Игорь Смысловский - мемуары Глава 36

     На всю жизнь мне запомнился этот человек и его классическое:
« Вранье».               
 Наконец наступил и мой день испытания.  Баринштейн в этот день отменил в клинике все операции и мероприятия.  Назначена была только одна операция, моя.
    Был мобилизован на это весь медперсонал.  Я, почему-то совсем не волновался, как когда-то на экзамене в Университет. Я верил в Баринштейна и зашагал в операционную в хорошем настроении.  О моем состоянии было доложено Марочке, чтобы облегчить часы ее ожидания.

    А ждать ей пришлось очень и очень долго. Действующие лица были раставлены на высшем уровне. Оперировал Леон Абрамович.  Ассестировала ему второй хирург клиники. Наркоз давала главный терапевт клиники - Стеллочка. И ряд сестер.
   Первое действие было в том, что Стеллочка ввела мне в вену 400 кубиков спирта, после чего я молниеносно охмелел и, как расказывали мне потом, я крепко матюгался, дальше последовал сигнал Баринштейна: «Маску!»   И мне на физиономию положили что-то прохладное.  Дальше память моя ничего не зафиксировала.  Я погрузился в небытие.

      А тем временем в течении трех с половиной часов мне распороли живот, двенацатиперстную кишку и две трети желудка отправили в мусорный ящик.  Желчный проход направили в другую сторону, чтобы вырабатываемая организмом желчь шла бы в желудок, заменив этим отсутствующую соляную кислоту.  Затем  все это ходяйство заштопали и положили меня на койку в палате.

     Через несколько часов я очнулся и почувствовал сильную боль. Дежурившие около меня медики, незамедлительно всадили в меня паитопон.  Я опять выкатился из жизни. Такая петрушка продолжалась около двух суток, после чего наступило облегчение.  Кормили меня, в полном смысле слов, через час по чайной ложке. На четвертый день я сказал, что не прочь бы съесть кусочек селедочки.
    Леон Абрамович очень обрадовался такому заявлению, ибо это говорило, что с резекцией все впорядке.

    На седьмой день я решил попробовать сходить в умывальник и без особого на то разрешения врачей отправился в путь.  Вдруг навстречу мне Леон Абрамович.
«Это что такое? Кто разрешил?» - крикнул он.
«Как кто - говорю я, - ОН» и показал на живот.
    И на сей раз он остался доволен, но предупредил, что совершать такой моцион одному пока рано.
Шли дни, я набирался сил.  Марочка регулярно кормила меня высококалорийной пищей, объем которой очень медленно увеличивался.  Помню, что съев четверть стакана бульона, я уже чувствовал желудок  наполненным.  Но врачи обещали, что он в результате расширится почти до нормы.  Интересно, что вновь скроенный орган пищеварения требовал после принятия пищи ложиться на левый бок.  И по сию пору такая поза способствует работе моего желудка.

      Из клиники меня пока не выпускали и продолжали вливать в вену кровь.
В один памятный день сделали мне очередное вливание, кторое обычно проходило спокойно, а тут вдруг я почувствовал себя худо. Сестра уложила меня на койку и срочно вызвали Баринштейна.  Я увидел свои деформированные руки.  Они опухли и покрылись пятнами пунцового цвета. Какой-то странный  внутренний жар охватывал все тело и двигался к голове.
   Молниеносно пронеслось в голове. ВСЕ!  Выжил в блокаде, перенес сложнейшую операцию, а вот от 200 кубиков чужой крови отдаю концы.
Ясно! Не моя группа крови! Это конец!  Отдаленно услышал голос Баринштейна: «Паспорт, паспорт крови и кальций!»
     Он держал мою руку у пульса, который бился довольно ритмично и резонировал в голове.
«Пока живой, - подумал я, - это мой здоровый, испытанный организм борется со смертью».

      Меня отпаивали кальцием и что-то делали с телом.  В голове что-то начало прояснятся.  Леон Абрамович не выпускал мою руку. Я посмотрел на него и увидел его совсем в другом качестве.  Лицо его было жестким, а свободной рукой он жестом что-то сказал сестре.  Мне захотелось с ним пообщаться и что-нибудь сказать.
  И я сказал: «У меня очень плохая группа крови - вторая...»  Леон Абрамович опять стал красивым и добрым.
    «Ничего, ничего, все пройдет, - сказал он, - в этой группе бывают небольшие отклонения, и это вызвало шок».

      Присутствующая здесь Марочка потом вспоминала, что не могла меня узнать. Это был не я. Лицо все было деформировано и смотрело на мир красными пятнами.  Минут через сорок после начала этого представления я почувствовал себя просто великолепно.  Необыкновенный прилив сил.  Отеки и пятна исчезли, я почувствовал зверский аппетит и громко сказал: « Я хочу есть!»  Все ахнули, ибо последнее время после операции у меня была большая слабость, а голос был тихий, тихий, а тут вдруг сильно прозвучал с металлом что всех неожиданно поразил и меня в том числе.

    Но на другой день от моего могучего голоса и зверского аппетита мало что осталось. Но все было правильно по линии медицины и надо было в дальнейшем набирать силы.

         Выйдя из клиники я еще не сразу мог приступить к работе.  Но язвенных болей не было, что давало удивительно хорошее настроение, хотелось жить и работать.
А милые, прекрасные, добрые Баринштейны стали нашими задушевными друзьями.

       Надо полагать, что 4-е сентября состоялся мой третий день рождения. Это был 1943 год. Сентябрь месяц.  В Средней Азии это время изобилия всех даров природы, а природа здесь плодовита необыкновенно.
Сколько всевозможных видов овощей, фруктов и, когда все это выкладывается на базар, то картина получается /как говорил покойный Богатырев/ такая, что не любоваться ею было невозможно.

           А какой виноград, диву даешся как такое может уродиться.  Я года величиной со сливу, удивительно красивого оттенка и уж, конечно, на вкус - мечта!  А вино!  Свежее виноградное вино. Пили мы его через соломинку, не закусывая, получался очень милый результат, от поллитровой баки можно было почувствовать брожение в голове и в прочих местах тела.
Погода!  В это время было тепло, прозрачно, солнечно.  По крышам землянок обильно рассыпались маки. Недостатка зелени в городе не было, а вдоль дороги бульваров под тенистыми деревьями игриво журчали арыки.

       Эта специфическая принадлежность Средней Азии своеобразно украшали город и гармонично сочетались с говором местного населения.  А по дорогам трудились безобидные животные - верблюды и ишаки.
Последние иногда выгледели очень жалобно, когда габариты груза, который возложен на его спину, были втрое больше его самого.  А морда такая добрая, покорная и словно говорила : « Наваливайте...»




        Уважаемые читатели! Пока временно, надеюсь, публикаций мемуаров не будет. Идут поиски продолжения, которые пока недоступны мне. Будем надеятся на положительные результаты поиска.