Интермедия 2. Письма параноиков
From: Шеф
To: All
25.06.2019
Subject: чисто спам
Братишки, на конец августа подгадывайте с отпусками. Работы накопилось – мама не горюй, и за покупками надо съездить. «Маслят» маловато, а у жратвы срок годности выходит. А что в мире творится. Вон как Африку проутюжили. Полная победа гуманизма и демократии близка, блин. Делайте ставки, кто следующий.
---------------
From: Шеф
To: MadMarx
09.08.2019
Subject: Hochland
Вдогонку к тому, что сказал на форуме. Только что осенило.
Нехорошая движуха с этим референдумом. Вроде тактический выигрыш налицо, но что-то нехорошее впереди мерещится. Не обернулся бы он стратегическим разгромом.
Идея разделения хорошая… но вредная. Похоже на грамотную разводку со стороны наших лучших друзей. Как думаете, если наши поведутся – чем это аукнется?
А они, похоже, поведутся. Я такой суеты на нашем россиянском ТВ давно не видел. Как будто нарочно накручивают народ, науськивают на братьев-хохлов. Хотят маленькой победоносной войной отвлечь от двадцатипроцентной безработицы? Ну-ну. Ему-то, народу, если честно, по фигу мороз. Ну, поругают на кухнях самостийников, но в военкоматы за чужие миллиарды никто не побежит.
Проблема в другом. Те, кто за этим стоит – условно «Тайный Синедрион» – за тысячи лет так поднаторели в манипулировании стадом, что используют себе на благо даже наши правильные движения. Русский национализм – еще один пример. Все это только разделяет нас, когда надо увидеть общего врага.
Кстати, хорош откровенничать на форуме. Никаких имен, городов, явок. Чем ближе День, тем меньше нам это надо.
---------------
From: MadMarx
To: Шеф
09.08.2019
Subject: Re: Hochland
Ты меня удивляешь, камрад. Не знаешь наших братьев-малороссов? В который раз поднимают кипиш.… У них же, блин, батька Махно в генах. Все будет как обычно: побузят и успокоятся. Ты вспомни, сколько раз они кидались то к нам, то от нас. После выборов в 2010-м казалось, все устаканивается. Мы им газ, они нам – базу в Севастополе. Да не заладилось. А теперь и до раскола доигрались.
По мне этот референдум ни к чему не обязывает. Чисто «назло кондуктору уши отморожу». Может Киев сумет под этим соусом выбить из своих хозяев новые транши, чтоб умаслить мятежные регионы, но на силовой вариант не пойдет. Самоубийство. На кого опереться-то? Прозападный курс поддерживает от силы процентов пятнадцать, а на востоке и того меньше. Остальным уже вся эта евроынтэграция как прыщ на заднице.
---------------
From: Шеф
To: MadMarx
10.08.2019
Subject: Re: Re: Hochland
Не надо недооценивать врага, камрад.
Раз уж они нашего двуликого Януса свалили, они ни разу не дураки. У них не только баблос, у них социальная база есть. Во-первых это т.н. «сознательные украинцы», с дедовским мундиром эсэсовца в шкафу. Если что, могут и примерить. Вторая часть – оранжевые малолетки с атрофированным мозгом. Их больше, чем ты думаешь. Как ни странно, есть даже в русскоязычных регионах. Это они на Крещатике походку отрабатывают. Эти для грязной работы не годятся, зато фотогеничны и своими юными лицами создают в западных СМИ картинку.
Эти две категории малочисленные, но пассионарные, мля. Только свистни, выйдут на площади. Ибо бездельники. А наши пока будут раскачиваться, пока чесаться…
Хотя дело сдвинулось с мертвой точки. В …ске потихоньку создают отряды самообороны по дворам. Уже не с берданками. В армии набирает обороты двойная присяга. Кто-то потихоньку в отставку уходит, но еще больше готовы в «день Ч» повернуть оружие против бандерлогов. Жалко мужиков, так на Россию надеются. Не понимают, что второй Осетии не будет.
Хотя главная мишень мы, а не они. Мы ведь под молотки попадем. Загнали в ловушку, суки. Вступимся – поступим как люди, но отгребем не по-детски. Скромно простоим в сторонке – обосремся перед всем миром и все равно в итоге отгребем.
Я, честно, ждал второго варианта. Но наших кремлинов явно придушила жаба. Почему они зашевелились? Думаешь, их гребет, что в сопредельной стране, включив шансон по-русски, получишь нехилый штраф?
Все просто. У них там, в Левобережной, бизнесы совместные. Опять же, транзит, газ, подряды жирные. Поэтому они и старались оттянуть плебисцит – им встряска не нужна была. Но раз уж все пошло в этом русле, теперь им нужны гарантии, что с собственностью ничего не случится даже при ликвидации самостийной.
Нашим явно дали отмашку – даже не в Брюссельском, а в Вашингтонском обкоме. Типа «мы не будем вмешиваться». Ну-ну.
P.S.: Для особо умных и одаренных: на форуме больше ничего не сливать. Любого, кто так сделает, считаем Гапоном. Хостинг чей, помните? А в Лэнгли не дремлют. Да и тут фильтруем базар многократно. Эта интрасеть тоже не панацея, в кодировку я не верю. Мой знакомый хакер говорил: захотят – сломают. Но мобильники и городские телефоны стопудово давно на прослушке, а в реале собираться каждый день нам не с руки. Да и засветился я, похоже. :-(
P.P.S.: А президент их решил стать наследником Скоропадского. А то и Мазепы. Крови будет…
---------------
From: MadMarx
To: Шеф
15.08.2019
Subject: Грузите апельсины бочками
Мир тебе, брат.
Новости смотрел или дрыхнешь после вчерашнего? Все, процесс пошел. Во всех регионах к востоку от реки, непреодолимой для птиц, больше 80% за самостийность от нэзалежной. «Ридна ненка» сдуется со дня на день. Приняли какую-то декларацию, подали маляву в ООН. Звонит товарищ из города-героя, жемчужины у моря, у них за окном как на Новый Год – неба не видно от фейерверков. А в …цке уже стреляют, правда, поверх голов.
Ждем-с резолюции Совбеза. Без нее Киев вряд ли что-нибудь предпримет, чтоб сохранить морду лица. Хотя могут.
P.S.: Форум закрываем. Скорее всего, навсегда.
---------------
From: Шеф
To: All
18.08.2019
Subject: Мы идем в поход
Говорил со Старым. Он ЦУ никому давать не будет – все решают за себя, таков принцип. Но ему эти шевеления сильно не нравятся. Настораживает тишина в официальных СМИ с начала недели. Как будто наверху резко зассали, и рады бы дать задний ход. Похоже, идет подковерная грызня на предмет «входить-не входить».
Наши уже действуют. Массквичи, уральцы и дальневосточники планируют сорваться в 20-х числах.
Я все обдумал, и волевым решением объявляю общий сбор.
22-го уходим в поход. Баб и спиногрызов с собой. Подделать крышу, забор подкрасить, ягодки пособирать. Хотя может, и в автономку уйдем. Если все рассосется, рассчитывайте на недельку. Удочки и снасть не забудьте.
Кого не будет в назначенное время – считайте себя расстрелянными.
Часть 2. Живые и мертвые
Зло всего лишь выжидало твоего одиночества,
Когда ты забыл все святые пророчества
И все в страхе вокруг,
И правды сказать никто не решается
Но ты помнишь – оно приближается…
«Зло», дискотека «Авария».
Глава 1. Гнездо
В жизни бывают моменты, которые осознаются как переломные только по прошествии времени. У него это было накануне двадцать восьмого дня рождения. Тем летом он со своей тогдашней девушкой Юлей решил съездить в отпуск в Анапу.
Нефть снова была на подъеме, и цена на авиабилеты в тот год взлетела до небес. У железной дороги тарифы на пассажирские перевозки оставались куда скромнее. Так или иначе, они выкупили СВ, планируя хорошо провести время в дороге.
Билет на самолет был ему по карману, но Богданов умел считать деньги. Если человек бизнесмен, это не значит, что у него до хрена свободных средств. Наоборот, иногда они должны быть в деле до последних десяти штук.
Владимир тогда почти не брал в руки книг. Тем более не любил фантастику, особенно отечественную – шедевры про русских космодесантиков в титановых экзоскелетах, которые с плазменными винтовками наперевес возрождают империю. Дескать, сейчас лежим в дерьме и хрюкаем, но вот проспимся, и тогда мы, орки, оседлаем молнию и всем кузькину мать покажем. Не далеко ушло и родное фэнтези про гой-яси витязей, крошащих мечом-кладенцом навий, водяных, печенегов, тевтонцев и прочих гадов. Хуже были только сказочки про спецназовца, которого неведомые силы зашвырнули ко двору Иоанна Васильевича, а-то и вовсе к Атилле в стойбище. Так уж вышло, что Владимир учился на историческом. Кроме корочек эти пять лет ему ничего не дали, зато теперь он видел, чего стоят эти поделки.
Если выдавалась минута, он читал автомобильные и спортивные журналы.
Но вышло так, что на привокзальном развале среди множества дурацких книг в ярких переплетах ему попалась эта. Он никогда о ней не слышал. Он хотел проглотить ее и забыть, даже не переваривая, а вышло наоборот. Эта книга изменила его.
Под глянцевой обложкой оказалась не очередная дрянь, а Откровение. Кондовым языком базаров и вокзалов, с матерком и здоровым цинизмом, без всяких романтико-героических слюней там были набросаны контуры будущего. России оккупированной и расчлененной. На территории которой, как в Афганистане после воцарения «демократии», идет война всех против всех.
Эту книгу нельзя было прочитать, сказать «клево» и поставить на полку. Она была руководством к действию. После нее мысли обращались к вопросам подготовки к такому сценарию, ведь сомнений он уже не вызывал.
Владимир думал, что вышел из того возраста, когда человеку свойственно увлекаться, и все же попал под очарование этой грубой и функциональной, как топор, вещи.
Всю дорогу до самой Москвы он читал запоем, чем сильно раздражал подругу. К слову, через неделю после возвращения они расстались. Пару раз ему случалось просыпаться ночью и читать при карманном фонарике, возвращаясь к интересным фрагментам. Там было много вещей, которые били не в бровь, а в глаз.
Даже сценки про выпускание кишок оккупантам и их пособникам и массовый расстрел беззащитных людей не смотрелись как чернушные вставки. Интеллигент увидел бы в них сермяжную правду войны в духе Ремарка, но у Богданова были другие ассоциации.
Сам он войны не видел – его два года сверхсрочной пришлись на время, когда никаких локальных заварушек не было. Но их ротный, человек скупой на слова, как-то в порыве пьяной откровенности рассказал им, трем старшим сержантам, про разрушенный Цхинвал, из которого выбивали «витязей в тигровых шкурах». И про то, что ожидало пленных «генацвали», когда рядом не оказывалось командиров и журналистов.
В этой книге, одной из немногих, лицо войны было передано честно.
Она была пропуском, воротами в страшный мир, который в отличие от картинки с телеэкранов был реальностью. Она вбивала в сознание простую идею: это мы сами приглашаем к себе наших врагов своей гнильцой и слабостью. И чтобы предотвратить такой исход, надо начать с себя, со своей страны. Даже пролить реки крови, потому что иначе прольются моря. Ну а если уж враг пришел – с ним не церемонятся.
«Издать бы это в Пиндостане миллионным тиражом, – подумал Владимир после прочтения. – И раздавать бесплатно, в кампусах, на вербовочных пунктах, просто на улицах вылизанных районов, где обитает средний класс. С рекламным слоганом “Russian take no prisoners ”. Чтоб кошмары снились. Издать бы, и никто бы к нам не сунулся».
Потом Богданов понял, что грубый язык и сцены кровавых расправ над врагами были фильтром, который ограничивал круг читателей теми, кто поймет. Интеллигентную барышню с Коэльо и Мураками в голове хватила бы кондрашка на десятой странице. Ну и хрен с ней, с бесполезной дурой. Зато суровые мужики с опытом, знающие жизнь не по книжкам – прочитают и сделают выводы. Пусть даже один из десяти.
Сразу по возвращении он решил узнать побольше об авторе. Оказалось, вокруг того уже несколько лет как образовался кружок единомышленников, которые обсуждали сценарии Звездеца и делились опытом. Некоторые даже перешли от трепа к реальным действиям, создав в европейской части России, на Урале и Дальнем Востоке несколько ячеек.
Владимир загорелся идеей создать такую в Западной Сибири, но пошел еще дальше.
Обстановка в стране и мире заставляла торопиться.
Завеса тьмы, как говорил один профессор филологии, разрасталась и крепла. Будущее было страшным, и все это понимали: об этом говорили в курилках, очередях и трамваях; но дальше слов не шло.
Все знали, что патриотическая трескотня правительства – дырявая ширма, за которой нет ничего, кроме желания сытно жрать и гадить на всех с высоты птичьего полета, но вялый народ дремал как стадо в стойле. Еда, одежда, мебель да импортные безделушки на колесах или без, вот все, что его интересовало.
А бедная наивная оппозиция не могла понять, в чем причина ее нулевых результатов. Винила власть, Запад, евреев, марсиан, кого угодно, лишь бы не признать диагноза. Того, что русские необратимо и массово переродились. Этого не смог сделать «царь Борис» и окружавшая его нечисть, потому что работали грубо и вызвали у народа только отторжение. Бывшие стукачи и провокаторы из Конторы Глубокого Бурения пошли другим путем. Они действовали не напролом, а исподволь. Они частично вернули державную шелуху. На Красной площади снова пошли парады с военной техникой, репортажи с заводов и полей напоминали об эпохе Брежнева. Даже кинокомпаниям стали давать деньги на съемку пропагандистских лубков. Редкой мерзости, кстати. Но за этой дымовой завесой реформы продолжились, затягиваясь, как петля на шее. Образование, ЖКХ, наука, пенсионная система, армия… И постепенно, чтобы не умереть, люди приспособились.
Даже при Эльцине было больше надежд на ремиссию болезни, потому что ощущение неправильности жизни было массовым. Теперь оно прошло. Организм приспособился к наркотику, изменив сам состав крови.
Теперь никто не кинулся бы грудью на амбразуру. Пока вокруг можно худо-бедно найти корм, крупный рогатый скот породы «россияне» не шевелился. Когда стало голодно – засуетился, отталкивая друг друга рогами и копытами, дерясь за каждую травинку. Когда фуража не останется совсем, думал Владимир, он начнет тихо дохнуть. Но и тогда максимум, что он будет делать, это жалобно мычать. А даже если его терпение лопнет, и он забодает ублюдка-пастуха, который завел его в эту глухомань, это ничего не изменит. Потому что из лесу уже надвигаются огоньки волчьих глаз.
Кризис развивался, а народ, вместо того чтобы зароптать, прогибался перед властью все сильнее, страшась потерять последние крохи. Режим не повторил ошибок СССР, который рухнул, потому что у людей было слишком много времени для досуга и много самоуважения. В новой свободной России людям создали условия, когда они вынуждены были направлять всю энергию на биологическое выживание и при этом чувствовать себя дерьмом собачьим. Выживал каждый по отдельности – по принципу «разделяй и властвуй» государство хорошо размыло костяк народа. Теперь половина экономически активного населения, чтоб продержаться на плаву, крутилась, совмещая по две-три работы и меняя их чуть ли не каждый год. Какой уж тут «коллектив»? Такое бытье вырабатывало соответствующее сознание.
Ждать инициативы снизу было бесполезно, и Владимиру часто лезла в голову мысль: «Эх, нашелся бы генерал-герой…». Одного парашютно-десантного полка хватило бы, чтоб взять власть в столице. И никакие «витязи», «русичи» и прочие цепные псы режима, даже гавкнуть бы не успели.
Пусть этот спаситель объявит себя хоть наследным принцем из династии Романовых, хоть воплощением Ктулху – народ за ним не пойдет, а побежит, как только он познакомит с фонарями первую партию офигевших чинуш.
А дальше… какой простор открывался воображению. Сразу мерещилась преображенная Россия, где сырьевые богатства возвращены в собственность народа, а офисный планктон и дебильную тусовочную молодежь загнали на военные заводы – заново выковывать щит Родины.
«Раскатал губу», – осаживал себя в этом месте Богданов.
Он знал, что военные перевороты не в традициях России. Тут власть всегда умела держать генералитет в узде. Может, раньше кто-то из офицерского корпуса и мечтал обрушить огонь «Градов» на один из поселков на Рублево-Успенском шоссе. Но теперь и сами генералы в основном мало отличались от своих пиджачных коллег, которые вели армию к развалу, а страну к гибели.
Владимир видел, что без опоры на массу никакой путч невозможен. А массу больше волновало, от кого беременна та или иная теледива. Даже многие крутые патриоты и имперцы (девяносто процентов коих не служило в армии) сникнут, если их вырвать из теплого кресла, и отправить в монтажный цех танкостроительного завода, а тем паче на Колыму. Чего уж говорить о дяде Васе, который всю жизнь зарабатывал тем, что перегонял «японки» из Владка? Или мерчендайзере Елене, которая «эффективно» торговала воздухом, отправляя десять факсов в неделю, кроме этого умея делать только минет? Встанут они к станку за продуктовый паек? Будут долбить мерзлую землю за трудодни?
Владимиру казалось, что так будет всегда, но пришла буря и разметала гнилой сарай по бревнышкам, не оставив от свинской идиллии даже руин.
*****
Им повезло. Когда все началось, ячейка почти в полном составе находилась за городом.
Они не собирались заезжать на Поляну, хотели сразу двинуть в «гнездо». Решение заглянуть на сходку экстремальщиков на часок было принято буквально в последний момент – задержавшийся на работе товарищ позвонил Владимиру на мобильный, когда они уже ехали по трассе, и попросил подождать. Они сначала хотели завернуть в придорожное кафе, но Богданов вспомнил, что недалеко находится место слета (три года там не был). Это было по пути, даже делать крюк не пришлось.
Решение было продиктовано одним любопытством. Никакой практической пользы в этом быть не могло. Была пятница, до слета оставался день, но он не сомневался, что там уже кто-то околачивается. И не ошибся. Сам Владимир давно относился к этим сборищам скептически, и предпочитал тратить выходные на обустройство базы. Так же думали и его соратники.
Эта бухточка на берегу Новосибирского водохранилища в десяти километрах по прямой от Бердска уже несколько лет была местом проведения Всесибирского слета выживальщиков. Обычно он устраивался в конце августа и собирал от пятисот до восьмисот человек; сюда приезжали и ветераны – солидные мужчины, у которых дети давно окончили школу, и новички, неофиты движения, популярность которого находилась на пике. Гости прибывали со всех концов области и даже из соседних регионов, где таких мероприятий не было.
На грунтовой площадке, ставшей импровизированной парковкой, не было свободного места – рядами стояли внедорожники: «газоны», «Нивы», УАЗы. «Лендроверы», «паджерики», «патрули». Другие машины сюда не добрались бы без вреда для подвески, да и люди, причислявшие себя к клубу, предпочитали именно такой вид транспорта.
Дальше на широкой песчаной косе без особого порядка был разбит большой палаточный городок. Каждая из палаток указывала на достаток владельца. Были и дорогущие, и вполне бюджетные, потрепанные и новенькие. Двухместные, четырехместные и огромные, на целую банду.
Из мощных колонок лились песни «афганской» и «чеченской» тематики.
Среди собравшихся на берегу было относительно мало женщин, а почти все мужчины щеголяли разнообразным камуфляжем, на котором места свободного не было от карманов. Мало было и совсем молодых. Все это могло ввести наблюдателя в заблуждение, заставив думать, что тут отрываются омоновцы или какие-нибудь другие силовики. На виду было холодное оружие, мелькало огнестрельное, причем как в чехлах, так и без. Нечто вроде народной дружины в составе трех человек присматривали за порядком и машинами на стоянке.
Но в целом это была обычная сходка товарищей по интересам. По пляжам, лесам и полянам вокруг Н-ска таких было видимо-невидимо: ролевики, любители пэйнтбола, нудисты и прочие. И эта почти ничем не отличалась от них.
Да и телосложение у камуфляжных было скорее менеджерское, чем спецназовское.
По логике вещей, большинство посетителей подобных сборищ должно быть брутальными мужчинами – спецназерами, пожарными, чекистами, инструкторами по рукопашному бою и т.д. Были и такие, но на практике львиную долю составляли менеджеры со зрением минус пять и трудовой мозолью на заднице. Богданов называл их «диванными рейнджерами». Они гладко умели рассуждать о выживании… но вряд ли были готовы к действиям за пределами Интернета.
В ячейке были люди совсем другой породы. От суровой романтики пустошей и руин они были так же далеки, как от юношеского страдательства по Прекрасной Даме. Они были прагматиками, и пришли к идее подготовки к концу света не потому, что та показалась им увлекательной, а потому, что собирались спасти себя и близких.
