На первом же привале Фьонн вчистую обыграл Фолли, милостиво согласившись оставить злополучному гному лишь золотые коронки на зубах да ещё кольцо, которое, как жалобно уверял Железный Лоб, досталось ему по наследству от деда. Хм, это ювелирное изделие всё равно предназначено для изъятия – только другой личностью…
– Не горюй, друг Фолли, – маг ободряюще похлопал гнома по плечу. – Удача, как и положено красавице, дама капризная!
– Красавица? Ты в этом уверен, Кьёр? А мне она почему-то представляется дряхлой развалиной с одним зубом, – хмуро отозвался Железный Лоб, уныло покосившись на пыльную дорогу, ведущую в сторону Шичера, а потом скорчил рожу вьючной лошади, которая вызывала у путешествующего на ней гнома лишь неприязнь и раздражение. Проклятая скотина! Даже на ровном месте трясёт, словно деревенская баба – решето с мукой!
– О, конечно, если смотреть на вещи столь пессимистично, как ты сейчас, то, пожалуй, и общипанный петух покажется страшенным великаном, а лесной ручеёк – бурным морем семейной жизни, – усмехнулся волшебник, когда небольшой отряд вновь неспешно отправился в путь. – Брось отчаиваться, Фолли! Сребролюбие – отнюдь не самое лучшее украшение для героя! Впрочем, ты, кажется, предпочитаешь золото, как и большинство потомков Дьюрина?.. А тебе, Рэн, что больше нравится? – обратился маг к Гвейфу. – Кажется, драконы тоже… гм, неравнодушны к некоторым цветным металлам, или я ошибаюсь?
– Мне больше всего изумруды нравятся, – отозвался дракон, ехидно покосившись на гнома, который при каждом шаге лошади самым жалким образом мотался из сторону в сторону, как соломенное чучело. – В оправе из платины.
Гном тоскливо вздохнул.
– Перестань нагонять тоску! – строго сказал маг. – У любого затруднительного положения всегда есть не только вход, но и выход, запомни это! Чтобы поскорее поправить своё материальное положение и улучшить настроение, тебе просто надо найти клад.
– Хорошо бы, – мечтательно пробормотал гном, судорожно вцепившись в поводья. – Да только это не так-то просто – клады ведь где попало не валяются!
– Об этом не тревожься, приятель, – уверенным тоном обнадёжил его сын Льювина. – Клады я умею отыскивать столь же легко, как и приключения. Точнее, даже не я их отыскиваю, а они – меня. Ещё и не сразу отделаешься… Так что выше нос и бороду, Фолли! Всё будет просто замечательно!
В это время путники как раз подъезжали к той самой деревне, возле которой в озере некогда обитал нынешний скакун Фьонна. Сын Льювина чуть улыбнулся, вспомнив, как боролся с наглым эх-ушкой и победил его, причём главным образом силой духа. Ну, ещё немного помогла волшебная уздечка – но стоит ли вспоминать о таких пустяках?
Сейчас поверхность водоёма сверкала в лучах солнца, и вряд ли кто-то, любуясь живописным пейзажем, предположил бы, что в этом милом озерке мог обитать кровожадный и алчный водяной конь.
Эх-ушка, конечно же, ещё издалека узнал родные края. Завидев озеро, водяной конь дёрнулся было в сторону водоёма; но Фьонн, немедленно отбросив воспоминания и сентиментальность в сторону, крепко сдавил коленями бока эх-ушки и для вящей убедительности пару раз стегнул своенравного скакуна плетью.
– Со мной твои шуточки не прокатят, – внушительным тоном напомнил волшебник. – Так что лучше оставь надежду однажды и навсегда затащить меня в какой-нибудь омут, хоть тихий, хоть шумный! Понял, отродье Тьмы?!
– А сам-то ты такой уж Светлый-пресветлый? – недоверчиво и невнятно (из-за удил, которые ему волей-неволей приходилось грызть), хмыкнул оборотень; однако подчинился, хоть и с явной неохотой.
Фьонн иронично присвистнул.
– А как ты думаешь, мой верный конь, – с расстановкой спросил маг, – как бы я должен поступить с тобой, будь я однозначно Светлым чародеем-ортодоксом?.. Благодари Создателя… или уж не знаю, кого там у вас благодарят, что я не превратил тебя в скульптурную композицию «Конь с намятыми боками» или в живописную группу валунов, изображающих расчленённую лошадь!
– Что же, я теперь так и обречён до конца своих дней таскать на себе твои железки, наряды, книжки и твою драгоценную персону в придачу? – недовольно огрызнулся эх-ушка. – Это я-то, вольное дитя волн! Нет, если так, я дальше не пойду. Делай, что хочешь – хоть превращай в статую, хоть глотку мне перережь, а я на такую собачью жизнь не согласен! – и упрямый конь, совсем как осёл, встал на дороге, как вкопанный.
Напрасно Фьонн понукал его и для ободрения похлопывал по бокам плетью – эх-ушка решительно объявил забастовку. Даже когда Гвейф небрежно проронил сквозь зубы, что будущую статую коня нужно подержать в огне, эх-ушка никак на это не отреагировал. Бастующий конь, конечно, догадывался, что маг не позволит его зажарить, а предпочтёт вступить в переговоры. Оборотень не ошибся.
– Итак, это шантаж, – философски заключил Фьонн. – Отлично, мой конёк! Браво! Но приканчивать тебя мне как-то не с руки: во-первых, я не живодёр, а, во-вторых, мне необходимо транспортное средство, а отнюдь не конский труп. Пожалуй, я бы тебя потом даже выпустил на волю – но ведь ты опять примешься за разбой?
– Нет! – поспешно отозвался эх-ушка. – Я больше не буду, обещаю! Я буду хорошим!
– Так я тебе и поверил, – веско возразил волшебник. – Все мы хорошие, особенно когда хорошо напьёмся!
– Верно, Фолли? – дракон не удержался, чтобы не поддеть гнома.
Тот лишь шумно вздохнул и от стыда уткнулся носом в гриву вьючной лошади.
– Так что же, мой резвый скакун? – продолжал Фьонн. – Перспектива свободы тебя не манит? Будешь верно мне служить – и я тебя отпущу когда-нибудь в… Впрочем, тебя, как исчадие Тьмы, перспектива светлого будущего, пусть и очень отдалённого, наверное, не радует – или я ошибаюсь?.. Или же ты всё-таки предпочитаешь поскорее распроститься с бренным существованием? Тем более в родных краях – как романтично! Но знаешь, в таком случае, я, пожалуй, лучше позову здешних поселян. Сам я слишком испорчен просвещением и идеями гуманизма, чтобы лично прикончить тебя; к тому же я ужасно ленив и стараюсь не делать ту работу, которую можно переложить на кого-то другого. А местные жители вряд ли позабыли тебя так скоро. Люди обычно с большим трудом забывают о понесённом имущественном уроне; а жители села хоть и частенько расходуют трудовой потенциал впустую, ища забвения на дне пивной кружки, но едва ли они окончательно утопили в пиве память о твоих подвигах! Развлечений в деревне мало, а суд и расправа над грабителем, который к тому же ещё и оборотень, обещает стать впечатляющим зрелищем!
– Нет! – эх-ушка задрожал мелкой дрожью – видимо, он решил, что обозлённые его хищениями поселяне придумают для него какую-нибудь особо ужасную казнь. – Только не это, волшебник! Я повезу тебя куда угодно, только не отдавай меня им!
– Повезёшь меня, куда мне будет угодно, – строго уточнил Фьонн.
Повторно укрощённый эх-ушка покорно зашагал по дороге.
* * * * *
Льювин, возвращаясь домой в сопровождении Вэйлинди и Мэллана после очередных предвыборных дебатов, издалека заметил странную суету возле Башни Сервэйна. Магистра это сразу же насторожило. Подъехав ближе, Льювин узнал нескольких учеников командора Улльдара, которые энергично руководили группой каких-то маргиналов в отрепьях, занятых чисткой рва вокруг цитадели. Магистр раздражённо нахмурился.
Сами по себе эти работы, несомненно, являлись очень полезным делом: во-первых, оборонительные рвы действительно надо иногда чистить, как и многое другое, а, во-вторых, организация общественных работ для лиц, в данное время не имеющих определённого занятия и заработка – дело благородное и, что удивительно, выгодное, ведь бригаде профессиональных чистильщиков платить нужно по рыночным расценкам, а безработные удовольствуются и более скромной суммой. Однако принятие решений, связанных со значительными денежными расходами, в любой солидной организации является прерогативой руководителя (в данном случае – магистра Ордена). Улль явно превысил полномочия временно исполняющего обязанности магистра!
К тому же, с точки зрения Льювина, трудно было выбрать более неудачный момент для того, чтобы приводить в порядок оборонительные укрепления, которые в цитадели магов, в общем-то, уже давно не играли существенной роли. После крупной размолвки с королём Эскерро, произошедшей более десяти лет назад, но окончившейся официальным миром, ни один шпион не пытался проникнуть в логово чародеев, о котором ходили столь фантастические слухи, что одни они способны были отпугнуть от Башни Сервэйна всех тех, в чьей душе тлела хоть слабая искра суеверия – а таких душ в любом из Миров Упорядоченного подавляющее большинство, несмотря на просветительскую деятельность энтузиастов, всерьёз воображающих, что они несут в тёмные массы свет знания. Самое стойкое поверье о Башне Сервэйна, упорно ходившее в народе, гласило, что тот, кто проникнет в крепость чародеев с враждебными замыслами, неизбежно провалится в пропасть, которая сама собой разверзнется под ногами у врага магов.
Несмотря на официальное примирение с соседом, Льювин никогда не рассчитывал на дружбу со стороны короля Эскерро, да она ему была и ни к чему: но, во всяком случае, проявлений враждебности со стороны правителя Эскелана с тех самых пор тоже не наблюдалось – а они были нужны магу ещё меньше, чем расположение этого короля-неудачника. Но вот не будет ли внезапная чистка рвов расценена королевскими советниками как подготовка к каким-то решительным действиям, причём явно не дружественного плана? А расходы?! Нет, Улль слишком много на себя берёт! Эта предвыборная кампания уже и так сожрала уйму денег, а тут ещё за чистку рвов плати! И с какой стати он это затеял, нахал? Хочет показать, что, дескать, скоро он будет магистром? Это мы ещё посмотрим, мэтр Улльдар! Идиот! Жалкий властолюбец с прищемлённым дверью рассудком и самолюбием, раздувшимся, словно насосавшийся крови клещ!
Всё это и ещё многое другое Льювин в сжатой форме изложил Вэйлинди и Мэллану, пока они поднимались по склону холма к Башне Сервэйна. На подъёмном мосту магистра уже дожидался командор Улльдар в парадной мантии со всеми знаками отличий, какие ему только удалось заполучить во множестве Миров Упорядоченного. По обеим сторонам, изображая почётный караул, выстроились его ученики, а поодаль топтались те командоры, которые оставались в замке. Впрочем, таких было немного – почти все получили от Льювина задания, требующие присутствия магов в других местах. Льювин с неудовольствием отметил, что Джеффиндж, всё это время остававшийся в замке, даже не соизволил выйти поприветствовать своего магистра и старинного друга. Чем дальше, тем больше Джефф опускается, печально констатировал кандидат в Архимаги.
Но ещё больше Льювина покоробило от той официальной встречи в духе большинства королевских дворов, которую устроил ему Улльдар. На лице командора застыло выражение, столь же парадное, как его наряд; но притворство Улльдара, конечно, не могло обмануть Льювина, уловившего во взгляде соратника самодовольный алчный блеск, словно у хищника, почти настигшего жертву. «Рано радуешься, приятель», – так и хотел сказать магистр.
– Мне надо немедленно поговорить с тобой, Улль, – сквозь зубы процедил Льювин, спрыгивая с лошади и глядя сквозь командора ледяным взором. – Поднимись в мой кабинет.
– Стоит ли так торопиться с делами, мой магистр? Разве ты не хочешь отдохнуть после долгой дороги?
– Нечего мне указывать, что я должен делать! – грубо и раздражённо отозвался магистр, подавая руку Вэйлинди, чтобы помочь ей сойти с лошади.
Магистр и его жена, не оглядываясь, быстрым шагом направились в свои апартаменты. Мэллан, неторопливо слезая с лошади, язвительно обратился к Улльдару:
– Раненько ты распоряжаться начал, Повелитель Воинов! Он тебе нос-то утрёт, поверь моим словам!
– А это мы ещё посмотрим, чья возьмёт, – Улльдар, не таясь, хищно улыбнулся и поспешил вслед за магистром.
* * * * *
Ну вот, теперь должно быть, уже недалеко… Фьонн отвернулся, пряча коварную усмешку. Вот будет потеха-то! На несколько мгновений, правда, в душу мага влезло сомнение – всё-таки это не такая уж безобидная шутка… К чему она приведёт? Но сын Льювина небрежно вытолкал непрошенные сомнения прочь и поскорее захлопнул за ними двери своей души. Как раз в этот момент издалека донеслось журчание ручейка, в которое вплетались слова песни:
… И рыцарь пред нею предстал в серебре
И в сером плаще за плечами,
А конь его белый ступал по тропе,
Травы не касаясь ногами…
Фьонн и Гвейф переглянулись и чуть не прыснули со смеху – уж слишком разительно отличался тот «рыцарь», который позади них трясся на спине лошади среди вьюков, от импозантного героя романтической баллады. Волшебник скосил глаза, желая проверить, какое впечатление произвела на гнома песня в исполнении корриган. Ого, да почтенный Фолли даже рот разинул!
– Привет, сестрёнка, – Фьонн проворно спрыгнул с эх-ушки в нескольких шагах от корриган и поспешно схватил под уздцы лошадь, на которой сидел гном.
Корриган, пригорюнившись, по-прежнему сидела у родника, и точно так же, как и прежде, струились над водой потоки её золотых волос, по которым, словно лодочка, скользил гребень.
– О, Кьёртэн! – несомненно, Шэала сильно обрадовалась появлению мага, так что даже на время позабыла о любимом занятии – причёсывании. – А это кто? – она с живым интересом уцепилась взглядом за гнома, кое-как сползшего с лошади.
Фьонн выдержал глубокомысленную паузу, потом сказал:
– Дорогая Шэала, позволь представить тебя мастера Фолли по прозванию Железный Лоб. Мастер Фолли – искусный кузнец и храбрый воин. Конечно, иногда он… гм, несколько непредсказуем и опрометчив…
– Может, не надо об этом? – процедил гном, опасливо поглядывая на даму, которая смотрела на него что-то уж слишком приветливо, с этакой ласковой хитринкой.
На губах Фьонна тоже порхала какая-то ядовитая улыбочка; а про дракона и говорить нечего – бывший наставник гномов еле удерживался от хохота, а его золотистые глаза так и сияли от подозрительного веселья.
– Конечно, это всё ерунда, мой милый толстячок, – нежно проворковала красавица.
Привычным жестом профессионального парикмахера корриган быстро свернула волосы узлом и воткнула в них гребень, потом поднялась с места и подошла к гному. Оказалось, что она на голову выше его, и смотрелись они рядышком преуморительно: изящная и стройная девушка и коренастый гном, который сейчас казался коротышкой. Но явное несоответствие пропорций на живой картине ничуть не смутило владычицу родника.
– Кьёр, я не знаю, как тебя благодарить, братец, – обратилась Шэала к магу, по-прежнему весело улыбаясь. – Как ты угадал, что мне очень нравятся толстячки? Ах, ну да, ты же волшебник! – и корриган непосредственно чмокнула Фьонна в щёку, как будто они и впрямь были родными братом и сестрой.
Между тем опасения гнома росли и множились.
– Леди Шэала, а в каком виде вам нравятся «толстячки», как вы мило выразились? – осторожно поинтересовался Фолли, потихоньку отступая назад.
Но дракон крепко ухватил гнома за плечо и водворил на то место, которое было намечено заранее, именно – с рук на руки передал в маленькие, но цепкие ручки Шэалы.
– Как это – в каком, милый? В качестве жениха, конечно же, – Шэала чуть приподняла брови, искренне удивляясь недогадливости гнома. – Ты же теперь мой жених!
– А-а-а! Нет! Я не хочу! – завопил гном, пытаясь вырваться из бархатных лапок очаровательной корриган. – Я ещё слишком молод, чтобы жениться, мне ещё и пятидесяти нет! Спасите! Хоть душу на покаяние отпустите! Кьёр! – Фолли с отчаянным выражением лица повернулся к магу. – Неужели ты нарочно приволок меня сюда, чтобы сдать в плен этой красотке?! А я-то считал тебя другом!
– Я тоже тебя другом считал, а ты выболтал моё имя сначала Хеледэну, а потом ещё и во всеуслышание выкрикнул на пиру, – вполголоса мрачно напомнил волшебник. – А если б среди друзей и союзников скрывались мои враги? Ты хоть думал, как ты мог бы мне повредить, дубина? Я-то с тобой куда лучше поступил, старина. Я ведь обещал тебе найти клад – и вот, пожалуйста! Красивая и умная жена, Фолли, дороже любого клада!
– Ну ещё бы – ведь женщина хоть десять кладов потратит, и ей всё мало будет, – проворчал гном. – Конечно, жена дороже. Клад-то лежит себе и лежит, есть-пить не просит, расходов на него нет. А жена, ох, какое дорогое удовольствие!
– За всё хорошее надо платить, – нравоучительно заметил Гвейф. – А тем более за удовольствие!
Этот двусмысленный намёк дракона вогнал в краску не только скромную корриган, но даже и гнома, не отличающегося особой тонкостью чувств.
– Тем более что эта дама действительно настоящий клад, – подхватил Фьонн. – Просто ты пока не понимаешь собственного счастья, Фолли. Будь полюбезнее со своей невестой! Подумай – она столько веков ждала этой минуты! Ну! Да не прикидывайся ты пустым бочонком, Фолли! Надеюсь, ты представляешь хотя бы, как дамам целуют руки?
* * * * *
– Я жду твоих объяснений, Улль, – холодно промолвил Льювин, когда командор Улльдар переступил порог кабинета.
