать, чтобы поговорить по душам. И вот тут уже мне надо срочно хватать ноги в руки и спешно раскланиваться с гостеприимными хозяевами. Когда-то я был молод и неопытен, полон светлых надежд и веры, что таким образом облагодетельствую людей. Вот тогда, в эти прекрасные времена, я пытался им бескорыстно помогать. Но после того, как меня пару раз чуть не сожгли на костре святой инквизиции как чернокнижника и пропагандиста коммунистического светлого будущего, я плюнул на всех. Денег я, конечно же, и сейчас не беру. Но стал действовать оперативно и, по возможности, без излишней помпы. Узнал, доставил, рассказал и быстренько из города умотал. А там они пускай сами разбираются, это уже не мои проблемы.
Он снова откинулся на стуле и потребовал очередную кружку. Куда в него столько входило, Иван не знал, но эта способность вызывала уважение к этому человеку, и даже располагала к себе. Из его рассказа он пока так ничего и не понял, но по-прежнему внимательно прислушивался. А вдруг действительно что-нибудь интересненькое удастся узнать, хоть будет о чем рассказать друзьям на очередной пирушке. В последнее время в городе было мало приезжих, потому новый человек вызывал любопытство. А вещи он рассказывал хоть и непонятные, но интересные. Тут есть о чем подумать, а потом и обсудить в тесном компанейском кругу, под звон висюлек на люстре. Представив себе эту встречу, Иван мечтательно улыбнулся. Но его мечтания прервал голос предсказателя, он по-прежнему продолжал о чем-то рассказывать.
— Моя тетушка, Кассандра, как-то забыла этот главный принцип нашей работы и очень жестоко за это поплатилась. А ведь она так любила Трою. Считала своим городом и мечтала беспечально провести там остаток своих дней. Поэтому в свое время и предупредила беспечных разгильдяев – троянцев, о грядущем хитром коне. Но когда поняла, что людишки в очередной раз прощелкали добрые советы, уже было поздно смываться оттуда. Город обложили со всех сторон, так что бежать было некуда. Ну, а граждане этого несчастного городка рады стараться, раз ведьма, да к тому же принесла худые вести – на костер ее, вот и вся недолга. В те времена о таких вещах недолго думали, нравы и обычаи у всех народцев были простые и незатейливые. Вот и сожгли благодарные граждане славного города Трои заслуженную пенсионерку. А за что спрашивается? Только за то, что она предупреждала их о грядущих опасностях. Понимаешь, Иван, вся хитрость любых пророчеств состоит в том, что их загодя трудно расшифровать. Вот вроде они есть, эти предсказания, читай и предотвращай, а на самом деле их полный и настоящий смысл открывается уже после событий. Когда изменять уже ничего нельзя. К тому же людишки, в большинстве своем, очень примитивные существа, и дальше своего носа видеть не хотят, а уж искать истинный смысл предсказаний – тем более.
Грустный предсказатель надолго задумался о чем-то своем, отпивая пиво большими глотками и шевеля мохнатыми седыми бровями. Глядя на него, Иван неожиданно для себя задался вопросом, сколько же лет ему на самом деле. На первый взгляд, сидящий напротив него мужчина выглядел лет на тридцать пять или чуть-чуть побольше. Но что-то, мелькавшее в его грустных глазах, манера говорить и держать себя, говорило, что он старше. Гораздо старше.
Странный мужик, но доверять его словам стоит, решил про себя Иван. Шестое Чувство, чуть помедлив, согласилось с этим выводом.
К мнению этого загадочного чувства он привык прислушиваться, хотя оно несколько раз его подводило, но так, по мелочам. Правда, потом оправдывалось, что, мол, изначальные предпосылки были неверными и неточными, а Ивашка сам дурак, и нечего перекладывать с больной головы на здоровую. Но, сделанного, как всем известно, не воротишь, вот и оставалось им ругаться, и искать меж себя виноватого.
— Ванька, я могу тебе только советовать, а решать уж тебе, - шептало оно, когда Иван в очередной раз встревал в какую-нибудь историю. – Тебе голова-то, зачем дадена? Вот и думай ею, хоть иногда. А то ведь только за смазливыми девками вертеть ею можешь, и пиво свое дурацкое туда вливать. Кстати, оно до добра тоже не доводит.
Тогда Иван ругался матерно, слова про предпосылки были ему незнакомыми, а потому обидными вдвойне. Со всеми остальными обвинениями, он хоть и нехотя, но про себя соглашался, и оттого злился еще сильнее и потому ругал свое Шестое Чувство самыми распоследними словами. После этого оно обиженно замолкало, иногда на несколько месяцев, чтобы потом, снова неожиданно, высунуться со своими советами. Вот, например, как сейчас. Хотя его никто и не звал, а тем более и не спрашивал.
Предсказатель неожиданно вынырнул из себя и внимательно посмотрел на Ивана. Взгляд был совершенно трезвый и твердый, ни капли хмеля, как будто перед этим пил только воду. Хотя глаза все равно подозрительно поблескивали, словно бы на самом их дне застыли невыплаканные слезы. Человек продолжил свое грустное повествование:
— Я ничем не мог ей помочь, понимаешь? Я как раз проходил практику в так называемой Древней Греции на Дельфийском Оракуле. Была когда-то такая контора, жаль, не дожила до наших дней. Но будущее там умели предсказывать четко. Хотя определенности тоже было маловато. Но это уже издержки специальности, так положено, и не нам менять этот порядок вещей. Конечно, приходилось задурять головы людям всякими мистическими штучками. Но это делалось для их же блага. Ты не поверишь, Иван, но когда мы учились, то проводили такой эксперимент. Одевшись в обыкновенную тогу, одежка по местной моде, удобная надо сказать, климат там все-таки жаркий… так, о чем это я…
Кажется он, уже хорошо выпивши, подумал Иван, но продолжал слушать. Истории были занимательными, хотя он пока так и не понимал, для чего это ему все рассказывалось. Но чувствовал, что не просто так просиживает здесь свою честно заработанную стружку.
Выпив еще пива, предсказатель собрался с мыслями и продолжил:
— Так вот, мы, практиканты, подходили к обычному прохожему и просто, без всяких уловок и вывертов рассказывали, что его ждет в ближайшем будущем. Бывало, что люди смеялись, как будто мы шутники из кривозеркалья. А меня как-то раз чуть не поколотили, еле успокоил гражданина. Но никто, понимаешь, Иван, никто не озаботился хоть как-то предотвратить грядущие неприятности. А ведь мы говорили простым и ясным языком, без всяких наших приемчиков. Буквально разжевывали и вкладывали в эти тупые головы предсказания. Но толку было чуть. Мы потом специально проверяли. А вот стоит такого человека затащить к нашему Оракулу, напустить мистики, запутать его окончательно иносказательным языком и он уже готов поверить во что угодно. Странные вы все-таки – люди.
Предсказатель помолчал, внимательно вглядываясь в глаза своего молчаливого собеседника, словно бы решал трудную задачу – достоин ли этот человек откровения, или пускай и дальше себе живет, как ему заблагорассудиться, наслаждаясь сегодняшним днем и текущим моментом. Потом отхлебнул пива и решительно сказал:
— Вот что, Иван. Я тебе, конечно, все расскажу. Конечно же только то, что открыто мне, - торопливо поправился предсказатель. – Но ты забудешь об этом…
Он помолчал, наслаждаясь произведенным эффектом. У Ивана открылся рот, сжались кулаки, он собрался уже встать, чтобы прекратить этот непонятный разговор. Нет, бить Иван своего странного собутыльника все же не стал бы, хотя бы просто из уважения к его возрасту, да и истории были, честно говоря, увлекательными. Но было очень жаль потерянного времени и денег, потраченных на дрянное пойло, которое здесь гордо именовали элем. К тому же надо добавить, что было очень неприятно узнать, что тебя здесь держат за полудурка и издеваются прямо в глаза. Предсказатель успокаивающе поднял руку и улыбнулся. Улыбка вышла немного виноватой и понимающей одновременно. Иван внезапно успокоился, почувствовав благостный покой.
— Ой, мамочки! – Испуганно выдохнуло Шестое Чувство. – Начинается. Эх, а я же предупреждало тебя…
— О чем? Ты же само меня сюда привело, негодное. А потом молчало, - возмутился, было, Иван. Но оно его не стало слушать, мгновенно куда-то испарившись, оставив своего хозяина наедине с предсказателем. – Ну, я с тобой потом разберусь!
— Иван, я не вправе умалчивать. Работа у меня такая, хреновая, понимаешь. К тому же тебе эти истины о будущем сейчас знать абсолютно ни к чему. Придет время, и они сами будут приходить к тебе. И вот уж тогда именно тебе решать, как поступать, чтобы остаться в живых. Да, да, Иван, именно так – остаться живым и спасти целый мир. Вот такой тебе будет приказ. Кто его отдал, как ты сам понимаешь, я не скажу. И, не потому что я такой гнусный и вредный тип, а просто-напросто сам не знаю. А вот ты уподобишься всяким древним героям, которые не раз спасали свою планету, и делали это играючи… Как же эта планета называлась…, - он сморщил лоб, напрягая свои извилины. Потом облегченно вздохнул и хвастливо заявил. – Память меня еще никогда не подводила, специально ее тренировал. А планета эта носила гордое название Хул-Ливуд. Ну и несчастья выпали на ее долю, должен тебе сказать, как ни одной другой планете. Видать не в добрый час она появилась. Но ее жители были все как один великими героями и героинями и всякий раз Хул-Ливуд спасали от ужасной неминучей гибели. Вот с кого надо брать пример нынешней молодежи. А то нынче смотреть не на что!
— А что потом приключилось с этой планетой? – С жадным любопытством спросил Иван. Истории о героях ему нравились с детства, он сам хотел походить на них. Но по сравнению с хул-ливудскими, местные богатыри меркли. Здесь никто и ни когда не спасал свой мир.
Но здесь Иван был не совсем прав. Слишком долго на страну никто не нападал. Со времени нападения одноглазого великана прошло немало лет и зим. Под защитой Безумного Леса жители благоденствовали. Так что подвигов совершать было негде и не с кем. Максимум на что были способны мужики, это спасти свою заначку от свирепых жен. Вот здесь они становились горой, спасая свое добро. Ну, или иногда, перепившись дрянного пойла в кабаке, напасть на соседнюю выпивальню.
Отхлебнув из кружки очередную порцию мерзкого эля, вестник предсказаний продолжил:
— Ну, если быть абсолютно точным, то это была не планета, а специальный такой мир, но на этой земле. Для чего он был создан, до сих пор неясно. Иные толкуют, что главная задача – заморачивать мозги простодушных землян, мол, ими будет так легче управлять. Другие утверждают, что основное предназначение Хул-Ливуда было просвещение, он должен был нести свет добра и любви другим народам планеты. – Он презрительно скривился. – В общем и целом, полная чушь… Был да сгинул этот оригинальный мир. А загнулся он, как и положено любой великой империи, от собственной глупости, алчности и благодушия. Со-временем врагов становилось все меньше, а героев, соответственно, все больше. Сам понимаешь, это непреложный закон природы. А эти хул-ливудские герои все как один жрать хотели все больше и больше. К тому же подвигов на всех уже не хватало. Да и герои сильно измельчали. Тогда они стали между собой воевать. Впрочем, так обычно это и происходит, ничего нового они здесь не открыли. А если учесть, что «капусты» - местной валюты на всех стало не хватать, Олины Гархи и здесь умудрились откусить жирные кусочки, то в итоге начался бардак и междусобойчик. Ох, и покрошили они там друг  друга, ты бы Иван только видел! Одно удовольствие было наблюдать за этим светопреставлением! А тут и в других землях появились свои, подобные Хул-Ливуду миры. Тамошние герои были не в пример злее хул-ливудских, к тому же быстрее и сильнее. Ну и «капусты» потребляли меньше, не успели еще, как следует, зажраться. В общем, Хул-Ливуд тихо и мирно почил в бозе. Ну, туда ему и дорога. – Так неожиданно закончил свой рассказ предвидец.
Они помолчали, каждый думая о своем.
— Извини, Иван, отвлекся немного, а у тебя впереди еще много дел. Поэтому давай вернемся к нашим овнам, как говорят звездочеты и астрологи. Так вот, сейчас я тебе приоткрою завесу будущего, но эти знания тебе будут являться в строго определенное время. Даже я не знаю после каких, или перед какими событиями. Ты будешь полностью волен прислушиваться к этим советам, или напротив, полностью их игнорировать. Знай только одно – у человека не одна дорога. Он сам может и должен выбирать себе путь по вкусу и желанию. Может потом и свернуть, если не понравиться. А перекрестков и развилок, уж поверь мне пожившему на этом не самом лучшем из миров, бывает предостаточно. Вот только какие из этих дорог столбовые, а какие – обычные тропинки, никому не ведомо. Да ты и сам знаешь, чай не дурак, тоже перевидал за свои годы не мало.
Иван вспомнил несколько встреч, на первый взгляд ничем не примечательных, но ведущих к большим последствиям. Да что там встречи, даже иные фразы, брошенные вскользь, ненароком, приводили порой к печальным результатам. Так что древнюю мудрость: «молчание – золото!» ему довелось проверить на собственной шкуре. Очнувшись от собственных дум, он услышал лишь конец фразы предсказателя:
— … и еще одно запомни раз и навсегда. Предупрежден, значит вооружен. А надеется тебе придется лишь на свои силы, помощь нежданных друзей и проверенных врагов. Я почему-то верю, что ты не сложишь свою буйную головушку и с честью выполнишь, невесть кем возложенную на тебя, миссию. Ты парень умный и мудрый не по годам.
Предсказатель потянулся. Мышцы от долго сидения застоялись и требовали хоть какого-то движения. В этой забегаловке гордо именуемой Метро-Поля даже мебель была неудобной. Правда, кабатчик клялся и божился, что на таких стульях, и за такими же столиками вкушали в самой древней древности лучшие из лучших и богатейшие из богатейших. Но Иван ему мало верил, мало ли что может наплести вечно пьяный и жадный хозяин этой ресторации. Он предпочитал крепкий дубовый стол, за которым так хорошо провести время в кругу теплой компании, и на котором умещаются сразу все закуски и бутылки. И лавки, где чувствуешь крепкий локоть друга-соседа. А в случае чего можно даже прикорнуть на его надежном плече, не боясь, что тебя уронят под стол. А на широкой лавке, если сдвинуть собутыльников можно спокойно спать, вытянувшись во весь рост, и никто тебе не будет мешать. А здесь… на этой неудобной и франтоватой меблишке соседа толком не чувствуешь. Такое ощущение, что каждый сам по себе ест и пьет, ну, никак не получается тесной и дружной компании. И очень уж столики и стульчики не надежны, того и гляди, развалятся под тобой. И не поспишь на них толком, вот и остается только, слабым телом пошло падать лицом в мягкий салат, подставленный заботливым официантом (ну и словечко-то странное, до неприличия). Ведь не дай Безумный Лес, посетитель поставит себе синяк или сломает нос о твердую столешницу. Потом разговоров не оберешься, народ перестанет ходить.
Конечно, был и другой вариант, просто завалиться под маленький столик, и если есть силы, то подложить ближайший сапог себе под голову, невзирая на протесты его хозяина. Но ведь могут и наступить сверху на руку или лицо, трудно под таким столиком нормально полежать, обязательно, что-нибудь наружу вылезет. Зато остается одна радость, погладить ножки и посмотреть под юбки местным девицам. Почему-то часто случается так, что рестарационные девицы  снизу выглядят гораздо лучше, чем сверху, над столом. Первым эту их странную особенность заметил Коник, и утром любил взахлеб рассказывать, чем вызывал справедливое негодование оставшихся сверху собутыльников. Хотя иные начинали обижаться на тех, кто упал сразу же, а ведь и не объяснишь, что упал не специально, а просто отдохнуть прилег. Тем более утром все равно ничего не упомнишь. Но они обижаются прямо здесь и сейчас, обычно это грозило сильным мордобоем. Если слуги не успевали вмешаться. Например, отнести уставшего куда-нибудь в подсобку, чтобы он спокойно проспался.
Пока Иван вспоминал свои похождения в этой Метро-Поле, посланец с вестями из будущего хрустнул пальцами, потер ладони, словно согревая их, хотя в зале было очень тепло, и даже душно, и, прищурившись, сказал:
— Ну те-с, приступим. Ты, Иван, закрой глаза и расслабься. Процедура упрощена донельзя, но немного неприятна.
Иван крепко сжал веки и откинулся на спинку хлипкого стульчика. Он недовольно скрипнул, но выдержал. Будущий герой не видел, как предсказатель что-то забормотал себе под нос и протянул руки к его голове, делая своими худыми пальцами быстрые пассы. После этого под его веками брызнули миллионы разноцветных искр, почти ослепляя его. Так бывает, когда на осенний праздник Первой Кружки Пива в черное небо запускают шутихи. Очень красиво, но немного пугает. В голове Ивана что-то с хрустом треснуло и какой-то странный мутный, но в то же время черный поток куда-то его поволок. Он стал задыхаться, беспомощно проваливаясь в него с головой. Со всех сторон стали доноситься невидимые голоса. Одни были и полными сочувствия, другие звучали злобно и угрожающе. Кто-то где-то смеялся, закатываясь в истерическом хохоте.
Вдруг, среди жуткой какофонии звуков и криков, Иван отчетливо услышал как совсем рядом горький всхлип. Так может плакать только мама, из-за всех сил сдавливая рыдания. Это самое страшное горе, когда мама только что похоронила свое дитя, и оплакивает свою кровиночку, своего родного человечка, который не смог пережить ее. Она тихо плачет, держа свое горе в себе, ей не надо никакого сочувствия, сейчас ей никто не нужен. Слова жалости ничто перед той бездной горя в которой она только что оказалась. Эти слова никогда не помогут. Вот и плачет мама, горько и безутешно, никого и ничего не проклиная, и лишь тихонько погружаясь в свою тоскливую, полной черной безнадежности жизнь… в которой уже нет, и не будет светлых и радостных дней. И мама тихо погружается в омут страдания, полный тоскливой и черной безнадежности, лишь на ее жутковато ровной безвременной поверхности маслянисто поблескивает окружающая идущая жизнь. Кажется, ничего не остановилось, жизнь продолжается. Все также в окна бьется дождь и солнечные лучи. Звенят трамваи, смеются дети, поют птицы, зеленеет трава и падает снег… но это все не для нее… в этой жизни… уже в этой жизни, в которой ее заставили перейти страшную границу, за которой для нее нет и не может быть ничего, чтобы ее заставило снова смотреть и радоваться солнцу, небу, людям, воробьям, купающимся в лужах, первым весенним ласточкам или первым осенним снежинкам… нет ничего… она остается одна со своим горем. И помощи ждать неоткуда… опоздала помощь. Навсегда опоздала.
 Это самое ужасное в жизни, что может случиться. Нет ничего страшней, чем гибель своего ребенка.
Иван даже отчетливо услышал как тихо-тихо, чтоб никого не потревожить, скатилась слеза по морщинам. Может быть, слезы и помогают горю, но не такому, здесь они бессильны, они могут только проточить безжалостные шрамы морщин на лице. Кажется, слеза повисела, бросая радужный лучик последней, несбывшейся надежды на чудо, которое не сбудется никогда. Чуть повисела и сорвалась, тяжело и беззвучно упала куда-то вниз, в глубокую и мрачную тьму, куда обычному человеку входа нет, и быть не может. Маминым слезам дорога всегда одна, вниз, где живет Печальное Озеро Женских Слез.
Иван буквально всем телом услышал, как чья-то мамина слеза упала в тяжелую и неподвижную горькую воду, и даже кругов от нее не осталось. Все тут же кануло, пропало навеки, добавив горя мирозданию. Лишь пронесся тяжелый, полный неимоверной печали женский вздох, а само мироздание в который раз зябко поежилось, и попыталось утешить неутешных. В эту юдоль печали даже боги боялись заглядывать.
Мама… мама… мама… нет ничего добрее этого слова. Оно надежда и вера, утешение и добро. Мама, это все!
Но нет ничего страшней, чем горе матери…
Иван почувствовал, как на глазах закипели слезы, прорываясь изнутри. Его горло перехватило жесткой лапой горя, не давая ему дышать. Кажется, он услышал голос своей мамы и попытался броситься к нему. Ее лицо, которое забыл давным-давно, вдруг всплыло перед ним. Он был слишком маленьким, когда его мама и папа загадочно исчезли из их города. И до сих пор о них ничего не было слышно. Иван попытался рвануть к этому голосу, к этому забытому лику, но внезапно услышал, как какой-то стервец оглушительно захохотал. Ему даже показалось, что он что-то говорил, насмехаясь. Этому неведомому гаду было очень весело, глядя на все страдания Ивана. Но внезапная вспышка света больно ударила его по глазам, снова погружая в беспамятство. Из последних сил Иван попытался ухватиться за последние крохи своего рассудка. Но стремительно надвигающаяся темнота, ее тяжелые волны, бьющие в лицо и вышибающие последние крохи воздуха из легких, жестоко тянула его в темноту, в которой не было ничего… и никогда не могло быть. Из последних сил Иван рванул к призрачному свету, призрачно белеющему вверху. Но снова тяжелая рука неотвратимо взяла его за голову и стала давить вниз, ко дну этого необъяснимого потока.
Иван беззвучно закричал и снова провалился с головой в поток. Сил сопротивляться уже не было. Но перед этим, на пределе своих возможностей он вдруг услышал голос, до странности спокойный среди этого ужасного шума и криков. Голос пытался ему что-то втолковать, но захлебывающемуся человеку было не до голосов. Он неотвратимо начал тонуть, руки и ноги нелепо молотили в густом потоке, пытаясь спасти все остальное, а странный поток безжалостно затягивал все глубже и глубже. Иван захотел закричать, но его рот набился какой-то тягучей, осклизлой смесью. Сразу заныли зубы, словно он хватанул ледяной воды, а в глаза попал песок. Легкие жгло нестерпимым жестоким огнем, хотелось вздохнуть… но воздуха не было, его крик о помощи горел вместе с легкими разрывая грудную клетку. Он погружался вниз, вниз… что-то неотвратимое, беспощадное и сильное тянуло его на самое дно. И, когда он уже совсем перестал сопротивляться, с ужасом смирившись с неизбежным, и, захотел втянуть хоть что-то в свои многострадальные пылающие легкие, в этот момент невидимая рука схватила его за волосы, и, грубо выволокла его наверх. Последнее, что он увидел, был слепящий белый свет идущий от каких-то странных круглых светильников, расположенных по кругу. Сколько их было он не успел сосчитать, потому что его отвлекли резиновые руки, протянувшиеся к нему, откуда-то сбоку. Он успел заметить, что в этих руках было какое-то дивное животное. Оно состояло из крохотных  круглых присосок и многочисленных цветных щупалец. От отвращения Иван стал дергаться, пытаясь вырваться, но понял, что крепко связан. Вдруг незнакомый властный голос откуда-то из окружающей темноты, его глаза были ослеплены яркими светильниками, властно произнес:
— Скорее хлороформ! Что вы там возитесь? Не видите, крепкий герой сегодня попался!
Иван почувствовал, что лежанка под ним на удивление очень жесткая и холодная. Тут же мелькнула мысль, что могли бы и на что-нибудь помягче положить. Потом он отчетливо понял, что абсолютно беззащитен, так как был очень крепко привязан к этой неуютной лавке. Вдруг ему на лицо натянули сладко пахнущую холодную маску. Мир снова завертелся, проваливаясь в темноту. Но в это раз не было никакого потока, а только полное облегчающее забвение. Уже знакомый голос, куда-то удаляясь, недовольно вопрошал:
— Ну, когда же эти экспериментаторы из института Хроноса успокоятся. Надоели ужеее…….
Внезапно Иван понял, что сидит на неудобном стуле, никакой лежанки под ним нет. Не светят, выжигая глаза странные светильники, и поэтому вокруг мир исчезает в непроглядной тьме. Почти сразу он сообразил, что темно оттого, что у него закрыты глаза. Но открывать их он не торопился. Было страшно, а что его ожидает там, за закрытыми веками, какие еще неприятности столпились вокруг него. Потом Иван услышал тягучий гул, в голове начали раздаваться раскаты далекого грома. Не сразу он сообразил, что это голоса людей, разговаривающих поблизости. Но вот грохот и гул стали понемногу стихать и в разговорах окружающих стали появляться сначала знакомые слова, а потом целые предложения. Очень скоро он стал понимать, о чем все же ведут речь близкие собеседники. Потом сообразил, что эти разговоры его не касаются, он сам по себе, а соседние едоки сами по себе. С некоторым усилием он открыл глаза, и мир снова стремительно завертелся перед ним. Желудок сжался, возмущенное пиво стало торопливо проситься наружу. Он глубоко и несколько раз вздохнул, успокаивая так некстати взбунтовавшийся напиток. От этого упражнения круговорот мира стал замедляться, складываясь из ярких, размазанных полос в цветные фрагменты разобранной сумасшедшей мозаики. Почти сразу же она сложилась в цветной стеклянный витраж, где вроде бы и были фигуры людей, предметы, цвета и звуки, но в тоже время они были прозрачными, плоскими и потому кажущимися какими-то нереальными. Иван снова из-за всех сил сомкнул глаза, да так, что аж искры замелькали. Тряхнул головой и вновь попытался посмотреть на окружающий мир. Но ничего нового и хорошего он там не увидел. Все также вокруг сидели, ели, пили и невнятно разговаривали посетители. Свет свечей отбрасывал неверные тени на их лица. Ему даже сначала показалось, что это продолжение пережитого кошмара, и он даже приготовился снова к чему-то страшному.
Сколько прошло времени, Иван так и не понял, но судя по всему совсем немного. Вон, хотя бы за соседним столиком все также аппетитно вгрызался в баранью ногу заезжий купец. А его стройная сотрапезница продолжала отпивать из стеклянной рюмки заморское вино. Слишком слабое и приторное, на невзыскательный вкус Ивана. И голова от него утром болит ни чуть не хуже, что от кузнецовой браги. Он сфокусировал свой взгляд на человеке, по-прежнему сидящему напротив него. Его взлохмаченная голова сочувственно кивала.
— Понимаю Ваня, такое пережить не каждому суждено. И не все, кому не посчастливилось попутешествовать там, смогли это пережить и остаться в здравом уме и твердой памяти. Но ты держался молодцом. Значит, выбор был сделан правильный.
Вдруг Ивану пришла в голову мысль, хоть и запоздалая, но стремительно пронеслась в голове и засела остро занозой.
— Интересно, кто это, - с нездоровой подозрительностью поинтересовался он сам у себя. Но спросить, почему-то не решился. Вроде бы он сам о себе много уже чего рассказал, но вот о главном он почему-то умолчал. Или что-то говорил, но Иван прослушал, пропустил мимо своего внимания…
Память стремительно возвращалась в его измученную голову. Теперь Иван вспомнил и этого новоявленного Предсказателя и весь их разговор. Но в тоже время он отчетливо понимал, что этот Предсказатель втравил его в какую-то безумную авантюру. Или во всяком случае пытается туда втравить… И почему-то Иван был уверен, что еще не раз вспомнит своего случайного, а может и не случайного, сотрапезника, тихим незлым матом.
Он еще раз внимательно вгляделся в его лицо. Зрение уже вернулось, и он стал видеть окружающую обстановку, так как ей и полагалось. Особенно помогло в этом глубокий глоток местного пива, хоть и слабого, но вновь вернувшего его на землю. С неожиданной ясностью Иван увидел его глаза. Почему-то до сих пор он не обращал на них никакого внимания, хотя, обычно, в глаза-то и смотрел в первую очередь, вспоминая древнее наблюдение, что глаза это зеркало души человека, через них можно постичь самые тайные, скрытые стремления и желания. Понять человека. Почему же он до сих пор не обращал на них никакого внимания, не иначе очередное колдовство. А глаза действительно были выдающимися – пронзительно синие, острые и внимательные, не выпускающие ничего из виду, в которых одновременно застыла непонятная глухая тоска. Мелкие морщинки беспощадно указывали, что его собеседнику уже немало лет, что он гораздо старше, чем это может показаться на первый взгляд, и что он пережил немало плохого, видел столько боли и разочарований, сколько другим и не снилось. Но в то же время, взгляд Иванова собеседника говорил, что этот человек не врет, что ему можно  доверять. Эти глаза жили своей жизнью, мало завися от их хозяина. Знал ли Предсказатель о таком странном свойстве своих глаз, Ивану осталось неведомо. Но он решил, что человеку с такими глазами, стоит доверять. Все это было очень странно. Но к странностям сегодняшнего вечера он уже стал привыкать, и даже уставать от всего этого, так неожиданно свалившегося на него.