Наверняка такие были и в городе – и среди белых воротничков, и среди простых работяг, у которых мозг не замусорен бесполезным багажом, а значит, способен мыслить более продуктивно. Только на сборищах они не светились и в блогах ночами не висели, у них на это не было времени. Они молча рыли тайники вдоль шоссе, скирдовали дефицитные товары в гаражах, получали лицензии на гладкоствол, а то и на нарезное, договаривались с односельчанами об организации отрядов самообороны. Короче, готовились, готовились и еще раз готовились.
Неподалеку от городка на хорошо утоптанной полянке развернулся стихийный рынок, где под навесами можно было купить или обменять подержанное охотничье снаряжение и другие полезные после крушения цивилизации предметы. И даже тематические сувениры, вплоть до средств индивидуальной защиты. Последнее было для лохов, которых немало примазалось к движению, но попадались и действительно полезные вещи, вроде редкого ножа. Тут было все, что нужно душе любителя суровой романтики, кроме разве что огнестрельного оружия. Впрочем, здесь же знающие люди договаривались на предмет продажи или обмена ствола. Рядом в обычной торговой палатке продавали газированную воду, пиво и закуски.
«Крутые парни» со всей Сибири хорошо проводили время. Жарили шашлыки, варили в котелках уху из тут же пойманной рыбы и, сидя на пеньках и поваленных бревнах, обсуждали вопросы подготовки, предсказания и последующей встречи главного события в своей жизни. Звездеца. Еще просто болтали за жизнь. В основной массе это были обычные люди с чуть странным хобби. Откровенных психов было не больше, чем среди толкиенистов.
Бренчала гитара, местный бард надтреснутым голосом выводил припев. Владимир прислушался, узнал песенку «Здравствуй, НАТО!».
- Будем резать вас при каждом случае, не поездите вы далеко. Вы земли нашей хотели, так получите. Не серчайте, что неглубоко…
«Тоже мне, Окуджава нашелся».
– А под Оперным Театром там бункер… – рассказывали историю из диггерского фольклора чуть поодаль.
Владимир поморщился.
«Черт-те кто понаехал. С каждым годом все хуже».
Он вдруг представил, как выглядел бы слет, организуй его они. С полотнищем между деревьями: «А ты готов к Нему?» (где жуткая страховидла, символизирующая Армагедец пожирает город). С пластмассовыми фигурками северной лисички по имени Песец в киоске. Смешно… Прав оказался Старый, когда отговорил их от идеи массовых сборов. Вреда было бы больше, чем пользы. Легко превратить толковую идею в гей-парад, да и огласка ни к чему.
Фраза о том, что движение опопсело повторялась в разговорах ветеранов уже года три. Выигрывая в количестве, проигрываешь в качестве, и девяносто процентов новеньких были мусором и балластом, теми самыми диванными героями. Были и идиоты, и просто клоуны, которым нечем было занять избыток времени. Но с ними приходила и свежая кровь – немногие, кто оказывался действительно готовым к реальным делам. Нескольких из будущих товарищей Богданов нашел именно в этой толпе.
Это был этакий брутальный Вудсток, только роль «травки» здесь играли будоражащие кровь истории про встречу с медведем на узкой тропе, байки альпинистов, диггеров, спелеологов и искателей клада Колчака.
На другом конце Поляны царил спорт. На полосе препятствий тренировались две команды парней - полным ходом шла подготовка к каким-то междусобойным соревнованиям. Рядом потрепанный жизнью человек в тельняшке учил десяток обрюзгших мужиков приемам рукопашного и ножевого боя. Двое парней колотили набитый песком манекен. Там, где песок сменялся грунтом, мужики постарше гоняли мяч, сопровождая каждый гол бычьим ревом и звонким хлопаньем по спинам. А колонки все надрывались, и звуки песен о двух далеких войнах казались напоминанием о той, что за поворотом.
«Зачем они здесь? – думал он, проходя по хорошо протоптанной тропинке. – «Обманывают себя, типа - готовы? Смешно».
И исчез в самой большой палатке, откуда уже доносился звон стаканов. Через пять минут вышел оттуда – трезвый, но слегка помрачневший. Он собирался выложить здешним старшим, людям умным и грамотным, свои подозрения, но еще в начале беседы понял, что уже не хочет. В лоб не ударят, но посмеются, как удачной шутке. А про себя подумают: «вот дурачок». Так чего ради?.. У каждого своя голова на плечах.
Вдыхая запах мяса, жарящегося на решетке, Богданов с минуту смотрел на этот балаган. Поздоровался и перекинулся десятком фраз с парой старых друзей – с каждым годом тут становилось все меньше знакомых лиц. Потом вздохнул, сплюнул и направился к стоянке, где ждали его соратники.
Они напрасно приехали сюда. Здесь нечего ловить и некого предупреждать. Эти люди такое же мясо, как и те, что в городе.
– Поехали, – махнул рукой своим Владимир, – Дел выше крыши.
И бодрым шагом направился к своей машине, пиликнув брелком сигналки. За ним, как один человек, двинулось два десятка мужиков в туристских штормовках. Они были разными, но что-то неуловимо общее проскальзывало в походке, лицах и взглядах. Через пять минут полтора десятка внедорожников один за другим вырулили с площадки и, легко одолевая ямки, наполненные застоявшейся водой, покатились по проложенной через негустой ельник просеке.
Вслед им неслись усиленные динамиками куплеты партизанской запевки: «И как в мае, и как в мае 45-го, будем гнать и будем бить врага проклятого…»
Больше они никого из тех, кто был на Поляне, не видели.
День спустя наземный ядерный взрыв снес Новосибирскую ГЭС, вскипятил водохранилище и десятиметровая стена клокочущего кипятка обрушилась на палатки, сварив людей за секунды.
*****
Через час вереница автомобилей мчалась по трассе на юг.
До Гнезда они добрались уже затемно. Окрестности лагеря встретили их тишиной, нарушаемой только пением сверчков, которое другим людям показалось бы романтичным. Стеной стояла девственная тайга, и силуэты гор на горизонте казались сошедшими с картины. Здесь, на границе Новосибирской области и Кузбасса, места были красивые, но заброшенные.
Тридцать лет назад тут был неплохой колхоз, в котором выращивали рожь, гречиху, овощи. Здесь же стояла одна из лучших в районе пасек. Но лихие девяностые проехались по нему, как колесница Джаггернаута, оставив только груды битого кирпича и бетонные сваи, отмечавшие место, где строилось овощехранилище. На десять километров вокруг людей не было. Чуть подальше в двух деревнях, превращенных после закрытия школ в резервации, доживало свой век полтысячи селян. Иногда сюда забирались грибники, ягодники и собиратели черемши, хотя и они предпочитали более обжитые места. Летом в лесу легче было столкнуться со зверем – от барсука до волка, чем с кем-то из них. Когда люди уходят, природа быстро заполняет пустоту живыми тварями, но промысловой дичи здесь не было, поэтому охотники сюда не наведывались.
Если выстрелы и звучали, то только со стороны базы, но их никто или почти никто не слышал. Поэтому они и выбрали это место. При желании можно было найти и поглуше. В необъятной Сибири даже в начале третьего тысячелетия могли существовать раскольничьи выселки, которые не знали о падении самодержца всероссийского.
Можно было осесть там, куда кроме как на вертолете или вездеходе не добраться. Но тогда встанет вопрос о полной автономности. Владимир с товарищами сходился во мнении, что идея о самодостаточности – чепуха. Робинзонят пусть придурки-анастасийцы и прочие непротивленцы. А они будут брать от цивилизации или ее трупа, все, что можно.
Если их предсказания относительно социального краха сбудутся, в первые сутки люди an masse еще не расчухают, что все изменилось. И из этой обстановки бардака они должны извлечь максимум пользы. Действуя по принципу «один день летом год кормит», экспроприировать все, до чего дотянутся – не только для выживания, но и на обмен.
Отсюда за час можно было выйти на оперативный простор – трассу М52, открывающую доступ к областному центру. Идеальный вариант, когда к ним никто не сунется, а для их вылазок открыт весь юго-восток региона плюс небольшая северная часть Алтая. С деревенскими отношения вроде налажены, да и те уверены, что в заброшенном санатории бывают только выезды на шашлыки. В случае чего, им бы в последнюю очередь пришло в голову искать здесь ценный хабар. Но даже если бы и пришло, их ждал бы хороший отпор. Владимир бывал там и зондировал обстановку. На все село было не больше пяти охотников, худо-бедно кормящихся с тайги. Остальные ружья или давно пропили, или из их владельцев сыпался песок.
Когда-то это был неплохой санаторий для детей с ограниченными возможностями. С двумя утепленными корпусами, прекрасной котельной и современным по тем временам спортивным оборудованием. Он пережил даже девяностые, а вместе с ростом цен на нефть получил второе рождение. Но снова пришли тяжелые времена, и государству стало не до убогих – хоть детей, хоть взрослых. Семь лет назад санаторий продали с молотка.
Однако и приватизация не спасла. Новые хозяева попытались перепрофилировать его под лыжную базу, но не хватило капиталовложений. Кризис набирал обороты, цены на услуги транспорта и коммуналку карабкались вверх, и дорога стояла который год без ремонта. Вскоре содержать малопосещаемую базу стало невыгодно и частникам; конкуренция, удаленность от цивилизации и похабный асфальт решили ее судьбу. Те, у кого оставались деньги, предпочитали отдыхать там, где не было риска столкнуться с косолапым на узкой тропинке.
Злосчастную базу снова вернули за долги муниципалитету, а тот, похоже, махнул на нее рукой. Участок зарастал травой, постройки ветшали, только жители окрестных деревень и бомжи наведывались в поисках цветмета. Когда его не осталось, забыли дорогу и они.
В 2015 году фирма Богданова арендовала у района площадку на десять лет за сущие копейки. Формально турбазу предполагалось восстановить, для чего был даже составлен бизнес-план. Правда, за четыре года никто не удосужился приступить к его реализации, но на это властям района было наплевать, лишь бы плата вносилась вовремя. Даже электричество не было проведено. Для своих целей выживателям хватало дизеля; также был приобретен, испробован и отложен до поры компактный ветрогенератор производства ФРГ.
Летом тут было еще ничего, а вот зимой – полная жопа. Дорогу заметало так, что добраться можно было только вертолетом. Ни врача, ни милицию не вызовешь, если припрет. К счастью, все они были молодыми и здоровыми, а защитить себя могли сами.
Подъехав к проржавелым воротам, они услышали лай собак. Если смотреть с дороги, через густой подлесок, база выглядела заброшеннее некуда.
– Эй, на вахте! – зычно крикнул Богданов, опустив стекло. – Хозяева приехали.
Худой мужик в болотных сапогах и поношенной энцефалитке налег на створки, пропуская кавалькаду машин на территорию.
Петрович был школьным приятелем Богданова, хотя выглядел лет на десять старше. Его сильно побила жизнь, познакомив и с сумой, и с тюрьмой. При этом он был человеком кристальной души и мастером на все руки, проблема была только в тесном знакомстве Петровича с зеленым змием, хоть он божился, что завязал. Безработный и бездомный инженер, он жил здесь безвылазно, за кров, еду и небольшую плату обходя территорию, шугая бомжей и следя за сохранностью построек. Две кавказских овчарки тоже находились под его присмотром. Или наоборот, черт его знает.
Сам он идеи выживателей не разделял и мечтал вернуться в город при первой возможности. Да только кому он там был нужен?
– Как делишки? – демократично приветствовал его Богданов. – Чего новенького?
– Не поверишь, Вован. Сохатый приходил. Рога - во! Здоровый, зараза. Было б у меня ружье под рукой, я б его, мля…
– Да ладно ты, герой, – добродушно усмехнулся Богданов. – Хорошо, что он тебя не перебодал нах. Зеленых человечков еще не видал?
– Да ты что, Вован, не в жизнь, – мужик понял, к чему тот клонит. – Ты же знаешь, зашился я.
– Ладно, верю. Ворота закрыть не забудь.
На площадке рядом с главным корпусом уже стояли две машины. Одна из них, раздолбанный ГАЗ, принадлежала Петровичу. А вот вторую «Тойоту» он никак не мог вспомнить.
– Это кто? – указал он на нее.
– Да Семенов приехал, – объяснил сторож, задвигая тяжелый засов. Больше гостей не ожидалось. – Кислый какой-то. Рожа мне его не нравится.
Вот так номер. Владимир ждал кого угодно, но не его. Этот товарищ когда-то был одним из самых активных в сообществе – правда, больше болтал языком, чем делал. Но с начала года начал потихоньку отдаляться, и уже месяц к ним не заезжал. Сначала оправдывался, мол, закрутился с делами, с семьей, а потом и вовсе перестал подходить к телефону. Послал, значит, друзей куда подальше. Что же это он вдруг вспомнил про них?
*****
Что бы ни творилось в мире, выживатели не забыли о поводе к сегодняшней встрече. Даже если «сраная Рашка» в эти выходные падет под ударами цивилизованного мира, надо было поправить крышу котельной, которую повредило недавним ураганом.
Возможно, в этот момент с базы ВВС США «Вандерберг» перебрасывались в Турцию еще четыре топливозаправщика, чтоб летающие ракетные платформы, поражающие цели с безопасного расстояния, могли, не прерываясь, кружить в российском небе. Но это не отменяло необходимости покрасить забор.
Почти все приехали на сбор с женами или девушками, так у них повелось. Обычно женщины относятся к подобным вещам как к забавам взрослых детишек или хуже, но им повезло. В их группе вторые половины разделяли, или хотя бы делали вид, что разделяют увлечения любимых. Раза четыре за лето они с удовольствием готовы были последовать за ними даже в такую даль. Мужчины же поступали мудро и не грузили подруг идеологией, представляя все, как обычные встречи на природе. И не перегибали палку с их частотой. Ездить сюда каждую неделю было глупо, да у них хватало и других дел. А так после душного города поездки в «Наш лагерь» казались дамам романтической приправой к отношениям. Подобрался хороший молодой коллектив, без зануд, нытиков и скандалистов, и время они проводили замечательно. Застолье, музыка, шашлыки и пиво, купание в речке, пляж, баня (ради нее они сюда приезжали на Новый Год, заодно опробовав снегоходы). И все это на фоне дремучей тайги с горными вершинами на горизонте, которым не хватало только снеговых шапок: ростом не вышли.
Одним отдыхом на лоне природы выезды не ограничивались. Видя, как мужья работают, женская половина понемногу включалась в обустройство. Возились на огородах, в теплицах, выполняли посильный труд по покраске заборов, побелке помещений. Для них «Гнездо» не отличалось от обычной дачи, когда подходишь к ней разумно, без работы на износ.
В этот раз под их присмотром находились и дети в количестве пяти человек, от двух до шести лет от роду. Проблем они не создавали, и когда сезон клещей отходил, на такие посиделки их брали без боязни. Даже комаров и мошек из-за приличной высоты над уровнем моря здесь было немного.
*****
В случае с цунами или прорывом плотины критическое значение имеет скорость добегания волны. Так же при крупном социальном катаклизме в мегаполисе надо учитывать потенциал волны человеческой, которую западные сурвайверы окрестили «золотой ордой». Собой она представляет поток беженцев-мародеров, который выплеснется из гибнущего города и затопит нетронутые деревни, пожирая все на своем пути.
Опыт Нового Орлеана доказал эти выкладки. Подтвердил он и то, что в авангарде этой силы пойдут отчаянные и лютые; те, кто быстрее всего переступит через труп закона: уголовники, городские маргинальны и этнические банды.
Сюда надо добавить и носящих оружие на законных основаниях – охранники, сотрудники органов, дезертиры, охотники. Именно они первыми прокатятся по деревням как Мамай. А уже за ними потянутся остальные. Рабочие, офисный планктон, бюджетники, студенты – все, у кого ума хватит не остаться в каменных джунглях без света и воды. Как и настоящая волна цунами, этот напор будет ослабевать с расстоянием. Дальше, чем на пятьдесят километров из-за постов, перетекающих в засады, заберутся единицы. Это они и приняли за оптимальную дистанцию.
Решение пришло не сразу. О том, что из города надо валить «в деревню, в глушь, в Саратов» вопросов не было. Но куда?
Сначала подумывали о переезде в умирающую деревню. Покупка десятка соседних домов с участками выглядела делом реальным. Но в этом случае они столкнулись бы с несколькими проблемами, и первая из них – отношения с аборигенами. Даже до ЖП в отсутствие «городских» они могли все что угодно учудить с их недвижимостью. А уж после, когда закон переставал путаться под ногами... Опыт русских революций показывал, что делали пейзане в такой ситуации с барскими усадьбами.
И тут им подвернулся лагерь. Богданову случайно попалось на глаза объявление о сдаче участка в аренду. Он не пожалел трех часов, чтоб съездить посмотреть, и был им очарован. Тот обладал всеми плюсами деревни и не имел ее минусов. Немаловажным достоинством была скрытность. Наведаться в полумертвую деревню любители чужого добра могут скорее, чем в лагерь, который ни на одной карте не отмечен и считается заброшенным.
Но главное все же состояло в том, что вокруг не было ни потенциальных целей, ни других источников опасности. Ни воинских частей, ни зон, ни АЭС, ни лесозаготовок – ничего, что могло бы поставить под угрозу их жизнь После.
Кроме двухэтажного главного корпуса с толстыми стенами в четыре кирпича на территории находилось восемь одноэтажных кирпичных домиков на две семьи, в которых в дополнение к водяному сохранилось печное отопление.
Примыкавший к каждому из них клочок земли был превращен в огород; рядом притулились крытые пленкой теплицы. Волейбольная площадка предназначалась под общее картофельное поле. Дополняла подсобное хозяйство кроличья ферма и курятник, дававший им нежное мясо, ценный мех, который они с прицелом на будущее научились выделывать, и свежие яйца. Не хватало только молока – но с коровами (как и со свиньями) было бы слишком много мороки. Богданов подумывал о том, чтобы приобрести коз, но руки пока не дошли.
В их отсутствие за маленьким колхозом ухаживал сторож, в котором явно жил не только Кулибин, но и Мичурин.
*****
Они собрались в бывшей воспитательской комнате на втором этаже. На столе было пиво, водка, мясная нарезка, рыбка, хлеб, огурчики – шведско-русский стол. Впрочем, к выпивке пока почти не притронулись. Непринужденная обстановка могла ввести в заблуждение – разговор велся серьезный. Они не были фанатиками здорового образа жизни, но сегодня им надо было сохранить ясную голову.
– Ну, объявляю партсобрание открытым. Что с кворумом? – обвел глазами комнату Богданов. - Вижу, нет Рината.
- Он звонил, у него сын заболел.
- А Семен Семеныч, охотничек наш?
- Теща, говорит, преставилась. Поминают.
- Порвали два баяна, знаю, – грубо пошутил Владимир. – Ну а Василий?
- Который?
- Из администрации.
- Загорает.
- Не на нарах, надеюсь?
- Да нет, в Турции вроде.
- Ясное дело, бархатный сезон.
«Кто бы спорил. Но про старых друзей забывать не годится. Обещал ведь ОЗК и противогазы списанные привезти, козлина… Может они и на хрен не нужны, но лишними бы не были. В крайнем случае лохам бы спихнули. Эх…».
Не хватало пятерых. Вдвое больше, чем в прошлом году. Ладно, допустим, бывают уважительные причины. У одних свадьба, у других похороны, у третьих срочный вызов на работу. Но двое вообще никакой внятной отмазки не назвали: мол, идите на фиг со своим выживанием, у нас дела поважнее есть.
Плохо. Херовато, по-японски говоря. Да, ряды поредели; настоящие, те с кем начинали, когда не было ничего, кроме заброшенных корпусов посреди леса, уходят, а вместо них пытаются прибиться сопляки, психи и шуты гороховые… которые иногда умели прикидываться серьезными и дельными. Богданов старался не подпускать таких к Гнезду на пушечный выстрел, но иногда случались осечки.
Да и они, «ветераны», несгибаемые, не молодели. Люди уходили, не на погост, конечно – самому старшему из них стукнуло сорок пять, а средний возраст колебался около тридцатника. Просто рано или поздно в жизни находились другие занятия. И не оставалось времени для дела, которое когда-то казалось самым главным. Выживания хватало и в серых буднях перманентного кризиса.
Владимир знал, что так же дела обстояли и у уральцев, и у красноярцев – там были самые крупные сообщества – хоть это и не успокаивало. Даже те, кто вначале горел энтузиазмом и ссал кипятком, остывали. Законы человеческой психики таковы, что нельзя находиться в напряжении бесконечно. Попробуй покричать: «Волки!» каждый день, и рано или поздно это задолбает даже самых преданных и близких. А Кассандру, которая постоянно врет, порвут еще быстрее.