В душе командора в этот миг потревоженным пламенем всколыхнулась зависть. Да, да, банальная зависть, которая вроде и не должна гнездиться в сердцах мудрецов, каковыми многие, в том числе и они сами, считают рыцарей Мон-Эльвейга!
Улльдар в своей парадной мантии, украшенной гроздьями почётных знаков, рядом с Льювином, который всё ещё был в дорожной одежде, слегка помятой и запылённой, чувствовал себя нескладным манекеном, выставленным в витрине модной лавки. Что ни делай, а этот прохвост всегда будет выглядеть изящнее, всегда он будет удачливее! Что?! Ну, это мы ещё посмотрим!
– Я готов дать любые объяснения, мой магистр, – отчеканил Улльдар, сопровождая эту фразу церемонным полупоклоном.
Льювин нахмурился. Что хорошего можно ожидать, когда Улль, старина Улль, с которым они вместе учились в колледже магии, вдруг выламывается, как главный хранитель печати, возмечтавший стать королём? Кроме того, у раздражения магистра была и другая причина – в кабинете стояла ужасная духота. Льювин поднялся и резким движением дёрнул оконные створки. Однако взвинченное состояние волшебника нередко довольно плачевно отражается на окружающих предметах. Стёкла задрожали, зазвенели, и разноцветные осколки дождём посыпались на паркет. Магистр с брезгливым выражением лица отступил от окна на шаг и процедил:
– Улль, я жду! Как мне понимать твоё молчание? Может, как приглашение лично покопаться в твоих мыслях? – на последней фразе Льювин возвысил голос.
Глаза Улльдара зловеще сузились.
– Попробуй, магистр! – вызывающе ответил он. – Если мне не изменяет память, в былые времена у тебя это получалось в трёх случаях из пяти. Может, на этот раз и повезёт – ты же у нас любимец богов!
– Это что, мятеж? – кротким тоном вопросил Льювин. – Лучше добром объясни мне, Улль: какого тролля ты затеял чистку рвов? А, главное – чем ты собирался платить? Надеялся, что я не захочу выставлять тебя и весь Орден, – а, следовательно, и себя, – на посмешище в глазах общественности, да ещё накануне выборов, и безропотно выдам чек на любую сумму, из которой на оплату труда тех несчастных босяков пойдёт не больше половины? Ну, что ж, тут ты верно рассчитал, только чуть-чуть ошибся. Ты, наверное, тут уже всё учёл и подсчитал – от площади сиденья моего кресла до среднегодового бюджета Ордена? Но изберут меня Архимагом или нет, а тебе на моём нынешнем месте не сидеть! Зато за превышение должностных полномочий ты у меня посидишь под домашним арестом вплоть до тех пор, пока станут известны результаты выборов…
Красная от ярости физиономия командора выглядела особенно эффектно над белоснежной шёлковой мантией. Улльдар подался вперёд, словно намереваясь броситься на Льювина. В усталом взоре магистра промелькнуло искреннее огорчение.
– Мне кажется, ты слишком себя переоцениваешь, Улль, – дружелюбно сказал Льювин.
...Живая серебристая сеть, как щупальца спрута, в считанные секунды оплела зарвавшегося командора. Все попытки Улльдара высвободиться с позором провалились – так же, как и он сам провалился во внезапно распахнувшуюся под ногами бездну. Минутой позднее Улльдар обнаружил, что свободен – по крайней мере, от щупалец волшебного спрута. Мельком оглядевшись, командор узнал свои апартаменты; но когда он попытался открыть двери, ведущие в коридоры замка, оказалось, что двери заперты снаружи. Около получаса Улльдар пытался их отворить – хоть магией, хоть попросту выбить. Но всё было тщетно. Улльдар распахнул окно – хоть это и несолидно при его звании, но раз уж нет другого выхода, можно выбраться тем путём, которым в дома нередко входят воры и любовники. Однако стоило командору подумать об этом пути, как окно перегородили толстые прутья стальной решётки. Улльдар скривился, глядя на обломанный ноготь. Кто ж любит проигрывать?!
А в это время магистр Льювин утомлённым, бесцветным голосом говорил командору Мэллану:
– Мэлл, если тебя не затруднит, постарайся как можно скорее расчесться с теми проходимцами, что выгребают тину из рва, и пусть убираются подальше. Да, ещё неплохо бы пригласить какого-нибудь хорошего мастера витражей. Видишь, у меня тут окно разбилось. Признаюсь, я всегда немного недолюбливал этот сюжет – «Поединок двух братьев на берегу Кровавой реки». Мне бы хотелось, чтобы мастер составил новую, по-настоящему поучительную картину – например, «Справедливый суд мудрейшего из королей»…
* * * * *
Шутка Фьонна оказалась очень удачной – в том смысле, что она, по-видимому, принесла удачу её главным действующим лицам. Наверное, это потому, что настоящей злости в душе мага не было – сын Льювина принёс гнома Фолли в жертву матримониальным планам корриган в основном из озорства.
Железный Лоб, справедливо полагая, что после той памятной и впечатляющей речи на свадебном пиру прежнее значение при эльфийском дворе ему уж не вернуть, примирился со своей новой должностью жениха корриган. Как же приятно он был изумлён, когда красавица, желая продемонстрировать своё приданое, принялась вытаскивать из ручья одну золотую вещицу за другой! Но долго любоваться великолепным зрелищем потомку Дьюрина не пришлось – Шэала побросала золото обратно, и как не пялился гном в воду, сквозь прозрачные струи он видел только чистое дно, покрытое обычной галькой.
Владычица родника взмахнула рукавом. Родник исчез, как и зелёная лужайка: на каменистой земле среди чахлых былинок лежал большой шёлковый платок травянисто-зелёного цвета, а на нём – овальное зеркальце в металлической оправе. Шэала аккуратно связала концы платка.
– Ты чего делаешь? – удивлённо выразил общую мысль Гвейф.
– Забираю своё имущество, что ж ещё, – отозвалась она. – Мне ужасно надоело жить тут в глуши, в одиночестве. А эту милую полянку я расстелю перед домом, где мы с милым заживём в любви и дружбе! Как ты насчёт того, чтобы поселиться… скажем, в Шичере, Фолли? – она ласково ущипнула гнома.
Тот призадумался. Из-за пьяной болтовни он потерял должность предводителя гномьей дружины; теперь не оставалось ничего другого, как начинать новую трудовую жизнь. Пожалуй, можно будет открыть кузницу или ювелирную мастерскую – кое-какие деньжонки у него остались, да и невеста, возможно, выделит ему какую-то часть своих средств на открытие общего дела. Итак, сделав краткий обзор своей прошлой жизни и перспектив на будущее, гном ответил утвердительно.
Свадьбу сыграли в Шичере, где у гнома внезапно нашлось три десятка земляков, а у корриган – пять замужних сестёр и три кузины. Фолли, всё больше проникавшийся сознанием того, что неожиданный поворот в его судьбе, подстроенный Фьонном, не так уж и плох, для проведения свадебных торжеств снял на целых три дня один из лучших трактиров города.
Невеста Железного Лба тоже развила активную деятельность, казавшуюся невиданной для личности, несколько веков просидевшей на одном месте, да ещё в лесной глуши. Шэала быстро отыскала вполне приличный двухэтажный домик с небольшим садом, который бывший владелец продавал за цену, поистине смехотворную для того, кто хоть немного знал ситуацию на рынке жилья. Правда, к дому, кроме сада, примыкал совершенно неокультуренный участок земли. Когда покупательница с невинным видом поинтересовалась, почему эта территория находится в таком заброшенном состоянии, продавец совершенно неожиданно стал похож цветом физиономии на варёного рака и забормотал что-то невразумительное насчёт отсутствия свободного времени, о том, что он когда-то думал на этом месте выкопать пруд, и другую подобную же чепуховину. Ловкая корриган, конечно, сразу поняла, что здесь кроется какой-то подвох. Поэтому она мило улыбнулась владельцу дома и странного участка, сообщив, что ей нужно немного подумать и обязательно посоветоваться с женихом и братом.
Да только с гномом, занятым организацией свадебных торжеств даже не по горло, а по уши, она советоваться не стала. Зато Фьонну названая сестрица прямо заявила, что ей нужен его совет, а, возможно, и квалифицированная магическая помощь. Обозрев резервный участок, волшебник иронично усмехнулся и сообщил названой сестре, что хозяин этой земли полагает, будто данная территория противозаконно захвачена нечистью, сгнаивающей на корню любые начинания, хоть сельскохозяйственные, хоть строительные.
– Я никого там не видела и не почувствовала, – изумилась корриган.
– Ну ещё бы! – Фьонн пожал плечами. – Довольно трудно заметить или почувствовать то, чего нет.
– А с чего же ты взял…
– С полки под потолком, – неуклюже сострил волшебник. – Когда-то они тут жили. Только это никакая не нечисть. Это пикси – наверное, знаешь, Шэала, этакие крохи с крылышками? Я-то отлично их знаю! – тут Фьонн нахмурился, вспомнив шуточку королевы этого с виду безобидного народца, и машинально провёл рукой по лбу. – Да, когда-то они тут немного порезвились; но здешний хозяин – ужасный зануда, похоже, поэтому сразу и навоображал себе всякой нечисти! А пикси посмотрели на него – посмотрели, и стало им так невыносимо скучно, что они и ушли потихоньку! То есть улетели. Так что ты, сестрёнка, спокойно можешь покупать эту милую усадебку.
– Вот и чудесно! А этот участок чудо как подходит для моей полянки с родником! – обрадовалась Шэала.
– Будь уверена, пикси их тоже очень скоро оценят по достоинству и снова поселятся на прежнем месте, которое, собственно, будет уже не совсем прежним…
Корриган лишь махнула рукой – её-то соседство крохотных крылатых существ нисколько не обеспокоит.
На своей собственной свадьбе Фолли вёл себя не в пример прошлому празднеству. Он даже не прикоснулся к кубку с вином, не то что сделал хоть глоток. Волшебник и дракон, сидевшие рядом с женихом и невестой, то и дело подмечали его тоскливые взгляды, особенно когда хорошенькие служанки разносили кувшины с вином или когда гости осушали свои кубки за здоровье молодых. Однако Железный Лоб крепился. Воспоминания о пьяных речах на пиру, конечно, были очень туманными и расплывчатыми; но вот красноречиво-молчаливое осуждение общества, на которое гном натолкнулся потом, как на крепостную стену, врезалось в душу Фолли, как таран в ворота осаждаемой цитадели, и навсегда оставило глубокие отметины на покрытой листовым железом дубовой покрышке.
Зато дракон на этот раз отнёсся к вину, как все нормальные личности относятся к врагам, то есть по мере сил старался уничтожать боевые единицы противника. Гвейф, конечно, прекрасно помнил, что этот чародейский напиток необычайно силён и вполне способен на время отнять разум – пример Фолли тому живое подтверждение. Но за собой дракон никогда ничего подобного не замечал, хотя всегда пил не меньше окружающих. Значит, на него враждебная магия вина не действует! А раз так – кому же и спасать других от этого врага?!
Фьонн был крайне изумлён, видя, как дракон расправляется с опьяняющим противником. Маг ещё не догадывался о возвышенных мотивах, которые руководили Гвейфом. Да и трудно заподозрить, что переливать содержимое винного бочонка в своё брюхо можно из соображений, продиктованных гуманизмом и заботой обо всех разумных существах, приглашённых на свадьбу! Как бы то ни было, внешне дракон выглядел вполне прилично, и никаких признаков опьянения за ним не наблюдалось в течение всего празднества.
* * * * *
Фьонн внезапно проснулся среди ночи, не сразу вспомнив, где находится. Странное, почти позабытое чувство необъяснимой тоски сжимало сердце. Волшебник поворочался на кровати, потом поднялся, подошёл к окну и распахнул его настежь. Ветерок, прохладный и лёгкий, шустро скользнул в комнату. Рассвет ещё только-только брезжил; тишина, особенно приятная после трёх дней шумных празднеств, лениво распростёрлась над городом.
В комнате, которую сын Льювина занимал в доме мастера Фолли и его супруги Шэалы, всё тонуло в утреннем полумраке. Фьонн поёжился, когда набравший силу ветер овеял его холодком, от которого тонкая льняная рубашка не послужила надёжной защитой. Бр-р-р! Но ощущение холода вывело молодого мага из состоянии странного оцепенения, в котором он пребывал. Фьонн торопливо сорвал со стенного крюка свой плащ и закутался в него, стараясь согреться. Разумнее всего было бы снова лечь спать, тем более что сын Льювина никогда не имел обыкновения подниматься до петухов. Однако Фьонн продолжал стоять у окна, кутаясь в плащ и безразлично глядя на небо, где всё ярче разгоралась алая полоса у горизонта. Сейчас молодой человек почему-то чувствовал себя таким потерянным, одиноким и несчастным, что хоть волком вой. Фьонну было очень противно ощущать себя чем-то вроде ветхой тряпки, он мысленно бранил себя почём зря, но только это народное средство против его дурацкой тоски почему-то не помогало.
Внезапно из глубин памяти вынырнул образ Ниэри, очаровательной куртизанки из пригорода Хартланда, которая некогда была возлюбленной Фьонна. Этот образ проплыл мимо, как мираж, и растаял, как ещё раньше растаяла любовь многообещающего студента Академии Магии и прелестной гетеры. Фьонн вздохнул. Да, с Ниэри было весело! Но с чего это он её вспомнил?
Не успел волшебник задать себе этот вопрос, а тем паче измыслить подходящий ответ, который его устроил бы, как воспоминания о других увлечениях потоком хлынули из глубин подсознания. Фьонн поморщился и помотал головой, стараясь отогнать яркие картины прошлого. Что это на него нашло, сердито думал сын Льювина. Он никогда не был сентиментальным, а уж что касается депрессии, то она вообще его всегда стороной обходила, словно трус – поле боя.
Пока Фьонн тосковал у окна, почти совсем рассвело. Понимая, что уже не заснёт, молодой волшебник оделся и вышел из комнаты. Он ещё продолжал чувствовать себя каким-то душевно пришибленным, поэтому решился на небывалый шаг – спросить совета у дракона. Уж этот-то ушлый ящер должен что-то придумать, тем более что его к этому обязывает заклятье, наложенное отцом! «…Оберегать душу, жизнь и доброе здравие Фьонна, сына Льювина» – так, кажется, отец вещал? А сейчас душа Фьонна как-то странно себя ведёт…
Фьонн негромко постучал в дверь комнаты Гвейфа. Изнутри послышалось невнятное тревожное бормотание. Волшебник слегка приоткрыл дверь, желая удостовериться, что с драконом всё в порядке. Гвейф беспокойно метался во сне, словно старался кого-то оттолкнуть, и бубнил что-то о справедливости и законности… Фьонн, желая освободить друга из лап сонного кошмара, энергично потряс Гвейфа за плечо, приговаривая: «Просыпайся, Рэн!»
– А? Что? Ох, не надо мне рубить голову, доблестный воин! – залопотал спросонья дракон, а его золотистые глаза так и заискрились зелёными и огненно-красными всполохами.
– Успокойся, Рэн, я об этом даже не помышлял, – уверил его сын Льювина. – Тебе просто приснился нехороший сон…
– Да, да, – заговорил Гвейф, торопясь выплеснуть свои эмоции и таким способом от них избавиться. – Да, Кьёр, я видел жуткий, просто уж-жасный сон! Никогда больше не буду пить столько вина! Представляешь: мне приснился бронзовый сосуд – ну, что-то вроде помеси котла с горшком – а по сторонам этой посудины висели отрубленные головы драконов!
– Но это ж только сон был, – повторил Фьонн. – Да, Рэн, ты в следующий раз будь поосторожнее с вином. Может, оно и в самом деле враг, которого нужно уничтожать – но только в небольших количествах. А сейчас, если ты не против, может, немного прогуляемся перед завтраком?
– Да, не худо бы эту жуть из мозгов выветрить, – охотно согласился дракон.
Когда они вышли из домика гнома и корриган, которые, судя по всему, быстро нашли общий язык и темы, которые на нём можно обсудить, Фьонну вдруг стало неловко заговаривать с драконом о своей дурацкой печали. Ох, даже стыдно становится, как подумаешь, насколько глупо тосковать не пойми почему! Сын Льювина был достаточно рассудителен, чтобы понимать: ему живётся отнюдь не плохо. Так чего ж это он так размазался вдруг, словно подтаявшее масло по тарелке?
– Вид у тебя какой-то кислый, Кьёр, – неожиданно брякнул дракон, когда они проходили мимо живописной изгороди, увитой побегами плетистых роз. – Чего стряслось-то? Ты уж сразу говори! Может, опять влюбился?
– Скажешь тоже, – с показным пренебрежением к подобной гипотезе обронил сын Льювина. – Просто на душе иногда непонятно почему бывает ужасно мерзко и тоскливо, – тут волшебник через плечо оглянулся на дом, чем-то напомнивший ему архитектуру Айлфорна. – Хоть бы ты, друг ящер, внёс какое-нибудь ценное рационализаторское предложение, где взять волшебные дрова, чтобы сжечь мою тоску, а потом развеять её пепел в поле? Наверное, мне просто скучно, – подвёл итог волшебник, украдкой срывая розу, неосторожно высунувшуюся из-за ограды какого-то сада.
– Ну, извини, приятель, – грубовато пробурчал дракон, у которого эта тоска моментально встала поперёк горла. – Я не нанимался тебя увеселять, если ты помнишь. Твой премудрый батюшка самым наглым магическим образом сделал из меня твоего оруженосца, который волей-неволей обязан отводить удары, предназначенные тебе разными мелкими пособниками судьбы; но я отнюдь не обязан развлекать тебя бренчаньем на арфе или эльфийскими народными танцами с волшебными мечами!
– А как же забота о моей душе? – живо возразил Фьонн. – Мой отец, как и подобает мудрецу, поставил её на первое место – во главу угла, что называется!
– Удружил мне магистр, ничего не скажешь, – пробормотал дракон себе под нос. – Не было заботы, а теперь только и думай, как накормить и развлечь этого мальчишку, да ещё так, чтоб он после этого остался целым и невредимым!