А его собеседник мягко продолжил, вкладывая в свой голос сочувствие и понимание:
— Не волнуйся так сильно, Ваня. Придет срок, и ты вспомнишь все. А теперь мне пора, засиделся я тут, с тобой разговариваючи.
Он подозвал гарсона, и расплатился за ужин. Несмотря на вялые возмущения Ивана, что, мол, и у него стружки полные карманы, Предсказитель расплатился и твердой походкой направился к выходу. Иван снова удивился, столько выпить местного  пива, какое бы оно ни было слабое, но так трезво держаться на ногах, на такое был мало кто способен. Сам то он уже немного заплетался ногами, и чуть было даже не налетел на столик, который как обычно так не вовремя неожиданно появился перед ним. Но, собрав в кулак всю свою волю, лихо обошел его по крутой дуге, даже не зацепив никого из сидящих. Кажется, даже, что никто и не заметил его невольного маневра.
Когда они вышли на ночной Императорский проспект и вдохнули полной грудью свежего морозного воздуха, выбивающего пивной дух, заставляющего трезветь, Предсказатель вдруг протянул ему руку и печально сказал:
— Все я знаю, Иван. И как ты меня ругать-проклинать будешь, и как метаться в поимках верного решения будешь. А может даже, не дай Хронос такого, конечно, попытаешься сам истину найти. Верю, искренне верю, и даже почему-то уверен, что все у тебя получиться. Верь мне, а я уж перевидал героев на своем веку превеликое множество. Ну, может еще, и встретимся, а пока не поминай лихом.
Он резко развернулся и моментально исчез из неверного круга света, отбрасываемого масляным фонарем, даже скрипа снега не было слышно.  Где-то в темноте взметнулся легкий вихрь из колючей снежной изморози, обдав лицо ошарашенного Ивана. И все стихло. Снова спокойная морозная ночь, в глубине которой слышались пьяные голоса, тявканье собак, скрип снега под ногами поздних прохожих. А сверху, из темно синего промороженного, стылого неба бесполезно лупились яркие крупные звезды, которые могут быть только зимой, с любопытством подсматривающие за Землей.
— Ну, и ну, - только и смог покачать головой Иван. – Вот же вечерок выдался.
Как будто отвечая его невысказанным мыслям, где-то вдали солидно забрехал кобель, отпугивая от чьего-то дома запоздавших гуляк. Этот брех заставил подумать о собственном доме, о жене и друге Конике. Лай далекого пса почему-то вдруг превратился в богатырский храп, причем, раздававшийся под самым ужом. От неожиданности Иван сморщился и чихнул. Мир снова стремительно замелькал размытыми цветными полосами и пятнами, только в этот раз тусклыми и темными. Пытаясь остановить внезапное головокружение он нелепо взмахнул руками  и вдохнул полную грудь промороженного воздуха. Снова взмахнул руками, все же пытаясь не упасть в сугроб, и услышал совсем рядом с собою недовольный голос Коника:
— Ну, размахался, вояка грозный. Дай спокойно поспать приличным коням.
Неожиданно для себя Иван понял, что мирно сидит на теплой земле, а не пытается упасть в жесткий холодный сугроб. Он почувствовал под собою теплый бок своего друга – Коника. Оказывается, он привалился к нему и спал. Коник тоже подрыгивал копытами и всхрапывал, как будто ему снились тяжелые сны. Вокруг был полная беспробудная глухая ночь. По загасшему костру лениво перебегали синие огоньки. И поляну, на которой обосновались на ночь друзья, затопила полная тишина. Конечно, если не считать звуков, издаваемых спящими спутники Ивана. Храп, бормотание, стоны все равно не могли потревожить ночную тишину, опустившуюся на поляну.
Иван оторвался от мерно вздымающегося бока друга, и подсел поближе к костру, ночь была все же прохладной. Он подкинул ветвей в загасший костер. Огонек радостно обхватил сухостой своими горячими язычками и торжествующе пустил искры в синь ночи. Как будто он торжествующе приветствовал ночь, которая недовольно отодвинулась к мрачным деревьям и залегла в кустах, чего-то выжидая.
Особых мыслей и чувств у Ивана не было. Лишь легкое недоумение, что об этом важном разговоре он почему-то вспомнил только сейчас. Он удивленно пробормотал, чтобы не разбудить своих спутников:
— А ведь, действительно, тогда, утром, уже ничего не помнил, хотя ведь и хотел рассказать друзьям. Странно…
Он прислушался к себе, но никаких особых откровений не услышал. Все его чувства словно бы спали, или не хотели пока высказывать своих мнений. Лишь где-то глубоко внутри шебуршалось и возилось недовольное Шестое Чувство. Оно нехотя доложило:
— Мы с Внутренним Голосом совещаемся, не мешай нам… Ситуация странная до безобразия… Потерпи Ванюш.
— Ну, что же, пока совещайтесь, - милостиво разрешил своим советчикам Иван. – А я спать буду. Устал чего-то сегодня…
— Погоди дрыхнуть! Попал ты Ивашка, по самое не хочу! Так что потерпи, надо принимать решения!
— Ну, и вы со мной туда же попали! – Резонно возразил сонный Иван. – Так что вместе будем выкарабкиваться.
— И мы. – нехотя уступило Шестое Чувство. – Никаких таких озарений в твоей пустопорожней башке нами пока не зафиксировано. Объегорил тебя этот провизор… тьфу, кикимора тебе в бок вместо Елены… черт, язык сломаешь, пока выговоришь, Провидец этот недоделанный.
— А ты где тогда было. Могло ведь и предупредить.
— Предупредишь тебя, как же! У тебя, Ванюшь, всегда свое мнение, а ближайших советников слушать не слышишь, - обиделись оба голоса.
— Ну, так и признайтесь, что вы тоже повелись на слова Предсказителя. Согласитесь, ведь красиво он мозги запудрил. Сразу видно, профессионал. – Иван усмехнулся. – В общем, чистосердечное признание, сами знаете, чем грозит!
— Ладно, Ваня, ты спи. А мы тут думать будем.
Они пожелали друг другу спокойной ночи. Но Иван заснуть сразу не смог. Слишком много впечатлений выпало за день. Поэтому он продолжал прислушиваться к голосам, которые внутри него о чем-то сердито сопели и переругивались между собой.
— А само то…
— А ты куда смотрел… Ведь уже не маленький…
— Да я счас тебя так уделаю…
— А ты чего молчал? Шаляпин ты наш, голосистый. Как в кабаке песняка давить так самый первый…
— Молчи, шестерка несчастная. Само из тех же… провизоров!
— Ах ты тенор шепелявый! Да я тебя за такие слова…
Ивану, в конце концов, это все надоело. Тем более ему вдруг очень захотелось спать, а с такой перебранкой внутри собственной головы, о покое нельзя было даже и мечтать. Шестое Чувство и Внутренний Голос разошлись не на шутку, обвиняя  друг друга в мыслимых и немыслимых проступках.
— А, ну, тихо! Мелюзга виртуальная! – Что такое «виртуальное» Иван доподлинно не знал. Просто, как-то будучи в очередной командировке в Заморье, он услышал это словечко. Может, оно было и ругательным, но это слово очень ему понравилось, и потому применял его к месту и не к месту. – Так, я буду спать. А вы думай, ищите, а то зачем вы мне сдались, такие шумные, спрашивается! А то к Конику обоих перемещу! Уж он то с вами лихо разберется.
Эта угроза их испугала не на шутку. Они замолчали. А Иван с облегчением вытянулся во весь рост на земле, прижавшись к теплому боку друга, и закрыл глаза. Сразу же возник образ давно забытого Провидца. Он шевелил губами, пытаясь что-то сказать засыпающему Ивану. Кажется, даже грязно ругался, выпучив глаза. Но Иван лишь умиротворенно погрозил забавной галлюцинации пальцем и наконец-то крепко заснул. Сон его, на удивление, был спокойным, без всяких вывертов неспокойного создания и вечно бодрствующего, и оттого вечно недовольного, бессознания.
Образ Провидца исчез также внезапно, как будто одновременно погасли все свечи в любимом кабачке. Так бывает, когда внезапно, с зимней улице вваливается целая толпа уже веселых посетителей, и морозный воздух стремительными струями врывается в теплый застоявшийся воздух, превращаясь в пар и игриво раскачивая язычки пламени на свечах, пытаясь их загасить.
Утро началось бурливо, и сразу с нескольких важных событий.
Не успел Иван открыть глаза, как Внутренний Голос бодро доложил:
— Не извольте-с беспокоиться. Пока ваше благородие изволило отдыхать от дел праведных, нами был проведен ряд оперативно-розыскных мероприятий, направленных на выявление скрытых посланий в вашем высокочтимом черепе.
Иван тяжело вздохнул, и, не открывая глаз, пробормотал:
— Короче, атавизмы тяжелого времени, чего у меня нарыли? Надеюсь, что ничего криминального. – Он зевнул, и вдруг почему-то подумал, что все вокруг над ним издеваются. К шуточкам Коника он уже давно привык, и перестал обращать на них внимания. А вот издевательства и подначки от самого себя, вернее внутреннего, непознанного Я, он терпеть не собирался.
В это время Внутренний Голос, прямо в многострадальной голове, верноподданно рявкнул:
— В результате проведенных действий, нами было зафиксировано чужеродное влияние, в дальнейшем именуемое в рабочем порядке – Провидец. Если конечно, ваша светлость не захочет изменить это название на более благородное, или более удобное. Мы можем только сказать, что радостью воспримем новое имя этого воздействия.
Иван проигнорировал очередной выпад своего подсознания, оставив разборки на более удобное время:
—  Ну, ну, продолжай, что там этот Провидец успел отчебучить, - заинтересованно спросил Иван.
Он по-прежнему лежал, и лишь сквозь полуприщуренные веки следил за утренней жизнью лагеря. Он еле заметно вздохнул. У него начиналось складываться стойкое ощущение, что его голова становится проходным двором, куда сможет зайти любой, кому не лень, и даже не вытирая сапог, расположиться как у себя дома. Надо было с этим что-то делать.
Внутренний голос, даже не подозревая о столь тяжелых мыслях Ивана, столь же бравурно продолжил.
— Ваше сиятельство, пока вы изволили почивать-с, этот самый Провидец, за отчетную ночь несколько раз пытался вложить в вашу голову некие знания. Но так как он пытался это сделать в обход ваших покорных и верных слуг, то ему это не удалось. Мы стойко стоим на страже ваших интересов, как внутренних, так и внешних! – И два голоса одновременно рявкнули. – Ура! Ура! Ура!
От этих диких воплей Иван поморщился, но стоически продолжал лежать, делая вид, что по-прежнему спит. Его друзья не обращали на него никакого внимания. Хоббиты из остатков продуктов пытались что-то сварить на завтрак, тихонько споря между собой, а Коник, по своему обыкновению подначивал всех, внося творческую и веселую  неразбериху. Но как ни странно, его шуточки никого не обижали, зато споры мгновенно затихали. В общем, все шло как всегда.
А голоса в голове Ивана, меж тем продолжали издеваться:
— Ваше первосвященство, мы нижайше просим донести до вашего высочайшего сведения, что в результате тяжелых переговоров между вашими, недостойными даже наилегчайшего внимания, слугами, и внешним раздражителем, рабочее название коего – Провидец, пока вы, мудрейший из мудрейших, не соизволите переименовать вышеуказанного беспардонного доставителя плохо поддающихся расшифровке телеграмм, был достигнут консенсус…
Тут Иван вспомнил, как его знакомый колдун, безвременно закончивший свой жизненный путь восклицательным знаком, повиснув в петле, на потеху праздношатающейся публике, в результате хитромудрых действий придворных интриганов и оппозиции, когда-то ему говорил, что это слово очень ругательное. А его придумал меченый на всю голову человек в смутную, передельную эпоху одной далекой страны. Поэтому Иван решил в корне пресечь эти неуместные шуточки. Он рявкнул про себя:
— А ну кончай баланду травить! Давай по существу дела.
Его внутренние чувства замешкались, но, быстро собравшись с мыслями, начали докладывать. На этот раз вперед выступило Шестое Чувство.
— На связь с тобой пытался выйти Провидец, но его было плохо слышно. Какие-то помехи, на наш взгляд наведенные кем-то нехорошим, вредящим нашему делу. Этот Провидец ругался на какой-то институт. По его словам выходило, что некие высоколобые и очкастые умники все напутали. Мы так толком ничего не поняли. Потом он сказал, что все предсказания аннулируются. Все, кроме одного,  это он особенно пытался выделить. Во всяком случае, нам так показалось. А вот какие предсказания аннулируются, и какое остается в силе, мы так и не поняли. Связь внезапно прервалась.
Внутренний Голос недовольно пробурчал:
— Кто-то очень не хотел, что бы Провидец не смог связаться с тобой, о мой хозяин и повелитель!
Иван снова проигнорировал последний ехидный выпад, но про себя решил, что на досуге обязательно разберется с этими внутренними помощниками. Оттягивать дальше уже не было ни каких сил. Хватит, натерпелся от них. Но сейчас решил стерпеть, и лишь спросил:
— А что он еще сказал?
— Мы так поняли, что тебе надо надеяться только на себя и друзей, конечно.
— Это я уже слышал. Ничего нового вы так и не сказали.
— Кажется, он еще что-то говорил, про некий знак, который ты сегодня увидишь. И тебе надо будет всего лишь правильно истолковать его.
— Час от часу не легче. Легко сказать – правильно истолковать! Еще бы увидеть его, этот знак. Это все?
— Все. Больше ничего не удалось понять. Связь была очень плохая, - виновато ответило Шестое Чувство. – Но мы еще попытаемся покумекать над смыслом сообщений. Только отдохнем немного.
Голоса разом затихли, как будто их и не было вовсе. Чуть подождав, Иван открыл глаза и оглядел поляну. Хоббиты уже собрали все свои мешки, ставшие тощими, и терпеливо поглядывали в его сторону. Его верный друг, грозно размахивая хвостом, яростно шептал на всю поляну:
— Куда торопитесь, мохноногие? Дайте человеку поспать. Времени еще целая куча! И идти нам некуда. Сами же вчера говорили, что топчемся на одном месте.
Те вяло отбивались:
— Сам такой. Ты себя в зеркало видел, тягловая скотинка?
— Не видите что ли, хозяин спит. Он и так всю ночь глаз своих не сомкнул, все думал и думал как нас из этой передряги целыми и невредимыми вытащить.
О какой такой передряге вел речь его верный товарищ, Иван не знал. Вроде все пока шло хорошо. Во всяком случае явных угроз для их бесценных жизней он не видел. Все были живы и здоровы, ну, если не считать покушений на их рюкзаки. А Коник тем временем продолжал, явно стращая легковерных невысокликов.
— Иван ночью даже колдовал. Сам видел, как он что-то бормотал, ходил, руками всякие пассы выделывал. Он когда этим занимается, знаете, какой грозный делается! Уж я то ведаю, на себе испытал, еле выжил… Иван тогда может враз или испепелить или в лягуху какую превратить. Это для него раз плюнуть. Не смотрите что он такой спокойный, в такие моменты даже я начинаю бояться его. А я уж знаете, какой отчаянный!
Вот же болтун, - подумал нехотя Иван. – И ведь же верят ему. Хотя он всегда врет очень убедительно. Этого у него не отнимешь. И даже убедительней, чем когда говорит правду, вот что странно. А говорит он ее, родимую, почему-то очень редко-редко. Но ведь сегодня этот хвостатый друг дрых без зазрения совести, Иван сам видел, как тот беззаботно раскинул копыта на пол поляны. И что он мог видеть в таком состоянии? Но хоббиты почему-то ему внимательно внимали, буквально ловя каждое его слово. Только Долбо скептически улыбался, впрочем, стараясь не показать невысокому коню своего неверия. Но Коник каким-то чувством вдруг понял, что ему здесь не верят, и обиженно зашипел, обнажив желтые зубы:
— Что, половинчик, не веришь, мне?
— Верю, верю, друг мой, Коник. Только прошу, говори потише, разве не видишь, Иван спит.
Иван про себя тихо ухмыльнулся, тихое шипение Коника могло разбудить даже сытого вампира.
— Значит, ты мне не веришь?
— Верю, верю, сам брехун. – Отшутился Долбо.
— Ну, я тебя сейчас под силос разделаю. – Совсем разъярился Коник.
От его вопля даже муравьи стали испуганно разбегаться с поляны. Тут, в начавшуюся перепалку вмешался Хохмо.
— О, кажется Иван начал просыпаться. Доорались, спорщики хреновы.
Коник повернул голову к лежащему Ивану и с ходу рявкнул:
— А, ну, поднимайся, лежебока! Рано еще тебе к земле привыкать, у нас еще не все подвиги пересовершены! Вставай, не видишь что ли, тебя вся общественность ждет! Вишь ты, барин, какой нашелся, разлегся тут на всю поляну, не пройти, не проехать, а мы тут его дожидаемся. Уж все истомились, пока ваша светлость боками травку приминает!
— И ты туда же, - недовольно буркнул Иван, вставая. – Достали с утра пораньше, лишь бы поиздеваться надо мной.
Коник удивленно вытаращил глаза. Иван встал и быстро ополоснул лицо водой из фляжки, смывая липкую паутину сна и нервного пробуждения. Подсел к костру, Хохмо быстро насыпал ему оставшуюся кашу и виновато пожал плечами, мол, все, больше продуктов не осталось. Иван равнодушно жевал вареную крупу, есть ему абсолютно не хотелось. Он все думал, что делать дальше. Ситуация ему категорически не нравилась. Иван сам не мог понять, что его настораживает. Он пытался понять, что ему с компанией делать дальше. Его бесплодные размышления прервал Коник. Его хвостатый друг тихо подошел к нему и ткнулся ему мордой в плечо.
— О чем думаешь, Вань?
— Надо куда-то идти, а куда идти, я не знаю. Сам понимаешь надо что-то делать.
— Ты не думай об этом, - посоветовал старый проверенный друг. – В нашем деле главное двигаться. И неважно куда. Ты разве не видишь, что эта дорога все равно куда-нибудь нас приведет. От нас ничего не зависит. Так что будем топать и топать, а там разберемся, когда придем. Так что Ваня, выше нос, и вперед по этой дороге, вымощенной Черт Знает Чем!
— Приведет… может и приведет, куда-нибудь, - эхом откликнулся Иван. Он закончил завтракать остатками каши, и задумчиво смотрел на серую дорогу. – А пока мы, сам видишь, стоим на одном месте.
— Ты Ваня, сам прикинь пуп к глазу и увидишь, какая барабуля здесь выйдет. Главное спокойствие, а там смикитим, что делать дальше. – Продолжал подбадривать друга Коник. – Так что Ваня не переживай. Ты сам подумай, не будет же эта дорога вечно по кругу нас водить. Глядишь, может сегодня все и изменится. Хватит думать, а то морщины появятся, тогда Елена из дома выгонит. Так что надо идти.
С этими словами Коник бодро двинулся к дороге. Иван встал и догнал друга:
— Ладно, успокоил, - Иван потрепал Коника за пыльным ухом. Тот от удовольствия закатил глаза. – Все, хватит валяться, пошли дальше, может, и придем куда-нибудь.
Хоббиты торопливо надели свои мешки, и вскоре вся команда дружно двигалась по давным-давно осточертевшей дороге, которая вела неведомо куда. Они все очень ждали хоть каких-нибудь перемен, конечно в хорошую сторону. Но так бывает редко. Перемены как обычно они не заставили себя ждать, и были не совсем радостными. К сожалению, в жизни так часто бывает. Ожидаешь, что все сейчас перемениться к лучшему, а на самом деле, потом мечтаешь, чтобы все осталось по-прежнему. Перемены редко радуют.
Ведь если чего-то очень ждешь, то оно обычно сбывается.
Всегда.
Но почему-то всегда в извращенной форме. Почему так бывает, никто не знает.
И после этого начинаешь чего-то ждать и верить в лучшее. Что в этот раз все будет по-другому, лучше, чем в прошлый раз… но… все как всегда.
Их самые плохие ожидания, не обманули друзей. Сначала дорога перед ними внезапно стала покрываться небольшими ухабами, на которые жители Безумного Леса уже давно не обращали никакого внимания. Но потом эти мелкие ухабы и рытвины стали превращаться в большие колдобины и ямы, и почему-то заполненные водой. Но даже эти колдобины были на местных дорогах обычным явлением, хотя и неподвластным никакому разуму. Неожиданно Иван вспомнил, как местные волшебники пытались объяснить суть этого чуда, но в итоге только недоуменно разводили руками, и грязно ругались, мол, это выше их понимания. А самые смелые и отчаянные, не убоявшись царского гнева, доказывали, что здесь не обошлось  без нечистой силы. Но на нее столько списывали неурядиц в царстве, что уже никто не верил в ее силу. А волшебники упрямо доказывали, спасая свою репутацию и даже жизнь, запудривая мозги слушателям странными словами:
— Мир полон загадок! И нам ни когда не понять, почему на ровных и крепких дорогах внезапно появляются ямы. А уж, почему они всегда заполнены водой, причем даже в летний полдень, нам неведомо. Тут даже сам Безумный Лес не даст ответа. Может он сам хочет этого, а может и кто посильнее его. В общем, сие есть великая тайна мироздания, никому неподвластная. Так что уж о смертных и говорить нечего. Так что ездите, как вам пращурами заповедано, и не задавайте глупых вопросов. А все вопросы задавайте Безумному Лесу, может он и даст ответы.
Вот за эти инсинуации на ни в чем не повинный Безумный Лес, толкователи сих странных безобразий обычно платились головами. Правители не без оснований были уверены, что Лес здесь ни при чем.
Царь все-таки тихо подозревал, и даже был в чем-то уверен, что эта тайна – есть великий секрет дорожных строителей и смотрителей. И заключается этот секрет в банальнейшем воровстве и разгильдяйстве. Но те истово клялись, что ничего такого даже помыслить себе не могли и не смели, и обвиняли в свою очередь безответную нечистую силу, которой, якобы кишел весь Лес. А самые наглые еще упоминали гнусный, своенравный  характер дорог, мол, им не нравиться когда по ним ходят, а уж те более ездят, потому они и выращивают в себе колдобины. А уж чтобы совсем досадить роду людскому, заполняют их водою. А уж иные работнички дорожной службы, окончательно обнаглев, понизив голос для вящего убеждения, доказывали, что это сам батюшка Лес такие злокозненные козни строит. Не любит, мол, путешествующих и ездящих туда-сюда почем зря людишек. Ведь Лес, хоть и Безумный, но строгих нравов, а легкомысленные человечки его сильно раздражают своими передвижениями.
Царь, слушая эти версии, лишь недобро ухмылялся. Но поделать ничего не мог. Смотреть за лесными дорогами охотников было мало.
Как-то заезжий чародей, толком не разобравшись в ситуации, присоветовал ему как победить две государственные напасти: дураков, засевших в царских покоях и хреновые дороги.
— А ты, царь-батюшка, - шептал он ему в ухо, опасливо оглядываясь, чтобы не услышали его советники и министры. – Так укажи своим царским словом, чтобы велеть замостить этими дворцовыми дубами, коих по твоим царским палатам шляется немереное количество, дороги в своей стране. Вот и не будет сразу двух проблем.
Царь задумался над этим нетривиальным предложением. Хорошо задумался, надолго. Да так задумался, что его верные, ближайшие слуги впали в легкую панику, а иные даже в тяжелую депрессию. Кое-кто даже хотел в отставку уйти, от греха подальше. Кому же охота, чтобы по его спине безнаказанно колесили безродные купчишки, и елозили своими грязными лаптями крестьяне.
Не в меру болтливого чародея противники такой реформы хотели самого закатать в ближайший лесной проселок, а сверху налить большую лужу, но тот оказался хитрым и опытным малым, и рано утром, так и не дождавшись царских милостей, которых обещано было не мало, и даже не простившись с поваром, с коим они нашли общий язык, покинул негостеприимный город, а потом, как сказывали некие свидетели, и страну. Как потом оказалось, за гостиницу он тоже великодушно не заплатил.
Стоило только друзьям пройти по странной дороге несколько шагов, как снова начались чудеса, которые неожиданно превратились в большие неприятности. Правда, компания еще даже и не догадывалась, к каким бедам они так бодро шагают.
Все началось с того, что вдоль дороги промчался легкий сквознячок, внезапно усилившийся до сильного ветра. Поднятая пыль, заставила их чихать и ругаться. Коник, возмущенно спрашивал у всех, тряся своей гривой:
— Да откуда же здесь на этой дороге столько пыли?
Ответа никто естественно дать не мог, даже при всем желании, так как все тоже чихали и закрывали лица. Вдруг Ивану показалось, что такая крепкая и незыблемая дорога под его ногами легко содрогнулась. Потом еще раз. Он чуть не потерял равновесия. Оглянувшись, увидел, что хоббиты тоже еле удерживаются на ногах.
Повинуясь внезапному желанию, он хотел сбежать с дороги Вымощенной Черт Те Чем на обочину. Но увидел кусты, плотно обступившие обочину, которые сразу же ощетинились ветками, больше похожими на штыки. Перед изумленными глазами компании, такой надежный на первый взгляд, привычный и удобный тракт стал мелко трястись. Его дрожь становилась все более крупной. И вот дорога уже стала напоминать серую ковровую дорожку, которую два великана стали усиленно выхлапывать, напрягая все свои недюжинные силы. Поднялась непроглядная туча пыли, а мелки камешки засвистели вокруг друзей. Они испуганно пригнулись, благо серое полотно пока под их ногами было незыблемо. От тряски поднялся шум, и Коник проорал прямо в ухо Ивану:
— Ванька, надо драпать! Дорожка с ума съехала!
Иван только успел показать рукой на ощетинившиеся кусты. Дальше они не успели ничего предпринять. Особо крупная волна, прикатившаяся откуда-то издалека, все-таки пересекла невидимую границу, за которой стояли друзья. Страха никто не успел испытать, все закружилось с молниеносной быстротой. Сначала компания дружно взлетела вверх. Ивану, в какой-то неуловимый миг даже показалось, что они вот-вот увидят свой далекий дом, но ничего кроме серо-зеленого леса, расстилающегося до самого горизонта, они не увидели. Зато солнце стремительно прыгнуло ему в лицо, он еле успел зажмуриться, чтобы не ослепнуть, как ему показалось в этот миг. На мгновение, зависнув в синем небе, они кувырком покатились вниз. Пыль забивала рот и глаза, в голове сильно шумело от странного звука, который гулко перекатывался вдоль всей дороги Вымощенной Черт Те Чем, словно растянувшийся гром. Не успели они прийти в себя, как на них накатился второй, еще больший вал. И его горб уже зловеще закрывал весь мир, суля путникам неминуемую гибель.
- Ааааа! – Где-то рядом, но в тоже время так далеко, что и не помочь, беспомощно, пронзительно закричал Хохмо. Его, как самого легкого из всей компании просто-напросто оторвало от беснующейся дороги и подбросило вверх, прямо к самому небу.
Ивану даже показалось, в какой-то миг, что Хохмо удариться головой о небесную хрустальную твердь. И хотя Иван видел это буквально миг, но запомнил на всю жизнь, как Хохмо стремительно удаляется в высь, истошно вопя. Но юный хоббит, по-прежнему отчаянно размахивая руками, все-таки помчался вниз, его рюкзачок мелькнул перед самым лицом Ивана, чуть его не оцарапав. А потом хоббит исчез в плотных и вонючих клубах пыли где-то внизу. Сразу же оттуда почему-то вынырнуло два копыта.
— Хорошо, что хоть не подкован, - мимоходом подумал Иван, уворачиваясь.