Он не считал себя пророком, просто у него еще в школе учителя отмечали отменную способность к анализу. Быть выживателем – значит быть сейсмологом, а не шаманом. Чтоб предсказать землетрясение, надо не гадать на кофейной гуще, а регистрировать слабые колебания земной коры (в их случае: события экономической и политической жизни), Иначе в тот час, к которому ты готовишься годами, ты ничем не будешь отличаться от остальных баранов. И станешь мертвым выживателем.
За эти пять лет они дважды устраивали общий сбор, своеобразную репетицию БЖ, приуроченную для правдоподобия к острым событиям в мире. Один раз они провели его после теракта в Вашингтоне и последовавшего затем удара амеров по Сирии, другой – после обвального снижения доллара и небывалого падения цен на жилье, как оказалось, временного.
Получив сигнал, они должны были в течение дня прибыть с семьями в лагерь, захватив все необходимое для автономного выживания плюс как можно больше продуктов – в лагере имелся запас, но он был не резиновым. Затем надо было расконсервировать лагерь и прожить в нем около недели. Сбор показал хорошую степень готовности… но с тех пор минуло три года, и они никак не могли подобрать время для нового. А может, энтузиазма не хватало.
Глобальный кризис между тем развивался, постоянно подкидывая хорошие поводы, ставшие уже привычными. Локальные войны, интервенции, социальные и гуманитарные катастрофы шли косяком. Но все это было где-то далеко, а сейчас началось под боком.
И теперь, когда обстановка на Украине нагрелась до точки кипения, а крикуны в Раде вовсю таскали друг друга за чубы, Богданов решил бросить клич еще раз. Почти без труда ему удалось убедить и остальных.
Вопреки мнению тех, кто был знаком с движением понаслышке, база не была «тайным убежищем». Информация о Гнезде предназначалась для избранного круга и не доводилась до тех, кто ходил с ними на посиделки с пивом или на покатушки на джипах, но абсолютная конспирация была недостижима, и не была их главной целью. В конце концов, что им, если о них узнает кто-то из Владивостока или Бреста? После наступления БЖ возможности для перемещения будут резко снижены.
Не была база и местом, где «параноики» (так их называли посторонние) собирались пересидеть крушение государства или тем более цивилизации. Она была перевалочным пунктом и временной стоянкой, где можно было прожить от месяца до двух лет.
Полуторамиллионный мегаполис, где у каждого второго имелся автомобиль, а дорожное строительство почти свернулось из-за кризиса, был идеальной ловушкой. Оказаться в нем в момент катастрофы, какой бы она ни была – значит быть гарантированно запертым. Потом, когда начнется анархия, а за ней и голод, когда деревенские очнутся и станут встречать горожан ружьями, а километровые пробки закупорят все шоссе, покинуть его можно будет только с боем. Куда лучше сделать это загодя.
Они готовились только к «мягким» сценариям катаклизма: к оккупации силами НАТО, гражданской войне и хаосу, ограниченной эпидемии, голоду и дефициту предметов первой необходимости. К «жестким», вроде глобальной ядерной войны, падения астероида или нашествия зомби, готовиться не имело смысла из-за малой вероятности и невозможности выработать адекватные меры.
В том, что касалось выживания, у них был полный коммунизм. В складчину приобретался неприкосновенный запас. Совместно поддерживалось в рабочем состоянии коллективное имущество – палатки, два дизельных и один бензиновый генератор, ветряк, пищеблок. Сообща покупались лекарства и средства первой помощи для медпункта.
Имелось на базе и снаряжение для выживания, включая комплекты зимней и летней одежды. Большая часть из них была взята со склада богдановского магазина.
Кроме продуктов и вещей для собственного потребления готовился обменный фонд, куда входили товары, цена которых в мирное время была смешной, но должна была взлететь до небес после наступления анархии.
На первом месте в этом списке находились спирт и дешевые сигареты. Куда бы ни катился мир, мужская половина населения России вряд ли сможет без них обходиться.
Дальше шли рабочая одежда и простая, но ноская обувь. Второе было еще важнее, чем первое. При наличии швейной машинки с ножным приводом чинить и шить ватники сможет любая женщина, а вот попробуй, научись тачать хотя бы самые простые ботинки.… И резиновых сапог уж точно взять будет негде. А если без нормальной одежды еще можно перекантоваться, то без нормальной обуви не поработаешь в слякоть или в мороз.
Много было у них запасено и того, что старушки традиционно покупают при первых признаках «разрухи»: соли, спичек, сухого горючего, хозяйственного мыла. Для себя берегли сельхозинвентарь, столярные, слесарные и шанцевые инструменты, швейные принадлежности. К дефицитным товарам, которые для обмена не предназначались, относились также лекарства и топливо: бензин, керосин, солярка, газ в баллонах. Разве что будущие покупатели предложат очень выгодные условия…
Но это нескоро, говорил себе Богданов. В первые дни будут больше грабить, чем заниматься бартером.
*****
Разговор не клеился, пока среди них был чужак. А в том, что это чужак, сомнений у старшего не было.
– Федя, а что ты так сиротливо сидишь в сторонке? – голос Богданова был ласковым, но все, кто его знал, понимали, что это плохой знак. – Невеселый какой-то. Скажи что-нибудь. Как жена, как детишки?
– Нормально. Вы это, мужики... – казалось, он долго прокручивал все в голове, прежде чем заговорить, – Я вот че хотел сказать. Ухожу я… Задолбало меня.
Он явно думал, что это заявление их шокирует. Но ни Богданов, ни остальные и бровью не повели.
– Уходишь? – хмыкнул старший. – Тогда за каким лешим, дорогой мой человек, ты приехал?
- Вещи свои забрать. «Айземанн» мой. На даче нужен. И так, по мелочи…
– Ни хрена себе заявочка, – прошел по комнате ропот. – Соскочить решил? Хер тебе моржовый, а не генератор. Запчасти вместе покупали.
– Дело твое, Федя, – подал Богданов голос, призывая всех к тишине. – Мы этот вопрос оговаривали. Никто тебя не держит, не хочешь быть в команде, забирай свой дизель и проваливай. Еще вопросы?
Мужик бросил на него взгляд, полный неприязни.
Богданов не мог понять, как раньше не разглядел его гнилое нутро. Ему уже встречались такие люди – вроде гоголевского Манилова. Сначала загораются, типа горы свернут, море им по колено. Но только столкнутся с трудностями, как из них выходит весь пар. А потом подворачивается новое увлечение, и все начинается сначала.
Теперь человек перед ним справедливо чувствовал себя гнидой, но винил в этом окружающих, которые якобы не оставили ему выбора; товарищей, теперь уже бывших. А еще понимал, что если уж показал себя гадом, надо хотя бы извлечь из этого пользу.
– Помнишь, я тем летом со стройматериалами помог за спасибо. Компенсируй. А то у меня кредит, взнос до десятого надо покрыть.
Да уж, герой. Два рулона старого рубероида и пять кубов пиломатериалов привез. Тут другие уголь для котельной машинами возили, удобрения, цемент мешками, продукты.… А он убитый насмерть генератор на 3 кВт откопал, который чинили всем миром, и теперь еще выеживается.
– Ишь ты, умный какой, – фыркнул парень в футболке с надписью “ZOG is watching you”, казначей ячейки Дэн. – У всех кредиты, и ничего, не скулим. Ты, блин, только особенный. «Я устал. Я ухожу», – передразнил он его дребезжащим голосом Ельцина. – Давай, еще в ментовку позвони, Федос. Типа мы, зловещая тоталитарная секта, у тебя генератор забрали под угрозой сексуального насилия.
«Дезертир» с трудом выдерживал презрительные взгляды бывших друзей, но находил силы отбрехиваться:
– Да я не в «02», а в «03» позвоню. Пусть бригаду санитаров пришлют, чтоб вас в смирительные рубашки упаковали. Вы ж тут съехали со своим апокалипсисом на ….
Трудно было поверить, что четыре месяца назад он слушал с раскрытым ртом их планы относительно выживания после Катастрофы. И все это с таким убеждением, что обманул даже Богданова. А потом вдруг резко скис. Богданов ругал себя последними словами. Он должен был заподозрить неладное, когда тот на полном серьезе предложил построить дом под куполом на дне Обского моря.
– А ну тихо, горячие финские парни, – подвел черту старший, – Денис, отсчитай ему штуку, и пусть катится домой.
– И это все? – взбеленился Семенов. – Да я на вас в пять раз больше…
– Это за вычетом того, сколько ты шашлыков сожрал, по ресторанным ценам. – Богданов взял со стола «уоки-токи» и вызвал сторожа:
– Петрович, хорош спать. Открывай сарай и помоги человеку генератор в багажник закинуть. Разобран? Вот и хорошо. Вытащи все, что месяц назад ставил. Быстро.
Федору оставалось только кривить морду в бессильной злобе.
Мобильные тут были бесполезны, но в этом все видели не минус, а громадный плюс. Хоть раз в месяц серьезные люди могли почувствовать себя свободными от городских проблем.
Под гробовое молчание раскольнику вручил новенькую тысячную бумажку из общей кассы.
– Забирай. Ну, доволен? Жалеть не будешь?
– Ой, не начинай свою песню, – разошелся Семенов, решив, что его будут уговаривать, – «Когда эта страна развалится как трухлявый пень, ты сдохнешь», да?
– А ты на самом деле сдохнешь, поверь, - кивнул Богданов, что-то чертя на листке бумаги. – Как и девяносто процентов тех, то ходит по улицам.
– Скорей уж, сто. Кто-то позже, кто-то раньше… Что толку трястись, блин, как заяц в норе?
– Проблема в том, что-то гораздо раньше, – без тени усмешки произнес Владимир, продолжая что-то умножать столбиком.
– Тьфу, блин. Клиника.… Да не будет этого никогда, я говорю! Тридцать лет долдонят, ждут вашего ЖП, а он, зараза, не приходит. Может и придет когда-нибудь, но мы к тому времени в земле сгнием. И вообще… если он наступит, вам не поможет ваш долбанный лагерь, ружьишки, тушенка.… Один хрен помрете за неделю, «герои»… – не дожидаясь реакции, ренегат вышел в коридор, захлопнув за собой дверь. Тут же его шаги загрохотали по бетонной лестнице. У него явно была склонность к театральным эффектам…
– Дерьмо-человек, – со злостью бросил Дэн. – Давно надо было этого клоуна выгнать. Зря ты ему дизель отдал, Володя. Я бы лучше харю начистил.
– Ты бы начистил, а он бы начал трепаться про нас на каждом углу. Нам оно надо? – сухо возразил Богданов. – Надо же, сука, такой энтузиазм изображал.… Пусть уходит. Двух нормальных генераторов нам за глаза хватит. Зря, что ли, такие бабки за ветряк отдали? Эх, солнечную панель надо бы, да дорого…
«Может через неделю, – подумал старший, когда со двора донесся звук мотора отъезжающей машины. – Но без этих мер все шансы подохнуть в первый же день».
Хотя он и сам сомневался, что ЭТО случится теперь, а не через пять-десять лет.
Субботний день Семенов решил потратить на то, чтоб съездить в торговый центр. Там в магазине «Телемир» он собирался взять в кредит домашний кинотеатр с плазменной панелью во всю стену.
Внешне он был спокоен, но в нем до сих пор клокотала злость.
«Да иди ты лесом, Нострадамус хренов. Сам тронулся и людям головы задурил.… А вы все ж… ему лижите дальше до самых гланд. Секта, натуральная секта. Что я мог делать с ними рядом? Да просто интересно было посмотреть на таких д…в…»
На перекрестке перед светофором скопился длинный хвост машин и, чтобы не жечь понапрасну бензин, он заглушил мотор.
Чтоб не задыхаться, открыл было окно, но вместо свежего воздуха в машину ворвалась одуряющая атмосфера, наполовину состоящая из выхлопных газов.
Время шло, но пробка не желала рассасываться.
«Да проезжайте вы, бараны, – вслух он такое сказать не решался, так как габаритами не вышел. – Эти уроды, похоже, дальтоники…»
Федор бросил взгляд на светофор еще раз, пригляделся и присвистнул от удивления. Тот не горел. Совсем. Будь Семенов чуть внимательнее, он заметил бы, что огромный рекламный экран у дороги и неоновая вывеска кафе погасли.
Семенов повернул ключ в замке зажигания и обомлел – его автомобиль не мог тронуться с места. Магнитола и освещение салона тоже не включались.
Как и большинство водителей, он не покинул машину до самого конца. Когда на них налетел поток слепящего света, дикая боль в глазах мгновенно сменилась абсолютной тьмой. Пламя вспышки ослепило человека, заставило краску его автомобиля пойти пузырями, а шины загореться с чадным дымом. Идущая следом ударная волна обрушилась сбоку, смяла «Тойоту» вместе с сотней других машин, застрявших на перекрестке; сверху на них обрушился град битого стекла и кровли, сметенной с соседних домов.
В последнюю секунду, задыхаясь от раскаленного воздуха и испарений горящей обивки, ошалев от страха, Семенов услышал приближающийся скрежет. Он так и не узнал, что это высекали искры из дорожного полотна голые обода потерявшего управления бензовоза. МАЗу восемьдесят седьмого года выпуска электромагнитный импульс был нипочем.
Этот огненный шар был крохой рядом с тем, который опадал в пяти километрах над центром города. Но он был ближе и сорвал мясо с костей человека, как луковую кожуру. Через секунду в остове машине лежал обугленный скелет, так и не отпустивший того, что осталось от руля.
Глава 2. TEOTWAWKI
Радио замолчало, будто захлебнувшись. Где-то на востоке глухо и протяжно зарокотало. В ту же секунду скрытый легкими облачками горизонт окрасился оранжевым.
И почти одновременно на севере, со стороны областного центра, где небо было ясным и чистым, часто заполыхали огненные сполохи. Владимир насчитал четыре, до того как мозг послал телу приказ упасть на колени.
Почему он не удивился? Потом он много думал об этом. Такая реакция была бы странной для обычного человека, но когда ты годами готовишь себя к тому, что привычный мир исчезнет, ты сживаешься с этой мыслью.
– Атом! – произнес он условное слово. – Атом, мля!!
Они поверили ему, хоть никто из них в этот момент не смотрел в окно. Без недоверчивых смешков и толкотни все легли на пол, подальше от шкафов и окон. Все, кроме Дэна, который находился ближе всего к дверям. Он кинулся в соседние комнаты, к женщинам и детям; благо, все были на этаже. Такое расстояние взрывная волна должна была преодолеть не раньше, чем за полминуты, и за это время все они успели укрыться в безопасных местах.
Скорее всего, это было излишним. Они были так далеко от возможных целей, что кривизна земной поверхности должна была их защитить, если только взрыв не воздушный. Но даже тогда неровности рельефа если не поглотят, то здорово погасят силу удара. Гнездо находилось в небольшой долине, которую с двух сторон окружали похожие на курганы холмы.
Можно было и не ложиться. Налетевший через сорок с лишним секунд фронт избыточного давления только потрепал волосы, как сильный порыв ветра. Окна задрожали, но выдержали; кроме одного на первом этаже, которое в момент удара было распахнуто, да вдобавок имело трещину.
Кто-то вскрикнул от неожиданности, но паники не было. Каждый знал, что делать. Они изучали теорию, хоть и никогда не ставили этот сценарий на первое место.
Вроде бы не было необходимости спускаться в просторный полуподвал, где раньше располагались мастерская и столовая, но они решили перестраховаться. Могли быть и другие взрывы – в том числе ближе. Вряд ли РВСН поставили бы их в известность, что в десяти километрах в тайге находится на боевом дежурстве «Тополь-М».
Окна цокольного этажа были закрыты глухими ставнями. Можно было укрепить их мешками с песком или грунтом, но Богданову ядерная война казалась детской страшилкой, и силы на это тратить было жалко.
Здесь же внизу находился и запасной бензиновый генератор, но его пока не стали включать. Хватало фонарей. Последним к ним забежал запыхавшийся Петрович. Сторож наступления Армагеддона не заметил, находясь в сортире, и очень удивлялся, куда же все пропали, чем добавил ситуации комизма.
Так они переждали восемь часов, подбодряя себя сухпаем и красным вином из НЗ. Этого времени, рассудил Богданов, достаточно, чтоб и их, и наши ракетчики сделали свое черное дело. Больше взрывов не было.
Трижды Владимир выходил и замерял показания радиометра. В первый раз, через полчаса, фон был 8 микрорентген в час, и так как до этого замеров не делали, нельзя было судить, вырос он или нет. Да и старенький гражданский прибор «Белла» был не очень точен.
Во время второго выхода Владимир услышал, как по металлочерепице, которую они всем миром настелили два года назад, звонко барабанил дождь. Отравленный? Или обычный? Он надел дождевик, сапоги и вышел на улицу. Счетчик показал 28 микрорентген/час снаружи, в помещении было уже 20. Но даже это было меньше предельно допустимой нормы для жилых помещений.
Спустя четыре часа он повторил эту процедуру. 45 и 31 соответственно.
Ерунда. За один полет на самолете получаешь 200-300, потому что слой атмосферного воздуха над головой уже не так экранирует от космической радиации. Чего уж говорить про рентгеноскопию.
Хотя в течение суток-других радиоактивные осадки еще могли выпасть, уже ясно было, что они находились в зоне слабого радиоактивного заражения, которым можно пренебречь, если не собираешься жить вечно. Вместо того, чтобы прятаться, у них было много работы.
*****
Черные тучи закрыли от них отблески зарева, поднимавшегося там, где когда-то находился областной центр. Вся мужская половина сообщества собралась в той же воспитательской. Теперь атмосфера стала совершенно иной. Не подавленной, нет. Рабочей. Или боевой. Меньше стало шуточек, подначиваний, обычных между друзьями. Исчезли пустые, ни к чему не обязывающие слова – говорили только по делу.
Из медпункта была принесена трехлитровая бутыль чистого спирта. Пожалуй, они берегли ее не для повязок и компрессов, а для этого случая. Все налили себе по стопарику чистого. Выпили, каждый думая о своем.
Со стены смотрел взглядом пророка Вождь. Для людей, воспитанных на разоблачительных передачках девяностых, он был монстром, пожиравшим младенцев на завтрак. Но для тех, кто собрался в комнате, как и для шестидесяти процентов россиян, он был тем, кто построил великую державу и спас ее от уничтожения «просвещенным Западом».
– Просрали мы ваше наследство, Иосиф Виссарионович, – сказал Владимир генералиссимусу, – Просрали.
Хотел было чокнуться с портретом, но вспомнил, по какому случаю пьют, и быстро опрокинул в себя обжигающую глотку жидкость, не закусывая. Пили за помин души тех, кто не успели открыть рта, прежде чем рассыпались пеплом. Он понимал: многих, с кем они начинали, уже можно записывать в безвозвратные потери.
Но и собравшиеся в зале многого стоили. Тут не было случайных людей. Костяк ячейки сформировался из однокашников и сослуживцев Богданова, остальные постепенно влились в процессе. Теперь, на пятом году существования ячейки, это были проверенные кадры. Здесь не было тех, кто впал в одну из двух крайностей, которые стерегут выживателя, как Сцилла и Харибда. С одной стороны, отсеялись легкомысленные и ленивые, для которых сурвайверство было только шашлыками на природе и беседами о том, «что будет, если завтра…». Богданов про себя называл таких «хоббиты» и понимал, что при реальной катастрофе они или разбегутся как тараканы по своим щелям, или повиснут на них неподъемным грузом.
С другой стороны, на хрен не нужны были единоличники. Отбирая людей для «инициации», они вводили их в курс дела постепенно, не раскрывая деталей вроде местоположения Гнезда. И многих бывалых отвергли только потому, что вовремя заметили в них кулацкую жилку. Слишком себе на уме. Те, кто думают, что могут выжить без команды, пусть отдыхают – решили они всем коллективом. Пусть строят персональные землянки в тайге и сидят там хоть до цыганской пасхи. Не нужны такие. Даже золотые руки и голова не перевешивают скрытой в человеке червоточины, которая проявится в самый неподходящий момент. Не хватало еще, чтобы такой «кореш» сбежал ночью, скидав в машину побольше общих продуктов.
Иногда случались проколы, такие как с Семеновым. Но в основном балласта у них в коммуне не было, каждый был на своем месте. Да и о вопросе совместимости людей между собой надо было помнить. Совсем без дрязг и разборок не обойтись, но там где их количество превышает критическую массу, не может быть полноценной боевой и хозяйственной единицы.
Богданов видел, что даже в таком составе сообщество оставалось рыхлым, без внутренних скреп и распорок. Надо было срочно это менять. В ситуации ЧП предпочтительней один лидер, а не куча «равных».
