Глава 8. Озеро

     8. Озеро.

      Озеро, конечно, меня уже ждал. Он нетерпеливо расплёскивался искристыми фонтанчиками, словно хулиганистый мальчишка, прыгающий на одной ножке от жгучего любопытства  и переполняющих его эмоций. Заметив меня издали, он тут же разразился хлюпающей, визгливой тирадой :

- Ох, посмотрите, кто же это почтил нас своим вниманием?! Ой, так это же сама берегиня дороги ковыляет без дороги. И где же тебя столько времени носило, позволь только спросить?

Я от столь резкого хамского наскока даже растерялась сначала. Но потом собрала разбежавшиеся от неожиданности мысли и сплела из тех, что не успели смыться, ответ соответствующий такому приветствию.

- Не позволю себя ни о чём спрашивать всяким хлюпающим хамам! Жаль я из лесу дубину не прихватила, а то обязательно пополоскать об тебя не отказала бы себе в удовольствии. Вот если бы местные граждане почаще применяли этот способ в общении с тобой, то, глядишь, и русалки бы на тебя меньше жаловались.

Озеро энергично всплеснул волнами, словно руками:

- Нет, что за создания пошли?! Им здрасте, а они сразу драться. Это же я от волнения эмоций не сдержал, потому что разволновался очень. Дрога прибежала, навзрыд рыдая, да причитая о том, что её драгоценная берегиня, вот горе-то, только нашлась и сразу же потерялась. Я от её соплей солёных, чуть в море не превратился. Рыбу хоть пожалей, бессердечная! Она же от солёной воды вся брюхом к верху сплывёт.  Дрога у Бездорожья допытывалась про тебя. Но разве же его добудишься? А русалки про меня наговаривают, потому что они известные вруньи.

Я от такой бомбардировки словами даже на берег шлёпнулась, не дождавшись приглашения.

- Да уж, умеешь ты до полусмерти заговорить. Так переживал обо мне, что аж слюной брызгаешься, даже штаны намочил. Русалкам остаётся только посочувствовать.

Озеро меня не слушает, всё своё талдычит:

- Ну вот, и никакой благодарности! Переживаешь за неё, сопли её опекунше утираешь, собой,  можно сказать, рискуя, потому что солёная вода мне не на здоровье вовсе. А она штаны пожалела. Нет, Ветка,  скажу я тебе по совести и без прикрас,  что чёрствой ты душевной организации особа. А где спасибо за участие и поклон, как полагается?

Я уже поняла, что Озеру морали читать совершенно бесполезное занятие, как горохом об стенку стучать. Но насчёт поклонов, это он, конечно, переборщил. Уж без поклонов как-нибудь обойдётся.
   
    Вставать я с прибрежного пригорка не стала, уж очень удобно  устроилась, но взглянула примирительно:

- Может, не будем спорить? За участие спасибо, конечно. Согласна, что уж с твоей тонкой душевной организацией мне вряд ли сравниться, поэтому предлагаю перейти от конфронтации к диалогу.

Озеро враз заткнулся, словно в рот воды набрал. Переваривает, наверное,  услышанное предложение, размышляя  обидела ли я его, или, наоборот, прощения попросила. А если обидела, то в чём именно обида заключается? Начала диалога я не дождалась, решила сама  его начать конструктивным вопросом:

- А дорога-то где?

Озеро, на мгновение прервав глубокую задумчивость, подозрительно вежливо ответил:

- Дорога? Так, ты на ней сидишь. Глаза открой, пожалуйста.

Я внимательно огляделась. Упс, и точно ведь прямо у моих ног тропа вьётся. Лишь по рассеянности не заметила её, увлёкшись спором с Озером. Он же, исполнив долг, то есть возвратив берегиню опекунше, совсем притих, словно душой на дно ушёл.
 
   
 Я, вздохнув виновато, к Дроге прислушалась и сразу же услышала её причитания:

-  Ах, Веточка, что же ты так не осторожно заплутала?  Напугала меня, старую. Ты же ещё в силу не вошла, разум не наполнила, как дитя малое. 

Я  покорно выслушала нарекания и даже расстроилась, что огорчила это заботливое существо. Ответила на справедливые упрёки в стиле обозначенного ею  возраста:

- Ой, прости. Я больше не буду.