Получилось у него это не очень удачно, так как невесть с чего взъярившаяся дорога, в этот момент, по подлому ударила его в лоб. Уже давно привычные искры ярким снопом взорвались в глазах, медленно превращаясь в цветные круги, которые плавно перетекали в плотную, густую темноту. На какой-то миг Иван перестал понимать, что же происходит вокруг него, он просто пытался удержаться на прыгающей дороге. Когда он с трудом открыл глаза, то открывшаяся картина его не обрадовала. В клубах оседающей мерзкой и тяжелой пыли, совсем не похожей на нормальную пыль родимых лесных проселков, чихали и ругались на чем свет стоит, его спутники.
Коник грозно спрашивал потрепанную команду:
— Это кто мне в ухо лягнул, а, седоки необъезженные. Я ведь могу копытом так заехать, что выше койки никогда не поднимешься!
— Сам хорошо, - слабо простонал контуженный Долбо. – Раскинул свои лытки по всему лесу, не пройти не проехать. Копыта, когда последний раз мыл? Так ведь и заразу можно в организм занести.
Долбо растирал грудь и сильно морщился. Несмотря на всю железную выдержку, из его глаз бежали слезы, оставляя две мутные полоски на поседевшем от пыли лице.
Коник лежал на боку, действительно широко раскинув свои ноги. На нем, удобно устроившись, восседал Холмо. Он с сочувствием спросил:
— Ты как, Долбо, цел?
— Частями. Но, кажется, ничего сильно не сломалось.
— Это хорошо, а синяки пройдут.
Тут Коник решительно вклинился в разговор:
— Это ты еще легко отделался! А то знаешь, мохноногий, я своими копытами иных глупых в землю заколачивал, причем с одного удара!
— А подстригать свои копытца не пробовал, - спросил Долбо, увидя разорванную одежду и сочащуюся кровью глубокую царапину.
— Ндааа….. педикюрчик на копытах не помешал бы…. Дорога то вишь какая была жесткая… и непредсказуемая.
— А подковки носить не пробовал, не пытался?
— Когда-то носил, - удрученно произнес Коник. – Но Ванька запретил. Говорил, что они мне, мол, под цвет глаз не подходят. И цоканье какое-то ненастоящее получается.
— Вот же балабол-романтик на мою голову выискался, - тяжело вздохнул Иван. – Вспомни, сам же утверждал, что надо быть ближе к земле, а подковы только тяжесть на ногах создают, и прыть твою не мерянную уменьшают. Хотя, я бы тебе на ноги по гире привязал, чтобы твою прыткость хоть как-то уменьшить.
— О! Вот она, благодарность людская, - притворно простонал Коник. – Сколько раз только благодаря моей легкости и резвости в ногах я твою никчемную жизнь спасал.
Коник закатил глаза и тут увидел Хохмо. Тот уже поджал ноги и, весело улыбаясь, сидел на его боку.
— А ты откуда взялся на мою разнесчастную голову? Вот, же люди, стоит чуть-чуть расслабиться, как сразу же норовят на шею сесть, да еще ножки свои мохнатые свесить.
— С неба, дорогой. Прям с самого неба и свалился. – Хохмо скорчил улыбку, и потрепал рукой бок Коника. – А ты ничего так, большой, не промахнешься. Жаль, что жестковат и воняет от тебя не поймешь чем.
— А ну слазь, карлик мохноногий, а то сейчас сам скину и копытом так поддам по мягкому месту. Не посмотрю, что маленький.
— А на маленьких грех обижаться, Коник. Сам же Ивану так говорил. – Ехидно ответил Хохмо.
— Слазь, кому говорю, недоросль мохноногая.
— Сам такой.
— Я то хоть полезен для общества, а от тебя какой прок?
— Я… а я подвиги совершаю.
— Да я таких героев, знаешь, где видел. На одно копыто сажал, а другим прихлопывал.
Между тем, Иван, слушая эту дружескую перепалку, тяжело встал. Все его тело болело, из многочисленных ссадин на руках сочилась кровь, сразу же смешиваясь с оседавшей пылью. В голове, точно какие-то гномы били кувалдами по наковальням, выстукивая непонятный ритм. Мир вокруг него медленно кружился, постепенно останавливая свой странный бег. Он потер вздувшуюся на лбу шишку и от боли зашипел сквозь зубы. Шишка пульсировала тяжелой болью, видать хорошо приложился о дорогу. Но зато эта боль быстро привела его в чувство. Он с изумлением уставился на бывшую дорогу.
То, что с ней стало, удивило видавшего виды Ивана. Хотя дорога по-прежнему была целой, ни одной, даже самой крохотной трещинки его глаз не заметил, но сейчас, более всего, напоминала сильно измятую серую ленту. Словно бы нерадивая хозяйка после большой стирки, просто грубо выжала ее и бросила на землю высыхать, даже не потрудившись ее хоть немного расправить. Теперь пройти по этой дороге было просто-напросто невозможно. Серые, мрачные высокие горбы и глубокие впадины тянулись насколько хватало глаз. Он оглянулся, сзади было то же самое.
Из кювета показались головы остальных хоббитов. Они отделались легче, упав не на твердую дорогу, а в траву. Они торопливо принялись помогать Конику. Но тот упирался всеми своими копытами и не хотел вставать, жалобно доказывая, что у него все болит и переломано, а это живодер Хохмо отбил у него все внутренности.
— Да у тебя же один желудок внутри, чего там еще отбивать, - весело удивился Хохмо и ударил легонько ладонью по его боку. Коник вздрогнул всем телом и захрипел от боли, обнажив свои желтые крупные зубы. Видно было по всему, что его все-таки крепко приложило во время полетов по этой коварной дороге. От этого движения хоббит слетел с него на дорогу. Но ему и в этот раз повезло. Он упал спиной, а его почти пустой рюкзак смягчил внезапное приземление.
— Ох, извини, дружище, не хотел. – Юный хоббит вскочил и сочувственно погладил по морде Коника. Потом наивно поинтересовался. – А где у тебя болит?
— Везде болит.
— Может обезболивающего, у меня во фляжке осталось чуток.
— Не надо… Спасибо… Вот полежу немного и попробую встать.
Это было так непохоже на вечно неугомонного Коника, что даже Иван встревожился, не сломала ли эта дорога ему что-нибудь на самом деле. Обеспокоенные хоббиты обсуждали, как безболезненно перенести своего боевого товарища на мягкую землю. А Коник тем временем закрыл глаза и тяжело дышал. Только еле заметная дрожь иногда пробегала по его шкуре, отдаваясь в копытах. Иван осторожно положил свою широкую ладонь на морду своего верного соратника. Его ноздри были сухими и горячими. Человек ласково погладил коня, погладил за ушами.
— Ничего, ничего, все обойдется, - утешил Иван.
Коник благодарно посмотрел на него сквозь свои полуопущенные длинные ресницы. Иван неожиданно вспомнил, как тот иногда хвастался, что от его пушистых ресниц без ума все окрестные кобылицы. И, мол, когда они видят их неземную красоту, то сразу впадают в любовный экстаз. А уж если им удается почувствовать их шелковистость, то устоять против Коника уже не могут.
Иван резко встряхнул головой, прогоняя столь не к месту непрошеные воспоминания. Его сердце тревожно забилось, когда он увидел крупную слезу в глазах друга. Сразу исчезли все сомнения. Коник действительно пострадал, и, причем весьма серьезно.
— Все нормально, Ванюш, сейчас немного отлежусь и дальше двинем в путь, назло всем врагам лесного народа.
— Ты лежи, лежи. Мы сейчас что-нибудь придумаем.
— Твердая эта, зараза, дорога. И какая-то вся неровная. И знаешь, что скажу тебе Ваня, - он встревожено посмотрел тому в глаза. – Какая-то она стала холодной, словно бы умерла.
Кто-то из хоббитов тихо простонал:
— Ой, ей-ей, никак совсем коняшке плохо стало.
— Цыц, ты, паникер, чтобы сказал Фродо, если бы сейчас увидел тебя. – Долбо присел на корточки и положил ладонь на серую вздыбленную поверхность. – Действительно холодная. Очень холодная.
— А я о чем говорю. Солнышко почти в зените, а дорожка эта гадская, словно лед, стала. Лежать холодно, Ванюш. Может все-таки перетащите меня на травку. Земля-то она живая, глядишь и я быстрее оклемаюсь. А то чувствую, она у меня силы забирает, жизнь мою пьет, эта ненасытная утроба.
От этих слов у Ивана сжало горло, он понял, что его друг не шутит, и дело действительно обстоит весьма тяжело. А Коник задергал копытами, пытаясь встать, но не смог, и снова тяжело повалился на измятый неведомой силой тракт. Он жалобно посмотрел на Ивана.
— Сейчас, сейчас дружище, мы тебя перетащим. А ну, давайте дружненько возьмемся за него. – Скомандовал Иван. – Только осторожней.
— Дяденька Коник, ты не умирай, - неожиданно захныкал Хохмо, поддерживая тяжелую голову конька в своих руках, чтобы она не соприкасалась с холодеющей дорогой. – Мы тебя сейчас на травку положим, не бойся. Она знаешь, какая мягкая и теплая. Мигом оживешь. Только продержись совсем немного.
— Не плачь, Хохмик, а то твои слезы мне всю морду замочили, - тихо прошептал Коник.
Внезапно Иван заметил, что у него отчаянно замерзли ноги. Даже сквозь толстые подметки сапог и плотные портянки пробирал отчаянный холод. Да что там холод или даже мороз! Они ни в какое сравнение не шли со стужей, которая мертвенными щупальцами пробиралась все выше и выше. Вот уже и колени начали плохо гнуться, а пальцы на ногах совсем омертвели и ничего не чувствовали. Он с испугом посмотрел на хоббитов, те инстинктивно притоптывали ногами, словно бы действительно стояли лютой зимой на замерзшей речке, а не на летней дороге. Их движения становились все замедленнее. От лиц отливала кровь, и они становились серыми, , а глаза вваливались внутрь, из них исчезала жизнь и они становились тусклыми. Губы побелели и превратились в мертвенный оскал. Но, самое жуткое, что хоббиты совсем не понимали, что с ними происходит. Ведь они были гораздо ниже Ивана, и потому смертельная стужа быстрее сковывала их, жадно выпивая теплую жизнь из теплых маленьких тел. Не замечая происходящих с ними жутких перемен, они по-прежнему суетились вокруг лежащего Коника, обсуждая как ловчее взяться за него, чтобы не причинить сильной боли. Но их движения становились все более вялыми и замедленными, а речь невнятной, словно бы губы совсем замерзли на морозе. Краем глаза Иван увидел совсем застывшую фигурку Хохмо, ссутулившуюся у головы Коника. Кажется, тот что-то пытался сказать своему маленькому другу, но тот уже его не слышал.
Следующая мысль, жарко опалившая сознание Ивана стремительной молнией было, что ведь лето же вокруг! Откуда же взялся этот жуткий мороз? Почему так стремительно пробирает до самых костей?! Вон же на синем небе солнце яростно светит, но почему-то здесь оно совсем не греет. Что происходит? И вокруг разлилась мертвенная тишина. Только тяжелое дыхание отдает в уши. Или это сердце из-за всех сил пытается разогнать загустевшую, замерзающую кровь. Он почувствовал, как скользкие щупальца холода все внутри сдавили, как грудь захлестнули стальные ледяные ленты. Стали медленно проникать внутрь тела, обвиваясь вокруг бешено стучавшего сердца. На миг они почему-то остановились, но тут же вновь начали неспешно стягивать стылую паутину. Почему-то Иван был уверен, что эта паутина именно черного цвета, хотя в тот момент это никакого значения не имело. Своими твердыми шершавыми пальцами холод сдавил горло, в глазах у Ивана начало мутнеть.
— И почему нет снега, или хотя бы изморози, - непроизвольно, сквозь посиневшие губы, просипел его вопрос.
Эти мысли на миг отвлекли его от бесполезной борьбы со стужей, он как будто посмотрел на себя со стороны. И тут же внутри него словно взорвалось горячее солнце, откуда-то дыхнуло теплым и живым.
Так бывает, когда открываешь хорошо растопленную печку, и жар из ее зева обвевает лицо. Вроде бы в первый миг очень горячо, даже обжигает, особенно если лицо задубело на морозной улице, но это дуновение обжигает мягко, и даже ласково. И вот уже начинаешь чувствовать доброе тепло огня, его мудрость. Горячие, мягкие касания огня на щеках и лбу, которые вливают теплую жизненную силу в застывшие жилы, яркие оранжевые язычки пламени разгоняют кровь. А потрескивание дров успокаивают и навевают благостное умиротворение. Недаром люди говорят: тепло домашнего очага. Домашний огонь мудр и спокоен, с теплотой и лаской относится к окружающим его людям, охотно отдает свой жар. Лишь изредка он пошаливает, стреляя искрами, но это его шутка – предупреждение, что огонь может быть и опасен в гневе, если вырвется на волю. Вот тогда пощады никому не будет.
Все это Иван понял гораздо позже. А сейчас этот внезапный жар только влил в него жизнь. Где-то глубоко внутри него родился дикий вопль, который пробудил угасающие силы. И стылые цепи холода, подло сковавшие человека, стали рваться, и, падать куда-то вниз, где и исчезали в жарких сполохах нежданного, загадочного огня, мгновенно превращаясь в крохотные смердящие струйки пара, которые облачками исчезали в недовольно ворчащей стылой мгле, в которой очутился Иван с товарищами.
Иван поднял лицо к синему, такому уютному небу, почему-то вдруг оказавшемуся таким равнодушным к его беде и закричал. Закричал страшно и зло. Крик рвался наружу из самых его глубин, окончательно разрушая стылую ночь, в которой он неведомо как очутился. Вопль разгонял загустевшую кровь, лениво текущую по жилам. Это был вопль смертельно раненого зверя, который вдруг отчетливо понял, что терять ему в этой жизни уже большего нечего, и ясно увидел конец своего жизненного пути. Кажется, этот дикий, нечеловеческий крик пробудил весь окружающий сумрачный лес, заставил встрепенуться и вспомнить о чем-то важном, но давным-давно забытом, но хорошем и приятном. Крик унесся к небесам, заставив их съежиться. Легкие любопытные облачка в испуге метнулись к горизонту, торопясь убраться как можно дальше от этой дикой и непонятной борьбы, развернувшейся между человеком и чем-то страшным и непонятным. Только желтый глаз солнца, висевший в голубом бездонье, внезапно, но дружески подмигнул Ивану, словно бы обнадежил: «ори, ори, человече. Может и полегчеат!»
Внезапно голос Ивана сорвался. Такие дикие звуки никакому человеку не под силу издавать. Он закашлялся, брызнули горячие слезы, смывая путную с глаз пленку, размывая окружающий мир. И тогда он стал ругаться:
— Ах, мать вашу, филькины чародеи! Ну, я вам покажу эксперименты на ваших рылах. Приключений на свою задницу ищите? Будет вам…
Он снова захрипел и внезапно увидел своих друзей. Они уже не шевелились, застыв в разных позах. Недолго думая, носком мягкого сапога он сильно пнул скрюченного Хохмо. Тот безжизненной кучей тряпья улетел за обочину и тяжело плюхнулся на землю. С большим трудом ломая противную стылую немоту в ногах и руках, Иван схватил двух ближайших хоббитов и метнул ими в насупленный лес. Было очень похоже, что разворачивающиеся события Лесу тоже не слишком нравились. Во всяком случае, брошенные крепкой рукой, хоббиты сначала попали в кусты. Но вот что удивительно, их ветви не превратились в кинжалы, как это было раньше, а мягко спружинили под безвольными телами и аккуратно опустили его маленьких спутников на траву. Словно бы ласковая мама, опустила свое, только что народившееся дитятко в люльку.
Превозмогая слабость в ногах, Иван шагнул к Долбо. Тот оказался покрепче своих товарищей. Он с трудом поднял голову от дороги. В его глазах стыла смертельная печаль, но все же он попытался улыбнуться. Его жалкая ухмылка, только показала, что сил бороться у него уже не осталось.
— Все конечно, Иван, - прошептали синюшные губы. Глаза подернулись тусклой пленкой.
Эти слова только добавили отчаянной силы, Иван схватил хоббита за плечи и, помогая себе коленом, запустил им в так вовремя смягчавшиеся кусты. Их ветви податливо смялись под телом, и опустили бесчувственного хоббита на приветливо теплую землю.
Внутренний огонь не утихал, борясь с вновь подступающим ледяным безмолвием. Выругавшись еще раз, Иван сжал кулаки и нагнулся над своим бездыханным четвероногим  другом. Несмотря на мерзопакостный характер, он все равно оставался добрым и веселым конем. И хотя по своей безалаберности он доставил много тревожных и неприятных минут в жизни, но все же оставался для него самым близким для него человеком. Если можно так выразиться. Да и за погибшего Коника, Елена с него спросила бы так, что он был бы сам рад остаться на этой дороге. Все-таки жена Ивана смирилась с его необузданным нравом, и даже прощала его поведение, которое называла «кое-каким». А, в конце концов, прикипела к нему всем сердцем.
Ее облик мелькнул перед внутренним взором Ивана, добавляя сил, он схватил Конька за передние ноги и потянул прочь с дороги, к спасительной обочине, которая оказалась такой далекой. Наклонясь к дороге Иван почувствовал как его лицо снова обдало жестоким холодом, словно бы в него плеснули крутым кипятком. Ледяной стальной обруч жестко стянул голову, стало очень больно. Ледяной воздух, ворвавшись внутрь, сковал язык и горло, острыми ледяными иглами воткнулся в легкие. Иван натужно закашлялся, пытаясь выдавить его наружу, и поднял голову повыше, подальше от этой злокозненной ужасной ловушки, в которую они чуть было не угодили. Пламя, внутри него чуть потухнув, снова взорвалось, яростно вступив в схватку со своим извечным врагом.
Сжимая изо всех сил заледеневшими пальцами омертвелую шкуру, ставшую вдруг такой неподатливой, он уперся ногами в серое, перекрученное полотно дороги. Рванул на себя тяжелую тушу и чуть не поскользнулся. Предательница-дорога выкинула новый, неожиданный фортель, внезапно покрывшись тонким, и очень скользким льдом. И почему-то именно под ногами Ивана, тело его друга по-прежнему лежало на сером шероховатом покрытии дороги. Он попытался разбить его сапогом, но не тут-то было, ледок спокойно отливал серебром, застывшей стали, и по крепости ничем ему не ступал.
— Ну, я вас… только доберусь… попрыгаете и запоете фальцетом…, - сипел Иван сквозь плотно сжатые зубы, упрямо таща Коника. Он страшного напряжения его вдруг прошиб пот, но стало легче дышать, внутренняя стужа уходила куда-то вниз, скатываясь мутными струйками через ноги и сапоги в серое полотно, сделанное невесть из чего.
Дорога, будто почуяв, что желанная добыча все-таки ускользает, несмотря на ее недюжинные усилия, еле слышно вздохнула. Внезапно, загибаясь с одного края, она грубым толчком сбросила друзей с себя, словно бы какой-то надоевший мерзкий мусор. Вспухший горб так и застыл, когда друзья отделились от полотна и полетели прямиком в кусты. Бдительный Лес и здесь не подвел. Кустарник моментально стал гуще и раздался в сторону, чтобы уж наверняка поймать двух страдальцев своими надежными ветвями. Ведь злокозненная дорога напоследок решила отомстить за свою неудачу, метнув Ивана с Коником мимо придорожного кустарника. Но ее запоздалый трюк не удался. Друзья мягко упали в ветки, они немного покачались, словно бы успокаивая их, а потом, аккуратно согнувшись, скатили их на землю.
От нечеловеческих усилий Иван начал терять сознание. Уже коснувшись травы, он отметил, что все его спутники почему-то лежат на животах, уткнувшись носами в землю, одни тощие рюкзаки торчали над приютившей их полянкой. Они лежали широко раскинув руки и ноги, словно бы крепко обнимали землю. Один Хохмо продолжал лежать скрюченным, уткнувшись лицом в свои колени. Благодать и теплый покой снизошли на Ивана, после его нечеловеческих усилий. Он устало сомкнул веки и благодарно прошептал:
— Спасибо тебе, Лес-батюшка.
Тот в ответ шелестнул легким ветерком в деревьях, словно бы принимая благодарность, и вновь замер, всматриваясь и вслушиваясь в кипевшую вокруг него жизнь, зачем-то бдительно охраняя покой путников. Пока он не очень задумывался о произошедших событиях, просто решил помочь попавшей в беду компании, тем более она не нарушала его законов. Но что-то ему не нравилось и настораживало, поэтому он решил и дальше присматривать за компанией.
Покой и умиротворение опустились на поляну, с которой еще утром друзья хотели идти дальше.


* * *
— Облом-с. Ну, почему так не везет, - грустно констатировал человек в черном костюме, рассматривая, в своем кристалле, умиротворенную картину на поляне. – Ты смотри-ка, что получается, сам Лес вмешался. Давненько этого не было.
Он потянулся, старые кости хрустнули, напоминая о неотвратимом врачебном обследовании. Он привычно сморщился от этих неприятных предписаний тела. Встал и нервно заходил от стены к стене, высоко поднимая костлявые колени, чтобы туфли из кожи не шуршали о каменный пол.
Когда-то, давным-давно, когда он только начинал свою колдовскую практику, он их купил по случаю у одного купчишки. Тот, уверяя его, шептал, нервно оглядываясь, что сделаны они из человеческой кожи. И не какого-то там обыкновенного белого человечишки, а из настоящего негроида. А у этих жителей южных лесов, шкура очень крепкая, поэтому этим ботиночкам сносу не будет. Торговец не обманул, ботинки ему служили верой и правдой. Только потрескались немного на носках.
Человек в черном тяжело вздохнул:
— Все-таки придется идти на поклон к Гингеме. А как не хочется… ведь эта злокозненная старуха за свои советы меня как липку обдерет. И еще не факт, что они помогут, эти ее странноватые советы. Старуха-то сильно отстала от жизни, причем еще на всю голову больна стала.
Он вспомнил о геройском поступке девочки Элли, пускай и случайном, но имевшем такие, далеко идущие последствия, что хоть в пору памятник из золота ей ставить. Или предать ее самой черной анафеме.
Колдун сдунул пыль с древнего фолианта, найденного на полке и довольно произнес:
— Ничего «просто так» в этом мире не происходит. Как бы ни упирались наши высокообразованные мужи, доказывая свои бредни. Как это ни странно, но много численные ученые степени, их так и не сделали умнее.
Разговаривать с сам с собой он начал тоже давно. Еще в детстве, он привык считать своих ровесников глупее себя, поэтому ему было с ними скучно и неинтересно. И оттого, что эта привычка все глубже укоренялась в нем, он все дальше отделялся от людей. Впрочем, с коллегами по своему ремеслу он тоже практически не поддерживал отношений. Он не ходил ни к кому в гости. И к себе никого не приглашал. Он мог не выходить из дома по много дней, а то и недель, просиживая за колдовскими книгами сутками напролет, черпая оттуда бесплатные знания. Или мог часами всматриваться в хрустальный шар. Почерпнутых из него новостей ему вполне хватало сделать исчерпывающий вывод:
— В этом подлунном мире ничего не изменяется. Только всякие человеческие фигуры приходят и уходят, создавая видимость жизни и движения куда-то вперед. А на самом деле человечество застыло, причем давно и наглухо. И что самое главное, никуда двигаться не стремится. Ему, почему-то и так не плохо живется.
Как-то размышляя об этом недостатке человеческой цивилизации, ему пришла в голову случайная мысль. Как ему даже сначала показалось, что она была очень свежей и нетривиальной. От этой оригинальной мысли он пришел в полный восторг и даже захохотал:
— Ну, почему никто до меня до этого не додумался. Мудрецы фиговы… а уж мнят о себе невесть что. Тьфу, на них, на всех.
Вот тогда-то он и решил применить на практике полученные знания. Хотя, до кое-чего он и сам додумался.
Он вспомнил, как, злорадно потирая руки, он метался по своей библиотеке, сбрасывая со стола тяжеленные фолианты и подбрасывая вверх рукописи и свитки. В этот момент по большой и прокуренной комнате бумаги летали верх и вниз, книги врезались в стены. Он счастливо орал:
— Вот где я по настоящему приложу все свои силы и умения. Вот где по настоящему проявится мой непревзойденный талант. Вот эта работа по моим плечам. Я заставлю заговорить обо мне весь мир. Он будет просто поражен моим гением. Да что там мир, и на небесах узнают, как меня зовут. И содрогнуться, когда встретятся со мной.
Но в тот момент на небесах многозначительно молчали, видимо ожидая, когда он от слов все же перейдет к делу. А людской мир жил по своим, давно устоявшимся законам и укоренившимся привычкам, даже не подозревая, что кто-то вознамерился их изменить и нарушить.
Он не смог усидеть на месте, бурлившая энергия требовала выхода. Он помчался по коридору и ворвался в свою лабораторию. Здесь продолжал размахивать руками, и, восторгаясь своей неземной мудростью, вопить:
— Вот где поле для смелых экспериментов! Я, один лишь я способен изменить людской мир. Плевать, в худшую или лучшую сторону. Людишкам-то в общем глубоко безразлично как они живут, если они не могут сравнивать! Я буду ими играть, бросать, поднимать, а захочу могу и наградить или сломать. А могу и вообще уничтожить, если кто-то будет противиться моей воле – воле творца. Я, и только я буду играть главную роль в этом мире!
В этот момент будущий творец не заметил, как смахнул широким рукавом новехонькой мантии, расшитой серебряными звездами и загадочными рунами, половину из которых даже он не понимал, какую-то колбу. Она стояла на низеньком столике, стоявшем около высокого застекленного шкафа, загроможденного другими колбами и ретортами. В пылу своих восторгов он не заметил, как эта колба с тихим звяканьем разбилась о железную столешницу, как из нее вытекла жидкость и тонкой струйкой скользнула на пол. Он вообще вокруг себя ничего не замечал, продолжая бодро вышагивать между лабораторными столами. Следующей жертвой беснующегося от будущей собственной славы волшебника стала крохотная стеклянная баночка. Она скромно стояла на широком, как он называл – главном столе, но неудачно соприкоснулась с ладонью человека и стремительно улетела в сторону каменной стены. Не выдержав встречи с суровой реальностью, она разлетелась на мелкие осколки. Осыпавшись вниз кучкой мельчайших осколков, она выпустила из себя струйку какого-то, плохо видимого газа. Он стремительно взмыл к потолку и там растекся.
Увлеченный своими радужными перспективами, человек не заметил, как от удара бедром об стол столкнулись между собой мензурки и склянки. Тоненько тренькнув, одна из них треснула, и очередная струйка газа воспарила к потолку. После этого облачко стало стремительно разбухать и синеть.
Не обращая ни на что внимания, лишь потирая ушибленную ногу, начинающий чародей продолжал хаотично двигаться по своей большой, но сильно загроможденной приборами и мебелью лаборатории. Она была его неподдельной и заслуженной гордостью. Как он сам иногда хвастал перед немногочисленными коллегами, до общения с которыми он время от времени снисходил:
— Моя лаборатория обставлена по последнему слову науки и техники. Не верите, можете сами убедиться.
Здесь он обычно начинал с немыслимым восторгом описывать, что у него есть. Его упоения другие волшебники по достоинству не оценивали, а убедиться своими глазами в том, что чудо-лаборатория у него все-таки есть, они не могли по одной простой причине, он скромно забывал пригласить их в гости. Не любил он гостей, хоть прошенных, а уж тем более – не прошенных. В действительности лаборатория у него была исключительно замечательная. В нее он не жалея вкладывал деньги и свое время, будучи уверенным, что все расходы окупятся с лихвой.