*****
Вместо пафосных речей он поставил на стол старый магнитофон, который обретался в стенах лагеря еще до того, как они сюда заехали.
– Вот, записал в радиоузле.
Он нажал на кнопку. Запись была скверной, но позволяла разобрать сообщение, которое безымянный диктор зачитывал хриплым, совсем не левитановским голосом:
– «…в 10.45 по московскому времени… США совершили нападение на нашу страну с применением обычных и ядерных боеприпасов. Уничтожению ядерным оружием подверглись более 1500 населенных пунктов…»
Он выключил. В комнате повисла такая тишина, что можно было бы услышать, как падает булавка.
– Дальше можно не слушать. Там список, почти все крупные города. Передают уже третий час. А может, и раньше начали, только нам было не до этого, да и помехи мешали. Как вам?
– Откуда это? – спросил Артур, его помощник по магазинным делам. В оружии он разбирался как бог, поэтому при всех талантах никем иным, кроме начвора быть не мог.
– Какой-то «чрезвычайный комитет», – объяснил Богданов. – Не разобрал, слышно хреново. Вроде с Урала. Ну и название выбрали, чекисты, ёклмн. Не представляю, кто они и как данные собирали. Ну, что думаете, товарищи?
Все, кто сидел за столом, переглянулись.
– К стенке бы их, – подал голос Дэн. – Герои, сука… Моральный дух подрывают. Передатчик мощный, шпарят, поди, на полстраны. Сколько людей петлю затянут или мозги себе вышибут.
– Да уж, – кивнул Богданов, подперев голову руками, – Но мы не такие, верно? Нам от этого мессиджа одна польза. Без него мы не смогли бы правильно оценить ситуацию.
– А что-нибудь кроме списка там есть? – спросил Макс, его замок и второй человек в ячейке, единственный из них с боевым опытом.
– Дальше обычная шняга про поведение в зонах заражения. Мол, если вы живете в пределах пятидесяти кэмэ от одного из этих городов, избегайте попадания осадков на кожу, обеззараживайте воду, не жрите продукты, на которые могла попасть радиоактивная пыль. А если ближе, то завернитесь в чистую простыню и ползите на кладбище. И прочие полезные вещи, которые мы без них знаем. Под конец трогательный призыв не терять надежду. Вот ему мы последуем.
– И что будем делать?
– Снимать штаны и бегать, ёкарный бабай, – фыркнул Богданов – Что тут думать? Брать почту, телеграф и телефон, пока дают. Все же в курсе, рядом с райцентром склад фирмы «Сибагропром». Той самой, которой пол-Алтая принадлежит. Если не будем хавальником щелкать, можем успеть раньше местных. А потом ищи ветра в поле. Про нас ни одна собака не знает. Как партизаны – укусим и отступим.
Все притихли, и в комнате повисла долгая тишина. Одно дело бить себя кулаком в грудь, мол, я такой герой, что круче меня тока яйца, и совсем другое – идти на реальное дело, которое в прежней жизни классифицировалось по статье 162 УК – «разбой». Если группой лиц и с применением оружия – до десяти лет.
– Молчание – знак согласия, – подытожил Владимир. – Ну, со стратегией определились. Какие предложения по тактике, камераден? – так они называли друг друга на немецкий манер.
Со своего места приподнялся Леня Никольский, их штатный автомеханик.
– Вован, я, конечно, тебя уважаю, но может не так резко? Жратвы и так полно, – он тщательно подбирал слова, – Зачем под монастырь себя подводить? Посидели бы пока на тушняке, а там видно будет. У нас одних консервов месяцев на шесть.
Вот и первое разногласие. А от него и до конфликта с расколом недалеко.
Да, выбор стратегии был не так прост, как он говорил. У ядерного апокалипсиса была своя специфика. Если бы это был «обычный» катаклизм вроде иностранной оккупации, исчерпания нефти или глобального экономического краха, люди расползались бы из городов медленно, после того, как выжали бы все из их складов и магазинов.
Ядерная война внесет коррективы в этот сценарий. По понятным причинам беженцев будет меньше, и идти им придется в основном пешком. Зато бежать они будут как ошпаренные. Страх перед радиацией будет гнать их вперед, и неизвестно, на каком расстоянии от города они остановятся. Тем более, возвращаться некуда – позади выжженная земля.
В этой формуле было еще несколько неизвестных. Неясно, как обстоят дела с воинскими частями, насколько они пострадали и кому подчиняются. При сохранении тяжелого вооружения они – первые кандидаты на лучший кусок пирога. Неясно, насколько эффективно будут работать спасатели. Будут ли лагеря беженцев, сколько народу они примут и как долго смогут кормить. И все же Владимир верил своему чутью.
– Шесть месяцев – не вся жизнь, – холодным тоном произнес он. – Мы что, когда устраивали запас, думали, через полгода утрясется? А вот хрен, господа. Волка ноги кормят. Можно было запасти еды и больше. И ждать, пока в муке заведутся жучки, а масло распадется на фракции. Постоянная ротация такого количества дело трудное, задолбаешься туда-сюда возить, да и морда треснет жрать. Больше чем на год мы все равно бы не закупились. Но дело даже не в этом.
– А в чем, Володя? – не унимался спорщик.
– Нельзя сидеть на жопе сейчас, пока все валяется под ногами. Пока в свободном доступе вещи, за которые через пару дней будут драться зубами. Это не только жратва. Горючка, инструменты, патроны… Скоро наши соседи оценят ситуацию и сами все прихватизируют. Если сейчас подгребем все ценное под себя, сделаем хороший задел на будущее. И они к нам батраками пойдут. Иначе мы к ним, когда все сожрем.
Теперь его слушали иначе. Все-таки лидер должен уметь не только стучать кулаком по столу. В мирной обстановке полезнее обосновать свою точку зрения так, чтоб дошло до самых твердолобых.
– Вы со мной? – обратился он к тесному кружку соратников.
«Сообщников» – подумалось ему.
– С тобой, Ариец.
Таким был его старый сетевой ник.
– Куда ты, туда и мы.
Вроде бы его поддержали все. Но кто-то с большей охотой, кто-то с меньшей, он понял это по глазам. Это еще не оппозиция, но надо иметь в виду. Расслабляться нельзя.
– Тогда последнее, – чуть помедлив, добавил Богданов, – С демократией пора завязывать. Или даете мне полномочия, или разбегаемся по своим норам. Иначе начнется разброд и шатание и, как итог, все сдохнем. Я сказал.
– Тебе что, как Грозному, царский титул нужен? – пробасил Макс. – Да никто не возражает, великий кормчий. Это ж ты всю кашу заварил. Да и это, коней на переправе не меняют.
Видя, что Владимир напрягся, его «правая рука» добавил серьезнее, без иронии – над командиром в боевой обстановке не стебаются:
– Ты начальник. Ну-ка, подняли руки, кто «за», камрады. Без шуток, мля. Все, единогласно. Командуй.
Тратить время на разграничение полномочий не было смысла. Каждый и так знал о своих функциях. В их компании действовал принцип «от каждого по способностям». Тут не было лишних людей, и каждый дополнял своими талантами других, как в хорошей партии RPG-приключенцев. В маленькой общине был врач скорой помощи, инженер-строитель, товаровед, автомеханик, агроном по вузовской специальности, бывший токарь-металлист, и мужик, служивший по контракту сапером. Даже те, у кого профессии были сугубо мирные вроде журналиста или менеджера по продажам, обладали познаниями в деле выживания, подкрепленными практикой походов и стрельбы в тире.
– Итак, типа брифинг, – Богданову не пришлось объяснять по-чапаевски, на картошках, в комнате висела подробная карта области, – Вот диспозиция. В пределах досягаемости овощехранилище, продуктовая база, заправка, больница и несколько сельмагов. План такой…
*****
Детище Владимира выросло из обычных неформальных посиделок. Сначала это была тусовка по интересам, объединявшая два десятка мужиков средних лет с общими взглядами на судьбу страны. Они верили, что в ближайшие несколько лет их родная «Рашка», а может и весь земной шар (который они, впрочем, видали в гробу), накроется медным тазом, а большинство граждан, не предпринимающих никаких телодвижений, сдохнет. У данного события было символическое название: БЖ - Большая Жопа, а его звукоподражательным эвфемизмом служил зверь Песец. Их программой-минимум было выжить. Попить кровушки оккупантов тоже хотелось, но так, чтоб не ставить под угрозу задачу номер один.
Постепенно они выработали свой устав, обросли материальной базой; в их рядах появился собственный сленг и фольклор. Сплочены они были не хуже заправской банды. Вначале предлагались разные названия, вплоть до «Сибирской Народной Армии». Но следуя максиме «называй хоть горшком», остановились на кратком – «Клуб». Так легче было дурить непосвященных, которые считали их чем-то вроде сообщества выживания. Как самоназвание бойцов также прижилось импортное «сурвайвер» и русская калька с него – «выживатель». Партизанами друг друга они называли только в ироническом ключе.
Идея выживательства наверно, такая же древняя, как человеческая цивилизация. Корни его уходят в эсхатологическое мышление древних народов, а образ потопа фигурировал в мифах шумеров за два тысячелетия до написания Библии. И все же в современном виде движение «сурвайверов» возникло в США одновременно с ядерным оружием. Именно там в начале 60-х атомная паранойя, подогреваемая политиками и фантастами достигла такого градуса, что население перестало верить в способность правительства и системы civil defense защитить себя. Оно стало массово готовиться к ядерному апокалипсису.
Тогда же появились первые организации выживателей. Одноэтажная Америка массово строила бункеры – семейные и на двадцать-тридцать персон в складчину. Те, кто побогаче, разорялись на целые коттеджные поселки с убежищами под ними в малонаселенных местах.
Были и такие, которым одного выживания казалось мало, они планировали бороться с советской оккупацией: покупали русские разговорники, пособия по ведению партизанской войны, запасались оружием и готовились встретить десант «иванов» во всеоружии.
В одном из этих обществ придумали экзотическую аббревиатуру «TEOTWAWKI», что расшифровывалось как The End Of The World As We Knew It («Конец мира, каким мы его знали). Были такие и в Канаде, и в Австралии, в Европе, и даже в Латинской Америке, хотя существенно меньше, ведь там ядерных ударов мало кто ждал. Больше всего выживателей дал англоязычный мир, что видимо, связано с прагматичным протестантским мировоззрением, которому вера в «авось пронесет» не свойственна.
Россия и здесь отстала лет на двадцать, но сумела быстро наверстать упущенное. Вначале это было только интернет-сообщество, но по мере того, как мир все глубже катился в БЖ, идеей прониклись многие. К концу второго десятилетия миллионы так или иначе разделяли основные положения веры сурвайверов. Другое дело, что большая часть «нормальных» людей была настолько занята простым бытовым выживанием, что не имела ни средств, ни времени для создания схронов и обзаведения снаряжением. Но и настоящие энтузиасты исчислялись тысячами.
Как и в любом массовом движении, среди выживателей были разные люди – от разумных прагматиков до параноиков в клиническом смысле слова.
К концу света готовился любой уважающий себя культ или секта: от безобидных неформалов до Аум-Сенрике. Выживателем можно назвать и Чарли Мэнсона, духовного отца общины кровожадных хиппи, зверское убийство которыми жены режиссера Романа Полански на Голливудских холмах в 1969 году потрясло всю Америку. Этот колоритный субъект верил в «хелтер-скелтер», войну черных против белых, и его соратники обзаводились джипами и продуктами, чтоб переждать расовые беспорядки в пустыне. Многие другие маньяки-убийцы, отечественные и иностранные, тоже готовились к концу света и объясняли его приближением свои действия.
В далёкие двухтысячные был у Владимира, тогда еще студента НГУ, приятель Петя, который тоже вступил в группу «выживающих». Все, чем они занимались, было окутано завесой тайны: звонки среди ночи, внезапные отъезды, секретные сборища. В какой-то момент родителям товарища это надоело, поскольку такая деятельность была сопряжена с тратами – пропадали деньги, на которые приобреталось туристское снаряжение (хотя Петя никогда не ходил в походы), из дома выносились продукты, из них делались запасы и тайники в пригородных лесополосах. Потерпев месяц-другой, предки посадили сына под домашний арест, а потом и вовсе отправили лечиться в «санаторий» под надзор врачей. Но в 2010 году он скрылся от опеки родных, понабрал долгов и бежал через Белоруссию в Германию, где следы его затерялись. Это было последнее, что Владимир слышал о Пете. Видимо, в благополучной Европе его друг продолжил «выживать» на пособие по безработице.
Из-за таких альтернативно одаренных личностей большинство и считало выживателей как минимум фантазерами. На самом деле, такие составляли ничтожный процент, большинство же сурвайверов было адекватнее среднего человека, который не планирует жизнь дальше, чем на месяц.
Интересы сурвайверов не ограничивались тем, что будет «после». Будучи людьми с хорошими мозгами и незамыленным взглядом на жизнь, они имели четкую политическую позицию «до». Они стояли за сильную власть в той или иной форме. В Америке это означало право-консервативные взгляды, в России – сталинизм, реже чистый национализм или монархизм, а иногда все вместе. Кого было не найти среди выживателей, так это поклонников Сахарова, Солженицына и Human Rights Watch.
Если формулу выживательства записать как пессимизм, помноженный на индивидуализм, становится понятно, почему нигде не было столько сурвайверов, как в Америке. В России явление могло зародиться только в «лихие девяностые», а обрести силу в конце первой декады двадцать первого века, когда поток нефтедолларов стал тонким ручейком, а впереди замаячил призрак Величайшей Депрессии. Впрочем, отдельные личности прозрели раньше.
В СССР никакого «выживательства» быть не могло, так как пораженческие настроения не приветствовались. Но главным, что препятствовало появлению идеи единоличного выживания, было чувство общности среди людей на уровне подъезда, двора, города и всего народа.
Несмотря на мелкие отличия, русский и западный сурвивализм походили как близнецы. Оба росли из одного корня – чувства беспомощности перед маячащей на горизонте катастрофой. Русский сурвайвер-сталинист и американский сурвайвер-консерватор, оказавшись за одним столом, обнаружили бы, что их позиции по девяти из десяти вопросов совпадают.
Общей была даже методология. Русское сурвайверство в начале двадцать первого века самостоятельно дошло до тех же идей и принципов, которые западное открыло еще в шестидесятые-семидесятые годы двадцатого. Идеи «нычки», «гнезда», тревожного рюкзака, запаса товаров для обмена, тактика исхода из города и защиты от налетчиков-мародеров, принципы выбора оружия и овладения необходимыми для автономного существования навыками – были открыты русскими теоретиками вовсе не по западным учебникам.
*****
После брифинга они направились в оружейную комнату. Здесь, в капитальной пристройке, где раньше хранился спортинвентарь, теперь располагалась епархия Артура Малахова, который был привязан к своим железным питомцам не меньше, чем какой-нибудь Куклачев или Дуров к зверюшкам.
Тут в идеальном состоянии на полках и стеллажах хранился их арсенал: шесть одноствольных и три двуствольных охотничьих ружей, одиннадцать помповиков, пять полуавтоматических гладкоствольных ружей, шесть нарезных самозарядных карабинов. Плюс четырнадцать штук ИЖ-71, ослабленной версии пистолета Макарова под патрон 9х18 мм, разработанной для охранных структур.
Часть этого оружия была «общей», а часть «личной». Первое было взято из богдановского магазина и по документам хранилось под замком в его подсобных помещениях. «Личное» каждый покупал для себя, но с момента покупки оно ни разу не возвращалось в дома владельцев. Согласно уговору, каждый должен был хранить для себя одну единицу здесь, и одну дома: мало ли где застанет беда.
На круг у них вышло сорок пять единиц зарегистрированного оружия, считая короткостволы, и шесть тысяч восемьсот патронов всех типов. Здесь же лежали целые горы несмертельных травматических пистолетов типа «Макарыча». Все они после небольшой расточки ствола превращались в боевые. Дрянь, конечно, но на обмен пойдет.
Для будущей торговли был закуплен запас компонентов для снаряжения гладкоствольных патронов и прессы для снаряжения. Пока порох, пули и гильзы стоили копейки, а после крушения цивилизации владение ими превратит их в монополистов.
На турбазе имелось даже четыре многозарядных спортивных арбалета. И хотя на близкой дистанции человека из них было убить – раз плюнуть, Богданов держал их лишь в качестве экзотики. Ему слабо верилось, что настанут времена, когда огнестрельное оружие сменят луки, копья и самострелы.
В лязге и щелканье смертоносных железяк, которые умелые руки снаряжают для использования в бою, ухо профессионала слышало музыку. Было что-то по-фрейдистски сакральное в том, как тупоносые короткие патроны к «Макарову» входят в новенькую обойму с неразработанной пружиной. У винтовок, которых установка оптического или коллиматорного прицела превратила из ружья «на зверя» в боевое оружие, была своя хищная красота, которая, впрочем, уступала брутальному обаянию «Калашникова». При желании про это можно написать хоть пятьдесят, хоть сто страниц… которые нормальный читатель пролистнет, зевая, и перейдет к тем, где описан непосредственно отстрел врагов.
Но не только это Клуб мог противопоставить врагам. Кроме легального, существовал еще и нелегальный склад. В секрет были, кроме старшего, посвящены только замок и оружейник. А для остальных стало сюрпризом, когда из замаскированного тайника, укрытого в густом березняке в ста метрах к югу от штаба, были извлечены восемнадцать «Макаровых», четыре «Стечкина», три старых, но надежных АК-74 с деревянным прикладом и РПК. Богданову приятно было наблюдать за изумлением на лицах своих подопечных, когда те увидели разложенные на столе скользкие и блестящие от смазки стволы.
Оружие пролежало в земле два года, но находилось в отличном состоянии, хранясь по всем правилам партизанской науки. Каждый год ему устаивался профилактический осмотр: стволы разбирались, перебирались, чистились и смазывались, так что каждая единица поддерживалась в готовности на случай часа «Ч». Все они были пристреляны и подготовлены к бою.
Огромных трудов и немалых средств стоило ему собрать эту коллекцию. А уж про риск и говорить нечего… по новому уголовному кодексу он отправился бы за решетку по статье 222 УК не меньше, чем на семь лет. Но он ставил на кон только свою жизнь и свободу. Остальные ничего не знали.
Каждый экспонат имел богатую биографию. Изъятые одними бандитами у других, которые продали их третьим, у которых их забрали четвертые, они участвовали в бесконечном круговороте, и на некоторых витках оставляли за собой трупы.
Владимир не задумывался о том, какими путями это оружие постепенно стекалось в Новосибирск, через руки каких выродков рода человеческого прошло, и в каких делах поучаствовало. Для него это были просто полезные инструменты.
У Владимира был проверенный поставщик, с которым они сотрудничали на условиях полной анонимности. Поставщик работал в органах внутренних дел. С ними оказалось гораздо проще договориться, чем с их антагонистами из мира криминала или с прапорщиками городских воинских частей.
Со стражами порядка было спокойней иметь дело, а ассортимент был ненамного хуже. В обмен на мизерную компенсацию сознательные граждане время от времени приносили им разнокалиберные товары: от дедовских берданок до станковых пулеметов, и часть из них – не отмеченный ни в каких документах излишек – некоторые работники милиции были не прочь отдать в хорошие руки. Возможно, «оборотень» считал Богданова представителем крупной ОПГ, которая готовится к возвращению девяностых с их брутальными методами передела собственности.
За некоторыми пистолетами и автоматами вполне мог тянуться кровавый след. А отдельные – чем черт не шутит – могли побывать в руках террористов, сражавшихся под зеленым знаменем. Но теперь и это не имело значения. Убивает не автомат, а человек, нажимающий на спусковой крючок, и если в воспетом либералами героическом штрафбате давали шанс искупить вину даже убийцам, почему не дать возможность бандитским стволам послужить тем, кто будет сражаться за свою страну?
Американского десанта ожидали, как дорогих гостей. В том, что «гости» прибудут со дня на день, у выживателей сомнений не было.
*****
Новый сюрприз им преподнес автопарк. Две трети автомобилей не желали заводиться. Беглый осмотр подтвердил самые неутешительные догадки Владимира. Если у некоторых машин, например у его новенькой «Ниссан Патрол», неполадка касалась только системы зажигания (что «лечилось» за пять минут), то у других сгорела вся электрика, от стеклоподъемников до устройства топливовпрыска. Не пострадали только советские раритеты, испытанные ветераны сибирского бездорожья.
Долбанный электромагнитный импульс. Должно быть, пиндосня взорвала бомбу на высоте двадцати – пятидесяти километров. Помимо прочих «приятных» эффектов, взрыв ядерной бомбы в атмосфере Земли создает электрическое поле высокой плотности, которое может повредить электронное оборудование, подсоединенное к источникам энергии или антеннам. А это коммуникационные системы, компьютеры, электроприборы и электрические цепи автомобиля или самолета. Пострадать может основная часть электронного оборудования в радиусе полутора тысяч километров от высотного взрыва мощностью десять мегатонн.