Вслух он сказал:
– А не хочешь ли поехать на охоту, Кьёр?
– И на кого же ты предлагаешь охотиться, Рэн? – без особого интереса спросил Фьонн.
– Сезон охоты на лисолаков и волколаков в Арландуне продолжается круглый год, – пояснил Гвейф и удивлением увидел, что волшебник при его словах неприязненно поморщился.
– Моя дичь – приключения, Рэн, – горделиво отозвался сын Льювина. – А издеваться над бедными полузверьками мне претит!
– Вот не знал, что ты такой жалостливый, – искренне удивился дракон. – Это же злобные оборотни, очень опасные морды!
– Просто я знаю, каково им приходится, – тихо сказал Фьонн. – Мне, да будет тебе известно, приходилось бывать в волчьей шкуре.
– Ты имеешь в виду меховой плащ или шубу? – пошутил Гвейф. – И каково же в волчьей шкуре, Кьёр?
– Не хуже, чем во многих других, – ехидно ответил сын Льювина и тут же стал непривычно серьёзным. – Нет, я не то говорю, Рэн. Да ты и вряд ли это поймёшь…
– Всё-таки расскажи, раз начал, – попросил дракон.
– Ладно, – коротко кивнул Фьонн, нервно вертя в руках только что сорванную розу. – Это было… прости, но со временем у меня всегда неразбериха, Рэн. Наверное, мне было лет четырнадцать… а, может, шестнадцать? Ну, неважно. Тогда мы с Альвом – это мой друг детства, племянник мэтра Джеффа – и с другими мальчишками поехали охотиться на волколаков вместе со взрослыми. Я тогда был отчаянным сорванцом, думал только по выходным и большим праздникам, а в остальное время лез на рожон, получая от этого громадное удовольствие и множество синяков и ссадин. Но ты же знаешь, что даже незначительные телесные повреждения, нанесённые зубами волколака, очень опасны. Помереть-то, может, и не помрёшь, зато постепенно превратишься в такого же, как он. Сначала превращаться в волка будешь в полнолуния, а потом дальше – больше, пока волчья шкура не прирастёт так крепко, что лишь изредка и ненадолго сможешь возвращать свой настоящий облик. А на той охоте… – он замолчал, искоса поглядывая на дракона, желая увидеть его реакцию.
– Только не говори, что тебя укусил волколак, – строго промолвил Гвейф. – Прости, Кьёр, но это будет уже такое грубое враньё…
– Но я именно это и хочу сказать! – вспыхнул Фьонн. – И какой ты после этого дракон, если враньё от правды отличить не в состоянии? Ну, не укусил – но зубами-то и языком он мне до руки дотронулся! Не смотри на меня таким осуждающим взглядом, Рэн. Я не вру! Да, в волколака я не превратился. Ещё бы! Леди Торлинн столько мне своих снадобий насовала – удивительно, как я всё это проглотил! Долго меня этой дрянью пичкали, но потом вроде успокоились – я был тот же, что и раньше, и вроде ничего странного за мной не замечалось. Но однажды я обнаружил, что мне очень легко превратиться в волка! Ни моя мать, ни мой отец, хоть они иногда и принимали облик зверей и птиц, никогда не превращались в волков. Да, кажется, и никто из всего Ордена Мон-Эльвейг…
– И на что это похоже, когда ты в волчьем обличье? – недоверчиво поинтересовался Гвейф.
Фьонн пожал плечами.
– Перед тобой – бесконечный простор, а ты бежишь вперёд, туда, где прячется дичь… Нет, не думай, что дичь – это какой-нибудь заяц или оленёнок. Я чувствовал… Нет, этого не объяснишь! Одно скажу тебе, Рэн: моя дичь – это что-то такое, чего многие боятся. Возможно, у этого даже нет тела…
– Неупокоенные? Привидения? – наобум подсказал Гвейф, но волшебник отрицательно покачал головой.
– Нет, Рэн. Не они. Я пока сам точно не знаю, что это. Но я обязательно узнаю… Ох, проклятые шипы! – вдруг вырвалось у Фьонна. – Оцарапался! Зато сейчас проверим, правда ли, что Меч Королей способен не только наносить раны…
Фьонн чуть выдвинул Меч из ножен и осторожно провёл пострадавшим пальцем по сверкающей стальной поверхности. Но, к огромному разочарованию мага, ожидаемого целебного эффекта не последовало.
– Вообще-то я слышал, что лечебными свойствами обладает отнюдь не Меч Королей, а Сияющее Копьё Богов, – негромко произнёс дракон.
– Да? А я-то поверил песням менестрелей! Похоже, они то ли приврали, то ли перепутали, – Фьонн вытащил из кармана носовой платок, чтобы вытереть кровь, всё никак не желающую останавливаться. – То-то я пока ничего сверхвыдающегося за этим Мечом не замечаю – кроме того, что он разных отморозков сразу десятками косит! А где хранится то Копьё, Рэн?
– Тебе сразу все чудеса подавай, как и твоему отцу, – проворчал дракон. – Про этот Меч я слышал, что тот, кому он служит, непременно станет королём, когда действительно этого захочет. А ты разве сейчас этого хочешь? Более того – разве сейчас ты, беззаботный странник, путешествующий исключительно ради собственного удовольствия, годишься на такую высокую и ответственную должность?
Друзья уже вышли за городские ворота и теперь лениво брели по лугу, на котором высокая и густая трава доходила до колен.
– Зато я сам себе господин, – усмехнулся волшебник и уселся на пригорок. – Чем хуже? Нет, Рэн, ты мне про Копьё расскажи!
Дракон сел на траву, предварительно аккуратно расправив складки плаща, однако рассказывать не спешил, лишь хитро улыбался, глядя вдаль.
– Слушай, Рэн, а давай отправимся за этим Копьём, а? – предложил Фьонн, растянувшись на траве и с интересом наблюдая, как по тонкому стебельку ползёт божья коровка, а над золотыми звёздочками зверобоя с тяжёлым жужжанием кружит шмель в пушистой полосатой шубе.
– А солнце и луну в придачу не хочешь? – язвительно отозвался Гвейф. – Нет, ты копия своего отца! Он тоже рад бы загрести все четыре великих магических сокровища, а того не желает понимать, что хоть они и должны когда-нибудь объединиться в одном месте, но добыть-то их должны разные герои! Да из великих сокровищ и одно-то не каждому герою удавалось хотя бы увидеть! Постой, Кьёр… У меня появилась интересная идея… Знаешь, я когда-то увлекался астрологией… У тебя найдётся бумага и карандаш?
– Зачем тебе? – изумился сын Льювина, шаря в карманах.
– Скоро поймёшь, – неопределённо ответил дракон.
– Вот, держи, – Фьонн протянул приятелю изящную записную книжку в переплёте из зелёного пергамента, с серебряными застёжками, и карандаш. – О, да он совсем затупился, – отметил маг, присмотревшись к карандашу.
– Сейчас заточим, – и дракон, вытащив из ножен кинжал, принялся энергично обстругивать кончик карандаша; лишь когда длина карандаша уменьшилась почти вдвое, Гвейф прекратил заточку и приступил к каким-то загадочным подсчётам.
Маг то и дело прерывал дракона, требуя объяснить, что всё это значит, но Гвейф лишь отмахивался. Карандаш сновал по страничкам блокнота с такой быстротой, что у Фьонна, наблюдавшего за приятелем в надежде понять, что же тот делает, зарябило в глазах. Волшебник отвернулся в сторону – тем более что мимо как раз пролетала стайка зябликов, и Фьонн от нечего принялся считать птиц.
– Три… пять… семь… – вполголоса бормотал он, провожая улетающих птиц взглядом.
– Готово! – раздался вдруг торжествующий голос дракона.
– Что готово? – лениво уточнил сын Льювина. – Если ты имеешь в виду завтрак, то он, может, и готов, но сначала надо до него дойти! Кстати, в самом деле пора возвращаться, а то и опоздать можно, – тревожно добавил Фьонн. – А то прожорливые приятели Фолли, чего доброго, всё слопают, и нам ничего не останется!
Дракон поднялся на ноги, отряхивая одежду. Фьонн несколько секунд продолжал валяться на травке, глазея на копошащихся перед носом насекомых, но вдруг рывком вскочил с земли и торопливо зашагал в сторону города.
– Так про что ты хотел мне сообщить, Рэн? – спросил волшебник, забирая у дракона свою записную книжку и сильно укороченный карандаш. – Только сразу предупреждаю: если ты высчитывал, через сколько лет мою голову украсит корона, а через сколько лет ту же голову оттяпает вражеский меч, то я об этом знать не желаю!
– Нет, последнее тебе не грозит, – поспешил успокоить его Гвейф. – И не беспокойся, я вовсе не собираюсь развеивать радужный туман, которым тебе хочется укрыть своё будущее. Я насчёт того Копья… Тебе оно вряд ли дастся в руки: но вот твой сын, который родится в течение будущих двух-трёх лет, пожалуй, сумел бы когда-нибудь захватить эту штуку.
– Жаль только, что в ближайшие годы я не планирую размножаться, – вздохнул Фьонн. – Может, ради такой перспективы стоит пересмотреть свои планы? Но же я ещё не встретил настоящую любовь!
– Не сомневаюсь, что заклятье фей тебе в этом поможет, – ехидным тоном уверил его дракон. – А прежние планы относительно продолжения рода можешь и не пересматривать – дети нередко появляются отнюдь не потому, что родители непременно хотят их завести, а потому, что таков закон природы.
– Циник! – пожал плечами Фьонн и ускорил шаг, заслышав бой часов на городской ратуше – уже половина девятого, а завтрак в доме Фолли и Шэалы обычно начинался около девяти часов.
* * * * *
– Нет, ты как хочешь, Рэн, а мне это болото не нравится! – безапелляционным тоном заявил Фьонн.
С этими словами молодой волшебник отошёл от берега, похожего на лесную поляну из-за ярко-зелёного одеяла болотной ряски, решительно сбросил свою ручную кладь под деревом и уселся на траву, поудобнее прислонившись к шершавому стволу. Дракон между тем внимательно рассматривал болото – Гвейфу казалось, что во-он те кочки вполне надёжны…
– Эй, Рэн, постой! – окликнул его сын Льювина, заметив, что приятель уже прицеливается, как бы половчее перенести ногу на ближайшую болотную кочку. – Я, конечно, не знаю, может, драконы точно так же не тонут в стоячей воде, как не сгорают в пламени своего духа – но я бы не стал рисковать понапрасну, Рэн. Сам подумай – из-за чего? Вон и солнце уже садится… Давай и мы тоже отдохнём до рассвета, а там всё-таки свернём на другую дорогу. Разве мы куда-то торопимся? А самая короткая дорога чаще всего бывает и самой неудобной и опасной! Я тебе сразу говорил – надо идти той дорогой, где есть живописные виды и благоустроенные постоялые дворы, а не по какой-то звериной тропе! Самая короткая из всех дорог Упорядоченного – это…
Дальнейшее пояснение заключалось не в словах, а в жестах: Фьонн с отчаянным выражением лица провёл ребром ладони поперёк горла, затем на миг выпучил глаза, после чего как подкошенный повалился на траву. Гвейф засмеялся.
– Ничего смешного, если вдуматься, – замогильным голосом отозвался маг, не поднимаясь с земли. – Хоть жизнь и сумбурная штука, но расставанье с ней куда печальней, чем, скажем, разлука с возлюбленной, которая и так тебя позабудет если не через неделю, то через год-другой уж точно.
– Ладно, и в самом деле некуда нам торопиться, – согласился дракон. – Я имею в виду и переправу через болото, и… – Гвейф покосился на приятеля. – Эй, Кьёр, хватит баловаться уже! Давай поужинаем, что ли…
При этих словах Фьонн проворно сел, отряхивая одежду от пыли.
– Эх, зря мы пешком потопали, – мрачно высказался он. – Это всё ты, Рэн! Ну почему ты не хочешь лететь в своём настоящем виде? Кстати, зачем тебе эта дурацкая корона на самом деле нужна? Думаешь, я поверил твоему бреду, что это, дескать, свадебный подарок для будущей невесты, которую ты, может, встретишь этак через парочку столетий?
– А почему ты требуешь, чтобы тебя Кьёртэном называли? – отпарировал дракон. – И зачем тебе Меч Королей, раз ты пока не стремишься стать мудрым правителем?
Фьонн и Гвейф покинули Шичер и гостеприимный кров гнома и корриган, чтобы отправиться на поиски загадочной короны Хэй-Рона, о которой не знали ничего, кроме её названия да того, что она хранится в сокровищнице Отлаха, правителя Лилах-Эр-Фиарлах – королевства, лежащего к западу от Шичера. Когда встал вопрос о выборе дороги – в упомянутое королевство из Шичера вели два пути – мнения резко разделились. Одна из дорог шла кружным путём – уводила далеко на северо-запад, огибая болотистые леса, а другая была пряма и не обустроена, как пути героев древних саг, и вела через болота, овраги и холмы, пользовавшиеся в Арландуне сомнительной славой – толком, правда, никто не мог сказать о них ничего внятного. Фьонн, как истинный сын своего отца, естественно, не горел желанием идти по тропе твердолобых героев, которым всё равно, идти ли по мощёному тракту или по пояс увязать в грязи. Однако дракон упёрся, настаивая на том, что идти надо по короткой дороге.
– Короткая дорога обычно бывает на семь лиг длиннее, Рэн, – пытался урезонить приятеля волшебник, но даже народная мудрость оказалась бессильна перед иррациональным драконьим упрямством.
Так как спор зашёл в тупик, Гвейф предложил решить вопрос традиционным способом – бросить жребий. Оба приятеля бросили по кольцу в большой глиняный кувшин с широким горлом и позвали Шэалу.
– Сестрёнка, будь любезна, достань из этого кувшина то, что само дастся тебе в руки, – попросил Фьонн и тут же предупредил. – Но только одну вещь, не обе сразу!
Корриган с удивлением посмотрела на мага и дракона, пожала плечами и вытащила из кувшина перстень Гвейфа. Дракон самодовольно ухмыльнулся, а Фьонн скорчил кислую рожу. Но когда выяснилось, что коню по той дороге не пройти, так что идти придётся пешком, волшебник возмутился не на шутку.
– Ты что ж это, ящер, решил выместить на мне своё недовольство тем, что отец наложил на тебя определённые обязательства по охране моей жизни и прочего имущества? – раздражённо выговаривал сын Льювина. – Или просто считаешь подобные испытания необходимыми для становления личности мага? А, проповедник-любитель?
– Я не столь мстителен, как ты воображаешь, мальчишка! – вспылил дракон. – А насчёт испытаний… Да уж, мне всё чаще кажется, что для твоей самовлюблённой, избалованной личности они явились бы хорошим профилактическим средством от дальнейшего сосредоточения только на собственном неотразимом «я»!
– Итак, всё ясно, – мрачно проговорил Фьонн. – И ты всерьёз надеешься меня перевоспитать, Рэн? Вот не думал, что столь мудрое существо, какими я привык считать драконов, способно пребывать в таком глубоком заблуждении!..
В конце концов Фьонн нехотя признал, что раз судьба посредством брошенного жребия сказала своё веское слово, то так и быть, на этот раз он потопает выбранной драконом ухабистой дорогой эпических героев. Эх-ушку и скакуна Гвейфа пришлось оставить на попечение Фолли и Шэалы. Значительную часть ценностей, полученных от эльфов, маг и дракон ещё раньше передали новобрачным в качестве свадебного подарка. На прощанье Фьонн несколько раз повторил названой сестрице и её супругу, как следует обращаться с водяным конём.
– Не балуйте этого стервеца, – назидательно говорил волшебник. – Это такой зверюга, чтоб его тролли сожрали!.. Стоит только раз дать потачку, как потом… Строгость, строгость и ещё раз строгость – только это и способно удерживать этого водоплавающего оборотня в благопристойном обличье верного коня!
Но всё это теперь осталось позади – и Шичер, и уютный домик гнома и корриган, и своенравный водяной конь. А впереди в данный момент, приняв обманчивую личину невинной лесной полянки, поджидало болото, к которому Фьонн не испытывал абсолютно никакого доверия.
– Эй, Рэн, посмотри-ка, там, кажется, что-то светится?
Дракон, который начал задрёмывать, нехотя открыл глаза. Солнце уже давно опустилось не только за вершины деревьев на противоположном берегу болота, но и за горизонт, временно уступив ночи контроль над этой местностью. Но болото не погрузилось во мглу: наоборот, на нём загорались всё новые и новые огоньки, издалека похожие на пламя свечи. Эти огни неспешно перемещались по болоту: некоторые прогуливались попарно, словно влюблённые или старые добрые приятели, некоторые же скакали в гордом одиночестве, точно завзятые индивидуалисты и убеждённые холостяки.
– Ого, блуждающие огни, – лениво процедил Гвейф и снова закрыл глаза. – Не обращай внимания, Кьёр – у этих ребят что ни ночь, то гулянка. К утру они умаются и отправятся бай-бай, и тогда мы сможем поискать торную тропку.
– У меня есть идея получше, Рэн, – Фьонн решительно поднялся и вытащил из своего дорожного мешка большое махровое полотенце.
– Какая ещё гениальная бредятина осенила твою сумасбродную голову, Кьёр? – устало проворчал дракон, видя, что непоседливый волшебник направляется к болоту.
Фьонн не ответил – он медленно шёл вперёд, слегка пригнувшись и осторожно выбирая место, куда поставить ногу. Остановившись возле берега, волшебник окунул полотенце в воду, а затем слегка отжал его, чтобы вода не стекала ручьями. Дракон, не вполне понимая, что намерен делать его подопечный, встал и направился следом за ним. Сын Льювина недовольно оглянулся на Гвейфа.
– Ш-ш-ш! Тише ты, Рэн! Тебя что, ветер сдунул с места? Я, конечно, понимаю, заклятье отца обязывает тебя следить за мной в оба – но тебе же и так было отлично меня видно…
Волшебник не закончил фразу, заметив, что к берегу беспечно приближается один из блуждающих огоньков. Фьонн сосредоточенно следил за ним, подобравшись, словно хищник перед прыжком. Когда легкомысленный огонёк очутился поблизости, сын Льювина проворно накрыл его мокрым полотенцем и быстро выхватил свою добычу из болота.