Он допрыгал до лужицы, маслянисто блестевшей на полу и, естественно, поскользнулся. Нелепо взмахнув руками он уронил столик. Но этого было мало, по пути он сбил треногу с установленной на ней большой бутылью и в итоге ударился головой о пол. Когда сознание вернулось к нему, то его взгляду открылась картина достойна кисти художников-баталистов. Или описывающих одно из отделений Ада, наиболее известного на земле. Именно в этом отделе грешников варят, парят, жарят, коптят. Там всегда дымно от серы и лишь красноватый отсвет от костров под котлами со сковородками и котлами, отбрасывает вокруг зловещие сполохи. Их группу студентов, как-то водили туда на экскурсию. И он до сих пор с ужасом вспоминал стоны и крики грешников. Неверные тени, отбрасываемые полуголыми чертями с трезубцами в руках. Душный, жаркий и спертый воздух.
Его любимая, с такими стараниями созданная лаборатория стала походить на этот ад. Воздух стал тяжелым, пропитанный какими-то ядовитыми запахами и испарениями, они вышибали у него слезы и вызывали насморк. Где-то в углу, скрытом от его глаз что-то негромко взорвалось, осколки стеклянной посуды с противным визгом пронеслись над его головой. Тут же прогремел еще один взрыв, взрывной волной выбило стекла и оглушило волшебника. От притока свежего воздуха пожар разошелся во всю. На голову неудачного творца мира рухнул тяжеленный медный подсвечник, стоявший на столе. Если он случайно не пошевелился, то тот вполне мог бы проломить ему голову, и тогда бы счастливое человечество так бы и не узнало, какие эксперименты ему уготовил талантливый маг-зазнайка. Но обошлось. Нагревшийся подсвечник, на четыре свечи, лишь оцарапал щеку и отбил плечо, но зато моментально привел молодого мага в чувство.
Он вскочил и с горестным криком попытался потушить пожар. Но пламя молниеносно набрало полную силу, и на слабые попытки сбить его тоненькой струйкой из-под крана, лишь издевательски кривлялось. А магические попытки только добавили огню силы, и он благодарно взорвался целым снопом искр. Человеку пришлось ретироваться из лаборатории, что удалось с превеликим трудом. Задыхаясь в едком дыму, сшибая столы на своем пути сквозь дым и пламя, он едва нашел выход. Захлопнув за собой тяжелую металлическую дверь, он отсек огонь от себя. Ничего не соображая, действуя лишь инстинктивно, тут же  начал накладывать магические печати на комнату, чтобы пожар из нее не выбрался. Мельком, он все же похвалил себя за то, что поставил огнеупорную дверь. Хотя, традиционно, маги вешали двери из мореного дуба, обитой полосами из клепаной меди. На этом его радость закончилась.
Погорелец взглянул на свою новенькую мантию и тихий горестный стон унесся вдоль каменного прохладного коридора. Его гордость, тайная любовь – мантия мага, превратилась в бесформенный балахон. Мало того, что она оказалась сильно закопченной и покрытой пятнами неизвестного происхождения, так еще и порвана и прожжена в нескольких местах. Паскудник огонь ничего святого не пожалел. Слезы бессилия лились по его закопченному лицу, оставляя светлые дорожки. Он не замечал ни своих ободранных в кровь пальцев, ни ожогов на руках и лице. Страдалец только видел свою новенькую мантию, внезапно утратившую былую роскошь. Он оплакивал ее, как символ несбывшихся надежд.
Глубоко и часто вдыхая свежий воздух, небольшой затхлости он не ощущал, начинающий творец начал приходить в себя. Уныло пройдя в гардеробную он переоделся в обыкновенный свитер толстой вязки и синие штаны. Посмотрев в зеркало он невольно сравнил себя с безработным художником. Надеть новую мантию он не смог. Старую же, с тихим всхлипом он выбросил в мусорное ведро.
На кухне он нашел все нужные в такой ситуации индигриенты, необходимые для успокоения и сосредоточения. Выгрузив все бутылки из бара на огромный кухонный стол, он понял, что перед ним встала очередная серьезная проблема: с чего начать, а вернее, что выбрать. Выбор был богат. По студенческой привычке он начал с вина. Уже приканчивая первую бутылку, ему пришла первая трезвая спокойная мысль:
— Никто не застрахован от ошибок.
Вторая бутылка открыла ему еще одну истину:
— А ведь в этом мире все предопределено.
Но тут на него напала икота. Она очень мешала сосредоточиться на следующей мысли. Заговоры от этой напасти не помогали, поэтому с этой неприятностью он решил разобраться проверенным, радикальным способом. Лихо открыв бутылку с коньяком и налив полный стакан, на весь этикет и приличия он решил в этот трагический вечер не обращать никакого внимания, он решительно выпил. Благородная жидкость двадцатилетней выдержки упала вниз, подвинув вино. Живот неблагодарно что-то пробурчал, ища место для коньяка. Зато голова вновь стала кристально ясной, и поэтому выдала очередную порцию сентенций:
— Случай решает все.
Задумавшись над этим постулатом, он забрался в такие дебри мироздания, что вынужден, был открыть вторую бутылку коньяка, чтобы окончательно не заблудиться. От звезд и медалей на этикетке у него зарябило в глазах. Он с глухой тоской вспомнил свою такую импозантную мантию.
Вдруг он поймал себя на странном ощущении, что кухня медленно вращается вокруг него. Он подумал, за каким чертом он поставил здесь два стола… нет три… нет все-таки два. Но ведь все равно тесно… как в лаборатории. Прогоняя непрошеные грустные мысли он снова отхлебнул прямо из горлышка, блаженно поморщившись поискал взглядом нарезанный лимон, шевелиться было лень. Но на столе кроме нарезанных соленых огурцов и полураздавленного маринованного помидора ничего не попадалось. Хаос на столе, из остатков продуктов, был первоклассный. И тогда он гордо, восхищаясь самим собой от внезапно открывшейся мудрости, воскликнул:
— Ложкой и вилкой мы роем сами себе могилу. Но закусывать-то надо… Вот где основной конфликт самого мироздания.
Радостно отхлебнув, он продолжил развивать новую мысль:
— Значит, надо есть руками! Вот единственный выход из создавшегося положения. Ведь я всегда говорил, из любого тупика можно найти выход. А они мне все не верили… Но я все докажу.
Внезапно он захотел почесать свой затылок, чтобы расшевелить задремавшие там мысли, но с тревогой обнаружил, что не может сделать этого движения, столь свойственного всем солидным ученым. Он с изумление обнаружил, что просто-напросто в каждой руке у него было зажато по бутылке. Он глухо застонал, а потом выругался, понимая что, все-таки попал в безвыходную ситуацию.
В тот ответственный момент волшебник думал, да что там думал – он был просто уверен, что чесание затылка есть самый важнейший и необходимейший способ для исследования мироздания и углубленного самопознания. И вот этим важнейшим и приятным делом он не мог заняться по банальнейшей причине – какую из двух рук освободить. И тогда его настигло очередное озарение. Покивав головой, соглашаясь со своими мыслями, он пробормотал:
— Из двух зол надо выбирать наименьшее. Тьфу, черт… не так… в общем, решаю так, там где осталось больше оставляю у себя, а другую ставлю на стол. Поближе к себе, может, не успеет потеряться, как лимоны. Ведь были же где-то тут, сам резал, помню как сейчас.
Он уже заметил, что предметы на его собственной кухне вдруг обрели независимость. Они могли внезапно исчезать, потом также неожиданно появляться. Его сильно раздражало, что в нужный момент ничего не найдешь, вот вроде только что тут видел, а вот глядишь, и снова растворились в пространстве. Кухня приобрела зыбкие, нереальные очертания, по углам словно клубился туман. Потолок то давил вниз, то взметался выше неба, открывая нереальные перспективы. Стены изгибались, а окна замысловато перемещались по хитрым траекториям, которые он так и не смог вычислить. Его тяжелое, фундаментальное кресло тоже вышло из-под контроля. Оно то вращалось вокруг своей оси, то взмывало вверх легкой пушинкой, чтобы немного зависнув с тяжелым грохотом провалиться куда-то вниз. на такие мелочи волшебник уже не обращал внимания. А вот проблема с закуской и бутылками оставалась вполне серьезной, и ей он предавал первоочередное значение.
Наблюдая за смешными метаморфозами кухни, он, неожиданно для самого себя, захихикал. От собственного смешка ему вдруг стало очень тревожно на душе, поэтому он погрозил себе пальцем и строго произнес:
— Не время, товарищ, смеяться, страна в опасности.
Какая опасность угрожает, и какой стране, он понять не успел, провалившись вместе с неукротимым креслом в какую-то черную душную яму, где метались тревожные тени.
Оттуда его выдернул чей-то сварливый голос:
— Ну, что за свинарник здесь развели!
Человек нехотя открыл глаза и увидел свою замковую работницу. Она стояла, уперев дебелые руки в свои крутые бедра и грязно ругалась. Она была по совместительству кухаркой, прачкой, уборщицей, а также бывшей любовницей его папашки, который и оставил этот замок в наследство своему незадачливому отпрыску. Напоследок он сказал:
— И в какого ты такой недотепистый вырос? От тебя, чем дальше, тем спокойнее. Вот, бери замок, и живи здесь, может, поумнеешь, хотя навряд ли.
Когда он заселился в родовой замок, то замработница питала большие надежды, что и при молодом хозяине сможет занять это почетное место в огромной кровати. Но когда парень увидел эту неофициальную любовь своего родителя вблизи, он отчетливо понял, что если увидит ее лицо рано утром на соседней подушке, то на всю жизнь останется заикой. С тех пор отношения у них напоминали холодную войну.
— И что за вонь, я вас спрашиваю! К замку подойти невозможно. И в вашей лаборатории что-то очень сильно горит и взрывается.
Тут он отчетливо вспомнил весь вчерашний день, начавшийся так прекрасно, и тихо застонал, обхватив голову руками. Так он попытался хоть чуть-чуть успокоить жуткую пульсирующую боль.
Не проявив ни капли сочувствия и просто человеческого сострадания к своему молодому хозяину, она безжалостно продолжила.
— Сходили бы, посмотрели, а то неровен час, весь замок сгорит.
— Не сгорит. За ночь не сгорит, теперь уж точно выстоит. Я наложил печать «Нераспространения залпового, одиночного и обычного огня». А хотя тебе все равно не понять.
— Не знаю ни про какие печати, а вот затушить надобно, а то перед соседями неудобно.
Он махнул рукой и с трудом встал. Надо было куда-нибудь уйти подальше от этой противной старухи. На ватных ногах он двинулся на улицу. Перезрелая несостоявшаяся любовница презрительно кинула ему вслед:
— Такой прекрасный замок и так запаскудить. И откуда у таких прекрасных родителей такие уроды дети берутся. Я бы на их месте…
Он не стал с ней спорить, хотя о том, что родители у него были «прекрасными» образчиками семьи он бы поспорил. И даже очень.
Вдохнув полной грудью сырой утренний воздух он посмотрел на окна лаборатории за которыми по-прежнему бесновалось пламя. Вонь на улице действительно стояла преотвратная, но он ее почти не замечал. Принюхался за ночь.
— Что за хрень я вчера нахимичил? Вот бы повторить.
После прогулки по парку ему немного полегчало. Замработница ушла к себе домой. Она жила в ближайшей деревушке. Поэтому он вернулся на кухню. К своим мыслям и бутылкам.
Как всем известно: пришла беда, отворяй ворота. И поэтому многочисленные проблемы, найдя неприкрытые ворота, продолжали сыпаться ему на голову, словно бы испытывая его на прочность.
Через несколько дней к нему нежданно негаданно нагрянули гости. Его товарищи, по студенческой скамье, узнав о постигшем его несчастье, сразу же примчались ему на выручку. Ведь друзья для того и существуют, чтобы безвозмездно помогать, в отличие от других людей, которые за это могут взять плату.
Собравшись вечером на кухне, компания решали серьезно обсудить создавшееся положение дел. Самый шустрый из их компании, по кличке Тамада, встал с фужером в руках и громко заявил:
— Други мои по студенческой скамье. Мы собрались здесь в трудную годину, в которую угодил наш приятель. И мы, повинуясь всем законам студенческого братства, просто обязаны помочь ему. Иначе грош нам цена. И так, вот мой первый тост – за наше нерушимое студенческое братство!
Все дружно чокнулись, выпили и тут же снова налили. К закуске никто не притронулся. Не время было такими пустяками заниматься, да и традиции общежития никто не хотел нарушать.
Тамада снова встал и продолжил:
— Итак, что мы имеем на сегодняшний день. В первую очередь совершенно пустой и к тому же уютный замок – одна штука. Согласитесь, в наше время это большая редкость. Во-вторых, его хозяин, наш лучший приятель. А потому, други моя, его гостеприимством мы не будем очень уж злоупотреблять. Поживем, пока ему мы не надоедим.
Кто-то воскликнул:
— Браво! Мудря мысль. Так давайте за хозяина!
Тамада согласился:
— Да будет так. За нашего друга, приютившего нас!
Снова все выпили и тут же налили, следуя древней традиции: «после второй закуска тоже не идет, потому как слишком сухо».
Неутомимый оратор продолжал:
— Ну, и в третьих. И что самое характерное, прошу обратить внимание высокое собрание – самое главное. Мы подходим к самой проблеме, из-за которой мы и собрались в этом гостеприимном замке. Я говорю о вопросе, который мы должны безотлагательно решить…
Кто-то, из самых нетерпеливых, вякнул:
— За проблемы и их благополучные решения!
— Это целых два тоста, - резонно возмутился ведущий импровизированного вечера юных волшебников.
— Значит, выпьем двойную, - согласно кивнули гости.
Хозяин замка лишь тяжело вздохнул, он уже устал от своего беспробудного пьянства. А теперь терпеливо ждал, когда же это нашествие незваных друзей закончится. Но он еще хорошо помнил, как могут долго и весело продолжаться студенческие пирушки. И к чему они могут привести. От этих воспоминаний он совсем загрустил. По своему горькому опыту он знал, что если его друзья взялись за решение проблемы, то это всерьез и надолго. И потому одним ящиком вина здесь не отделаешься. К решению всех вопросов студиозусы-маги подходили всегда очень основательно.
Его тягостные мысли прервал очередной тост:
— Я хочу снова обратить внимание всех собравшихся здесь, в этой уютной кухне, что мы имеем магический пожар – одну штуку. Кстати, если кто не согласен, что огонь вызван магическим способом, тот может встать и прямо возразить мне. Что, все согласны? Ну, тогда я предлагаю выпить за рукотворный огонь.
— Ура! – Снова все дружно выпили, и даже лениво попытались закусить, но еда в молодые организмы уже не шла.
Отзвенев фужерами, и даже что-то прожевав, неутомимый тамада снова встал:
— А теперь всем присутствующим за этим дружеским столом, - он сделал легкий кивок всем собравшимся, словно приглашая к научной дискуссии, - высказаться о проблеме. И, пожалуйста, говорите коротко и по существу, как загасить пламя в лаборатории. Как мы все видим, необходимо принимать безотлагательные меры.
Высказывались различные мнения, и предлагались разнообразные советы. Кто-то предложил заложить камнем окно, мол, когда не будет доступа кислорода, то пламя само собой потухнет. Ему резонно возразили, что огонь вызван магическими средствами, и от притока кислорода он не зависит. А значит надо бороться подобными же средствами. К тому же никто не знал подходящих заклинаний, чтобы плотно заделать окно, а местные каменщики с подобной работой вряд ли справились бы.
Кто-то панически предложил, что надо бы проконсультироваться со своими преподавателями. Ведь для чего они еще нужны, как не давать разумные советы и рекомендации к действию. Все собравшиеся негодуя отмели это, действительно трезвое, предложение, как упадническое, и могущее вызвать в будущей жизни ненужные комплексы, от которых избавляться будет очень трудно.
Ему дружно попеняли за столь за столь постыдные мысли. Они же ведь ученые умные, молодые и энергичные, им любые горы по плечу. И что значит какой-то костерок в лаборатории.
Потом было предложено кардинально решить эту проблему. Один из бывших студентов, горячо утверждал, что проще всего снести весь этот замок на фиг, а заодно и парк и соседнюю деревушку, раз там живет такая неприветливая замработнца. Но тут уже возмутился хозяин. Он намекнул, что другой жилплощади у него нет, и в ближайшем будущем не предвидится.
— Значит, мне тогда придется жить у кого-то из вас, - поставил он точку в этом обсуждении.
Все сочувственно покивали головами. Но никто не предложил приютить его, хотя на время, у себя. Завуалированная угроза возымела действие, и товарищи принялись выдвигать другие предложения.
Хмурое утро застало уставшую компанию, уснувшую по всему замку. Огонь по-прежнему ревел за стенами лаборатории.
Наскоро перекусив остатками вчерашнего пиршества и утолив страшную утреннюю жажду вином, они решили перейти от слов к делу.
— Хватит слов, - громко заявил тамада. От громкого голоса многие поморщились, головы болели у всех очень сильно. Не обратив никакого внимания на страдания своих соучеников, он бодро продолжил. – Надо переходить от теории к практике. Лично меня уж очень достала за все годы учебы, эта книжная премудрость. Давайте, наконец-то, применим в жизни то, чему мы научились!
Все с энтузиазмом подхватили этот призыв, вновь чокнувшись бокалами. А заглянувшая на кухню бывшая любовница схватилась за сердце и, с ее побелевших губ, непроизвольно сорвалось:
— Ё-моё! Конец замку! Прощай работа! – И стремительно унеслась оповещать соседей о грядущих катаклизмах местного масштаба.
В течение всего дня жители близлежащих деревень могли видеть  над замком разнообразные природные явления, которые были вызваны магическим искусством молодых энтузиастов-волшебников.
В небе то весело светило солнце, то из грозовых туч грозно мелькали молнии. Вызванный начинающими магами-балбесами ливень чуть было не смыл весь парк. И хотя он по-прежнему имел заброшенный вид, зато стал очень чистым. Бурные потоки воды смыли все сгнившие деревья, сучья и прошлогоднюю опавшую листву, завалив деревеньку. Ее жители в ужасе пытались спрятаться в домах, но неутомимые разгильдяи вызвали все больше и больше туч. Пока вся деревушка не оказалась погребенной под громадными завалами грязи. Замработница, прячась от нахлынувшей грязи, грязно ругалась и призывала все кары небесные на голову весельчаков. Но небесам было не до просьб женщины. Она с запоздалым раскаянием вспомнила, что ее любовник, папаша юного раздолбая, приглашал ее переехать вместе с собой, или магически прикрыть ее дом от всяческих напастей. Но она тогда гордо отказалась, сказав, что ее предки служили в этом замке, и негоже ей нарушать семейные традиции, а с неприятностями она сама как-нибудь справиться. Но первая же встреча с наследником замка, показала, что она жестоко ошибалась, мечтая просочиться под одеяло нового хозяина. И вот теперь со страхом наблюдая как почва и мусор мчаться с холма на деревеньку, она отчетливо поняла, что ее мечты беспочвенны. И ей казалось, что компания юных обормотов специально направляют все потоки на ее дом. Она даже не подозревала как была к истине.
К обеду небесное светопреставление прекратилось, снова выглянуло солнце, чтобы посмотреть, что сталось с деревенькой и замком. Веселчаки постарались на славу, оставив после своих трудов чистый умытый  парк, и погрязшую в мусоре деревушку. Вот только огонь по-прежнему ревел в лаборатории, пытаясь вырваться наружу. Устав от трудов развеселые юнцы решили подкрепить свои магические и физические силы, а окрестные жители с ужасом ожидали продолжения их банкета.
Наскоро подкрепившись коньяком, теперь они принялись за сам замок. Древнее и солидное строение за всю свою многовековую историю так и не могло вспомнить подобных издевательств. Каменные стены трясло как в лихорадке, где-то глубоко под фундаментом глухо ухали взрывы, раскачивая башни. Но замок держался. Не останавливаясь на достигнутом, волшебники решили продолжить эксперименты с погодными катаклизмами. Они со смехом увидели, как стекла быстро покрывались инеем, а с крыши начали свисать сосульки. Причем росли они с неимоверной быстротой. Кто-то тут же предложил построить ледяной каток, но хозяин вовремя остудил пыл, напомнив, ради чего они собрались здесь. Даже отвязные привидения, которых напугать чем-либо было невозможно, в ужасе забились в винном подвале. Они из темных углов с отчаянной завистью взирали, как чародеи со смехом колдовали, чтобы было легче перенести очередной бочонок с вином наверх.
К вечеру компания устала, и, утихомирившись, собралась на привычном месте – кухне. Пиршественная зала к этому времени уже была полностью загажена, а замработница уже не могла прийти, чтобы навести порядок, так как у нее самой дом был полностью завален древесным мусором и разнообразной грязью. А дорога превратилась в сточную канаву. Зато компания молодых балбесов со смехом вспоминала весело проведенный день, подаривший им столько незабываемых минут. Только один хозяин замка хмурился, огонь-то по-прежнему бушевал в стенах лаборатории, распространяя невыносимый смрад и жуткий гул. От их немудрящих усилий, он умудрился только усилиться. Наверное, часть их неимоверных молодых усилий перепала и ему. Да и не мудрено, от их чародейских усилий даже погода немного сошла с ума. Когда компания устроилась на любимой кухне, неожиданно пошел снег, блеснула молния, и снова выкатилось вечернее солнце, торопясь убраться от этого бардака за горизонт – и это все в разгар лета. В общем, молодежь повеселилась на славу, а теперь они мечтали отдохнуть от дел праведных. Все-таки днем им пришлось немало потрудиться.
Пока компания веселилась, хозяин грустил, тут к нему подсел Фридрих-младший, по прозвищу Фриня. Он тихо спросил:
— Слушай, а что у тебя было в лаборатории?
— Как что? Как обычно. – Удивился он. И с гордостью добавил. –Полный магический набор, и даже кое-какие последние научные достижения. Ну, и конечно, кое-что своего.
— Всегда не доверял этим новомодным штучкам. Все-таки проверенное временем, это завсегда надежней. А уж если и свои эксперименты, тут уж можно ожидать чего угодно. В общем, по идее все новое надо сначала испытывать, и кстати, желательно, где-нибудь подальше от себя, и хотя бы лет сто проводить опыты, а потом уже пробовать на себе.
Фридрих-младший знал, что говорил, ведь он был в их группе отличником. Ему легко давались все магические премудрости. Хотя завистники утверждали, многозначительно поднимая указательный палец вверх, что здесь не обошлось без вмешательства его папашки. А Фридрих-старший был магом с огромным стажем и многовековым опытом. К тому же обладал страшной силищей. Его мать тоже была неслабой колдуньей. Но хозяин разгромленной лаборатории хорошо знал, что родители Фрини в его успехах были ни при чем. Занятые своими важными делами практически круглосуточно и без выходных и праздников, они мало внимания обращали на своего сына. И как-то случайно заметив, что их маленький сын обладает огромным магическим потенциалом, папаша просто-напросто выпорол его ремнем. Причем сделал это без всяких магических приемов, а сделал это, как и обычные родители, грубо и, пошло перегнув через колено, сняв шатаны и всыпав как следует ремнем по беззащитной сидалищной коже. Этот всплеск нечастого родительского воспитания произошел после того, как Фриня случайно подсмотрел, как его родной родитель переставлял в кабинете с места на места тяжеленный книжный шкаф доверху забитый, пока запретными для него, древними фолиантами. Его жена очень долго просила переставить деревянного монстра, и вот в один из редких свободных выходных он выкроил свободную минуту, когда не пил пиво. Уж Фриня не знал, почему его мамаша сама не могла его переставить. Ей-то уж это было сделать легче легкого, достаточно всего лишь раз взмахнуть рукой и пробормотать простенькое заклинание, а потом упереться взглядом в огромный шкафище. Но почему-то ей было важно, чтобы это сделал глава семьи. Доведенный до белого каления ее нудными причитаниями, папаша, в конце концов, оторвался от приятного созерцания пивной кружки и вперился взглядом в шкаф. Фриня еще долго не мог забыть этого страшного момента, ему показалось, что сейчас весь мир может перевернуться ему на голову. Но ничего страшного не произошло, шкаф многострадально заскрипел и, царапая пол, сам передвинулся на новое место. А мамаша Фрини еще долго пилила свое мужа, за испорченный дубовый паркет, хотя там было всего две или три еле заметные царапины. После этого его родители еще долго ругались, прерываясь лишь на свои каждодневные проблемы, выясняя: «Кто в доме хозяин», «У кого, откуда растут руки» и «Черпается сила для магии». И главное, кто, чем должен заниматься в доме. Вопрос о том, кто должен воспитывать сына и учить его магии у них как-то не возникал, это считалось само собоющимся вопросом – как подрастет, отдадим в школу начинающих волшебников. Юный Фриня привык к этим жарким домашним диспутам, и не без основания считал, что чем меньше родители обращают внимания на его воспитание, тем для него лучше. Проще и веселее жить. Но после случая со шкафом, он был просто зачарован, с какой легкостью его родителю удалось так быстро и не напрягаясь переставить тяжеленную мебель.
После этого случая, Фриня, немедля убежал в свою комнату, подальше от родительского скандала, все равно ничего хорошего, он от него не ждал, и решил повторить этот фокус. Упершись немигающим взглядом, как он считал, точь-в-точь как у отца, он начал колдовать с деревянным дракончиком, его любимой игрушкой. Дракончик уже давно неприкаянно валялся на полу, а его убрать у Фрини не было ни сил, ни желания. И вот, так кстати оказавшаяся под рукой тяжелая игрушка, стала первой жертвой его магических опытов. Он постарался повторить все действия, жесты и слова Фридриха-старшего. Но как он ни старался, естественно, сначала ничего не получалось. Как он ни старался напрягать взгляд, размахивать руками и проговаривать заклинание, игрушка по-прежнему лениво валялась на полу, и даже, казалось, ехидно прищурилась на начинающего волшебника. Тогда Фриня взъярился, и в следующий миг дракончик, неожиданно для самого Фрини, удивленно хлопнул глазами и в следующую секунду с отчаянным визгом врезался в каменную стену. Тут же отскочил от нее с негодующим клекотом, оставив неглубокую вмятину в камне, и отлетел обратно, чуть не угодив в лоб юному экспериментатору. Причем Фридрих-младший почему-то остался в полной уверенности, что вредная игрушка хотела угодить ему прямо в лоб, и просто случайность, или еще какая-то иная сила, заставила ее пролететь мимо его мудрого лба. А дракончик, не достигнув своей цели, с диким визгом снова врезался в стену, да так, что полетела каменная пыль, потом еще раз, и, в конце концов, проломив толстенную каменную кладку, умчался в даль. Встревоженные грохотом в детской комнате, где по их определению должно быть всегда тихо и благостно, вмиг помирившиеся родители осторожно засунули свои головы в дверь Фрининой обители. Они по своему горькому опыту знали, что там, где грохот, можно ожидать всего чего угодно. И совсем неважно, на поле боя или в детской комнате собственного отпрыска – если стоит большой шум, значит, могут летать тяжелые предметы, которые могут прилететь и в голову.
Их сын от недавно пережитого напряжения ошарашено смотрел на открывающий вид в живописном проломе. По комнате еще летала пыль. Папаша чихнул и тут же решил произвести экзекуцию, не дожидаясь пока сынишка придет в себя и не отчебучит еще чего-нибудь подобного. А то глядишь, еще сопротивляться вздумает отцовскому ремню. Фридрих-старший неповиновения не терпел, а уж тем более в собственном доме. Младший стойко вытерпел родительское надругание, именуемое в иных семьях воспитательным моментом. А потом, забившись в свою комнату, пока болели седалищные места, выносил чудовищные планы мести. Много позже, уже пожив и узнав на собственном горьком опыте, он понял, что если и задумал месть, то ее надо обдумывать, а уж тем более приводить в исполнение, на холодную и трезвую голову.
Вечером его мама принесла книжку «Магия для детей дошкольного возраста». В ней было очень много картинок, и она думала, что Фрине это очень понравиться. Но, как это иногда бывает, родители занятые своими делами, совсем не заметили, что их ребенок уже вырос. И если его интересовали картинки, то уже эротического содержания. А из этой книжки для дошколят он уже давно вырос, хотя многое еще не понимал. Но все равно эта книга дала ему возможность не просто бездумно экспериментировать с данной ему магической силой, а планомерно изучать магию и волшебство. Немного позже, когда отец увидел его успехи, то откуда-то достал редчайший экземпляр древнего труда глубоко законспирированных чернокнижников: «Магия для чайников. Шаг за шагом». Как шепотом говорили, этот учебник был предан самому страшному проклятию. Но семью Фрини это не испугало. Его отец считал, что главное достижение цели, а уж как она будет завоевана, это уже никого не интересует. Он всегда наставлял своего отпрыска, говоря, что «Любая победа оправдывает средства! Лишь бы ты сынок не оказался мерзким неудачником. А там уже без разницы, как ты достиг своих целей!».