Защититься от него можно, и военная техника и приборы, несомненно, экранированы. Из этого следовал грустный вывод, что акция была направлена против гражданской инфраструктуры и транспорта. Богданов догадывался, зачем: обездвижить, вызвать панику и создать почву для беспорядков. Чтоб к прибытию десанта вместо народа, способного оказать хоть какое-то сопротивление, было испуганное стадо.
Непредвиденная задержка заставила их понервничать. Осмотрев шесть авто Никольский только развел руками – тут работы было на несколько дней. Но три других он сумел поставить на ноги. Итого для вылазки у них было девять машин, одну из которых решили на всякий случай оставить в лагере.
За то время, что механик колдовал в гараже, прекратился дождь, и немного прояснилось небо. Правда, Владимир был уверен, что это временно.
Перед отъездом он тщательно проинструктировал сторожа.
– Петрович, как стемнеет, не вздумайте включать свет. И на открытых местах не светитесь. И не шумите, упаси бог. Вообще, места здесь дикие, никто появиться не может. Но мало ли.… Теоретически могут объявиться свои. Никого, кроме них, не принимать, пусть там хоть президент. Будет чужой ломиться - по ситуации. Если мало, проще подпустить поближе и грохнуть. Если увидите, что силы неравные, вызывайте нас по рации и прячьтесь в лесу на хрен. Не геройствуйте. За женщин отвечаете.
Что касается «своих», старший в это и сам не очень верил.
И все же пятеро, те, которые в эти выходные не приехали на встречу, теоретически могли выжить. Они были проинструктированы, куда валить с женами и детьми, если грянет черт-те что.
Хуже всех было парню, у которого семья осталась дома, а квартира была в самом центре Н-ска на улице Ленина. Глядя на него, Владимир понял, что вскорости будет угрожать всем. Можно называть это «синдром уцелевшего». Хотя тот держался бодро и своим видом не подрывал настрой остальным, Богданов видел, что это напускное. Он знал, что позволит ему уйти, если тот попросится – в призрачной надежде застать своих домашних живыми. Заставлять его остаться себе дороже.
Рассчитывать на то, что хоть кто-то из отсутствующих доберется сюда, было несерьезно, но надежда оставалась. Поэтому Владимир и отдал такие распоряжения сторожу, которому теперь присваивалось звание Начальника охраны.
– Ну, по коням! – крикнул Богданов, и первым сел за руль своего верного джипа.
Выживатели плотно набились в оставшиеся на ходу машины. В рейд отправлялась вся мужская половина лагеря, исключая троих – Петровича, автомеханика и бывшего журналиста, того самого, который почти наверняка стал в этот день вдовцом. Они должны были гарантировать безопасность базы. Женщины при необходимости тоже могли за себя постоять, тем более защищая детенышей, но их огневые навыки не стоило переоценивать.
Проехали по аллейке между потрескавшимися гипсовыми фигурами… Их провожали горнисты, девушки с веслом, пионеры-герои и Петрович, вооружившийся по случаю повышения охотничьим карабином ОП-СКС (под этими буквами скрывался знаменитый самозарядный карабин Симонова с боковым кронштейном для оптического прицела). Вылитый Дерсу Узала…
Небо было серым и низким, на севере клубились многоэтажные облака, похожие на застывший «гриб» ядерного взрыва.
Створки ворот разошлись в стороны, и один за другим восемь джипов выехали на покрытую выбоинами дорогу, соединявшую бывший санаторий с гибнущей цивилизацией. Впереди лежал райцентр.
Их встречали сумерки человечества, которые могли быть и зарей нового мира.
*****
Пока ехали, в голове у вождя метались хороводом мысли.
«Сукины дети, они все-таки сделали это. Ублюдки, они все-таки напали… Надеюсь, мы сумели ответить…»
Он вспомнил, как полгода назад во всех газетах обсуждали заявление госсекретаря США. Гладко говорил, черная образина. Мол, мы с русскими друзья на век, ядерное оружие не нужно, и вообще настала эпоха всеобщего мира и братолюбия.
Богданов тогда говорил своим, объяснял, что бояться надо не той собаки, которая лает, а той, что молчит. Они не стали спорить, но, похоже, не прониклись. А он говорил, что Россия в большей опасности, чем была в эпоху Жоры Буша. И что ядерное разоружение, настойчив проталкиваемое штатами – самый опасный симптом, который можно представить.
Многим тогда казалось, что Америка выдохлась. Дескать, после иранского позора они не посмеют замахнуться даже на Бангладеш. Но они ошибались. Трусливый шакал опасней льва, если дать ему почувствовать свою слабость.
Увы, он оказался прав. Они напали, причем тогда, когда Россия меньше всего ожидала. Такой вот коленкор. Владимир знал: они не могли не напасть, потому что дело не в Гитлерах и не в Бушах; есть такая штука, как историческая необходимость. В 41-ом немцы тоже должны были использовать свой последний шанс. Но был Вождь, который это понимал, поэтому в СССР приготовления шли бешеными темпами с самого начала 30-х годов. В новом веке второго такого вождя бог не послал; наверно, русские его просто не заслужили.
А те, кто был наверху теперь… Богданов жалел, что ни один не попадется им в руки. Тут не Москва, а местная элита не при делах. Эх, отведут душу камрады, что поближе к столице, давя этих жирных крыс прямо в кортежах танковыми гусеницами и расстреливая их коттеджи из крупнокалиберных пулеметов.
Сколько пели басни про новые «Булавы» и атомоходы, а сами только знали, что пилить бабло. Теперь каждый из них вне закона. И не их заслуга, если кто-то из командиров и успел ответить пиндосам. Это было сделано вопреки политике, которую они проводили двадцать лет, финансируя армию по остаточному принципу. И, почитая память героев ракетчиков и подводников, которые явно первыми встретили смерть в этот день, они будут каждый раз желать чиновным ублюдкам гореть в аду.
А сами американцы… Владимиру хотелось верить, что они не остались безнаказанными. Он надеялся, что половина из них дохнет среди обломков небоскребов, а вторая ползает на карачках, умоляя боженьку вернуть электричество и супермаркеты. Пусть. Все равно бог им не поможет. Он не принимает к оплате карточки «Visa» и их ничем не обеспеченные доллары, которыми они держали в рабстве мир, ему на хрен не сдались. У него свой обменный курс: духовная педерастия и финансовая либерастия равно лютая смерть и вечные муки после нее. Он хорошо это показал в Содоме и Гоморре.
«Ничего, сволочи. Вспомните про Белград, про Багдад, про Дамаск и Тегеран… И про империю, которая была в тысячу раз лучше вашего свинарника. Вы не смогли победить ее в бою, потому что мы рвали вас на любом континенте. Тогда вы убили ее подло, исподтишка. А теперь захотели расчленить и сожрать ее труп. Пусть вас убьет хотя бы наш трупный яд. Надеюсь, за месяц половина из вас сдохнет без своих гамбургеров; и поделом. Может, кто-то из нас, русских, сможет пережить эту жопу и унаследовать Землю. Когда-нибудь наши дети приплывут к вам, одичавшим, забывшим плуг и колесо, и подарят вам «цивилизацию», как вы когда-то индейцам. Хотя нет, мы добрые. Проявим милость, поступим с вами, как вы с неграми. Будете утренний кофе с газетой приносить».
Глава 3. Мародеры
Когда они выезжали, дул только свежий ветерок, но всего через десять минут он превратился в штормовые порывы, заставившие их поднять стекла. Они правильно сделали, сменив летний наряд отпускника на охотничий прикид. Вначале, конечно, немного упарились, зато теперь не могли нарадоваться. Хорошо бы они выглядели – в шортах под радиоактивным дождем. Пока только накрапывало, но по тому, как быстро темнела полоска неба на горизонте, было ясно, что все еще впереди.
Первый автомобиль попался им достаточно далеко от поворота к лагерю. Старую «Ладу-Калину» развернуло юзом и чуть не впечатало в дерево. Сквозь дождь и сизый туман, который сгущался на глазах, мигал красный аварийный сигнал. Худой мужик в рубашке с короткими рукавами копался в моторе – или даже не копался, а смотрел на него в растерянности. За покрытым мутными разводами стеклом Богданов успел разглядеть лица притихших жены и детей.
Еще секунда, и машина вместе с тремя пассажирами осталась позади. Но впереди были еще сотни таких. Они проезжали через автомобильный морг. К счастью, движение тут не было интенсивным, и сделать дорогу непроезжей они не могли. Редкие счастливцы, чьи машины остались на ходу, объезжали тех, кому не повезло, и быстро разрывали дистанцию. Не было и речи о том, чтоб взять кого-то на буксир. На одно живое транспортное средство приходилось двадцать мертвых.
Сначала выживателям показалось, что электромагнитный импульс косил весь транспорт без разбора, но со временем они уловили закономерность. Незатронутыми оказались авто-раритеты советского производства восьмидесятых и ранее годов выпуска. Да еще дизельные автомобили, похоже, были более устойчивы к действию четвертого поражающего фактора атомного взрыва. Импортные машины встали поголовно; увлечение иномарками вышло россиянам боком.
Часть автомобилей, которые мелькали перед их глазами, наверняка можно было отремонтировать, но проверять это времени не было, да и бесхозных среди них не наблюдалось. Никто не покинул своего железного коня.
То, что большинство отечественных грузовиков должны были остаться на ходу, радовало. Грузовик был нужен. Еще до отправления Владимир посчитал, что грузоподъемности их внедорожников будет маловато. Две его «Газели» остались в городе. Он давно хотел купить какую-нибудь развалюху с консервации и поставить на прикол в Гнезде, но жаба душила сильно и люто.
Внезапно свет фар выхватил из дымки два немаленьких силуэта. Богданов ударил по тормозам – остальные плелись далеко, он сильно вырвался вперед. Как по заказу.… Полностью заняв одну полосу шоссе, стояли две десятиколесные «Скании», отмытые дождем до блеска. Главный выживатель присвистнул, представив, сколько жратвы и ништяков можно нагрузить в такие фуры, и посокрушался, что никто и никогда их не починит. Отечественные изделия, и не только автопрома, вдруг приобрели колоссальное преимущество. Даже если не брать проблему запчастей, все они устроены проще и понятнее, поддаваясь ремонту с помощью такой-то матери.
Он подъехал чуть ближе, и в его поле зрения попали люди. Их было пятеро. Один из дальнобойщиков безуспешно терзал мобильный, другой копался во внутренностях ближайшего из железных чудовищ – кабина была откинута – наверняка тоже безрезультатно. Это вам не механический дизель, тут электроники до фига и больше.
Остальные трое сидели прямо на траве и что-то обсуждали. Голова одного из них была забинтована, сквозь бинт проступали бурые пятна. Богданов заметил, что повреждений не избежали и фуры – бампер одной был крепко помят. Похоже, когда йопнуло, грузовики находились близко друг к другу. Еще легко отделались. Если б «таран» был произведен на полной скорости, в кабине второй машины был бы фарш.
– Покалякаю с братвой о делах наших скорбных, – опробовал он рацию, которая хоть и с помехами, но все же позволяла им держать связь. – Езжайте, догоню.
Незачем было нервировать и без того взвинченных отказом техники «дальнобоев». Орава мужиков на джипах в такой момент могла вызвать много подозрений, а эти ребята наверняка имели что-то посерьезнее монтировок.
Владимир оставил «Ниссан» на виду у «караванщиков», заглушил мотор и вышел, с тревогой глядя на небо. Скоро польет, подумал он. Далеко-далеко на горизонте клубящиеся облака прорезали росчерки молний. Судя по тому, что гром слышен не был, до них было не меньше десяти километров. Ничего себе гроза.
Он взглянул на часы: на разговор у него всего пара минут. До места назначения оставалось пилить еще часа три, и каждая задержка должна была себя оправдывать. Темнело быстро. Но в этом были и свои плюсы. В темноте легче будет провернуть дельце, за которым они направлялись в Черепаново. Владимир помахал рукой мужикам и окликнул их.
Через пять минуты он догнал остальных, отчаянно матерясь.
Оргтехника… Компутеры, мля. Бараны не врубались, что теперь это барахло никому не нужно, и караулили его как псы, тщетно пытаясь дозвониться до заказчика.
Не повезло им. Груз был таким же бесполезным, как машины. Будь товар поценнее, можно бы было произвести обмен на предметы выживания, которых в Гнезде было с избытком.
А может, наоборот, повезло. Были б фуры под завязку забиты продуктами, кто стал бы церемониться с этими гавриками? Попросили бы их поделиться по-хорошему, а при отказе по-плохому. Правда, народ эти дальнобойщики тертый, и минимум у двоих были помпы при себе – вон, как напряглись, когда он остановился рядом. Но на стороне сурвайверов был десятикратный перевес по огневой мощи и полная деблокировка сознания. Они уже вели и ощущали себя как на территории врага.
Ладно, ну их в баню, пусть живут… Эти бедолаги ничего не могли понять и гадали, как могли одновременно выйти из строя две новых импортных фуры. Владимир не стал тратить времени на разъяснения, ограничившись парой слов про войну. Он подозревал, что большинство застигнутых катастрофой на шоссе про нее не знали. Опережая готовые посыпаться на него вопросы, Богданов извинился, откланялся и пошел к машине. Никто не обязывал его просвещать каждого.
Они поехали дальше. Проблема логистики по-прежнему ждала решения.
На обочине дороги, к которой почти вплотную подступали посадки лиственниц, стоял мужик в поношенной штормовке с рюкзаком. То ли грибник, то ли рыбак. Нет, судя по чехлу за спиной – скорее охотник. Правда, охота явно была неудачной, и пустой рюкзак уныло болтался за плечами.
Когда из-за поворота показался старый тентованный КамАЗ, мужик отчаянно замахал рукой. Но вместо того, чтоб остановиться, водитель только прибавил газу.
В кабине сидело двое, у них не было причин бояться одинокого попутчика. Раньше не было. Похоже, они что-то знали или хотя бы догадывались.
– Вот сука. Шмальнуть бы вдогонку, – человек поправил чехол за спиной.
Для «Тигра» с оптикой разделявшие стрелка и удалявшийся грузовик двести метров были рабочей дистанцией, а стрелять бывший сержант разведроты умел.
– Успеешь еще, Макс, – осадил товарища Богданов от греха подальше, выходя из-за дерева. – Разбойник, блин, с большой дороги. Пока можно, действуем миром. Успеем пострелять.
На обочину дороги вышли еще пять или шесть «грибников». Двое с автоматами, один с ручным пулеметом.
– Жека, – подозвал Владимир бывшего менеджера по продажам. – У тебя репа интеллигентная, поймай нам транспорт.… Хотя нет, погоди, есть идея получше. Макс, Дэн, со мной. Остальные езжайте вперед и ждите нас у поворота на Черепаново. Сейчас разживемся колесами.
Удача улыбнулась через пять минут, после того как они пропустили мимо два старых «жигуленка», реликтовый «Форд» и мотоцикл с коляской.
Они ждали на отрезке дороги, который изгибался петлей, заставляя снижать скорость. Рядом с УАЗом защитного цвета на обочине расположились трое в камуфляже, издали неотличимом от общевойскового, освещенные лучом закрепленного на капоте прожектора. Тот, что стоял впереди, имел на голове оранжевый берет вроде МЧСовского, а на поясе кобуру. Двое других были вооружены легко узнаваемыми «семьдесят четвертыми» – у одного автомат был на ремне за спиной, у другого в руках, хоть и вниз стволом.
Когда из-за поворота показались огоньки фар, стоящий впереди властно махнул рукой с фонарем. Еще один «КАМаз» остановился, не доезжая десяти метров до поста. Решительной походкой «оранжевый берет» и один из автоматчиков подошли к нему. В кабине сидел молодой пацан в кепке, похожий на классического ПТУшника.
«Щегол», – сразу понял Владимир. Все, что произошло дальше, было чистой импровизацией.
– Старший лейтенант Богданов, войска ГО, – Владимир сунул ошалевшему шоферу под нос свой военный билет в красных корочках, не давая прочесть. – Транспорт реквизирован для проведения эвакуации.
Кобура и форма из магазина спорттоваров были красноречивее документа, не говоря об автоматах. Корочки только превращали банальный грабеж в законную реквизицию.
Все прошло как по маслу. Водитель слабо ерепенился только до тех пор, пока Богданов не напомнил об ответственности за неподчинение органам власти при военном положении. После этого тот выпрыгнул из кабины и отошел от машины, будто она горела.
– Хоть расписку выдайте, – попросил он, заикаясь и косясь на оружие. – Хозяин шкуру спустит.
Вид у него был пришибленный. Еще бы, не каждый день узнаешь про ядерную войну. Матерясь про себя из-за задержки («Проще было дать тебе прикладом по мозгам»), Богданов с серьезным видом накарябал на листке бумаги текст «документа»; поставил подпись, дату. Надо было отыгрывать шоу до конца.
– Компенсацию в комендатуре района получать. После отмены. Теперь что касается тебя лично. Отношение к воинской службе?
Парень на мгновение замялся, как любой штатский, слыша этот вопрос. Наверно, так и подмывало ответить: «отрицательное».
– Освобожден я, – проговорил он, наконец.
– Не понял?
– Группа «Д». Сердце.
– Во народ, – Богданов переглянулся с автоматчиком, – Эту дуру, значит, водить можно, а служить ни-ни. Шуруй отсюда, у нас пока план по мобилизации закрыт. Борис, в кабину.
Его товарищ, который на самом деле отслужил срочную пять лет назад, быстро занял место водителя грузовика. Оставив шофера в прострации на опушке леса, они тронулись в путь. В километре от того места, где произошла экспроприация, Владимир пересел из неудобного УАЗа в свой «Патруль», на заднее сидение.
– Я в ауте, – обернулся от рулевого колеса Дэн (его собственное авто железным хламом стояло в гараже Гнезда), – Ариец… командир, ты во ВГИК не пробовал поступать?
– Да была мыслишка, – Владимир водил карандашом по карте района. – Да подумал, по конкурсу не пройду. Поехали, че рты разинули? Смелость города берет.
Грузовик шел порожняком, и им не пришлось выкидывать на дорогу ненужный груз (конечно, лучше бы он был нужным). Кузов оказался грязным, там возили то ли асбест, то ли строительную смесь, но их цель не требовала полной стерильности.
Больше они решили «реквизиций» не проводить – был риск нарваться не на лоха, который мог навести на подозрительных «ГОшников» настоящих военных. Одного грузовика худо-бедно хватит.
Через двадцать минут на таком же безлюдном участке дороги судьба послала им навстречу ЗИЛ-наливник . Прижать его к обочине и заставить остановиться было плевым делом. Тут водитель оказался старше и опытнее, и маскарад его не убедил. Как назло он оказался не наемной рабсилой, а сам себе хозяином. Ошибка мужика была в том, что он не оценил всю сложность ситуации. Пришлось действовать грубо: дать ему по сопатке, связать и бросить на опушке. Жить захочет, развяжется.
Бензовоз был полон дизельного топлива. Это была огромная удача, ведь и генератор, и треть их автомобилей потребляли именно солярку.
– Сколько у нас на кармане? – спросил Владимир казначея, когда автопоезд снова тронулся в путь. Заправщик с верным камрадом отправился в Гнездо.
– Триста двадцать с копейками, – ответил тот. Естественно, речь шла о тысячах.
– Неслабо, – Богданов отметил, что многие захватили с собой свободную наличность.
Значит, восприняли всерьез его прогноз. Это поможет решить многие вопросы без стрельбы и мордобоя: многие люди еще верили в деньги, слишком сильна инерция мышления. Везде, где возможно, они постараются обойтись без насилия, хотя бы для снижения риска.
Но спокойно доехать до города им не дали.
– Впереди дорожные работы, – зашипела рация еще минут через пять, – обе полосы раздраконили, дорогу перегородили своей техникой. Народу вокруг до хрена.
Голос Макса, который теперь ехал первым, был как всегда спокоен, но Богданов знал, что по пустякам тот бы не стал их тревожить. Его самого ситуация заставляла нервничать. Единственная нормальная дорога, по которой они могли добраться до цели, перегорожена. Объезд займет часа три, и еще неизвестно, кто встретится там.
Когда они проезжали тут в прошлый раз, работы только начинались, но рабочих согнали сюда видимо-невидимо – похоже, сроки поджимали. Чего теперь ожидать от толпы гастарбайтеров и русских маргиналов, он не знал.
– Стоим, – распорядился Богданов. – Пойдем на переговоры. Макс, Дэн, Артем, без вас никак.