– Ну, что стоишь столбом, Рэн? Держи, это по твоей части! Я хотел сказать, что огонь, пусть даже такой водоплавающий – это твоя стихия, – пояснил молодой маг и сунул в руки приятеля мокрый свёрток.
– И где же тут огонь? – недоверчиво поинтересовался дракон; как бы в ответ на его вопрос в полотенце что-то слабо шевельнулось.
Фьонн молча взял дракона за локоть и отвёл подальше от болота.
– Теперь разворачивай этого молодчика, Рэн, – уверенным тоном сказал волшебник.
Дракон с сомнением отогнул край полотенца, не слишком-то ожидая увидеть яркую, неординарную личность. И в самом деле, существо, которое предстало взорам Гвейфа и Фьонна, имело сейчас довольно жалкий вид, приводящий на память пресловутую мокрую курицу – правда, в данном случае без перьев. Ростом существо было чуть повыше фута: у него имелись две руки, две ноги и голова. Форма головы, правда, была несколько странной, похожей на вытянутую луковицу, а на кончиках пальцев рук тлели полузатухшие искорки. Странное существо оказалось совершенно голым: кожа у него была медно-красного цвета, а маленькие глазки сейчас напоминали залитые водой угольки.
Фьонн переглянулся с Гвейфом и усмехнулся с видом охотника, поймавшего крупную дичь.
– Эллилдан, эллилдан
Для чего огонь вам дан? – нараспев произнёс волшебник, пристально глядя на пленника, который тщетно пытался вырваться из лап судьбы, в данный момент воплотившейся для него в драконе, временно пребывающем в человеческом облике.
– Для того чтоб таракан
Не забрался в мой стакан! – тоненьким дрожащим голоском отозвался болотный огонёк.
– Ну, а если ураган
В твой ворвётся балаган? – продолжал маг.
Дракон с изумлением смотрел то на приятеля, то на пленника, полагая, что бессмысленные двустишия, более всего похожие на детские потешки, видимо, являются частью особого магического ритуала.
– Для того и барабан,
Чтобы слушал тарабан! – чуть помедлив, с запинкой сообщил пленник.
Фьонн с торжествующим видом хлопнул в ладоши.
– А вот и нет, голубчик! Нет такого слова – тарабан!
– Как нет, как нет, – залопотал болотный огонёк, растерянно хлопая глазами. – Как же так? А тот, кто тарабанит – разве не тарабан?
Сын Льювина пренебрежительно пожал плечами.
– У меня диплом бакалавра лингвомагии, эллилдан, – горделиво сообщил молодой человек. – Диплом с отличием, заметь! И ты ещё будешь спорить со мной, какие слова имеют законное происхождение, а какие – всего лишь жалкие бастарды безумного бреда и бездарной потуги на оригинальность?
Болотный огонёк так пригорюнился, что даже Гвейф, гуманизм которого отличался крайней избирательностью, проникся сочувствием к бедолаге.
– Кьёр, ты зачем его поймал? – спросил дракон мага. – Чтобы похвастаться перед ним своим дипломом?
– Хочу, чтобы он показал нам дорогу через болото, – отозвался Фьонн, проигнорировав колкость приятеля. – Правда, не знаю, что можно будет счесть ручательством его правдивости?
Но как следует поразмыслить над этой проблемой молодому волшебнику не удалось. Раздумья Фьонна, которые ещё не успели достаточно углубиться, были прерваны ошеломлённым возгласом Гвейфа:
– Нет, ты только посмотри на это чудо, Кьёр!
Сын Льювина вздрогнул от неожиданности и машинально покосился на болотный огонёк, которого дракон продолжал добросовестно удерживать в плену.
– Да не на это чудо, а вон туда! – пояснил Гвейф.
– Великие Стихии! – пробормотал волшебник, взглянув в сторону водоёма.
Изумлению Фьонна не было пределов: болотные огни выстроились в две линии и замерли на месте. Огоньки словно перемигивались друг с другом: одни разгорались ярче, другие почти гасли, но вскоре менялись ролями. Однако с места ни один не сошёл.
– Они показывают тропу, – сказал дракон и сделал шаг по направлению к болоту.
– А с чего это ты так уверен? – скептически осведомился Фьонн, крепко ухватив приятеля за рукав. – Логичнее предположить, что нас просто хотят провести – только не через болото, а за нос. В смысле, чтоб мы носом в это вонючее болото уткнулись…
– Оно не вонючее! – едва слышно подал голос пойманный эллилдан.
– Ого, мой маленький патриот! – усмехнулся сын Льювина. – Конечно, это прекрасно, когда родное болото кажется самым замечательным местом не только в данном Мире, но и во всём Упорядоченном!
– Я рискну, Кьёр, – решил дракон, высвобождая свой рукав из пальцев мага. – В случае чего, я могу принять свой настоящий вид. Никогда не слышал, чтоб хоть один дракон утонул, в болоте ли, в море или в бочонке с вином!
– А почему бы тебе сразу не превратиться и попросту не перелететь через эту лужу? – сумрачно поинтересовался Фьонн. – Ты, часом, ещё не разучился летать, приятель? Мне не раз приходилось слышать, что органы, которые не участвуют в процессе жизнедеятельности с полагающейся активностью, со временем деревенеют! А ты так много времени проводишь в человеческом облике, что как бы, чего доброго, не отказали крылья!
– Меня этим не проймёшь, дружище, – хмыкнул Гвейф. – Насчёт моих крыльев не переживай – с ними всё в порядке, не сомневайся. А вот ты, кажется, отправился в путь в поисках приключений – так зачем я буду упрощать жизнь и лишать тебя возможности лично переправиться через болото?
– Хорошенькое приключение – шлёпать по колено, а то и по пояс по болотной тине, – проворчал волшебник, с омерзением глядя на ярко-зелёный водоём, украшенный двойной гирляндой мигающих огоньков.
Однако дракон, крепко держа в руках закутанного в полотенце эллилдана, отважно зашагал по тропе, которая с равной вероятностью могла вести к противоположному берегу или в недра трясины. Фьонн пару минут с сомнением смотрел вслед приятелю, не спеша последовать его отчаянному примеру. Но тут волшебник заметил ещё одно явление болотной жизни, которое заставило его поторопиться с переправой: блуждающие огоньки довольно шустро перемещались вслед за Гвейфом, который нёс их сородича.
– П-проклятое болото! – с чувством непередаваемого омерзения брякнул сын Льювина, очутившись-таки на противоположном берегу упомянутого водоёма.
Молодой чародей брезгливо посмотрел на свои сапоги – совершенно новые, сшитые по последней моде в лучшей сапожной мастерской Шичера; но теперь-то благодаря слою тины об этом трудновато было догадаться. Не теряя времени даром, Фьонн попытался хотя бы частично вернуть обуви приличный вид; между тем дракон, справедливо полагая, что пленник им больше не нужен, выпустил злополучного эллилдана в болото.
– Посмотри, Кьёр, эти бродячие огни, оказывается, не лишены тёплых родственных и дружеских чувств! – сообщил дракон, видя, как бывшего пленника тотчас окружила толпа других огоньков и повлекла подальше от берега, где всё ещё ошиваются опасные чужаки.
– Даже смотреть на них не хочу, – мрачно отозвался Фьонн, критически взирая на свои сапоги – больше, похоже, со злополучной обувью уже ничего не сделаешь. – Как и на это мерзкое болото! Пошли отсюда поскорей, Рэн, поищем, где можно остановиться на привал – только, ради всех Сил Света и Тьмы, чтобы оттуда не было видно этой зелёной лужи!
* * * * *
Вопреки мрачным ожиданиям Фьонна, который хмуро предрекал, что по так называемой «короткой» тропе придётся идти не меньше месяца, они с Гвейфом одолели её за несколько дней. Никаких особых приключений по пути не повстречалось – не считая шайки разбойников, мигом побросавших оружие и личные вещи былых жертв, едва дракон принял свой настоящий вид, нескольких поминутно натыкавшихся на деревья дезориентированных зомби, которых Фьонн гуманно избавил от столь неприятного времяпрепровождения, как блуждание без цели, да обычной в ночном лесу мелкой нечисти и призраков, на которых приятели, намаявшись за день, почти не обращали внимания.
Наконец друзья поднялись на гребень самого большого холма, откуда виднелся какой-то населённый пункт. Издалека трудно было разобрать, что это – захудалый городишко или большое селение; однако дракон, сверившись с дорожной картой, с важным видом сообщил Фьонну, что это Эргалах – столица Лилах-Эр-Фиарлах, где правит государь Отлах. Сын Льювина презрительно фыркнул, получив столь ценную информацию.
– В лучшем случае, это большая деревня, где есть сыродельня и активно развивающееся колбасное производство, – съязвил он. – Рэн, ты уверен, что это столица великого государя, обладателя сокровища из сокровищ, короны Хэй-Рона? Мне почему-то думается, что это резиденция преуспевающего фермера. Возможно, у него найдутся превосходные сливки, может, даже отлично выделанная бычья шкура на новые сапоги – но уж насчёт корон ему вряд ли что-то известно, дружище!
Дракон решил понапрасну не спорить со своим подопечным.
– Давай подойдём поближе и сами посмотрим, ладно, Кьёр? – с несвойственной ящерам мягкостью предложил Гвейф. – Нам же всё равно нужна провизия.
Сын Льювина коротко кивнул. В этот момент друзья спускались по склону холма: внимание молодого человека привлекли очертания колодца, смутно темневшие справа. Присмотревшись, Фьонн понял, что так удивило его в этом сооружении: колодец располагался на выступе склона, взбираться на который едва ли было очень удобно. Но зачем колодец соорудили на таком месте? Как удалось это сделать, а, главное, зачем? Для кого – ведь селение (или город) находится довольно далеко, и там, вне всякого сомнения, есть свои колодцы?
Эти многочисленные вопросы повлекли молодого мага в ту сторону, где возвышался объект, их вызвавший. Дракон, бормоча под нос что-то про великовозрастных детишек, которые тянутся за любой погремушкой, покорно поплёлся следом за любознательным сыном Льювина.
Внешне колодец не представлял собой ничего особенного – разве что по верхнему краю сруба тянулась какая-то таинственная надпись. Руны полустёрлись и потемнели: впрочем, Фьонн не предпринял попытки прочесть надпись, лишь рассеянно скользнул по ней взглядом. Вместо этого он решительно взялся за колодезный ворот, намереваясь опустить ведро вниз, но дракон остановил его.
– У нас что, воды нет? Ты в пустыне, что ли, несколько дней без глотка воды? А даже если бы это было и так – всё равно из этого колодца, словно из сухой губки, ты и капли влаги не выжмешь. Кьёр, ты хоть прочитал, что здесь написано? Нет? Ну конечно, нет – это ведь ниже достоинства великого мага, который предпочитает обрести знания и высшую мудрость исключительно собственными силами. А тут вот написано, что это колодец мудрости. Опускать ведро следует в том случае, если требуется получить ответ на очень важный вопрос.
– И что будет дальше? – усмехнулся Фьонн. – Да, там случайно не указаны расценки – в зависимости от степени сложности вопроса? «Положите деньги в ведро – и идите своей дорогой»! Ответ-то откуда возьмётся?
– Когда ответ отыщется, колодезный ворот сам начнёт вращаться, и ведро поднимется, – пояснил Гвейф, полностью прочитавший надпись на колодце; чуть помолчав, дракон добавил. – Вероятно, в ведре будет что-то, что имеет отношение к ответу на вопрос. Тут почему-то нет никаких указаний на этот счёт.
– Интересно, сколько времени придётся ждать премудрого ответа? – насмешливо вопросил Фьонн, заглядывая в колодец и пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в царящем там плотном сумраке.
– Кто ж его знает, – неопределённо пожал плечами дракон. – Может, час, а может, и месяц?
– Может быть, тогда проще самому спуститься в колодец? – предположил сын Льювина, однако тут же отверг подобную идею. – Но нам-то с тобой это ни к чему, Рэн – мы и сами узнаем всё, что нам нужно. А этот колодец, я знаю, очень понравился бы Джеффу, названому брату папы. Тихо, спокойно, никто не мешает – даже на вопросы можно не отвечать, если не хочется. Наверное, там внизу кто-то вроде него и сидит. Не будем ему мешать, Рэн, – и Фьонн, повернувшись спиной к таинственному колодцу, предположительному обиталищу философа-отшельника, заскользил вниз по склону, ловко прыгая по осыпающимся камешкам.
* * * * *
Город Эргалах, столица Лилах-Эр-Фиарлах, и в самом деле сильно походил на овцеводческую ферму, как язвительно отметил Фьонн. Кудрявые волны овечьих стад затопили практически все близлежащие, а также и средне-отдалённые и даже некоторые дальние луга. Длинные одноэтажные дома, по мнению мага, более всего смахивали на сараи: сын Льювина даже высказал предположение, что в этих строениях, наверное, с комфортом проживают многочисленные овечки и барашки, а люди, как сторожевые собаки, спят на пороге. Вообще Фьонн был настроен весьма критически, полагая, что в подобном месте смешно надеяться на интересные приключения и ценные призы.
– Интересно, тут хоть парикмахерская и ремонт обуви есть? – скептически произнёс волшебник и мельком взглянул на большие шатры, которые группа рабочих спешно ставила на лугу, только что с огромным трудом отвоёванном у овец, привыкших считать этот клочок земли своей неотчуждаемой собственностью – как, впрочем, и всё вокруг.
– Наверное, будет большая ярмарка, – предположил Гвейф.
Но волшебник тут же подверг это в корне ошибочное высказывание уничтожающей критике.
– Как бы не так, Рэн! Обрати внимание на геральдические закорючки на шатрах – определённо это опознавательные символы… тьфу, гербы, местных знатных овцеводов! Эти типы, похоже, намерены устроить турнир! Интересно, на чём же тут будут биться – на кулаках или просто повалят стенка на стенку? Честное слово, ярмарка была бы куда более кстати! Ладно, Рэн, пошли, поищем парикмахерскую. Последний раз я подравнивал причёску накануне вручения диплома. Давно пора снова… Ты же утверждаешь, что это столица – а, значит, на турнире будет весь «цвет» здешних овощных грядок! Может, среди здешних рыцарей-турнепсов и государственных советников-тыкв отыщется молоденькая принцесса-вишенка, которая приветливо улыбнётся бедному страннику?.. Не могу же я выглядеть, как огородное пугало, даже при таком морковно-капустном дворе!
– И ты больше не боишься, что какая-нибудь красотка влюбится в тебя, сражённая твоим личным обаянием и магией фей, а ты, в свою очередь, не устоишь перед этой дамой? – ехидно напомнил дракон и вкрадчиво добавил. – Подумай, Кьёр – ведь в подобном случае все твои дни и в особенности ночи будут заняты стремлением к совершенно иным подвигам, нежели сейчас!
– Когда-нибудь это всё равно произойдёт, – хладнокровно отозвался волшебник. – Глупо прятаться от движущих сил природы!
– Но до сих пор ты, если мне не изменяет память, именно это и пытался проделывать, – удивился дракон. – Как же всё это понимать?
– Очень просто, Рэн – я не всегда веду себя достаточно разумно. Да ты и сам, возможно, уже заметил это?
Поблуждав около получаса по улочкам Эргалаха – не будь они засажены деревьями и зеленью, они казались бы ужасно однообразными – друзья всё-таки разыскали парикмахерскую. Фьонн, прежде чем вверить свою причёску мрачному верзиле с одним глазом и нестриженными патлами чуть не по пояс, несколько раз строго и внятно предупредил, что ему требуется лишь самую чуточку подровнять концы волос, но не более того. Всё время, пока неразговорчивый мастер щёлкал ножницами, сын Льювина сидел как на иголках. У мага не возникло никакого доверия к этому типу, похожему больше на головореза, чем на парикмахера. Но то ли опасения Фьонна на этот раз оказались неоправданными, то ли верзилу несколько озадачило присутствие Гвейфа, который всё время, пока шёл процесс стрижки, торчал у окна, непринуждённо болтая всякий вздор – а только сын Льювина не лишился ни своих замечательных золотистых волос, ни слишком значительной суммы денег, ни, тем более, головы. Последнее опасение, между прочим, легко могло появиться у любого, кто увидел бы рожу парикмахера, которому волшебник так отчаянно вверил свой имидж.
Когда друзья вышли из парикмахерской, на лугу, украшенном полукругом ярких шатров, уже начал собираться народ. Фьонн лениво скользнул по толпе взглядом: не отыскав ни гипотетической принцессы, ни здешнего короля со свитой, волшебник предложил приятелю пока пойти перекусить в каком-нибудь местном трактирчике, а уж потом – если, конечно, они не отравятся той стряпнёй, которую им тут подадут – можно пойти поглядеть на побоище доморощенных героев, которые будут доблестно биться на обоюдонеострых дубинах до победного конца, а именно – до тех пор, пока дубины не изломаются в щепки.
Визгливые голоса дудок, вой волынок и грохот барабанов возвестили о начале мероприятия в тот самый миг, когда тарелки и кружки показали магу и дракону пустое дно, а хозяин трактира услужливо подал счёт – так сказать, на десерт. Расплатившись, друзья неторопливо направились к импровизированному ристалищу. Смешавшись с толпой и протолкавшись вперёд, чтобы иметь возможность без помех видеть всё происходящее, Фьонн наконец убедился, что они с Гвейфом действительно оказались в столице государства – пусть и не ведущей мировой державы – а не просто в передовом фермерском хозяйстве.
Перед центральным шатром из золотой парчи, в кресле, установленном на алом ковре, сидел государь сего прекрасного королевства, окружённый свитой. Над шатром реял стяг с королевским гербом – снежно-белым быком. Свита короля была не особенно многочисленна; но Фьонн заметил за шатрами и среди толпы молодцеватых вояк в блестящих доспехах и рогатых шлемах. Так, представления о королевской безопасности и правопорядке во время проведения бескультурно-массовых мероприятий вроде турниров здесь, похоже, имеются.