Много позже Фриня узнал, что на все экземпляры этого научного труда было наложено сильнейшее заклятие «Целостности». То есть авторы предполагали, что их труд будут активно читать и вдумчиво изучать. И чтобы он в целости и сохранности достался другим поколениям смелых волшебников, не убоявшимся идти против официально признанной науки волшебства, заколдовали книжки от перегнутых страниц, огня и воды, пролитого кофе и чая, просыпанного табачного пепла, искр и даже от хлебных крошек и яичницы. Но не все они могли предугадать. Позже, их последователи наложили мощные заклятия от веселых, но очень вредных, голубых маленьких попугайчиков любящих клевать страницы оставленной, совсем на одну минуточку на столе, книги. А когда «Магия для чайников. Шаг за шагом» получила очень большое распространение, то пришлось накладывать заклятия от липких маленьких ручек сладкоежек, так как дети находили эту книгу везде, как бы ни старались их родители ее запрятать. И чем дальше и глубже они ее укрывали, тем быстрее дети ее находили. Со временем пришлось колдовать, чтобы этот волшебный бестселлер не ели мыши, тараканы и вездесущая моль. И уж совсем недавно консилиум магов-неформалов решил наложить заклятие от младенцев, так как вдруг выяснилось, что это сопливое подрастающее поколение очень полюбило грызть страницы этой книги. Чем это было вызвано неизвестно. Так как одни доказывали, что подрастающие малютки с одинаковой охотой грызут все, до чего могут дотянуться их шаловливые ручонки. А другие волшебники, у которых был богатый опыт воспитания детей, как собственных, так и чужих, утверждали, что крохи уже пытаются на зуб испробовать гранит магической науки, который им придется грызть, когда они вырастут. И чтобы не терять времени даром, этим неосознанным действием они затачивают свои зубы. Но даже эти родители и воспитатели были единогласны в том, что эту бесценную книгу необходимо защитить любыми средствами.
Учебник, который достался Фрине, все же имел несколько потрепанный вид. И это несмотря на все волшебство, которым она была буквально пропитана. Обложка была в нескольких местах прожжена, на страницах тоже сохранились следы огненных экспериментов. Уголки на некоторых страницах все же кто-то умудрился загнуть, и вернуть их в первозданный вид не представлялось возможным. Несколько страниц в начале были сильно замусолены и запачканы, да так, что картинки и иные слова разобрать можно было только с большим трудом. Видно по всему, что над ней корпел не один маг, и выросло не одно поколение будущих специалистов экзотерических наук. Причем, некоторые отличались необычайно сильным потенциалом еще в юности.
К сожалению, правила пользования книгами, а тем более такими, несущими в себе опасность, он узнал только в школе. А в то время его родители снисходительно относились к взрывам в комнате, ожогам на его руках и лице, и многому другому.
Из этого наставления для юных волшебников он узнал, что магия разделяется на мужскую и женскую. И, кстати, как он с удивлением узнал, что перестановка мебели, как раз прерогатива мужчин. Тогда ему стали понятны некоторые причины скандалов между его родителями. Хотя некоторые, особо эмансипированные колдуньи с большим трудом, но все же овладели этим заклятием, но очень часто их старания заканчивались разрушенной мебелью, опаленными стенами и полом, а потом и нервным срывом.
Свою первую жертву опыта, деревянного дракончика, он нашел только через несколько дней. В тот день он очень сильно захотел, чтобы игрушка вернулась к нему. И вот едва он вышел из замка, чтобы прогуляться по парку, то еле успел увернуться от летящей навстречу игрушки. С тихим угрожающим свистом она пролетела мимо его удивленного лица и со страшной силой врезалась в стену. На этот раз дракончику сильно не повезло, он разлетелся на мелкие кусочки. Собрав ее остатки, мальчик с помощью обыкновенного клея склеил игрушку, почему-то не доверив этого важного дела магии.
Сила Фридриха-младшего росла очень быстро. Хотя родители этого почти не замечали.
Фриня повторил свой вопрос уже громче, пытаясь заглушить нестройный хор голосов:
— Сам пойми, ведь должно было что-то быть в этой твой лаборатории. Ведь что-то же вызвало такой странный пожар?
— Да много чего там было. Все и не упомнишь… Даже чучело крокодила было. Под потолком висело.
Рядом кто-то горько всхлипнул:
— Крокодильчика жаааалкоооо!
Друзья бросились его успокаивать. Как это часто бывает во время загульных пьянок, настроение у компании резко упало. Все начали вспоминать свои обиды и несчастья. Но неутомимый на выдумки неунывающий Тамада решил исправить ситуацию. Он задал провокационный вопрос:
— А девочки в этом захолустье есть? Может нам всем отправиться в нумера, а други мои, верные товарищи? Иль сюда вызовем непотребных девок? Если, конечно наш добрый хозяин не будет против.
— Я, конечно, только за. Но… - он замялся, было как-то стыдно признаваться, что его родовой замок стоит так далеко от увеселительных центров. – Но девочек разгульных рядом нет. Надо ехать в ближайший городок. А это сами знаете не ближний свет.
Это известие снова расстроило теплую компанию. Поэтому, в результате недолго обсуждения, было решено девочками заняться на досуге, а сейчас все-таки решить проблему.
— Маги мы или не маги! – Воскликнул кто-то, пьяно поднимаясь из-за стола. – Нам любые проблемы по плечу.
— Маги, маги, да еще какие! – Подхватила уже изрядно пьяная компания. И тут же все снова начали думать, как победить пожар. Не забывая при этом поднимать серебряные кубки с праматерью всех истин – вином.
Сидевший по-прежнему рядом с хозяином Фриня окинул разгулявшуюся компанию скептическим взглядом, и с плохо скрытым презрением заметил:
— Ндааа… с такими помощничками зелья не сваришь… даже слабительного.
Будущий черный маг очень внимательного посмотрел на своего собеседника. Несмотря на годы учебы, он никогда не обращал особого внимания на Фридриха-младшего, но в эти дни он пересмотрел свои взгляды. Этот молодой выскочка, как он считал до этого, вдруг открылся ему совершенно с другой стороны. Подобного презрения к своим товарищам от такого тихони он не ожидал. И вдруг ему стало очень интересно, чем еще может удивить его бывший сокурсник.
Не обращая внимания ни на разгулявшуюся толпу, ни на заинтересованные взгляды хозяина замка, Фриня продолжал размышлять:
— Но все-таки меня гложет сильное любопытство, что там может так гореть. Если бы удалось это повторить, то можно было бы… - тут Фридрих-младший резко замолчал, словно бы  чуть не выдал какую-то свою сокровенную тайну.
Парень вдруг почувствовал во Фрине родственную душу. Даже задал себе риторический вопрос, ну, почему же они раньше не сдружились. Ведь было что-то такое, что делало их очень похожими внутренне, несмотря на кажущиеся резкие внешние отличия.
Молодой хозяин замка был высоким, сухопарым, с черными, как смоль волосами, спадающими на плечи. Своим породистым лицом он очень городился, и считал, что это единственно хорошее, что досталось ему от отца. Его немного портили глубоко запавшие в череп глаза стального цвета. Они взирали на мир с легкой презрительной усмешкой. И эта особенность отталкивала от него людей. На самом деле он еще в детстве научился скрывать свои мысли от окружающих, и только этот взгляд выдавал, что он на самом деле думает об окружающей его публике.
Фриня же наоборот, был невысокого роста, с начинающей лысеть продолговатой головой. Хотя волосы цвета созревшего каштана тоже были длинными, но они висели неопрятными редкими прядками. И никакие чудодейственные растворы и заклинания не могли придать этим сосулькам объем. Зато Фриня очень следил за своей фигурой, постоянно занимаясь спортом, чтобы раньше времени не оплыть жирком, как все его родственники. Но вот выражение глаз у него было в точности таким же. Словно он тоже знал нечто такое, что ставило его выше всей окружающей толпы. И это знание отделяло его от сокурсников и даже от преподавателей, и заставляло относиться к ним с чувством собственного превосходства. Люди это инстинктивно чувствовали и, потому, к обоим начинающим молодым волшебникам никто не питал особо теплых чувств.
И вот в этот вечер, они по-новому взглянули друг на друга. Заинтересованно. И словно бы почувствовали, что у них одна цель, одна мечта, и по дороге жизни им очень долго идти вдвоем. Они были как два ковбоя новейшей формации и ориентации.
Было уже далеко за полночь, когда кто-то посоветовал плюнуть на это дело. Все радостно поддержали это нетривиальное предложение, а тамада воскликнул:
— Точно, нам этот пожар затушить, раз плюнуть!
Компания не стала откладывать в долгий ящик поступивший оригинальный план тушения, и тут же все стали дружно плеваться во все стороны. Хозяин только грустно посмотрел на творящиеся безобразия. И этот разгул творился в его родовом замке, который хранил дух многих поколений знаменитых магов, его родственников. Наверное, сами благородные каменные стены были возмущены этим хулиганством, но поделать сами ничего не могли. А хозяин все-таки поддался царившему веселью, и даже расхохотался, услышав, как кто-то из весельчаков развил мысль дальше, доведя до логического абсурда:
— А можно просто пописать на этот костерок, и он сам загаснет.
Утром, хозяин замка так и не вспомнил, чем же все-таки окончилась лихая ночная гулянка. Единственное, что сохранилось в памяти – это было очень легко и весело на душе. Все его беды и проблемы улетучились, оставив только радость.
Он проснулся рано утром от ощущения того, что чего-то не хватает. Вроде бы все было на месте. Широкая кровать, над ней полог, большое окно, в которое нагло вламывались солнечные лучи. Даже головная боль здесь присутствовала. За эти дни она уже стала привычной утренней спутницей, и потому он мало обращал на нее внимания.
Но все же что-то исчезло… Нечто очень важное…
Осторожно опустив ноги на холодный каменный пол, он с удивлением понял, что пол перестал противно вибрировать. И вообще, в замке было непривычно тихо. Волшебник прохрипел про себя, еле двигая пересохшими губами и шершавым языком:
— Не понял… что опять эти кудесники учудили.
Он с трудом оглядел свою спальню. В его голове что-то негромко гудело и иногда взрывалось перед глазами синими искрами. Глубоко вздохнув, покачиваясь, он вышел в коридор. Ориентируясь на дружный храп своих собутыльников, он нашел всю компанию, спавшей прямо на полу в гостиной. Он попытался их разбудить, но крепкие и молодые организмы никак не хотели вырываться из цепких пальцев Морфея. В конце концов, уступая его напору, молодые люди стали подавать первые признаки жизни. Хозяин тут же их спросил:
— Вы слышите?
— Нет. А что мы должны услышать?
После развеселого дня и бурно проведенной ночи, мозги у всех словно бы склеились, и ничего не соображали. А хозяин продолжал задавать бессмысленный, на их взгляд, вопрос:
— Да, как что?! Прислушайтесь, тихо же вокруг!
Его друзья покорно вслушались, решив не перечить, так как хозяин выглядел немного не в себе.
Действительно, замок погрузился в ватную тишину. Она непривычно резала слух и вызывала неприятные ощущения. Со всех ног они бросились к лаборатории. Спотыкаясь, и толкая друг друга, они пробежали длинным коридором и остановились перед железной дверью. Их недоумению не было предела.
Дверь была открыта. Настежь.
— Даже следов заклинаний не осталось, - пробормотал Фриня.
Компания настороженно оглядела стены, пол и потолок, но ничего подозрительного и опасного не обнаружила. Тогда они осторожно вошли в комнату, в которой еще вчера, с жутким ревом, бушевало Неугасимое Пламя. Сейчас здесь было тихо, тепло и сухо. Только в дальнем углу еще шел легкий сизоватый дымок, наполняя комнату тошнотворным запахом.
— Ё-моё!
— А где…
— А что случилось?
— Кто же это смог так лихо…
На все эти недоуменные вопросы ответов, как и положено в таких случаях, никто не давал.
Когда первые эмоции немного улеглись, они увидели, что весь пол и стены были буквально усеяны какими-то белесыми пятнышками. Внимательно оглядевшись, они заметили, что такие же пятнышки есть даже на потолке.
Тамада первый сообразил, что произошло, и восторженно прошептал:
— Вот плюнули, так, плюнули! Да, мы, ребята, новый вид магии открыли – наплевательский.
Тут же дружно стали вспоминать кто, что делал и произносил при этом, какие магические пассы совершались. И хотя плеваться в приличном обществе недопустимо, все тут же решили, что надо вводить новую моду. Но, как они ни старались, так толком ничего и не могли полностью восстановить цепь событий. Вспоминалось плохо. Урывками и отрывками. Слишком сумбурная выдалась ночь. Поэтому, не сговариваясь, все переместились на кухню.
В лаборатории остался только молодой хозяин. Он внимательно разглядывал пол, стены и потолок, мысленно подсчитывая убытки. И в то же время он пытался понять, что же здесь произошло. Почему Неугасимое Пламя внезапно погасло?
В лаборатории выгорело все подчистую. Камень оплавился и стал зеркально ровным, весело пуская солнечные зайчики по комнате. Несмотря на все его усилия, он так и не нашел причин столь загадочного пожара. Ни одного намека, Неугасимое Пламя уничтожило все следы.
Неожиданно за его спиной кто-то натужно закашлялся. Вонь пожара пропитала весь замок, а здесь была особенно невыносима. Казалось, этот смрад никогда не выветрится. Молодой волшебник даже немного позлорадствовал, что замработнице придется весьма несладко, нюхая эту вонь. Он, конечно, мог простыми заклятиями очистить воздух, но не собирался этого делать. Он резко обернулся, и даже не удивился, увидев в дверях Фриню. Тот, презрительно скривившись, сказал:
— Идиоты. – Фриня снова чихнул.
Потом он прошелся по комнате, рассматривая свое отражение на зеркальных каменных стенах. Еле касаясь кончиками пальцев стен, Фридрих-младший подошел к окну и уставился куда-то вдаль. Потом задумчиво произнес:
— И что характерно, ни капли магии не осталось. Словно бы все выжгло.
— Я тоже так думаю.
— Но ведь, все равно должно было что-то остаться, хоть какие крохотные следы. Так не бывает, чтобы все бесследно исчезало. А уж в магии тем более. Что-то здесь неправильно.
— Как это – неправильно? Здесь еще мой папашка любил экспериментировать. А до него еще куча предков магией баловались. Сам же видишь, весь замок буквально пропитан магией.
— Конечно, чувствую. Но именно здесь, в этой лаборатории нет ничего. Абсолютно пусто, как в брошенной «хижине дяди Тома». Нет даже намека на магические силы.
Хозяин замка припомнил полузабытые уроки в академии магии. Еще на первом курсе им рассказывали об этой редкой единице измерения – «хижина дяди Тома». Ею измеряли активность и количество магии в помещениях, и соответствовала она полному нулю. Но таких зданий встречалось очень мало. Даже старые преподаватели могли с трудом припомнить подобные здания.
— Интересно, куда подевалась вся магия? Неужто полностью испарилась?
— Не знаю. Но, мне кажется, что древние легенды не врут. Помнишь рассказы о вечном огне, который якобы удалось достать волшебникам.
— Легенда о Термояде? Но это же мифы… бабушкины сказки.
— В каждой легенде есть доля правды. Они на пустом месте не рождаются. – Фриня резко повернулся к своему другу, будущему черному магу. – Я не знаю, как это у тебя получилось. Но то, что я вижу собственными глазами и ощущаю, мне четко говорит, здесь было Неугасимое Пламя. Древние волшебники его называли Термоядом. Ничего другого здесь не просто не могло быть. Значит, друг мой, «бабушкины сказки», как ты изволил выразиться, не врут. А больше я ничего не знаю. Пока не знаю. Надо все же в хранилище рукописей заглянуть. Может чего интересного и найду. Сам знаешь, много знаний было потеряно в веках. В общем, если я что-то узнаю об этом, то всенепременно сообщу. А сейчас, извини, я поехал домой. Мне здесь больше нечего делать.
Шумная компания даже не заметила как шестисотая ступа унесла Фридриха-младшего домой. Хозяин с непонятной грустью посмотрел улетавшему Фрине вслед и вернулся на кухню. Здесь ничего не изменилось. Свежеиспеченные маги пили вино и отчаянно хвастались друг перед другом. Только на следующий день, после нескольких намеков, добровольные помощники стали неохотно разъезжаться по своим домам. Им еще хотелось что-нибудь отчебучить. Но хозяин не обращал никакого внимания на их недовольство. У него уже наступили суровые будни, ведь необходимо было начинать все сначала. Его мечта по прежнему не отпускала и манила к себе. Но для этого надо было восстановить лабораторию. Теперь он решил оборудовать ее в подвале, как это и заведено у большинства магов. Смущало лишь одно, что если будет сильный взрыв, то от замка могут остаться лишь одни живописные руины. Подобные развалины ему доводилось видеть не один раз. Незначительная ошибка волшебника, неправильно составленное заклятие или сваренное зелье, могли привести к страшным последствиям. Работая в лаборатории он невольно вспоминал уроки по магической технике безопасности, и то, как они посмеивались, когда учитель рассказывал им примеры, когда нарушались элементарные требования. Он зачитывал длинный список имен колдунов и магов, пострадавших или погибших во время своих занятий. Ученики свято верили, что уж с ними-то такого произойти просто-напросто не может. Теперь он стал гораздо осторожнее, и про себя от души благодарил своего учителя, который все-таки сумел вдолбить в головы непутевых студентов элементарные правила. Он лишь жалел об одном, что собственный урок оказался слишком суровым, хотя и понимал, что все могло закончиться гораздо печальнее.
Лишь через несколько месяцев, будущий Черный Маг, смог приступить к реализации своих грандиозных замыслов. Для начала ему надо было все же очистить воздух в замке и его окрестностях. Он не обращал никакого внимания на ворчания замработницы, просто ему самому вдруг захотелось дышать чистым воздухом. Смрад от пожара буквально въелся не только в каменные стены замка, но и землю, траву и деревья. Он напрочь перебивал свежий прохладный запах осени. От этого запаха разбежались не только звери из ближнего леса, но даже птицы решили летать другими маршрутами, далеко облетая высокий холм, на котором стоял вонючий замок. Его заклинания мало помогали. Только осенние дожди смогли справиться с этой проблемой.

* * *
Человек в черных одеждах со вздохом оторвался от своих воспоминаний. С тех пор у него были маленькие победы и огромные поражения. Но с той, первой крупной неудачи он твердо помнил, что друзья в жизни все-таки нужны. И самое главное, никогда нельзя отчаиваться и отступать от вожделенной цели, какие бы сокрушительные удары не подстерегали на тернистом жизненном пути.
Но сегодняшняя ситуация поставила его полный тупик.
Внезапно он подумал о своем друге Фридрихе-младшем. Хотя их встречи были очень редкими и непродолжительными, но всегда содержательными. Они без утайки делились друг с другом своим опытом в колдовском искусстве. И несмотря на то, что Фриня так и не нашел объяснений Неугасимому Пламени, он с большим вниманием относился к его советам. Как он тихо подозревал, его товарищ поисков все-таки не оставил. Они иногда обсуждали свои планы, делились сокровенными желаниями. Всегда спешили на помощь, если кто-то из них попадал в неприятные ситуации. Хотя друзьями все-таки их назвать было трудно.
— Давно я что-то не видел Фриню. Интересно, как у него дела? Но, сначала все-таки необходимо встретиться с Гингемой. Что-то мне эта старая карга присоветует.


* * *
Солнце осторожно заглянуло на маленькую полянку, затерянную где-то в глубинах леса, на которой только вчера происходили зловещие события, чуть не стоившие жизни невольным спутникам. Первые лучики робко скользнули по неподвижным фигурам. Убедившись, что все-таки все живы, солнце смело залило теплым золотым светом поляну.
Иван медленно выплывал из липких, тягучих струй кошмара, мучавшего его всю ночь, к белому дню. С трудом разлепив веки он вслед за солнцем осмотрел лужайку, на которой спали его друзья. С трудом сев, он потряс головой, отгоняя злые ночные видения. Липкие от пота, спктанные волосы упали ему на лицо:
— Ё-моё, лешье отродье! Где-то вчера хайратник потерял. Теперь Елена точно взбучку устроит. – Выругался он. Собственный голос ему показался настолько сиплым и противным, что он содрогнулся от отвращения. – А как пить охота…
Остальные члены экспедиции, до этого лежавшие неподвижными пластами, стали подавать признаки жизни: то неуверенно шевеля рукой, то ногой. Спутники Ивана издавали тихие протяжные стоны и нечленораздельные ругательства. Лагерь просыпался, вернее отходил от недавних кошмаров.
Иван увидел, как его верный Коник затрясся всем телом и попытался вскочить на все свои копыта, но его силы подло изменили ему. Он жалко завалился снова на бок и жалобно, с недоумением глядя на Ивана просипел:
— Вань, а Вань. А водички нету? А то все внутри огнем горит.
— Будет здесь все гореть… после вчерашнего-то.
— А что, гульнули на медни-с?
— Ага. Гульнули. Вон, сам посмотри, что с дорогой сотворил. Изверг парнокопытный.
Ивану было очень муторно на душе, и свою досаду он перенес на Коника. Хотя и понимал, что его друг здесь ни причем. Может, с его стороны и нельзя было так жестоко издеваться над своим ближайшим другом, но сдержаться он не смог, вспомнив, как тащил эту безжизненную тяжеленную тушу с расшалившейся дороги. И вообще, он хорошо знал как приводить Коника в чувство. Причем быстро и без проблем.
— Ничего не помню… А что пили-то? – Коник сразу же почувствовал подвох, и решил подыграть Ивану.
— Ничего не пили, - он все же сжалился над гривастым другом, на морде которого лежала мрачная печать жуткого страдания. – А ты что, совсем ничего не помнишь?
— Так… тут помню, здесь не очень. Вот свои смурые сны хорошо запомнил. На всю жизнь.
— А что снилось?
— Как меня эти бессердечные злобные твари пытались в реку свалить.
— Это ты про кого, друг ты мой сердешный, сейчас говоришь? Про ежиков что ли.
Иван отлично знал какие чувства питал к этим лесным жителям Коник. Впрочем они отвечали ему той же монетой. И когда надвигался самый обыкновенный туман, обычно бесшабашный Коник вдруг делался очень острожным, и даже пугливым. Иван догадывался, что его друг все-таки как-то попал к ним в лапки, но Коник упрямо утверждал, что ничего подобного не было. А него просто аллергия на ежиков. А на туманных – в особенности.
— Ага. Про них самых. Представляешь, Ваня, вокруг туман. Я иду себе потихоньку домой, никого не трогаю. Тебя почему-то рядом не было. А тут откуда ни возьмись, слышу голос, будто окликает меня кто-то. И вроде голос-то знакомый. Я оглядываюсь, никого не видно. И вдруг наплывает туман, да такой плотный, что ни зги не видно. И все сильнее и сильнее, волнами такими прямо на меня идет… и голос этот странный меня зовет куда-то. Мне даже сначала показалось, что это ты меня зовешь. Потом начинаю понимать, что это не ты, но ничего сделать с собою не могу. И как молодой жеребенок иду на этот треклятый голос. Хотя понимаю, что дело пахнет неприятностями.
— Ну а потом что было?
— А потом эти твари, клубки колючие окружили меня со всех сторон и давай с обрыва спихивать. А я сопротивляюсь из-за всех сил. Потом чувствую, что все, пробил мой смертный час. Этих колючих извергов видимо невидимо. Мне даже показалось, что даже сам туман в ежа превращается… и все они так смешно носами шевелят, колются своими иголками прямо мне в ноги. И что самое неприятное, ласково так уговаривают пойти с ними на реку. А я шагу ступить не могу. представляешь, Ваня, ноги как ватные сделались, а копыта пудовыми стали, аж в землю вросли, а сам я мелко дрожу. И вроде бы не страшно… но очень досадно, что сделать с собой ничего не могу. а эти образины колючие вокруг меня тусуются, шебуршат листвой, пыхтят о чем-то своем. И ноги постоянно колют, вроде как подталкивают куда-то. не сильно, но очень неприятно. И я вроде бы все понимаю, и не могу и не хочу идти с ними вместе. А вот ноги вдруг сами зашагали, да так прытко, что я даже удивился. Вдруг смотрю, прямо перед моей мордой крохотный ежонок зашевелился. Шебутной такой, маленький, смешной. Но мне-то не до смеха, сам понимаешь, от этих колючих клубков можно любой гадости ожидать. Так вот, этот ежонок встал так забавно передо мной на задние лапки, а передние сложил на груди, я даже чуть не умилился, ну, такой симпатичный кроха, не то, что другие. И вот эта мелкая образина внимательно на меня начала смотреть. Я как увидел его глаза, так у меня внутри все заледенело. И в то же время это серое игольчатое отродье улыбается, да так ласково-ласково, что аж жуть берет. А у самого в пасти зубы, как сабли у наших гвардейцев. Ну, поменьше, конечно, но острые, Ваня. И зубов этих так много, полная пасть, блестят так страшно. Я от него в сторону как брошусь, и главное понимаю, что это всего лишь сон. И можно просто-напросто проснуться, или в крайнем случае пнуть как следует этого зубастого монстрика, я же гораздо больше его, и сильнее. Но ничего поделать с собою не могу. В общем, прыгнул я от него подальше… ты бы Ваня видел, как я скакнул, гордился бы мной всю жизнь! Все скакуны, какие ни есть на этом свете обзавидовались бы. А я уж видел таких коней, что ого-го! Поверь мне. Ну, вот, прыгнул я подальше от этой колючей нечисти подальше и тут же оказался прямо на обрыве, чуть вниз не сверзился. Даже комья земли вниз полетели, из-под самых моих копыт. Смотрю, я значит, вниз и вижу, вроде, как река течет. Но в тоже время хорошо понимаю, что никакая вовсе это не река. Так, одно название. Понимаешь, Ваня, это как будто тебе наливают настоящего, свежесваренного пива, а на вкус это оказывается пошлой мочой пьяного мельника. Ну, трудно Ваня мне объяснить, как это было на самом деле. Ведь это же сон был… или не сон, уж слишком все реально, как наяву.
Коник задумался, продолжая лежать на боку. Вся компания с интересом слушала рассказ Коника о его сонных похождениях. Почему-то у Ивана неожиданно стала крепнуть уверенность, что ничего из вчерашних событий, Коник не запомнил. Впрочем как и остальные спутники. Судя по их лицам, они тоже пребывали в счастливом неведении, совершенно не помня, какой смертельный фортель выкинула с ними Дорога Вымощенная Черт Те Чем.
Иван решил его подбодрить:
— Ты продолжай, интересно же. Вроде бы тебе обычно ничего не сниться. Сам же говорил, что снов у тебя не бывает.
— Так, жуткая  это была река. Вода черная пречерная. И очень густая. Жуть одним словом. Смотрю назад, а эти сзади на меня наползают, и их видимо невидимо, как шевелящийся ковер, все идут и идут ко мне. а над ним туман. Эти беспощадные колючие твари до конца пытались меня в реку свалить. Никак не убежать от них. И тут я понял, что все, не скакать мне больше по зеленым лугам, не захаживать в кабачки и конюшни. И тебя Иван я больше не увижу. Даже Елена вспомнилась, как же она без меня-то непутевого жить будет. От грусти ведь исчахнет вся. – На этих словах, Иван еле заметно усмехнулся. Но Коник, все также слезливо продолжал. – Ничего не будет. Утону я в этой мрачной реке. И даже чарочку заупокойную никто не нальет, ни слезинки не проронит. Только эти изверги колючие будут хихикать, вспоминая обо мне. Одно понимаю, надо смертушку свою героически встретить. Лучше утонуть в этой неведомой реке, чем на поругание этой туманной твари достаться. И только я собрался прыгнуть, а ножки, Ваня, дрожат, копытца скользят, так не хочется вниз лететь, как Пегасу подстреленному, что заржал я перед неминучею гибелью.