Правда, не понятно мне было, чего я не буду. Пугать Дрогу неадекватными поступками и непослушанием, или в кустики бегать и теряться. Насчёт обещания не отлучаться в кустики, это я погорячилась, но такую переживающую и заботящуюся старушку расстраивать не хотелось. Вот и теперь, не прерывая своё благодушное ворчание, она суетливо наполняла меня силою, искрящейся и бодрящей. Душа моя вновь окунулась в покой абсолютно домашнего уюта. Я непроизвольно поймала себя на подсознательной мысли, что именно на дороге, в объятьях её духа я действительно чувствую себя, как  дома.
 
     Расслабившись на берегу Озера, обласканная заботой Дроги, наполненная её силой до самых кончиков волос, от этого слегка искрящихся в лучах мирлдаровского солнца, я вспомнила о подруге своей, Янке.  Жаль мне её стало, одинокую, лишённую всяческой заботы, заточённую в чертогах Бездорожья. И поэтому я не придумала ничего более умного, чем нарушить благословенный покой и безмолвное взаимопонимание неожиданно резкими  вопросами:

- А в чём Янкина вина? За что ты её в Бездорожные застенки спровадила?

Дрога прекратила свои причитания, долетавшие до меня на уровне подсознания,  и заговорила сухим недовольно-трескучим голосом:

- Так, это тебя Янгина в лес заманила? Опять взялась за старое, добрых людей с пути истинного сбивать!

Вот вам и бабушка божий одуванчик. А хватка-то, как погляжу, у моей опекунши  железная. Впрочем, глупо удивляться, зная в каком авторитете у местного населения дух дороги, а авторитет-то у всего мира соплями не заработаешь. Но я тоже не из теста слеплена, по стойке смирно стоять не обучена,  да и сама являюсь частичкой этой железной леди, в чём как-то постепенно перестала сомневаться. Поэтому коленями дрожать не стала и ответила так же скрипуче-основательно:

- В лес, между прочим, меня заманили мои личные потребности, точнее возникновение срочной необходимости в уединённом местечке,  желательно в кустиках. А Янка меня из тех кустиков извлекла, накормила, напоила, да в бане вымыла. Всё, как по вашей Традиции положено. После бани она меня лесным квасом угостила, да к Озеру провела. Она хорошая, только несчастная и одинокая. За что ты её так не любишь?

Дрога сопела, кряхтела недовольно. Потом всё же промолвила сыпуче, словно песком прошуршала:

- В кустики, говоришь?

Я кивком подтвердила свою правдивость.

- А меня почему не предупредила?

Я возмущённо фыркнула:

- Ну, ещё не хватало, чтобы я у тебя в туалет отпрашивалась!

Дорога не унималась:

- Кусты хоть не в претензии?

- Молчали, как партизаны.

Занудство опекунши начинало надоедать. Помолчав, анализируя информацию, Дрога, наконец, сделала  вывод:

- А Янгина, гляди  ты, повзрослела. Самостоятельность пошла ей на пользу. Значит, правильно я её наказала. 

Я всё ещё сердясь, проворчала:

- Ты бы её ещё в угол поставила на пару сотен веков.

На что эта железная леди совершенно серьёзно ответила:

- А я её и поставила, точнее поселила, именно в угол Мирлдаровского Леса и попросила  его за нею приглядеть. Правда, одной сотни лет оказалось вполне достаточно. Судя по твоему рассказу, эту ветреную девчонку, как подменили.

- А кошкой, это ты её  обратила? - полюбопытствовала я.

Дрога немного растерянно на меня взглянула. Непосредственно взгляд я не видела, но  слиянии наших душ позволяло мне явственно чувствовать любое её движение и даже видеть его каким-то внутренним взором.

- Кошкой? Какой такой кошкой? - удивлённо спросила меня опекунша.

- Как какой? Пушистой, рыжей, -  подробно описала я вторую ипостась Янки.

- Батюшки! - почудилось, что Дрога  по-старушечьи всплеснула руками . - Совсем девка сбрендила. Уж, если до этого дошло, то, видать, Янгина  действительно испила свою чашу вины до дна, коли  даже  добровольно согласилась изменить свою сущность.

