Легкий поздний вечер, XIX

Я вздрогнул, когда понял, что люди вокруг меня говорят о нем и презрительно поджимают губы. У меня в груди все похолодело, я, наверное, изменился в лице, потому как мисс Грин вдруг перестала щебетать и испуганно заглянула мне в лицо и положила свою затянутую в шелк ладонь на мое плечо.
- Я не встречал более распущенного и наглого человека! Вы только подумайте!
Боже, это вы подумайте. Это вы подумайте! Говорите о нем так, словно знаете его, но вы даже детей своих в лицо не помните, как же вы можете осуждать человека, которого вы даже не знаете?
- Сэр, вы в порядке? Сэр? Вы так бледны!
Я взлохматил волосы и вымученно улыбнулся девушке.
- Боюсь, что придется вас покинуть – мне необходимо подышать свежим воздухом. Здесь все смердят, меня вот-вот стошнит всем, что я съел с тех пор, как был младенцем…
Она берет меня под руку и тянет к двери на балкон.
- Нет, нет, выйдем в сад! Гнилостный запах оттуда никогда не выветривается!..

Я не видел его почти год. Он уехал за границу, не оставив адреса, я с головой бросился в учебу, направил яростную одержимость на книги и науку. Но везде говорили о нем, общие знакомые улыбались и отводили глаза. Странно было наблюдать за тем, как отъявленные лжецы и светские крысы смущались подобно юным пастушкам, которых соблазняют игривые паны. Я делал вид, что все в порядке и обливался водопадами тоски лишь в одиночестве.
Отсутствие связи подтачивало меня изнутри, я писал длинные письма, чтобы затем сжечь их в камине, веря, что беспокойный ветер донесет до него легкий серый дым.
Я избегал вечеров, слухов, клубов, праздников – не хотелось портить любимый фрак дырами, которые неизбежно оставляли на одежде и лице полные праведного огня взгляды. Была бы их воля – и я давно горел бы на костре, каждый из них сперва разбил бы банку с маслом о мой лоб, а затем поднес спичку. Когда я понял, что не в силах выносить их пронзительное тягостное молчание, звеневшее у меня за спиной, я стал невидим. И услышал, как развязываются с изумительным шипением раздвоенные языки каждого, кто так умело молчал когда-то. Слишком сложное испытание для меня – пытка слухами, и я вынужден был уйти в отставку от общества.
Постоянно думая о нем, я был готов сойти с ума, помешаться, но это было бы слишком легко, и я мучил здравый рассудок воспоминаниями и догадками.

- Вам полегче?
- Да, премного благодарен. Впрочем, я не хотел бы обременять вас своим унылым присутствием, вы вполне можете идти танцевать, я слышал, оркестр сегодня невероятно хорош.
- Вам противно мое общество?
- Вовсе нет, - соврал я, - но вы не обязаны меня поддерживать, мисс.
Слишком мало вина, я пью слишком мало вина; алкоголь подавляет амбиции, расширяет выбор, разум и желания. Когда я трезв – а трезв я почти всегда – меня не устраивает решительным образом ничего или почти ничего.
- Вам нравится сад?
- Да, у вас очень талантливый садовник, надеюсь, вы платите ему по заслугам.
- Вы чрезвычайно заботливы, - она улыбнулась и обвила мою руку, как нежный котенок. От ее тепла к горлу подкатил комок тошноты, и гадкое чувство омерзения залило все остальные эмоции, словно прорвалась в голове какая-то плотина с помоями.

Мне нравилось, когда он был серьезен. Нравилось наблюдать, как он читает, как внимателен его взгляд, направленный на строки, подумать только, в такие моменты я дико ревновал его к книге, но все равно восхищался им сквозь призму наслаждения и легких уколов зависти. Мне нравилось в нем все, и я ничего не хотел менять, никогда, иначе, если менять по кирпичику в месяц, так за пару лет можно перестроить весь дом, но будет ли это то жилище, которое так полюбилось при первой встрече? Так и я не хотел менять дом своего сердца, ни частички, ни фрагмента, я даже не хотел никаких перестановок.
Но перемены неизбежны, не меняется только идиот, и вот – он где-то за границей, а я снова в неумолимом строю столичных денди.

- Вернемся в дом? Здесь холодно.
Я набросил на хрупкие плечи своей спутницы фрак и невольно залюбовался ее тонкой красотой, удачно оттененной мужской одеждой. Мисс немедля зарделась и опустила глаза. Какой предсказуемый жест! Очарование вмиг улетучилось, как невесомая бабочка.
А он всегда был непредсказуем. Новинки каждый день – о чем еще можно было мечтать?
В зале душно и шумно, я отошел к столу выпить бокал лекарства от принципов, и ко мне обратился юный камердинер.
- Простите, мистер, вам срочная телеграмма.
- Точно мне? Я не жду вестей.
- Вам.
Я открыл крошечный квадратный конверт и ощутил, как пол уходит у меня из-под ног, а перед глазами заплясали черные всполохи.
«Я завтра буду в Лондоне. Приходи. Я привез тебе морскую раковину. Б.»