Отлах, государь Лилах-Эр-Фиарлах, прозванный Рыжим за характерный цвет волос, оказался довольно молодым правителем. Королю вряд ли было больше тридцати: свита государя в основном состояла из его ровесников. Гвейф, с прозорливостью дракона всматриваясь в энергичные лица молодых военачальников и советников короля, оптимистично предположил, что, очень вероятно, этой команде политиков и удастся со временем вывести свою третьеразрядную аграрную державу в тридцатую десятку «золотых королевств» Упорядоченного.
Неподалёку от правителя мялись двое глашатаев, ожидая знака, чтобы возвестить, в чём будет заключаться сегодняшняя увеселительная программа. Но король словно ждал кого-то: и действительно, тяжёлое парчовое полотнище приподнялось, и из золотого шатра вышел человек в ярко-синей атласной мантии, величественно приблизился к государю, приветствовал его лёгким кивком, а потом встал слева от королевского кресла.
Фьонн сразу узнал этого крупного специалиста во всех областях магической теории и практики: это был Тинх, его старинный недруг ещё по Академии Магии. Вот, оказывается, куда он пробрался!
Фьонна совсем не обрадовало то, что здесь есть человек, знакомый с ним лично. Тем более враждебно настроенный! При других обстоятельствах на это было бы наплевать – но в данном случае присутствие Тинха означает, что инкогнито Фьонна будет немедленно раскрыто, если сын Льювина, скажем, надумает представиться государю Отлаху в качестве лорда Кьёртэна.
Фьонн с неприязнью смотрел на Тинха. Эк расфуфырился! Тинх и всегда-то казался ему очень похожим на задиристого, но глупого петуха – а теперь для полного соответствия не хватает только покорных курочек, с трепетом взирающих на возлюбленного господина!..
Сын Льювина огляделся кругом – и тут заметил ещё одну личность, встреча с которой также не входила в его планы не только в этой жизни, но и во всех последующих. В молодой ведьмочке в красном платье, непринуждённо болтающей о чём-то с начальником королевской охраны в тени, отбрасываемой одним из шатров, волшебник узнал свою бывшую однокурсницу Айрин. Когда-то, очень недолгое время, она была любовницей Фьонна: но если нежные чувства, в какой-то миг сильно подогретые винными парами, быстро улетучились, то враждебность Айрин оказалась куда прочнее…
А королевские глашатаи тем временем во всё горло уже третий раз выкрикивали:
– …Отлах Мак Риэн, государь Лилах-Эр-Фиарлах, объявляет свою волю: тот, кто подряд одолеет в бою десятерых воинов из его дружины, вправе требовать от государя всё, что пожелает!
– Странно, – шепнул Фьонн на ухо Гвейфу, не выпуская из поля зрения Тинха и Айрин. – Зачем королю надо, чтобы десять его воинов кто-то победил? Или он уверен, что этого быть не может, и хочет наглядно продемонстрировать боеспособность своей славной дружины народу?
– Тебе-то не всё ли равно? – так же шёпотом отозвался дракон. – По-моему, это прекрасная возможность получить то, что мы и намеревались добыть тем или иным способом. Твои Мечом не то что десять – двадцать воинов можно одолеть без особых усилий!
– Так их гуртом побеждать надо, что ли? А может, у этого короля и нет твоей треклятой короны? Спросить бы сначала, а то геройствуй просто так…
– Спрашивать «а есть ли в вашей сокровищнице то-то и то-то» будет невоспитанно, – отмёл подобное предложение Гвейф. – Главная награда герою – слава и песни менестрелей, разве ты не знаешь? Кроме того, просьбу – после славной череды побед, разумеется – можно и нужно высказать обобщённо: дескать, я бы хотел взять одну вещь из вашей сокровищницы по выбору моего друга…
Соседи, которым надоело перешёптыванье двух приятелей, возмущённо зашикали на них. Желающих сразиться с десятью королевскими воинами между тем не было заметно – то ли они стеснялись открытого проявления подобного нахальства, то ли таковых отчаянных типов поблизости в данный момент просто не обреталось.
Один из глашатаев, повинуясь королевскому знаку, протрубил в рог, а потом громко крикнул:
– Неужели ныне бесстрашные и доблестные герои живут лишь в словах старых песен…
– Мне почему-то думается, что именно там им самое место, приятель, – отозвался задорный голос из толпы, и Фьонн вышел на открытое пространство, сопровождаемый Гвейфом, а также одобрительными смешками и сочувственными репликами народа.
Тинх, застывший в величественной позе слева от королевского кресла, от неожиданности на миг утратил тщательно отрепетированное выражение созерцания и умиротворения, которое не очень-то и шло к его подвижной, самодовольной физиономии. Айрин, узнав бывшего любовника, так и подалась вперёд, вся превратившись во внимание и перестав отвечать на шуточки бравого вояки.
Фьонн остановился в двух шагах от королевского кресла и приветствовал короля, чуть склонив голову.
– Перед государем Лилах-Эр-Фиарлах полагается преклонять колено, Фьонн, сын Льювина, – сквозь зубы процедил Тинх.
– Ты отлично знаешь, что это противоречит уставу Ордена Мон-Эльвейг, Тинх, сын Трэдвара, – равнодушно отозвался Фьонн, чуть скосив глаза в сторону своего недруга, и обратился к королю. – Государь, я не прочь сразиться и с одиннадцатью противниками, если одним из них будет твой придворный чародей!
– Я вижу, вы с ним хорошо знакомы, – констатировал король, который смотрел на Фьонна с некоторым удивлением. – Значит, ты сын магистра Мон-Эльвейга?
– Если бы обстоятельства сложились иначе, я бы сохранил своё настоящее имя в тайне, государь, – улыбнулся молодой волшебник и снова покосился на Тинха. – Кажется, герои древних сказаний, о которых непонятно зачем упомянул твой глашатай, иногда скрывали свои настоящие имена? Впрочем, я не посягаю ни на славу, ни на величие героев прошлого. В настоящем времени тоже можно отыскать немало хорошего, – при этих словах Фьонн уверенно положил руку на рукоять волшебного Меча.
Король и Тинх переглянулись. Придворный чародей со скептической улыбкой пожал плечами – дескать, нечего слушать этого болтуна, государь, пусть-ка лучше покажет, на что он способен на деле. Король едва заметно махнул рукой – и на лужайку вышла та самая десятка воинов, с которыми предстояло биться отчаянному магу. Н-да, взглянув на этих головорезов, Фьонн на какой-то миг засомневался, не слишком ли он был оптимистичен, говоря о хорошем, которое можно отыскать в настоящем времени. Нет, для короля-то такие воины, несомненно, считаются ценной находкой – а вот подставляться под их удары… Не особенно вдохновляющая перспектива!
Вообще-то сын Льювина считал себя профессионалом в сфере магии, а не в военном деле – хотя, безусловно, оружием он владел не хуже многих из тех, для кого это занятие являлось способом добывания материальных средств, обеспечивающих бренное существование (в любой момент могущее оборваться именно из-за превратностей профессии наёмника). Жаль, с волшебством сейчас не особо развернёшься – Тинх, зараза, начнёт вопить, что это не по правилам. Можно подумать, он сам хоть раз что-то делал по правилам, если была возможность их обойти!
Но в молодом маге снова громко заговорил естественный юношеский оптимизм, который уверял Фьонна, что, уж конечно, победителем будет именно он, а не какой-то дружинник короля, целиком состоящий их накачанных мышц, но зато без капли соображения. Пока, правда, десять пар глаз рассматривали волшебника не то что скептически, а с откровенным пренебрежением к этому ополоумевшему юнцу, который начитался книжек о подвигах героев. Он вообще хоть меч-то умеет толком держать в руках, этот хлипкий интеллигент с модной стрижкой и утончёнными манерами?..
Прошло не так уж много времени – и королевским дружинникам была преподана нехитрая истина, что доблесть совсем не обязательно обитает в бронированной груде бугрящихся мышц…
* * * * *
– Рэн! Мне надоело колошматить этих придурков, – хмуро заявил Фьонн.
Оба они сидели в просторном шатре, отведённом им по распоряжению короля Лилах-Эр-Фиарлах. Победить десятерых дружинников отнюдь не требовалось в течение одного дня: более того, когда Фьонн высказал идею, а не быстрее ли решить дело сразу, подобное предложение было встречено безо всякого понимания. Возможно, государь и его приближённые хотели растянуть состязания, чтобы народ подольше наслаждался интересным зрелищем: как бы то ни было, ежедневная норма подвигов заключалась в победе над одним противником, а нового вводили в игру только на следующий день. С начала героического старта миновала неделя.
– Чего тебе не нравится, не понимаю, – лениво изрёк дракон, гремя тарелками, пока сын магистра Мон-Эльвейга неспешно снимал доспехи. – Из них же ни один не может и часа продержаться против твоего Меча!
– А я тут ни при чём, просто стою в сторонке и любуюсь цветущими вишнями? – с негодованием вопросил волшебник. – Говорю тебя: мне это не нравится! Чтобы ловко махать мечом и побеждать таких тупиц, не нужен ни диплом мага, ни ум, ни пламень души, именуемый талантом! Это даже унизительно для меня и моей квалификации – возиться с подобными мордами, словно я безграмотный вышибала в приморской таверне! Противники должны быть примерно равны по уровню интеллекта, а маги сражаются в основном с помощью своего искусства, а не только банальных железяк!
– У тебя-то оружие как раз не обычное, – терпеливо напомнил Гвейф.
– Да знаю я! – огрызнулся Фьонн, умываясь. – Для такого Меча это тоже не очень-то большая честь! И мне надоело ежедневно видеть хитрющую улыбочку Айрин и ухмыляющуюся рожу Тинха! Вот с кем бы я хотел подраться! Похоже, ему мало того поединка, что вышел у нас в студенческие годы…
– И тебе тоже, – пробурчал дракон и вдруг выжидательно покосился в сторону входа.
Между тяжёлыми полотнищами ткани осторожно просунулась рука, унизанная перстнями; чуть помедлив, эта конечность отстранила входную занавесь, и на пороге шатра появился обладатель руки и дорогих побрякушек, её украшающих – Тинх, придворный волшебник короля Отлаха.
– Ого, какие гости! – присвистнул Фьонн, чуть сдвинув брови. – Чего ты тут забыл, о велемудрый чародей?
– А ты всё так же любишь хамить, как и прежде, – почти весело констатировал Тинх, с интересом осматриваясь по сторонам.
– Но отнюдь не всем окружающим меня личностям, как ты мог бы заметить, если бы обладал достаточной для этого проницательностью, – всё тем же тоном присовокупил сын Льювина. – Так что же тебя сюда привело? Я ведь так и не услышал пока внятного ответа! Тоска по студенческим годам? Или что-то посущественней?
– Хотел узнать, как ты отнесёшься к перспективе дополнительного поединка сегодня вечером, – заявил старинный недруг.
– Я сегодня уже сдал полагающийся норматив по доблести, досточтимый, – величественно отозвался Фьонн. – А геройствовать сверхурочно…
– Даже если речь идёт о поединке со мной? – с ноткой разочарования приподнял брови Тинх.
– А-а, это меняет дело, – оживился сын Льювина. – На кой же тебе понадобились такие долгие предисловия, разрази тебя Тьма? Тут так принято, что ли?
– Так я буду ждать тебя у реки, когда солнце начнёт садиться, – обронил Тинх и проворно покинул шатёр.
– Чего это он? – недоумённо спросил дракон. – Когда ты с ним успел поссориться?
– Рэн, я же тебе рассказывал, – нетерпеливо напомнил Фьонн, принимаясь за еду, которую поставил перед ним Гвейф. – Мы с ним постоянно ссорились, пока учились в Академии Магии. Он, видно, никак не успокоится, что я его победил на поединке, да вдобавок не помер от взгляда василиска. Вероятно, он хочет попытаться исправить то, что считает оплошностью судьбы.
– Я пойду вместе с тобой на берег реки, – решительно заявил дракон. – Мне твой бывший сокурсник доверия не внушает, – при этих словах Гвейфа Фьонн иронично хмыкнул – дескать, удивил тоже, я и сам ему не доверяю. – Он явно что-то замыслил, уж конечно, какую-нибудь подлость, – продолжал дракон, – но я, к сожалению, не успел прочесть в его мыслях, какую именно – он же волшебник, быстро в его замыслы не проберёшься, тем более незаметно.
– Очень вероятно, что он будет дожидаться меня не один, – небрежно обронил Фьонн. – Ты знаешь балладу «Бой на берегу Кровавой реки», Рэн?
…Поклялись они, что сразятся честно
За трон королей и принцессу-невесту:
Но слово сдержал лишь один из них –
Другой же братьев привёл семерых…
– И что было дальше? – спросил дракон, видя, что приятель умолк и серьёзно занялся бараньей отбивной.
– А ты не догадываешься, Рэн? Конечно, отважный герой победил всех этих негодяев – да только и сам погиб в неравном бою с ними! Тысяча троллей, у него же не было огнедышащего соратника, который мог одним вздохом изжарить этих бесчестных типов! Принцесса с горя заперлась в башне и оплакивала храброго воина до конца своих дней… Эй, Рэн, ты чего… плачешь, что ли? – Фьонн был искренне потрясён, услышав странное сопение. – Вот не ожидал, чтобы дракон мог так расчувствоваться! Да из-за чего – из-за какой-то песенки, в то время как я, твой друг и сын твоего старинного друга, подвергаюсь реальной, а не выдуманной опасности! Тебе должно быть стыдно, дружище!
– Фьонн! Ты не слишком занят, чтобы побеседовать со старой подругой? – донёсся снаружи женский голос, при звуках которого волшебник скривился так, словно у него рвали зуб.
– Если вы в самом деле стары, леди, то едва ли мы с вами уже успели побывать друзьями в этой жизни – я-то пока не старец и, надеюсь, не скоро им стану, – сухо отозвался сын Льювина, однако нехотя поднялся с места, когда в шатёр, шелестя платьем и позвякивая бесчисленными нитями длинного ожерелья, вошла Айрин.
– Фу, как невоспитанно ты разговариваешь с дамой, – она проворно поцеловала мага в щёку; Фьонн не предпринял попыток уклониться от подобного приветствия, но и никак на него не ответил. – Когда-то ты вёл себя совсем по-другому, милый! Ты был таким… нежным, что вряд ли женщина сможет когда-нибудь это позабыть…
– Если ты пришла, чтобы вспоминать былые нежности, Айрин, то извини – у меня сейчас не так много свободного времени, – холодно предостерёг Фьонн.
Она понимающе улыбнулась.
– Пойдёшь биться с Тинхом, да? О, можешь молчать с гордым видом, если тебе это нравится! Тинх мне уже и так всё рассказал, – она смущённо оглянулась на Гвейфа. – Могу я сказать тебе пару слов наедине, Фьонн? – умоляющим тоном попросила колдунья.
– Вздор, – спокойно отозвался Фьонн. – Лорд Рэнхарт – надёжный товарищ, в его присутствии ты можешь говорить всё, что собиралась. Или вообще ничего не говорить – это как тебе угодно, Айрин. И я что-то не очень понимаю – если вы теперь такие нежные друзья с Тинхом, что он подробно посвящает тебя в свои планы, то зачем ты прибежала выдавать мне замыслы своего приятеля?
Чародейка снова покосилась на дракона.
– Ладно, могу и выйти, если моё присутствие так сильно вас смущает, леди, – пожал Гвейф плечами.
– Скажи, когда пора будет идти, Рэн, – промолвил волшебник вслед приятелю.
– Хорошо, хорошо, – донеслось снаружи.
– И что же за секрет ты хотела мне сообщить, Айрин? – Фьонн повернулся к собеседнице. – А главное – с чего бы это? Мне казалось, что ты меня давно возненавидела… сразу же после того, как разлюбила, – уголки его губ тронула едва заметная усмешка.
– Я пыталась тебя возненавидеть, чтобы разлюбить, – тихо ответила она. – Но я всё-таки немного люблю тебя до сих пор…
Айрин подошла к Фьонну, который непринуждённо расположился на ковре, заваленном подушками, и с язвительной улыбкой наблюдал за бывшей возлюбленной; колдунья с показной нерешительностью присела рядом и робко провела рукой по волосам молодого человека. Фьонн сделал вид, что не понимает её манёвров: ему стало интересно, как далеко Айрин, знойный темперамент которой он вспомнил сейчас с большим удовольствием, способна зайти в данный момент, стараясь уверить его в своих нежных чувствах, и какова всё же истинная цель её прихода.
– Тинх будет у реки не один, а с несколькими головорезами, – чуть слышно шепнула Айрин, ласково обвивая руками шею Фьонна. – Не ходи туда, милый!
– То есть как это – не ходи? – волшебник решительно высвободился из её объятий. – Я же обещал Тинху сегодня сразиться с ним! Ещё не хватало, чтобы он счёл меня трусом! Моя честь в таком случае погибнет навеки!
– Но он-то не будет сражаться честно! – колдунья пылко прильнула к молодому магу. – Разве это честно, чтобы против одного сражались двое, трое, семеро?
– Я отлично знаю, дорогая Айрин, что некоторых врагов в честном бою невозможно победить по очень веской причине – а именно, потому, что они никогда и не сражаются честно, – с ироничной улыбкой сказал Фьонн, который теперь, пожалуй, уже не считал неожиданный приход бывшей любовницы таким уж нежеланным – скорее, наоборот. – Зато подумай, дорогая, насколько победа над столь бесчестными типами будет способствовать славе того, кто их одолеет!
– Ты всё такой же безрассудный, мой любимый, – коротко засмеялась Айрин, торопливо расстёгивая платье.
Она нетерпеливо сорвала с себя одежду и легла на ковёр рядом с Фьонном.
– Иди ко мне скорее, мой милый, – томно шепнула она, кладя его ладонь себе на грудь.