   - Что же на ней за вина такая? - округлила я испугано глаза.

Дрога была краткой и от того сделалось особенно жутко от услышанного:

- Разбитые сердца.

Я, предполагая всякие ужасы, прошептала:

- Вот это да! Она что же, сердцами питалась, что ли?

Дух дороги прокряхтела повествуя:

- Ну,  можно и так сказать. Ведь существо неспособно вести полноценную жизнь с разбитым сердцем, не имея возможности сохранить целостность сознания и гармоничность души. С  утратой сердца  истончаются чувства и эмоции, душа каменеет, погружаясь в равнодушие, а иногда наполняясь злобой. Излечить разбитое сердце практически невозможно. Здесь только чудо может помочь, но чудеса, к сожалению, очень редки. Людям в этом плане легче.  Человек просто умирает и у его души ещё есть шанс спастись,  если  конечно её не зацепило осколками от разбитого сердца. Если же и душа поранена, то ситуация безнадёжна и люди теряют себя безвозвратно. Они ведь, вообще, существа слабые, волшебной силой духа обделённые.

   
Мы помолчали, задумавшись о том, что в мирах превеликое множество существ с разбитыми сердцами и нет никакой возможности им помочь. Эти бессердечные существа ежедневно окружают нас, изливая вокруг равнодушную пустоту, а то и злобу. Мы раздражаемся, огорчаемся,  забывая о том,  что эти  озлобленные существа всего лишь израненные, утратившие сердца души. Я неожиданно для себя всхлипнула. Стало невыносимо жалко страдальцев с чёрными дырами в груди вместо сердец. А осколки тех их сердец разлетелись, затерявшись между мирами.

- И что, ничего невозможно исправить? - спросила я у Дроги, вытирая повлажневшие глаза. - Неужели никак нельзя им помочь?

Дух дороги вздохнула и попыталась остановить поезд моих начинающихся рыданий на станции под названием "Надежда".

- Ну, не всё так безнадежно, - задумчиво протянула Дрога. - Случается, что Госпожой Судьбой посылаются душе нешуточные испытания. И если у неё достаточно стойкости и силы духа, чтобы преодолеть непреодолимое, то это героическое существо получает в награду своё сердце, целое, живое, невредимое. Только после этого мечущаяся душа обретает покой. А порой бессердечному бедняге встречается на дороге какой-нибудь милосердный человек с открытой душой и даром утешения. Тогда соберёт он осколки разбитого сердца, не позволив им разлететься и сохранит его целостность. Вот только возродить сердце и излечить его непросто. Целые века стучит оно, вздрагивая от боли в ранах. Так и ты когда-то подобрала на дороге израненного юношу, сохранив его сердце. И если бы не его вторая ипостась, не одолеть бы ему столь тяжкое испытание.

Я слушала, затаив дыхание.

   История обо мне и забытом мною теперь несчастном юноше была такой удивительной. Как странно заглядывать в ещё одну страничку моей прошлой жизни. Даже предположить не могла, что участвовала в столь увлекательной спасательной операции по сохранению раненого сердца. В хирурги, конечно,  меня вряд ли возьмут, а вот знака отличия "Юного Спасателя Сердец",  пожалуй,  достойна.

- А что стало с тем юношей? - спросила я у Дроги с любопытством.

- Ну, это тебе лучше знать, - не очень понятно ответила она. - Насколько мне известно, жив, здоров и весьма упитан. Правда, есть пару недостатков.  Ленив и своеволен, хотя умница.

- Я бы хотела его повидать, - тут же размечталась я об исторической встрече. - Только почему ты сказала, что мне должно быть виднее?

- Ну, как же? - удивилась опекунша. - Это же ты, вроде как, его хозяйкой считаешься. Или я что-то путаю? А повидать его просто. Он хоть и не согласный в подчинённых ходить, но против Традиции бессилен.

   Ну  вот, опять какие-то новые Традиции Дрога упомянула. Для меня это означало одно:  жди,  Ветка неприятностей. Из пояснений духа дороги я мало что поняла, но сбить меня с толку было сложно. Я же упрямая и, если уж чего хочу, то получу обязательно.