Тут Коник сделал эффектную паузу, наслаждаясь неожиданным вниманием слушателей. Хоббиты сидели и благодарно внимали его выступлению с слезами на глазах. Хохмо даже плакал, отвернувшись в сторону, чтобы никто из взрослых потом не подшучивал над его сентиментальностью. Один Иван знал, чем закончиться это повествование. Он слишком долго прожил с ним бок о бок, чтобы верить этой сказке. Все-таки Долгоносик был прав, когда говорил, что загибается в Конике артист, причем трагикомического жанра, - он невольно вспомнил слова руководителя театра. Впрочем, эта лестная характеристика не помешала ему отказаться принять Коника в свою труппу.
— Понимаешь, Ваня, - говорил тот. – Если я возьму Коника к себе, то это будет началом конца моего театра. Ведь ему второстепенные роли не покатят. Он у тебя скромный, подавай главные. А звезд у меня и так хватает. И все скандальные, со своим норовом и гнусным характером. Так что, если Коник у меня будет выступать, то будут такие концерты, что от этих скандалов Лесу станет жарко. Уж извини, не могу. Хотя мне и нравятся его выступления. Но не все, конечно же…
Иван отвернулся от концертирующего Коника, чтобы тот случайно не увидел его ухмылки, а то тогда точно беды не оберешься. Но следующие слова друга его не на шутку заинтриговали.
— И вот, стою я над обрывом, и чтобы не достаться на колючки этим колючим зверям, понимаю, надо прыгать вниз. Только так моя душа останется чистой, безгрешной и попадет в конячий рай. А они все ближе и ближе. Уже чувствую их смердящее дыхание. Заржал я напоследок, тебя, кстати, Ваня вспомнил тихим и незлым словом, что не защитил меня от лихой беды, встал на дыбы… и неожиданно увидел как из этой реки палец показался. Сначала маленький, что я даже не сразу его и заметил. А потом пальчик стал очень быстро расти. Вымахал сначала до обрыва, где я стоял, а он такой высокий, что лететь мне оттуда было бы очень долго. А потом вытянулся чуть не до самого неба. Громадный такой пальчище. Мне даже показалось, что он небо сейчас будет царапать. Но он просто грозно покачался из стороны в сторону. Елена похоже делает, когда чем-то недовольна. И тут глас откуда-то раздался, да такой страшный, что я даже присел, а от ужаса грива дыбом встала. А уж ежики так те вообще назад попятились. Откуда голос исходил, я так и не понял, от реки или откуда-то сверху. И он мне говорит: «Успокойся, Коник. Не время тебе еще умирать. Сначала должок должен отдать!». А подставкам для иголок резко так скомандовал: «Пошли вон отсюда! Не то так пну, что клином в теплые страны полетите». И вот тут я проснулся. Лежу и даже дышать не могу. Натерпелся ужасов, пока спал. И ведь все такое реальное, как будто в жизни происходило.
Хоббиты попытались тоже припомнить свои сны. Но, кроме того, что они были очень тревожными и смутными ничего так и не смогли вспомнить. Объяснить сон Коника, после долгих размышлений споров, не удалось. У хоббитов было совершенно другое толкование снов, а Иван вообще не умел их разгадывать. Неожиданно его Внутренний Голос произнес:
— А ведь сон этот не простой. Кто-то действительно пытался этим что-то сказать. Особенно мне совершенно непонятно упоминание про должок Коника. Разве он у кого-то что-то занимал? Тут Ваня, не в деньгах смысл. Понимаешь, о чем я тут толкую?
Подумав над его мудрым замечанием, Иван спросил у Коника, тот уже весело о чем-то спорил с Хохмо:
— Ты ни у кого не занимал денег? Или, может, что-то обещал, но не выполнил? Подумай, как следует. Это очень важно.
— Эх, Ваня. Да кто же мне в долг даст, сам подумай! А обещать… ну, обещал одной кобылице, что нашего жеребенка к нам в дом заберу.
Эта новость настолько ошарашила Ивана, что он не нашелся, что сказать безобразнику, лишь спросил:
— Это та, которая маленького роста? С такой длинной гривой и мордочка игривая? О которой как-то царь упоминал?
— Да, она самая.
— А Елена знает об этом?
— Конечно, нет. – Беззаботно махнул гривой Коник. – Я же обещал забрать, когда мы домой возвратимся. И если разрешат в конюшне. А это уж точно никто никогда не дозволит. Так что моя совесть здесь чиста. Но ты ей на всякий случай пока ничего не говори. Мало ли как там может сложиться дело.
— Только этого мне не хватало, как с твоими жеребятами нянчиться.
— А еще друг называется! Вот когда у тебя ребеночек появиться, так я с ним завсегда понянчусь.
От такой рискованной перспективы Иван содрогнулся, представив себе, что скажет Елена, когда узнает, что неугомонный Коник будет их нянькой. Хотя понимал, что от его участия будет никуда не деться. А пока он решил промолчать, действительно, неизвестно, как сложится их судьба в ближайшее время. Были заботы и поважнее.



Мой третий сон. Продолжение.
Жизнь шла своим чередом, погромыхивая на стыках неприятностей, делая неожиданные переходы на стрелках, сворачивая то в одну, то в другую сторону, но все же кое-как выдерживая генеральное направление. Правда, ее цель пока оставалась мне не совсем ясной, но это неважно, насущные проблемы занимали все время и силы. В общем-то так и проходит жизнь. В голове неотвязно билась мысль-песня Игоря Талькова: «Мы пассажиры на этом отрезке пути», и хотелось дожить до того момента, когда я сам сяду за руль этого тепловоза, но…
Пора было собираться на очередную летнюю сессию.
И вот все неприятности и проблемы позади, деньги найдены, билеты куплены. Я гляжу в окно и смотрю на отъезжающий перрон, на котором остались все весенне-летние перипетии. Поезд набрал ход и, с вздохом облегчения, я занял верхнюю полку. Сон, подлец, сразу же убежал от меня. Так всегда бывает, когда можно, то не спиться, так что несовершенство мира и тут дает о себе знать. Я тупо смотрел вверх и в сотый раз перечитывал надпись: «Здесь спала Татьяна. 5.06.2002». Соседи внизу тихо знакомились и рассказывали друг другу о своей жизни.
Вагонная жизнь – это особый период в жизни (простите за каламбур) человека. Перед глазами проходят отрывочные картинки. Кажется, вся эта пестрота никогда не сможет сложиться в цельное полотно. Рябь фактов, цвета людских поступков, ложь швов не умещаются, прихотливо перемешиваясь между собой, как в калейдоскопе. Посмотри на то же, только с другой стороны, и вот со всем по-другому играют краски. Но со временем приходит осознание, что все в этом мире не ново, и рассказы попутчиков, в общем, и целом одинаковы, неуловимо похожи между собой, и поэтому от всего этого появляется стойкое чувство тошноты. Все эти разговоры, вызывают оскомину и зевоту. Но иногда встречаются и весьма примечательные личности. Только это хоть как-то примеряет меня с неизбежной вагонной действительностью. Но лучше всего забиться на свою полку, которая становится на эти, мучительно долгие часы и дни путешествия, твоим домом, и закрыть глаза, погрузившись в свой мир.
Нигде человек так не одинок, как в вагонах, на вокзалах и на улицах крупных мегаполисов. Окружающая суета это только усугубляет. Ведь, по большому счету до тебя никому нет дела. Если, конечно, не начнешь приставать к прохожим или стрелять, но и тогда от тебя просто будут стараться держаться подальше.
С этими серыми тягучими мыслями веки милосердно закрываются сами собой, закрывая пошлый, душный и пыльный мирок плацкартного вагона. Постукивания колес и скрип старенького вагона уходят куда-то в небытие.
И тут же вся кожа жадно втянула в себя чистый и прохладный воздух проветриваемого подземелья. Я растерянно стал  озираться по сторонам. А потом тихо выругался.
— О! Ё, моё! - С этим дурдомом совсем забыл о своих обязательствах, правда, мне их насильно навязали, но от этого не становилось легче. Ведь я какой-то Избранник и должен написать какую-то книгу, причем неведомо для кого, во всех смыслах.
Я обречено двинулся по знакомой дорожке, лихорадочно вспоминая, как называется файл, в котором хранится набранное начало книги.
В голову залезла ехидная мыслишка: «А ведь прошло почти два года! Так что готовься, господин писатель к праведному наказанию». Это вконец испортило мне настроение.
Когда я увидел знакомую дверь, настроение, вконец свернувшись мягким клубочком, спряталось вместе с храбростью где-то в районе пяток и, кажется, эти друзья попытались просочиться сквозь каменный пол внутрь горы, подальше от грядущих неприятностей.
Когда дверь тихо скрипнула, это им наконец-то удалось. Внутри меня разлилось тихое отчаяние, как известно свято место пусто не бывает, все внутренности стали мягкими на ощупь и, оттого, противными. Я сжал зубы, прищурил глаза и глядел на медленно-медленно открывающуюся дверь. Вместе с ней напряглись нервы и вдруг со словами: «А не пошло бы все на…!» и «Где наша не пропадала!» - проснулась отчаянная наглость.
К тому моменту, когда дверь отворилась полностью, я уже снова был готов ко всему. Даже в пятках щекотно зашевелились беглецы и стали внимательно приглядываться к происходящему. Из проема, гордо выпрямившись, шагнул знакомый человек, а вслед за ним потянулись долгие и толстые метры Великого Орлангура.
— Прошло целых два года! – бескровными губами бросил мне в лицо человек. – Ты понимаешь? Целых два года птеродактилю под хвост.
— Я не нанимался к вам в писатели. У меня своих проблем хватает.
— Пока ты писал, мы тебе помогали.
— Хороши помощнички, нечего сказать! – Моя наглость наконец-то ухватила за самый кончик ускользающую храбрость и потянула наверх, видимо надеясь на помощь.
Неожиданно в назревающую перепалку вмешался Орлангур. Он медленно закрыл два верхних глаза и у меня в голове раздался голос. Вернувшаяся было смелость, тонкой прохладной струйкой поползла вниз, явно намереваясь снова просочиться в каменный пол.
— В наши дела вмешались посторонние силы. Пока я разбирался, какие такие бурлаки притащили эту баржу с неприятностями, прошло время.
— И кто же там был главный? Кто капитанил на этой посудине?
— Ты уже знаешь. – И печально добавил. – И, наверное, скоро встретишься. Изменить узоры судьбы я уже не в силах. Этот человек сам появиться на твоих страницах. Если уже не появился.
Этот фатализм странного существа мне активно не понравился. Своих проблем мало, а тут еще чего-то пророчествуют. Не люблю таких поворотов сюжета. Тем более, когда от этого пахнет керосиновыми неприятностями.
— И, вообще, хотел бы знать, так, на всякий случай, кому я сдался так, что надо менять какие-то узоры?
— Узнаешь. Не хотелось тебе говорить, но лучше предупредить. Всему свое время.
После этих слов, окрашенных в тоскливый черный цвет, все мои чувства дружно ринулись вслед за храбростью и лихо исчезли в недрах горы, сложенной из желтого сланца. У меня внутри было пустынно, только невнятное эхо мрачных слов гулко билось о ребра. Кажется, я начал догадываться, и сразу же решил уточнить кандидата.
— А Везельвулу-то, что от меня надо?
— Он здесь ни причем. Вряд ли он даже знает о твоем существовании. Не знаю уж, хорошо это или плохо. Но в нашем случае, именно другие силы вступили в дело. Кстати, у директора Ада сейчас своих проблем хватает. Как ты, верно, когда-то подметил, путь человеческой цивилизации пошел не совсем туда, куда надо. Особенно это заметно в последние сто лет. И это не нравиться многим, ведь правила игры начинаются меняться, и причем весьма кардинальным образом. А здесь какая-то иная сила, незнакомая. Мы все сделали ошибку…
— Не делайте меня крайним. – Буркнул я. – Своих ошибок хватает, еще за чужие ответ держать. Мудрые вы, блин, наделали делов, а отдуваться приходиться мне. Премного благодарен. Хоть бы сказали, что делать-то.
— Мы забыли, и это главный наш просчет, что кроме Света и Тьмы есть Тень. И она опасна, потому что может приобретать любые очертания. Она принадлежит всем, может обряжаться в любые одежды, Добра и Зла. Ведь Тень, по существу дела, это ничто, пустота. Она наш вечный спутник. В нее можно спрятаться. Но она может выдать. Какие у нее цели, никто не знает. И главная опасность, что про Тень постоянно забывают. Так что готовься, скорее всего, скоро к тебе придет покровитель Тени. Или ее вестник.
— Что-то я ничего не понял. Разве у ничто, может быть покровитель? Мне эта философия уже вот где сидит. Попроще господа, попроще. И тогда люди к вам потянуться. Вы сами ни фига не понимаете, а заставляете меня вникнуть в то, чего нет, или как там понять ваши словесные излияния.
От обилия ничего не значащей, на первый взгляд, информации, но которая, почему-то была очень важна моим собеседникам, у меня заболела голова. Видя мое смутное состояние, в наш диалог вклинился Смертный человек:
— Не бойся, Избранник. Ты не один. Мы тебя всегда поддерживали, и будем поддерживать. А если уж совсем тускло станет, придут новые помощники. Поверь мне. Так что ступай себе с миром, и помни – потеряно слишком много времени, поэтому ты должен спешить.
В знак согласия Великий Змей познания закрыл оставшиеся глаза и печально кивнул головой. Смертный, впервые за все время странного знакомства протянул мне свою ладонь. Я механически стиснул ее, она была холодной и жесткой, ладонь воина, а не кого-нибудь изнеженного прожигателя жизни. Повернулся и пошел на встречу своей судьбе. Или все же чужой…
— И помни, времени мало, очень мало, - раздался голос в голове. В тот же момент нога с размаху врезалась в булыжник. Зашипев от боли, я посмотрел вниз. Как и следовало ожидать, дорожка была ровной.
— Что за черт, - с этими словами мои веки открылись, и в глаза хлынул яркий солнечный свет. Нос сразу же забился пыльным вагонным воздухом, захотелось чихнуть.
Новые ощущения мгновенно смыли ночные переживания. Соседи закидывали грязные свалявшиеся матрасы, по мягкости, не уступающие булыжникам, на верхние полки. При этом пыль клубочками поднималась вверх и, игриво блестя на солнце, опускалась. День начинался с пыли и духоты. И суетой. Взволнованные пассажиры шныряли в конец вагона, чтобы привести себя в порядок перед встречей со столицей нашей Родины. Все как обычно, но что-то неуловимо изменилось. Это «что-то» ни как не удавалось ухватить и понять, а потому сильно раздражало.
— Ну и приснилось же мне, - зевая, пробормотал я надписи, которую оставила неведомая мне Татьяна.
Потом сообразил, что прошло более двух суток, суета пассажиров подсказывала, что поезд подходит к конечной станции. Вот это поспал, по богатырски, или по лентяйски, это уж кому как нравится. Я спрыгнул с полки и резкая боль буквально пронзила меня от правой ступни до бедра. Дохромав до тамбура я тяжело оперся о стену и удрученно закурил. За пыльным, в грязных потеках стеклом, пролетал унылый подмосковный пейзаж. А в голове крутился хаос мыслей, вспугнутых странным сном и суматошной побудкой.
Вот это я попал. А ведь действительно прошло два года. Как время-то летит. И самое главное, «что делать?», вот излюбленный вопрос российской интеллигенции, впрочем, и остальных жителей этой великой страны. Как я могу продолжать, ведь многие изменилось, я сам изменился, изменился весь мир.
А может, все не так уж сильно изменилось. Ведь остались же незыблемыми какие-то вещи. Да и сам я во многом остался верен себе.
Ну что ж, попробую догнать друзей. В путь! В путь!! В путь!!!
Тем более, как я чувствую, дела там разворачиваются нешуточные.


События мчатся к неведомому финалу
Человек в черном с тревогой наблюдал за разговором на поляне. Он никак не мог понять, что же с ними произошло, пока он был у Гингемы. Но, судя по довольно потрепанному виду друзей, ничего хорошего. Когда дорога, столь любовно им выстроенная специально для них, взбрыкнула, он был как раз на консультации у престарелой колдуньи.
Он вспомнил, сколько сил, времени и нервов им было вложено в этот тракт. Ведь строительство любой дороги это тяжелый  и неблагодарный труд. И здесь просто-напросто невозможно учесть все возникающие сложности, незапланированные расходы. А если тебе еще и помогают, то считай, половина средств улетучивается незнамо куда, хотя по бумагам все будет выглядеть весьма правдоподобно. И даже заговоры на честность людей и магические формулы проверки документов здесь оказываются бессильными. Во время строительства дорог в силу вступали неведомые законы мироздания, которые до сих пор никто так и не смог понять и внятно объяснить. Впрочем, человек в черном отлично знал, что эти же законы действуют при любом строительстве, будь-то то хоть будка для собаки или царский дворец, но именно при постройке дорог, законы принимали самые уродливые формы, окончательно выходя из-под воли человека. Даже самые сильные колдуны были бессильны, и лишь разводили руками и задумчиво покачивали головами, когда у них спрашивали, как бороться с этой напастью. Не даром Дорожная магия считалась одной из самых сложных и трудоемких. Хотя древние легенды и сохранили смутные упоминания о неких чародеях, лихо справлявшихся с этой бедой. И даже, умудрявшихся из любого строительства, извлечь для себя неплохую прибыль. Называли их прорабами. Мифы о них были скверными, переполненными жестокими колдовскими обрядами, обманами, гнусными предательствами и даже ритуальными убийствами. Но прорабы были единственными, кто реально мог противостоять строительным законам мироздания.
Маг потряс головой, отгоняя непрошеные видения, ведь не раз предупреждали, что если вспомнить прораба, то он обязательно явиться. И тогда жди неминуемой беды и напрасной траты средств, ведь избавиться от него очень и очень трудно. Его дух будет ходить вокруг вспомнившего его целыми днями, нудить и зудить, жаловаться, чего-то требовать, угрожать и ругаться, а ночами хвастаться своими постройками, опытом работы и ругать остальных прорабов. И что самое страшное, в любое время суток прораб будет гундосить – требуя каких-то строительных материалов, которых, кстати сказать, даже в природе не существует. Откуда они узнают, что подобные материалы есть, никто не знает, так как это их великий и страшный секрет. К тому же они всегда знают, где их можно купить, достать или украсть. И как принято у всех прорабов, именно эти материалы просто необходимы для строительства, и никакие заменители здесь не помогут. В противном случае, они сразу начинали угрожать, что все быстро поломается, и  сразу же начинали повторять волшебную формулу: «Мы снимаем с себя всякую ответственность!». Эта мантра действовала на всех безотказно.
Но хуже всего, когда прораб начинает требовать денег, в легендах эти их заклинания назывались «схватить за горло». Там же утверждалось, что никакая, даже самая могучая защитная магия не спасала от подобных просьб. А уж тем более обычный человек всегда оказывался бессильным и беззащитным, и потому всегда шел прорабам навстречу, опустошая свой кошель до самого дна. Против их воли никто не мог противостоять, здесь даже Олины Гархи были сущими детьми, по сравнению с ними. Ведь прорабы умудрялись даже с этих бездушных и беспощадных монстров получить свою долю, причем весьма немалую.
Изгоняя опасные мысли из головы, могущие привести к трагическим последствиям, он решил сосредоточиться на воспоминании о своей беседе с Гингемой.
— Чего приперся, - так гостеприимно она встретила своего бывшего ученика. – Хоть бы руки в порядок привел, а то тошно смотреть. Ногти обкусаны, грязь. Словно малый ребенок. Ни фига не изменился. Как перед людьми-то появляешься? Не стыдно наш цех позорить?
С этими словами Гингема устроилась за своим громадным столом. Гость стыдливо спрятал руки.
— Я обычно в перчатках работаю. Так солиднее.
Хозяйка усмехнулась, отодвинула от себя какую-то бумагу и тут же прозорливо заметила:
— Ко мне просто так никто не ходит, все только по делу. А значит услуга платная. Чем можешь порадовать старушку?
Чародей уже давно привык к ее вздорному характеру. Но ее слова о плате его несколько удивили. До этого свои консультации Гингема давала бесплатно. Видя его замешательство, она довольно усмехнулась:
— А ты как хотел. Времена нынче суровые и тяжелые. А мне, знаешь сколько на лечение надобно. Тот, кто метнул в меня коттеджиком девчонки Элли, постарался на славу, не промахнулся гад такой. Все-таки вычислю я этого снайпереныша, всю оптику в одно место вставлю. – Старуха разошлась не на шутку, вспоминая старые обиды. – Даже Эскулап отказывается лечить бесплатно. Я, конечно, ему клятву-то напомнила, которую он приносил Гиппократу. Но тому хоть бы хны. Говорит, вот пускай он тебя и лечит.
Хотя старушка и беспрестанно ворчала, но все же пригласила его к столу, усадила в глубокое кресло, старое, но добротное. Таких, естественно, никто уже не давно делал. Уютно устроившись в его мягком нутре, он приготовился к беседе. Пока обдумывал свой первый вопрос, старушка, ехидно скосив на него свой глаз, неожиданно спросила:
— Ну что, голубчик, так и не удалось завладеть всем миром?
Маг, с которым уже приходилось считаться многим волшебникам, иные до сих пор его превосходили в силе, но с его хитростью не могли даже сравняться, растерялся, как юный студент перед злобным преподавателем. Он смущенно заерзал в кресле. О его тайной мечте знало лишь двое – он сам да Фриня. И вот, оказывается, добавился и третий.
Гингема понимающе усмехнулась:
— Не бойся, я никому не скажу. Хотя твои желания у тебя на лбу написаны. – Потом расхохоталась. Да не ищи ты здесь зеркало, это я так фигурально выражаюсь. А ты, оказывается, в грамоте не силен… странно… А вообще-то это мечта многих магов и колдунов. Впрочем, и людишки об этом тоже мечтают. Только никто и не догадывается, какая это головная боль. Ведь ты же пришел узнать о пророчествах Орлангура?
— Да. Если то, что написано, правда.
— Значит, ты не веришь написанному, а тем более переписанному неизвестно кем?
— Не верю. Ведь этого змея никто никогда не видел.
— Твоя безаппеляционность меня просто умиляет, мой мальчик. Сам подумай своей пустопорожней головой, тогда кто мог наваять эти скрижали.
— Безумцев всегда хватало.
— И что же безумного ты прочел в Пророчествах? Молчишь… то-то же… Почему-то я всегда считала тебя одним из лучших моих учеников. Хотя ты и пропускал мои занятия. А ведь я там подробно рассказывала об этих предсказаниях. Впрочем и о Змее тоже. Только мне почему-то мало кто верит.
Старуха ласково погладило пыльное чучело совы, стоявшее на здоровенном дубовом столе, за которым она восседала. Неожиданно чучело встрепенулось, открыло желтушного цвета глаза и уставилось на гостя. Потом открыло громадный клюв и проухало:
— Сам ты чучело косоглазое. А я мудрый филин.
Взмахнув пыльными крыльями, филин снова замер на своей деревянной подставке. Прочихавшись от пыли, Гингема с укоризной заметила:
— Зря птичку обидел. Дурные мысли быстро передаются.
Настроение у старухи стремительно портилось. Это было видно невооруженным взглядом. Студенты давно подметили, что если громадная бородавка на ее крючковатом носу начинала наливаться синевой, то жди грозы. Причем, в эти критические моменты, она не искала виноватых. Доставалось всем, кто находился поблизости. Даже сильные колдуны боялись ее гнева и старались убраться от разбушевавшейся старушки. Среди магов ходили жутковатые слухи, что Эскулап, по простоте своей душевной, как-то предложил Гингеме отрезать бородавку. После этого бедолага долго не мог нормально ходить и при этом сильно морщился. Голос его тоже кардинально изменился, из приятного баритона, превратившись в неприятный фальцет. Доктор долго где-то лечился, а когда вернулся, то избегал оставаться со старушкой с глазу на глаз.
У студентов же было поверье, что тот, кому удастся вырвать хоть волосок из этой страшной бородавки, у того будет в жизни счастье: пятерки по всем предметам, очень много денег и девушек, а к тому же не мерянная магическая сила. Почему-то они были уверены в том, что вся магия Гингемы заключалась в этих длинных редких, седых волосках, растущих из этого весьма несимпатичного нароста. Эта байка переходила от одного поколения развеселых студиозусов к другим. Но рисковать никто даже не думал. У Гингемы был слишком скверный характер, чтобы она могла спустить с рук невинную шалость юных искателей приключений. Пока один охламон не поспорил со своими приятелями, что вырвет волосок. И тем исполнит давнюю мечту всех студентов. То ли ему грозило исключение за двойки, то ли хотелось славы и денег, история о том благоразумно умалчивает. Во всяком случае, он как-то хвастливо заявил, что любое предсказание должно сбыться, и он будет тем героем, кто воплотит его в жизнь. Было ли такое пророчество, тоже никто не знал. А последующие события стали наглядным пособием для последующих поколений неугомонных студентов, что даже за геройский поступок можно поплатиться совсем не по-геройски.
К этому непростому делу авантюрист подошел очень основательно. В обед он подсыпал в питье бабке сонный порошок. И пока она спала сном честно поработавшей колдуньи, вырвал этот вожделенный, многими студентами, волосок. Неожиданно для него Гингема почему-то проснулась. То ли ей стало слишком больно, то ли неуч что-то перепутал, составляя зелье. Версий, студентами и преподавателями, выдвигалось много. Во всяком случае, несчастный не успел убежать, как ведьма вспомнила дела своей боевой молодости, и моментально наслала на него какое-то заклятие. Он даже не успел коснуться двери, как застыл каменным изваянием. Хотя и остался жив. Так его и нашли на следующий день, с мучительно перекошенным лицом, нелепо застывшей фигурой. А в кулаке у него был крепко зажат страстно желаемый трофей. Только по этому волоску и догадались, кто был истинным виновником переполоха.
Магия древней старушки оказалась настолько сильной и оригинальной, что даже спустя многие годы парня так и не удалось расколдовать. Многие опытные маги пытались это сделать. Родители и преподаватели слезно просили бабку вернуть парню нормальный облик, ведь он продолжал жить, испытывая все чувства и желания. Но та лишь ехидно улыбалась, говоря, что с испугу и спросонок даже не сообразила, какой вид магии она использовала. А много мудрые учителя и здесь извлекли для себя пользу. Они пообещали, что тот из студентов, кому удаться расколдовать неудачника, сразу же получит золотой диплом об окончании магической академии. Желающих было предостаточно, но это так никому и не удалось. Поэтому статую поставили прямо напротив главного входа. Второй, тайной целью было назидание другим сорвиголовам, что возмездие может быть слишком суровым. Но зато среди неугомонных студентов тут же родилось новое поверье. Они стали верить, что если сильно потереть волосок, тоже превратившийся в камень, то на экзамене будет удача. Никто, конечно, этому не верил, но с тех пор кулак с зажатым волоском сильно истончился и стал настолько отшлифованным, что в погожие дни пускал солнечных зайчиков в окна аудиторий, как будто напоминая, что приметы приметами, но учиться надо. Хотя бы иногда… И над старушками шутить большой грех, да и весьма опасно.
Со временем старушка немного сжалилась, и бывший студент в полнолуние начинал двигаться, но лишь затем, чтобы на себе отвезти зловредную старушенцию на Лысую гору, где проводился очередной симпозиум.
Глядя на Гингемину бородавку, гость вспомнил эту историю. И внутренне усмехнулся. Ведьма ничуточки не изменилась. Все также синела бородавка, задорно топорщились редкие волосики, растущие из нее. Наверное, и студенты так же сразу начинали представлять, какая же загадочная сила сокрыта в них. Некие шутники предлагали выдернуть еще один ее волосок, что бы расколдовать товарища, мол, все-таки дыма без огня не бывает, может и не врут легенды. И эта многострадальная статуя, застывшая в несуразной позе лучшее тому подтверждение. Тут же вспоминали какого-то старика из древнейших сказаний, что тот тоже мог колдовать, но только после того, как выдергивал волосину из своей бороды. Но даже учителя бледнели, представляя к каким последствиям, может привести этот смертельно опасный эксперимент. Хотя мечты о халяве по-прежнему бередили воображение некоторых бедовых студентов.
