Кружка пива

Природа Архангельска не то чтобы немила, но несколько скучна и не так разнообразна. Вот если за городом да по пятьдесят – это ж совсем другое дело.

…Случилось мне очутиться в Сочи в самый разгар лета, когда солнце греет и пляжи переполнены, а вот ресторанчики и всякие кафешки совсем наоборот – пусты и без очередей. Выйдя из самолета и забросив штурманский портфель в БАИ (бюро аэронавигационной информации), на целую неделю окунаюсь в роскошное лето юга и синее-синее Черное море. Один, без товарищей и сослуживцев – делай что хочешь, иди куда хочешь – никто не остановит тебя и не посмотрит осуждающим взглядом "Устава работников гражданской авиации" 1983 г.

Перед тем как окунуться в неземной рай, необходимо поселиться, снять форму и форменные ботинки, закинуть фуражку, и, конечно же, облачиться в непристойные буржуазные шорты с парящим орлом и яркой броской надписью "Montana". Поселиться хотелось бы подальше от экипажа, который как обычно разместили на втором этаже маленькой гостиницы в ста метрах от моря. Сто метров от вожделенного моря, конечно аргумент, но как быть с "Montana"? – она точно не вписывалась в 11 статью "Устава работников гражданской авиации", который строго-настрого запрещал...

Мест в гостиницах, как всегда, не оказалось, и аргумент "в ста метрах от моря", перевесил частный сектор и 11 статью вместе со всем "Уставом …". Измученный бесперспективными поисками буржуазной жизни и в осознании безысходности своего положения, я поднимался по узкой дороге, ведущей к своему экипажу, которая то и дело превращалась в многочисленные ступеньки. Ступенек было ровно сто. Сто ступенек до прохладной уютной гостиницы или столько же до теплого синего-синего моря (кому как нравится). Но по середине ее!.. А посередине этой дороги, точнее, на сорок пятой ступеньке, если считать от гостиницы, был тихий уютный ресторанчик, где разливали пиво и даже всегда было пиво в бутылках.

Надо заметить, что если в розлив пиво почти всегда было с повышенным содержанием воды, то в бутылках пиво просто изумительное: пенистое, в меру холодное с ярко выраженным содержанием жигулевского солода и вдобавок к пиву продавались настоящие картофельные чипсы, а вернее, тонко нарезанная жареная картошка: тогда слово "чипсы" еще не знали.
Вкус тонко нарезанной жареной картошки, упакованной в яркий герметичный пакет, так явственно почувствовался у меня на языке, что не смочить его прохладным "Жигулевским" после стольких мытарств и разочарований было не в моих силах, тем более нога как раз шагнула на пятьдесят пятую ступеньку. До гостиницы оставалось каких-то сорок пять ступенек, но спешить к товарищам не хотелось, и я решил, что раз неделя уже не удалась, то пусть хотя бы продлятся последние моменты моего наслаждения южным летом, и, кружечка прохладного "Жигулевского" не повредит, а лишь создаст приятное ощущение летнего отдыха на берегу Черного моря, подумал я.

Залпом выпив первую кружку пива, к моему изумлению, меня обнаружил мой родной экипаж, который, в отличие от меня, был уже в белых носках, сандалиях и в шортах за неплохо сервированным столом. Как-то стало не по себе, но на предложение по пятьдесят, ответил, что если только по пятьдесят – не больше, потому что надо хотя бы форму снять.

…Проснувшись утром в белоснежной постели, я с радостью понял, что нахожусь на втором этаже своей архангельской общаги – такие же белые пододеяльники не по размеру, такие же белые потолки с разводами от протечек. Вот приснится же такое несуразное: лето, Юг… – но пиво пил как взаправду. Жаль, что на море в этом году опять не побывал. А пить-то как хочется, все равно, что с похмелья, и голова болит – ни тряхнуть, ни повернуть. Повел глазами – за окном красотище: солнце светит, чайки летают, море плещет, пальмы ветками качают… И тут меня словно пронзило: какое море, какие пальмы: в Архангельске пальмы не растут!..