- Ну, если повидать его просто, то покажи куда идти. Я быстренько сбегаю поздороваюсь и обратно, - пристала я к опекунше, как банный лист.

Дорога вздохнула устало, я же и мёртвого замучаю, если мне чего приспичит.

- Да, не надо никуда бежать. Позови мысленно, он и придёт. Не сможет хозяйке отказать, хотя на словах хозяйкой тебя не признаёт из-за скверного характера. Но присягу верности давал, я сама  его клятву на верность свидетельствовала.

- Так кого же звать-то? - совсем растерялась я.

-Рича! - Дрога явно устала от туго соображающей берегини.

- Так тот юноша - мой кот! - дошло до меня с большими препятствиями.

- А кто же ещё? - проворчала она сердито. - Битый час тебе уже об этом толкую.

 Поразмыслив,  я сложила  дважды два и выдала результат:

- Так вот почему Янка просила ему передать её извинения? Это, выходит, она ему сердце разбила!

- Да, и не только ему. Она в своё время была шустрой девчонкой. На мелочи не разменивалась. Разбивала сердца одно за другим. И хотя батюшка её и выискивал оправдания, ссылаясь на проблемный характер,  от родственников дочке в наследство доставшийся, только все те объяснения тонули под грудой разбитых сердец, да искалеченных душ, - поведала  мне Дрога осуждающе.

Я только руками развела. Что тут скажешь в оправдание подруги?

- Даже отец её и тот не выдержал, в конце концов. Махнув рукой, ушёл куда глаза глядят, подальше от распоясавшейся девицы. Но на её счастье встретился Янгине Рич. Крепким орешком оказался пришлый крылатый сид. Хоть и позволил себя ранить, но и ведьмино сердце зацепил крепко. Только вот опомнилась она поздно. Ушёл Рич на дорогу, зажав в ладонь осколки своего разбитого сердца. Ну, а там уж мы с тобой ему встретились. Подобрали, обогрели, излечили, как могли. Он облик сменил, потому что с разбитым сердцем летать ему уже было невозможно, оставалось лишь оборотнем по земле бегать, и при тебе пожелал остаться. Так и таскался за тобой следом по дорогам и мирам. Для меня, вообще, загадка, как он  заповедные тропки  между мирами отыскивает. Талант, наверное, скрытый в нём проявился.
 Дрога задумалась о столь необычном феномене моего кота. Я же с новым вопросом поспешила:

- А Янка что?

-Янгина-то? - переспросила Дрога. - Как и все дуры, поревела, локти кусая. Потом в Избушке, от родственницы Яги доставшейся в подарок, в Лесу заперлась. Я в ту пору не в духе была от её проделок, осерчала сильно и брата Бездорожье отправила к затворнице, чтобы она раньше времени  из своего добровольного заточения не вышла и за старое не принялась. Лишила её путей, да тропок, чтобы случайные путники для неё соблазном не стали и её же жертвами. А так же, чтобы она в тишине леса посидела, подумала о своём нехорошем поведении пару веков. Я даже не ожидала такого эффективного результата. Будто бы одумалась девка, иначе бы добровольно вслед за любимым в оборотни не подалась. У оборотней  тоже, знаешь ли,  жизнь не сахар.

    Я молчала. Чего уж там с жизнью спорить? Она сама, как обычно, всё расставляет по своим местам. А Дрога всё увлечённо бубнила:

- Ты посмотри только, какое средство хорошее оказалось для исправления и воспитания. Надо бы взять на вооружение.

Я досадливо поморщилась:

- Такое средство в истинном мире уже давно взято на вооружение, тюрьмой называется.

    Дрога, наконец, угомонилась.  Устала, наверное, или в размышления углубилась о так приглянувшемся ей средстве перевоспитания недостойных членов общества в достойные. А я о Риче с Янкой задумалась. Простит ли он когда-нибудь её? Придёт ли? Она-то ждёт, надеется на счастье. Я точно знала. Размышляя, засмотрелась на виднеющийся вдали лес и вдруг увидела будто чёрная тень мелькнула на фоне кудрявых деревьев. Скорее не поняв, а почувствовав ответы на свои вопросы, я вздохнула с облегчением:

-  Простит.  Придёт.