Он проверил свой «Стечкин» в кобуре. На этот раз перед ними были не безобидные шофера. В кармане разгрузки у него лежал еще один пистолет: не для того, чтоб стрелять по-македонски, а для обмена или уплаты пошлины. Его спутники тоже вооружились. Остальные остались их прикрывать. Автоматы и «тигр», который издали не отличишь от «Калашникова», сознательно держались на виду.
Случайно или нет тяжелый асфальтоукладчик, два катка и прицеп-цистерна – видимо, с битумом – встали так, что перегородили дорогу, оставляя два узких просвета. Проехать легковушка могла, но с риском поцарапаться.
Прямо на разделительной полосе в железной бочке был разведен костер. Еще один огонек поменьше, в котором угадывался мангал, горел рядом с вагончиками-бытовками. Между ними можно было разглядеть множество фигур. Оттуда доносился гогот, разноязыкая речь и мат. Запах гудрона мешался с аппетитным ароматом жарящегося мяса.
Когда четверо выживателей преодолели половину расстояния до «баррикады», какой-то шайтан в оранжевом жилете вскочил с бордюра и замахал руками, тараторя по-своему. От его слов с мест поднялись еще шестеро; у половины Богданов заметил ружья. «Пираты Карибского моря, ёпрст», – родилась в голове главного выживателя ассоциация при взгляде на пеструю бандану. С ума сойти: полдня не прошло, а уже так оборзели. Мясо, понятно – тут стада гоняют. А ружья откуда? У деревенских подрезали?
Тридцать человек черных то ли от природы, то ли от пыли и гари работяг, следили за ними напряженными взглядами. С места никто не двинулся. Если у мужиков и были нехорошие намерения, они их забыли, когда увидели, что новоприбывших много и те вооружены.
Вперед вышел хмурый усатый мужик под сорок славянской наружности. Карманов на его жилете было не меньше, чем на штормовке Богданова.
– Здравствуйте, – вежливо поприветствовал его Владимир. – Можно проехать?
Человек, который наверняка был бригадиром, посмотрел на него изучающее.
– Проезжайте, – наконец, выдавил из себя он. – Кто держит?
– Ну, тогда отгоните с дороги это корыто. А то поцарапаем, не дай бог.
– Не вопрос… Абдула! – крикнул он типу в бандане. – Откати драндулет.
Чернявый запрыгнул в открытую кабину агрегата, взялся за рычаги, и тот с ревом, выбрасывая клубы дыма, медленно покатился назад.
– Вы кто такие, мужики? – спросил Владимир, пока асфальтоукладчик медленно, как улитка, полз по дороге, выбрасывая клубы едкого дыма.
– Работаем. По подряду, – флегматично ответил бригадир.
– А ружья?
– От бандитов.
– Ясно, – хмыкнул Богданов. Хотя ни хрена ему ясно не было: то ли ружья, чтобы отбиваться от лихих людей, то ли у самих лихих людей отнятые. – Вы в курсе, что произошло?
– В курсе, – с тем же лаконизмом ответил мужик. – Служил.
– Почему тогда не шевелитесь?
– А куда?
Выживатель понял, что против этой логики не попрешь, и хотел уже откланяться, но тут его взгляд упал на два ГАЗа-66 с кунгами, припаркованные на лишенной травы площадке у дороги. Гулять так гулять.
– Откуда транспорт?
– Дык… муниципальный.
– Понятно. Слышь, земляк, у меня предложение на миллион баксов.
– Хочешь «шишиги»?
– Ага. Твои орлы против не будут, если мы махнемся не глядя?
– Они не мои, я у них вроде замполита. Слушаются они своего основного.
– Ладно, – вздохнул Богданов. – Зови сюда этого главного. Перетрем.
Через десять минут они разжились двумя уникальными вездеходами, которые по недоразумению относились к классу грузовиков. Владимир не сомневался, что в новом мире без дорог их проходимость сослужит выживателям хорошую службу. Отдать пришлось новый блестящий «Гранд Чероки», сто тысяч рублей и две канистры спирта.
«Полупаркетник» Артема Богданов выбрал предметом бартера как самый пижонистый. У остальных машины были рабочими лошадками, и это бросалось в глаза, а Чероки сиял новым тюнингом. Всю водительскую дверцу занимала фигура оскаленного вепря. Ну, просто мечта гопника или негра. Чем не тачка для главаря новообразованной банды?
– Накинь еще какой-нибудь ствол для меня, – попросил бригадир, выступавший в роли посредника, когда переговоры были закончены.
– Застрелишься? – испытующе посмотрел на него Богданов.
– Как масть пойдет.
– Ладно, держи, – Владимир протянул ему ТТ китайской сборки из «обменного фонда».
Бригадир выщелкнул обойму, проверил патроны.
– Семья у меня в Москве… была, – проговорил он. – К теще ездили. Слыхал по радио.… Это везде так?
Вон оно что. Ясно, отчего с виду неслабый мужик казался таким раздавленным.
– Везде, – подтвердил главный выживатель. Больше он ничего сказать ему не мог.
Снова пошел дождь… Но народ тут про радиоактивные осадки не слышал и только прикрыл мангал самодельным навесом. Забрав грузовики, параноики продолжили свой путь, покинув лагерь работников с большой дороги.
А Владимиру еще предстоял нелегкий разговор с хозяином «широкого джипа». Слава богу, тот не стал устраивать разборок при чужих.
– Ты что забыл, Артем? У нас теперь все общее. Понадобится, и свой «патруль» отдам. У твоего-то джипа только понты, а проходимость так себе. Помнишь, сколько раз тебя лебедкой из говна вытаскивали?
Назад решили поехать другой дорогой. Сообразить, что странный кортеж может возвращаться с добычей, они вполне могут.
*****
До того как стемнело окончательно, они могли целый час наблюдать диковинную иллюминацию. Небеса пылали, расцвечиваясь новогодним салютом. Владимир догадался, что адская радуга была вызвана преломлением солнечного света в поясах выброшенных высоко в стратосферу частиц праха и пепла. На такой высоте ветер дул со скоростью гоночного автомобиля, поэтому картинку скоро смогут увидеть даже там, где никакой войны не было. Успокаивало только то, что с дождями оттуда ничего не выпадет. Или не успокаивало?
На часах было без четверти девять, но белую кошку трудно было бы отличить от черной. Фары освещали шоссе, которое казалось безлюдным. Богданов так бы и подумал, если бы не был уверен, что люди никуда не могли деться от своих автомобилей. Иллюзия была бы полной, если бы не мелькали за стеклами светлячки фонарей и не попадались пару раз на обочинах огни костров, где сжались, сбившись в кучки, застигнутые темнотой вдали от дома люди. Никто не выставил аварийный знак; освещение салона тоже мало у кого горело.
Редко-редко проносились мимо счастливцы, чьи машины благополучно пережили импульс. Встречных было мало. Все, кто мог, спешили добраться до Черепаново, даже если у них никого там не было. Они могли не знать про войну, но чувствовали - что-то крепко неладно.
Набрякшие от влаги облака катили с запада сплошной стеной. На высоте 2-3 километров, вокруг частиц измельченного грунта, поднятых в воздух взрывной волной, активно конденсировалась влага… Авангард - вырвавшиеся вперед тучки необычно правильной формы, то и дело выливали свое содержимое на землю, и тогда «дворники» принимались за работу, размазывая по стеклу мутные потеки. Не позже, чем через час, подумал Богданов, до райцентра доберется весь фронт. И люди, если не бараны, на улицы носа не высунут. Тем лучше для них.
Через сорок минут выживатели добрались до райцентра.
Здесь разделились. Один из внедорожников был отправлен на станцию техобслуживания и АЗС. В машине поехали трое – на заправке вполне можно было встретить сопротивление, ценность топлива уже явно поняли многие. Идеальным вариантом было бы захватить бензовоз.
Не доезжая пары километров до черты города, оставшиеся растянулись так, чтобы расстояние между машин было не меньше сотни метров. Колонна выглядела бы подозрительно не только для милиционеров, но и для любых местных, которых нечего было будоражить их раньше времени. Рация из-за помех работала через раз, но свет фар позволял выживателям выдерживать дистанцию. Впереди ехал «УАЗ» Макса – передовой дозор. Дальше шел богдановскй «патруль», игравший роль КШМ , за ним – остальные, грузовики – в середине.
Они напрасно опасались блокпостов, никто не остановил их до самого въезда в город, отмеченного бетонной стелой и постом ГАИ. Будка «продавцов полосатых палочек» была покинута и смотрела на пустое шоссе старательно выбитыми окнами. Фары мазнули по ней, высветив распахнутую настежь дверь и ворох разбросанных по полу бумажек, которые ворошил еще слабый ветер. Кто-то уже выразил народную любовь, навалив у порога кучу.
Черепаново встретило их вымершими улицами и непривычной тишиной.
Добраться до склада можно было двумя путями – через город и по длинной объездной дороге. Они решили ехать напрямик: время дорого. Когда-то Владимир объездил этот город вдоль и поперек, но теперь в быстро сгущавшейся темноте соваться туда, не имея никакой информации, было опасно, а времени на детальную разведку не оставалось.
– Макс, «языка» надо взять, – произнес в тангенту Богданов. – Пусть расскажет про обстановку.
– Принято, - ответили на том конце. – Сейчас выловим.
– Только не прессуй, - предупредил Владимир бывшего вояку. – Тут тебе не Чичистан. Допрашивать буду я. Встречаемся у шашлычной. Давай вежливо, без переломов.
– Обижаешь. Мы нежненько.
Богданов хмыкнул, зная нрав своего товарища, который плохо соизмерял силу даже в потешной борьбе. Еще старший параноик подозревал, что поймать человека на вымерших улицах пригородов будет нелегкой задачей. Разве что вломиться в отдельно стоящий домик… Ага, и получить заряд картечи в брюхо. Как и машины на шоссе, дома за высокими заборами казались покинутыми. Выбивалось из картины только бреханье собак, разносившееся по цепочке от двора ко двору. Сколько людей там приникли к оконным стеклам за плотно задвинутыми шторами, сжимая в руках старую «вертикалку»? Нет, надо придумать что-нибудь получше.
*****
Первый прохожий, который им попался, услышав приближающийся автомобиль, ускорил шаг и исчез за двухметровыми стальными воротами. Впрочем, какой «прохожий»? Назвать его этим словом из мирного времени было трудно: он не проходил, а стелился вдоль забора. За плечами у него был не то мешок, не то тюк, по виду тянувший на полцентнера. Он не мог видеть троих крепких мужчин в полувоенной одежде в салоне УАЗика, но определенно что-то почувствовал, как и тот шофер-камазист на трассе. Симптом катастрофы: во время революций, гражданских войн и прочих катаклизмов инстинкт самосохранения обостряется, хоть и не у всех.
Вскоре, однако, им повезло. Под жестяным козырьком подъезда двухэтажной хибары жалась худая девчонка лет шестнадцати и тщетно пыталась прикурить от спички. Дождь на время прекратился (догадывалась ли она, что под струи лучше не попадать?), но ветер хлестал не по-детски. Выражение лица выдавало если не профессию, то образ жизни. Из-за шума деревьев она не услышала, как за углом остановилась машина.
Две пары сильных рук схватили ее и втащили в салон, так что она не успела пикнуть.
В салоне девчонка притихла и вжалась в сиденье, не отрывая взгляда от лежащего на виду оружия.
– Ну, даете, орлы, – хмыкнул Богданов, оглядев приобретение, – «Языка»… Я ж не в прямом смысле. Повзрослей бы надо.
В этот момент из соседнего подъезда вышел дед в дождевике, по виду еще крепкий, с рюкзаком за плечами. По грибы, что ли, собрался?
– Принимайте клиента.
Девчонка продолжала дрожать.
– Да не боись ты, мы не из милиции, – успокоил ее Владимир. – Расскажешь, что в городе творится, и пойдешь.
Оба оказалась не дураки, и через десять минут выживатели знали все, что требовалось. Ситуация в Черепаново была именно такой, как предполагал Богданов.
Электричество и связь в городе пропали еще до ядерного удара. Сначала вспыхнула свечкой городская подстанция, заискрили линии электропередач, и у людей в домах начали гореть электроприборы. Многие получили ожоги и электротравмы. Одновременно прекратили работать телефоны, перестали находить сеть мобильные, пропали все радиостанции в диапазоне КВ и УКВ. Экраны тех телевизоров, что могли работать на батарейках, показывали голую синеву – не важно, обычная антенна у них была или спутниковая тарелка.
В городе существовало подобие порядка, но оно было вызвано не действиями властей, а апатией населения. Администрация во главе с мэром и все силовики, включая военкоматчиков и сотрудников ГАИ, испарились.
Голод пока не стоял на повестке дня; народ здесь имел хорошие подворья, и большая часть урожая была уже убрана. Поэтому люди пока в основном сидели по домам и выжидали, общаясь только с соседями. Никаких сходов, собраний и митингов по поводу того, как жить дальше, не проводилось. И все же у черепановцев потихоньку проклевывались ростки нового мышления. В отличие от застрявших на шоссе, здесь знали про войну и действовали соответственно. Народ, как выразился дед, уже «раздербанил» аптеку и два продуктовых магазина. На очереди был склад, но к нему пока не лезли. Как понял старший, тот принадлежал ну очень крутым пацанам, ссориться с которыми никто не хотел. Да еще там окопались человек десять сотрудников, то ли по приказу, то ли самовольно.
Вот это уже Богданов взял на заметку.
Девчонка рассказала, что к Марье Семеновне, учительнице, в огород упал «самолетик». Ее сын-пропойца уже прикидывал, как свезет эти полцентнера дюралюминия в Н-ск и на вырученные деньги будет бухать полмесяца. Беспилотник – смекнул Богданов. Может, даже не разведывательный, а боевой. Он читал про такие штучки с ракетами воздух-земля и воздух-воздух, класса “Darkstar” Правда, он знал, что эти аппараты отнюдь не «вундерваффе» . Существовало много мер противодействия им, и средства наведения помех могли превратить этих железных «птичек» в голубей мира. Да и сами по себе они были не стопроцентно надежны. При многолетней мировой войне такие сложные компьютеризированные системы вышли бы из строя первыми, и пришлось бы «цивилизаторам» идти в атаку по старинке, в рассыпном строю, меняя одного к одному, от чего они давно отвыкли. Главная область применения таких электронных штучек – чмырение слаборазвитых стран в режиме блиц-крига. Да и то, подозревал Владимир, используют их не из тактических соображений, а для психологического эффекта.
Еще, по словам девчонки, чуть к северу от Черепаново – на шоссе, соединявшем Новосибирск с алтайским Бийском, догорала пробка из транспорта в несколько километров. Горела до сих пор, хотя зарево там местные увидели еще днем. Похоже, отработали чем-то зажигательным, решил Владимир. Про это много страшного рассказал племянник бухгалтера завода, приехавший из Кольцово, пригорода Новосибирска, на мотоцикле. Прежде чем не двинул кони, как выразилась девка – говорил, например про то, что водохранилище вышло из берегов и смыло половину областного центра.
Этого Богданов и ожидал.
Вот только зачем долбанули здесь, на дороге? Вряд ли далекий оператор перепутал «Икарус» с тягачом «Тополя-М», их пока не научились под автобусы маскировать. Напрашивалась мысль о переводе этих боевых систем в автономный режим поиска целей с очень широким диапазоном параметров. Где же они берут топливо?
Пробку тоже нужно было учитывать при планировании. Она давало им лишние два-три дня на обстряпывание дел в городе и изъятия отсюда всего полезного. Потом и здесь будет ад. Пробка подарит городу время, но если можно проехать на мотоцикле, значит, беженцы доберутся пешком. Черепановцы тоже обречены – скоро их затопит волна голодных. Если они дадут им кров и пищу, то умрут сами, но даже если к тому времени они прозреют, вряд ли у них достанет ума поставить заставу на шоссе. Да им и не удастся прогнать такую ораву – в городе оружия немного. У беженцев его будет больше.
Богданов подумал, что во фразе «умри ты сегодня, а я завтра», заложен здоровый прагматизм – если под словом «завтра» понимать «позже». Для большинства было бы лучше, если бы они умерли быстро; но нет, человек упрямая скотина. После ядерных ударов выживет довольно много, и как саранча, как лемминги, они будут растекаться во все стороны, пожирая все на своем пути. Это будет похоже на бильярд или на Великое переселение народов – одна людская волна будет давать начало другой, сгоняя людей с места грабежами и насилием.
Владимир знал, что продовольственная безопасность страны в среднем обеспечена на тридцать-сорок дней – считая продукты в магазинах, на складах и даже на кораблях в портах. Склады Росрезерва можно не считать, вряд ли что-то из них будет роздано за пределами ЗАТО, где живет их персонал. Но срок этот не учитывает того, что львиная доля находилась в больших городах и на крупных складах.
Повезет островам и затерянным в горах долинам, где есть хороший запас еды и посевные площади. Взорвать мосты, потопить паромы, сделать непроходимыми перевалы, и в таком анклаве сохранится жизнь и, если очень повезет, цивилизация. А если делиться поровну – умрут все.
Закончив десятиминутный допрос, они отпустили обоих восвояси. К счастью, дождь на время прекратился. На двоих дед и девчонка получили блок сигарет, пару бутылок водки, десять коробок лапши и пять банок тушенки из походного запаса. Дождь на время прекратился.
«Что их ждет? – подумал Богданов, глядя, как две фигуры скрылись за пеленой тумана. – Но не брать же с собой каждого котенка, в самом деле…»
Глава 4. Склад
«Паук» был голоден. Солнечные элементы на крыльях работали вхолостую. Высоко над ним и над равниной, где проходил его полет, тяжелые тучи двигались на восток, разнося с собой темноту, немногим отличную от ночной. Единственный свет, доходивший до земли, был от вспышек молний.
Топливные баки был почти пусты, аккумуляторы разряжены наполовину. Он уже выполнил свое боевое задание и вполне мог умирать, но записанная на процессор из кремния и германия программа предусматривала уход в свободное плаванье, чтобы до конца испытать возможности машины. Там, куда двигался мир, подобные ей могли пригодиться.
Рецепторы уловили запах еды издалека, и экспериментальный аппарат «Spider-M» начал корректировку курса и снижение. Среди заброшенных для подавления ракетных шахт вместе с диверсионными группами было десять беспилотных летательных аппаратов, подобных ему. Это был эксперимент с заделом на будущее, а может, просто воровство или глупость, кто знает, но «Паук» был воплощен в металле.
Через десять минут он был над объектом. Это был труп человека, нашедшего смерть в дыму лесного пожара, но не сгоревшего. Заработал несущий винт, и аппарат весом пятьдесят килограммов неподвижно завис над целью. Из брюха автономного БПЛА выдвинулся коленчатый щуп, увенчанный острой иглой. В четырех местах он впрыснул под кожу патентованный катализатор. Затем, словно паук в кокон, он укутал тело человека в специальный мешок, похожий на тот, в которых выносят мусор. Всего через день работающий на метане движок получит достаточно топлива.
*****
Параноики ехали по пустым улицам. Город казался вымершим. Можно было подумать, что старушка смерть уже успела освоить эту делянку, но Владимир знал, что за стенами панельных, кирпичных и деревянных домов сидят двадцать тысяч испуганных человеческих существ. Скоро их оцепенение пройдет, люди изменятся... те, кто выживут. Что-то подсказывало Владимиру - через неделю неизвестные автомобили будут встречать автоматным огнем из чердачных окон.
Но пока все было тихо. Непривычно тихо. Вечером в таких небольших городках на улицах немного народу, но группки гуляющей молодежи попадаются всегда.
Здесь, вдали от уничтоженного Новосибирска, жизнь только на первый взгляд текла, как прежде. Несмотря на вечернее время, в городе не светилось ни одно окно. На улицах было мало брошенных автомобилей – в субботу днем все они наверняка стояли в гаражах.
Они проехали мимо темного здания администрации.
На асфальте валялся старый монитор с электронно-лучевой трубкой. Похоже, начальной точкой его полета был кабинет на втором этаже, о стекле в окне которого напоминали только бритвенно-острые осколки в клумбе.
«Запирайте етажи, нынче будут грабежи», – вспомнилась Владимиру строчка из школьной программы.
Он готов был держать пари, что всю новую технику, а также транспортабельную мебель растащили по домам. Ему вспомнились кадры массового мародерства в Багдаде после победы «добрых джедаев» над Саддамом. Кто-то успел накарябать на пластиковых панелях фасада размашистое слово из шести букв на «П», точно определявшее все, что творилось вокруг.