Её дерзкая нагота, её уверенность в собственной красоте и осуществимость любых чувственных желаний, которую с молчаливым красноречием сулило очаровательное тело Айрин, дразнили, будоражили и властно притягивали. Это тоже своего рода вызов – и Фьонн, не задумываясь, принял его. Ловя губами влажные губы Айрин, он уже не вспоминал о её давних враждебных выходках. Вспыхнувшее желание с каждым мгновением всё сильнее разгоралось в молодом человеке, пока ловкие пальчики его возлюбленной снимали с него одежду, а потом искусно ласкали его тело…
– Я люблю тебя… – задыхаясь от счастья, простонала Айрин, крепко сжимая любовника в объятиях. – Мой замечательный, мой нежный, мой безрассудный… Могла ли я надеяться… что ты… что мы снова будем вместе, любимый…
Однако несмотря на столь приятное времяпрепровождение, Фьонн не позабыл о предстоящем поединке с Тинхом. Здравый смысл, покоробленный несвоевременными и безнравственными с точки зрения высшего идеала праведности любовными играми молодого мага, настойчиво требовал прекратить это безобразие – или хотя бы отложить до другого раза, в противном случае грозя Фьонну опозданием на поединок и, как следствие, обвинением в трусости и вечным позором. Окончательно прийти в себя сыну Льювина помог и голос Гвейфа, догадывавшегося, чем занят его приятель. Дракон ненавязчиво, но достаточно громко напомнил о том, что самое позднее через полчаса пора отправляться в путь.
Айрин не проявила ни малейшего желания выпустить своего любовника из цепких объятий, когда Фьонн чуть пошевельнулся, стараясь высвободиться. В конце концов он резко вырвался из тесного кольца женских рук и стал поспешно одеваться; колдунья, застёгивая платье, со странной улыбкой поглядывала на любовника.
– Так, а где мой Меч? – с удивлением и некоторым беспокойством произнёс Фьонн, не находя волшебного оружия.
При этих словах Айрин метнулась к выходу, тихо шепнув: «Мы ещё встретимся, любимый».
– Постой, дорогая! – Фьонн ухватил её за руку. – Разве ты не дашь мне поцелуя на прощанье – ведь я иду биться не на жизнь, а на смерть, и неизвестно, что ждёт меня в этом бою!
Он крепко обхватил стан колдуньи и страстно прильнул к её губам: но рассудок молодого мага сейчас был ясен, как никогда. То-то ему показалось, будто Айрин что-то прячет под плащом! Фьонн выхватил у колдуньи свой Меч и легонько оттолкнул её в сторону.
– Вот, значит, как, моя прелестная, пылкая возлюбленная? – с оскорблённым чувством обманутого доверия вопросил он. – Ты решила доставить мне несколько приятных мгновений перед тем, как Тинх, твой нынешний друг, навсегда покончит со мной моим же оружием?! Когда его зависть и ревность захлебнулись бы моей горячей кровью, он ведь охотно простил бы тебе эту небольшую шалость, верно?
– Фьонн, хватит уже развлекаться, наконец! – в голосе дракона прозвучало нескрываемое раздражение.
Айрин змейкой выскользнула из шатра.
– Я иду, Рэн, – Фьонн опоясался Мечом Королей и вышел.
Солнце уже начиналось садиться.
* * * * *
Поначалу дракон осуждающе молчал; однако сразу надо отметить, что Гвейф главным образом осуждал даже не само времяпрепровождение сына Льювина, а именно вопиющую несвоевременность подобных развлечений. Но Фьонн не обращал большого внимания на драконье моральное порицание, от беззвучности не ставшее менее выразительным. Магу просто было не до того – он был занят совершенно иными мыслями. Очевидно, его недруги заподозрили, что Меч у него не простой, и решили проверить свою гипотезу наиболее лёгким способом – похитить странный артефакт и на досуге изучить его свойства. Но молодые маги, к поколению которых принадлежал и Фьонн, всегда старались делать всё таким образом, чтобы получать от процесса деятельности наибольшее удовольствие. Фьонн не удержался от улыбки: Айрин, конечно, с возложенной на неё задачей не справилась, зато удовольствие получила по полной программе, тут уж он добросовестно постарался! А Тинх, чтоб приятнее было изучать загадочный Меч, видимо, решил сначала попробовать прибить этим оружием поднадоевшего соперника. Что ж, победа над удачливым противником – тоже удовольствие, и немалое: но вот тут от меня помощи не ждите!
Тем временем Фьонн и дракон почти пришли к реке. Они остановились на небольшой возвышенности; пологий склон, заросший травой, плавно скользил к песчаному пляжу, сейчас залитому лучами заходящего солнца.
– Кьёр, смотри! – дракон вцепился в локоть мага, другой рукой указывая вниз.
Это предостережение было излишним: Фьонн и сам заметил то, что, собственно, и ожидал увидеть. Айрин в данном случае оказалась правдивой: по песку, кроме Тинха, расхаживало семеро дюжих молодчиков в полном вооружении. Шлемы головорезов зловеще поблёскивали на солнце.
– Да, весело, – мрачным тоном согласился сын Льювина, примериваясь, где лучше спуститься к реке.
Но дракон намертво вцепился в его одежду.
– Ты сдурел?! Они же тебя прикончить собрались, герой!
– Мало ли кто что собирался сделать, Рэн, – сказал Фьонн с обманчивым спокойствием. – Та очаровательная леди, которая посетила меня совсем недавно… да не делай ты такую постную мину, крылатый мудрец… так вот, она собиралась своими ласками усыпить мою бдительность и похитить мой Меч. О, кстати, замечательная идея – усыпить! Действительно, некоторая коррекция соотношения сил мне представляется справедливой и весьма желательной…
– Чем усыпить? – немедленно дал себя знать практицизм дракона. – Призрачными красотками или воображаемым вином, к которому подмешали яд забвения?
– Нет, Рэн, – Фьонн срезал тростинку, наскоро проделал в ней несколько отверстий, поймал направление ветра и, расположившись так, чтобы мелодия лилась в ту же сторону, куда движется ветер, негромко заиграл на импровизированной флейте.
Дракону очень хотелось спросить, что это за музыка: но вскоре он сам узнал мотив. Это была известная во многих Мирах «Колыбельная Эльфийского Короля»: главным шиком в её исполнении считалось быстрое усыпление слушателей, что удавалось далеко не каждому, хотя, собственно, она и была сложена именно с этой целью. Гвейф зевнул и пару раз хлопнул глазами – несмотря на устойчивость драконов к магии, даже его слегка проняло. А уж о бандитской группе Тинха и говорить нечего: очень скоро они попросту засыпали на ходу. Лишь сам Тинх, как и полагается магу, упорно боролся с мощными чарами эльфийской «Колыбельной», не позволяя опутать себя сказочными видениями сладкого сна.
– Эй, Фьонн, ты ведь тут? – окликнул Тинх, догадавшись, в чём дело и чьи усыпительные наигрыши приносит в его войско безалаберный ветер. – Ты что, без эльфийских шуточек обойтись не можешь?
– Обошёлся бы, если бы ты соблюдал хоть основные пункты кодекса мага и воина, – огрызнулся Фьонн, на миг прервав игру на флейте: однако сонные головорезы чуточку оживились, и волшебник заиграл снова.
Лишь когда сопровождение Тинха растянулось на песке и громко захрапело, Фьонн решил, что теперь настало подходящее время для того, чтобы и мечи сказали своё веское слово. Молодой волшебник, не утруждая себя выискиванием удобного спуска, спрыгнул на песчаный пляж, где растерянно топтался Тинх, тщетно пытавшийся освободить своих вояк от сонных чар, наложенных противником.
– Бесполезно, Тинх, тебе с эльфийскими «шуточками» не справиться, – обнадёжил его Фьонн, вытаскивая Меч из ножен. – Лучше попробуй пока справиться вот с этим, – остриё Меча на пару секунд зависло в нескольких дюймах от груди королевского чародея.
Тинх кисло покосился на волшебный Меч, понимая, что теперь шансы на победу над Фьонном крайне невелики, если даже быть оптимистом и думать, что они всё же существуют. Тем не менее придворный маг короля Отлаха взялся за оружие – ну не сдаваться же без боя!
Но славная битва героев была прервана неожиданным появлением самого короля в сопровождении двух десятков воинов. Дракон, внимательно наблюдавший за поединком с возвышенности, заметил приближающихся всадников и предостерегающе окликнул сражающихся, но те в ожесточении боя даже не обратили на это внимания. Лишь когда воины короля окружили двух магов полукольцом, Фьонн и Тинх нехотя остановились.
– Что это вы затеяли? – спросил король, стараясь говорить строго и величественно.
Но Фьонн тотчас уловил в голосе Отлаха нотки неуверенности – король явно был озадачен тем, что его придворный чародей замешан в сомнительной истории, в подробностях которой ещё предстоит разбираться.
– Полагаю, государь, это ясно без слов, – спокойно отозвался он, видя, что Тинх с ответом не торопится.
– А это что за люди валяются на песке? Что с ними? – продолжал король.
– Они спят; а что это за люди и насколько правомерно их так называть, я полагаю, мэтр Тинх должен быть очень хорошо осведомлён, – сказал Фьонн и улыбнулся, заметив на коне позади одного из королевских дружинников бледную Айрин.
Значит, это она сообщила королю о поединке, который в замыслах Тинха больше смахивал на убийство, организованное группой лиц по предварительному сговору? Чего это она? Переживала, что Тинх даже с толпой бандитов не одолеет своего противника? Или, наоборот, тревожилась за Фьонна?! Не похоже на неё… Хотя – кто знает?..
– Обстоятельства этого дела требуют тщательного расследования, – хмуро процедил король, испытующе посмотрев на Тинха, который молчал с упорством пытаемого стоика. – Отдайте мечи начальнику моей стражи и следуйте за нами.
– Отдать Меч? – иронично переспросил Фьонн. – Что ж, пусть твой начальник стражи попробует взять его, государь – посмотрим, что у него получится.
Гвейф меж тем не дремал: он мгновенно принял свой настоящий вид и метнулся к Фьонну, чтобы своей бронированной грудью встретить натиск королевской охраны. Дракон мельком огляделся: в поле его зрения попал Тинх, и у Гвейфа тотчас возникла одна идея. Пока королевские воины во главе с начальником стражи мялись в замешательстве, опасаясь связываться с огнедышащим ящером и отчаянным магом, вооружённым Мечом с некими таинственными свойствами, о которых уже предупреждал их Тинх, Гвейф взмыл ввысь, подхватив королевского чародея в мощные тиски когтистой лапы. За несколько секунд долетев до середины речки, дракон разжал лапу – и бесчестный волшебник с воплем ужаса свалился в воду. Дракон, перестав обращать на него какое-либо внимание, вернулся на берег, где Фьонн замер в напряжённой позе, ожидая решительных действий со стороны дружинников короля.
– На помощь! – вопил Тинх, кое-как выгребая против течения, которое оказалось довольно сильным. – Спасите!
– Жалкий трус, – с презрением пробормотал дракон, попутно поддав хорошего пинка одному из вояк Тинха, который только что проснулся и с удивлением озирался по сторонам, не понимая, в чём дело. – Подлая, полусгнившая личность, а ещё волшебник!
– И ты решил внести посильный вклад в торжество справедливости и избавить сей Мир от субъекта, позорящего гильдию магов? – поинтересовался Фьонн, зорко следя за королевскими воинами, сбившимися в кучу и нерешительно приближающимися к нему и дракону.
– Жаль, что вода не отмоет грязь с его души за ближайшие полчаса, – философски отозвался Гвейф и легонько дунул в сторону воинов, которые косились на него с заметной опаской.
Поток воздуха, вырвавшийся из ноздрей дракона, сбил нескольких воинов с ног. Начальника стражи оторвало от земли и протащило на несколько шагов; затем, когда сила воздушного потока ослабела, злополучный воин шлёпнулся на землю неподалёку от короля, восседавшего на коне. Естественно, благородный скакун был потрясён подобным явлением. Перепуганный конь поднялся на дыбы, чуть не сбросив царственного всадника, развернулся, не слушаясь ни слов, ни поводьев, и помчался прочь, не разбирая дороги.
– Плакала твоя корона, – высказался Фьонн, обращаясь к дракону. – Теперь нам очень повезёт, если против нас не вышлют целое войско, чтобы любой ценой избавиться от двух опасных субъектов!
– Смотри-ка, наш король уже возвращается, – сообщил дракон, всматриваясь в клубы пыли, поднимающейся из-под копыт коня.
Королю Отлаху наконец удалось восстановить контроль над поведением собственного скакуна. Конь, повинуясь руке всадника, остановился почти на том же месте, где находился несколькими минутами раньше.
– Что ты хотел просить у меня, сын магистра Льювина, когда вышел биться с моими воинами? – крикнул слегка запыхавшийся король. – Бери, что хочешь…
– Только вали отсюда, – шёпотом закончил Фьонн и громко ответил. – Я вообще-то пока только семерых твоих воинов победил, государь – а речь шла о десяти. Так что, мне думается, ты слишком торопишься.
– Нет, – конь Отлаха немного успокоился, и королю отчасти удалось принять величественный вид, подобающий великому и мудрому правителю. – Мой придворный волшебник, – король хмуро глянул на реку, где всё ещё бултыхался Тинх, – вернее, бывший придворный волшебник, поступил бесчестно, а мне не хотелось бы, чтобы ты и твой крылатый друг сочли моё королевство средоточием коварства. По мере сил я хотел бы загладить неприятное впечатление…
– Но мы же и в мыслях не имели, что ты как-то замешан в кознях своего волшебника, государь, – успокоил короля Фьонн. – Так что не вижу причин, почему бы не оставить в силе наше соглашение. Вот если я одержу верх ещё над тремя твоими воинами – тогда другое дело.
– Хорошо, если ты настаиваешь… – кажется, король был слегка разочарован, что ему не удалось побыстрее выдворить из своих владений опасных приятелей, но Отлах умело скрыл подобные соображения под маской светской учтивости.
Впрочем, в последующие дни Фьонн без особого труда одолел ещё трёх воинов короля. Тинх, которого королевским дружинникам пришлось выловить из реки, как волшебную рыбу – жаль только, ничьих заветных желаний она не исполняла и не собиралась этого делать – пребывал в крепко запертом помещении, сиречь тюремной камере; Фьонну внезапно пришла в голову странная причуда – он решил навестить своего недруга, заключённого в узилище.
Зрелище оказалось довольно поучительным, но нельзя сказать, чтобы особенно приятным – возможно, потому, что Фьонн не был мстительным и не испытывал злобного наслаждения при виде поверженных врагов. Когда сын Льювина вместе с Гвейфом спустились в подземелье по скользким ступенькам, их взорам предстала большая клетка, в которой с понурым видом сидел Тинх. Спутанные волосы и ссутуленные плечи злополучного мага молчаливо свидетельствовали о том, насколько глубока тоска, в коей он пребывает – гораздо глубже той речки, из вод которой он недавно был извлечён.
– Тинх, привет, – окликнул его Фьонн, вплотную подходя к решётке, несмотря на предостерегающее шипение Гвейфа, старавшегося оттянуть приятеля подальше от клетки с преступником.
Тинх поднял голову и с показным равнодушием посмотрел на давнего недруга.
– И зачем ты явился? – с хорошо разыгранным безразличием поинтересовался заключённый. – Полюбоваться моим падением? Не торопись радоваться! Хотя сейчас ты, действительно, отнял у меня всё, что только было возможно: уважение окружающих, должность, которая приносила приличный доход и давала относительную независимость, возлюбленную, которая не так давно уверяла меня, что до тебя ей нет никакого дела… Да-да, я знаю, что она приходила к тебе в гости и не ограничилась дружескими разговорами за чашкой чая!
Фьонн не стал обсуждать эту скользкую тему.
– В следующий раз, Тинх, когда вздумаешь с кем-нибудь биться на поединке, подумай сначала хорошенько, что означает само это слово. «Поединок» – это бой один на один, так что нечего семерых помощников-убийц приводить!
Тинх промолчал, так как возразить на это справедливое замечание ему и впрямь было нечего. Постояв пару минут, Фьонн благоразумно решил, что дольше ожидать сколько-нибудь разумных высказываний вряд ли стоит: сын Льювина круто развернулся на каблуках и направился к выходу, не забыв на прощанье ироничным тоном пожелать Тинху ловкого адвоката и скорейшего освобождения. Дракон, радуясь, что с посещением узилищ покончено – темницы и лечебницы он терпеть не мог – поспешил за приятелем. У ворот тюрьмы друзья едва не столкнулись с Айрин. Колдунья загадочно посмотрела на Фьонна, но ничего не сказала, лишь выразительно вздохнула, проходя мимо. Волшебник учтиво поклонился с беззаботной, ясной улыбкой.
Конечно, Фьонн не позабыл о кознях Айрин; но мысль о том, что он наставил рога Тинху, приятно нежила его самолюбие. Молодой волшебник вообще-то не считал достойным поступком соблазнение чужой подруги, жены или невесты, но это правило не было столь уж твёрдым в отношении недругов. Сын Льювина быстро успокоил свою зашевелившуюся было совесть тем, что он-то ведь и не пытался склонять Айрин к любовным играм – она сама, можно сказать, на него набросилась, словно изголодавшаяся собака на вкусную кость! Что же ему оставалось делать – кроме того, что он, собственно, говоря, и сделал, причём с удовольствием? Превратиться в бревно, что ли, или, может, в лишённый человеческих порывов простейший одноклеточный организм?.. Фьонн, несмотря на поистине огромную самовлюблённость, оценивал себя достаточно объективно – поэтому отлично понимал, что до морального совершенства ему, ох, как далеко, а карабкаться на заснеженную вершину просветления пока не очень хочется…
– Знаешь, Рэн, что-то мне надоело бродить по Арландуну, – сообщил дракону сын Льювина, когда тюрьма осталась за поворотом. – Надо, наконец, получше узнать свой родной Мир. Заберём твою треклятую корону – если она отыщется, конечно, навестим Шэалу и Фолли – и ходу отсюда! Я слышал, на юге моего родного Мира есть прелестное местечко: называется, правда, немного зловеще – Долина Вампиров, но что нам с тобой за дело до названия, верно, Рэн?