Свалившееся на голову счастье теплого южного лета с морским прибоем попыталось поднять меня с постели. К своему удивлению и одновременно к радости, в комнате никого не было, даже экипажа. Откинув покрывало, мне пришлось удивиться еще раз: в постели я находился в полной боевой экипировке, даже форменные ботинки были на ногах и, казалось, загадочно сверкали какой-то своей улыбкой. Первое желание переодеться во что-нибудь летнее оказалось не под силу по причине ужасной головной боли, ключ от которой лежал несколькими ступенями ниже. "Кружечка прохладного "Жигулевского" не повредит, а лишь создаст приятное ощущение летнего отдыха на берегу Черного моря", – подумал я.

Залпом выпив первую кружку пива, к моему изумлению, меня обнаружил мой родной экипаж, который, в отличие от меня, был уже поддатым и сидел за неплохо сервированным столом. Как-то стало не по себе – назревало состояние дежавю: либо они не уходили, чего в принципе невозможно, либо сейчас совсем не утро, а даже наоборот, либо это точно сон. Желание, чтобы это был сон, поднялось во мне до степени, граничащей с ситуацией, когда неистово молишь "чур, меня", но следующее предложение сослуживцев расставило все на свои места. На предложение: "А по пятьдесят?" – ответил, что если только по пятьдесят – не больше, потому что хотелось бы все-таки форму снять и искупаться.

…Проснувшись утром в белоснежной постели, я с радостью понял, что нахожусь на втором этаже своей архангельской общаги – такие же белые пододеяльники не по размеру, такие же белые потолки с разводами от протечек, такой же бардак на столе от вчерашней попойки и экипаж весь в сборе – спят кто где и кто как. Да, гудёж был, видно непростой, даже командир домой не пошел, а это верный знак буйной вечеринки. Что отмечали, я вспомнить не смог, да и немудрено, эдакое снилось всю ночь.

Настроение было хорошее, к моему удивлению и радости, голова была свежа. Чтобы никого не разбудить, повел только глазами: за окном красотище: солнце светит, чайки летают, море плещет, сосны ветками качают… Сосна, правда, какая-то странная, качается не так, как обычно. И тут меня словно пронзило: да это же снова она – пальма, а в Архангельске ведь пальмы не растут!..

Спрыгнув с кровати, я обнаружил, что снова при параде с надетыми сверкающими форменными ботинками, шнурки которых были завязаны бантиком и убраны под язычок. Стоило мне пошевелиться, как все разом, как по команде, поднялись. В отличие от меня, вид моих товарищей был не столь безупречен, а попросту, они были еще пьяны. Поняв, что на мое переодевание тратить свое драгоценное время времени нет, командир скомандовал отход и, сплюнув прямо в открытое окно, поправился: "Взлетаем!"

Быстрого взлета не получилось, а что получилось, то в таком виде по приличным местам не ходит, и меня, как самого достойного, поскорей отправили за спасительными напитками. Было утро, настроение прекрасное, и кружечка прохладного "Жигулевского" не повредит, а лишь создаст приятное ощущение летнего отдыха на берегу Черного моря, подумал я.

Залпом выпив первую кружку пива, к моему изумлению, меня обнаружил мой родной экипаж, который сидел за неплохо сервированным столом. Бессонные ночи с ярко выраженным уклоном на спиртное и утренние стрессы в полной мере дали мне ощутить конец света и состояние апокалипсиса. Пока я соображал, что же за чертовщина здесь со мной происходит и что это за дурацкий сон, мне рассказали, что с этой кружкой пива в форменной одежде и ботинках меня встречают здесь уже в шестой раз, а сегодня как раз отвальная. Пить мне уже не хотелось, в море тоже, да и "буржуазные" шорты, в общем-то, ни к чему, но на предложение: "А по пятьдесят?" – ответил, что если только по пятьдесят – не больше, потому что надо хотя бы снять форму и отгладить.

…Проснувшись утром в белоснежной постели, я с радостью понял, что нахожусь на втором этаже своей архангельской общаги – такие же белые пододеяльники не по размеру, такие же белые потолки с разводами от протечек. За окном красотище: солнце светит, чайки летают, море плещет, сосны ветками качают… Сосны ли? Нет, точно сосны, не пальмы, а в Архангельске сосны, слава богу, растут.

Через год началась перестройка, и был введен сухой закон…

20.09.08.