Они проехали мимо книжного магазина. Тот, похоже, был оставлен, но не заперт, дверь нараспашку. Будь у них чуть больше времени, могли бы заглянуть. Конечно, им нужны были не детективы и фантастика, а энциклопедии, медицинские, сельскохозяйственные и технические справочники. Но у Богданова был «неубиваемый» ноутбук в титановом водонепроницаемом корпусе, специально спроектированный для работы в экстремальных условиях. На его жесткий диск загружено почти 500 гигабайт информации – в том числе вся Википедия, дюжина других энциклопедий, справочники по всем областям знаний, библиотеки. Список постоянно пополнялся с помощью сетевого робота, написанного другом-программистом. Богданов воспринимал это как развлечение, но теперь уже не стал бы говорить так категорично.
Когда из темноты выступили темные громады складских корпусов, Владимир почувствовал легкий мандраж. Так бывает, когда ждешь чего-то годами, и вот, наконец, оно приходит, заставая тебя врасплох.
Они еще могли повернуть назад. Что, если он ошибся, и власть не рухнула?
«Мы же предатели», – совсем некстати подумалось ему.
Он хорошо знал историю, и помнил, что единственный путь к победе – в рядах действующей армии или всенародного партизанского движения. Без него никакие «гнезда» и тайники в лесах еще не спасали.
Но он убеждал себя, что эта война иная. Армии уже нет, а партизанить кроме них никто не собирался. Одно Богданов знал точно: если они ошиблись, они не сядут. По законам военного времени за грабежи и мародерство им просто пропишут по десять грамм свинца.
Окружавший склад забор из железобетона был довольно высоким, но знал лучшие времена и не остановил бы даже ребенка. Богданов поставил ногу в выщерблину в бетоне и через мгновение был наверху. Торчавшие из плит арматурины очень помогали карабкаться. Выбрав место, где падать было не так высоко, а земля казалась помягче, он легко перемахнул на другую сторону. Приземлившись, вытащил из кобуры свой АПС. Людей он не боялся – вряд ли охрана так ревностно относилась к обязанностям, что продолжала совершать обходы. Но к встрече с овчаркой надо было быть готовым.
В нескольких окнах кирпичного здания, которое находилось ближе всего, горел свет. Интересно. У них еще и электричество есть.
«Группа захвата» из пяти человек тем временем окружила типовой железный киоск, превращенный в КПП охраны. Дверь была не заперта и широко распахнулась от мощного удара ноги в тяжелом ботинке. Двое охранников подняли на них осоловелые глаза. Караулка напоминала свинарник – в глаза бросились упаковки от чипсов и пятилитровый баллон пива.
Сидевший ближе к выходу и потянувшийся к помповому ружью ЧОПовец получил прикладом такой же «Сайги» в живот и надолго потерял способность воспринимать действительность. Второй оказался сговорчивее и сам открыл ворота.
Караван выживателей втянулся на территорию склада.
Действуя, как подсказывал инстинкт, Богданов постучал кулаком в дверь того самого здания, где горел огонек.
– Открывай, мля! – крикнул он, сделав знак товарищам приготовиться.
Дверь приоткрылась, появилось опухшее лицо под черной форменной кепкой.
– Какого рожна…
Две пары рук схватили его и выволокли наружу, попутно припечатав лбом об дверь и наградив несколькими тычками под ребра.
Четвертый, уже немолодой мужик, сидевший за стеклянной перегородкой в холле, сделал попытку подняться с места, но, заметив помповики в руках ворвавшихся, мгновенно сник.
– Сиди, дядя. А то до пенсии не доживешь.
Всех связали и заперли в подсобке.
– Так, я в кабинеты, – бросил Богданов своим, – Поговорю с руководством и проверю накладные, чтоб вслепую не тыкаться. Вы пока подгоняйте машины вон к тому зданию и начинайте погрузку. В идеале возьмите кар. Хрен знает, может их электромоторам ничего не сделалось. Жека, Андрей, сидите на стреме вместо этих бойцов. Можете даже их фуражки надеть.
Поднявшись по лестнице на третий этаж, Богданов увидел перед собой коридор и восемь дверей. Но только из-под одной пробивался свет. Ступая почти неслышно, Богданов приблизился к двери и прислушался. Похоже, один человек.
Богданов толкнул дверь плечом.
– Что тут происходит? – с видом человека, который имеет право задавать вопросы, произнес он, – Вы тут старший?
– Ну, я, – с вызовом произнес мужчина в белой рубашке с необъятным брюхом, набивавший спортивную сумку бутылками с вином. Чтоб не побились, он перекладывал их тряпками.
Предупреждая вопрос «А ты кто такой?», Богданов навел на него ствол.
– Неправильно. Старший тут я.
Мужик отступил к стене, лицо его стало серым.
– Да ладно, не тушуйся. Мы много не возьмем. Все, что останется – вам. Кто-нибудь еще на объекте есть?
Заведующий оторопело замотал головой.
– Большего никого.
Богданов был трезв, но чувствовал какой-то пьяный кураж. Ему казалось, что и его товарищи разделяют это ощущение. Он знал, что это адреналиновый шок, и лучше бы его подавить и сохранить холодную голову. Это не спорт и не матч в страйкбол. Неровен час, что-нибудь важное ускользнет от внимания.
– Значит так, – обернулся он к завскладом, – Сейчас мы вас посадим под замок. Там уже сидят и отдыхают ваши сотрудники. Я вас закрою на засов, а перед тем как уехать, мы вас откроем. Потом берите, что хотите, и расходитесь по домам. Это, – он показал за окно, – навсегда.
*****
Через пять минут Богданов вернулся к своим. Вид у него был слегка ошарашенный.
– Странные дела творятся, мужики. Склад наполовину пуст. Многое увезли. Приехали в половине третьего машины, начали авральными темпами грузить. Заведующий говорит, три часа назад закончили. Им строго-настрого наказали дежурить, остальных работников распустили по домам. Куда они поехали, никто не знает. Слышали только, что на юг.
– На Алтай, значит, – заключил Женя. – А чего тебя так зацепило? На нашу долю хватит.
– Нет, вы вдумайтесь, мужики. Полтретьего. Двух часов не прошло, а они уже сообразили и начали действовать. Раньше нас.
Только теперь до остальных начало доходить.
– Не мог он… – не поверил Евгений. – Этот барыга вшивый...
– Ты в газетах давно знакомых букв не находил? – усмехнулся Богданов. – Этот барыга с президентом за ручку здоровался. Второй человек после губернатора. А что, если этот Лужин - наш брат по разуму?
– Буржуй-выживатель… это смешно.
– Не скажи. В мире большого бизнеса лохов нет, – возразил Владимир, взваливая на плечи мешок с мукой. – Паникеров, конечно, тоже – эти пацаны не боятся рисковать, иначе бы не поднялись. И дураков, чтоб не видеть ясных сигналов – нету. Вон, у нашего олигарха Рабиновича дом с бункером в графстве Суссекс. Еще лет пять назад построил.
– Надеюсь, его смыло в Ламанш.
– Добрый ты человек, Дэн.
– Ага, – согласился тот. – А у меня друг как-то по Рублевке проезжал. Там заборы по восемь метров, а за ними самые настоящие крепости. Думается, там не только тосу-ину и мастиффы их стерегут. Поди, по взводу охраны и оружия полно. Любого. Эти суки выживут.
– Да их уже штурмом взяли, и владельцев с семьями и челядью на заборах развешали, – хохотнул главный.
– Кто знает. В средние века осады продолжались годами. Трою вообще вон десять лет брали. Кто и сможет прихлопнуть их гадюшник – это боеспособная часть с артсистемами или тяжелой техникой. А такие, похоже, первыми раскатали в блин.
– К чему я все это веду, – вернулся к теме Богданов. – Не надо думать, что мы одни такие умные.
Дело пошло быстро. Двое из них за время своей биографии успели поработать грузчиками. Кар кружился по огромному помещению, спуская то один, то другой ящик и тут же выкатывая его прямо за ворота на подъездную дорожку, где его потрошили носильщики, ловко закидывавшие в кузов нужные товары. Погрузчик сделал больше двадцати рейсов, когда кончился заряд аккумулятора. Тогда они взяли второй и работа продолжилась.
– Да не берите одни консервы! – распоряжался Владимир. – Давайте фрукты и овощи, хоть первое время свежее поедим. Опять же детям, бабам. Соки, сухофрукты, джемы, компоты – это не лакомство, а источник углеводов. Соль у нас есть, а вот перца побольше, приправ всяких. Хранятся почти вечно, ничего не весят, а через пять лет будут на вес золота.
На полках – паллетах – он наметанным взглядом выбирал коробки и тюки с тушенкой, крупами, подсолнечным маслом.
Быстрорастворимую еду не брали. «Бич-пакеты» вообще худший вариант для питания в экстремальных условиях: язву получишь и печень посадишь, а питательной ценности и витаминов шиш.
Когда погрузка была выполнена почти на треть, Богданов вдруг хлопнул себя по лбу и нервно рассмеялся. Вот, что значит мышление холостяка. Забыл! Суровые выживатели конечно, могли спать хоть на полу и бриться с помощью лезвия верного ножа-мультитула, но женам их такой расклад не понравился бы. Поэтому надо было срочно добавить к трофеям прокладок, дезодорантов и прочей шняги. Да что там… даже стирального порошка в Гнезде почти не было запасено. Все это казалось «неважным». Хозяйственное мыло и сода есть – и радуйтесь, бабы, вон рядом ручей.
Скоро, он знал, дойдет и до этого. Но почему не создать хоть минимальный уровень комфорта, пока есть возможность? Тем более что многими благами цивилизации им больше никогда не придется наслаждаться. К счастью, здесь на складе были и предметы гигиены.
С улицы донесся звук мотора. Богданов было насторожился, несмотря на выставленный караул, но услышал знакомые голоса. Вернулась группа, которую отправляли в поликлинику.
Макс шел последним, плотная повязка была пропитана кровью
– Херня-война, – опережая вопрос командира, объяснил Макс, – из мелкашки. Кость не зацепило.
– Кто? Охрана, что ли?
– Да нет, – махнул тот рукой. – Трое торчков… по ходу, в хлам отмороженных. Дорвались до «колес» и прямо там вмазали. Сестричку зарезали, гады. Один как нас увидел, сразу за ствол, типа Крутой Уокер, правосудие по-хакасски, мля. А мы шуток не любим, устроили им передоз свинцом.
«Вот и первая кровь, – подумал Богданов. – Хорошо, что чужая, а не наша».
– Ладно, мужики, присоединяйтесь к нам. Тут работы еще до фига. А ты, Макс, иди в кабине посиди.
– Да зачем? Не сахарный.
– Ты не понял. Это не халява. Будешь прикрывать погрузку.
В этот момент проснулась рация. Это был наблюдательный пункт на чердаке ближайшего к складу жилого дома.
– В вашу сторону идет УАЗ. Будет у вас через пять минут.
Выживатели тревожно переглядывались. Богданов заковыристо выругался.
– Не останавливаемся, – сказал Богданов, машинально взглянув на часы.
Если уезжать сейчас, то во всем предприятии не было смысла.
*****
Через пять минут УАЗ въехал в открытые ворота склада и остановился перед административным корпусом. Двери распахнулись, и один из милиционеров вышел из машины.
Всего их было трое, но у них был автомат и, что еще хуже - право применить силу.
Нельзя сказать, что параноики не готовились к такому варианту. Просто расчет был на скорость и удачу, а та подвела. Никто не мог вызвать этих архаровцев, они могли оказаться тут только случайно – приехать за водкой, например. А значит, был шанс, что все обойдется.
– Вот сцуко... – сплюнув, прошипел Макс, отходя от окна, в которое выглянул так, что его было невозможно заметить с улицы, – Принесло на нашу голову.
– Спокойно, – одернул его Богданов. – Только не быкуй. Сейчас разрулим все по-хорошему. Может, товарищи тоже прибарахлиться хотят. Склад большой, всем хватит. Лучше выйдем к ним сами, пока они не сообразили, что что-то здесь нет так.
Он вышел из здания и небрежной разболтанной походкой направился к машине. Со стороны КПП к ней приближались двое «параноиков», позаимствовавших у охраны фуражки. Камуфляж их и охраны был почти одинаковым. Надо было перехватить гостей до того, как они завернули за угол и увидели место погрузки.
Новоприбывшие пока не проявляли беспокойства, но Владимир чувствовал, что три пары глаз напряженно следят за ним. Многие знают, что человек может чувствовать направленные на себя взгляды. Особенно, если они окрашены эмоциями – страхом, неприязнью, злобой.
– Младший лейтенант Смирницкий, патрульно-постовая служба, – в голосе милиционера звучали нотки тревоги. – Что здесь происходит?
На вид ему было двадцать пять, но у него было тщедушное тело и угреватое лицо подростка лет на пять моложе. Владимир подумал, что он из тех, кто устраивается в органы, чтоб рассчитаться с миром за свои детские унижения.
Он не договорил. Со стороны конторы долетел истошный крик. Как назло в этот момент стояла полная тишина, и не услышать его было невозможно. Так же внезапно крик захлебнулся, но было уже поздно.
Надо было вставить пленникам кляпы или запереть там, где лучше звукоизоляция. Ну, кто мог подумать, что попадется среди них такой дурной?
Глаза у сотрудника ППС стали круглыми, как полтинники.
– Это что? – выдавил из себя он.
Богданов хотел решить дело миром. Очень хотел.
– Да мужик один, с головой у него плохо. Командир, вы в курсе, что творится? – решил увести он разговор. – Сегодня на Н-ск скинули ядрену бомбу. И наверно не только на него. Это война.
– Из дурки сбежал? – не слишком неуверенно произнес мент.
Он оглянулся на своих. Один из них, толстяк, опасливо теребил ремень автомата. Шофер, мужик за тридцать в жеваной форме и таким же мятым вялым лицом тихого алкоголика, бросал косые взгляды то на командира, то на странных пришельцев.
– А ты проверь, – предложил Богданов. – Свяжись с опорным пунктом, может, скажут чего.
Владимир сказал это по наитию, но по выражению лица милиционера понял, что попал в точку.
– Вот и подумай головой, лейтенант. Почему твоя рация молчит? Они все уже того… И райцентр ваш ракетами проутюжили. Так что ты больше не власть. Ты такой же субъект, как мы. Москвы нет. Правительство небо коптит. Американские рейнджеры уже, поди, в Толмачево высаживаются. Вы за их власть или как?
Страж порядка долго молчал.
– Дай я тебе, как другу, растолкую, – не вытерпел Владимир. – Мужики, скоро сюда придут тысяч тридцать новосибирцев. Облученных, голодных и злых, как волки. Они не хавчик со склада, они вас самих сожрут. Вон у тебя кольцо на пальце, и у того с автоматом тоже. Хватайте своих баб, кооперируйтесь с коллегами и идите в деревню. Еда сейчас – это твердая валюта. А форму лучше снимите... народная любовь штука страшная.
Менты переглянулись. Похоже, они подозревали нечто подобное. Не могли же не видеть вспышки? Нет, теперь они поверили его словам, но это только напугало их сильнее. И проще, чем принять страшную реальность, им было внушить себе другое: что перед ними просто несколько неадекватных мужиков. Обкуренных, обдолбанных или слетевших с катушек настолько, чтоб напасть на склад средь бела дня. Так думать было легче, чем охватить умом правду.
Богданов чувствовал, что обстановка не думает разряжаться.
– Товарищи работники органов, давайте жить дружно. Как вам? Можем добавить, мы не жадные… фрукты, консервы, соки. Даже погрузить поможем. Сервис, ёпт.
Богданов еще говорил, а чутье уже подсказывало ему, что это бесполезно. С человеком, который стоял пред ним, нельзя было договориться по-хорошему. Он и так напуган, а теперь еще чувствовал, что теряет контроль над ситуацией. Он боялся до дрожи и не мог ничего понять, и поэтому был опасен. Он хватался за атрибуты старого мира как за последнюю соломинку. Одним из таких атрибутов был табельный «Макаров» у него в поясной кобуре.
– Они все сдохли, – попробовал нажать Владимир. – И мы сдохнем, если будем стоять тут как бараны.
С некоторыми это срабатывало, но не здесь. Мысль о том, что прежняя жизнь ушла навсегда не помещалась у его собеседника под фуражкой, но ступор уже закончился. Он начал действовать, но совсем не в том направлении, в каком хотелось выживателям.
– Стоять! – заорал лейтенант как оглашенный. – От машины! Руки, бля, все!
Одновременно он потянулся к кобуре. Точно, баран; в ковбоя поиграть решил. Богданов не хотел убивать его и остальных тоже. Он еще никого в своей жизни не убивал, кроме зверей на охоте. Но там риск был чисто номинальным, а здесь он видел, что не успевает.
Бухнул «Тигр». Не нужно было никаких условных знаков. У каждого из них была своя голова на плечах. На таком расстоянии не надо быть Василием Зайцевым, чтоб попасть – даже если б не было оптики.
Реакция Макса, который стоял у окна, не подкачала, и даже раненая рука была ему не помеха. Младший лейтенант уставился на дырку в груди и медленно осел. На его лице застыло выражение крайней обиды.
Остальное было делом секунд. Мгновение обалдевшие коллеги убитого не верили в реальность происходящего. Тот, что сидел на заднем сидении очнулся первым, кинулся в сторону, на лету передергивая затвор – неужели их такому учат? Но Жека, которому, как недавно служившему в армии, доверили автомат, оказался быстрее. От КПП отрывисто залаял Калашников, и кровавые росчерки крест-накрест рассекли тело милиционера. Тот упал и неуклюже растянулся в пыли. У последнего, водителя, не было шансов - через долю секунды подключились и двое других из группы огневого прикрытия. Сухой треск выстрелов на секунду заглушил все. Под градом пуль водитель превратился в решето, свесившись из разбитого окна. Пистолет выпал из мертвой руки – похоже, он даже не успел снять его с предохранителя.
За три-четыре секунды все было кончено.
Богданов стряхнул с себя оцепенение. Некогда рефлексировать.
Нафаршированный свинцом толстяк был еще жив. По хорошему счету надо было брать на себя ответственность за самую грязную работу, но Богданов не мог хладнокровно добить безнадежного раненого. Такой вот ложный гуманизм. Через полчаса он все равно изойдет кровью, корчась в страшных муках.
–Ну, лет по 15 строгого режима на брата мы заработали… – мрачно констатировал Макс.
– Сволочи, спокойно шоппингом заняться не дали… – произнес Дэн, но встретился со злым взглядом старшего и замолчал.
Богданов обернулся к машине, прикинул в голове, сколько еще не успели погрузить.
– Сворачиваемся, у нас десять минут. И дайте по башке уроду, который нас выдал. Санек, стволы собери. Давайте, в темпе вальса, грузите апельсины бочками, – он указал на коробки, которые не достались злосчастным стражам порядка и, вдохновляя всех личным примером, взвалил на плечи тяжелый мешок с крупой.
– Напрасно старушка ждет сына домой… – напевал старший по трофеям, оттирая тряпкой от крови рукоятку АКСУ и три «Макарова».
Богданов не стал осаживать его, потому что понимал, что скрывается за этим натужным цинизмом. Они сожгли последние мосты и шли вперед, навстречу новой невероятной жизни. Вернее, та неслась им навстречу.
Только все расселись по машинам, как по рации сквозь помехи прорвался голос их камрада с наблюдательного пункта. До этого они почти десять минут не могли связаться с ним – радиосвязь неожиданно оказалась очень ненадежной штукой в послеатомном мире.
– Мужики.… Сматывайте удочки. В город входит колонна. Повторяю, мля, в город входит колонна. Вижу два БТРа, грузовиков до хрена. Похоже, направляются к складу.
Приказав наблюдателю спускаться и ждать за воротами, Богданов забросил в кузов последнюю коробку с соком. Символично или нет, но он оказался томатным. Дорогой ценой достается им прибавка к рациону.
*****
Вслед за таинственными налетчиками, уничтожившими наряд ППС и умчавшимися прочь, на склад потянулись местные. Страх перед владельцами могущественной компании, близкими к региональной власти, был велик, но терялся рядом со страхом перед неизвестным будущим.
Даже темнота была им не помеха.
Самые смелые уже были на территории склада, когда из-за угла показался первый автомобиль. Им не удалось уйти. Но большинство мародеров поневоле, человек двести, были еще на подъездной дороге. Они спаслись почти все, кинувшись в рассыпную, когда прозвучали первые выстрелы.
Издали могло показаться, что пришельцы стреляют поверх голов, но те, кто падали на землю, уже не вставали. Несколько очередей проредили и разогнали нестройную толпу. Раненых не добивали и бегущих не преследовали. Видимо, демонстрации силы показалось достаточно.
Еще за воротами с брони начали спрыгивать люди в разномастном камуфляже, без знаков различия и вооруженных так же разнообразно. Это явно была не армия, и все же в слаженных действиях прослеживались черты четкой организации. Привлеченные слабыми криками, они освободили пленников, которые после допроса командиром пополнили их число.