– Раз ты жаждешь новых странствий, значит, пришло время ненавязчиво напомнить королю о его обещании, – высказался Гвейф.
– Ненавязчиво – это как? – уточнил Фьонн. – Посредством мысли, письма или иного знака, но отнюдь не громкой членораздельной речи, что ли?
– Для начала надо хотя бы показаться ему на глаза, – отозвался дракон.
Но король Отлах, как видно, не страдал провалами в памяти. До королевского дворца, который, по мнению Фьонна, снаружи более походил на амбар для хранения зерна и продукции мукомольной промышленности, оставалась квартала два, если не больше, когда из-за поворота навстречу магу и дракону вывернулся запыхавшийся гонец, на тунике которого был изображён герб Лилах-Эр-Фиарлах – племенной белый бык, в незапамятные дни неизменно занимавший первые места на сельскохозяйственных выставках Арландуна.
– Государь просит вас пожаловать во дворец, – сообщил гонец.
– Передай ему нашу искреннюю признательность за любезное приглашение, – сказал Фьонн и негромко добавил, когда посланец развернулся на сто восемьдесят градусов и вприпрыжку побежал к жилищу короля. – Правда, мы не очень-то нуждались в этом приглашении – ведь мы бы всё равно явились. Впрочем, я рад за государя сей прекрасной фермы, что он хочет нас видеть. Незваный гость – как в горле кость; а раз король нас сам приглашает, то это обязывает его хотя бы внешне радоваться нашему скорому прибытию в его амбар… тьфу, дворец! Хорошо хоть, предупредили, как называется это строение – а то ведь ни за что не догадаешься!
Гвейф сдержанно усмехнулся, маскируя улыбку вышитым носовым платком. Снаружи дворец короля Отлаха действительно не отличался богатством архитектурного замысла, а тем паче особым мастерством исполнения. Внутри, правда, было чуточку получше – главным образом благодаря многочисленным тканым и вышитым гобеленам, на которых искусные мастерицы изобразили сценки повседневного труда и отдыха садоводов, овцеводов и работников перерабатывающей промышленности.
Король Отлах не стал отнимать время героев пустой светской болтовнёй, что Фьонн и дракон расценили как проявление начатков мудрости, достойной потенциального великого правителя. Первым делом государь Лилах-Эр-Фиарлах предложил магу и его спутнику присесть в кресла, обитые рытым бархатом – между прочим, последний писк моды в Арландуне. Пока слуги короля спешно расставляли на столе выпивку и закуску, Отлах перешёл к сути дела. Конечно, лорд Фьонн может в любое удобное для него время выбрать любую вещь из сокровищницы короля, как и было условлено. Хоть прямо сейчас!
Однако сын Льювина был достаточно хорошо воспитан, чтобы немедленно покинуть ещё не начавшийся королевский пир. Что уж говорить о драконе, вообще считающем себя непревзойдённым знатоком изящных манер! Короче говоря, оба решили направиться в сокровищницу короля чуть позже, после… скажем, после третьего кубка.
Но то ли они сбились со счёта, приняв за третий кубок пятый или шестой, то ли вино оказалось очень крепким – а только король Отлах и один из его военачальников, взявшиеся лично сопровождать мага и дракона в королевскую сокровищницу, долго плутали по дворцу, напевая не очень-то пристойные песенки про развесёлых девиц. Через какое-то время в голове короля, как видно, немного прояснилось, и он сообразил, что сокровищница находится в правом крыле дворца, а отнюдь не в левом, куда его завели одурманенные винными парами мозги и ноги, а он, в свою очередь, завёл своих спутников.
У дверей сокровищницы возникло новое препятствие: король, у которого то и дело двоилось в глазах, никак не мог понять, в которую из двух замочных скважин следует сунуть ключ. Фьонн и Гвейф терпеливо топтались чуть поодаль, словно всё происходящее их ничуть не касается, а царедворец Отлаха больше всего был занят тем, чтобы сохранять относительно приличную осанку и не плюхнуться носом в пыль, обильно устилавшую пол дворцового коридора возле дверей сокровищницы.
– Ну и ну, – покачал головой дракон и перешёл на мысленную речь. – Кьёр, ты только посмотри на них! Правитель, политик! Да их сейчас бери и вяжи – они пикнуть не успеют! Им очень повезло, что мы с тобой не какие-нибудь бесчестные типы – иначе мы легко могли бы их даже не пристукнуть, а попросту оглушить и вывезти те сокровища, которые занимают мало места, но обладают значительной ценностью.
– Чепуха, Рэн, – отозвался Фьонн, тоже мысленно. – Какие там могут быть сокровища? Посмотри: тут давно не ступала нога человека или любого другого живого существа. Они даже охрану у дверей сокровищницы не выставляют! Можно вообразить, что там за сокровища хранятся: какой-нибудь пук соломы, на котором родился священный бык, виденный нами на гербе этой славной фермы, сотни две золотых монет, изъятых из обращения ещё при дедушке нынешнего государя, да горностаевая мантия, наполовину съеденная молью!
Методом не научного, а самого простого тыка королю наконец удалось попасть ключом в замочную скважину. Прошло ещё десять минут, пока дверь с противным скрежетом давно не смазанных петель кое-как распахнулась. Фьонн и Гвейф подошли поближе; но оказалось, что за этой дверью скрывается ещё одна. Друзья едва сдержали тоскливый вздох – похоже, маяться предстояло ещё довольно долго. Фьонн не выдержал и незаметным заклинанием подтолкнул руку короля со вторым ключом прямёхонько к замочной скважине, а потом всё той же магией заставил Отлаха побыстрее повернуть ключ. Вообще-то использование подобных заклинаний Фьонну претило, чем-то напоминая магическое принуждение, сурово осуждаемое магическим кодексом (за исключением некоторых особых случаев), но молодой волшебник окончательно потерял терпение, большим запасом которого он, как и его прославленный отец, магистр Льювин, никогда не мог похвастаться, оставаясь при этом правдивым человеком.
К счастью, за второй дверью не оказалось третьей, четвёртой и так далее. Повеяло спёртым, пыльным воздухом, какой обычно бывает в непроветриваемых помещениях, полных всякого ненужного хлама. Фьонн невольно поморщился, но тут же вернул своему лицу невозмутимое выражение – хотя король и его придворный пьяны в стельку, но кто их знает, вдруг они ещё не совсем невменяемы?
Волшебник и дракон в сопровождении Отлаха и его военачальника, вновь затянувших какую-то разудалую балладу, вошли в просторное помещение, вдоль стен которого тянулись многочисленные шкафы и полки, тесно заставленные большими и малыми ларцами, разнокалиберными стеклянными сосудами и неприглядными с виду картонными коробками. Увидев это живописное многообразие, Фьонн спокойно сложил руки на груди и слегка присвистнул, повернувшись к дракону.
– Ну, друг Рэн, – с нескрываемым сарказмом произнёс он, – бери же свою корону, если ты её видишь. А я что-то не горю желанием копаться в антиквариате – я не коллекционер, тем более что драгоценностей и забавных артефактов мне пока и своих хватает.
Король и его военачальник тем временем спокойно уселись на единственную в комнате лавку, стоящую у дверей и, кажется, начали клевать носом. Дракон деятельно принялся за поиски вожделенной короны таинственного Хэй-Рона, заглядывая в большие ларцы и коробки. На маленькие Гвейф не обращал внимания, логично полагая, что корона – это обязательно нечто относительно крупное.
Фьонн от нечего делать несколько раз прошёлся взад-вперёд по комнате, рассеянным взглядом скользя по полкам и шкафам, по бесчисленным сундукам и ларчикам. Видя, что дракон целиком поглощён поисками, волшебник лениво подошёл к одной из полок. Внимание Фьонна привлекли затейливые руны, выведенные золотой краской на небольшой коробочке из слоновой кости. Кость давно пожелтела, а краска потускнела, однако надпись ещё вполне можно было разобрать, несмотря на то, что начертание знакомых рун было несколько непривычным. Фьонн недоверчиво хмыкнул, взял коробочку в руки и заглянул в неё; закрыв крышку, волшебник негромко окликнул дракона:
– Эй, Рэн, ну как твои дела продвигаются?
– Со скоростью улитки, которая рано или поздно обгонит лучшего скорохода, – устало огрызнулся Гвейф, с шумом захлопывая очередной ларец, содержимое которого не вызвало у дракона никакого интереса.
– Посмотри, что я тут нашёл, – безмятежным тоном предложил маг. – По-моему, очень занятная штука!
– Музыкальная табакерка или шкатулка с кулоном в виде сердца, горящего, словно торфяной брикет, в пламени земных страстей? – презрительно процедил Гвейф, мельком взглянув на предмет, который волшебник держал в руках.
– Посмотри повнимательнее, Рэн, – настойчиво повторил маг, протягивая шкатулку дракону. – И надпись прочти.
Дракон нехотя взял шкатулку в руки, полагая, что волшебник просто решил немного подшутить над ним.
– «Корона Хэй-Рона, великого государя Хэлианна», – прочёл Гвейф и с недоумением поднял глаза на Фьонна. – Что за чушь, Кьёр? В этой коробке поместилась бы разве что зубная коронка! Или этот «великий государь» был ростом с палец?!
– Чем гадать, ты открой, Рэн, и посмотри, – спокойно посоветовал маг. – И заодно вспомни – что тебе вообще было известно об этой штуке, кроме её названия?
Дракон машинально открыл шкатулку. На синей бархатной подушечке покоилась золотая корона – чуть больше кольца, чуть меньше браслета. Гвейф хотел забористо выругаться, но вспомнил, что поблизости находится король, пусть пьяный и почти ничего не соображающий; под влиянием приличий и усвоенных в детстве правил этикета, которые в столь избранном обществе иногда кое-что значили даже для непосредственного дракона, Гвейф удержал готовые сорваться с языка бранные слова.
– Бери, Рэн, и будь доволен, – наставительно заметил сын Льювина, осторожно взяв корону Хэй-Рона кончиками двух пальцев и задумчиво рассматривая столь непривычно крохотный королевский венец. – Я полагаю, эта вещь – волшебная или что-то вроде того…
– Странно ты иногда выражаешься, – резковато отозвался дракон, ещё не переваривший только что испытанное разочарование. – Вещь может быть волшебной – или не быть таковой: а что это за «что-то вроде того»? Полуволшебная, что ли? Днём волшебная, а ночью нет? Или наоборот? Или, может, волшебная только по большим праздникам, а?
– Я имел в виду, что вещь можно сделать волшебной посредством веры в её магические свойства, – невозмутимо ответил Фьонн. – Правда, на это может потребоваться много времени: но если искренне верить, что вещь непростая, то рано или поздно некие особые свойства у неё непременно появятся, ты уж не сомневайся, Рэн!
– Ладно, что ж теперь делать, – смирился Гвейф и понуро добавил. – Твой отец, если узнает, что из-за моей фантазии и этой дурацкой коронки ты рисковал жизнью…
– Ты сам-то ему не проболтайся, – спокойно пожал плечами сын Льювина. – Да и узнает – неужели он кинется с мечом на тебя, старинного друга семьи? Ведь со мной ничего плохого не случилось! – Фьонн незаметно сложил пальцы правой руки в ограждающем жесте; то же самое сделал и Гвейф.
Разбудив короля Отлаха и его приближённого, уже достаточно проплутавших среди видений пьяной дрёмы, друзья продемонстрировали выбранное сокровище, прослушали невнятные слова одобрения, а затем вместе с премудрым государем Лилах-Эр-Фиарлах и его доблестным военачальником покинули пыльное хранилище вещей, ценность многих из которых показалась бы деловому человеку весьма сомнительной. Хотя король ещё не протрезвел окончательно, он не позабыл запереть обе двери сокровищницы и, что удивительно, на этот раз с одного захода попал ключами в обе замочные скважины. Гвейф тем временем продел сквозь миниатюрный венец прочный кожаный шнур, связал его концы крепким узлом и повесил корону Хэй-Рона себе на шею.
* * * * *
– Интересно, что это за Хэлианн такой? – в который уже раз повторил занимающий его вопрос дракон, когда он и сын магистра Мон-Эльвейга бодро топали тропой Междумирья по направлению к родному Миру Фьонна.
Гвейф задавался этим животрепещущим вопросом – и надоедливо задавал его своему приятелю – с тех самых пор, как они покинули Эргалах, столицу Лилах-Эр-Фиарлах, где доблестью Фьонна была добыта миниатюрная корона Хэй-Рона. Свойства этого предмета до поры оставались сокрыты от любопытных взоров мага и дракона под непроницаемым покровом тайны и забвения. Король Отлах, во дворце которого до недавнего времени пылилась шкатулка с игрушечной короной, понятия не имел, откуда она там взялась и на что годится – ценности, хранившиеся в сокровищнице, он принял по описи одновременно с восшествием на престол и с тех пор не заглядывал в пропылённую кладовую, полную каких-то непонятных антикварных безделушек.
Разогнать мглу неведения, сгустившуюся над короной Хэй-Рона, не сумела и Шэала Кэннах, супруга гнома Фолли, когда её названый братец Кьёртэн в сопровождении дракона воротился в Шичер. Прелестная корриган, владычица родника, конечно, была образованной и начитанной дамой – непонятно, правда, когда она успевала активно заниматься самообразованием, дни напролёт проводя у источника за расчёсыванием волос, но это не имеет принципиального значения – однако о таинственной короне Хэй-Рона Шэала знала ещё меньше, чем столь стремившийся завладеть этим неизученным предметом дракон. Впрочем, крошечная коронка с непонятным названием, которого прежде корриган никогда не слышала и не читала, очень позабавила Шэалу. Дама откровенно посмеивалась и над тем, как дракон пристроил загадочную корону – повесил на шею, точь-в-точь как суеверный человек водрузил бы какой-нибудь амулет, заговорённый захолустной колдуньей-самоучкой.
Стремясь хоть что-нибудь разузнать о доставшемся ему предмете, дракон пару дней провёл в городском книгохранилище Шичера: на третий день он выполз оттуда с выпученными глазами и утомлёнными мозгами, по-видимому, даже слегка закипевшими от переизбытка информации. Гвейф то и дело бормотал разные непонятные слова, среди которых Фьонн иногда различал старинные магические термины. Молодой волшебник, его названая сестра и её супруг сначала не на шутку забеспокоились относительно душевного здоровья дракона: но время скоро показало, что их опасения, продиктованные дружбой и искренним участием, были напрасны. На следующий день дракон как ни в чём не бывало рассуждал за завтраком о сравнительных достоинствах шичерских колбас и эргалахского бекона. Речь Гвейфа была толковой и связной, ничуть не походившей на разорванный поток сознания или несознательные бредни повредившегося рассудком индивида. Когда Фьонн осторожно осведомился о том, что же удалось разузнать о короне Хэй-Рона, Гвейф безнадёжно махнул рукой и быстро замял эту тему. Маг догадался, что научные изыскания дракона зашли в тупик, да там и остались – хорошо хоть, что сам Гвейф успел быстренько оттуда выбрался.
Волшебник, твёрдо решивший вернуться в родной Мир и восполнить вопиющие пробелы в своих знаниях о некоторых землях, лежащих много южнее Башни Сервэйна, Хартланда и Эскелана, отметил прощание с Арландуном величественным жестом доброй воли, а именно – отпустил на свободу эх-ушку, водяного коня, который уже почти распростился с надеждой на подобное чудо. Впрочем, тут дело было не столько в доброте молодого мага, сколько в элементарном расчёте. Точнее, в отсутствии такового – по прихотливым тропам Междумирья далеко не всегда легко путешествовать, а уж тащить по ним за собой упрямого и коварного водяного коня… Нет уж, спасибо!
Фьонн выпустил эх-ушку в озерцо, скрытое в лесной глуши, при этом потребовав с водяного коня торжественную клятву никогда больше не заниматься противоправной деятельностью, а также пригрозив, что в противном случае водяной конь непременно сломит шею, отягощённую бременем преступлений и специального заклятья, которое маг наложил на эх-ушку, не особенно поверив в искренность его раскаяния. Что же касается Гвейфа, то он подарил своего скакуна Шэале – животное за время отсутствия хозяина заметно привыкло к владычице родника, которая по утрам нередко каталась верхом на драконьем коне.
Распростившись с гномом и корриган, друзья немедленно вышли на тропу Междумирья. Как это порой случается с магическими дорогами, пролегающими через вне-пространство и вне-время, тропа на этот раз выглядела совершенно иначе: её то стискивали в жёстких объятиях горные гряды, то пересекали глубокие овраги и крутые каменистые склоны. Лишь иногда тропа становилась относительно ровной: на таком-то участке дракон в тысячный раз озвучил вопрос относительно таинственной короны – вопрос, изрядно надоевший его спутнику.
– Хэлианн? – переспросил Фьонн, задорно сверкнув зелёными глазами. – Это было прекрасное и славное королевство, Рэн. В глубине веков оно раскинулось там, где ныне бродят бесчисленные стада сира Отлаха. Хэй-Рон, искусный чародей и отважный воин, стал первым королём этой страны: и хотя его подданные, как и он сам, не отличались высоким ростом, никто не дерзнул бы обвинить их в трусости или порочных наклонностях. Хэй-Рон справедливо и мудро правил Хэлианном триста пятьдесят шесть лет, а потом передал свою корону наследнику. Однако потомки великого короля, как это случается сплошь и рядом, унаследовали лишь его владения и титул, но не его мудрость, душевную красоту и чрезвычайно высокий уровень нравственности. В роду Хэй-Рона всё реже рождались харизматические лидеры и национальные герои; и в конце концов остатки некогда великого народа были изгнаны полчищами овец, а корона основателя сгинувшей империи закатилась в щель в полу, и её захватили крысы. Но в войне крыс и кошек корона в качестве военного трофея досталась кошкам… любимым кошкам бабушки сира Отлаха. Эти милые домашние хищники принесли корону своей госпоже, и с тех пор корона хранилась в сокровищнице государей Лилах-Эр-Фиарлах…
Гвейф внимательно слушал, и губы его медленно, но неудержимо расплывались в улыбке.