Его мысли прервал шепот старухи. И столько в нем было ненависти и ярости, что он содрогнулся:
— Даже не смей думать… - прошипела она, брызгая слюной. А ее филин еще раз открыл глаза и что-то презрительно проухал. Потом снова замер, превратившись в наглядное пособие по зоологии.
Маг испуганно отшатнулся.
— Да у меня даже в мыслях не было…
— Знаю я все, что у тебя в пустозвонке творится. Быстро выкладывай, зачем ко мне приперся. Не видишь, дел по горло, еще с тобой тут рассусоливать.
— Тут такое дело…
Неожиданно он почувствовал как мир вокруг подернулся легкой пеленой тумана, тело пронзила дикая боль, закружилась голова. Так же внезапно все прошло. Он проморгался, сгоняя непрошеные слезы. И увидел, как Гингема очень внимательно смотрит на него. В глазах не было ни капли сочувствия, а лишь нездоровое любопытство. Старушка никогда не отличалась добросердечием, а уж в последнее время, она вообще невзлюбила всех окружающих. Хотя для некоторых делала небольшое послабление. Как, например, для него. Чем он вызывал расположение старушки, даже для него самого было непонятно.
Гингема растянула в ухмылке свои узкие бескровные губы, довольно распрямилась в кресле и ласково проворковала:
— Что, касатик, на твою магию кто-то сильно наехал?
От этого тона и слов ему снова стало плохо. Проницательная старуха правильно догадалась, некто очень сильный и опытный шутя, взломал все его заклинания. А старуха безжалостно добавила:
— Ого, ты, оказывается, Дорожной магией балуешься. Глупец. Ты меня сильно разочаровал. Всегда есть пути попроще.
Она прикрыла глаза и замерла, словно вглядываясь куда-то очень далеко. Даже ее нос весь напрягся и немного выпрямился, из крючка превратившись в некое подобие странной загогулины. Ее филин приоткрыл один глаз и тоже не мигая вперился в стену, что он там увидел, для него так и осталось загадкой. Старуха резко вышла из ступора и удивленно пробормотала:
— Ндааа… парень, а ты влип. Ты даже не представляешь, кто сейчас твою работу испохабил.
— И кто же это такой смелый и отчаянный?
— Орлангур.
— Не может быть! Его же нет, он легенда, миф, сказка для непослушных детей и пьяных мужиков!
— Значит, я была права, - совершенно не слушая его воплей, проговорила Гингема. – Как же я была права. Я знала, что он есть. Его не может не быть. Значит, оживают древние легенды.
— Значит и его Предсказания правда?
Гингема очнулась и резко ответила:
— Насчет предсказаний, ты бы олух конспектики-бы достал и почитал на досуге, как-нибудь, отдыхая от дел праведных и неправедных. Я там все очень ясно объяснила. Пророчества, конечно, великая сила, но против них можно и нужно бороться. А тем более тебе, если ты собираешься владеть всем миром. Ты хоть помнишь, что там написано?
— Да, читал недавно.
— Ах, да! В Лесном царстве кто-то умудрился все Пророчества стащить. Да так ловко, что сразу никто и не заметил. Слышала об этом. И почему-то сразу на тебя подумала. Ты и здесь, в академии к иным книгам неровно дышал. Кое-то в библиотеке до сих пор найти не могут. Ладно, проехали. Но если твой супротивник сам Орлангур, тут я тебе не советница и уж тем более не помощница. Одно могу сказать, ему тоже жить хочется.
— Значит, его можно убить. А как, каким оружием или заклятием, помоги бабушка. – Взмолился чародей.
— Бабушка, - проворчала старая колдунья. Потом, помолчав начала решительно давать советы. – Одно могу сказать, Орлангура не убить. Ты такой же тупень, как и все остальные, так называемые, маги. Подумай своей тыковкой, ведь он сам создал этот мир. Значит это его дом, здесь он живет. А если уничтожит его, то где он будет жить.
— Но он же создатель. Ему очередной мир сварганить, что лешему путника заблудить.
— Ты думаешь это простое дело – мир строить. Если бы так было легко, у него бы таких миров было бы как злата в заначке у Бесмертыча. А если не будет нас, простых смертных  и долгоживущих, то и он уже никому не станет нужен. А для таких как он, без поклонения, без мыслей о нем, без веры в него не жизнь. Пускай, он хоть тысячу раз вечен, но если его никто не знает, то, выходит по всему, и его нет. Так что пророчества пророчествами, а он хитрый змей, лазейку себе все же оставил.
— Какую лазейку, - тупо спросил ее гость. Он уже ничего не понимал, и начал верить в то, что говорили о Гингеме окружающие, что, мол, у старушки совсем чердачок у избушки съехал. И все ее слова ни в коем случае нельзя всерьез воспринимать.
— У Орлангура, в одних из первых скрижалях есть одна хитрая главка, небольшая такая, ее никто и не читал никогда. Я так думаю. Тем более переписчики скрижалей ее давным-давно пропустили. Иначе уже давно бы придумали как бороться с его предсказание о конце света. Ты ее тоже, судя по всему, не читал. Называется она «Мои поскриптумы». Там много чего интересного. Вот вернешься домой, разберешься с компанией недоумков, что бредут незнаемо куда… ну чего уставился, словно Бармалей на Айболита. Знаю я многое. Кстати, эта компашка, не твое изобретение, а именно Орлангура. Во всяком случае, если внимательно читать его опусы.
Маг в черном, стал прощаться с Гингемой, торопясь домой. Ее слова о неких поскриптумах его сильно заинтриговали. Хотелось как можно быстрее домчаться до своего замка, завалиться на любимый диван и перечитать скрижали. Может старуха и права. Но сначала надо было понять, что произошло с Иваном и его спутниками. Это очень сильно его тревожило. Ведь если старая карга права, и против него стоит сам Орлангур, то дело принимает очень скверный оборот.


* * *
Выслушав сон Коника, друзья стали думать, как поступить дальше. Идти по кругу совсем не хотелось, оставаться здесь, на этой гостеприимной спасительной поляне, тоже. Дорога Вымощенная Черт Те Чем, не внушала доверия. Идти по ней было боязно. Но мерзко сосущее чувство голода заставило компанию принимать решение. Поэтому все дружно посмотрели на Ивана, их неформального командира. Он почесал затылок, пытаясь выдавить хоть сколько-нибудь стоящую мысль. Но после вчерашней заварухи, которую им подбросил неведомый враг, в голове было прохладно и пусто. Его друг, Коник, весело присоветовал:
— Ну, чего репу-то чешешь. Давай, быстрее решай, что будем делать. Смотри солнце уже в зените, жрать охота, а мы здесь валандаемся. Ты, наверное, погибели нашей желаешь, от смерти лютой, голодной! А еще друг называешься.
Слушая дружеские подначки, Иван понял, что все же придется идти, как бы не хотелось остаться здесь подольше. Почему-то он был уверен, что никакая опасность им здесь не грозила. Если уж Лес выручил от неминуемой смерти, то, конечно же, и дальше будет охранять. Их хладные трупы ему совсем ни к чему. Как обычно неожиданно, Внутренний голос влез с советом:
— Правильно, Ванька. Надо дальше идти. Здесь ты ничего не высидишь. А вот от голода загнуться, вполне реально. Лес кормить поить не будет. Так что прав, твой гривастик, вперед за орденами! – Потом, подумав, все же осторожно добавил. – Или за неприятностями.
— Типун тебе на язык. А как идти-то, дорога вчера чуть всех не угробила.
— Так ведь не угробила же, - фыркнул Голос. – Мы тут с Шестым Чувством посовещались маленько, и убеждены, что ничего опасного вам теперь не грозит.
— Откуда такая уверенность. – Подозрительно спросил Иван. А потом передразнил Внутренний Голос. – Ты же всегда такое осторожное, чуть, что вопить начинаешь «драпать надо» или « я же предупреждало».
— Ну с кем не бывает, - миролюбиво ответил тот. – А вот откуда мы знаем, тебе Ваня знать совсем необязательно. Мы же давным-давно договорились, что ни я, ни Шестое Чувство своих источников информации не выдаем. Даже на суде. Кстати. Был когда-то такой закон для журналистов. Вот им лафа-то была.
—  А это кто такие? Впервые слышу.
— Неважно. А вот тебе уже пора идти.
Иван вздохнул и встал с теплой травы. Естественно куда-то топать ему совсем не хотелось. Но его компаньоны с такой надеждой смотрели на него, что принял решительный вид и смело шагнул к серой дороге. Компания дружно потянулась за ним.
Со вчерашнего дня на дороге ничего не изменилось. Она оставалась все такой же изломанной и вздыбленной, над ней клубились тучи пыли, по неведомой причине за ночь она так и не осела. Постучав по ней копытом, Коник спросил:
— Ну, и как прикажете идти, по таким буеракам. Мы же все ноги переломаем.
— Не переломаешь. Двинем вдоль дороги, по обочине.
Но стоило только им сделать несколько шагов, как Лес снова показал свой неуступчивый характер. Он настолько приблизил деревья и кустарник к дороге, что идти стало просто невозможно. Тяжело вздохнув, Иван полез на вздыбленный неведомой силой тракт. Отчаянно ругаясь компания начала движение. С трудом поднимаясь вверх, чтобы тут же скатиться вниз. иногда всей кучей они валились за обочину. Поднимались и снова начинали свое движение. Солнце уже катилось к горизонту, видимо ему надоело смотреть на отчаянные усилия ходоков, в попытке преодолеть изуродованную дорогу. А она холмилась до самого горизонта.
Сам Иван преодолевал внезапно возникшие препятствия молча, лишь стискивая зубы. Зато Коник ругался во всю свою луженую глотку, вспоминая по очереди царя, предсказителей, почему-то Геракла и конюшни. У хоббитов голосовые связки были послабже, но зато они брали своей виртуозностью. Их ругань не была такой однообразной и грязной. Невысоклики тихими, незлыми  словами поминали своих предков, страну и соседей, но в основном, конечно же, доставалось Гэндальфу, втравившему их в эту авантюру. В общем, любовь к своей малой родине и героическому прошлому дедов у них упала до катастрофически низкой отметки. А волшебника они уже просто ненавидели.
В конце концов, эти мучения им надоели, и они решили остановиться на ночлег. Сразу же появилась полянка. Они с вздохом облегчения завалились на траву. Человек, конь и хоббиты так вымотались за этот день, что даже говорить не могли. Утро застало их хоть и хорошо отдохнувшими, но сильно понурыми. Мало того, что было неизвестно, сколько еще мучиться на этом пути, так еще и желудки настойчиво требовали пищи. От грустных размышлений их отвлек резкий треск, раздавшийся со стороны осточертевшей серой дороги. Путники с опаской подошли к ней и увидели очередное чудо. Почему-то оно уже их не удивило. Всеобщее мнение как всегда выразил Коник:
— Что-то мне эти дорожные выверты надоели. Пора бы уж остановиться на чем-то одном. Я бы этого экспериментатора запряг бы в телегу и заставил с ней тут поскакать.
А с дорогой Вымощенной Черт Те Чем между тем продолжали происходить таинственные метаморфозы. Треск становился все сильнее, накатываясь откуда-то со стороны, куда они направляли свой путь. Первым увидел Иван,  все же он был выше всех, как дорога неохотно, медленно, но все же распрямлялась. Исчезали все ухабы, рытвины, резкие спуски и подъемы, выверты. Словно бы по ней вели очень большим и тяжелым утюгом. Долбо от удивления присвистнул:
— Интересно, кто это так ловко дорогу гладит?
Но ничего и никого не было видно. Внутренний Голос тут же, в своем репертуаре, прокомментировал происходящее:
— Ну я же говорил, что все образуется. Вот видишь, Ваня, кто вам дорожку гладит, старается. А ты все недовольный. Радоваться надо жизни. – Потом он словно бы к чему-то прислушался, и недовольно сказал. – Тут вот Шестое Чувство пытается нам праздник омрачить. Говорит, что это не последняя шутка на сегодня. 
Коник радовался как ребенок. Он громко ржал и вопил:
— Эх, еще бы сделали бы так, чтобы она льдом покрылась, мы тогда просто посильнее оттолкнулись и сами бы поехали. Не надо копыта бить.
Треск прошел мимо и стал от них удаляться. Дорога приобрела нормальный вид. Друзья дружно шагнули на нее, торопясь пройти как можно больше, пока с ней опять не начнется очередная катавасия. Но не долго им пришлось радоваться и бодро топать, под бесконечные шуточки Коника. Откуда-то сзади, куда укатился невидимый утюг, раздался тяжелый, еле слышимый вздох.
Иван тут же услышал еще один вздох, на этот раз прямо в голове. Внутренний Голос грустно констатировал:
— Как ни странно, но Шестое Чувство в этот раз меня не обмануло. А ведь как все хорошо сегодня начиналось. Сглазило оно, что ли? Слушай, Иван, а давай его выселим, ну, например, хотя бы к Конику, им вдвоем будет гораздо веселее и смешнее.
— Я вас обоих когда-нибудь выселю. Надоели. – Проворчал Иван, с тревогой вглядываясь и вслушиваясь. Что-то все это ему напоминало.
— Да, Ваня, ты прав, - тут же влез его Внутренний Голос. Именно с такими звуками появилась Дорога Вымощенная Черт Те Чем.
— Так она вот, под ногами, родимая. Никуда не делась.
— Потерпи немного и все сами увидим. Тут мне наше Чувство талдычит, что все должно вернуться на круги своя.
И действительно, перед изумленной путешествующей публикой, развернулось очередное представление. Как тут же метко подметил Коник:
— Декорации на сцене плавно переходят… плавно переходят в… О, леший тебя покусай. – С этим испуганным возгласом он отскочил на обочину. Туда, также резво, последовали и все остальные.
Им было чего опасаться. Наученные горьким опытом хождения по предательской дороге, они уже были готовы ко всему, но не к тому, что увидели. Серая дорога внезапно стала истончаться. Вскоре сквозь ее серое покрытие стали видны камни и песок. Хохмо с тревогой спросил:
— Она что, испаряется?
Коник тут же ответил:
— Не, Хохмик, кто-то тырит нашу любимую дорожку. И что здесь прелестно, прямо на наших глазах. Вообще страх потеряли, несуны проклятые. Сначала ее погладили, чтобы презентабельный вид имела, а потом решили свистнуть, прямо из-под нас. Видать решили куда-нибудь налево толкнуть. Но все-таки с их стороны это свинство. И как же мы теперь пойдем.
— А почему ты думаешь, что воров несколько. – Полюбопытствовал Хохмо.
Остальные в их беседу не вмешивались, напряженно ожидая, чем же закончиться очередное превращение. Радовало только одно, что Лес не бросит их в трудную минуту.
— Так ты сам попробуй такую дорогу свернуть. Никаких сил не хватит.
— Так ее не сворачивают. Она, ты же сам видишь, растворяется.
— Значит, снова колдун какой-нибудь занюханный над нами издевается. Уж лучше бы воры орудовали, те ребята простые, с ними завсегда можно договориться. Глядишь, и нам бы что-нибудь с этого перепало. А что у этих чародеев в голове твориться, они сами не всегда знают.
Тем временем серая дорога полностью исчезла. Как будто ее никогда здесь и не было. Только утрамбованный песок и мелкие камешки доказывали, что друзьям еще далеко до полного сумасшествия. И все это происходит на самом деле, а не какой ни морок, они этот бардак видят собственными глазами. Коник тут же потрогал место, где совсем недавно пролегала дорога. И выразил всеобщее мнение:
— Точно тебе говорю, Иван, это не морок. Здесь вот только что-то было. И вот уже его нету. Лихо кто-то сработал. Чувствуется рука профессионала. Нам бы с тобой так научиться ковровые дорожки в дворце лямзить. За это Елена наша, нас бы на руках носила, и пиво по утрам бы подносила.
— Кулак бы она тебе с утра поднесла. Знаешь же, не хуже меня, что она воровства терпеть не может.
— Так в нашей жизни, без этого благородного ремесла никуда. Или ты, или у тебя. Другого не дано.
Пока они так препирались, гул потихоньку нарастал и стал совсем оглушительным. Все зажали уши руками, но это мало помогало. И тут же воздух над местом, где пролегала Дорога Вымощенная Черт Те Чем стал сгущаться. Поднялось легкое марево, так бывает в жаркий летний полдень, когда горизонт и далекие предметы от жаркого воздуха начинают дрожать, приобретая зыбкие очертания. В глубине проступило что-то красное. Не успели друзья мигнуть, как туман исчез, и перед их изумленными взорами вновь появилась Дорога Вымощенная Красным Кирпичом.
— Ну, здравствуй, старая знакомая. – Только и смог сказать Иван.
Точно также быстро гул отдалился, оставляя за собой, знакомый до боли, тракт. Коник тут же испытал его на прочность. Попрыгал, поколупал копытом, а потом задрал хвост и с облегчением посмотрел вверх, где кружились легкие любопытные облачка. Остальные отошли подальше от парящейся лужи и стали совещаться. На повестке стоял лишь один вопрос, но чрезвычайно важный: идти ли по этой дороге сейчас, или подождать продолжения представления. От этого увлекательного занятия их отвлек возглас Коника. Подражая интонациями заправскому конферансье, он объявил:
— А теперь продолжение смертельного номера. Посмотрите-ка сюда, уважаемые искатели приключений на свои головы. Вас это сильно удивит и немного развлечет.
Действительно, прямо перед ним стоял столб. Самый обычный столб, с самой обычной табличкой-указателем. Такие вешаются на всех столбовых трактах, чтобы незнакомые с дорогой путники часом не заплутали. Стрелка показывала, куда им теперь идти. Никто даже не сомневался, что путь их лежит дальше по старой, новой дороге. Когда они подошли ближе, то Иван прочитал надпись, сделанную красивым подчерком: «Вам туда». Ниже было неразборчиво нацарапано: «Не сворачивать».
— А где же указатель, сколько шагов осталось до цели? – Недоуменно спросил Иван.
Ответа никто не знал. А вот Хохмо спросил, растерянно озираясь вокруг:
 — А где же развилка, которую нам обещал тот большой камушек. Нигде не видно.
— Зато дорога идет прямо. Не надо делать выбор, куда сворачивать. Кто-то явно пытается нас довести до своей цели. Интересно куда?
На этот вопрос, тоже пока не было ответа. Поэтому все промолчали, и немного успокоившись от таких стремительных событий, двинулись дальше, очень надеясь, что приключения на сегодня закончились. Но, увы и ах, их способность удивляться и терпение продолжали испытывать на прочность. 
Не успели они даже устать, как увидели огромную поляну. Это было тем более удивительно, что Лес почему-то отвел свои деревья далеко в сторону. Оставив лишь несколько кустов. Под тенью одного из них лежал человек и что-то пил из темной бутылки с цветастой этикеткой. Компания осторожно подошла к лежащему. Он не обращал на них никакого внимания, пока Иван не поздоровался с ним.
Не открывая глаз, тот процедил сквозь зубы:
— И тебе привет, коли не шутишь.
— Не подскажете, куда эта дорога ведет?
— Не подскажу.
— А все-таки…
— А оппозиция ее знает, куда и кого она ведет. Мне и здесь неплохо.
Конику быстро надоела эта неторопливая и несодержательная беседа. Он тихо подошел к незнакомцу и спросил, легонько толкнув того копытом:
— А ты кто таков, что так борзо с моим другом чирикаешь?
Иван от удивления даже рот открыл. Таких способностей раньше за его другом не числилось. Интересно, где он такого нахватался.
А человек лениво  приоткрыл один глаз, отхлебнул прямо из горлышка, вытер ладонью губы и затянулся толстой черной сигарой. Потом выпустил светло-синий, густо пахнущий клуб дыма, сплюнул и снова закрыл глаз. Поерзал на траве, поудобнее устраиваясь и процедил сквозь зубы:
— На каникулах мы. Отдыхаем до сессии, сил набираемся. – Ответил он загадочно.
Иван оглянулся в поисках еще таких же лежащих или сидящих, или хотя бы стоящих людей, но на поляне больше никого не было.
— А где… — начал было Иван, но тут Коник его прервал, горячо и быстро зашептав на ухо:
— Ваня, это они, нутром чую – Депутаты. Их еще Избранниками народными кличут. Помнишь, Ворон каркал, что-то насчет крупных неприятностей от Крайних Радикалов. Так это один из них.
Иван вспомнил многочисленные темные истории, рассказываемые пьяными мужиками и заморскими купцами, когда они бывали в плохом настроении. Заезжие чародеи тоже отзывались о них весьма сурово. Действительно жизнь этих людей была полна тайн и загадок. Какой такой народ их выбирал — эта была, пожалуй, еще не самая большая загадка. Мало ли какого народа обитало в Лесу и около него. Но вот что они делали, никто не знал. И даже не выдвигал никаких предположений. Эта каста людей жила очень замкнуто.
— Я не Радикал! — Человек вдруг вскочил на ноги и с яростью уставился на друзей. Они даже отшатнулись от такого напора. Его голос задрожал от праведного негодования. Он громко повторил. — Я не Радикал, я Центрист! Попрошу это запомнить. Зарубить это на своих носах! Не то в суд на вас подам.
— Да за что же, мы ничего же не сделали, только спросить хотели…
— Как это за что?! За оскорбление моих чести и достоинства.
Коник все же не выдержал, и рявкунл прямо в лицо вальяжно лежавшего мужчины:
— Вот мы тебе сейчас по этим самым честям и достоинствам врежем с ноги, полетишь как гордый еж! А ну говори, куда эта дорога ведет. Да быстро.
Но, к большому разочарованию Коника и его спутников, его горячая речь не возымела ожидаемого действия. Депутат, или кто он был там на самом деле, спокойно  почесал в носу, а потом важно произнес:
— Я личность неприкосновенная. Вот мой мандат.
С этими словами он вытащил из внутреннего кармана пиджака что-то красное и поднес к самому носу Ивана. Он пригляделся и аж задохнулся от такого беспредела. Это была кора Красного дерева, самого священного и неприкасаемого дерева в Безумном Лесу. А тут ее безжалостно расправили, порезали и согнули пополам, и что-то написали золотыми буковками.
— Если бы это увидел Илюша, он бы тебе так по мандату настучал, что ты вокруг всего Леса скачками носился бы. Ишь, чего учудили, кору Красного дерева на какие-то мандаты резать.
— А как же Депутату без корочек красных. Без них он уже и не Депутат. Так, что-то непотребное. У нас даже помощники красные корочки имеют. И неожиданно продекламировал. – Мы их завсегда достаем из штанин, дубликатом бесценного груза, читайте, завидуйте, я Депутат, а это звучит гордо.
Он любовно погладил красные корочки пухлой ручкой, унизанной кольцами. И как заметил Иван, даже с полированными ногтями.
Неожиданно для всех в перепалку вмешался Хохмо. Скромно высунувшись из-за своего приятеля Коника, он спросил, у лежащего человека:
— А вот у нас в стране есть такая веселая присказка: «От сессии до сессии людям живется весело». Мы долго не могли догадаться, про кого это. И наш заступник, покровитель, вождь и учитель Гэндальф как-то рассказал, что это придумали студенты, ну, те которые иногда учатся. А вот нас все равно терзают смутные сомнения, что это про кого-то другого. Эльфы как-то обмолвились, что, конечно, Гэндальф как всегда прав, но не совсем. Они говорили, что есть еще кто-то, кто живет от сессии до сессии. И вроде как про каких-то избранников толковали.
Человек снисходительно выслушал речь Хохмо. Снова затянулся сигарой, раздумывая. Потом строго взглянул на Хохмо, тот даже спрятался за коньком,  ища в нем защитника.
— Экий славный малыш. Правильно делаешь, своих учителей и тем более вождей надо всегда слушаться. Я бы даже сказал, внимать их речам, конспектировать их, учить наизусть, претворять в жизнь все их великие замыслы, вешать их портреты дома и на работе, молиться на них. Наверное, ваш Гэндальф хороший вождь, раз у него в стране такие прекрасные граждане живут.
— Он не живет у нас. в смысле он не наш царь, Гэндальф приезжает только тогда, когда нам грозит опасность.
— Это очень плохо, когда истинные вожди вынуждены жить в эмиграции. А что же вы, граждане, молчите. Надо митинговать, жаловаться во все инстанции, вплоть до международных. А при необходимости можно и революцию учинить. Если надо, то могу посодействовать. Есть у меня на примете несколько специалистов-революционеров.
Все тут же припомнили незабываемую встречу около Железных Занавесок и содрогнулись.
— Этого нам не надо. У нас тихая страна. Мы всем довольны.
— А, значит буржуазный строй у вас? Ну, так бы сразу и сказали. Конечно, это неплохо… Но все же революции иногда совсем не мешают. Знаете, развлечение, конечно, дорогое. Особенно когда цветные революции устраиваешь, поэтому необходим спонсор. Не на свои же деньги этим заниматься. Честное слово, это просто смешно…
Его словоизлияния прервал Коник. Он подошел к человеку и легонько наступил тому на грудь копытом. Низко склонив голову, прямо к его лицу, угрожающе оскалив зубы, он сказал:
— Хорош трепаться. А то мы тебя сейчас выберем в мальчики для битья. Хочешь?
— Нет. Но позвольте…
— Не позволю! Лежи здесь, слухай сюда. Ты сейчас будешь отвечать коротко и ясно. Завязывай со своим словоблудием, а то копытом буду блудить по твоей груди. Ясно, тебе, красномандатник?
— Конечно, мне все понятно. Подчиняюсь грубой силе. Но все же, позвольте сказать, что не на все вопросы можно дать краткие ответы, потому что…
— А ты дашь. – Коник надавил копытом так, что у Депутата сигарный дым полез из ушей. Или так друзьям Коника показалось. Но, во всяком случае, вмешиваться в их задушевную беседу они не спешили, с немалым интересом ожидая, чем все закончиться.
— Спрашивайте. Но копытце приберите на место, ему все же место не на моей груди, а на земле.
— Ты снова начинаешь? Без тебя знаю, куда свои копыта ставить. – Но копыто Коник все же убрал.
— Давно бы так. А то какая же это беседа двух интеллигентных существ.
Даже Конику надоело с ним препираться. Он понял, что это клинический случай, и даже мордобой здесь бессилен. Ну что тут поделаешь, коли уродился таким. Больных на голову надо жалеть… и держаться от них подальше. Поэтому он перешел к вопросам:
— Хохмо тебя спрашивал про какую-то сессию?
— Ваши эльфы правы. Мы тоже живем от сессии до сессии. И живем неплохо. В основном, если, конечно, не зарабатываем трудом тяжким и неблагодарным себе на скорбное существование, то отдыхаем, расслабляемся, путешествуем. А вот на сессии приходиться вкалывать как…
— А, понял, значит, пока отдыхаете, никакого вреда не приносите. И то хорошо. – Прервал его Коник. Депутат хотел что-то добавить, но конек, уже наученный горьким опытом общения с ним, сразу задал следующий вопрос. –Теперь следующий вопрос – куда ведет эта дорога? 
— Не знаю.
— Так коротко? – Коник даже удивился, уже привыкший к его болтовне.
— Эта дорога, Вымощенная Красным Кирпичом, ведет туда, куда вам надо. А больше я ничего не знаю. По ней много народа ходит и ездит, и все попадают туда, куда нужно. Поверьте мне, но это так.
Компания молчала, обдумывая слова Депутата. Неожиданно Внутренний Голос Ивана вылез со своим советом:
— А ты знаешь, Ванька, этот Депутат прав. Надо идти по этой дороге, куда бы она ни вела. Все равно другого пути пока не видно. Просто сосредоточься на конечной цели своего путешествия. А то болтаешься, как не знаю что, вот и встреваешь в разные неприятности.
— Так я сам не знаю конечной цели.
— Все ты отлично знаешь. Просто боишься себе признаться, что Орлангур не миф, и не байка поддатых колдунов. И с ним тебе все-таки надо встретиться.
