Тоже мне эстет

- Что это за краски, почему зеленый на лицо намазал, где ты видел такой красный нос? - так дядя Валико комментировал живопись сына.
- Мама, мама, убери мужа, он в живопись лезет, - так своим писклявым голосом Саша реагировал на критику отца.
- Валико, оставь его, не вмешивайся, видишь как он нервничает- пыталась разрядить ситуацию мама.
- Как это, "не вмешивайся", тоже мне Пикассо,- ворчал дядя Валико, - я с окна выброшу твой мольберт -кричит он Саше.
- Ах, ты мебель ломать? -запищал Саша и схватил рядом стоящий стул, пытаясь сломать его.
Тут поневоле я вынужден был вмешаться и помешать Саше ломать антикварную семейную мебель.
 Саша Мартиросов был моим одноклассником и другом. Он отличался тем, что задних мыслей у него не было (были одни передние), он все говорил прямо в лицо, и за это часто получал по лицу. Откровенно говоря, кроме всего прочего, я и ему обязан тем, что стал художником. Он был нашим школьным художником и собирался поступать в академию. В первый год не добрал всего пол очка, хотя мы за него очень болели. И именно после его, в общем удачного (исходя из его живописи), результата у меня появилась надежда на будущий год попытаться самому сдать в академию, на какой-нибудь факультет. И хотя я никогда не занимался живописью (а только смотрел, как это делали другие), у меня была твердая уверенность, что, во всяком случае, как Саша, я запросто сумею нарисовать (во всяком случае, не хуже) безо всякой подготовки. Так, в сущности, и произошло. Мы учились с ним на одном курсе. И если я все время своего обучения считал себя учеником, подмастерьем, студентом, то Саша с самого начала считал себя творцом. Он знал все измы, был весьма сведущ в течениях современной и вообще живописи и знал наизусть многие фамилии художников.
 Однажды мы были у нашего друга театрала Ника Андрановского, у которого дома собиралась студенческая богема, и к кому попасть домой считалось весьма престижно. Но мы были завсегдатаями клуба. Там однажды Саше и нашему другу Марку Полякову пришла одна "гениальная "идея, из старых брюк Андроновского сделать поп-арт. То, что это были старые брюки, решил сам Саша, хотя днем раньше я видел Ника на улице в этих брюках. Саша и Марк воспользовавшись кучей людей, которых принимал и развлекал Ник, взяли его брюки, положили в таз, в котором Ник собирался их стирать, и разведя какой то густой клей, смочили в нем брюки.  По мере того как клей начал высыхать, придавали брюкам форму лица. Затем они раскрасили их гуашевыми плакатными красками, которые нашли у Ника, и повесили "творение " на стенку, на самом видном месте. Все, включая Ника, восторгались этим "Произведением искусства", пока Ник не узнал в нем своих брюк. Но протестовать было уже поздно, и он с пониманием воспринял это. Хотя такое искусство я не признавал, но может быть, больше всех развеселился именно я, и был благодарен Саше, что он мне доставил такое удовольствие.
 На следующий день я заскочил к Нику и увидел там  среди прочих гостей нашего старшего друга, Альберта Дильбаряна, которого все называли коротко Дильбо. Дильбо, человек известный в среде художников, с именем, Заслуженный художник Грузии, который пользовался большим уважением и авторитетом (он несколько раз уже упоминался в моих предыдущих рассказах). Альберт в тот день как видно был в плохом настроении, на похмелье, и сидел молча и с недовольным видом рассматривал "произведение" Саши и Марка, созданное накануне, и повторял в полголоса:- "Чатлаховский вариант (это он говорил, когда что-то ему очень не нравилось), смотрю и вызывает омерзение, как это противно, кто это мог сделать. "
 Ник поспешил похвастаться и с гордостью сообщил имена авторов. Как назло, в самый разгар яростной критики в адрес произведения и авторов, приходит Саша и своим писклявым голосом приветствует присутствующих:
- Здравствуйте!
- Ты почему не здороваешься, что великого из себя корчишь, - придрался к нему наш Дильбо.
- Я со всеми поздоровался, а вам что персональное нужно? - ответил Саша.
 На это Дильбо резко среагировал. Саша не остался в долгу. Ну и пошло и поехало. Вначале они ограничивались словами, затем перешли на откровенную брань и под конец к физическим действиям. Маленький ростом и более шустрый Дильбо, прошедший школу уличных разборок в районе Сололаки, имел явное преимущество перед более неуклюжим (как и в живописи) Сашей. И каждый свой пинок ногой и удар рукой Альберт сопровождал руганью со словами, которых в приличном обществе не произносят, на что Саша, пытаясь как-то защищаться (весьма неумело), протестовал со словами:- "Бить, бейте, а маму не трогайте."
 Вся эта сцена проходила так стремительно и в то же время так комично, что мы не знали как реагировать, смеяться или вмешаться. Но испугавшись, что это все начинает принимать серьезный оборот, мы вмешались, и я в первую очередь (потом пожалел, так как и мне слегка досталось от обоих, когда они, нанося тумаки друг другу, промахивались).
 Как то, несколько дней спустя, идя по улице, Сашин папа, дядя Валико, уже бывший в курсе со слов Саши, встретил случайно Дильбо, с которым был знаком, так как Дильбо ни раз бывал у них дома в качестве друга и "духовного учителя" Саши.
- Альберт, послушай - обратился к нему своим беззубым ртом, в котором неизменно находился мундштук с сигаретой "Прима", дядя Валико, -ты зачем моего Сашика побил, ты что его родил, воспитывал, кормил, кто тебе дал право?
- Я побил его потому, что он не понимает, что такое прекрасное,-таков был философский ответ Дильбо.
 Придя домой, дядя Валико рассказал о беседе с Альбертом, на что Саша, не менее философски среагировал сказав:
-Тоже мне эстет.