– Ты всё это на ходу выдумал, верно, Кьёр? – мягко промолвил дракон. – Ты же на самом деле ничего об этой короне не знаешь!
– Зачем же ты тогда без конца долбал меня дурацкими вопросами об этой треклятой короне, если тебе известно, насколько плохо я о ней информирован? – веско возразил волшебник. – Но тебе так хотелось получить ответ – так вот, пожалуйста! Если же он тебя не устраивает – ну, извини, тогда надо было наведаться к колодцу, разглашающему ценные сведения в сроки, не оговоренные предварительным соглашением сторон. Возможно, пока он соизволил дать ответ, у тебя пропал бы всякий интерес к данному вопросу.
Гвейф отнёсся к перспективе общения с колодцем мудрости весьма прохладно, чтобы не сказать – безразлично: зато дракон одобрительно отозвался о способностях Фьонна к моментальной импровизации:
– Ну его, этот колодец! Мне не так уж необходима его отсыревшая и покрытая плесенью историческая справка. А у тебя, когда ты захочешь, оказывает, получается отвечать на вопросы быстро и складно, не пользуясь никакими шпаргалками, кроме собственной фантазии и мельчайших обрывков древних преданий! Из тебя вышел бы замечательный сказитель, Кьёр, если бы ты даже и не являлся не менее талантливым магом! Любая выдумка в твоих устах звучит куда убедительнее и живее исторической правды, изречённой каким-нибудь сумрачным философом!
– Одно время у меня действительно возникала идея стать профессиональным сказителем, – признался сын Льювина. – Но я ничуть не жалею, что стал волшебником – это ведь смежные специальности. Значит, ты говоришь, складно получилось? Мне почему-то показалось, что всё было так, как я тебе рассказал. Во всяком случае, могло быть и так, верно? А теперь уже и есть – ведь даже бредни и галлюцинации настоящего волшебника, если они складные, быстро становятся реальностью. По крайней мере, так нам говорили в Академии, и то же самое любит повторять мой отец, – добавил Фьонн.
– Охотно верю, – пробормотал дракон, подозрительно всматриваясь в туман, за пеленой которого угадывались очертания очередной преграды. – Вот, например, эту дорогу, видимо, кто-то из вашей братии как раз и набредил в приступе бешенства или белой горячки!
Фьонн хотел возразить, что дороги Междумирья созданы отнюдь не простыми – и даже не весьма высокопоставленными – волшебниками из рода людей либо премудрых эльфов; но, вспомнив о том, что особо продвинутые маги способны корректировать многие явления в желательном для себя направлении, которое отнюдь не всегда является таковым и для окружающих, сын Льювина скромно промолчал.
Ещё несколько десятков шагов – и друзья очутились перед крутым и каменистым перевалом; густой туман плыл из-за невысокого гребня возвышенности, которую предстояло одолеть путникам. Фьонн, не теряя драгоценного времени на долгие раздумья, решительно атаковал осыпающийся склон. Маг уже был на середине склона, а Гвейф всё ещё стоял внизу: раздумье, отягощённое глубокими сомнениями, отражалось на его выразительной физиономии. Внезапно дракон опомнился и проворно полез вверх. Фьонн меж тем добрался до верхней точки перевала, где остановился на несколько мгновений, чтобы перевести дух, дождаться дракона и оглядеться по сторонам. Последнее, правда, оказалось не так просто: в сером мареве взор мага угадывал лишь расплывчатые силуэты возвышенностей да ведущую вниз тропку, теряющуюся в тумане уже на расстоянии нескольких шагов.
– Фьонн! – взобравшись наверх, взволнованно произнёс дракон, даже позабыв, что сын Льювина предпочитает, чтобы его не называли настоящим именем. – Мы зашли куда-то не туда…
Последние слова Гвейф почему-то произнёс тихо и неразборчиво, так что магу послышалось – «мы зашли в никуда».
– Ну что ж, посмотрим, что это за нигде такое, – пробормотал Фьонн.
Дракон попытался удержать его: но эта попытка привела к результату, прямо противоположному тому, на который рассчитывал Гвейф. Молодой волшебник, чья импульсивная инициативность и отчаянная самонадеянность не выносили чужого руководства, энергично рванул свой рукав из лап Гвейфа. Дракон, однако, упорно старался оттянуть своего подопечного назад; потревоженные их потасовкой камни, которыми была усыпана тропа, шустро покатились вниз, увлекая мага и дракона навстречу будущему, скрытому густым туманом не в переносном, а в самом прямом смысле слова.
– Рэн, ты где? – чуть позже окликнул дракона маг, силясь разглядеть что-нибудь в тумане.
– А, ты вот где! – отозвался совсем рядом голос Гвейфа, и дракон снова цепко ухватил Фьонна за рукав.
– Хотел бы я знать, где мы, – недовольно промолвил волшебник. – Что это за мерзкий туман, чтоб ему… – Фьонн оборвал фразу на полуслове, внезапно сделав крайне неприятное, пожалуй, даже пугающее открытие, а именно – некая необъяснимая сила ощутимо давила на нефизические составляющие личности; и говорить почему-то становилось всё труднее, словно к языку привешены камни…
Фьонн отлично знал, что тропы Междумирья иногда могут выкидывать неожиданные коленца перед путешествующими по этим таинственным дорогам чародеями: об этом он ещё в детстве не раз слышал от родителей и других магов Мон-Эльвейга. Однако о чём-либо подобном тому, что приключилось с ним и его спутником, сыну Льювина ни от кого не доводилось слышать. Разве что в старинных сагах о великих чародеях древности ему встречалось упоминание о провалах в Нигде, что подстерегают дерзких магов на тропах Междумирья… Фьонна передёрнуло, и противный скользкий страх ужом зашевелился в его душе. Нигде… Ни пространства, ни времени, ни дороги… Нигде – Ничто – Никто…
Междумирье, как известно любому магу – особое измерение, в котором отсутствуют привычные для большинства живых существ пространство и время; однако Междумирье, тем не менее, является живой субстанцией. Для Миров она примерно то же, что почва для растений; а Нигде – это дыра в живом движении, что-то вроде незажившей раны…
А раз нет движения, нет жизни – нет и магии. По крайней мере, преподаватели Академии Хартланда провозглашали это утверждение как один из основополагающих принципов бытия. До сих пор у Фьонна не было ни причин, ни необходимости сомневаться в этом. Но теперь магу было не до азбучных истин – речь шла о жизни, и Фьонн судорожно пытался вспомнить, найти, придумать: как выбраться из Нигде?!
Туман немного рассеялся, и Фьонн увидел мрачное, сосредоточенное лицо Гвейфа. Дракон, очевидно, был целиком поглощён решением той же задачи: но и у него дела вряд ли шли успешнее, судя по его угрюмому и слегка растерянному виду.
«Ты понял теперь, почему я пытался тебя удержать? – хотя дракон говорил мысленно, Фьонну казалось, что он слышит сварливые нотки, проскальзывающие в словах Гвейфа. – Там, на склоне, чувствовалось что-то странное. Словно кто-то тянет из тебя силы. А теперь я понял, что это и есть то Нигде, которое большинство мудрецов всех рас и народов твердолобо считает утратившей смысл аллегорией».
«Зато ты теперь видишь, что это вовсе не аллегория, а реальность, не изученная магической наукой в должной степени», – несмотря на всю серьёзность сложившейся ситуации, Фьонн не удержался, чтобы не съязвить.
«Да уж, это почти единственное, что здесь можно разглядеть», – не остался в долгу дракон.
Фьонн не стал продолжать обмен колкостями, сейчас совершенно неуместный. Стиснув зубы, волшебник дал воображаемый пинок липкому ужасу, пробравшемуся в его внутренний мир по чёрному ходу. Должен же быть какой-то способ выбраться из этой серой ямы!.. Фьонн и без сообщения дракона ощутил, как его силы медленно, но непрерывно поглощает незримый вампир, пустота Нигде, антисущность, не знающая насыщения…
Дорога всегда существует; а если и нет, её можно и нужно проложить, твердил Фьонн. Направление… Великие Силы Света и Тьмы, ну конечно! Как он сразу не сообразил – надо определить направление! У Фьонна не возникло сомнений, как это сделать – сын Льювина обладал врождённым талантом к лозоходству. Взяв в руки раздвоенный прут или, например, небольшой камешек, подвешенный на шнурке, Фьонн мог отыскать на любой территории любую спрятанную там вещь. Волшебник просто неторопливо шёл, не думая ни о чём, держа в руке прут или шнур с камнем: но стоило магу очутиться возле места, где находится искомый предмет, как прут или камень начинал вращаться, указывая на тайник. Подобным же способом, как знал Фьонн, можно иногда получить ответ на вопрос, если ответом должно стать либо «да», либо «нет».
«Рэн, дай мне корону Хэй-Рона», – мысленно обратился маг к дракону.
Если тот и удивился такой просьбе, то ничем этого не показал. Когда шнурок с нанизанной на него крохотной короной очутился в руках мага, Фьонн немедленно приступил к делу. «Нам туда?» – маг повернулся в ту сторону, откуда, как ему казалось, они с драконом свалились в Нигде. «Нет», – шнур с короной качнулся от мага. «Так, может, туда?» – Фьонн повернулся в другую сторону. «Нет», – был ответ.
Снова и снова ответ был: «Нет», – а между тем незримый вампир неторопливо высасывал силы мага. С драконом это происходило гораздо медленнее, однако Гвейф был серьёзно обеспокоен – как за себя, так и за Фьонна.
И вдруг оба почувствовали, что пустота Нигде больше не тянет из них жизнь. Словно кто-то поставил щит между ними и ненасытной пастью антисущности. «Да», – корона Хэй-Рона качнулась к Фьонну.
– Пошли, Рэн, – сын Льювина произнёс эти слова вслух, попутно отметив, что гнетущая тяжесть Нигде больше не висит на языке неподъёмным булыжником.
Так как в Нигде нет времени, они не знали, сколько они шли среди колышущихся волн серого тумана. У Нигде нет и чётких границ: просто в какой-то момент путники увидели, что очутились на песчаном берегу реки, которая, к счастью, оказалась вполне нормальной, реальной. Огненный круг солнца уже наполовину скрылся за тёмной лентой дальних лесов. Волшебник в изнеможении плюхнулся на песок в тени огромного дерева с бугристой мохнатой корой и огромными перистыми листьями, заменявшими ветви.
– Ещё немного, Рэн, и я чувствую, мне была бы крышка, – прошептал Фьонн. – Особенно если бы тот «вампир» не унялся…
Дракон с минуту пытливо всматривался в бледное лицо волшебника, неподвижно лежащего на песке с закрытыми глазами; но, к своему огромному облегчению, Гвейф не обнаружил никаких симптомов близкой кончины, коварно подкрадывающейся к молодому магу.
– Мне нужен нормальный цивилизованный отдых, – широко открыв глаза, вдруг капризно заявил Фьонн.
– Ты же теперь почти дома, – обнадёжил дракон; при этих словах губы непоседливого мага недовольно скривились. – То есть, я хотел сказать, теперь ты в родном Мире, – поправил себя Гвейф. – А неподалёку находится та самая Долина Вампиров, в которой ты, кажется, мечтал побывать.
– Хватит с меня на сегодня вампиров, – пробормотал Фьонн, засыпая.
– А приключений тебе ещё не достаточно? Хотя бы на этот год? – с надеждой в голосе спросил дракон.
Но ответа он не получил – Фьонн уже крепко спал, подложив руку под голову. Гвейф обречённо вздохнул – ему, как жертве заклятия магистра Мон-Эльвейга, предстояло охранять сон сына Льювина.
* * * * *
– Проклятие! Если б я только знал, кто так высоко ценит мою голову, что не пожалел золота для оплаты услуг профессиональных убийц – я бы уж не поскупился при взаимозачётах… – процедил Льювин, морщась от боли в ранах.
Возвращаясь в Башню Сервэйна с малочисленным отрядом соратников после деловой поездки по городам Вольных Земель и Бренскому королевству, магистр неожиданно угодил в засаду, устроенную вооружёнными до зубов молодчиками в чёрных масках, полностью скрывающими их отталкивающие рожи отъявленных рецидивистов. Но с особыми приметами преступников магистр и сопровождающие его маги ознакомились лишь после того, как в ожесточённом бою прикончили всех бандитов. Иначе, к сожалению, не получилось: наёмные убийцы, потерпев неудачу, решили любой ценой уйти от правосудия – хотя бы и ценой своих гнусных жизней, за которые никто бы, конечно, не дал и ломаного гроша.
Несомненно, бандиты намеревались похитить драгоценную жизнь магистра Мон-Эльвейга, так как их основной удар был нацелен именно на него. Сначала из густых зарослей в него полетели стрелы, которые не достигли цели, будучи дезориентированы древним, но действенным заклинанием; потом убийцы толпой высыпали на тропу – но волшебники не растерялись, окружив своего магистра плотной стеной и дав достойный отпор озверевшим бандитам. Тем не менее в схватке с убийцами Льювин был ранен, несмотря на отвагу магов и собственную доблесть, а также неизменную удачливость, давно вошедшую в поговорку.
Пока Вэйлинди перевязывала его раны, Мэллан с двумя своими учениками осмотрел тела погибших бандитов в надежде отыскать улики, которые дали бы возможность определить, откуда эти типы и, главное, кто ими руководил, направляя их на тропу очередного преступления. Долго искать не пришлось – на правой руке каждого бандита красовался вытатуированный паук, плетущий сети.
– Ассасины из Башни Забвения! – обронил Мэллан, пристально глядя на зловещий знак.
При этих словах Вэйлинди вздрогнула и переменилась в лице, а Льювин мрачно усмехнулся.
– Кто-то очень высоко меня ценит, как видно, – повторил он.
Башня Забвения, как было известно Льювину и его соратникам, находилась далеко на юго-востоке; отгороженная от цивилизованного мира бескрайним простором пустыни и неприступными горами, она являлась базой зловещей организации наёмных убийц. Когда-то Льювин мечтал предпринять поход против них и с корнем вырвать эту занозу из тела родного Мира: но, здраво оценив реальные возможности и жизненные приоритеты, свои и своих соратников, молодой магистр пришёл к выводу, что лишь немногие согласятся последовать за ним к Башне Забвения. Льювин сильно подозревал, что руководители ассасинов обладают серьёзными навыками практической магии, так что сражаться с ними, стоя во главе малочисленной дружины отчаянных чародеев – предприятие с весьма сомнительным исходом. Поэтому Льювин, как благоразумный человек, чьих интересов происки ассасинов тогда не затрагивали, решил с ними не связываться. Даже великий волшебник не всё способен предвидеть…
Маг чувствовал себя отвратительно, но главным образом отнюдь не из-за ран. Льювину приходилось слышать, что убийцы из Башни Забвения ценят свои кровавые услуги очень дорого. Раз уж кто-то заплатил им, лишь бы покончить с ним, значит, над ним нависла очень серьёзная опасность. Но кто это? Ордэйл? Вроде бы подобный ответ напрашивается сам собой, но… Почему-то Льювину вспомнился хищный взгляд Улльдара за миг до того, как заклятье магистра оплело честолюбивого командора волшебной сетью…
– Мэлл, – голос Вэйлинди дрожал от сдерживаемого страха. – Мэлл, пожалуйста, осмотри их оружие!..
– Ах, да, яд, – с показным спокойствием произнёс Льювин, у которого на душе тоже противно заскреблись призрачные кошки, мыши и иные образы тщательно скрываемого страха.
– Никакого яда нет, – чуть погодя уверенно сообщил Мэллан.
Магистр, которому совершенно не хотелось погибать во цвете лет, с облегчением перевёл дух. Вэйлинди тоже слегка приободрилась; однако она то и дело с тревогой смотрела по сторонам, опасаясь повторного нападения.
– Сожгите тела этих мерзавцев, чтобы они не стали назойливыми зомби, с маниакальным упорством идущими за нами по пятам, – приказал Льювин своей свите, кивнув в сторону мёртвых бандитов.
– И ты не хочешь узнать, кто их подослал? – удивилась Вэйлинди, бывшая некромантка. – Я ещё не окончательно позабыла, как разговорить мертвеца; можно было бы попробовать…
– Нет, Вэйл, – Льювин снова поморщился – то ли от боли, то ли от мрачных мыслей. – Думаю, тот, кто их подослал, предусмотрел вероятность того, что они попадут под пытки или в руки некроманта.
Магистр Мон-Эльвейга в глубине души чувствовал, что он и не очень-то хочет узнать правду. Может, безответственно полностью перекладывать заботу о своей жизни на милостивого Создателя; но что, если ассасинов подослал не Ордэйл?.. Кто тогда? Король Эскелана, сир Эскерро, старинный недруг Льювина? Маг Дьонни, правая рука Ордэйла, с которым Льювин не ладил ещё в юности, когда оба были студентами Хэйуэллского колледжа чародейства? А вдруг… Улльдар? Это кажется невероятным, чудовищным – но кто знает?.. Ещё немного, и я никому не смогу доверять, промелькнуло в мыслях Льювина. Но если Вэйл удастся допросить мертвеца… нет, лучше не надо, она же надеялась навсегда оставить Тёмную магию… но если предположить, что зомби ответит и назовёт Улльдара – что тогда делать магистру Мон-Эльвейга? Судить командора, с которым они бок о бок сражались столько лет, с которым в юности были закадычными друзьями? Наверное, с точки зрения бесстрастного закона это было бы справедливо…
Проклятые выборы! Всё началось с того, что он выставил свою кандидатуру на пост Архимага. Но теперь поздно бежать, поздно скрываться от большущего воза порождённых его честолюбием проблем под спасительной сенью эльфийских лесов – эту дорогу, как и все, которыми Льювин шёл в своей жизни, он обязательно пройдёт до конца. Остаётся надеяться, что завершение испытания, называемого «предвыборная кампания», не станет одновременно и концом жизненного пути мага Льювина…
Фьонн. Книга 3. Накануне выборов Архимага. III
© Copyright: Мележ Антонова Людмила, 2010
Свидетельство о публикации №210070200528
Свидетельство о публикации №210070200528
Рецензии