— Просто сказать. А как это сделать.
— Да проще простого. Надо лишь ясно представить себе будущее, вернее чего ты больше всего сейчас хочешь.
— Домой хочу. – Признался Иван. А потом добавил. – Мыслей много крутиться, даже не знаю какую выбрать.
— Это точно, в голове у тебя полный кавардак и смятение чувств. Так что плюнь на все и береги здоровье. Все равно не тебе удастся представить встречу с Орлангуром. Тут тебе никто не советчик. А вот о доме хорошо подумай, вспомни его. Ведь это же конечная цель наших мучений. А вообще-то сейчас у Шестого уточню. – Тут же у Ивана создалось стойкое ощущение, что над ним продолжают издеваться. Но Голос крикнул куда-то внутрь его головы. – Эй, ты где, твой бесценный совет тут понадобился.
Пока внутри Ивана воцарилась тишина, он поспешил оглянуться вокруг. Компания ужа отошла от Депутата и о чем-то возбужденно спорила. Человек остался лежать на траве, вполне довольный собою, и уже не обращал никакого внимания на спутников Ивана. Лишь один раз он внимательно оглядел Ивана, словно бы стараясь запомнить его на всю жизнь. Ивану даже показалось, что он хотел что-то сказать, но отчего-то он передумал. Вместо этого Депутат снова отхлебнул из бутылки и затянулся сигарой. А потом блаженно закрыл глаза и, удобно устроившись на траве, задремал.
Почему-то запыхавшийся Внутренний Голос бодро доложил:
— Наше мудрое Шестое Чувство со мной согласно и поддерживает мое предложение целиком и полностью. Надо двигаться вперед по этой дороге. Оно говорит, что там нас ждет нечто небывалое и невиданное. Но меня это почему-то мало пугает. Я так думаю, что близок конец нашим мытарствам. Так что, Ванька, вперед и с песней.
— Что-то ты сегодня разговорчивый.
— Сам не знаю. Настроение хорошее.
Иван подошел к своим товарищам. Те перестали спорить и выжидательно посмотрели на него. Коник, как всегда, выступил первым:
— Мы тут немного поспорили, идти ли по этой дороге дальше. А то некоторые опасаются, что она снова может выкинуть какой-нибудь фортель. Так что, Иван, скажи свое веское слово.
— А вы над ним подумаете, стоит ли выполнять, - усмехнулся Иван. – Я предлагаю идти только вперед. Сами понимаете, назад дороги нет. Сворачивать тоже некуда. А там, глядишь, что-нибудь любопытное увидим. Можно, конечно, и здесь неплохо устроиться. Но я уверен, что залежаться нам здесь не дадут.
С этими словами Иван повернулся и уверенно зашагал к Дороге Вымощенной Красным Кирпичом. Он не видел, как Коник согласно кивнул головой и потопал вслед за ним. Хоббиты, хотя и нерешительно, но все же подхватили свои пустые рюкзаки, и пошли за ними. Один лишь Долбо с завистью посмотрел на лежащего Депутата, потом грустно вздохнул и поплелся вслед за компанией.
Коник, догнав Ивана и весело потряхивая гривой, сказал:
— А я вот по дому нашему страшно соскучился. Ты не поверишь, даже ругань Елены мне стала милой и дорогой для сердца.
— А еще тебя очень ждет одна симпатичная кобылица небольшого роста. – Подначил друга Иван.
Не успели они полностью предаться сладостным воспоминаниям о далеком доме, как перед ними снова встала диллема, куда идти. Только они зашли за крутой поворот, как неожиданно для всех, дорога разделилась. Три, абсолютно одинаковых дороги расходились в разные стороны.
— Я же говорил, что дорога должна разделиться. Не зря все-таки путеводный камушек старался. – Обрадовано сказал Хохмо. Остальные промолчали, ожидая, что будет дальше.
Подойдя к развилке, они увидели свежеокрашенный столбик, наподобие того, что уже встречали раньше. Только здесь было три стрелки. И к великому удивлению компании на всех стрелках была одна и та же надпись: «К Орлангуру».
 Внутренний Голос лениво произнес:
— Я же говорил, стоит только очень захотеть и ты в дамках.
— Так все-таки, куда двигаться?
— Сам же видишь, без разницы. Лишь бы шли. Я так думаю, что наш создатель всегда дает свободу выбора. Наверное, принцип у него такой. Вот и выбирай, Ванюш, да не задерживайся, а то стемнеет скоро.
Пока другие задумчиво смотрели на столбик, под которым Коник уже успел поднять хвост и задумчиво посмотреть в небо, Иван решительно зашагал по центральному пути. Ему уже надоели все эти загадки и фокусы. Хотелось как можно скорее прийти к чему-то конкретному. Компания не торопясь, пошла за ним.

* * *
Темный маг неотрывно следил за компанией, на которую возлагал так много надежд. После неудачи с Серой дорогой, когда неведомо кто сумел все же заменить на Вымощенную Красным Кирпичом, он больше не деле попыток повлиять на их путешествие. Ему стало кристально ясно, что против него выступает очень сильный волшебник. Может даже сам Орлангур. Поэтому ему оставалось только в бессильной ярости сжимать кулаки и смотреть в кристалл за похождениями друзей.
— Весьма интересно, а зачем здесь встреча с Депутатом. – Удивленно протянул он, когда друзья вышли на поляну.
Тут он вспомнил совет Фридриха-младшего. Неожиданно тот сам объявился у него. Видимо куда-то торопясь, так как даже не выпил полагающейся чарки вина, он сурово предостерег его:
— Ты сейчас будь очень осторожен. Время еще не подошло, чтобы бороться с таким существом как Орлангур.
Не обращая внимания на сбивчивые вопросы, он сделал магические пассы руками и исчез в клубящемся вихре звезд. Магу оставалось только прислушаться к его совету, тем более сделать он уже ничего не мог.
Когда он увидел, как странная компания подошла к столбику с указателями, он лишь недоуменно покачал головой и пробормотал:
— Если все дороги ведут к нему, то зачем такой богатый выбор? Конечно, воля волей, но так делать, это издевательство… Или Орлангур почему-то спешит. Знать бы, что его так тревожит… Но я все равно не отступлю.
От собственной решительности ему стало немного не по себе. Поэтому он, загасив хрустальный шар, отправился на кухню, чтобы привести вконец расшатанные нервы в порядок.

* * *
Друзья неторопливо двигались по Дороге Вымощенной Красным Кирпичом и старались ни о чем не думать. Все было и так ясно. Встреча с неведомым творцом этого мира была близка. Это немного тревожило, но в то же время придавало чувство облегчения, неужели все закончилось. Причем так просто.
Дорога неспешно и плавно вильнула вправо, огибая Лес и друзья оказались перед большой желтой горой. Она появилась так внезапно, что никто даже не заметил откуда она взялась. Ведь кругом растилась равнина.
— А это откуда взялось? - Ошарашено спросил Коник.
Все остановились, разглядывая гору. Дорога упиралась в кусты, которые густо росли на склоне чудесной горы.
— Многое мы с тобой Ванька видели, но чтобы горы сами по себе появлялись, впервые. Наверное, мы пришли.
Иван молча пошел вперед. В кустах дорога превратилась в еле заметную тропинку. Сделав несколько шагов, он увидел вход в пещеру. Его друзья взволновано дышали у него за спиной. Тут же подал голос Коник:
— Ваня, а как ты думаешь, здесь какие заклинательные приветствия нужны. В пещерах мы еще не были.
Иван задумчиво смотрел на темный вход. Что его там ждало, он, конечно, не знал. Но чувства были тревожные.
Долбо, задумчиво разглядывая вход в пещеру, вспомнил:
— А вдеь нашим доблестным предкам, тоже приходилось в пещеры лазить. И не раз. Я вот помню в нашей Атласной книге…
Но что было написано в этой сверх популярной в Хоббитании книге, Ивану с Коником так и не довелось услышать. Непрошеные воспоминания Долбо неожиданно прервал голос, раздавшийся из пещеры.
— Ну что встали, проходите. А то пока стоите, всю малину запалите. Много тут желающих встретиться с Орлангуром шныряет. Давайте, не мешкайте.
Делать было нечего и компания послушно вступила под своды таинственной пещеры, о которой только в очень древних сказаниях упоминалось. Вход за ними тут же закрылся. Вместо ожидаемой тьмы пещеру заливал приятный золотистый свет, неизвестно откуда исходивший. Друзья удивленно рассматривали внутренний интерьер. Низкий потолок, казалось, давил прямо на плечи. С него свисали какие-то непонятные сосульки, с которых капала вода. Но несмотря на это, здесь было сухо и тепло. Еле видимая тропинка прихотливо извивалась между камней и исчезала где-то в глубине пещеры.
Тот же голос предупредил:
— С тропы не сходить. Идите прямо по ней.
Спотыкаясь о камни, друзья подошли к противоположной стене, которая оказалась совсем близко. Растерянно оглядели камень. Нигде ни намека на дверь или какой-нибудь другой проход. Даже трещин не было видно. Тропинка бесследно исчезала за этой стеной.
Коник неторопливо обошел Ивана, и постучал копытом по камню.
— Крепкий. Монолит. Так просто не сломаешь. – Авторитетно заявил он. Потом добавил. – Знаешь, Ваня, мне все-таки кажется, что надо бы какое-нибудь волшебное слово произнести. Может, нас дальше и пропустят.
Под сводами пещеры раздался тот же голос. Тем он был гораздо мощней и солидней.
— Куда ломишься, битюг-недомерок. Так и двери недолго сломать. – немного помолчав, он, извиняющими интонациями, добавил. – Подождите немного. Открывающее заклинание заклинило. Давно у нас в гостях никто не был, вот, наверное, и отсырело немного.
С ржавым скрипом стена нехотя стала куда-то исчезать. Это друзьям напомнило чудеса на дороге, там тоже Серая дорога куда-то испарилась. Стена стала полупрозрачной, но пройти сквозь нее все еще было невозможно.
Коник тут же влез с советом:
— Попробуй пни ее, или плечом толкни. У нас, так тоже бывало, пока Ванька новые двери не навесил. Елена заставила, нам-то что, открывалась и ладно. А она еще заставила петли смазать.
— Вот у себя и пинай двери, - огрызнулся голос. – А здесь магия. Попробуй ее пни, так потом сам не сядешь. Эта дверь у нас, дама с характером.
Поддавшись усилиям проход все-таки открылся полностью, и друзья с облегчением вступили в новый пещерный зал. Он мало чем отличался от предыдущего. Тут же они увидели человека. Высокий, худощавый, с длинными седыми волосами и гордой осанкой он живо напомнил Ивану картинки из книг, где описывались подвиги неких застольных рыцарей. Он очень внимательно оглядел прибывших, потом качнул головой, словно бы соглашаясь со своими мыслями и приветливо указал рукой на каменные стулья.
— Садитесь. Прошу прощения, но пещера для торжественных приемов пока закрыта на ремонт. Дожди, понимаете, залили все, пока мы вас ждали. А здесь у нас простая комната для посетителей.
С этими словами он куда-то ушел вглубь пещеры, оставив их одних. Но не успели путники как следует разглядеть пещеру, как в дальнем углу начало разливаться сильное свечение, отдающее золотом. С невольным испугом они увидели как из него появилась громадная змеиная голова. Что больше всего поражало в ней, так это четыре глаза и в которых было по несколько зрачков. Змей неторопливо выполз на середину и застыл перед ними. Только тут они смогли реально оценить его гигантские размеры. Змей, также как и человек, внимательно оглядел своих гостей. А потом просто представился:
— Орлангур. – Подумав, добавил. – Имя у меня такое, Орлангур. Я творец вашего мира. Но, вы, конечно же уже обо всем догадались. Ребята вы мозговитые, уже сам смог убедиться. – Неожиданно польстил он им.
Мозговитые дружно посмотрели на своего предводителя. Иван прокашлялся, готовясь к торжественной речи, ведь не каждый день удается встретиться с творцом мира, в котором ты живешь. Все-таки прав был Внутренний Голос, когда предупреждал о том, что встреча все равно будет неожиданной, как бы к ней не готовился.
— Великий Змей Познания, мы здесь для того, чтобы узнать о твои Пророчествах, в коих сказано о грядущем конце света.
— Зачем вы здесь, я и сам знаю. Сам же и позвал вас сюда. Вы не забывайте, что я все же ваш творец. Так что мне все хорошо видно. Даже из этих подземелий.
— Тогда зачем мы тебе понадобились?
— А я сам пока толком не знаю. – Ухмыльнулся Змей. Друзья, в очередной раз были немало удивлены. Все окончательно запутывалось. Во всяком случае, для Ивана и Коника, терялся весь смысл этого похода. – Но надеюсь со временем узнать. Может быть даже с вашей помощью. Должен признаться, все вышло из-под моего контроля. Меня, конечно, это ни в малой степени не беспокоит, но все же должен быть хоть какой-то порядок на подведомственной мне территории. А то мои коллеги меня засмеют. Хотя и у них тоже…
Орлангур прервал себя, словно бы чуть не ляпнул лишнего. Потом еще раз осмотрел всех всеми своими многочисленными глазами. О чем-то подумал, неспешно покачивая плоской головой, и пробормотал:
— Ваня, ты мои Пророчества конечно-же помнишь. Я знаю, что ты их читал, правда, давно это было. Но память у тебя хорошая, так что ты должен все помнить.
— К сожалению не все. Хотел тут как-то на досуге перечитать, все равно делать было нечего, так их кто-то спер. Прямо из царского хранилища. А что конкретно я должен вспомнить?
— Сейчас речь не о самих предсказаниях, а… как бы это попроще выразиться…
Тут вмешался неугомонный Коник. Когда его другу начинали говорить всякие гадости, он тут же вступался за него.
— А ты говори, как есть. Среди нас дураков нет. Так что как-нибудь разберемся. Давай, валяй все что думаешь, а там разберемся.
— Хорошо, уболтал, речистый ты наш. Так вот Ваня… о чем это я… ах да, вспомнил. В моих пророчествах имеется один маленький, но, как оказалось впоследствии, очень существенный недостаток. Когда я писал свои скрижали, то за обедом что-то съел.
Тут в разговор вмешался Смертный. До этого он тихо стоял рядом со Змеем, и ни во что не вмешивался, спокойно наблюдая за развитием событий. Он укоризненно произнес:
— Я же несколько раз говорил, что Безумный Заяц опасная дичь. Вот нашел же себе поставщика, и даже меня не захотел послушать. Ну какие продукты, скажите на милость, могут быть у Зазеркальной Алисы. Она же сама больная. Поэтому и провиант у нее со странностями. Вот и получил вполне предсказуемый результат – несварение прямой кишки и заворот мозгов.
— Ну, кто же мог подумать, что там все так плохо. А ведь вроде девочка деловая, надежная и даже симпатичная. По ней и не скажешь, что модифицированные и к тому же просроченные продукты на рынок толкает.
Тут Коник не выдержал и хихикнул. Орлангур обиженно на него посмотрел:
— А ты что думаешь, растрепа гривастая, что я ничего не ем? Кстати, свои скрижали я писал очень много времени. Так что сил на них ушло много. Так вот, съел я что-то очень несвежее. Одним словом, весьма хреново мне было, сами понимаете, с желудком шутки плохи. И вообще, работы в те древние времена у меня было очень много, не то что сейчас… скучно жить стало, не находите ли, господа хорошие?
— Не находим. Нам скучать некогда, и все из-за таких гадов, которые и сами ищут неприятностей. И других заставляют. – Коник раздражался все сильнее.
Великий Змей познания не обратил никакого внимания на выпад Коника и также неспешно, размеренно продолжил:
— Вот в такой неудачный день я и написал свои Поскриптумы. И даже выделил их в отдельную главу, на свою голову. Все-таки мне было очень плохо, что даже и не заметил этого.
— Снова эти поскриптумы, - простонал Коник. – Чтоб они тебе, змеюке, все пятки пообкусывали.
Змей, наконец, не выдержал и повысил голос:
— Молчи, скотинка необразованная.
— Где-то это я уже слышал, - не на шутку обиделся Коник, но все же замолчал.
Утихомирив Коника, Орлангур успокоился и сам, и продолжил неторопливую беседу.
— Понимаете, мои пророчества, по большому счету, это не более чем план этого мира. Ведь все должно развиваться по плану. Об этом мало кто знает, и даже догадывается, хотя это и не тайна, но дело в том, что в этой части Ойкумены все должно иметь начало, и соответственно конец. А конец, как вам всем вестимо, всему делу венец. Так что он должен быть красивым и запоминающимся. Чтобы другие творцы мне позавидовали и вспоминали долго-долго.
— Мы то уж точно не вспомним…, - пробормотал Иван. Неспешный темп разговора его усыплял, расхолаживал. Но в тоже время чем-то настораживал. Все-таки сейчас решалась судьба целого мира. Теперь Иван это понял особо ясно.
Все-таки слишком долго они добирались до этого змея, так долго, что уже никакого интереса он уже не вызвал. Ну, подумаешь гигантский змей, пускай даже и весь золотой. Бывали чудеса и поинтереснее и повеселей. Конечно, интересно наблюдать, как древняя сказка оживает прямо у тебя на глазах. К тому же еще и разговаривает. Но вот предыдущие события, и грядущая катастрофа этот момент сильно омрачали.
Змей подумал, и немного удивленно протянул:
— Это точно подмечено. Не увидите. Но не переживайте так сильно. Катастрофа будет впечатляющей. Это я вам точно обещаю.
Хохмо жалобно простонал:
— А мы жить хотим.
— Все хотят. А ты выскочка, поэтому не мешай старшим разговаривать.
— И что же, никто не выживет. – Чуть не со слезами на глазах продолжал допытываться юный хоббит.
— Может кто-то и спасется. Здесь стопроцентной гарантии быть не может. К моему большому сожалению. И тогда все начнется по новой. Говорят, уже были такие прецеденты. Мой знакомый создатель рассказывал, что он устроил у себя большое наводнение, решил свою землю помыть. А то уж вся пылью покрылась. Так один мужичок умудрился уцелеть. Какая-то сволочь подсказала ему построить большой плот и взять с собой всяких зверушек. Так и пережил вместе со всем зверинцем этот потоп. Вот же хозяин этого мира потом удивлялся и локти себе кусал. Он то был уверен, что людишек уже нет, и можно эксперимент начать с начала. Что-то ему там не понравилось.
— А ему не жалко было людей? Ведь они его дети, если можно так сказать.
— А чего жалеть-то? Глины много, лепи себе да лепи. Пробуй себе разные фигуры, размеры. В общем, полный простор для творческой личности. Глядишь, может какая-нибудь тварь и понравится, в конце концов. Времени у нас неограниченно много. На все хватит.
— Таких бы родителей, гоблинам на перевоспитание отдавать. Враз бы научились своих детишек любить. – Возмутился Коник.
Иван решил вернуть разговор в нужное русло:
— Так что там с твоими предсказаниями, я что-то не совсем понял.
— Ваня, еще раз повторяю, для особо одаренных. Мои предсказания не более чем мой план, так сказать. Хочу, выполню, а захочу – на завтра перенесу, а могу и совсем про них забыть. Даже не знаю, как это расписание к вам, людям, попало. Даже ума не приложу. А вы их сразу скрижалями назвали. Хотя хочу особо отметить, это слово мне очень понравилось, поэтому я свой ежеэпохник так тоже назвал. Все-таки есть толк от вас. Хоть и не большой. Ну, а когда скрижали попали к вам, тут начался нездоровый ажиотаж. Слишком рано было для паники. Поэтому я постарался все запутать, выпустив дополнительные издания. И это мне удалось на славу. Теперь даже я сам иногда не могу разобрать, где правда, а где вымысел. Вот же что значит правильная фальсификация.
— А не проще было просто уничтожить пророчества. Мы бы и успокоились.
— Не все так просто. Ты забываешь о мифах и легендах, которые вы сочинять большие мастаки. И стало бы всем еще страшнее. Ведь именно слухи и недостаток информации вызывает дикую панику. Я ясно изъясняюсь, вам пока все понятно? – Сочтя молчание друзей за знак согласия, он также неспешно продолжил. – К тому же, если бы я вздумал уничтожить свой план то, как бы я его выполнял. Ведь можно что-то и забыть, и тогда все пойдет не по плану, а это неправильно.
— По-твоему выходит, что во всем виноваты люди?
— Конечно! – Искренне удивился Орлагнур. – Конечно, вы, люди. А ведь я так все замечательно задумал. И, кстати, прошу отметить, что я не вмешивался в ваши дела. Ну, разве что в случае крайней необходимости, когда вы таких дров могли наломать, что все мои мечты накрылись бы этими сталактитами. Ваня, посуди сам. Когда скрижали попали к вам, что люди сделали в первую очередь? Правильно начали пугаться сами, а еще с большим удовольствием стращать других. А ведь там ничего такого не было написано… ну, напряги свою память. Вспомни, хоть одно слово было о жутких неприятностях. Только последняя строчка упоминала о конце этого мира. И то вскользь. Я тогда еще сам не придумал, как бы поэффектнее завершить это дело. А ваши комментаторы тут же нашли кучу указаний на грядущие беды. И, конечно же, они стали воплощаться в жизнь. Ведь мысль материальна, тут даже я бессилен что-либо сделать. Вместо того, чтобы жить и радоваться жизни, с оптимизмом смотреть в будущее, вы стали искать то, чего нет и в помине, придумывать страшилки. И уж поверьте, от иных даже мне становилось жутковато и тошно на душе, неужели это я создал таких извращенцев. И ведь что интересно, чем страшнее, тем более радостно становилось на душе иных предсказателей. И, ясное дело, они не замедлили сбыться. А уж когда куча народа напряженно ждет неприятностей, причем сами же их придумывают, то поверь мне, получается такая мощная сила, что противостоять ей невозможно. Я несколько раз пытался это сделать, хоть и плохо, но все же получилось. Зато сам болел потом долго, спроси Смертного, он не даст соврать. Кажется, я предотвратил тогда плохие, как вы сами думали, предзнаменования. Но нет, вы на этом не успокоились. Тут же стали извращаться, изобретая все более немыслимые ужасы. Я, в конце концов, сдался. Надоело. Сил и времени отнимает слишком много. Я не понимаю того наслаждения, с каким вы ждете всякие катастрофы. А ведь их могло и не быть. Нет, я неправильно выразился. Их не должно было быть! Во всяком случае, я этого не предусматривал. Разве я похож на больного, к тому же упрямо стремящегося к смерти, причем самой ужасной. Вы не забывайте, это мой мир. И как он себя чувствует, так и я себя ощущаю.
Орлангур замолчал. Никто не осмелился нарушить повисшую тишину. Все напряженно раздумывали над его словами. Неожиданно он продолжил, и столько удивления было в его голосе, словно бы он узрел нечто невиданное, или полностью понял весь смысл бытия:
— Понимаешь, Иван, я ведь сам предсказал эту дату Конца Света. А этому миру так понравился безумный эксперимент, который я над ним провожу, что, несмотря на все ваши усилия, он погибать не хочет. Ну, ни в какую, сопротивляется изо всех сил. Мазохизм какой-то вселенского масштаба.
— Так ты сам пророчествовал, что дальше будет только хуже. Так вот он и не хочет меняться. Куда уж хуже.
— Конечно, будет хуже. Но для начала, сам понимаешь, надо с ним покончить, чтобы освободить место для следующих исследований. А он от моих экспериментов стал слишком уж выносливым. Ну, ничего этот мир не берет!
— И что же нам делать?
— А вот ты сам подумай, но сначала найди мои поскриптумы и очень внимательно их почитай. Подумай над ними как следует. А там поговорим.
— Ну, хоть намекни.
— Если вкратце, то в этой главе сказано, что миром могут управлять и другие. Действительно я был тогда очень болен, если написал, что даже простые люди, могут воздействовать на всю историю и ход вашего человечества. Вот и все… А сейчас, друзья мои, я должен раскланяться. Дела, понимаете ли. Так что спасибо за содержательную беседу… И до встречи. – С этими словами Орлангур сделал знак Смертному, тот распахнул штору, полностью закрывающую одну из стен.
Иван увидел странно знакомую картину. Что на ней было нарисовано, он так и не успел сообразить, как что-то мягко, но в тоже время сильно, подтолкнуло его в спину, прямо на рисунок. В следующее мгновение он уже озирался в комнате Долгоносика. Правда, что это его комната, он сообразил не сразу. Рядом тяжело дышал Коник. Он, верный своим привычкам тихо выругался. Потом все же спросил:
— Ванька, а где этот змей-переросток? Куда это он нас забросил, хотел бы я знать.
— Мы, Коник, дома.
— Не понял. Ведь до дома нам топать и топать. Не одну пару копыт стопчешь…
— Домой, оказывается, можно по-разному попадать. Ты здесь не был, так я тебе скажу, это тайная комната Долгоносика. Мы с тобой находимся в его театре, вернее в подвале этого вертепа.
— Ну и ну, - только и смог сказать его верный товарищ.
— Видишь эту картину. Где очаг намалеван. Вот, прямо на стене, перед тобой, балда. Так мы через нее и прошли сюда. Она у Орлагнура тоже есть, только мы ее видели как бы сзади. Понимаешь меня? Так что не даром о ней ходило столько разных нехороших слухов. Только ты молчи, и никому не гу-гу, понял. А то бед не оберемся. Это, оказывается, не только тайна Долгоносика и его папаши, но и самого Орлангура. А теперь тихо пошли отсюда выбираться. Нас дома Елена, поди, заждалась.
Никем незамеченные они выскользнули на улицу. Там стояла глухая ночь, даже луны не было видно. Город был погружен в крепкий сон. Вроде было все как всегда, но что-то очень не нравилось Ивану. Не успел он догадаться, что именно его так внезапно насторожило, как Коник удивленно спросил:
— Вань, а Вань. А мы когда вышли из дома, ведь весна стояла на дворе. Верно ведь. Ну, скажи что весна!
— Да. Весна только начиналась.
— Уф, слава тебе всемогущий Лес, а то я уже думал что с этими приключениями совсем голову где-то потерял. А сколько мы путешествовали?
— По моим подсчетам сейчас лето только начинается…
— По твоим подсчетам, - тихо передразнил Коник. – А ты посмотри на дерево.
Они как раз проходили около горящего фонаря, и раскидистое дерево было хорошо видно. Иван бросил взор на него, пытаясь понять, что же имел в виду Коник. Потом еще раз, уже гораздо внимательнее, вгляделся в его крону, на листья. Даже прищурился, боясь, что у него начались проблемы с глазами, или неверный свет пламени обманывает его зрение. Но ничего не помогало.
Листья на дереве были желтого цвета. Вся его пышная крона пожелтела. Хотя листья еще не начали опадать.
Так вот что его так внезапно напугало – горький запах ранней осени наполнял воздух. Откуда-то потянуло дымком от сжигаемых листьев. Неожиданно для себя они попали в осень.
Почему так вышло? Куда пропало все лето? Ведь они же отсутствовали совсем не долго. Друзья не стали забивать свои головы праздными размышлениями, об этом можно и в кабачке подумать вместе со всей теплой компанией, может, у кого трезвая мысль и мелькнет. А сейчас они торопились домой.
В этот момент Иван забыл обо всех пророчествах, предсказаниях, магах и прочих нелепостях этого мира. Но они не забыли о нем.
А Коник все не успокаивался, продолжая донимать своими вопросами Ивана. Хотя отлично понимал, что ответов у его друга пока нет.
— Иван, хорошо, вот мы дома. А как же с хоббитами и их проклятием. Мы им помогли или как? И еще один вопрос… да не злись ты… А как быть с Предсказаниями Орлангура? Ведь мы же так ничего и не сделали. Как ты думаешь, может они сами собой рассосутся, а?
Но Иван уже не слышал настырного Коника, он увидел свой дом. А в ночи уютно желтело его окошко. Елена не спала, сердцем догадавшись, что Иван и Коник скоро вернуться домой.
Этот домашний маячок заставил их ускорить шаг. Нет ничего лучше, когда любимые и родные ждут тебя дома с включенным светом. Перед этим, даже самое страшное пророчество, никогда не сможет устоять.


Всеволод ЛИПАТОВ