Вскоре подтянулись огромные фуры, из которых как горох высыпали мужики в синих комбинезонах. Через пять часов колонна под усиленным конвоем тронулась по шоссе в южном направлении, в сторону Алтайского края. Там, где на трассе образовались пробки из брошенных автомобилей, бронетехника легко расчищала дорогу.
Склад «Сибагропрома» был выбран подчистую. Когда жители города, наконец, решились заглянуть на его территорию, то были сильно разочарованы.
*****
Они успели чудом. Грохот выстрелов долетел до них, когда позади остался пост ГАИ на выезде. Выживатели на всех парах спешили покинуть город, который считали обреченным.
Они могли не опасаться преследования, даже если их заметили. Все ж таки БТР - не автострадный танк Суворова, и на нормальной дороге автомобиль не догонит. Да и темень оказалась очень кстати.
У всех отлегло от сердца, когда между ними и Черепаново оказалось несколько километров. В том месте, где устроили лагерь дорожные рабочие, пришлось съехать с шоссе и потратить лишний час, петляя по второстепенным дорогам.
Километрах в пяти от съезда к Гнезду они вернулись на трассу, теперь уже абсолютно вымершую. Редкие огоньки по обочинам погасли – люди устроились спать.
Колонна уже подъезжала к тому месту, где стояли два пораженных электромагнитным импульсом большегрузных автомобиля, когда Владимир заметил темную точку на фоне лунного диска, выглянувшего из-за туч. Та летела со скоростью вертолета, абсолютно бесшумно, как призрак.
– Если это НЛО, то я главный масон России, – глухо произнес он.
Судя по вытянувшемуся лицу, Дэн тоже успел что-то разглядеть.
– М-да, великий мастер, влетели мы. Или я брежу, или это беспилотник. Улыбнемся, нас снимают.
– Если бы только снимали, – сказал Владимир. По его тону сидящие в машине почувствовали, что шутки кончились. – Давайте растянемся, чтоб со стороны мы не выглядели колонной.
– Атас, братишки, воздух! – закричали уже в другой машине.
Значит, точно не показалось.
– Разговорчики в раю! – рыкнул Владимир в тангенту рации. – Сидим как мыши. Мужики, дистанция пятьдесят метров от впередиидущего. Как поняли?
Медленно колонна начала растягиваться, как бусинки на нитке машины удалялись друг от друга, пока со стороны караван не начал выглядеть как скопление незнакомых между собой участников дорожного движения. Портило картину только то, что кроме них не было никого, кто решился бы ехать этой ночью по дороге.
Впереди забрезжило зарево. Богданов узнал это место. Там, где раньше стояли две «Скании», бушевало озеро огня. Языки пламени взметались в человеческий рост, оно ревело, пожирая металл, пластик и дерево. Треск и резкие хлопки, с которыми взрывалась перегретая смола в стволах сосен, были слышны даже сквозь закрытые окна. Вскоре в головной машине почувствовали запах едкой маслянистой гари. Вот вам и НЛО.
Им пришлось потерять еще полчаса, но домой они попали без приключений.
Пока не доехали до съезда на дорогу, ведущую к лагерю, все сидели тихо, а тут как будто прорвало. Выживатели смеялись, оживленно обсуждали вылазку, травили анекдоты.
«Как дети, ей богу. Или это защитная реакция такая?» – подумал Богданов.
Сам командир был мрачен. Он уже пожалел, что вообще подбил их на это дело. Они убили шесть человек и едва не погибли сами. Если бы они задержались еще минут на десять, КПВТ с бронетранспортера спел бы им поминальную песню, и не отделались бы они одним легкораненым. Не говоря уже о том, что буквально после их отъезда в городе начался не то бой, не то бойня. Правда, в этом их вины не было.
Но остальные возвращались в Гнездо в приподнятом настроении. Все задачи были перевыполнены. Добыли кучу продуктов. Много взяли товаров первой необходимости, предметов гигиены, лекарств. Погрузили дополнительный генератор, топливо, инструменты, автозапчасти. Пополнили автопарк, в том числе двумя мотоциклами. Не потеряли никого, если не считать пустяковой царапины.
По этому поводу сразу по возвращении народ хотел чуть ли не шашлыки жарить, но Богданов загнал всю махновскую вольницу под крышу. Позже было решено не выходить на открытое место больше, чем по двое и с оружием. Богданов читал о разрешающей способности оптических приборов современных спутников-шпионов и не хотел, чтоб их приняли за партизанский отряд. Хотя они себя именно им и считали.
На этот раз Богданов ехал последним. Пропустив остальных вперед и дав указания насчет транспорта и грузов, Владимир поставил машину на ручник. Накинул капюшон дождевика, закрепил налобный фонарь и вышел из машины. С собой он взял ухватистый топорик, который уже года три сопровождал его во всех походах и выездах на природу.
Разверзлись хляби небесные. По ушам ударила небесная канонада. Как будто кто-то наверху хотел показать людям, что у него есть калибр покрупнее, чем у них.
Внезапно разряд атмосферного электричества ударил в дерево метрах в пятистах. Громыхнуло, как бомба. Владимир никогда не видел таких молний.
Ух.
Он огляделся. Шоссе было пустынно и темно насколько хватало глаз.
Съезд на дорогу к лагерю выглядел заброшенным благодаря толстому слою хвои и лапника, а также прораставшим в трещинах асфальта сорняках. Майские и июньские ливни принесли с собой грязь, выбоины были почти скрыты ее наносами. В августе от жары она спеклась в твердую корку, но теперь снова размокла, и проступившие на ней свежие колеи портили вид.
Ничего, дождь все усиливался, не пройдет и пары часов, как он уничтожит все следы. Осталось добавить лишь небольшой штришок. Он еще днем заметил большую разлапистую сосну, которая как нарочно кренилась в сторону дороги. Рано или поздно ее повалил бы ураган, придется ускорить этот процесс.
Может, ножовкой было бы сподручнее, но ровный спил будет слишком бросаться в глаза. Затем налечь плечом.… Это оказалось нетрудно, как-никак он с четырнадцати лет занимался тяжелой атлетикой. Наконец, дерево затрещало. Богданов отскочил, хоть и знал, что оно не могло упасть в его сторону. Неосторожный выживальщик – мертвый выживальщик.
Подождав пару секунд, словно подумав, дерево тяжело рухнуло на дорогу, треск и шелест заставили замолкнуть стайку каких-то пичуг, пересвистывавшихся в соседней роще.
Вот так. Импровизированный «лежачий полицейский». Когда им понадобится покинуть Гнездо, убрать его с помощью лебедки будет не так уж трудно. А нежелательных гостей, которые скоро будут колесить по дорогам в поисках объектов для грабежа, оно скорей всего остановит, не даст ворваться кавалерийским наскоком. В одиночку или вдвоем ствол не сдвинуть, да и троим придется попотеть. Хотя бы в ближайшую неделю к ним никто не сунется. Сами они пока никуда не собирались, но даже если припрет, их машины обладали достаточно проходимостью, чтоб проехать двадцать метров напрямую по опушке леса.
Радость была подкреплена тем, что за время их отсутствия община пополнилась почти десятком человек. Про существование Гнезда, помимо троих отсутствующих членов ячейки, знали еще шестеро. Сослуживцы, однокашники, родственники – те, которым они доверяли как себе. Большинство из них жили в Новосибирске, и увидеть их он не надеялся. Но некоторые все же сумели выбраться из ада.
Выживателями в полном смысле слова они не были, и раньше только усмехались, когда они говорил им о сценариях Звездеца, прощупывая почву. Они хмыкали, но, чувствовалось, что брали на заметку. Они были разумными людьми и не отметали эту возможность сходу, как делало большинство «нормальных», которые закрыли себе глаза своим здравомыслием, как шорами.
Наполовину в шутку, наполовину всерьез у них было оговорено: если катаклизм застал тебя дома, добирайся до Гнезда своими силами. И к вечеру первого дня люди начали подтягиваться. Сначала на мотоциклах, мопедах, полноприводных джипах. От них Владимир узнал про импульс, хотя и до этого у него были догадки. Как оказалось, уцелели только советские автомобили, выпущенные до восьмидесятых годов и те, что в момент взрыва находились в подземных гаражах.
На второй день тоже подъезжали на разнообразном транспорте, среди которого были даже велосипеды. Через три - четыре дня отдельные товарищи подходили пешком, усталые, измученные. Они знали, что единственная надежда на спасение впереди и шли, обгоняя волну беженцев, обходя блокпосты, не слушая команд эвакуационных органов, которые пытались направить потоки в лагеря, где люди были обречены на медленную смерть. Они шли, выбиваясь из сил, с ними были жены, дети, останавливались они только для краткой передышки. Агитация Богданова не пропала втуне – самые предусмотрительные из их знакомых устроили вдоль шоссе по тайнику, а один мужик даже два. Поэтому мало кто вливался в общину с пустыми руками.
Пополняла холодильник и охота. Лось им так и не попался, но утром второго дня параноики обнаружили буквально у своего забора обезумевшее стадо коров со страшными ожогами, изодранные бока которых говорили, что они продирались через лес.
Многие животные тогда вели себя неадекватно, и выживатели догадывались о причинах – еще накануне отъезда они чувствовали в окрестностях лагеря запах дыма. Но лесной пожар до Гнезда не дошел, да и не мог дойти. Об этом они тоже подумали, выбирая место - кругом были обрывистые каменистые склоны, непреодолимые для огня.
Мясо застреленных животных после проверки дозиметром признали годным. Налегать на жирную говядину в зараженной местности все равно не следовало, холодильник в санатории был маленьким, поэтому мясо частью закоптили, частью залили жиром и приготовили домашнюю тушенку.
Радовало, что радиационный фон больше не рос, а вскоре и вовсе начал падать.
Завал на въезде перестал быть нужным, когда дороги исчезли под толщей снега. Для пресечения проникновения пеших групп регулярно совершались обходы, но за полтора месяца нарушителей не оказалось. Иначе пришлось бы решать, что с ними делать.
Еще до наступления холодов вылазки за пределы лагеря прекратились. Но ядерная зима, в приходе которой никто через неделю уже не сомневался, ставила перед маленькой общиной совершенно новые задачи.
Все же лагерь был уязвим. Богданов понимал, что если от каких-нибудь беженцев они еще отобьются, то первая же рота дезертиров на бронетехнике разнесет их в пух и прах. О том, чтобы пережидать здесь зиму, не было и речи. Как ни привыкли они к этому месту, его придется бросать.
И тогда они вспомнили об Академгородке. Довольно продолжительные переговоры каких-то поисковых групп были пойманы ими на четвертый день. Похоже, в районе Университетского проспекта и сопредельных улиц находилось что-то вроде чрезвычайного штаба по проведению спасательной операции. Также постоянно упоминалось некое «убежище». Богданову и товарищам эти скупые сведения сказали многое, поэтому именно с этими людьми параноики и решили установить контакт.
К этому времени – к сороковому дню – никаких радиопереговоров давно не было слышно. Скорее всего, они мертвы, думал Владимир. А если живы, то находятся в еще более бедственном положении и ничем не смогут помочь. Так он думал, но все же решил попытать счастья.
Они были удивлены, застав там через полтора месяца вместо кучки полумертвых погорельцев серьезную силу с оружием и организацией.
*****
Богданов закончил свой рассказ и вопросительно посмотрел на Сергея Борисовича, ожидая его комментариев.
– Да… Дела – протянул Демьянов и стряхнул пепел. Некоторое время он сидел, разглядывая лампу на потолке.
Наконец, заговорил.
– Знаешь, у меня смешанные чувства. С одной стороны, молодчики. Сами спаслись, близких вытянули. Честь вам и хвала. А с другой… уж слишком легко вы переступали через трупы. Сам я… ну да ладно. Будем считать, что это оборотная сторона медали.
Майор хрустнул пальцами.
– Значит так. Слушай мое предложение. Записываем вас на правах отдельной разведгруппы. Подчиняетесь напрямую мне, в ваши внутренние дела не лезу, только даю ЦУ и определяю политику партии. Взамен у вас всегда крыша, патроны, еда… бабы, опять же. Сказал бы: «вас нам послала судьба», но могу и попроще: вы охренеть как вовремя.
– Значит, теперь мы типа наемники? – усмехнулся Богданов.
– Называйте, как хотите. Лично я бы советовал вам кончать с этими юношескими соплями и вливаться, вливаться в стройные ряды. Зима рано или поздно кончится. Что-то мне подсказывает, что война только вспыхнет с новой силой. Что лучше – оказаться вдвадцатером, или в большой дружной семье? Хотя бы в плане безопасности, а?
– Это как посмотреть, – возразил Владимир. – Двадцать человек в лесу никому не нужны, а на большую группу рано или поздно навалятся. Не спрячешься.
Демьянов вздохнул.
– Нет, ты послушай меня. Я прожил жизнь долгую, сложную. Дружный маленький коллектив – это здорово. Вот мы, бывало, в пожарной охране козла забивали или в шашки-шахматы резались; ну и без водки никуда, само собой. Праздники, дни рожденья, Новый год... э-эх, времечко. Так вот, двадцать человек – это не для жизни, а для пикника, весело время провести.
– Или для войны. Партизанский отряд.
– Правильно, – кивнул Демьянов. – Но не пускать же всю жизнь поезда под откос. Когда-нибудь понадобится научиться их водить. Впереди у нас, ребята-выживята, не борьба с оккупантами. Нету их. Впереди тупые будни. Десять, двадцать, тридцать лет – кому как отмеряно – жрать, пахать, размножаться – почти как раньше, только без футбола, да и без пива. Вряд ли пшеница лишняя будет.
– Дай бог, чтоб вообще хоть сколько-то было, – заметил Богданов.
Демьянов налил гостю еще.
– Вот мы и вплотную подошли к главному. Ты тут познакомился с жизнью у нас, – продолжал он. – Что можешь сказать?
– Да нормально, – пожал плечами Богданов. – Сухо, тепло и мухи не кусают.
– Издеваешься?
– Да нет. Бывает и хуже.
– Вот о чем я и хотел поговорить. Здесь неплохо. Но надо отсюда валить, пока не стало поздно. Конечно, могли бы подождать – еда, вода и топливо у нас есть, но сидеть в этой яме до рассвета… мне такой вариант не нравится, и тому есть много причин.
Демьянов не стал много рассказывать про внутренние проблемы. В этом случае он оказался бы в роли униженного просителя. Всему свое время. Даже с друзьями надо держать ухо востро, тем более что знакомы они всего полдня.
– Ну, тогда вам надо в какую-нибудь деревню, – предположил Богданов и тут же поправился. – Нам надо.
– Верно. Володя, не думай, ты не один такой умный, – Демьянов усмехнулся. – Думаешь, чем занимаются наши разведчики уже две недели?
– И что?
– Пока не густо. В радиусе тридцати километров от Новосибирска мест, где нам можно приткнуть задницу, нету.
– Да быть не может, – не поверил Богданов. – Мы видели столько брошенных деревень и даже поселков. Вроде бы там ни души.
– В половине таких «брошенных» сидят человек по десять-двадцать. Озверевшие, а то и сбрендившие. Палить они начинают без предупреждения, проверено. Так что новую жизнь придется начинать с зачистки. Причем зачищать надо весь маршрут следования. Естественно, не всех, а только тех, кто будет рыпаться, но и таких будет много. Это кажется, что все умерли. Тут в Новосибирске с окрестностями было полтора миллиона, из них тысяч двести живы. Нас пять тысяч, это поселок городского типа. Но этого мало, чтоб держать наверху круговую оборону против такой оравы. Поэтому нам надо уходить туда, где плотность населения меньше. – Демьянов откашлялся и продолжил. – Есть люди и поопаснее голодных селян. Хотя какие они люди... Эта шваль быстро организовалась, аж завидно. У тех, кто на склад не сел, рацион наполовину из человечины. Поймали мы как-то одного такого.… Даже просто проехать через свои владения они могут не дать. Или я поведу своих хомячков-укрываемых пешей колонной в обход поселений, по лесу, по самые яйца в снегу? Тридцать-сорок кэмэ? Вы бы дошли, не спорю, а у меня тут в Убежище наберется человек сто, кто бы справился. А остальные нет. Поэтому нужен транспорт. Как ни крути, эвакуация будет не разовым мероприятием, а комплексом. Собственно, над этим мы бьемся уже второй месяц, стараясь все предусмотреть. И предлагаем вам подключиться к этому процессу.
На лице Богданова было написано любопытство.
– Теперь переходим к главному, – Демьянов подвел его к карте. – Предлагаю поискать в Тегучинском районе. Требования следующие. Рядом должна быть река, но не Обь. Не думаю, что та очистится в ближайшие десятилетия. Еще железнодорожная ветка. По ней можно будет гонять тепловозы и мотодрезины. Это жизнь и торговля. Самое главное, населенный пункт должен быть свободен или почти свободен от людей. Человек сто мы еще можем переварить, но не больше. Иначе начнутся косые взгляды, деление на старых и пришлых, и до добра это не доведет. Там должен быть жилой фонд, состоящий из одно- и двухэтажных кирпичных или деревянных домов с печным отоплением, достаточный для размещения десяти тысяч человек.
– Вот как завернули.
– А то. Поработай с мое с документами, поймешь, что липа, сказанная канцелярским языком, внушает больше доверия, чем факты, изложенные по-простому.
– Десять тысяч – это с запасом?
– Верно.
– Не слишком ли строгие требования?
– Так это… Мы не место для временной эвакуации выбираем. Мы там будем жить, дай бог, до самой смерти.
– Вот те раз, – присвистнул Богданов. – Хороший у вас план, товарищ Жуков. Забористый.… Извините. Без обид, Сергей Борисыч, но есть в нем слабые места.
– И какие же?
– Удаленность от цивилизации. Нам придется гораздо дальше топать за оборудованием и сырьем, многое из которого мы найдем только в крупных городах.
– Это не страшно. По сравнению с плюсами это маленькое неудобство. Предлагаю начать вот здесь, – он указал на правую оконечность карты.
– Тегучинский район, – кивнул Богданов. – Горы. Мало населения. Отличные пейзажи. Были, во всяком случае.
– Да. Когда снег растает, здесь все затопит до первого этажа. Будет болото, насекомые и зараза. А там, как ты верно заметил, горы. И от зон поражения подальше, воздух чище.… Здесь в центре можно безопасно прожить год, но не всю жизнь. А ведь будут и дети.
- Далеко смотрите.… Это вы сами продумали? – Богданов смотрел на него с налетом изумления.
- Смеешься, – отмахнулся Демьянов. – Где мне… после техникума в армии, потом в пожарке и в охране. Где тут ума наберешься? Нет. У нас тут умных головушек хватает. Два академика, настоящих, РАН, не липовых. А докторов и кандидатов вообще без счета. Составили комиссию и работаем.
– Когда вы планируете эвакуацию?
– Как только, так сразу. Насос вот-вот накроется. Но нужна оттепель. Хоть на день. Иначе половина машин поломается, а тогда хана. Ты видел людей, они не полярники.
– Кстати, прошу меня извинить… – вспомнил вдруг что-то Богданов. – Раз уж начали говорить про сельское хозяйство. Мы к вам переходим не с пустыми руками. У нас есть четыре лошади и два десятка коз. А еще куры и кролики.
– Где взяли? – оживился майор.
– Курей и кролов купили буквально за месяц до. Лошади сами пришли. А козами поделились селяне. Были и свиньи, но забить пришлось. Да они все равно бы не выжили.
– А коняг почему оставили?
– Ну, не татары, чтоб конину есть. Да и мыслишка в голове зашевелились. Ноем себя почувствовал. Тем более, там был жеребец и три кобылы, одна еще и жеребая. Ну, то есть на сносях. Я не Мичурин, леший его знает, достаточно ли этого для восстановления поголовья. Может, из-за близкородственных скрещиваний вид загнется через пару поколений. Других мы вряд ли найдем.
– Кто знает. Молодцы вдвойне, – похвалил его майор. – А у нас только несколько собак и кошек. Ничего, будем и их разводить на мясо. Это не шутка.
Убежище приняло Богданова со товарищи как родных, они быстро влились в дружный коллектив. Первоначальная подозрительность исчезла через пару дней, когда благодаря своей стойкости и привычке к слаженной работе они заслужили похвалу даже от скупого на слова Демьянова. Тот не мог нарадоваться на новых помощников и много раз ставил их в пример своим гражданским. Сам Владимир быстро поднялся в иерархии Убежища до одного из ближайших помощников майора.
40 дней спустя. Часть 2
© Copyright: Алексей Алексеевич Доронин, 2010
Свидетельство о публикации №210070200406
Свидетельство о публикации №210070200406
Рецензии